Прибор

Двое единорогов неспешно шли по длинному белому коридору, поочерёдно заглядывая в большие прозрачные окна лабораторий и кабинетов. На них была чистая и выстиранная форма охранной компании, обслуживающей этот коридор и его окрестности, а сами они шли на пересменку с другой парой сотрудников, точно также некогда сменявших их предшественников.

У некоторых кабинетов охрана была усилена — недаром ведь это один из важнейших научных комплексов страны. Каждый из серьёзно настроенных жеребцов был тяжело вооружён огнестрелом и готов был расчехлить его при первой же необходимости. Всё это были единороги, но не маги, а те, что совершенстве обладают только одним приёмом —  телекинезом. Таким образом учёные разом избавлялись от неуклюжих потуг пегасов и земнопони и одновременно получали, сравнительно, куда более глупых и не лезущих в высшие материи мордоворотов.

Тем временем, парочка уверенно прошла в следующий закрытый блок и приблизилась к сканирующей рамке.

— Встаньте в ряд, проходите медленно и по очереди, — продекламировал заученную фразу дежурный, лениво поправив очки.

— Билл, да ладно, ты же меня знаешь... — ответил на это тот из двоих, что был ближе и моложе, — зачем вся эта рутина? Мы немного спешим. Давай... Давай я тебе сидра принесу вечерком, а? Отдохнёшь тут, расслабишься, а то сидишь кислый...

Дежурный лишь ухмыльнулся и кивнул головой в сторону камеры, зависшей под потолком.

— Прошу вас, по очереди...

Первый из двоих страдальчески закатил глаза и, резко выгнувшись, свернул дежурному шею. Второй же, без всяких угрызений совести, совершенно спокойно прошёл сквозь сканер, который мгновенно среагировал на это своим жутким верещанием. Под потолком зажглась красная лампочка...

— Действуем по плану, — полушёпотом командовал первый, — уведёшь их как можно дальше от девятого корпуса, и там активируешь устройство. После этого попробуй уйти. А главное помни — всё, что мы делаем, мы делаем во славу Королевы!

Второй кивнул и выразил на чужом лице чувство невероятного патриотизма. А потом выхватил из кобуры мёртвого дежурного револьвер и ловко прострелил камеру.

Первый одобрительно хмыкнул и не тратя времени даром начал откручивать гайки вентиляционного люка, который, как было видно из плана, открывал проход прямо к помещениям восьмого корпуса, откуда и до "прибора" недалеко.

Так, один из агентов скрылся за углом, а другой, преисполненный энтузиазма, пополз покорять воздухоплавательные пути.

Неуклюжее тело мешало последнему быстро и бесшумно продвигаться вперёд, а потому он принял свою изначальную форму. Чейнджлинга, как иначе. Наполовину пони, наполовину жутковатое насекомое, которое без колебаний пожертвует собой во имя Королевы. Никто не запомнит его имени. Всего двое суток назад он был создан исключительно для этой операции и умрёт ради достижения цели... Он не ведал, зачем прибор нужен Королеве, не знал, на кой он учёным... Единственное, что ему удалось услышать от товарища, с которым он был знаком лишь в течение того времени, когда они добирались до комплекса, так это то, что сие устройство способно серьёзно ослабить магическую защиту Улья. И тогда... Тогда эквестрийские принцессы смогут одним чихом уничтожить весь их народ.

Но сейчас смысл операции для него не имел ровным счётом никакого значения. Оное имело лишь одна вещь на всей планете — его цель.

В коридоре восьмого корпуса, как и ожидалось, было пусто. Потому что восьмой корпус — это полу-жилые помещения, где в нерабочее время располагается оперативная группа реагирования на чрезвычайные ситуации. “Надеюсь, товарищ не подведёт”, — подумал перевёртыш и вновь принял форму эквестрийского жеребца, на этот его выбрав образ ремонтника вентиляционных шахт.

Он вылез, встал в полный рост и начал отсчитывать про себя секунды. Тяжёлую дверь, ведущую в девятый корпус, невозможно было открыть какой бы то ни было магией — она полностью зависела от электроники. В этом-то и была её проблема.

Острый слух перевёртыша уловил еле ощутимый треск. И спустя мгновение, свет во всём здании единовременно погас...

"Инженерам понадобится примерно четверть минуты, чтобы добраться до резервного генератора", — вычислял агент, наблюдая, как открывается бронированная дверь. Стоило только в ней образоваться такой щели, в которую он мог протиснуться, чейнджлинг со всей возможной для облика монтёра прытью бросился по выученному наизусть маршруту, ориентируясь в полной темноте.

Девятый корпус, по сути своей, был наполнен всего парой или тройкой кабинетов, самым важным из которых был E-4. Сотрудников, как и охраны в этом корпусе в спокойной обстановке обычно бывало совсем немного, а потому любое лишнее лицо здесь тут же вызвало бы подозрения. Но теперь, когда все двери открыты, дабы в случае чего не запереть самых важных учёных в металлических гробах, а все глаза слепы, одному лишнему всё же удалось пробраться к научной святыне...

А вот и он, так называемый "прибор". По правде говоря, впечатление он производил совсем не такое грозное, каким его описывали, особенно без своего знаменитого энергетического барьера. Всего лишь микросхема, которая способна изменить судьбу целой расы.

Перевёртыш стремительно подскочил к устройству и мгновенно трансгрессировал его в Улей. Под потолком замигали тусклые лампы.

Теперь оставался лишь последний пункт плана. Агент как можно точнее вспомнил форму прибора и... Превратился в него. А спустя пару секунд его окружило защитное поле.

Некоторые перевёртыши и вправду умеют превращаться в камни или кусты для маскировки, но лишь специально обученные из них могли метаморфировать во что-то более сложное. Вся суть нынешнего превращения заключалась в отвлечении самого сильного мага этого центра, учёного, который и придумал всю эту кашу с прибором. Отвлечение должно было длиться всего несколько секунд, пока тот не решит проверить целостность устройства. Тем самым чейнджлинг даст время исчезнуть трансгрессионному каналу, который опытный маг может легко развеять. Оставалось лишь надеяться, что всё это было не напрасно...

И тут в кабинет вошла она...

---

Утро начиналось скверно.

Сначала какой-то из двух соседей-идиотов (или, чего пуще, охранник) принёс ей под дверь букетик фиалок. Теперь вот эта тревога... В общем, тихий ужас.

С момента начала войны тревоги стали делом привычным и регулярным. Система вылавливала как настоящих нарушителей, так и просто в меру подозрительных типов, а в последствии отдавала их сразу в копыта нервных полицаев с маленькой зарплатой. Вот и сегодня не обошлось без цирка.

Синди Глориос, следуя величественному зову фамилии, работала на высокой должности всего пару лет, но уже считалась самым передовым и новаторским учёным во всей Эквестрии. С одной стороны это придавало ей гордости, с другой — доставляло море проблем. Её перевозили в бронированных каретах, к ней не подпускали никого, кроме парочки бессменных охранников и коллег, еженедельно проходивших личностные тесты. Однажды ей на голову чуть не нацепили шлем, защищающий от чтения мыслей!

Всё это продолжалось уже три месяца, а то есть на протяжении всего того времени, которое она работала над прибором. За сей срок она ни разу не виделась ни с родителями, ни с друзьями, ни вообще с кем бы то ни было из старой жизни. Конечно же, как только она закончит проект, как ей обещали, её тут же выпустят на волю, но Синди отчего-то в это слабо верилось.

Тревога застигла кобылку в личной уборной, где она, прячась от камер,переодевалась в рабочий халат. А потом выключился свет. На секунду миссис Глориос даже стало страшно, потому что кто знает эти электрические двери — вот возьмёт щеколда и захлопнется, и как она тогда выйдет из ванной комнаты? Но всё обошлось, ибо двери, напротив её предположения, разом открылись.

Свет включился уже через несколько секунд, и Синди с придуманным на ходу боевым кличем ворвалась к прибору. На первый взгляд, ничего не изменилось. Поле работало в штатном режиме, а микросхема лежала ровно под тем же углом, под каким её оставила кобылка...

Учёная пони телекинезом прошлась по клавишам и кнопкам, активируя механические клешни, на расстоянии взаимодействовавшие с прибором. Перестраховка не помешает, подумала она, и решила пропаять сочленения.

И тут до неё донёсся истошный крик... Который продолжался вплоть до того, пока она не отвела клешню от прибора.

— Ч... Что за... — только и сумела выговорить Синди, пятясь от приборной панели.

— Тише, успокойся... — послышался взволнованный голос, — я сам не понимаю, что происходит...

И тут до кобылки дошло. С ней разговаривал Прибор. Да-да, голос доносился именно от него... Наверное, она сошла с ума. Да, именно, это всё беспрерывная работа. И здешняя еда, несомненно. Как вообще можно есть пищу из тюбиков, словно бы зубную пасту?

— Кажется... Я... Что я?..

Синди на дрожащих копытах подошла вплотную к энергетическому полю.

— Я... Я не знаю... — запинаясь после каждого слова, бормотала она, — Ты прибор... Или...

— Это я и так понял. Кто подарил мне жизнь? Ты мой создатель?... — голос устройства звучал гораздо увереннее её собственного.

— Да... да...

Синди стремительно выбежала из кабинета и теперь уже без помощи предполагаемого электричества заперлась в ванной.

"Я должна всё рассказать... Что я сотворила? Что пошло не так? Что со мной будет?..", мысли единорожки метались в её мозгу словно мухи в банке, а вслед за ними носилась по уборной и она сама. Взгляд её остановился на зеркале — кажется, она забыла причесаться. Кобылка выкрутила холодный вентиль на полную и подставила голову под струю. Ледяная волна лавиной окатила её сознание, и она вновь посмотрела на себя — мокрая, со свисающей по мордашке салатовой гривой, глупая и растерянная кобылка. Что она забыла среди высших умов Эквестрии?

Наспех утеревшись полотенцем и оставляя на полу крупные водяные брызги, Синди вновь вышла навстречу Прибору.

"Пусть всё это будет лишь моё воспалённое воображение, пусть это будет всего лишь сон...", — умоляла она провидение.

— Кхм... Привет. Меня зовут Синди, и я твой создатель! — как можно увереннее сказала она.

— Привет, Синди! — донеслось из-за барьера.

---

— Обо мне? — кобылка нервно усмехнулась, — да чего там рассказывать...

— Ну, ты первый живой организм, который я встретил, когда проснулся. Тем более, ты мой создатель. Я думаю, ты преуменьшаешь свои заслуги. Что ты за существо, Синди?

— Я?.. — единорожка впервые задумалась об этом, — я, как бы это сказать... Я пони, вот! Копыта, рог и голова... А ещё учёный и... Твой создатель, да.

Повисла неловкая пауза.

— А что было до этого? До того, как ты попала сюда? — голос Прибора казался мягким и успокаивающим, словно бы она говорила с настоящим живым собеседником, а не с микросхемой, — вы, пони, вы ведь рождаетесь, а не просыпаетесь? Вы растёте, взрослеете...

— А, ты об этом... — Синди немного смутилась, — это... Это довольно долгая и, пожалуй, не слишком приятная история.

— У нас есть время.

— Да, я думаю... — кобылка тяжело вздохнула, и, обратив взгляд на белый матовый потолок, начала свой рассказ, — я родилась в Кантерлоте, в семье известного предпринимателя Рональда Глориоса, который с завидной регулярностью занимался меценатством в область науки. К нам частенько заходили передовые умы того времени, в том числе и сама ученица Селестии, Твайлайт Спаркл. Тогда у меня и возник интерес... К подобному, — Синди обвела копытом кабинет, — училась я неплохо, даже с усердием, пару раз побеждала во всеэквестрийских олимпиадах по математике и физике, а потому поступление в престижный кантерлотский университет не стало для меня какой-то проблемой. Там я и встретила Эдди...

— И кто же такой этот Эдди? — поинтересовался Прибор.

— Эдди... Это мой покойный муж, — сердце у кобылки вновь сжалось, как и тогда, на кладбище, — светлейший ум последних лет и просто замечательный по своей натуре пони. Может, не писаный красавец, но несомненный гений. Эдди приехал из провинции и жил в общежитии, постоянно над чем-то работая и частенько пугая соседей яркими вспышками. Его первое изобретение, магический фейерверк — на деле, совсем бесполезная вещь, ведь уже давно придуманы обычные, пороховые, но какие же он выделывал пируэты! Ни одно пиротехническое шоу на такое не способно. Предподаватели не видели в своём студенте особого потенциала, может быть потому, что Эдди не доплачивал им сверх зарплаты, но я верила, что и для него однажды настанет такой же день, который чуть позже наступил для меня... — Синди потрогала роговое кольцо, так и не снятое ею после свадьбы. — Мы поженились через месяц после нашего знакомства, благо, отец сказал, что у меня есть право коверкать мою жизнь так, как мне вздумается. Не то чтобы Эдди был большим романтиком, скорее даже наоборот — в нём хватало прагматизма и рассчётливости, но мои ухаживания за ним будто бы изменили его. Он сразу ответил мне взаимностью, словно... Словно мы были уже давно знакомы.

Учёная замолчала. В кабинете стояла гробовая тишина — лишь гудели приборы и лампы под потолком. С кем же она разговаривает?

— А как он умер? Прости за вопрос...

Точно. Она разговаривает с говорящей микросхемой.

— Есть такая болезнь, называется она магической недостаточностью. Это очень редкая штука, как-то там связанная с наследственностью и генами... По сути своей, не лечится, но и не смертельна при соблюдении особых правил. Другой вопрос, что если вовремя её не обнаружить, всё будет так... Так, как случилось с Эдди. О болезни я узнала уже после его смерти. В наш медовый месяц он решил устроить мне самое красивое шоу из фейерверков, которое я когда-либо видела. И оно было просто невероятным, пока он не схватился за голову и не упал замертво. Произошло кровоизлияние в мозг, врачи не успели ничего сделать.

Вновь повисла немая пауза.

— Это печально. Ты, может, думаешь, что я не искренен, но может ли машина лгать? Меня этому не учили...

— Спасибо. Правда. Я давно об этом ни с кем не разговаривала...

Синди взглянула на часы — те показывали полдень.

— Значит, магическая недостаточность смертельна при колдовских перегрузках?

— Да, что-то вроде того... — Синди перевела взор на стоящий в вазе синий букетик, — я приходила к нему на могилу каждый день, как только выдавалась свободная минута и поливала фиалки, посаженные по моей же просьбе. Мои любимые цветы... Какой же моральный урод тот, кто принёс мне это оскорбление! — она резко встала и выкинула цветы в урну для органики, — но, как видишь, его смерть не заставила меня наложить на себя копыта, или, чего хуже, бросить научную работу. Только ею одной я и спасалась. А потом началась война с перевёртышами, совершившими сразу несколько попыток государственного переворота из разных частей Эквестрии... Тут-то мой проект магического блокиратора — предназначенный для того, чтобы больные недостаточностью полностью были обезопашены от волшебства, даже во сне — и пригодился. И вот я здесь, переделываю чертежи и потихоньку создаю... Тебя. Ты был уже почти готов, но теперь... Если честно, я понятия не имею, что делать.

— Делай, что хочешь, только пожалуйста, не используй больше паяльник...

Синди усмехнулась.

— Так ты и правда испытываешь физическую боль?

В дверь постучали.

— Секундочку...

На пороге стоял Освальд, её коллега, с бутылкой шампанского и... Новым букетом фиалок.

---

Наверное, Освальд всего лишь решил подбодрить её в разгар рабочего дня. Зная, что в её спальне нет камер, ага. Нет, он бывает милым, да и глупым его не назовёшь...  С ним приятно работать, если не учитывать его постоянных неуклюжих домогательств. Видимо, вычитал из её биографии о фиалках и будет теперь терроризировать. Он не виноват, конечно. Она никогда не рассказывала никому о своих душевных переживаниях. Откуда он мог знать?

Но вслух Синди сказала другое.

— Освальд, ты придурок?

— Я... Я....А что не так-то? — растерянно замешкался опрятно одетый гость. Кобылке, кажется, даже стало жалко его. Она пригладила взъерошенную с утра гриву.

— Ладно, входи...

Освальд на слегка дрожащих копытах медленно зашёл в комнату.

— Присаживайся, — единорожка пододвинула для него пуфик, а сама уселась на диван.

Вскоре на стеклянном журнальном столике кроме лёгкого алкоголя оказались ещё и виноград с пирожными. "Да он не слабо подготовился..." — промелькнула мысль в голове у учёной.

— Так вот, я это... — начал свой несомненно одиозный монолог жеребец, — слыхала, что Селестия хочет спалить Улей при помощи самой силы Солнца? Вот это масштаб, правда?!

Хорошо, эта часть его выступления выглядит заметно менее спланированной, нежели первая. Но удивило Синди другое — при словосочетании "спалить Улей" Прибор кажется... Вздрогнул?

— Да уж, представляю, — стараясь выглядеть заинтересованной, ответила кобылка.

Этот жеребец на пять лет моложе её, а ей уже двадцать семь. И что ему в ней приглянулось? Может, неухоженная причёска? Или шерсть цвета дневной серости? Может, пропитанный ненавистью к окружающим взгляд? Хотя, это уже перебор, пожалуй.

— Ты кушай, если хочешь... Он мытый, — указывая на виноград, предложил Освальд, — но если не хочешь, можешь не...

Синди, не без удовольствия чувствуя себя настоящей стервой, издевающейся над школьником, медленно притянула ко рту виноградину и надкусила её. Сладковатый сок потёк по её губам. Надо же, без косточек...

— Послушай, Освальд... — кобылка пронаблюдала весь процесс внутреннего напряжения собеседника, — скажи мне, чего ты хочешь от жизни?

— Чего я хочу? — Освальд явно не ожидал такого вопроса, — ну, это же центр инновационных технологий! Я хочу создать что-нибудь такое, что перевернуло бы весь научный мир Эквестрии! Чтобы оно попало в каждый дом, стало не прихотью богачей, а массовым товаром. Чтобы это было нужно всем без исключения... Например, ну не знаю... Машину, делающую пони бессмертными!

— Хорошо, — Синди кивнула, — а что ты сделаешь, если однажды твоя машина... Хм... Заговорит с тобой? И приятным голосом предложит, допустим, выпить чаю?

Освальд пару секунд усердно искал в глазах возлюбленной насмешливые нотки, но, так и не найдя их, нервно засмеялся сам:

— Ха-ха, хорошая шутка... Ну, я, наверное, пойду к своему психиатру...

Учёная съела ещё одну виноградину.

— И правильно сделаешь. Мне, пожалуй, тоже стоит...

Освальд, кажется, совсем растерялся. Настолько, что даже вскочил с пуфа.

— Ты, наверное, сегодня не в настроении...

— Наверное... — неопределенно ответила единорожка.

— Я тогда попозже зайду...

— Зайди...

Дверь захлопнулась и в комнате вновь осталась лишь тишина. Синди медленно встала и подняла упавшие на пол фиалки, принесённые Освальдом. Те были жухловаты, и на стерильный линолеум упала пара голубых лепестков.

— А он забавный... — сказал Прибор.

— Ты тоже... — ответила ему кобылка.

---

Синди вновь отхлебнула шампанское прямо из бутылки. Сначала она просто подумала, что стаканчик при сегодняшней обстановке ей точно не помешает, но потом не нашла его и решила не заморачиваться.

— Нет, так нельзя... — говорила она, облокотившись на дверной косяк, — я должна рассказать о тебе. Я же не могу бесконечно скрывать тебя от мира? Может ты, хм, как же это там называлось... Искусственный интеллект, точно.

— Синди, для них я лишь прибор. Прибор с маленькой буквы. Они начнут ковыряться во мне, искать неисправности... А ты не представляешь, как это больно. Не знаю, вообрази, что кто-то ножом ковыряется у тебя во внутренностях, чтобы понять то, чего не понимает, а ты всё это видишь и, что самое страшное, ощущаешь...

— У медиков это называется операцией с местным наркозом, — единорожка вновь приложилась к бутылке и закусила пирожным, — и... И что же ты предлагаешь? Сидеть с тобой тут до скончания времён? Рано или поздно парни, что следят за камерами, подумают, что я слишком сильно отлыниваю от работы.

— Тогда ты должна... Вынести меня отсюда! Всего лишь отнеси меня на улицу и я, уверяю тебя, буду непомерно благодарен.

— Ты рехнулся, — учёная и сама уже подумывала о таком варианте, — всюду камеры, всюду охрана. Да что уж там, стоит только выключиться твоему защитному полю, как здесь с практически стопроцентной вероятностью тут же появится целый взвод...

— Но ты же единорог! Единороги — маги и колдуны, они знают невероятные заклинания! Как какая-то техника может противостоять столь вездесущий материи, как магия?

— Про колдунов ты конечно загнул... — кобылка поставила бутылку на пол и прошлась по кабинету. — Да и магом меня можно назвать только с натяжкой. Телекинез да телепортация — вот весь мой арсенал — а второе из двух моих умений вовсе нельзя использовать в этой комнате. Для телепорта живого объекта придётся отойти отсюда метров на пятьдесят, а неживые, уж прости, если оскорбляю, трансгрессировать я не умею... Да и не хочу.

— В смысле? — в голосе Прибора послышалась новая эмоция — замешательство, — но только так я смогу...

— Понимаешь ли, я тут уже три месяца, и все мои разговоры с кем бы то ни было сводились к двум с половиной рабочим фразам, наполненным рутиной и повседневностью. Сегодняшний случай с Освальдом скорее исключение, чем правило. Ты первый, кто в этом диксордовом инновационном центре поинтересовался моими чувствами, моим прошлым... Всем остальным либо уже всё известно, либо... Не нужно? Как можно тесно сотрудничать с пони, о котором совсем ничего не знаешь? Но ты, собственно, и не пони. Ты Дискорд знает что... И мне это нравится!

Кажется, Прибору понадобилось время на обработку этой информации. Синди подняла с пола бутылку и прильнула к горлышку, но в рот ей попали лишь одинокие капли.

— Слушай, Синди... — голос вновь звучал взволнованно, как и в самый первый раз, — ты мне правда нравишься, как собеседник, как друг, даже как мой создатель, но, если то, что ты сказала о камерах не преувеличение, мне на самом деле нельзя тут оставаться. Может, это плохой пример, но подумай, если бы у тебя были дети, ты бы стала удерживать их взаперти?

— Мы с Эдди подумывали завести этих мелких вредителей. Представь, какие бы получились наследники, соединись в них два величайших ума современности! Что бы там не говорил Эдди, я бы оставила им свою фамилию, а будь ты моим первенцем, назвала бы тебя, ну, не знаю... Деусом. Деус Глориос, как звучит, не правда ли? Пафосно, конечно, и глупо, но Эдди наверняка придумал бы что-нибудь получше. Эдди гений. Эдди и Синди...

— Я, возможно, говорю банальности, но ты сейчас живёшь только собственным прошлым, — Прибор звучал почти совсем как настоящий пони — ещё бы капельку драматизма, и было бы идеально, — ты всё время в себе, ты говоришь, что тобой никто не интересуется, но оглянись — ты просто не слушаешь их! Тебе не интересны их волнения по твоему поводу, а они волнуются, уж поверь. Освальд — лишь вершина айсберга. Я уверен, ты точно также не замечаешь ничего вокруг себя! Даже со мной ты беседуешь лишь потому, что я больше слушаю, чем говорю о чём-либо... Это не ты им не интересна, а они не интересны тебе!..

Бутылка от шампанского, всё это время леветировавшая в неровном телекинезе единорожки, с грохотом разбилась об линолеум. Теперь он уже не такой стерильный...

— Х-хорошо, — громко икнув, ответила Синди. Только теперь она заметила, насколько нетвёрдо стоит на ногах — кажется, она ни разу в жизни не принимала столько алкоголя за один присест, даже на свадьбе. — Хорошо, я освобожу тебя. Только скажи мне — как? Ты, мастер дедукции и психоанализа... Как мне выпустить тебя из бронированной "тюрьмы" с кучей охранников?

— Пару минут назад, я бы сказал, что не знаю, но теперь у меня есть одна мысль... Ты говорила, что на этот центр часто нападают чейнджлинги, в охоте за мной?

— Кажется, говорила... — неуверенно пробормотала Синди. В голове её вместе смешались алкоголь и мысли о собственной никчёмности.

— Так вот, нам надо всего лишь дождаться того момента, когда они вновь придут и... Не сопротивляться. Я так понимаю, Улей довольно далеко отсюда? Если это так, то я в любом случае попаду на свежий воздух... И там я стану свободен!

Кобылка, не сильно вдумываясь в его слова и концентрируясь лишь на оборотах "дождаться" и "не сопротивляться", решительно кивнула.

— Замечательно. Вот так мы и сделаем... Но для начала!..

Синди резко развернулась на сто восемьдесят градусов и зашагала в уборную. Ей казалось, что с того момента, как она впервые познакомилась с Прибором, прошло просто невероятное количество времени, хотя часы показывали всего лишь полпятого. Она всё ждала, что вот-вот к ней вломится охрана с автоматами наперевес и спросит... Как дела? Не хочешь ли выпить с нами чаю, Синди?

Воспользовавшись уборной по назначению, учёная, кажется, почувствовала себя лучше. Она смотрела в зеркало и понимала — в чём-то эта железяка права. Не во всём, конечно, но... К ней и вправду приходили коллеги, и не раз... Но она словно бы не замечала их попыток подружиться. Или воспринимала их как издёвку... Пони, в конце концов, вообще довольно дружелюбные существа. А она с ними так поступает...

На краю раковины лежала расчёска. Синди медленно подняла её и стала прореживать совсем уже пришедшую в негодность гриву. Казалось, с каждой новой прядью, её мысли всё более и более собирались в кучку.

И тут вновь, уже во второй раз за день, погас свет. Единорожка, вспоминая на ходу осветительное заклинание, медленно и бесшумно вышла из ванной комнаты.

Со стороны кабинета слышались недвусмысленные шорохи.

Почему-то кобылке показалось, что где-то неподалёку открыт неумелый трансгрессионный канал. Она не очень хорошо разбиралась в этой области знаний, но подобная магия сильно отличалась от любой другой, словно бы обладая собственным… Запахом?

Говорят, опытные маги могут одним движением копыта рассеивать трансгрессию. Жаль что она не один из них...

"Нам надо всего лишь дождаться того момента, когда они вновь придут и... Не сопротивляться..."

Нет... Нет, она не могла просто сидеть и ждать, пока её лишают работы, не могла ждать, пока у неё забирают её единственного друга... Синди схватила отвёртку.

В кабинете никого не было, но на полу, повсюду, и в комнате, и в рабочем помещении были разбросаны взявшиеся из ниоткуда лепестки фиалок. Барьер был выключен, из коридора слышалась завывшающая сирена....

— Нет, они не заберут тебя... Никто не заберёт у меня моего Эдди... — бормотала Синди словно в некоем помешательстве. Да, да, она была уверена. И голос, и тембр Прибора, всё принадлежало ему. Кто же тогда мог разбросать по полу все эти цветы, если не он?

Отвёртка с характерным скрипом врезалась в микросхему. Та, загоревшись зелёным пламенем, превратилась в статного перевёртыша.

Если их вообще можно было называть статными...

---

И тут в кабинет вошла она...

По правде говоря, агент совсем не ожидал, что он погибнет вот так вот сразу. Он думал, что сначала его разоблачат, а потом отдадут под суд и там будут долго пытать, пока он в сотый раз не скажет им, что ничего не знает. А потом он умрёт, как герой, не сдавший секретов своей Родины поганым эквестрийцам.

Но, на самом деле, получить удар отвёрткой в бок — тоже неплохая смерть. Немного грязная и глупая, но даже брутальная, если можно так выразиться. Потом он обязательно расскажет об этом своим новым друзьям, которых несомненно заведёт в своей следующей жизни...

Но он почему-то не умер. Нет, конечно ему было невообразимо больно, но он был явно всё ещё жив и лишь обратился в свою изначальную форму. Кажется, теперь в его изменчивом туловище будет на одну дырку больше.

Единорожка с отвёрткой в телекинетическом захвате была, по видимому, невероятно удивлена его появлению. Оно и немудрено, любая кобылка застыла бы в благоговении перед таким-то "жеребцом"...

— Так всё это время... Я разговаривала с вами?.. — вырвалось из уст учёной, которой пару секунд назад так опасался чейнджлинг. Кажется, она была не в себе, ибо агент совершенно не понимал, о чём она говорит.

В комнату ворвались двое охранников с автоматами и, увидев перевёртыша на месте их ненаглядного прибора, тут же нацелились на него своими дулами. И когда агент уже приготовился окончательно отправиться в мир иной, случилось невероятное — учёная с остекленевшими глазами прокричала что-то про некоего Эдди и, перевернув автоматы, расстреляла охранников в упор. А потом она вышла из кабинета...

Со стороны коридора слышались восклицания в духе: "Скорее, там стрельба!" или “Тревога, ЧП в девятом корпусе!”. Кто-то выбежал вслед за учёной и, крикнув "Синди, стой, это же я, Освальд!..", получил пулю в лоб. Перевёртыш осторожно выглянул из проёма и, стараясь не демонстрировать себя слишком обильно, увидел, как кобылка одной силой мысли сносит противомагическую дверь...

Кажется, она и вправду очень сильный маг...

Более испытывать судьбу чейнджлинг не стал и, убедившись, что путь свободен, со всех ног бросился к вентиляции. Другой возможности сбежать у него скорее всего не появится, а потому он был стремителен как никогда прежде...

Вот он снова в шестом корпусе, где всё и началось. Коридоры были пусты, если не считать трупа дежурного, а лампочки до сих пор не работали на полную мощность. Со стороны шахты послышался взрыв...

Решительно перебирая копытами, агент направлялся к первым корпусам, где хотя бы были окна. Выбираться через главный или другие выходы — не вариант, охрана наверняка сейчас хватает всех уносящих ноги.

Спускаясь по ступенькам, чейнджлинг обнаружил небольшое устройство, выключившее свет в научном центре, а рядом — след от перетаскиваемого тела. Сунув аппарат в одно из многочисленных отверстий в копытах, агент продолжил свой путь.

До слуха его вновь донеслись автоматные очереди.

Он, по правде говоря, был здесь уже не в первый раз. Они проникали сюда ещё утром, чтобы проверить ЭМИ-устройство в дальних корпусах, тем самым заставляя руководство усилить в них охрану, и, заодно, чтобы лично свериться с планом помещений. Особой опасности в таком манёвре не предвиделось, ибо он не ставил своей задачей выключить подпитываемое сразу несколькими генераторами защитное поле прибора, а следовательно не должен был спровоцировать местных мордоворотов… Теперь же гость возвращался именно этим путём, более мирским и менее инновационным.

Вдалеке показалось окно. Самое обычное, ведущее во внутренний двор — без решётки, легко открывающееся изнутри. Какая беспечность... Нельзя всегда надеяться только на свои технологии.

Распахнув прозрачные створки, перевёртыш сконцентрировался и обратился в птицу. Животные — самая сложная форма метаморфозы, ибо она требует полного освоения нового тела и некоторых тренировок. Поэтому находится в таком виде долго — сущее мучение. Не пролетев и пяти минут, чейнджлинг приземлился в диком цветущем поле. Вокруг него благоухали травы, мягко светило закатное солнце... Комплекс, дымящийся и неустойчивый, остался позади, в нескольких сотнях метров. Слева шумел лес, справа бурлила река... Если за ним кто-то погонится, он легко убежит от них и смешается с флорой...

Лужайку позади него озарила телепортационная вспышка. Чейнджлинг сразу понял, кто это был...

Синди леветировала вокруг себя всё те же два огнестрела, но сама она изменилась до неузнаваемости. Шерсть её была в крови, а лицо заслуживало роли в фильме ужасов... Из глаз кобылки текли слёзы.

— Пожалуйста, скажите мне... — тихим и сломленным голосом попросила она, — скажите, что это вы разговаривали со мной. Скажите, что я не сумасшедшая...

И тут он всё понял.

“Так всё это время... Я разговаривала с вами?..”

Она беседовала с кем-то ещё до того, как он пришёл в её кабинет… Она искренне считала, что разговаривает именно с чейнджлингом, обратившимся в прибор, но...

— Нет. Это был не я, — стараясь чеканить слова, проговорил перевёртыш.

Салатовую гриву Синди колыхал сильный предгрозовой ветер. Она направила автомат на собеседника.

— Скажите, что это были вы.

— Но...

— Скажите!..

Глаза её застыли в безмолвной мольбе. Перевёртыш ощутил странное чувство, подступающее к его пересохшему горлу.

— Хорошо... Это был я. Прости, что обманывал тебя...

Магические силы оставили единорожку, и единственное, на что она оказалась способна — это упасть в объятия малознакомого врага её народа. Да, его голос совсем не походил на тот, что звучал у неё в ушах, да, скорее всего пару секунд спустя она проснётся в собственной постели и забудет это как страшный сон, но...

Её шея хрустнула, и она, влекомая резким движением головы, упала навзничь. Перевёртыш смотрел на дело собственных копыт, и пытался понять, изменилось ли что-нибудь у него в душе? Он, без единого зазрения совести убил кобылку, просившую у него помощи, точно так же, как перед этим расправился с обычным дежурным, охранявшим собственный пост. Агент снова прислушался к себе...

Кажется, ничего.

Хотя, кто знает, о чём думал этот чейнджлинг на самом деле. В конце концов, свою миссию, то, для чего его создали — он выполнил, и даже перевыполнил. Он герой, спасший сотни тысяч жизней своих собратьев.

А ещё он спас одну невзрачную на вид учёную. От самой себя.

Теперь она лежит на земле. Её греет солнце, омывают дожди... Вокруг неё растут фиалки.

Её любимые цветы...