Фоновая Пони

XIII — Проще, чем чувствовать

Дорогой дневник,

Сколь самоотверженной может быть пони, прежде чем эта самоотверженность станет чем-то противоположным? Всегда ли мы можем считаться благородными существами, когда жертвуем всем в нашей жизни ради идеи, проклятыми будучи или непроклятыми? Мы на этой земле ограниченное время. Не задолжали ли мы самим себе немного уступок? Например, позволить себе удовольствие, чтобы лучше ценить и понимать боль?

Всю свою жизнь я подходила ко всему с философской точки зрения. Это невозможно отрицать. Иногда я даже теряю себя в спиральных узорах аналитической и самонадеянной мысли. Тем не менее, иногда приходит время, когда философия служит более не средством, но скорее костылем.

Возможно ли такое, что я использовала философию лишь в качестве способа удалиться от тех вещей, что поистине ранят, что заполняют меня ужасом, что напоминают мне о том, сколь же чудовищно я одинока? В конце концов, есть куда более надежные пути исцеления от этих недугов, что заходят куда дальше ловкости заученных слов.

Полагаю, у меня всегда была музыка, к которой я в любой момент могла обратиться за утешением. Где слова подводят меня, музыка подхватывает оброненное. Она дает нечто мне, что философия дать не в состоянии, и за это я благодарна музыке еще больше.

Она дает мне право чувствовать.

Коридоры льда. Ряды пони маршируют скорбно. Дрожащие глаза васильков голубы. Сегодня служба. Всегда служба. Слезы, и поэзия, и буквы неполучены. Звонящий колокол. Город, покрытый изморозью. Это не ее война, но они сажают цветы в ее тени. Я не вижу ничего, кроме шипов. Меж пробелов неспетых стихов звучат крики. Где-то я слышу, как ты плачешь. Я должен тебя отыскать. Я люблю тебя. Я обожаю тебя. Она обожает своего возлюбленного. Она обожает своего возлюбленного. Она обожает своего возлюбленного.

Куда я ни повернусь, война впивается в меня. Я скольжу под нею, как поток замерзающей гальки. Я должен играть музыку там, где никто меня не услышит, даже она. Черный металл грызет мою кожу. Струны не порвутся. Копыта кровоточат. Рог перестал резонировать уже часы тому назад. Каждый раз, когда я пробиваю барьеры магии, я вижу ее глаза. Она догоняет меня. Я должен найти тебя первым. Я должен найти тебя прежде, чем отыщет она. Может, я смогу отвлечь ее. Может, если я найду ее возлюбленного. Может, если я проведу переговоры с разрушителем миров. Может, он сможет помочь мне с элегией Запустения. Может, к тому времени мой рог будет вновь работать на меня. Потому что я боюсь, что он работает на нее.

Лед повсюду. Я теряю волосы. Серый след тянется за мной. Старый жеребец глядит на меня из воды пруда. Стану ли я им? Я всегда ненавидел свет, и даже сейчас он предает меня, запутывает меня. Может, если я закрою глаза, ты будешь там. Я смогу прижаться к твоему боку и целовать твои уши так же, как ты любила играть моими. Я хочу, чтобы ты услышала эту симфонию, когда она будет закончена. Я обнаружу ее, когда я обнаружу тебя. Вместе мы обратим Ноктюрн в нечто прекрасное. Мы вновь найдем нашу красоту. Она не сможет, но сможем мы. Ибо ты — моя возлюбленная, и я никогда не покину тебя, как она покинула своего.

Больше шипов. Струны не могут сквозь них проломиться. Стражи кричат на меня. Что-то про «Солнечную Защиту». Все, что ярко и восхитительно в этом мире, — мертво. Все тьма, кроме кратких всплесков огня. Борьба сестер. Падающие звезды. Они уничтожат звезды своей праведной яростью. Поднимется ли она в их отсутствии и заполнит ли ночь цепями? Я должен это остановить. Я должен принести рассвет, прежде чем опустится ночь. Парадокс — есть ответ, есть песня. Струны не порвутся. Кровь на моих копытах. Я люблю тебя. Подожди меня еще немного. Не слушай ее. Она обожает своего возлюбленного. Она изгнала своего возлюбленного. Она обожает своего возлюбленного. Она изгнала своего возлюбленного. Она обожает своего возлюбленного. Она изгнала своего возлюбленного...

Я ничего не могла с собой поделать: я прекратила чтение. Глубоко вздохнув, я уселась посреди койки под мягкими лучами вечернего солнца, затекающими сквозь окна хижины. Я пробежалась копытом по зажмуренным глазам, растирая их. Такие объемы голубого текста буквально обжигали.

В предыдущий раз моей целеустремленности хватило едва ли на час чтения. Чем дальше я углублялась в бредовые тексты доктора Кометхуфа, тем сложнее каждый раз становилось сосредотачиваться на магически сияющем материале. И определенно не несло облегчения то, что следующие четыре страницы подряд состояли из беспорядочно нацарапанных фраз «Она обожает своего возлюбленного. Она изгнала своего возлюбленного» снова и снова. Тем не менее, между ними были вплетены небольшие детали: буква, замененная другой в одном месте, слово, перевернутое вверх ногами, в другом. Закономерность была бессмысленна, но это была закономерность все равно и потому требовала к себе моего пристального внимания. Более трех четвертей записей Кометхуфа были заполнены бессмысленным нагромождением слов наподобие этого, и содержимое только становилось все более неразборчивым по мере того, как тянулся голубой текст от страницы к странице. Я безо всяких сомнений чувствовала, что это мой долг — преодолевать абсурдные бездны этого бреда, ибо с чем же еще мне оставалось работать?

Я отчаянно жаждала узнать, что же за истину мог постичь Кометхуф в своих маниакальных исканиях. Но как бы тщательно я ни вчитывалась в этот циклический текст, я не могла отыскать ни единого слова из числа тех, что так неистово искала. Ни разу я не увидела упоминания «параспрайтов». Я прочитала каждое слово, что сияло передо мной неземной магентой. По мере того, как цвета угасали, я исполняла Реквием снова и снова, чтобы поддерживать сосредоточение. Каждый раз, когда запретный цвет появлялся передо мной, он оставался только лишь отсылкой к одной из четырех вещей: к ней, к написанию Ноктюрна, к Царству Неспетых или ко взрыву, который должен был предположительно произойти в комнате встреч Селестии сразу после прихода к власти Найтмэр Мун.

Мне нравится считать, что обратиться к записям Кометхуфа было моей совершенно естественной реакцией. Его тексты были, в конце концов, моей метафорической библией неспетых. Благодаря его записям я узнала о «Ноктюрне Небесных Твердей». Я узнала о двух последних элегиях… ну, я узнала всяко больше, чем могла бы когда-либо отыскать сама. Я также узнала судьбу Вестника Ночи: он был при докторе Кометхуфе до последнего его дня. Но что случилось с ним после того, как Кометхуф оказался потерян для проклятья времени и забвения?

Я не была уверена, что чтение и перечитывание текста Кометхуфа, вне зависимости от того, сколь тщательна и прилежна моя работа, подарит мне истину касательно судьбы Вестника Ночи. Я всего лишь одна-единственная пони и едва ли являюсь экспертом в расшифровке безумно запутанного и таинственного словесного нагромождения. Я задавалась вопросом: специально ли Кометхуф скрыл свои записи в неясности потока сознания? Если бы я была столь потеряна для реальности, чтобы поверить, что мой гипотетический супруг по-прежнему жив даже после того, как я лично видела его ужасную кончину, то, быть может, я бы тоже сделала что-нибудь столь же дерзкое, вроде посвящения своей жизни, целиком, до конца своих дней, охране судьбы и местоположения Вестника Ночи. С учетом моего обычного везения, вневременной инструмент скорее всего сокрыт где-то в недрах Кантерлота, где он ускользал от глаз многих дюжин прошедших поколений. В конце концов, куда же еще Кометхуф мог унести священный инструмент, кроме как не с собой в могилу, и причем наверняка неотмеченную?

Поддаться отчаянию несложно. Вестник Ночи — единственный ключ, открывающий возможность исполнения Ноктюрна от начала до конца и постижения истины, что была сокрыта даже от меня. Нелегко писать в этот дневник, зная, что если я переверну всего лишь десяток страниц назад, я обнаружу сияющий магентой текст, показывающий, где я в действительности лгала сама себе, чтобы защитить Царство Неспетых. Я отчаянно жаждала узнать, что в действительности произошло в первую ночь, когда я сыграла «Плач Ночи», или что в действительности стало с визитом Принцессы Селестии в Понивилль в неделю, ознаменовавшуюся заражением параспрайтами.

Параспрайты. Были ли они действительно чем-то выдуманным? Были ли они действительно подделкой? Неописуемо странно даже думать об этом. Как будто я говорила самой себе, что белок никогда не существовало, или что не было никогда такого места, как Голубая Долина, или что насыщали кислородом кровь вовсе не легкие. Все отныне можно оспорить. Овладев знанием о существовании Царства Неспетых, мне пришлось смириться с тем фактом, что абсолютно все в этом мире, все в моей жизни на этом плане бытия с легкостью может оказаться лишь только фальшивкой, созданной забытой богиней-аликорном. Я застала себя за странными действиями, пугающе глупыми действиями, действиями, которые мог бы совершать разве что только сам доктор Кометхуф. Я просыпаюсь посреди ночи, исполняю «Реквием по Сумраку» и записываю затем случайные слова на листы бумаги, чтобы убедиться: не засияют ли они тут же магентовым светом? На самом деле, написание этой записи уже заняло у меня в два раза больше времени, чем обычно, потому что после каждого абзаца я останавливаюсь, чтобы привычно исполнить тот же самый параноидальный тест.

Что такое параспрайты? Надоедливые маленькие насекомые. И при этом они просто не могут быть насекомыми. У насекомых должна быть голова, грудь, брюшко. Параспрайты же состоят только из головы, которая одновременно служит основной частью их тела. Они, по сути, представляют собой только лишь круглые морды с крыльями по бокам. И как же уложить что-то подобное в существующую классификацию?

И при этом я помнила их всегда. Нет. Это неправда. Я всегда знала о них, но я ни разу не видела ни одного параспрайта… до одного ужасного инцидента в Понивилле. И при этом, оглядываясь назад, начиная с лет, когда я была маленькой кобылкой и до совершеннолетия, я всегда знала о параспрайтах. Или, может, я только думала, что я все это время знала о параспрайтах? Осознание того, что ложь вшита в самый мой мозг, поистине ужасало. И тем самым я уверилась в абсолютной ложности всего моего прошлого и реальности в целом.

Определенно, я не была в этом одинока. Каждый пони в городе верит в параспрайтов. Здесь даже ходит фраза, предположительно поговорка старых кобылиц: «не кормите параспрайтов». Это пословица стара как мир… или нет? Она была где-нибудь когда-нибудь записана? Понимали ли вообще пони, что она значит, когда произносили ее? Могло ли в действительности существовать нечто меньше, чем год на этой земле и казаться мне при этом старее, чем я сама? Более того, какую же роль параспрайты играли в сокрытии прошлого?

Голова разболелась от одной лишь попытки понять это. Становится трудно писать на эту тему. Я все чаще застаю себя за тем, что отвлекаюсь на кое-что другое, кое-что случившееся недавно, кое-что, что меня также отвлекло и в тот день, когда я зависала над повторяющимися текстами Кометхуфа.

Это был царапающий звук. Он раздался с той стороны входной двери моей хижины. Звук меня не напугал. Наоборот, мое сердцебиение ускорилось, а на лице появилась детская улыбка. По правде говоря, я слышала этот звук раньше. Я спрыгнула с кровати и стремительно приступила к делу. Я схватила коричневый мешок, заполненный сушеным рыбным мясом, и насыпала несколько кусочков в деревянную миску. Затем, прячась, как койот, охотящийся на добычу, я прокралась к двери. Облизав губы, я повернула ручку и, слегка потянув телекинезом, медленно отворила дверь.

Едва дневной свет показался по ту сторону рамы, крохотная фигурка застыла на месте, уставившись на меня янтарными глазами с вертикальными зрачками. Она выгнула спину слегка и изогнула хвост. Затем, несколько секунд спустя, она успокоилась и ее рыжая шерстка вроде как улеглась на место под прохладным сентябрьским ветерком.

— О, привет тебе, Ал, — сказала я с мягкой улыбкой. Да, именно так я и решила назвать этого кота — в честь самого покойного доктора Кометхуфа. — Ты здесь сегодня рано. Ночная жизнь становится одинокой? Хмм?

Кот уставился на меня в ответ, неподвижный, как статуя, с любопытством крутя ушами. Большая часть блюдца снаружи была пуста, но не потому, что он все уже съел. Утром я положила только чуть-чуть еды — это была часть плана.

— У меня есть еще, знаешь ли, — сказала я. Я пододвинулась поближе и осторожно подтолкнула миску к порогу.

— Должно быть не менее… э… мясисто, чем все остальное, — добавила я.

«Ал» посмотрел на предложенную мной миску, затем на меня, затем снова на миску. Нескольких задумчивых секунд спустя, он вернулся к блюдцу, которое уже стояло перед ним до того, и продолжил хрустеть маленькими кусочками меж своих зубов.

Я выдохнула и улеглась, оперев подбородок на правое копыто.

— В моем распоряжении целая деревня, набитая пони, которые с удовольствием заболтаются с абсолютной незнакомкой так, что у них чуть ли не отвалится голова, и при этом ты все равно мне не скажешь даже единого «мяу». В чем же дело?

Есть причина, по которой я не писала ничего про Ала. Последние несколько недель были очень тяжелы, если не сказать большего. Между освоением восьмой элегии, путешествием в Царство Неспетых и чтением дневника Кометхуфа, у меня почти не осталось никаких сил на сосредоточение на менее драматичных гранях моей жизни. Может, это целая неделя, проведенная с мистером Шафлом, поменяла меня, позволила мне остановиться и пересмотреть то, что должно, а что не должно попасть в записи этого дневника. В моем существовании найдется не много вещей, которых я могу себе позволить, и еще меньше вещей, о которых я, по-видимому, могу позволить себе написать.

Ал впервые появился поблизости моей хижины в июле. Это было вскоре после моего второго Праздника Летнего Солнца. Я не знаю, откуда он пришел или были ли у него предыдущие владельцы. Все, что я знаю — это то, что я проснулась однажды утром и столкнулась с очаровательным рыжим полосатым котом, охотящимся у стен моей хижины, ищущим мышей или ящериц. Поначалу я не обращала на него никакого внимания. Он — неразумное животное, да, но все равно обычное живое существо, и я не надеялась, что он заметит мое существование в сколь бы то ни было большей мере, чем пони, которые здесь обитают. Но хоть я сознательно и не обращала на него внимания, моему сердцу было нелегко его игнорировать.

Потому все началось с того, что я оставляла маленькие тарелочки, полные воды. В первый раз я ушла в город и, вернувшись, увидела, что миска опустела задолго до того, как солнце могло бы успеть испарить влагу в ней. Я повторила этот жест и осталась дома на день, чтобы «стоять на посту». Можно было и не сомневаться, что вскоре я увидела кота, вылезшего в ранние утренние часы из ряда ближайших кустов и принявшегося жадно лакать воду. То же самое повторилось и в следующие несколько дней, пока я не осознала, что должна, как всякая достойная пони, добавить также и еды. Коту понадобилось времени чуть больше, чтобы приспособиться к этому подарку, но вскоре он с хрустом умял предложенные кусочки.

Такое случалось весьма регулярно. Мне пришло понимание, что невозможно было бы доказать, что кот помнил существование меня или хижины. Он знал только то, что на этом краю леса находится источник пищи. Он возвращался сюда, чтобы поесть. Вот и все. Несмотря ни на что, хотя бы одна душа извлекала пользу из этих регулярных визитов; это нельзя отрицать.

— Думаю, ты не встретился, случаем, по пути с Эпплджек, а? — прошептала я коту. Поправив рукава толстовки, я села на задние ноги перед порогом, наблюдая за тем, как он хрустит едой. — Она работала без продыху, чтобы собрать последнюю партию яблок. Она как бы впадает в мерзкое настроение, когда спешит уложиться в последнюю секунду перед концом назначенного срока. И все равно, у нее есть слабость к животным и, я уверена, она обрадуется, если наткнется на тебя.

Я улыбнулась.

— Да что там, она, может быть, даже решит дать тебе достойный дом. Тебе больше не надо будет жить бродячей жизнью; ты сможешь жить на Ферме Сладкое Яблоко. Как тебе такое, а?

Ал даже не посмотрел на меня. Он продолжал рыться в миске с едой, а хвост его танцевал у него за спиной в солнечном свете подобно оранжевому следу кометы.

— Ты живешь где-то в лесу, так? — я продолжала бормотать про себя, вглядываясь в темный лес позади него. — Ты там, случаем, не натыкался на параспрайтов, нет? Они на глаз достаточно маленькие, достаточно миленькие и достаточно прыгучие, чтобы такой кот, как ты, с удовольствием порвал бы их безжалостно в клочья. Как думаешь?

Тишина. Звон пчел и пение цикад затекало ко мне через дверь.

Я вздохнула и пробежалась копытом по гриве.

— Я не знаю, как мне быть, Ал. Даже если я узнаю правду о параспрайтах, что мне с этим делать? У меня нет Вестника Ночи. Я даже не знаю Ноктюрна целиком, — мороз пробежался по моему телу. Прижав передние ноги к себе, я застучала зубами. — Ыыыхх… думаю… думаю, я просто боюсь, что если буду заниматься этим слишком старательно, если вложу всю свою энергию в исследование, то я сведу себя с ума… что и случилось с твоим тезкой.

Я услышала, внезапно, щелчки. Только это не было щелчками. Потом что-то теплое скользнуло по мне.

Моргнув, я глянула вниз. Ал мурлыкал. Более того, он устроился на бетонном фундаменте моей хижины. Он пересек порог моей двери. Миска снаружи была пуста; потершись немного о мою Метку, Ал прошелся к другой деревянной миске внутри дома и принялся рыться в кусочках еды посвежее.

Я улыбнулась и закусила губу, протянув к нему нервно подрагивающее копыто. Я нежно коснулась спины Ала и шерсть его дрогнула слегка, но он не бросился прочь. Медленно я гладила его гладкую оранжевую шкурку. Его хвост обвил мою ногу и вздрагивал в воздухе, пока я продолжала нежную ласку.

— Хмммм… — выдохнула я со слегка разрумянившимися щеками, сделав этот наш самый первый контакт. — Думаю, потерять разум не так уж и страшно, пока у моего сердца есть якорь, а?

Тончайшая трель исходила из глубин его мурчащих связок. Он продолжал есть, и он не бежал от этой незнакомки. Это был простейший из жестов внимания, но он озарил мне всю прошедшую неделю.

Я почувствовала, как челюсть моя сжалась, когда обновленная энергия понеслась по моим конечностям.

— Что я вообще здесь делаю четырех стенах?

— Я и не говорю, что с боулингом что-то не так! — громко воскликнула Рейнбоу Дэш, когда Твайлайт Спаркл открыла дверь библиотеки. Обе они вошли широким шагом в просторный дом в дереве. — Я согласна сыграть на этих выходных, но я не хочу убогое повторение предыдущего раза! Не все из нас просто обычные игроки, знаешь ли!

— Я тебе говорю, я совершенно без понятия, что произошло! — воскликнула Твайлайт Спаркл, сняв с себя седельную сумку и сложив ее на стол. — Я обычно куда лучше веду счет!

— Ты потеряла половину фреймов, Твайлайт! — нахмурила лоб Рейнбоу Дэш. Она подлетела повыше, к потолку, сложив передние ноги на груди с возмущенным и сердитым видом. — Единственное, что мне нравится больше, чем побеждать, — это иметь возможность ткнуть своей победой в нос Эпплджек в результате! Как ты вообще могла пренебречь целым здоровенным куском таблицы?!

— Я знаю! На меня это не похоже! — вздохнула Твайлайт, понурив голову с тревогой на лице. — Может, у меня были чем-то сильно заняты мысли. Мне нужно было написать эссе для Принцессы и… ну… ты знаешь, как я легко отвлекаюсь.

Она покачала головой и прошлась по библиотеке.

— Клянусь, миру будто нравится швырять мне в лицо всякие случайности… — она врезалась в мой табурет и неловко шагнула назад.

— Ох… — она мило моргнула. — Эм. Здравствуйте.

— Вам того же, — ответила я с улыбкой. Я бросила боковой взгляд на нее, водя копытом по страницам нескольких специально отобранных альманахов, сложенных передо мной на столе. — Вы главный библиотекарь?

— Эм… О. Да. Кхм. Да, так и есть. А вы?..

— Лира. Лира Хартстрингс.

— Добрый день, мисс Хартстрингс. Эм. Могу я у вас узнать, как вы сюда?..

— Ваш ассистент, детеныш дракона, — заявила я. — Он помогает мне с исследовательским проектом. Поверить не могу, что он нашел все эти зоологические тексты так быстро! Он весьма впечатляющий маленький ассистент.

Я улыбнулась дальней части библиотеки, где малыш-дракон тащил стопку книг из другой комнаты.

— Не так ли, красавчик?

— Привет! Меня прет твоя крутая толстовка!

Я усмехнулась и улыбнулась Твайлайт:

— Он к тому же так сосредоточен на своей работе! Меня как будто здесь и нет.

— Мне в это непросто поверить, — пробормотала Рейнбоу Дэш.

Твайлайт бросила на нее сердитый взгляд:

— Рейнбоу…

— Короче, мне еще есть чем заняться, — Рейнбоу Дэш зевнула и полетела в сторону выхода. — Давай, помоги этой мисс Болтушке. Только пообещай, что на следующей неделе будешь готова вести счет, как ты обычно это круто делаешь.

— Не беспокойся, Рейнбоу, — сказала Твайлайт, игриво подмигнув. — Я тебе обещаю, если тебе выпадет шанс зажать Эпплджек, можешь ожидать, что я буду за этим пристально наблюдать.

Твайлайт моргнула и слегка покраснела.

— Погоди… это звучит как-то не совсем пра…

— А-га. Увидимся! — и Рейнбоу ушла.

— Итак, вы главный библиотекарь, я права? — произнесла я.

— Эм… — Твайлайт вырвалась из ступора и вежливо улыбнулась мне. — Да. Так и есть. Могу я вам протянуть копыто помощи? Мой вечер пока свободен.

— Ну, с учетом того, что вы главный в Понивилле по сбору материалов, вы должны быть хорошо подкованы в биологических науках.

— Ну, я подкована достаточно. Магия и космология все-таки куда более сильная моя сторона, но…

— Скажите мне… — я развернулась на стуле к ней целиком. — Что вы знаете о параспрайтах?

Твайлайт Спаркл моргнула. Очевидно было, что она не ожидала расспросов по конкретно этой теме.

— Ну, эм, у нас с ними связана, честно говоря, весьма неприятная история.

— Неужели?

— Да, — она нервно переступила с ноги на ногу, мечась взглядом по деревянным стенам помещения. — Параспрайты самостоятельно сожрали половину Понивилля несколько месяцев назад, в неделю, на которую был назначен визит Принцессы Селестии.

— Правда? — откинувшись, я прислонилась к краю стола. — Это, должно быть, было кошмарное происшествие.

— О, еще как, — она прищурилась на меня. — Вы ведь не отсюда, не так ли?

Я улыбнулась.

— Думаю, можно сказать, что я здесь приезжая.

— Ну, тогда знайте, что каждый магазин, каждый дом, каждое здание во всем этом городе благодарно за свою структурную целостность исключительно прилежной работе сообща всех пони, — сказала Твайлайт. — Если бы не тяжкий труд каждого способного к нему пони в городе, разрушительный эффект нашествия параспрайтов был бы виден даже по сей день.

— Нашествие было настолько серьезным, а?

Она содрогнулась.

— Мне по-прежнему неприятно об этом думать.

— Почему?

Она моргнула.

— Ну, потому что как бы хорошо я ни старалась, чтобы убрать этих созданий из города, они только размножались все больше и больше. Они были практически готовы обрушить всю свою разрушительную силу на саму Принцесу Селестию. К счастью, впрочем, она отменила визит в последнюю секунду, чтобы разобраться с делами где-то в другом месте в Эквестрии. В противном случае, эта катастрофа обернулась бы самой ужасной за всю историю мира.

— Принцесса Селестия когда-нибудь узнала об этом нашествии?

— Ну… эм… — Твайлайт нервно переступила с ноги на ногу. — Нет. Думаю, она так и не узнала об ущербе, нанесенном ими Понивиллю…

Я вскинула бровь.

— Богиня Солнца, мудрый правитель-аликорн всей Эквестрии, ни сном ни духом не проведал про почти полное уничтожение Понивилля?

— Ей пришлось разбираться с параспрайтами так или иначе! — воскликнула Твайлайт. — Она специально отправилась в Филлидельфию, чтобы разобраться с нашествием там. Очевидно, ничего ужасного из этой ситуации не вышло, потому что она вернулась в Кантерлот без каких-либо проблем.

Твайлайт прочистила горло.

— Вы… эм… случаем здесь не по заданию королевского кабинета?

— Хехех… — усмехнулась я. — Расслабьтесь, мисс Спаркл. Я не какой-нибудь агент, работающий на Принцессу Селестию.

— Тогда для чего вы здесь? — вскинула бровь Твайлайт. — Какого вообще исследования достойны параспрайты?

— Не спешите, остановитесь, будьте так любезны, и подумайте об этих созданиях, мисс Спаркл, — сказала я, жестикулируя копытом. — Они чуть ли не уничтожили половину города, так?

— Правильно.

— Что заставило их причинить такой большой урон?

— Ну… — Твайлайт Спаркл подошла ближе и села на задние ноги рядом со мной и моей табуреткой. — Они ненасытные едоки, для начала. И их рацион позволяет им есть практически что угодно, что съедобно…

Она сглотнула и слегка покраснела.

—… или несъедобно, после небольшой магической настройки.

— А?..

Твайлайт потерла одно копыто о другое, избегая моего взгляда.

— Я, может быть… немного расширила их рацион одним импульсивным заклинанием, которое должно было отбить у них тягу к еде.

— Значит, мы говорим о рационе из сена, яблок и цветов?

Она закусила губу.

— Скорее, о желании поедать дерево, металлические рамы, ткань, бумагу, надписи чернилами…

— Надписи чернилами?! — я недоуменно на нее посмотрела. — Мисс Твайлайт Спаркл, мы говорим о научно возможном организме или о стае гремлинов?

— Я сама и многие другие пони видели параспрайтов собственными глазами!

— И я этого не отрицаю. Но подумайте немного, — сказала я махнув копытом, чтобы подчеркнуть свои слова. — Разве в этом всем есть хоть какой-то смысл?

— Ээээ…

— Как одно крохотное существо может проглотить столько предметов, которые, к тому же, многократно больше его самого? Разве материя не должна быть преобразована во что-то? Она же не может уходить в никуда. Мы с вами обе знаем, что вселенная работает совершенно не так.

— Да, вы правы, — сказала Твайлайт, кивнув. — Только вот так получилось, что параспрайты размножаются пропорционально количеству поглощенной материи. После поглощения достаточной массы они отрыгивают органическую субстанцию, которая преобразуется в нового здорового параспрайта.

— Итак, значит, поглощенную материю они превращают в генетическую копию самих себя?

— Такую гипотезу выдвигала и я сама.

Я прищурилась на нее.

— Какие же такие замечательные, беспрецедентные системы органов внутри таких крохотных существ способны даже теоретически обладать столь научно невозможными характеристиками?!

— Я… — Твайлайт поерзала. — Я не совсем понимаю вопрос…

— Преобразование инертной материи в живой организм со скоростью столь пугающей, что успевает возникнуть целый рой, способный снести этот город до основания, должно требовать неизмеримых мощностей метаболизма, как думаете? — заметила я. — И какая же вообще пищеварительная система может так работать? Более того, как все это способно поместиться в столь малом насекомоподобном существе, не теряя возможности все это делать?

— Ну, для начала…

— Только не смейте говорить «магия».

Твайлайт Спаркл тихо хихикнула.

— Ну, мисс Хартстрингс, не так уж это и сложно такое представить, разве нет? В конце концов, в Эквестрии хватает таких существ как Виндиго, Большие Медведицы и древесные волки. На этом плане бытия обитают столь много существ столь странных, что куда более сложная, чем обычная, метафизическая наука только-только начинает вникать в особенности их существования. Эквестрия, в конце концов, — это земля, что существует в космическом царстве хаоса, если верить самым древним и уважаемым текстам. Не так уж и странно поверить, что существа из космоса, существа, определенные состояниями чистой энергии, способны прижиться на этом земном ландшафте.

— Вы хотите сказать в таком случае, что устройство параспрайтов необъяснимо? — заметила я. — Как ученый, вы со спокойной душой миритесь с таким заключением?

— Ну, честно говоря, — сказала Твайлайт. — У меня так и не выпало возможности изучить их вблизи.

Она сглотнула.

— Не то чтобы я хотела. Все, о чем я на тот момент беспокоилась, — так это о том, чтобы прогнать этих мелких мерзких тварей из деревни, чтобы они не смогли более причинить никаких разрушений.

— И вы в этом преуспели?

— Ну, деревня же стоит на своем месте по сей день, разве нет? — она кратко хихикнула. — В последний раз, когда я их видела, их уводили в гущу Вечносвободного Леса.

— Вечносвободного Леса?

— Да.

— И они по-прежнему сохраняют способность поглощать все, что им попадется в больших количествах и размножаться по экспоненте?

— На… наверное…

Я склонилась ближе.

— Тогда что же им к этому дню помешало размолотить весь лес в труху?

Твайлайт моргнула. Ее взгляд растерянно упал на пол.

— Эм…

— Судя по тому, что вы описали, — заговорила я. — Они практически неостановимы. Каким же образом они не съели весь лес, весь ландшафт, да что там, всю планету? Судя по наблюдениям, никаких причин считать, что мы сидим на гигантском, спрессованном в монолит шаре бессчетных параспрайтов, одиноко летящем в космосе, у нас нет.

— Я не… я не понимаю, чего вы от меня хотите, мисс Хартстрингс, — сказала Твайлайт, нервно содрогнувшись. — С той кошмарной недели, в которую нам пришлось разбираться с этими маленькими жуками, я с ними больше ни разу не сталкивалась.

— Ни с единым?

Она помотала головой.

— Нет.

— Разве вам это не кажется немного странным, с учетом их скорости размножения и урона, который они, очевидно, причинили… — я сглотнула. —…если на то пошло, почему же нашествие, с которым пришлось разбираться Селестии где-то в другом месте, не нанесло никакого вызывающего достаточно беспокойства ущерба?

— Вы хотите сказать, что в природе параспрайтов что-то не сходится?

— Нет, мисс Спаркл, — сказала я. — Я пытаюсь дать вам понять, что даже само существование параспрайтов, для начала, абсурдно. Они фундаментально, научно, логически нереальны.

— Но… — Твайлайт нервно улыбнулась. — Это же невозможно! Мои друзья и я, мы все видели их собственными глазами! Мы выгнали их из города! Нам пришлось чинить полдеревни, ну ради же светлых небес!

— Я не пытаюсь ставить под сомнение вашу память, мисс Спаркл, — сказала я. — Только лишь сущность того, на чем ваши воспоминания сосредоточены.

— Если вы мне не верите, просто сверьтесь с зоологическими архивами! — сказала Твайлайт. — Определенно, вы найдете там какую-нибудь информацию об этих созданиях.

— На самом деле, я так и поступила, — сказала я с ехидной ухмылкой. Махнув ей, чтобы она посмотрела, я вновь развернулась к столу, полному исследовательских материалов. — Я провела весь день, вчитываясь в эти книги из вашей коллекции Семейства Насекомых Эквестрии. Ни разу параспрайты даже не упоминаются ни в одном из этих томов. Так что, перейдя к другим источникам, я просмотрела книги по криптозоологии, космической астробиологии, об элементальном интеллекте и призванных магией существах.

— И как?

Я помотала головой.

— Ничего. Ни одна из этих книг также не содержит никакой информации по параспрайтам, — я бросила на нее взгляд. — Вы же знакомы, случаем, с содержимым этих книг?

— В этой библиотеке очень мало книг, которые я хотя бы не просмотрела вкратце…

— Вы помните, что читали когда-нибудь о параспрайтах?

— Ну…

— Подумайте хорошенько, мисс Спаркл, — отметила я. — За все ваши годы чтения, разве вам никогда не доводилось наткнуться на текстовое их упоминание?

Ее лоб наморщился в задумчивости, но она не сказала ничего.

Я посмотрела на нее.

— Вы когда-нибудь видели иллюстрацию с ними?

Она закусила губу.

— Слышали о них?

Она подняла на меня взгляд, сглотнула и сказала:

— Только потому, что нет никакого записанного знания об этом виде, вовсе не значит, что они никогда прежде не появлялись в Эквестрии.

— Даже если это существа, единственным способом размножения которых является поглощение всего, что попадется им на глаза, и сотворение дубликата самого себя с пугающей скоростью? — спросила я. — Мисс Спаркл, то, о чем мы говорим, является существенной угрозой жизни цивилизации.

— Ну… — Твайлайт пожала плечами. — Единственный возможный ответ, который я могу придумать, — это то, что они возникли совсем… недавно…

Я мягко улыбнулась, глядя пристально на нее.

Она моргнула несколько раз рассеянно, а затем бросила взгляд на меня.

— Но… но как это вообще может быть возможно?

Я усмехнулась и захлопнула книгу.

— Вопрос века… для роя века.

В хижину я вернулась затемно. При мне было несколько библиотечных книг, но я не слишком-то ожидала извлечь из них что-нибудь полезное в одиночку. Я провела весь вечер с Твайлайт Спаркл. Вместе мы прошерстили множество номеров научных журналов, охотясь на самую неуловимую из добыч. Единственная причина, по которой я наконец ушла, заключалась только лишь в волне холода, что принесли с собой несущие забвение нити судьбы.

Войдя в дверь и засветив лампу телекинезом, я тут же застыла на месте. По центру моей койки сидела знакомая оранжевая фигура. Кот посмотрел на меня своими ярко-янтарными глазами, отразившими звездную ночь за окном. Он даже близко не казался напуганным.

Я моргнула, глядя на него. Я оглянулась на стены хижины. Я увидела, что одно из окон открыто: я оставила небольшую щелку, чтобы, пока меня нет дома, внутрь затекал прохладный воздух. С понимающей улыбкой, я вновь повернулась к коту.

— Ну что, значит, ты уже устроился здесь как дома, а, Ал?

Кот только лишь продолжал глядеть на меня неотрывно.

Настороженно оглядываясь на него, я закрыла дверь хижины за собой. Я заперла нас обоих внутри, а он по-прежнему сидел, не пытаясь сорваться прочь.

— Хммм… Ну, ты определенно храбр, в этом тебе не откажешь, — я принялась стягивать с себя седельную сумку и кошель, полные библиотечных книг. — Но тебя ждет реально скучное времяпровождение, если ты уверен, что сможешь здесь остаться надолго. Не думаю, что ты захочешь жить с незнакомой пони, которая снова становится незнакомой каждые несколько часов.

Кот только лишь зевнул и несколько раз лизнул себе плечо.

Я положила рядом с койкой лиру, помедлила немного и пошла к мешку с кормом. Насыпав немного рыбных сухариков в деревянную миску, я слегка ей потрясла и наклонила на бок. Внезапно Ал, спрыгнув с койки, подбежал ко мне и наклонил голову к миске с едой.

— Хммм… — криво улыбнулась я. — Ясно, что тебе действительно от меня надо. Спасибо, что подал надежду мне на то, что будет, когда я заживу с красивым жеребцом.

Я поставила миску на пол. Ал опустил свои усы в нее, зарылся носом в еду и принялся хрустеть.

Я подошла к койке, поднимая на ходу библиотечные книги. Середина кровати по-прежнему была теплой в том месте, где лежал, свернувшись, Ал. Это было странным образом радостное ощущение. Расслабившись с глубоким вздохом, я уселась на задние ноги и кинула взгляд на моего неожиданного гостя. Я не знаю, что в действительности меня вдохновило начать говорить. Может, причина в том, что весь день я изучала совершенно абсурдную тему, а потому мне захотелось сделать что-нибудь не менее глупое.

— Я зашла к Твайлайт Спаркл и принудила ее к краткой исследовательской сессии, — рассказывала я, пока Ал ел. — Только между нами: мы нашли всего одно-единственное упоминание параспрайтов.

Я перебирала книги, продолжая рассказывать:

— Это был журнал Эквестрийских биологических исследований. И угадай… он был напечатан меньше трех месяцев тому назад, — я вскинула бровь, бросив взгляд в сторону Ала. — Единственная записанная информация о параспрайтах, и она была написана каким-то ученым всего несколько месяцев спустя после того, как эти твари уничтожили пол-Понивилля.

Ал продолжал с увлечением жевать, размахивая передо мной хвостом.

— Ну, естественно, раз это был действительно абсолютно новый вид, обнаруженный буквально только что, вполне логично было ожидать, что что-то будет написано про этих жуков уже после факта открытия. И все же я просто не могу себя заставить поверить в то, что целая библиотека, которой управляет Твайлайт, хранит в себе ровно одно упоминание признанного существования параспрайтов. Насколько я знаю, пони, который написал эту статью, был под влиянием ее попыток переписать историю, точно так же, как и я сама, Селестия и любой другой житель деревни. Ты же знаешь, о ком я говорю, когда говорю «она», так? Она — всего лишь внеземной дух-аликорн, хранящий души в лимбе Царства Неспетых меж Небесных Твердей. Это же… не звучит безумно, нет?

Ал облизал себе щеки и уставился на меня издалека. Его уши дрогнули.

Я вздохнула.

— Ага… звучит так же безумно, как и вера в то, что параспрайты способны съедать в миллион раз больше своего веса и мгновенно размножаться, — пробормотала я. Я обвела взглядом освещенную масляной лампой хижину и остановила глаза на древнем фолианте, покоящемся на полке. — Звучит не менее безумно, чем бред в личных записях доктора Кометхуфа. Но… Но Царство Неспетых существует! Она существует! Я знаю это, я видела его собственными глазами…

Лицо мое исказила гримаса, когда холод пробежался по моим ногам, заставив их задрожать. Я поправила рукава толстовки.

— А теперь я начинаю говорить как Твайлайт…

Ал потянулся, помотал головой и прошелся, крадучись, по комнате. Он остановился на полу у моей койки и свернулся в ленивый клубок.

— Хммм… — я болезненно улыбнулась ему. — Как раз то, что мне нужно — живое существо, которое будет слушать, как я вслух говорю свои мысли по кругу.

Вздохнув, я протянула копыто и погладила ему спину. Он не сопротивлялся моему нежному касанию.

— Бедолага, — проговорила я. — По крайней мере, ты будешь сыт, пока будешь рядом со мной. Это ведь самое главное, ведь я права?

Кот уложил голову между рыжих лап и закрыл глаза, медленно вздымая и опуская бока.

Я села прямо и сделала глубокий вдох.

— Может, единственный вариант моих действий, благодаря которому я не буду чувствовать себя сумасшедшей — это допросить как можно больше пони в городе насчет параспрайтов и посмотреть, насколько сумасшедшее меня они, раз верят во что-то, во что их верить заставили, — я улыбнулась и снова потянулась погладить Ала. — Кто знает? Может, я смогу этими красками написать картину. Как только у меня появится запретное знание истины, которую хочет скрыть от меня она, я смогу читать между строк, так?

— Параспрайты? Фу. Отвратительные мелкие вредители. Они съели веранду моего любимого кафе. Мне пришлось жить целую неделю без возможности посетить мое самое любимое местечко для чтения в городе. Хммм? Ну, нет, я не думаю, что это странно, что мы перестроили все поврежденные дома так быстро. Жители этого городка и раньше совершали вместе великие дела. Вы здесь бывали во время большой бури в 992 году? И все равно, ничего не может сравниться с тем, что параспрайты сделали с этим местом около года назад… погодите, это было уже год назад? Так много странных вещей творилось в этой деревне. Да что там, мы только-только отошли после атаки взбесившейся Малой Медведицы, как буквально через месяц жуки заполонили тут все.

— Ага, я тут была, когда атаковала Малая Медведица. Гигантский медведь развалил два дома в жилом квартале, но на этом все и закончилось. Спасибо Селестии, что она не причинила еще больше разрушений! Хммм? Почему она не причинила больше ущерба? Хотите сказать, что вас здесь тогда не было? Я видела собственными глазами: Твайлайт Спаркл вышла как из ниоткуда и успокоила чудовище, отправив его затем с миром назад в Вечносвободный Лес. Думаю, она тогда немного перетрудилась, хех. Хмммм? Ну, потому что она невероятно облажалась, когда пришла спасать город от параспрайтов. Она только ухудшила нашествие!

— Едрена вошь, для нас всех это было сюрпризом! Твайлайт Спаркл — умнейшая, самая здравомыслящая и талантливая единорожка в этих местах. Я видела, как она превращает камни в шляпы, призывает двери прям из воздуха и даж выращивает магические усы на малышах-драконах! Хех… Она наша милая фокусница, наша Твай. Но она не какая-нибудь ловкачка; она ученица самой Принцессы Селестии! Я смотрела, разинув рот, как она унесла левитацией целую здоровенную Малую Медведицу совершенно в одиночку. Так шо, думаю, вы себе можете представить, как мы все были поражены, когда она взяла и испортила свое вороченное-навороченное заклинание, которым она хотела заставить параспрайтов перестать жрать все подряд. Они оттого стали еще опаснее и практически стерли наш семейный амбар в порошок! Я, конеш, никогда не смогу винить Твайлайт в том, шо эти твари сотворили с деревней. Думаю, эт потомушт я по сей день никак этого не пойму, и, я так думаю, она тоже. Но так всегда ведь, когда имеешь дело с чем-то, в чем нет смысла, так? Хммм? Нет, я и не думала искать этих вредителей после того, как мы их выгнали из города. Вам лучш поспрашивать Мэра. Она следит за местным лесничими делами!

— Я посылала мисс Дэш на несколько пролетов над Вечносвободным Лесом, буквально сразу после восстановления центра Понивилля. Я подумала, что пегас с ее способностями к скорости и ловкости сумеет не только обнаружить этих ужасных монстров, но и к тому же поймать одного-другого. К сожалению, после трех дней прочесывания страшного леса подряд она вернулась с пустыми копытами. Когда Рейнбоу Дэш не может что-то найти и догнать — можете быть уверены, значит, это безнадежно. После того напряженного месяца, мы никогда более не пытались искать этих существ. Мне неприятно признавать, что это как раз прекрасный пример «с глаз долой — из сердца вон», но у нас и без того было слишком много других неотложных дел, а потому весь этот изнуряющий труд по продолжению поисков совершенно того не стоил. К тому же, это было не в моей власти, так как судьбу экспедиции для поисков параспрайтов решал городской совет, и ни один из правящих членов кабинета не считал, что на этот проект имеет смысл тратить время и деньги. Параспрайты просто больше ничего не значили. И, честно говоря, я… в некотором роде забыла про них, пока вы мне только что не напомнили.

— Любопытно, кстати. Я даже и не думала об этих ужасных крылатых злодеях уже очень давно. Вполне логично было вам предположить, что они должны были бы быть на передовой моих ночных кошмаров, с учетом того, какой ужасный беспорядок они сотворили с этим Бутиком. Это весьма досадно, в самом деле. Я помню о первом моем впечатлении о них как о милых и очаровательных существах. Почему столь чудесное должно обязательно обернуться такой напастью? Определенно, какой-то странный каприз природы, если интересно мое мнение. Именно потому я не слишком люблю отдых вдали от цивилизации. То, что живет в Вечносвободном Лесу, должно оставаться в Вечносвободном Лесу, и нам самим лучше не совать свой нос в их дело. Хммм? Ну... нет, я не знаю в точности, пришли ли они из Вечносвободного Леса или нет. Я только предположила, что дело может быть в этом, с учетом того, что отель Подкова стоит на самом дальнем краю города, как раз на границе с Лесом, и именно эта постройка получила больше всего повреждений.

— Нам пришлось перестроить Отель Подкова с самого фундамента. Ну, я говорю «мы», потому что мы со Спайком добровольно вызвались в прорабы стройки. Я… чувствую личную ответственность за то, какими опасными обернулись эти существа. Никто мне этого не говорил в лицо, но мне кажется, большинство жителей деревни считало, что я задолжала деревне слишком много, чтоб это можно было выразить словами. И все же это был интересный опыт. Я думаю, я от природы одарена способностями в руководящих областях и потому я постаралась убедиться, что отель был восстановлен этаж за этажом, стена за стеной, кирпич за кирпичом, с абсолютной точностью и заботой. Ни единого кусочка строительного материала не было потрачено впустую. И к тому же, мы уложились в рекордный срок и отель был сдан к концу месяца! Верно, для перестройки остального Понивилля потребовалось времени гораздо меньше, но это потому, что это место пострадало гораздо больше всего остального города. Что? Ну, нет, думаю, я не знаю, почему параспрайты съели у этого здания так много несущей структуры, не тронув практически остальные дома. Может, что-то было в материалах, из которых он был изначально сложен, что их привлекло. Они были голодны, в конце концов. Даже во всем этом хаосе вкус в любом случае напрямую зависит от аппетита. К тому же, отель Подкова был ближайшим к краю Вечносвободного Леса зданием и, вполне возможно, что создания порвали его уже на пути из Понивилля. Хотела бы я объяснить, каким образом работают организмы параспрайтов, но, честно вам признаюсь, я не знаю. Да и нельзя сказать, что я — единственная пони, что провела с этими существами больше всего времени.

— А? Да ничего подобного! Это не я! Я ненавижу этих существ! Я спала на облаке, никому не мешала, когда они вдруг такие: «Эй, давайте посмотрим, сколько наших братьев и сестер сможет прилепиться к твоей шкуре!» И я типа: «Это не круто, чуваки. Грубо». А потом они были везде. Я полетела сквозь них, и было это будто я плыла по детсадовскому шариковому бассейну. Ыыххх. Совсем не круто, я скажу. Я не знаю, что вообще Флаттершай увидела в этих мелких дерьмецах. А? Ага, вы меня правильно услышали. Флаттершай чуть ли не замуж собралась выйти за этих проклятых штуковин, она с ними только и делала, что обнималась. Откуда мне знать, что она в них увидела?! Сами идите у нее спросите! Это именно она первая обнаружила параспрайтов! Если кто-нибудь знает что-нибудь про них, так это она!

Я постучала в дверь коттеджа на краю Вечносвободного Леса. После нескольких часов бесед с разными пони мои поиски привели меня сюда. Тихий говорливый ручеек сверкал подо мной, а холодный сентябрьский воздух звенел от пчел, бабочек и певчих птиц. Я весьма завидовала необычному и красивому месту, которое себе выбрала в качестве дома местная укротительница животных. Я сделала в уме пометки по поводу садоводческих приемов, которые хотела бы опробовать у своей хижины в свободное время.

Хех… будто у меня в эти дни вообще есть «свободное время»…

Я осознала, что прошла целая минута, а Флаттершай по-прежнему не ответила на мой стук. Так что я постучала вновь, на этот раз громче. Я знала, что она внутри. Я видела, как она поливала цветы у стены коттеджа, когда я шла по длинной тропинке. Она… Она убежала при виде меня?

Вздохнув, я постучала в третий раз. Наконец полный страха писк раздался изнутри здания:

— Ч-чего вы хотите?

Я дружелюбно улыбнулась и заговорила:

— Мисс Флаттершай, меня зовут Лира Хартстрингс. Я беру у жителей Понивилля интервью для исследовательского проекта и мне интересно, можете ли вы быть столь любезны, чтобы уделить мне несколько минут вашего времени?

— Эм… о к-каком таком интервью вы говорите?

— Ну, видите ли, я работаю над изучением параспрайтов и я слышала, что вы были непосредственной свидетельницей нашествия, случившегося несколько месяцев назад…

— Ааай! Н-нет! Я не знаю ничего о параспрайтах! С чего вы решили, что я знаю что-нибудь о параспрайтах?

Я моргнула в неловкой растерянности.

— Эм… кое-кто упомянул мне, что… ч-что вы были первой, кто их обнаружил, прежде чем они размножились по всей деревне…

— Я… Я-я не знаю, о чем вы говорите! Я не вывожу параспрайтов! Эти маленькие существа ужасно меня пугают!

— Мисс Флаттершай, я вас ни в чем не обвиняю! — тревожно воскликнула я. — Мне просто надо узнать больше об этих насекомых, и вы были той пони, которая, вроде как, провела с ними больше всего времени…

— Я не могу вам помочь! Мне очень-очень жаль!

— Я только хочу задать несколько…

— Мне очень жаль! Но я не могу!

Коттедж затих внутри. Я постояла на месте, раздув ноздри в кратком выдохе. Я прошлась в задумчивости копытом по подбородку. Чувствуя, как меня затапливает волна холода, я развернулась кругом и пошла прочь от дома.

Я постучала в дверь коттеджа.

С другой стороны пискнул голос:

— Д-да?

— Мисс Флаттершай? Меня зовут Лира. Ваша подруга, Твайлайт Спаркл, сказала мне, что вы здесь, в Понивилле, местный знаток животных.

— Да?..

— Мне интересно, могу ли я задать вам пару вопросов, на которые может ответить только пони с вашими знаниями и опытом?

— Вам… Вам нужна помощь с проблемой, как-то связанной с животными?

— Да. На самом деле, именно так… — я наклонилась вперед. — Но мне было бы гораздо проще задавать вопросы, если бы между нами не было толстой двери.

— И… извините. Я ужасно занята. У меня много животных, которым нужна забота и еда. Это срочно?

— Ну, вы единственная пони в этой части Эквестрии, которая знает что-нибудь о животных, которых меня послали изучать.

— Каких животных?

— Ох… — я топнула по обочине тропинки и оглядела газон перед коттеджем. — Вы знаете, ну, обычные. Белки. Бурундуки. Синие сойки…

Я сглотнула.

— …параспрайты…

— Параспрайты?!

— Н-но по большей части белки! Можем мы…

— Нет! Извините! — пропищал голос. — Но я не могу вам помочь. Вам придется попросить кого-нибудь другого!

Я вздохнула. Я развернулась и пошла прочь.

Я постучала в дверь коттеджа.

Голос пропищал с другой стороны:

— Чего вы хотите?

— Это Капитан Хартстрингс из Кантерлотской комиссии по животным! — сказала я твердым властным голосом. — От лица самой Принцессы Селестии я должна немедленно поговорить с живущим в Понивилле укротителем животных! Это вопрос эквестрийской национальной безопасности! Мисс Флаттершай, я прошу вас, чтобы вы вышли и поговорили со мной!

— Я… я-я… Я…

— Мисс Флаттершай?! Пожалуйста, откройте дверь немедленно! Судьба государства зависит от этого!

— К-капитан… Кантерлот… Селестия… Б-Безопасности… — раздался протяжный стон и затем мягкий удар у самой двери.

Я моргнула.

— Флаттершай? — я моргнула еще раз. — Флаттершай? Вы…

Я закусила губу.

— В-вы в сознании?

Ответа не было.

Я застонала раздраженно. Упершись в дверь, я стукнула об нее головой несколько раз. Со вздохом я развернулась и, опустив голову, двинулась по тропинке.

Я постучала в дверь коттеджа.

— Ыннх… Эм… К-кто там?.. — устало спросил голос с другой стороны.

— Мисс Флаттершай, с вами все нормально? — спросила я, прижавшись к двери. — На слух, вам явно нехорошо.

— Ооохх… Я… Я не знаю. Похоже, я долго спала, но я не помню, чтобы я засыпала… особенно на п-полу… — наступила краткая пауза, затем прозвучал тревожный писк. — Эм, а вы кто?

— Меня зовут Лира Хартстрингс. Я только что вернулась из библиотеки Понивилля, и мне было интересно узнать…

— Да?..

Я закусила губу и переступила с ноги на ногу. Я оглянулась назад, глядя сквозь край Вечносвободного Леса в направлении сердца городка. Я представила себе хижину на противоположном его конце, где меня ждало, мотая хвостом, одинокое существо. Я медленно улыбнулась. Прочистив горло, я вновь развернулась лицом к двери коттеджа.

— Ну, я в городе новенькая. И… и я обнаружила кота у хижины, в которой я поселилась.

— Кота?..

— Ага, такой замечательный малыш. Очаровательный до невозможности. Но… Эм… мне кажется, он бездомный. И, типа, он гуляет постоянно вокруг моего дома, и мне очень жалко стало бедолагу. Так что я начала его подкармливать чем-нибудь, день ото дня. Сначала только водой, потом кусочками сухого корма из рыбы, а теперь он настолько освоился у моего жилища, что даже зашел внутрь и устроился, как у себя дома. И, ну, мне нравится, когда этот мой новый маленький дружок рядом со мной, но я не знаю, все ли я делаю как положено. Потому этот милый библиотекарь из центра города, ее зовут Твайлайт Спаркл, сказала мне, что у нее есть подруга по имени Флаттершай, живущая на краю Понивилля и она… ну… вы — величайший знаток диких и домашних животных в этих местах, и что если я хочу узнать, что мне делать дальше с котом, вы будете лучшей пони, к которой можно обратиться. Так что мне интересно, можете ли вы мне помочь?

Наступил краткий момент тишины. Затем я услышала звук открываемой защелки замка в двери коттеджа, который ни с чем нельзя перепутать. Дверь открылась и с той стороны порога на меня уставилась хрупкая пегаска.

— Как его зовут?

Я улыбнулась.

— Оооо… — проворковала Флаттершай, опустившись на передние колени посреди моей хижины. — Иди сюда, Ал! Какой ты красавец, а?

С впечатляющим изяществом, она смогла заманить рыжего кота себе в передние копыта. Прижав его ласково к груди, она нежно гладила его макушку.

— Ох! Да ты просто машина для урчания, не так ли? И у тебя такая восхитительная янтарная шкурка! Как живой апельсиновый шербет! Хихи!

— Как… — я прищурилась, обходя ее кругом и разинув рот на то, с какой легкостью она держала маленького зверька. — Как вам удалось с такой легкостью заставить его запрыгнуть к вам в копыта?

— Я не заставляла его ничего делать! Ал от природы очень ласковый! — сказала Флаттершай, качая его в копытах. — Вы хотите сказать, что никогда не пытались его поднять?

— Я… эм… — я почесала затылок. — Думаю, я просто считала, что коты любят личное пространство, или типа того. Они же противоположности собак, разве нет?

— Все животные разные, мисс Хартстрингс, — сказала Флаттершай. — Как и пони. Все, что нужно — это узнать их поближе, и вот, глядите: этот паренек очень любит вести себя дружелюбно.

Она склонилась и потерлась нос к носу с маленьким котом.

— Хихи. О да, он очень ласковый. Не сомневаюсь, что ему здесь очень уютно.

— Хех. Ну, я старалась.

— Ммммм… — Флаттершай указала на ковер рядом с моей койкой. — Может, даже немного чересчур уютно…

— А? — я глянула туда и увидела нечто, чего определенно не было там, когда я уходила. И это определенно объясняло внезапный посторонний запах в доме.

— Ох, ради любви Луны… — проворчала я и, схватив совок, немедленно убрала кучу. — Чувствую себя идиоткой.

— Ни к чему. Вы сделали много хорошего для этого кота, — сказала Флаттершай, медленно проводя копытом по его шерсти и внимательно ее разглядывая. — Волоски у него выглядят здоровыми. Зачастую сбежавшие из дома страдают от недоедания, но этот выглядит так, будто у него с питанием не было никаких проблем уже давно.

— Значит, он все-таки сбежавший? — спросила я, возвращаясь после завершения своей работы. — В смысле… эм… вы же можете сразу понять, если он был рожден диким?

— О, едва ли он дикий, — сказала Флаттершай. — Он слишком дружелюбный и ласковый. К тому же он кастрирован.

Я моргнула.

— Правда? О-откуда вы знаете?

Она только лишь мягко и знающе улыбнулась.

Я покраснела.

— Хех. Ну, думаю, вы стали знатоком животных благодаря тому, что обращаете внимания на… кхм… маленькие жизненные детали.

— Скорее всего, он принадлежал пони, которые жили в этой хижине до вас, — сказала она, поставив Ала обратно на лапы и погладив ему спину. — Вы знаете чего-нибудь о предыдущих жителях этого дома?

— Ээээээ…

— Или он мог прийти сюда из другого дома. На самом деле, по Понивиллю бродит несколько бездомных кошек. Я думала, что подобрала их всех и раздала желающим, но, по-видимому, одного я пропустила.

— Ненадолго, пожалуй, — сказала я с улыбкой. — Итак, типа, что я могу сделать, чтобы удостовериться, что он будет настолько здоров, насколько это возможно?

— Ну, в самую первую очередь… — Флаттершай посмотрела на меня. — Кастрирован он или нет, нельзя сказать, когда в последний раз он прививался, если прививался вообще.

— Ох, убиться мне! — я стукнула по лицу копытом.

— Ему это не повредит, — сказала Флаттершай. Мы сидели вдвоем у стены стерильной комнаты, наблюдая за тем, как понивилльский ветеринар ставил первый из нескольких уколов тревожно вздрагивающему Алу. — Вам ни к чему волноваться. Это только поможет ему и вам тоже быть здоровее на долгое время.

— Ага… — проговорила я тихо в ответ. Мой взгляд не отрывался от ярко-янтарных глаз Ала, смотрящих на меня издалека. — К-кто волнуется? Я не волнуюсь…

Я сглотнула.

— Все будет просто прекрасно.

Флаттершай тихо хихикнула.

— Хотела бы я, чтобы все горожане, повстречавшие бездомного кота, проявляли столько заботы и беспокойства, как вы. Очень жаль, что так много животных остаются без дома.

— Я только хочу убедиться, что о нем кто-нибудь позаботится. Разве это так уж безумно?

— Что вы, совсем нет, мисс Хартстрингс, — Флаттершай мягко похлопала по рукаву моей толстовки. — Вам ни к чему так нервничать.

— Дело не в этом… — я помотала головой и посмотрела на нее. Я была удивлена, сколь быстро наши роли поменялись местами. Интересно: сработал бы такой разговорный трюк с Эпплджек, если бы я упомянула ей яблоневые сады, или с Твайлайт, если бы я упомянула ей книги, или с Рейнбоу, если бы я упомянула ей… взрывы?

— Есть… эм… — я сделала глубокий решительный вдох, готовясь упомянуть то, с чего начались все волнения сегодняшнего дня. В конце концов, невозможно предсказать, когда наш разговор окажется обрезан заиндевевшей волной забывчивости. — Есть кое-что, о чем я собиралась у вас узнать. Кое-что о… животных в целом.

— О, конечно, это ведь моя любимая тема для разговора! — сказала Флаттершай.

— Хех… — я тихо усмехнулась. — Я бы и не догадалась.

Я прочистила горло и попыталась заговорить…

Только Флаттершай заговорила раньше меня.

— В конце концов, связь между пони и животными — самая фундаментальная вещь, лежащая в основе процветания Эквестрии, — сказала она, наблюдая за тем, как Алу ставят последний укол. — По крайней мере, я в это верю. Мы все слуги этого мира, в конце концов. Это, конечно, относится не только к пегасам. Если мы все не будем заботиться о животных с глубочайшим уважением и величайшей нежностью, мы рискуем превратить этот мир в неприятное, разоренное место. Пони положено общаться с землей, не менять ее. В противном случае мы будем похожи на кого-нибудь вроде алмазных псов или минотавров, и вы знаете, на что похожи их родные земли. Там почти нигде нет лесов и дикой живности.

— Да, но…

— Я думаю, что природа Творения таит в себе энергию, благодаря которой пони не перестают желать защищать все, что ценно, — сказала Флаттершай со спокойной, теплой улыбкой. — Нас тянет быть добрыми, творить добро всякой жизни, что нас окружает. Это сила, что выходит далеко за пределы нормального общения.

— Это все очень интересно, но мне действительно нужно спросить вас о…

— Как вы думаете, разве опора на написанное слово не ограничивает нас?

Я поглядела на нее, разинув рот. Медленно я восстановила дыхание, чтобы сказать:

— Все мое существование определено словами, Флаттершай. Чем больше я читаю, чем больше я позволяю словам поглощать меня, тем больше я чувствую, что теряюсь. Иногда… иногда я боюсь, что сойду с ума от всей этой информации, что окружает меня, как логичной, так и нет, — я сглотнула и провела копытом по гриве. — Но… все-таки это я обычно философствую внезапно и без причины. Может, это всегда было моей ошибкой: верить в то, что слова столь бессмысленны, и при этом все равно так много их использовать, чтобы нести всякое…

К этому моменту к нам подошел ветеринар и положил Ала мне на копыта.

— Вот и все, — сказала она, улыбаясь милой улыбкой нам с Флаттершай. — Совсем как новенький. Он такой ангел, кстати. Практически совсем и не дергался.

— Ну… эм… — я нежно гладила его, глядя снизу вверх на кобылу. — К вечеру с ним уже будет все хорошо?

— Ну… Он, может, будет немного не в себе, но вы просто постарайтесь дать ему ту пищевую добавку, которую я вам записала, и он вскочит на ноги уже максимум через пару дней.

— Хорошо. Большое спасибо, доктор, — я опустила взгляд и повернула усатую мордочку Ала, чтоб он посмотрел на меня. — Ну, ты, похоже, не возражаешь, чтобы в тебя тыкали так много иголок и все такое. Уверен, что ты не дикобраз?

И в этот момент Ал мяукнул и потерся носом о мое копыто.

Я моргнула, приоткрыв рот.

— Это… это первый раз, когда он издал передо мной хоть один звук!

Флаттершай наклонилась вперед.

— Скажите мне, мисс Хартстрингс, вы его поняли?

— Я-я… — заикалась я. Чем дольше я смотрела на маленького кота, тем быстрее улетучивался груз с моих плечей. Внезапно я перестала понимать, почему я чувствовала себя так тревожно и беспокойно о чем-либо вообще. Он замурлыкал и устроился уютно в моих передних ногах, в которых я его нянчила. Я никогда не чувствовала ничего теплее, мягче и любимее во всей своей жизни.

— Думаю, я начинаю, Флаттершай, — в конце концов ответила я, пробивая голосом хрупкую улыбку.

— Значит, годится любой песок? — спросила я.

Флаттершай подошла со мной ко входу моей хижины в янтарном сиянии заката.

— Раз он так долго прожил снаружи, вы можете заполнить лоток песком, что есть вокруг вашей хижины. К тому же, я вам могу посоветовать добавить листьев и сосновых иголок по краям лотка, чтобы окружение ему было привычнее. Кто знает, сколько он прожил на краю леса, в конце концов.

— Да… — я повернула голову и улыбнулась Алу, свешивающемуся с края моей седельной сумки и сонно моргающему от эффекта ветеринарных уколов. — Тогда, типа, через несколько недель я могу попробовать покупать наполнитель в магазине?

— Пока вы будете делать все постепенно, вы тем самым не нарушите его комфорт, — сказала Флаттершай с доброй улыбкой. — Я рада за вас, мисс Хартстрингс. Это самый милый рыжий котик из виденных мной уже за долгое время.

— Хех… ага, — сказала я. — Такая я вот везучая. Сколько же ему лет, как думаете?

— Я вынуждена согласиться с ветеринаром. Ему, похоже, около двух лет, или, самое меньшее, шестнадцать месяцев.

— Это нормально, что он такой маленький?

— С учетом того, что пока он не встретил вас, у него была весьма скудная диета, я этому совершенно не удивлена.

— Я постараюсь кормить его дважды в день, как вы и посоветовали.

— Я бы с радостью зашла к вам еще через месяц, чтобы его повидать, мисс Хартстрингс, — сказала Флаттершай. — Не могу дождаться, как я удивлюсь тому, сколь здоровее он будет выглядеть!

— Хех… — я нервно вспотела, уведя взгляд в сторону леса. — Вы однозначно удивитесь.

— Я… эм… — Флаттершай внезапно поежилась, избегая моего взгляда. — Извините, если показалась вам негостеприимной, когда вы впервые постучали мне в дверь. Если спросите моих друзей, они вам расскажут, что… эм… Я редко когда открываю незнакомцам.

— Почему же? — спросила я, глядя на нее краем глаза. — С вами можно поговорить об очень многих интересных вещах, Флаттершай. Думаю, у нас с вами есть некоторые общие взгляды на общение.

— Очевидно, нет, — сказала она, покраснев. — Иначе я бы не держала так долго дверь моего коттеджа запертой, когда вы со мной встретились.

— Ну что вы… — я подошла и положила нежно копыто ей на плечо. — Я уважаю ваше мнение относительно превосходства выражения чувств над словами. Но иногда структура социального этикета, сколь бы она ни была пугающей или сковывающей, — это прекрасный путь, следуя по которому, пони могут лучше раскрыться друг другу. В смысле… Мне нравится считать, что сегодня я повстречала нового дорогого мне друга, пони, что помогла значительно изменить мою жизнь и жизнь Ала к лучшему.

Я тихо хихикнула.

— Только подумайте об этом. Чем это вам повредит, если вы решите пустить в свою жизнь новых и замечательных друзей?

— Я просто.. я просто не очень люблю других п-пони, — сказала Флаттершай, опустив голову. — Я не храбрая, не авантюрная, не смелая…

— Вы иная, Флаттершай, — сказала я. — Очень мягкая, добрая, заботливая разновидность иной. Вы добавляете в жизнь пряный вкус. Если бы вы были как любая другая пони, какую пользу принесло бы нам знакомство с вами?

Я улыбнулась.

— Я думаю, что то, что вы сегодня сделали, помогая мне, говорит о вас как о пони куда более храброй, чем вы сами себя считаете, и уж что-что, а это можно считать ступенью, с помощью которой вы, с точки зрения социума, сможете протянуть копыта гораздо выше.

— Я… думаю, вы правы, мисс Хартстрингс, — сказала Флаттершай. Она застенчиво улыбнулась и размяла крылья в кратком жесте облегчения. — И вы очень умный единорог, заставляющий задумываться. Мне кажется, будто я…

— Что?

— Ну, я не знаю… но мне кажется, будто вы пытались у меня что-то спросить весь день и я вам так и не дала возможности говорить свободно…

Я уставилась прямиком на нее с пустым выражением лица.

— Я совершенно не представляю, что вы имеете в виду.

Она пожала плечами.

— Значит, это, наверно, просто мне показалось, — она наклонилась и быстро коснулась носом Ала, тепло улыбаясь. — Полагаю, не я одна легко отвлекаюсь на очаровательные вещи.

Ал устало мяукнул и попытался замурлыкать. Звук вышел похожим на бурчание глохнущей моторной лодки. Мы вдвоем захихикали. Я почувствовала приближающуюся волну холода, и я поняла, что сейчас самое лучшее время, чтобы разойтись своими путями.

— Ну, мне пора вас покинуть. Мне нужно еще многое прочитать.

— Вы в Понивилле, чтобы заниматься исследованиями? — спросила Флаттершай.

— Да… — сказала я, осторожно подбирая слова. — Что-то… в этом роде. Наверное.

— Хмммм… — она подмигнула мне. — Думаю, кому-то нужно хорошенько поспать.

— Вы правы… как всегда, Флаттершай, — я помахала ей вслед. — До встречи. И… спасибо еще раз…

— Не стоит благодарности, — сказала она… но внезапно оказалась сражена волной мороза. Она задрожала, застыв на месте, дыхание ее пошло паром изо рта. Моргнув с любопытством, она оглядела окрестности, пожала плечами и медленно пошла к дальнему краю деревни.

Я не стала надолго задерживаться, смотря, как она уходит. Я зашла широким шагом в хижину, положила седельную сумку и разместила вялое тело Ала посреди кровати.

— Ну, все было не так уж и плохо, а? — заметила я, ходя туда-сюда по дому, зажигая лампы и раскладывая вещи по местам. — Мы о тебе позаботились. Мы получили отличный план твоего кормления и ухода за тобой. Мы узнали, что ты не можешь… эм… делать маленьких Алов. Но это все хорошо! Думаю, это начало прекрасных отношений. Очень жаль, что мне опять приходится зарывать свой нос в записи Кометхуфа и узнавать о вещах куда менее достойных улыбки.

Я остановилась на месте, глядя с любопытством на дальний угол кровати. Там, рядом с подушкой, лежала стопка книг и даже под угрозой смерти я не смогла бы сказать, откуда они здесь взялись.

— Ха. Странно, — я прошаркала ближе и подобрала несколько книг, оказавшихся подборкой журналов по зоологии Эквестрии. — Откуда они здесь? Из библиотеки? Я не помню…

Ал мяукнул.

Я посмотрела на него сверху вниз.

Кот смотрел на меня в ответ и мурлыкал. Он уже куда больше пришел в себя, чем мне казалось. Я задумалась: не будет ли это считаться жестоким обращением с животными, если я привяжу его к ножке кровати на ночь, чтобы он не пошел сворачивать все мои вещи с полок? В чем бы то ни было дело, было что-то такое, что привлекло мое внимание, в том, как он терся о мои вещи. Урчащий зверь невинно терся мордочкой о мои седельные сумки, скребя усами по золотой лире, лежащей внутри.

Я прищурилась на это зрелище. Затем я посмотрела на книги в копытах. К тому времени, как Ал принялся уже тереться о мои ноги, я укладывала журналы обратно на койку. Шаркая, я подошла и подобрала лиру. Я уставилась на нее пустым взглядом. Мое скучающее лицо отразилось в ее золотой раме.

— Я… — проговорила я. — Я… должна была сегодня что-то сделать…

Все было погружено в тишину, не считая урчания и случайного мяуканья Ала. Я обернулась и посмотрела на дневник Кометхуфа. Я подошла к нему и подняла, открывая, книгу в левитационном захвате. Я пролистала несколько страниц. Каждое слово сияло голубым светом.

— Это... выглядит как-то неправильно, — проговорила я голосом будто откуда-то со стороны. Холод в комнате удвоился. Я не могла сказать, чувствовал ли его Ал, но я не собиралась задавать этот вопрос коту вслух, так как в моей власти было узнать самостоятельно. — Где… где?..

Еще одна волна холода обрушилась на меня. Я представила себе лязг цепей. Тело мое напряглось. Мне оставалось сделать только одно — расслабиться. Я подняла лиру повыше в телекинетическом захвате. Мне было все равно, что мой новый забывчивый питомец может услышать проклятую музыку. Я должна была сыграть «Реквием по Сумраку». Я должна была сыграть его прежде, чем внезапная, отчаянная жажда играть произведение не испарилась следом прочь из моего сознания.

Композиция кончилась столь же быстро, как и началась, ну или так мне показалось. Но следом, поглотив собой все, пришел звенящий кровью в ушах поток разрывающих голову воспоминаний.

Я споткнулась, чуть не выронив лиру. Страницы дневника Кометхуфа взметнулись в потоке магического ветра. Дрожащими глазами я смотрела, как многие слова, мерцая, окрасились в насыщенную магенту и взлетели над поверхностью страницы. И тогда я вспомнила что-то, что я была готова вот-вот забыть безвозвратно.

Я упала на колени, вцепившись в раскалывающуюся от боли голову, пока мой рог сиял, пульсируя в ответ на каждую резонирующую волну понимания. Я видела трепещущие крылышки, шарообразные тела и город, который разносил в щепки и пожирал кошмарный рой хищного цвета.

— Параспрайты, — прошипела я, практически скрежеща зубами. — Параспрайты. Параспрайты. Параспрайты. Я должна была спросить Флаттершай о параспрайтах. Но почему я не спросила? Что меня остановило? Что?..

Я застыла на месте. Трясущимися копытами я подобрала дневник Кометхуфа и бросила взгляд на освеженные слова цвета магенты, плавающие в дюйме над страницей. Дьявольский смешок медленно соскользнул с моих губ, когда я замотала головой, улыбаясь.

— Ооооо-хооо, нет. Не дождешься. Ты от меня чуть было не избавилась, ты, жалкая кучка тощих аликорновых костей, — проворчала я. — Ты чуть не сбросила меня со своего следа. Хорошо сыграно, должна сказать. Но я не собираюсь отставать от тебя так легко. Пока я играю Реквием, я иду за тобой. Тебе не удастся сбросить этого неспетого единорога со своего хвоста. Это, может, сработало с Кометхуфом, но со мной такое не прокатит!

Я обернулась и улыбнулась Алу.

— Ты думаешь, я хотя бы даже наполовину такая идиотка, за которую она меня держит?

Ал только лишь наклонил голову набок и мяукнул.

— И я тоже так не считаю, — я захлопнула книгу, встала прямо и прошлась по хижине. — Я знаю, чем я займусь первым же делом этим утром, так что помоги мне Селестия.

Я громко застучала по двери коттеджа.

Изнутри, голос в ответ пропищал:

— Чего вы х?..

— Эй, я тут просто проходила мимо… — сказала я, — И мне интересно: вы знаете, что здесь на дорожке лежит мертвое пушистое животное?

— О богиня! — нежная пара копыт затеребила замок на двери. — О богиня! О богиня!

Дверь коттеджа резко распахнулась и из нее как стрела вылетела задыхающаяся Флаттершай.

— Эйнджел?! Мистер Пушистик?! Элизабарсук?! Что случилось?..

— Вот беда, виновата, — фыркнула я и описала глазами круг. — Куда я сегодня дела прописанные мне очки? Могу поклясться, я все сильнее теряю зрение день ото дня!

Я пнула кусочек светлоокрашенного пуха на земле.

— А это просто торфяной мох. Хехехех… Оххх… Кхм. Приношу извинения.

— О… эм… — Флаттершай сглотнула и нервно задрожала. — Это… ох… не страшно, наверное…

Я уставилась прямиком ей в глаза.

— Параспрайты.

Она отстранилась от меня, как качнувшийся манекен.

— Простите?

— Я здесь в городе для того, чтобы изучать этих разноцветных жуков, и мне сказали, что у вас есть опыт работы с ними.

— Я… эм… — она попятилась от меня, прижимая не только уши, но и все тело. — Эээ…

— Вы же главный знаток животных в Понивилле, так?

— Вам, н-наверное, п-полезнее будет п-поговорить с местным ветеринаром, — выдавила, заикаясь, Флаттершай.

— Ветеринар никогда лично не имела дел с параспрайтами. Я знаю, потому что я уже спрашивала, — я сделала твердый шаг в ее направлении. — Тем не менее, вы с ними взаимодействовали. И я бы очень хотела узнать об этих существах…

— Я правда уверена, что это не слишком хорошая идея, — сказала Флаттершай. Пискнув, она развернулась и галопом бросилась в свой коттедж. — Извините, но вам лучше попробовать спросить у кого-нибудь еще…

— Но я сомневаюсь, что кто-то еще мне сможет помочь, Флаттершай! — крикнула я ей вслед. — Никто больше не знает, как говорить с животными, как заботиться о них, как общаться с ними только через одни чувства, когда слова нас подводят…

Флаттершай замерла в дверном проеме. Закусив губу, она покраснела и обернулась на меня.

Я медленно подошла к ней с нежной улыбкой.

— Мудрая пони однажды сказала мне, что мы — слуги этой земли, и что Творение подарило нам силы на поиски жизни и защиту ее. Вы ведь верите, что вы — пони, благословленная этой задачей? Или ваша тяга сбежать слишком велика?

Флаттершай переступила с ноги на ногу. Она глубоко вздохнула и кивнула мне.

— Не желаете зайти?

— Твайлайт Спаркл всегда чувствовала вину за то, что случилось с параспрайтами, — сказала Флаттершай неразборчивым голосом. Мы обе сидели за столом в гостиной ее коттеджа, а между нами исходил паром сервизный набор с чаем. — Но она слишком много на себя возлагает. В конце концов, не она была той пони, кто в первую очередь представил параспрайтов Понивиллю. Не она была той, кто оставил нескольких параспрайтов при себе после первой попытки загнать их в Вечносвободный Лес.

Я медленно кивнула. При мне была лира, и я играла тихую мелодию, пока мы сидели рядом. Музыка, похоже, утешала Флаттершай, успокаивала ее, позволяя вести тихую беседу. Она и не подозревала, что я играла смягченную версию «Реквиема по Сумраку» снова и снова, магически усиливая свою способность сохранять память о теме разговора.

— Меня просто сразило тогда, насколько очаровательны и милы эти насекомые, — сказала Флаттершай с утомленной улыбкой. — Я никогда раньше не видела ничего подобного, честно. Трудно было поверить, что что-то настолько очаровательное способно на столько разрушений. Они буквально зачаровывали, как будто пришли из детской сказки…

— Вы говорите, что сперва нашли только одного? — спросила я. — Был только один параспрайт, и затем он размножился, породив всех остальных, которые и налетели на Понивилль, так?

Флаттершай кивнула.

— Я совершила ошибку: я его покормила, не подумав о предосторожностях. Я пошла в центр города, чтобы показать его друзьям, и по пути он создал двух новых параспрайтов. И с этого момента каждое новое насекомое размножалось так же стремительно, если не быстрее.

— Вы их видели, — прокомментировала я, склонившись над столом и продолжая перебирать струны. — Вы чувствовали их, когда держали их в своих копытах…

— Да?..

— Разве вам не показалось все это невероятно странным? — заметила я. — Разве способ, которым они ели и размножались, не показался вам нереалистичным?

— Я… — она прищурилась на меня. — Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите, мисс Хартстрингс. Они были столь же реальны, сколь и любое другое существо, с которым я когда-либо имела дело.

— У вас врожденный дар — заботиться о животных, — сказала я.

— Да, но я ничего не могла поделать с этими существами. Они игнорировали меня, будто меня там и не было.

— Разве вам не кажется, что это немного странно? — заметила я. — Вы главный знаток животных в Понивилле. Ваша подруга Твайлайт Спаркл сказала мне, что однажды вы укротили взбесившуюся мантикору в Вечносвободном Лесу, и что в течение всего лишь одного года вы взглядом победили алого дракона и жестокого кокатрикса.

— Мммм… — она покраснела и попыталась укрыться от моего взгляда, потирая второе копыто с еле заметной улыбкой. — Да. Я все это сделала…

— И при этом вы не смогли заставить вести себя прилично маленьких крылатых насекомых?

Она содрогнулась.

— У нас у всех есть свои ошибки, мисс Хартстрингс. И они обычно совершаются в самое неподходящее время.

— Флаттершай, я не пытаюсь вывести на чистую воду какую-то вашу ошибку или что-то такое, — сказала я. — Разве вы не видите, к чему я веду? Я считаю, что это по определению абсурдно, что параспрайты не хотят делать совершенно ничего из того, что вы им говорите делать. У вас есть способность общаться с животными, выходящая далеко за пределы обычного языка или простой логики. У вас золотое сердце, и ваша способность чувствовать отзывается в сердце практически каждого существа. Так почему же это не работает с параспрайтами?

— Я… — она задрожала слегка. — Я не знаю…

— Может… – я прищурилась на нее. — …параспрайты существуют вопреки реальности, чтобы конфликтовать со всем, что должно работать нормально. Может, они просто функционируют не по правилам этого мира.

— Эм…

— Подумайте об этом, — попросила я. — Разве их рацион, их скорость размножения, их безудержная жажда разрушения — разве все это имеет хоть какой-то смысл? Разве они походят на хоть что-то из области ваших знаний о животных?

Флаттершай закусила губу. Ее дрожь утихла, будто она плыла к поверхности теплого пруда пробуждения.

— Мне это всегда было интересно. Это… просто для меня никак не сходилось. Меня с Твайлайт Спаркл грызла вина за ситуацию с параспрайтами в течение нескольких месяцев, но я думаю, даже она верит, что мы должны были справиться с нашествием. Ее магия должна была помешать им пожирать в городе все подряд. А мои увещевания вообще изначально должны были остановить их от набега на деревню.

— И что же в итоге вывело их из города? — спросила я. — Параспрайты просто ушли по собственной воле после того, как учинили здесь столько разрушений?

— Не… совсем…

— Нет?

— Почти уже перед тем, как приехала на свой назначенный визит Принцесса Селестия, параспрайтов наконец-то удалось выгнать из Понивилля, — сказала Флаттершай.

— О, правда? — заметила я. — Чем же? Факелами?

— Не-а, глупая! — прощебетала Пинки Пай, скача на месте рядом с нами. — Музыкой!

Я чуть не свалилась с табурета. Прижав лиру к груди, я уставилась на Пинки, глотая ртом воздух.

— Какого сена?!

— Если бы у параспрайтов были пальцы, они бы выстукивали ими любой ритм, что звучал бы в воздухе! — воскликнула Пинки Пай, светло хихикая. Она остановилась и наморщила нос. — Если подумать, если бы у нас у самих были пальцы, разве мы бы не делали то же самое?

— Как вы вообще попали в коттедж Флаттершай?! — спросила я.

Пинки Пай моргнула.

— Это коттедж Флаттершай? — она развернулась кругом. — Ха. Ну, теперь понятно, почему тут пахнет птичьим кормом и хорьковыми хвостами!

— Гамми на кухне, спит у плиты, Пинки, — сказала Флаттершай с нежной улыбкой. — У меня разогревается партия маффинов, и я знала, что ему понравится лежать рядом с чем-то теплым.

— Оки доки локи! — Пинки Пай беззаботно поскакала на кухню, находящуюся по ту сторону передней. — Спасибо, что приглядела за ним, пока я ездила на турнир по пейнтболу!

— Твоя команда выиграла?

— Неа. Орлиные Глаза из Кантерлота опять нас побили. Проклятые единороги с их чешущимися рогами…

— Эй, подождите! — крикнула я вслед Пинки Пай. — По поводу того, что вы сказали ранее…

— Что, про то, что жилище Флаттершай пахнет хорьковыми хвостами? Хихи. Это вежливый вариант для хорьковой вони и…

— Нет, я про параспрайтов и музыку, — перебила я. — Как музыка связана с тем, что они были изгнаны из деревни?

— Эм… очевидно же! — Пинки Пай закатила глаза и захихикала. — Параспрайты любят музыку! Даже несколько чересчур, если вам интересно мое мнение! Всего-то понадобился один пони-оркестр, чтобы превратить их в пастельный парад паразит… паразитности… паразитичности?

Она на мгновенье скрестила глаза. Затем помотала головой и уставилась вперед.

— С ума сойти! Они как будто живые музыкальные ноты, только без зазубренных и изогнутых штуковин сверху. Вы же знаете, о чем я говорю, так?

— Ээээ…

— Короче, еще раз спасибо, Флаттершай! Не против, если я захвачу парочку маффинов?

— Не стесняйся, Пинки.

— Спасибочки! — она направилась на кухню. — Эй! Гамми! Вылезай из мойки! Плохой гатор! Жуй лучше собственный хвост!

— Эм… — я провела копытом по гриве, бросила взгляд на лиру, затем снова на Флаттершай. — Надеюсь, случаем, вы не против небольшой вечерней прогулки?

— Мне… мне это не нравится, мисс Хартстрингс, — сказала Флаттершай, дрожа и тревожно ступая бок о бок со мной. — Чего вы вообще надеетесь достичь?

— Не «чего», — сказала я, борясь с волной холода. — Скорее «кого».

Мы вдвоем уже десять минут пробирались по Вечносвободному Лесу, войдя в него у самой хижины Флаттершай. По-прежнему было светло, а потому тени густого леса только лишь незначительно скрывали изумрудные расцветки растений, свисающих над головой.

— Примерно в этом месте параспрайтов окончательно выгнали из города, так?

— Мммм… — она только кивнула, испуганно пискнув. — Если быть до конца откровенной, я всегда боялась, что они могут вернуться и тогда мой коттедж окажется первым, что они сожрут.

Я улыбнулась, несмотря на стучащие зубы.

— Но они так и не вернулись. Разве это не кажется вам странным?

— Ну…

— Я имею в виду, они сожрали почти весь Понивилль в течение двух дней. Что же их остановило от поедания леса, вашего коттеджа и всего остального?

— Я… я правда не знаю, — заикаясь, проговорила Флаттершай. — Чем больше вы заставляете меня об этом думать, мисс Хартстрингс, тем страннее сама идея параспрайтов мне кажется. Я никогда прежде не думала, что эта тема стоит столько внимания, но все ваши вопросы действительно абсолютно логичны. Но что же вы, в самом деле, пытаетесь доказать?

— Я не знаю в точности, Флаттершай, — сказала я. — Но я думаю, что ответ может лежать у нас под самым носом.

— В смысле?

— Я хочу увидеть параспрайта собственными глазами.

— Ч-что?! — съежилась и задрожала Флаттершай. — Но… но зачем? Вы только накликаете беду!

— Но заодно накликаю и правду, — проговорила я, вглядываясь в каждую тень и каждый темный силуэт вокруг. — Я в поисках понимания, Флаттершай. И я боюсь, что я не получу ответов, пока не возьму это существо в собственные копыта.

— Но… но это же значит, что нам придется зайти дальше в Вечносвободный Лес…

— Я вполне это осознаю, — сказала я. — Я не боюсь, и вам также бояться нечего.

— Тогда почему вы так сильно трясетесь? — заметила Флаттершай. — Эм… если вы не против, что я спрашиваю…

— Это не от страха, Флаттершай, — сказала я, дрожа. — Это от холода.

— Холода? Но почему, ведь сейчас положительно знойно!

— Поверьте мне, — сказала я, пытаясь успокоить мои ледяные спазмы. Нельзя сказать, чтобы я планировала этот поход. Плащ и дополнительную одежду я оставила дома. Тем не менее, я не собиралась покидать Флаттершай, чтобы бросить на ветер весь тот прогресс, что на данный момент проделал наш разговор. — Меньше всего я сейчас бы хотела находиться в этом месте. Но если я хочу узнать хоть что-то, я не могу отступиться, особенно после того, как зашла так далеко.

— Ваша храбрость вдохновляет, мисс Хартстрингс.

— Так же как и ваша, — сказала я с мягкой улыбкой. — Спасибо вам, что поговорили с абсолютной незнакомкой, такой, как я. Мне… мне жаль, что пришлось прибегнуть к настолько мерзкому трюку, чтобы выманить для начала вас из коттеджа.

— А мне очень жаль, что другим пони приходится прибегать к глупым вещам, чтобы заставлять меня иногда показывать свой нос из-за двери, — сказала она, зарывая передние копыта в мягкую землю. — Я никогда не была особенно общительным пегасом, но я знаю, что во многом в этом моя собственная вина. У меня так много друзей, и мне пора бы уже научиться доверять их искренним чувствам вместо того, чтобы поддаваться напирающим страхам…

— Вы очень добрая душа, Флаттершай, — сказала я, пробивая взглядом почти что настоящие джунгли впереди. — Не надо так на себя наседать. Ваша мягкость и терпение помогли вам преуспеть в приручении дикой природы. Я уверена, что это вам только помогло заслужить любовь, и уважение ваших друзей, и даже больше того.

Я остановилась на месте, выйдя на опушку, и улыбнулась, несмотря на дрожь.

— Ага. Вот этот подойдет.

— Эм… — Флаттершай заглянула мне через плечо. — Что подойдет?

Я обернулась к ней, указывая копытом на пень посреди зарослей травы и невысоких кустов.

— Поверьте мне. Я узнаю хорошую сцену с первого взгляда.

Она пошла за мной следом, когда я направилась к пню и уселась на него, будто он был широким табуретом.

— Так. Можете мне быстренько описать свойства той музыки, которую играли, чтобы выманить параспрайтов из Понивилля?

— Эм… — Флаттершай поерзала, глядя на ряды окружающих нас деревьев. — Пинки Пай исполнила очень задорную композицию. У нее был быстрый темп и повторяющаяся мелодия. Тем не менее… эм… у нее было с собой несколько инструментов. Не уверена, что у всего лишь одной вашей лиры получится подражать их звучанию.

— Это нестрашно, — сказала я, поднимая лиру перед собой. — Думаю, у меня как раз найдется жизнерадостная мелодия, чтобы ее здесь исполнить.

— О?

— Расслабьтесь, Флаттершай, — заявила я, начиная перебирать струны телекинезом. — Присаживайтесь. Вам вполне может вдруг понравиться шоу, раз уж вы здесь, а?

— Ладно…

Я сосредоточилась, закрыв глаза, проникая мыслями за пределы обрушивающихся на мое тело волн холода. Вскоре я уже играла ускоренную версию «Закатного Болеро». Магические аккорды эхом разносились между стволами лесных деревьев. Эта полянка в лесу, как оказалось, обладала поразительными акустическими свойствами, и вскоре весь Вечносвободный начал резонировать звуками быстрой симфонии.

— Хихихи… — тепло произнесла Флаттершай. — Это очень забавная мелодия. Не знаю почему, но мне от нее так легко внутри…

— Шшш, — выдохнула я, закрыв глаза и сосредоточившись на стремительном темпе.

— Рада, что вам нравится, Флаттершай, — прошептала я. — Но мне необходимо сосредоточиться…

— О, извините.

— Не страшно, — проговорила я, а затем закусила губу, исполняя «Закатное Болеро» во второй раз, затем в третий и четвертый. Я вносила легкие вариации в каждое исполнение, но не ради художественного самовыражения, а, скорее, чтобы проверить, сможет ли какая-нибудь из этих версий лучше привлечь мою «добычу». Продолжая игру, я чувствовала, как моя дрожь уходит, сменяясь облаком беспокойства. Непохоже было, чтобы что-то вообще работало. Я не улавливала на слух появления параспрайтов, и вскоре ничего более не значило для меня, кроме музыки самой по себе. Я боялась, что если я слишком сильно сосредоточусь на симфонии, то она заставит меня забыть причину, по которой я пришла сюда. Меня невероятно искушало желание переключиться с Болеро на Реквием, чтобы усилить свою память об абсурдных насекомых, когда внезапно голос Флаттершай пискнул:

— Эй! Мисс Хартстрингс!

— Просто дайте мне сыграть композицию еще раз…

— Нет! Смотрите!

Я открыла глаза. В мутном, промораживающем тело мире я увидела крохотную фиолетовую точку, висящую в воздухе, как тусклая шаровая молния. Я моргнула, и пастельный кружок вошел в резкость. На трепещущих стрекозиных крылышках существо плавало в воздухе, перемещаясь то влево, то вправо, непрерывно улыбаясь и отражая в ярко сияющих, как стекло, глазах солнечный свет, льющийся сквозь листву.

— Однако, привет тебе, — проговорила я. Я глянула на Флаттершай. Она глянула на меня. — Значит, они настоящие, так?

— Вы хотите сказать, что за все это время вы ни разу не видели ни одного собственными глазами? — прошептала она мне в ответ.

Я открыла рот, чтобы заговорить, но помедлила. Я думала о Царстве Неспетых, о записях Доктора Кометхуфа, о столь многих безумных и невообразимых вещах, которые были, на самом деле, столь ужасающе реальны. Мой разум пытался вернуться на несколько месяцев назад, когда этот городок разрушался повсюду вокруг меня, и я, внезапно, почувствовала полную беспомощность в попытке призвать из воспоминаний хотя бы одну деталь. Надо ли винить Реквием в этой ясности… или нехватке ясности?

— Я… я, похоже, не знаю…

Параспрайт тихо-тихо чирикнул. Он был до смешного очарователен. Но он все равно нагонял на мои внутренности дрожь, от которой я чуть не выронила лиру. Каким-то образом я чувствовала, будто скорее слышу стоны закованных пони в затопленном измерении, чем наслаждаюсь голоском насекомого.

— Они очень дружелюбные, — приглушенно сказала Флаттершай. — Если вы к нему подойдете, он только захочет подлететь к вам поближе, и даже решит в итоге угнездиться у вас в гриве.

Она обернулась, чтобы поглядеть на меня.

— Что… эм… что вы хотите с ним сделать?

— Давайте просто посмотрим, что я могу с ним сделать, — проговорила тихо я, не отрывая глаз от живой фиолетовой сферы передо мной. — Вот, подержите.

Я протянула ей лиру.

Флаттершай осторожно ее взгляла.

Я сбросила седельную сумку, не отрывая взгляда от параспрайта.

Параспрайт глядел в ответ, вечно широко улыбающийся, бесконечно счастливый.

— Так… — выдохнула я, пытаясь успокоить свою дрожь от ожидания того, что будет следом. — Мне нужна будет ваша помощь. Идите за мной…

Флаттершай нервно кивнула. Она положила лиру на пенек и пошла следом, когда я медленно двинулась к существу, левитируя седельную сумку перед собой. Мы ползли по опушке, казалось, десятилетие, пока не оказались от насекомого на расстоянии, на котором он мог бы слышать наше дыхание. Я прошептала Флаттершай:

— Посмотрите, сможете ли вы с ним подружиться, — я открыла клапан седельной сумки. — Мы его заманим сюда.

— Хорошо, — сказала она, кивнув. Подойдя ближе, она с умиротворяющей улыбкой протянула копыто.

Параспрайт подлетел ближе и потерся о ее переднюю ногу. Он издал еще один чирикающий звук и затем подпрыгнул от копыта вверх, чтобы потереться о ее лицо.

— Хихихи… — Слегка порозовев щеками, Флаттершай заметила: — Я уже и забыла почти, насколько они умилительны вблизи…

Я прочистила горло.

— Не дайте себя заворожить слишком быстро, Флаттершай, — я указала ей на открытую седельную сумку передо мной.

— Кхм. Точно… — она снова потерлась носом о параспрайта и заговорила: — Мы не собираемся тебе вредить, дружок. Мы просто хотим тебя узнать получше. Не бойся мисс Хартстрингс. Ей просто любопытно, и она ведь не сможет ничего про тебя узнать, пока ты прячешься в чаще леса, ведь так?

Параспрайт только пискнул и высунул язык. Погодите, откуда у насекомого язык? Все это с каждым мигом становится только страннее и страннее.

— Вооооооот так вот, — проворковала Флаттершай, укладывая маленькое шарообразное существо в мою седельную сумку. — Видишь? Не так уж все и плохо, малыш.

Я закрыла седельную сумку и защелкнула ее на замочек. Я вцепилась в нее, протяжно выдохнув. На моем лице появилась глупая улыбка.

— Где бы вы ни были, Кометхуф, надеюсь, вы мной гордитесь…

— А?

Я прочистила горло и встала, поднимая седельную сумку.

— Не обращайте внимания на меня. Я просто радуюсь, что это действительно сработало.

— Как вы дальше хотите изучать это существо в вашей сумке? — спросила Флаттершай. — Вы собираетесь магически его просканировать своим рогом?

— Нет, — сказала я. — Я собираюсь отнести его домой и изучить в безопасности у себя в погребе.

— Вы собираетесь что сделать?! — ахнула, широко разинув рот, Флаттершай. — Но… но это же значит, что вы его понесете в деревню!

— Э… Да. Похоже на то…

— Это же… это же невероятно опасно! — воскликнула Флаттершай. — Невозможно предсказать, сколько урона он может нанести, если его принести туда, где столько еды и прочих съедобных предметов!

— Поверьте мне, Флаттершай, — сказала я. — У меня… достаточно много магических талантов, чтобы не дать истории повториться.

— Но…

— И я, к тому же, не собираюсь причинять малышу вред. Мне просто нужно больше времени и ресурсов, чтобы понять их, и я не могу ничего с ним поделать посреди леса, — я развернулась…

…только для того, чтобы увидеть, как Флаттершай, хлопая крыльями, опускается на землю и преграждает мне путь.

— И… извините, мисс Хартстрингс, — она закусила губу в жалкой попытке изобразить суровость. — Но… но я д-должна настоять на своем.

— А? — я моргнула на нее.

— Я не могу вам позволить покинуть лес с параспрайтом. Только из-за моей дурости рой снес Понивилль. Я чувствую с тех пор ответственность за это, и буду ее чувствовать и за эту ситуацию тоже. Так что… эм… — она стиснула зубы, набрала полную грудь воздуха и в итоге пропищала:

— Положитенемедленносумкупреждечемявасзаставлю!

Она немедленно увяла, отступая от меня, прикрывая глаза.

— Эм… пожалуйста, не ненавидьте меня за то, что я пытаюсь быть уверенной в себе.

Я уставилась на нее. С моих губ сорвался нежный вздох, и я улыбнулась:

— Никто в мире просто не в состоянии вас ненавидеть, Флаттершай. Вы… делаете все правильно.

— Тогда… — она сглотнула. — Тогда вы сделаете так, как я вам сказала?

— Я просто буду изучать его здесь, — сказала я. — Я, быть может, не смогу узнать про него столько, сколько хотела бы, но я смогу удержать малыша на месте достаточно для того, чтобы изучить его как положено.

Я обернулась и указала на пенек:

— Не могли бы вы сходить за моей лирой? Я без нее не смогу играть музыку как положено…

— О… — Флаттершай потянула крылья. Она обернулась на пенек, затем снова на меня.

— Хорошо, — сказала она с улыбкой. Она быстро пошла туда, где лежал музыкальный инструмент.

Я стояла на месте, наблюдая, прищурившись, за ней и за тем, как она проходит десять футов, двадцать, тридцать…

Флаттершай подобрала лиру. Прежде чем она успела развернуться, она застыла на месте. Вид ее от меня скрыл клуб пара из моего рта, а затем я увидела, как она дрожит посреди леса, оглядываясь кругом, нервно заикаясь:

— Что?.. Как?.. Что я здесь делаю?..

Я сделала глубокий вдох, встала прямо и пошла к ней.

— О, привет вам!

— Аааай! — она развернулась и прыгнула от меня, чуть не выронив лиру. — Вы кто?!

— О, простите меня, пожалуйста, — ахнув, сказала я. — Я не хотела вас напугать, мэм. Я просто шла от Зекоры и вдруг поняла, что выронила свою лиру…

Я кинула взгляд на ее копыта и широко улыбнулась:

— О! Надо же! Вы ее нашли!

— Эм… — Флаттершай дрожала теперь чуть меньше, разглядывая золотой инструмент в своих копытах. — П-похоже, действительно нашла…

— Я даже не знаю, как мне вас отблагодарить! Вы так добры! — я бросилась к ней и подхватила инструмент левитацией. — Клянусь, я бы потеряла свой рог, если бы он не был приделан к моей голове.

Я опустила лиру в карман седельной сумки, висящий с другой стороны спины от того, в котором, ударяясь о холщовую ткань, скакал туда-сюда параспрайт.

— Итак, что же такая милая молодая пони, как вы, делает здесь в этот прекрасный день? Решили прогуляться?

— Я… — Флаттершай густо покраснела, разглядывая окружающие ее незнакомые заросли Вечносвободного леса. — Я не понимаю до конца. Я… я обычно не люблю ходить в лес…

— Оооо, очень жаль. А мне вы кажетесь пони, которая хорошо уживается с дикой природой.

— Ну, на самом деле…

— Эй, Зекора может подождать еще немного, — сказала я с улыбкой, стараясь изо всех скрыть свою дрожь. — Как вы смотрите на то, чтобы я вас проводила до края леса? Я, на самом деле, не из города, и хотела бы больше узнать об этом месте, если, конечно, вы не хотите побыть одной…

— Нет! — выдохнула Флаттершай, сжалась и сказала чуть спокойнее: — То есть я хотела сказать, я-я бы с радостью поговорила и погуляла бы с кем-нибудь, если в-вас это устраивает.

Я хихикнула и поманила ее в направлении ее дома.

— Меня это более чем устраивает…

Я опустила стеклянную банку, окутанную сияющим телекинезом, на верхнюю полку в углу моей хижины. Внутри беспокойный параспрайт улыбался миру за границами прозрачного купола и, трепеща крыльями, нарезал клаустрофобичные круги.

Со вздохом я сделала шаг назад. Я поглядела сверху вниз на Ала, который сидел посреди хижины, уставившись на запертое в банке насекомое, и тревожно вздрагивал хвостом.

— Даже не думай сбросить банку, чтобы достать жука, — сказала я. Сняв со спины седельную сумку, я сложила вещи в углу комнаты, продолжая тихо говорить: — Я знаю, для кота он выглядит вкусным, но я бы себя возненавидела, если бы эта маленькая штуковина сожрала тебя изнутри.

Ал издал тихий урчащий звук и потянулся к нижним полкам книжного шкафа, не отрывая янтарных глаз от банки.

Я снова осторожно отпихнула его обратно в центр хижины.

— Конечно, я и так себя уже достаточно ненавижу за это все, — я уселась рядом с ним, любовно гладя его шерсть, пытаясь заставить себя вновь считать, что я хорошая, заботливая пони. — Флаттершай только и делала, что самоотверженно помогала мне в последнее время и самое лучшее, чем я могу ей отплатить — это лгать ей в лицо?

Я снова вздохнула.

— Я знаю, все это ради великой цели, но разве могут эпичные планы оправдать что угодно, неважно, сколь неэтичное?

У Ала не было для меня слов. Он просто сидел рядом. Я ощутила его тепло, когда он потерся о мое бедро и двинулся к койке.

Я осталась сидеть на месте, уставившись на запертого в банке параспрайта.

— Мне нравится себя убеждать, Ал, что едва я излечусь от проклятья, я наконец-то смогу извиниться перед такими пони, как Твайлайт, Эпплджек, Морнинг Дью… — я сглотнула. — А теперь и Флаттершай.

Я поправила рукава толстовки, не переставая дрожать.

— Я только и хочу, что по окончании этой катастрофы найти себе друзей… навсегда. Но захотят ли они быть моими друзьями, зная все те вещи, что я творила за их сраженными амнезией спинами?

С кровати послышалось тихое мяуканье. Ал, устроившись в складках белья, свернулся клубком и зевнул.

Я улыбнулась ему:

— Захочешь ли ты быть моим другом, едва я вырвусь отсюда, едва я перестану быть выпадающей из памяти тенью, которая кормит тебя время от времени? В конце концов, это, должно быть, одиноко для кота: жить в одной хижине с привидением.

Ал не сказал ничего. Его рыжее тело вздымалось и опадало, пока он тихо ускользал в дрему.

Я пробормотала:

— Я была призраком уже так долго, что тепрь я практически боюсь того, что мне нужно сделать, чтобы все изменить. Даже одни только мысли об этом сводят меня с ума, — я еще раз посмотрела на банку. — Охххх… как бы поступил Кометхуф?

Она любит своего возлюбленного. Меня от тебя отделяет симфония. Огонь и сирены. Луна ушла и они бьются за космос. Все неспето и несказано. Истина сокрыта в утробе Вселенского Матриарха. Пуповина уже слишком давно разрезана, чтобы ее можно было распутать. Мир начался с песни и закончен будет похоронным плачем. Симфония разбита. Запустение разделяет музыку, как оно разделяет Небесные Тверди. Мы живем, чтобы начинать ничто. Бороться с аликорном. Восстанавливать красоту и любовь. Я найду тебя, даже если на это уйдет всякое мое дыхание и все начинания. Я подвешу себя в безднах тьмы. Вестник Ночи станет моим якорем, и затем я спою нас обратно в реальность. Я переведу ее песнь ушам смертных. Ты всегда любила чесать мои уши. Ты ждешь меня, и я найду тебя. Она обожала своего возлюбленного, но она спела его прочь. Я не буду подобен ей. Я буду жить под ее тенью, но я не буду подобен ей. Я живу, следовательно я пою. Пение суть существование, что суть обретение радости, что суть плач. Несущая восторг баллада обращается скорбным погребальным звоном, становится несущей восторг балладой вновь. Вселенная колеблется по кругу, вращаясь на орбите хаоса и распускающихся цветов. Она обожает своего возлюбленного, но ее возлюбленному пришлось уйти. Он вернется назад, как вернусь назад я, только я пытаюсь, тогда как он умирает. Знай мою песнь и становись чем-то. Я найду тебя, возлюбленная. Я найду тебя. Я найду тебя. Я найду тебя…

Я часто заморгала. Сев на кровати, я застонала и потерла копытом глаза.

— Невероятно полезно, — под моим боком свернулся пушистый комок жаркого живого тепла. Я глянула на Ала в мерцающем свете разведенного камина. Я указала копытом на древний дневник, лежащий передо мной. — Ты что-нибудь из этого понял?

Ал не сказал ничего. Он покружил на месте, потянулся и затем снова свернулся клубком у меня под боком.

Я посмотрела на параспрайта, по-прежнему кружащего в банке на верхней полке.

— Думаю, что Кометхуф принял идею стать призраком слишком уж буквально. Заставляет задуматься: быть может, то же самое произошло и с ней? Два духа пони — один эфирный, другой смертный — оба оказались пойманы Царством Неспетых, и они не могут из него выбраться, потому что ничего, кроме того, как быть неспетыми, им более не ведомо.

Я сглотнула.

— Это, и еще то, что они оплакивают утраченную любовь, которая никогда к ним не вернется. Может, мне пошло на пользу, что я была одинокой кобылой, когда приехала в Понивилль…

Следом пришел миг тишины, не считая щелканья горящих углей в очаге, и я воспользовалась им, чтобы перевести дыхание.

— Эх, кого я пытаюсь обмануть? — выпалила я. Я обернулась и тепло улыбнулась клубку меха, делящему со мной кровать. — Ты мой возлюбленный?

Я склонилась и потерлась о него носом. Он понюхал меня, защекотав мой нос усами, прежде чем протестующе мяукнуть. Я хихикнула и еще раз ткнулась в него носом, прежде чем перевести взгляд на параспрайта наверху.

— Запустение разделяет музыку, как оно разделяет Небесные Тверди… — сказала я, цитируя Кометхуфа.

И тут же наморщила в задумчивости нос.

— Музыка… — проговорила я. Я посмотрела на параспрайта. Я представила, как его яркое фиолетовое тело скачет под энергичный ритм Болеро. — Параспрайтов притягивает мелодия. Музыка, в первую очередь, прогнала их из Понивилля. Даже сама Пинки Пай сказала, что это оттого, что параспрайты будто бы как живые ноты…

Мои глаза сканировали просторы озаренной огнем из камина хижины, пока я говорила с Алом… или я говорила сама с собой?

— Когда Кометхуф пришел к Селестии, ее жестокая магическая реакция на Ноктюрн оказалась неспета. История была изменена, чтобы все помнили, будто это сарозийская бомба разрушила то крыло дворца. Но она ли перекроила ткань реальности, или это сделала Селестия для того, чтобы защитить правду о Царстве Неспетых? — я сглотнула и уставилась неотрывно на параспрайта. — Все аликорны — часть той же самой песни, что питала собой сущность Вселенского Матриарха. Матриарх была единым аликорном. Она песней воплотила Творение в реальность и затем разбила песнь на четыре части: себя, Селестию, Луну и нее. После этого все, что аликорны сделали для этого мира… было только лишь дальнейшим разбиением песни Матриарха, что питает их.

Осторожно, чтобы не потревожить Ала, я села в кровати прямо.

— Смотрю ли я на параспрайта? — спросила я у теней. — Или смотрю я на песню? И если это так… то чья же это песня?

— Ну, Принцесса Селестия живет тысячи и тысячи лет, — сказала Твайлайт Спаркл, левитируя книгу к деревянному столу, за которым я сидела на следующий день. — Большая часть этих тысячелетий она провела в Кантерлоте. Вполне естественно ожидать, что за это время она написала множество симфоний.

— Мне нужно поискать одно конкретное произведение, — заявила я, сидя перед ней в центре библиотеки на табурете. — Сколько же всего она, предположительно, написала композиций?

— Оххх… Не так уж и много, — пожала плечами Твайлайт Спаркл, оглядывая потолок. — Немного там, немного здесь. Думаю, около… пяти тысяч?

Я дрожаще выдохнула.

— Хорошо, что у меня весь вечер свободен.

— Хихихи. Я заинтригована вашим интересом к музыкальному прошлому Ее Величества, мисс Хартстрингс. Могу я узнать, каков повод? Эксперимент? Широкий исследовательский проект?

— Давайте просто сойдемся на «нездоровое любопытство» и так это и оставим…

Твайлайт скользнула к столу рядом со мной, сияюще улыбаясь.

— Может, я даже смогу вам помочь! — подмигнула она. — Когда до этого доходит дело — для меня любой исследовательский марафон не проблема.

— Хех. Будто я не знаю…

— А?

— Кхм, — я поглядела на нее. — В самом деле, я же не могу в действительности попросить вас потратить все свое время на помощь мне с этим чудовищным поиском.

— Ну, дайте мне параметры для поиска и, быть может, я смогу упростить его до умеренного эпичного!

Я выдохнула через нос и пробормотала:

— Жуки…

Твайлайт вскинула бровь.

— Жуки?

— Милые, прыгучие, голодные, до тупизны очаровательные жуки, — сказала я. — С яркими глазами, стрекозиными крыльями и…

— Ух ты, — отметила Твайлайт и подмигнула, вскинув бровь. — Мы описываем симфонию или колыбельную?

— Хех, — ухмыльнулась я. — Будто бы Ее Величество когда-нибудь писала колыбельные.

— На самом деле писала.

Я неловко посмотрела на нее:

— А?

— В этой книге им посвящен целый раздел! — она перелистнула несколько страниц фолианта, лежащего перед нами. — Столетия назад, практически каждая домашняя песенка, которую пели жеребятам, была создана самой Принцессой. Даже по сей день, многие колыбельные — просто вариации тех, старых. Только не говорите мне, что ни разу не слышали «Тише-тише, не шуми»[1]

— Это… было давно…

— Шшшш… — Твайлайт оглянула библиотеку кругом, затем наклонилась ко мне с ухмылкой. — Только не говорите моему ассистенту, Спайку, что я ему пела эту песню несколько раз…

— Эй! Прекрати! — раздался голос с дальнего конца библиотеки. — Хватит меня унижать!

— Хихи… Да ладно тебе, Спайк! Мисс Хартстрингс же не собирается говорить об этом никому из тех, кого мы знаем!

— Привет! Меня прет твоя крутая толстовка…

— Ага, спасибо, — я снова повернулась к Твайлайт. — Итак, в какой-нибудь из этих колыбельных упоминаются милые прыгучие насекомые?

— Ну, давайте, что-ль, проверим?

Два часа спустя мы вдвоем по-прежнему рылись по разделу колыбельных в книге с композициями Селестии. Твайлайт Спаркл действительно продемонстрировала мне, какой она может быть «марафонной бегуньей», внимательно прочитывая одну страницу нотных записей за другой. Что же до меня, то мне было все сложнее и сложнее держать глаза открытыми. Я зевнула несколько раз, совершенно бесстыдно. Единственное, что меня держало в сознании, — это болезненный страх, что засыпание может обрезать связь, которую я поддерживала между собой и потенциальной жертвой амнезии.

И как только тени в комнате стали соблазнять мои жалким образом поддающиеся усталые глаза, убеждая закрыть веки, я почувствовала, как мое плечо трогает копыто.

— Эй. Мисс Хартстрингс. Мне кажется, я кое-что нашла.

— Нашла…кое-что?.. — переспросила я, часто моргая.

— Вот здесь, — сказала она, указывая лавандового цвета копытом на чрезвычайно короткую мелодию, нацарапанную на пыльной странице ближе к началу книги. — Это одна из старейших песен, которую когда-либо относили к сочинениям Принцессы Селести.

— Давайте посмотрим… — я скользнула ближе и осмотрела верх страницы. «Парад прелестных спрайтов». М-да, ну разве не мило.

— Хотите прочитать ее?

— Почему бы и нет…

Парад прелестных спрайтов

Посвящается Стар Блисс

Спи, моя маленькая радость, усни.

От заката до рассветных туманов,

Пусть снится тебе, как ты будешь играть,

А парад прелестных спрайтов будет летать,

Мерцая, как лесные огни,

И без остатка съест все беды твои.

Отдыхай, моя маленькая радость, и спи.

Умиротворенней нет ничего.

Крылатые друзья будут танцевать до утра.

Съедят и тень, и призрака, и всякий страх без следа,

И все, что тебе неприятней всего,

Чтоб от тревог избавить твои утра и дни.

Я люблю тебя, моя маленькая радость, учти.

И надеюсь, не упустишь ты вид никогда,

Как милых спрайтов веселый парад будет идти.

И однажды расскажешь жеребятам своим,

Об этих волшебных духах лесных,

Что очищают наш мир, пока мы в кроватях лежим.

— Что думаете? — спросила Твайлайт Спаркл. — Это как раз то, чего вы искали?

— Ну… — я сделала глубокий вдох. — Она, определенно, очень… повторяющаяся.

Она снова хихикнула.

— Это, все-таки, не совсем Мэрцарт, мисс Хартстрингс. Хотя я должна сказать, что стиль — это не вина Селестии. Дело все в целевой аудитории.

— Думаю, да, — сказала я. Я вновь прищурилась на посвящение. — Кто это — Стар Блисс?

— О… — улыбка Твайлайт стала спокойной, печальной. — Он был одним из первых учеников Принцессы Селестии. Тысячи лет назад, задолго еще до Возвышения Дискорда, не говоря уж о Пришествии Теней, Принцесса Селестия не только обучала своих учеников магии, но и усыновляла их. Даже Старсвирл Бородатый был для нее как сын. И, ну, как и большинство матерей, Принцесса Селестия заботилась о своих жеребятах с любовью и преданностью. Она написала колыбельную для каждого отдельного приемного жеребенка.

— Вот почему их так много.

— Да.

— Интересно, сколько же еще погребальных плачей…

На это Твайлайт Спаркл не сказала ничего.

Я прочистила горло.

— Итак, позвольте мне поинтересоваться, мисс Спаркл, — я указала на колыбельную. — Конкретно эта песня не напоминает вам чего-нибудь?

— Ну… — она поглядела на композицию. — Если так подумать… — она моргнула. — Ха. Нет, быть не может…

— Я вас внимательно слушаю.

Она помотала головой.

— Слишком уж натянуто. К тому же… — она подавила смешок. — Впервые они появились около года назад, и они определенно не «съели без остатка все беды», они сожрали полгорода. Хех. Вы здесь были в тот момент, мисс Хартстрингс?

Я содрогнулась.

— Физически да, но, по-видимому, не разумом.

— А?

— Скажите мне… — я повернулась и вежливо ей улыбнулась. — Надеюсь, вам не будет слишком трудно выписать мне эту книгу на… скажем… неделю?

Книга с песнями Селестии лежала на койке рядом с дневником Кометхуфа. Я стояла в нескольких футах от кровати. Садящееся солнце плавилось в окнах, заливая хижину алой дымкой. Ал ходил кругами, наэлектризованный напряжением и беспокойством, витающим в воздухе комнаты. Он мяукнул мне несколько раз, но я ни разу ему не ответила.

Я уселась на задние ноги, приложив копыто ко рту, пока разглядывала книги, глубоко погруженная в размышления. Время от времени я переводила резко взгляд с закладки, заложенной на колыбельной Селестии, на уставшего параспрайта, сидящего на полке высоко надо мной. Эти метания продолжались уже долгое время: пауза тишины, прерываемая лишь редким мяуканьем одинокого Ала.

Наконец я произнесла:

— Реквием — это буфер… средство напоминания пони о том, что реально, против того, что неспето, — сказала я. — Он помог Кометхуфу вспомнить исполнение Ноктюрна. Он помог мне вспомнить параспрайтов.

Я тяжело сглотнула и неотрывно уставилась на пойманное насекомое.

— У меня нет Вестника Ночи, но у меня все равно есть кусочек песни Матриарха. Оно просто пока не знает, что оно на самом деле такое. Но если я напомню и ему тоже…

Ал потерся о меня. Его не кормили. Его лоток не чистили. Ничего другого он даже теоретически желать не хотел, но он все равно терся об меня, урча и мяукая.

Я опустила на него взгляд. Я провела копытом по его голове, почесала за ушами. Горькая усмешка сорвалась с моих губ:

— Хех. Она всегда любила играть с его ушами… — я вздохнула. — Думаю, его безумие началось с того, что он отказался оставить позади нечто любимое, нечто, что более не в состоянии любить его в ответ…

В глубине моей глотки образовалась яма. Внезапно я не могла больше смотреть на Ала без слез. Я повернула голову к потолку, содрогнулась и заговорила тихим голосом:

— Я не могу так оставаться. Мне надо двигаться дальше. Мне надо…

Я покинула хижину. При мне была сумка, набитая вещами. Я чувствовала вес лиры и чувствовала бряцание банки в боковом кармане, в которой игриво прыгал по кругу параспрайт.

Прежде чем уйти, я помедлила на краю крыльца в свете подступающих сумерек. Мои копыта потоптались на месте. С мрачным вздохом я развернулась, оставив дверь хижины приоткрытой. Я помнила, как проснулась посреди ночи после первого исполнения Плача. Мне было холодно, мокро, я дрожала и тонула в ужасе. И все же, поглядев в свой дневник, я поняла, что все, что я помнила о той пугающей ночи, было далеко не всем, о чем помнить было надо. Ее неспетый голос оттенил мое понимание реальности, и когда я отправилась в царство меж Небесных Твердей, я наконец-то поняла, какую кошмарную истину она желала сокрыть от смертных, подобных мне.

Я не могла сопротивляться мысли: не могла ли песня Селестии сокрыть собой некую истину столь же кошмарную? Может ли она свести меня с ума, как Ноктюрн свел Кометхуфа? Поможет ли она мне когда-нибудь найти путь домой, при том, что Кометхуф так и не достиг подобной свободы?

Я бросила взгляд назад на хижину. Я подумала в последний раз о чудесной рыжей шерстке Ала, о его тепле и присутствии, что сопровождали меня во сне подобно милой колыбельной.

Не было никакого смысла ждать. Я проследовала по ступеням погреба, освещая себе путь переносным фонарем, пока не оказалась вновь в тесной земляной комнатке, где я тут же выдвинула перед собой табурет и металлическую стойку. Я положила на нее лиру, затем подложила под инструмент новые нотные листы. К этому моменту я уже заучила наизусть каждую элегию, известную мне из Ноктюрна. Но исполнять я собиралась несколько иную вещь. «Парад красивых спрайтов» Принцессы Селестии покоился передо мной в танцующей светотени фонаря. Пришло время испытать мою теорию и применить ее к живым сосудам абсурдности.

В первую очередь, я схватила банку. Я поглядела внимательно на параспрайта внутри, и он поглядел на меня в ответ, улыбаясь и трепеща крылышками в бесконечной радости. Он, в своем роде, был как ребенок, навечно запертый в застывшем моменте восхищения и довольства. Меньшего от живой колыбельной я и не ожидала.

Следом я совершила немыслимое. Я отвинтила крышку банки и выпустила параспрайта на свободу. Маленькое насекомое выпорхнуло в комнату, счастливо чирикая и принялось накручивать беззаботные петли вокруг моего фонаря. Потом оно в итоге успокоилось и просто зависло игриво передо мной.

Я не сводила глаза с неестественного существа ни на секунду. Сунув копыто в седельную сумку, я вытянула первое яблоко из запаса, купленного на городском рынке Понивилля. Взмахом копыта я выкатила сияющий фрукт так, чтоб он остановился прямо по центру погреба. Я застыла, ожидая того, что произойдет следом.

Слишком долго ждать не пришлось. Параспрайт, сделав несколько кругов по комнате, жадно опустился по спирали на красное яблоко. Едва он коснулся подачки, его челюсти открылись до смешного широко, и он заглотил фрукт с омерзительно громким жужжащим звуком. Не осталось ни сердцевины, ни даже стебелька. Чуть тяжелее, чем прежде, параспрайт взлетел в середину комнаты, счастливо трепеща стрекозиными крылышками.

Я только лишь прищурилась на существо, молча ожидая.

Внезапно оно рванулось в воздухе в сторону. Его глаза сощурились, будто бы в сосредоточении. Шарообразное тело фиолетового существа заколебалось и, внезапно, оно начало кашлять и задыхаться. Из его рта вылетел коричневый шар отрыжки. В отличие от обычных подобных излияний, эта слипшаяся кашица осталась левитировать в воздухе. Не прошло и секунды, как коричневая оболочка разбилась под напором двух вырвавшихся на свободу крылышек. И вот, внезапно, передо мной возник второй параспрайт: ярко-зеленое существо, что зависло со счастливым выражением лица рядом с собратом.

Я вновь потянулась медленно к седельной сумке. Я выкатила еще два яблока. Замерев в тишине, я наблюдала за тем, как два насекомых опускаются к фруктам. Они проглотили пищу целиком, поднялись в воздух и вновь начали метаться. Погреб наполнился эхом от плевков и конвульсий, когда они выблевали еще два свежих комка. Внезапно дуэт обратился в квартет, и экзоскелет каждого нового параспрайта был окрашен более свежим и ярким цветом радуги.

У меня еще остались яблоки; я быстро выкатила их вперед. Они просуществовали считанные секунды, прежде чем растущий рой пожрал их и удвоился, утроился. Вскоре кормить их более не было никакой нужды: параспрайты размножались самостоятельно, подпитываемые энергией огромных объемов пищи, что заглотили их предки. И когда погреб стал гигантским загоном для этого порхающего стада, я пододвинулась к лире и начала наигрывать телекинезом вступительные такты «Реквиема по Сумраку».

Напев превратился в жуткую фоновую музыку для декораций из растущего облака насекомых. Их трепещущие крылышки стали невольной перкуссией, сливаясь в приглушенный шорох по мере того, как неестественный ветерок вздымал все вокруг меня в воздух. Они кружили вокруг меня, время от времени чирикая, улыбаясь мрачным стенам погреба так, будто кругом был красивый летний день. По мере того, как Реквием переходил от одного движения[2] к другому, их циклонический полет обретал качающийся, танцующий, вслед за вливаемыми мной в эту подземную музыкальную кабинку аккордами, ритм. Их глаза сияли ярче, будто наэлектризованные звучанием забытой элегии.

Я поняла, что захватила все внимание своих слушателей. Пришло время поведать им нечто, что они позабыли, нечто, что хранило в себе тайну их неестественной сущности. Пока вибрировали струны моей лиры, изливая магические звуки Реквиема, я перечитала нотный лист передо мной и затем нырнула в «Парад красивых спрайтов» Селестии. Темп был медленен, ритм пьяняще прост, и я чувствовала, как усыпляющий зов древней песни тянет за края моей души.

В тот момент, когда параспрайты прекратили нарезать вокруг меня круги, я поняла, что музыка достигает своей цели. Насекомые зависли на месте, с глазами шире, чем я когда-либо видела. Их крылья, казалось, бились в ленивом темпе, слаженно и загипнотизировано. Я осознала, что все мои исследования привели меня к чему-то, и момент этого осознания был практически пугающ.

Мне не было нужды петь саму песню. Мелодии самой по себе было достаточно, чтобы захватить их внимание. Ее аккорды вздымались в воздухе, сливаясь с магическим эффектом «Реквиема по Сумраку». Она воздействовала на параспрайтов, сливая их в единое облако узнавания. Пока я играла колыбельную, я нервно наблюдала за тем, как их висящая в воздухе масса растягивается, образуя настоящую сеть вокруг меня — каждый параспрайт висел на равном расстоянии от каждого своего собрата.

Песня получила ответ.

— Вы не настоящие, — проговорила я под сводами звука. — Вы только думаете, что вы настоящие.

Выстроившиеся в ряды насекомые сузили глаза. Какой бы мельчайшей искоркой души ни обладал каждый из них, души эти угасали. Их крылья замедлялись, но магический ветер, тем не менее, набирал силу, раздувая мою гриву, мешая читать ноты, что я пыталась играть.

— Ваше существование — безумие, — сказала я. — Загляните в свои воспоминания и убедитесь, сколь смешна ваша жизнь. Вы были сотворены, чтобы быть абсурдом, чтобы скрыть крайне реальную истину.

Дыхание покинуло меня, ибо я заметила яркое сияние, исходящее от каждого из параспрайтов. Комната начала гудеть пугающим тоном, подобным реву волн, обрушивающихся пока еще вдалеке, но приближающихся ко мне. Вскоре яркий магентовый свет засиял из глаз каждого из параспрайтов. Даже этот феномен образовал собой закономерность, кружа вокруг меня, часто-часто моргая светом. С каждым последующим накатом магентового горизонта я наблюдала за тем, как сетка из висящих параспрайтов тает прямо у меня на глазах. Их панцири становились прозрачными, и сквозь их красочные оболочки я видела моря пересекающихся нот, слов, забытых голосов — и все они были оторочены ярким фиолетовым сиянием.

Я потела. Глаза мои слезились, когда я пыталась изо всех сил перекричать растущий шум.

— Пойте ее песнь! — кричала я. — Пойте ее песнь и становитесь ничем!

Они ответили. Они взорвались. Я завопила и упала с табурета, сжавшись, когда разлетающаяся брызгами волна нот прокатилась надо мной, ведя за собой шум, самый громкий из всех шумов, шум, столь же великий и священный, как само Творение. Прежде чем из моих ушей успела пойти кровь, вопль упал до тихого шипения. Я открыла глаза и увидела, что все параспрайты пропали и вещество их тел покрыло собой стены и потолок надо мной. Только то были не стены, но прозрачные листы неземного стекла, за пределами которого я видела кружащийся купол звезд, дополненный светящимися туманностями, галактиками и закручивающимися спиралями облаками космического газа.

Я встала, и при этом я повисла в пустоте. Я плыла в космосе, окруженная вакуумом, дрожащая от абсолютного нуля. Я не должна была быть жива. Была ли я вообще когда-нибудь жива?

Я пыталась заговорить, но не раздавалось ни звука. Здесь не было звука, потому что звук еще не изобрели. Покосившись через плечо, я узнала причину. Великолепная фигура копытного существа, столь же захватывающего дух и прекрасного, как сами созвездия, неслась галопом по звездным равнинам Вселенной. Она наткнулась на тлетворные испарения Хаоса, расправила крылья и открыла рот. Вселенский Матриарх дала рождение песне, и песнь стала всем.

Вспышка света озарила стеклянные стены погреба. Я закрыла глаза копытами и развернулась спиной к взрыву. Я плыла сквозь Небесные Тверди, скользя над морями, океанами и молниями. Эквестрия проросла из плодородного чрева Творения и я росла и умирала вместе с ней.

Я была везде и я была всем. Я была Принцессой Селестией и Луной. Я была солнцем и луной. Я была третьим аликорном, пропадающим на границе ночи. Я была бессмертием и смертностью одновременно. Я была Селестией, поющей жеребенку, и я была Стар Блиссом, слушающим ее. Я была песней, и песнь несла меня по притокам Творения, окаймляющим каждую спиральную ветвь, по мере того, как рефрен Матриарха разбивался на ломкие, прекрасные кусочки. Дискорд пришел разорять этот мир и пропал. Кантерлот был выстроен за секунду, только лишь для того, чтобы сгореть в два раза быстрее, когда Найтмэр Мун кричала на землю. Век Теней заволок мои глаза и вдруг яркая вспышка чуть не ослепила меня, когда Элементы Гармонии оказались обнаружены вновь. Где-то на великой равнине Эквестрии в идеальном покое стояла маленькая деревушка. Погреб метнулся к ней, как метеорит, и я была его злополучным пленником, царапающим стены в отчаянии.

И затем я услышала голос: мой голос. Только мой рот был закрыт. Я резко вдохнула воздух и распахнула глаза. Я находилась в вестибюле отеля. Отовсюду свешивались флаги в честь визита Принцессы Селестии. Повсюду беспокойные пони вытягивали шеи, чтобы что-то увидеть. Я слышала волнение. Я поглядела за спины нескольких закованных в броню пегасов и увидела буйнопомешанную пони в темно-серой толстовке, мечущуюся в передних копытах нескольких стражей.

— Нет, прошу вас! — кричала Лира. — Вы должны меня выслушать! Я молю вас! Если вы меня прогоните, я, возможно, не получу больше другого шанса!

— Вы дальше не пойдете, мэм! — пробурчал стражник.

— Именно так! Никому нельзя вламываться к Принцессе без приглашения! — добавил другой.

— Нет! Пожалуйста! — рыдала Лира, лягаясь и сопротивляясь. — Она должна это услышать! Только она сможет вылечить мое проклятье!

Они были уже на полпути к выходу, таща ее в своем закованном в броню захвате, когда величественный голос пронесся по комнате:

— Погодите, — в воздух было поднято копыто, обутое в золотой башмачок. Принцесса Селестия подошла ко мне от банкетного стола и встала перед пораженными гостями. — Не уводите ее. Дайте ей сказать.

— Но, Ваше Величество…

— Я забочусь о каждом из своих подданных, — сказала Аликорн Солнца. — Если в моей власти освободить ее от горя, то, значит, в том мой божественный долг.

Стражи обменялись взглядами. Они подчинились без задержки. Лира рухнула вперед, едва оказалась свободна от их захвата. Она подползла, подобно младенцу, к Селестии, рыдая от счастья.

— О будьте благословлены. Будьте благословлены, Ваше Высочество. Вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти…

— Шшш… — Селестия потянулась вперед. Я наблюдала за тем, как ее крылья обернули собой миниатюрного единорога в жесте материнской любви и заботы. Голос Принцессы звучал подобно одной из ее колыбельных. — Успокойся. Все хорошо. Отдышись, моя маленькая пони и расскажи мне, что тебя беспокоит.

Лира шмыгнула носом и подняла на нее взгляд. Слезы текли по ее лицу ручьем, пока она давила из себя:

— Мне недостаточно вам сказать. Я должна вам показать. Я должна дать вам услышать музыку, иначе может быть слишком поздно. Даже вы можете забыть обо мне, прежде чем этот разговор будет закончен…

— Но… Но я не понимаю, — сказала Селестия. — Как же я могу забыть?..

— Пожалуйста, Ваше Величество, я молю вас, — Лира встала и подняла левитацией инструмент перед собой. — Просто слушайте. Это три коротких элегии, но, надеюсь, их будет достаточно, чтобы помочь вам вспомнить и, быть может, вы сможете мне помочь.

Многие гости в отеле переглядывались между собой, шепча беспокойно о сумасшедшем единороге, что прокрался в их ряды. Стражи предусмотрительно стояли кругом, готовые наброситься на незнакомку в тот же миг, как возникнет угроза.

Наконец Селестия только лишь склонила голову и сказала:

— Что ж, хорошо. Если ты настаиваешь. Играй свою музыку, девочка, если считаешь, что тебе это поможет.

— О, благодарю вас. Обещаю, вам все станет понятно в конце! — Лира встала прямо и начала перебирать струны.

Я наклонилась вперед, затаив дыхание, разглядывая сцену по ту сторону стеклянных стен погреба. Но вместо музыки я слышала лязг цепей.

— А?

И как раз тогда ржавая металлическая плеть накинулась на меня сзади и обернулась вокруг моего тела.

— Что?!

Меня дернуло назад но при этом я продолжала стоять как ни в чем ни бывало, неподвижно на месте. Я глядела в ужасе, как сцена передо мной дернулась, застыла и затем понеслась в обратном направлении. Селестия вновь обняла Лиру, затем Лира поползла задом наперед и потом стражи вновь схватили ее, как до того.

— Нет…

Лира прорывалась задом наперед через вестибюль, а затем вся сцена в отеле уменьшилась и улетела вдаль.

— Нет! — я скрипнула зубами, борясь с цепями, как тень моего прошлого боролась со стражами. — Нет… Чтоб тебя! Я была так близко! Я собиралась исполнить мелодию! Я собиралась…

Я рычала, дергала и тянула цепи.

— Что, во имя небес, происходит со мной?!

Картинки за стенами погреба слились в единую муть, вспыхивая яркими цветами и чернотой в стремительном потоке бессчетных кадров дней и ночей. Наконец все затормозило и остановилось в мутной темноте: я висела в цепях над Лирой посреди Понивилля. Стояла ночь. Кобыла на Луне пропала со светила и материализовалась перед Лирой, ухмыляющаяся и закованная в полуночную броню.

— Найтмэр Мун… — простонала сквозь слезы я вместо упавшего дрожащего единорога. — …проклятье начинается…

Глаза Найтмэр Мун блеснули под шлемом. С ее выдохом, цепи дернулись вновь. Меня бросило к противоположной стене погреба, когда время понеслось в обратном направлении, неся меня вперед. Я завопила, когда мимо пронесся отель вместе с Селестией и ужасающе яркой вспышкой взрыва.

— Нет! Отнеси меня назад! Отнеси меня назад! Куда ты меня?!..

Виды Понивилля за прошедший год пронеслись как кометы, замедляясь от одного заката к другому, пока я не увидела одинокую Лиру, заходящую в знакомый погреб и кладущую нотную запись на пюпитр под своим музыкальным инструментом. Я немедленно опознала название элегии.

— «Плач Ночи», — прошептала я, дрожа в цепях. И тогда я осознала, где, или, если говорить точнее, когда я оказалась. — О, моя богиня…

Лира закончила композицию. Она упала спиной вперед в воду. Молнии и гром плескались вокруг нее, и вскоре я тоже промокла. Мир, что был холоднее холода, проморозил меня до кости, когда Лиру и меня, нас обеих, прошлую и настоящую, бросило на ржавые железные платформы, кружащие в неспетой пустоте. Я перекатилась, сжимаясь под хваткой цепей, обернутых вокруг меня. Я более не чувствовала стеклянный пол погреба. Металл был реален, и он леденил собой мое тело. Когда я открыла глаза, Лиры из прошлого больше не было, ибо я заняла ее место. Меня окружали стонущие скованные пони. Они все кланялись как один, когда над нами нависла великая тень.

Я подняла взгляд на разбитый мир меж Небесных Твердей и я увидела ее. Или, скорее, я увидела место, где она жила, где она восседала, служа правителем над неживущими. Гигантская металлическая сфера, усеянная древними рунами, висела высоко над платформами. Множество слоев ее ячеистых металлических стен вращались относительно друг друга, и вся эта конструкция извергала молнии, что питали древние машины, кормящие привязанных к ним воющих душ. Внезапно, неспетый мир перестал быть холодным, ибо растущий жар вился языками пламени вокруг меня: гнев, способный сжечь в пепел крепчайшие барьеры времен.

— Ты! — прошипела я. Я встала, борясь с цепями, что меня окружали, что окружали прошлую меня, окружали будущую меня. — Будь ты проклята! Я была уже совсем близко! Я уже почти что узнала истину, но ты просто не можешь с этим смириться, да?!

Я рычала, морщась от обвивающих мое тело цепей, в четыре ряда наматывающихся мне на шею.

— Кххх… — выплюнула я, гневно уставившись на ее сферу, и заорала поверх грома: — Что же вообще настолько драгоценно для тебя, что требует высосать всю красоту из жизни для своей защиты?! Что же такое Вселенский Матриарх тебе сделала?! Стоило ли это того, чтобы отобрать у стольких пони свободу, включая твоего возлюбленного?! Ты его когда-нибудь любила по-настоящему?! Отвечай мне!

Сферы внутри сфер висели вдалеке надо мной. Гул резонансом прокатился среди здешнего хаоса, и закованные пони вокруг меня ответили скорбным хором стонов.

— Никаких больше песен! — крикнула я. — Говори со мной! Говори со мной прямо сейчас…

Из сферы вырвался разряд молнии. Я услышала, как вопит прошлая я, и мой собственный голос застрял у меня в глотке. Нервно дрожащими глазами я глядела, как молния ударяет вновь и вновь, разветвляясь в направлении меня в смертельно опасном танце. Ледяной воздух пах дымом и смертью. Рыдания неспетых пони становились все громче, оплакивая нового члена своего табуна. Я едва могла дышать из-за цепей, удерживающих меня на пути приближающегося кошмара. Она собиралась добавить меня в свое стадо, и тогда я навечно останусь призраком, что изображал меня уже больше года. Я думала о Твайлайт. Я думала о родителях. Я думала об Але…

И в этот момент один из скованных пони вскочил на ноги. К моему шоку, он бросился галопом прямиком ко мне, сотворив на ходу яркую вспышку света. У меня не было возможности увидеть его лицо, ибо я была слишком поражена ощущением того, как цепи опадают с моего тела. Прошлая Лира сгорбилась на полу подо мной, и пони мгновенно схватил ее за копыто. Я последовала за ней подобно хвосту кометы, и мы втроем сбежали с пути приближающихся молний. Вместе мы плыли меж вопящих пони, убегая от вращающихся сфер и ее безудержного гнева. Я заикалась невнятно. Когда мои слова, наконец, сформировались, они соединились со словами прошлой меня:

— Кто… кто ты такой?! — пропищала Лира, а я ахнула. — Что это за место?! Пожалуйста, мне так страшно…

Пони не сказал ничего. На нем не было цепей, приковывающих его к платформе: вместо них он носил широкий плащ, пропитанный слезами Небесных Твердей. Пони был неспетым, и при этом — нет. Когда он достиг края платформы и сжал Лиру в передних копытах, я бросила взгляд под его развевающийся плащ и увидела стройный ряд ониксовых струн, присоединенных к безошибочно узнаваемому инструменту из черного металла.

— Вестник Ночи? — сказала я, ибо прошлая я не могла. — Благая Селестия, неужели ты?..

Он бросил Лиру в безумие. И сделав это, он открыл рот и запел песню. Лира провалилась в нее, и я за ней следом. Мороз, молнии и безумие Царства Неспетых таяло позади. Она упала в лесу, под светом звезд. Когда она приземлилась, меня, освобожденную от цепей, от прошлой меня, от всего, что кричит, забросило вперед. Стены вокруг меня то появлялись, то исчезали, пока я ползла сквозь безумие времени, отчаянно пытаясь убраться как можно дальше от всего этого, чувствуя, как мой мозг вытекает через рог, пока, в стонах и плаче, я повторяла одно и то же имя раз за разом:

— Алебастр… Алебастр, почему ты мне не сказал?..

Стекло разбилось. Стены из земли и грязи взрывом пронеслись мимо меня. Я прорывалась всеми копытами сквозь что-то наверх. Я не слышала ничего, кроме плача и сверчков, по мере того, как созвездия над головой обретали резкость.

— Алебастр… Алебастр, прошу тебя…

Я почувствовала, как мое лицо лижет теплый язык.

С резким вздохом я открыла глаза.

Янтарные глаза Ала глядели на меня вплотную. Кот склонился ближе и потерся о мое лицо, прежде чем лизнуть его вновь. Я лежала у входа в мой погреб на краю леса. Стояла ночь. Моя хижина возвышалась в нескольких футах от меня, и дверь ее была по-прежнему так же приоткрыта, как я ее и оставила.

Я потела и тяжело дышала; с меня стекали паводковые воды Небесных Твердей. Действительно ли она утащила меня назад? Или это был Кометхуф? Я повернулась и посмотрела на ступени, ведущие в погреб. Внутри я могла разглядеть тихое покачивание светотени фонаря. Все параспрайты пропали. В конце концов, их ведь здесь никогда и не было.

— Алебастр, это ты спас меня? — я сглотнула и содрогнулась. — Дважды?

Я услышала мяуканье. Я посмотрела на кота, шмыгнула носом и подняла его в объятьях.

— Три — волшебное число… — сказала я дрожащим голосом.

Ал снова мяукнул и заурчал тихо в моих объятиях.

Я подавилась рыданиями и прижала его к лицу. Его яркая рыжая шерстка промокла от моих слез.

— Мне плевать, что ты меня только з-забудешь. Мне п-плевать, что я для тебя — просто волшебным образом возникающая еда. Я хочу, чтобы ты знал, что я люблю тебя, — я шмыгнула носом и любяще почесала его за ушами. — Я люблю тебя очень сильно, и хочу, чтобы ты это знал. Прямо здесь. Прямо сейчас…

Если Алу это и не нравилось, он этого не показал. Он был идеально тепл, счастлив и спокоен в копытах этого рыдающего единорога. Ничего другого я и не могла пожелать в этот момент. И едва ли это можно назвать проклятьем.

Я не могла заснуть. Я никогда не могу заснуть после исполнения этих крайне опасных композиций.

Я сидела посередине койки бок о бок с Алом. Гладя его, я тихо глядела в окно на рассвет, разгорающийся над горизонтом, на его мягкие, теплые тона. Дыхание мое плыло по телу тихо и размеренно. Глаза мои поднимались, следя за парящими клочками тумана по ту сторону окна.

— Он, должно быть, знал, что не сможет найти выход самостоятельно, — пробормотала я себе под нос. — Даже посреди своего растущего безумия, Алебастр, должно быть, наконец-то понял свое положение. С учетом того, что Селестия и Луна обе оказались недостижимы, даже его знания Ноктюрна не хватало на то, чтобы разбить проклятье. Он навечно остался всего в двух элегиях от ключа к своему освобождению, и единственной альтернативой ему осталась лишь смерть…

Я сглотнула.

— Или обращение в неспетого.

Ал пошевелился под моим боком, перевернулся на спину и подставил мне живот, чтобы я его почесала.

Я улыбнулась и так и поступила.

— И потому, — продолжила я. — Он выбрал то, что только сумасшедший пони способен выбрать. Кометхуф не умер, но и не стал неспетым. Он тайком проник в ее царство. Каким-то образом он пришел туда, и остался там, и оставался сокрытым среди ее позабытых подданных в течение тысячи лет. Но ради чего?

Я посмотрела долгим взглядом на дневник, лежащий на столе. Рядом с ним валялась лира и бессчетное множество нотных листов, исписанных элегиями Ноктюрна.

— Ну конечно же… — проговорила я. — …Принцесса Луна должна была вернуться. В полнолуние, в ночь после самого долгого дня тысячного года звезды помогут бежать с ей луны. Она вернется на землю и принесет с собой сущность неспетых, что дала изначально рождение Найтмэр Мун.

Сделав еще один вдох холодного воздуха, я произнесла:

— И тогда это даст рождение проклятой пони, такой, как я. Раз Кометхуф не мог разгадать все элегии, вполне возможно, что это смогут другие проклятые пони.

Свет снаружи разгорелся ярче. И все равно, мир не казался мне даже самую чуточку теплее, пока я наблюдала за тем, как нарастает сияние за окном.

— Если бы только он был в ясном уме во время Пришествия Теней… — сказала я тихо. — Если бы только Алебастр не был так одержим Пенумброй, несмотря на ее смерть, то, быть может, у него нашлось бы крепости духа, чтобы самостоятельно разгадать последние две элегии и спастись. Тогда бы ему не пришлось бы полагаться на пони вроде меня, чтобы столько веков спустя довести до конца разгадку той же головоломки. Но все же, если бы не он…

Я прекратила чесать Ала. Я опустила взгляд на пушистого кота. Я чувствовала, как сердце мое гулко бьется в груди.

— Если я не сделаю все, что ожидается от меня, с тщательнейшим вниманием и самоотдачей… — пробормотала я. — …если я не вложу всю свою силу в освобождение от этого проклятья, что же случится со мной? Окажусь ли я такой же потерянной, как и он? У нее был ее возлюбленный. У Алебастра была Пенумбра. А кто же есть у меня?

Я сглотнула.

— Кто бы мог быть у меня?

Ал мурлыкал, выводя тихие трели, осознав, что его больше не гладят.

Я чувствовала, как в глубине моей глотки образуется яма.

— Это мое путешествие будет становиться только лишь все более и более смертельно опасным, — мой голос сорвался слегка. — Какая же это жизнь для кого угодно, не говоря уж о п-призраке?

Я постучала в деревянную дверь коттеджа.

С другой стороны голос Флаттершай пропищал мне в ответ:

— Д-да? Кто это?

— Вы — Флаттершай? Местный смотритель за животными?

— Эм… да. Кажется, именно так меня решили называть местные жители…

— Я хотела поинтересоваться: не желаете ли вы взглянуть на кое-что, что я обнаружила…

Последовала краткая пауза. Наконец, пегаска принялась копаться в замке. Дверь отворилась, и она выглянула из-за нее.

Я стояла перед ней. В моей седельной сумке шевелилось кое-что, толкаясь из стороны в сторону. Прямо перед носом Флаттершай из-под клапана сумки вылезла очаровательная кошачья мордочка и мяукнула ей в дымке солнечного полдня.

— Он просто невероятно очарователен, — сказала Флаттершай, опускаясь на колени перед нерешительно блуждающим посреди ее прихожей котом. — И сколько вы уже, говорите, заботитесь о нем?

— Большую часть прошлой недели, — сказала я, стоя отстранившись от нее, у стены. — Но до этого я подкармливала его два или три месяца. Я увидела, как он блуждает по подлеску на краю города и… и мое сердце п-просто растаяло при его виде, ну, понимаете?

— И я вижу причину, — улыбнулась Флаттершай и наклонилась, чтобы коснуться носом кота. Ал ответил ей тем же, точно так же, как он столь часто делал с мятношкурым привидением, осознавая это или нет. — Он поразительно ласковый! Я точно могу сказать, что он был раньше домашним котом. Большинство бездомных не настолько спокойны рядом с пони. Но, конечно… — она тихо хихикнула. — Возможно, нам стоит благодарить за это именно вас.

Я пожала плечами.

— Я старалась как могла. Одна очень любезная пони дала мне крайне важный совет. Я разобралась, как снова приучить его к лотку. Я узнала, чем его лучше всего кормить. Я даже сделала ему несколько новых прививок.

— И после всего этого… — Флаттершай подняла на меня взгляд. — …вы уверены, что не хотите его оставить у себя?

— Дело не в том, чего я хочу… — услышала я собственный голос, будто говорила тень прошлой меня, а сама я наблюдала за сценой по ту сторону стеклянных стен погреба. — Я… я сейчас впуталась в действительно очень… эм… непростые д-дела…

Я кратко кашлянула, содрогаясь от волны холода.

— Дело в том… дело в том, что сейчас неподходящее время для питомца в моем доме… или чего-нибудь подобного в-вообще, если о том г-говорить. Я… э… — я отвела взгляд в угол коттеджа и закусила губу, прежде чем произнести: — Мне кажется, он просто заслуживает б-безопасного дома, где его будут любить, вот и все.

— Ну, я определенно не против найти ему такой дом, — сказала Флаттершай. — Можете на меня положиться.

— Да… — сказала я с улыбкой, выдавив силой из себя сухой смешок. — Ваши друзья сказали мне, что вы отлично общаетесь с животными и…

— Я считаю, что эта связь между животными и пони — это самые первоосновы принципа, по котором все вещи в этом мире связаны друг с другом, — сказала Флаттершай. — Это нечто, что невозможно выразить словами…

— …но что приходит с чувствами, — пробормотала я. — Это вплетено в наши сущности с самого рассвета Творения.

Она встала на ноги и подняла на меня удивленный взгляд.

— Да, действительно. Это очень поэтическое описание.

Я медленно кивнула.

— У него есть имя?

— А?

Она хихикнула и указала на оранжевое существо.

— У кота, которого вы нашли. Вы дали ему имя или решили не беспокоиться?

Я пожала плечами.

— Что в имени? Он был… просто животным в беде, которого я нашла. Кем-то, кто был п-потерян и кому нужно н-найти г-где-то дом, — я сглотнула. — Он… он много спит и немного сопротивляется, если я лезу к нему носом слишком близко. И… и он любит, когда его ч-чешут за ухом…

Мой голос сломался, и я не смогла остановить слезу, пробежавшую у меня по щеке.

— Мисс Хартстрингс? — Флаттершай подняла на меня взгляд. — С вами все хорошо?

— Да. Эм… — я шмыгнула носом и вытерла щеку насухо, пытаясь восстановить ровное дыхание. — Все дело в том, что… что…

Я поглядела на нее, собралась с духом и выдохнула:

— Вы когда-нибудь задавались вопросом: вдруг мы забываем что-то, потому что… потому что в прошлом есть вещи настолько грустные, что лучше бы им не существовать и вовсе? Что жизнь была бы благороднее, сильнее и куда более многообещающей, если бы мы просто… прошли мимо и прикинулись, что история была иной?

Флаттершай только лишь моргнула, глядя на меня. Дрогнув крыльями, она в итоге смогла сказать лишь такое:

— Я не знаю. Но я должна сказать, что вы, похоже, настоящий философ, не так ли?

— Ха… хехех, ну, да… — усмехнулась я, глядя сквозь Ала, чувствуя, как высыхают слезы у меня в глазах. Я выпалила: — Это проще, чем чувствовать.

Флаттершай подошла ко мне и нежно положила копыто мне на плечо.

— Не волнуйтесь, мисс Хартстрингс. Я пригляжу за ним так, будто он мой собственный жеребенок. У него будет новый хороший дом. Я вам обещаю. Так что не волнуйтесь, пожалуйста.

Я хотела ответить на это чем-то. Я хотела сказать это Алу, но затем я осознала, что я вновь оказалась в мире безмолвного хранения мыслей только лишь при себе. Если бы я говорила вслух, быть может, истину было бы проще высказать. От этого я бы чувствовала себя сумасшедшей, но и при том чуть более расслабленной.

И истина была в том, что я начала забывать, что значит чувствовать беспокойство.

Тем же самым вечером я сидела в своей хижине, подшивая листы с записанными элегиями Ноктюрна, что у меня накопились. Написать, что дом мой казался пустым, было бы сильным преуменьшением. Тем не менее, отсутствие друга внезапно уподобилось отсутствию параспрайтов. Мир, быть может, стал более одиноким, но при этом и более правильным, и я вновь стала проклятой пони с миссией, что древнее, чем сама записанная история.

Я работала в абсолютной тишине. Странно было думать, что я всегда была так тиха в своих исследованиях. Я почувствовала, что могу, по крайней мере, позволить себе глоток свежего воздуха. Мне нужно было прочесать дневник Кометхуфа, чтоб найти в нем хоть какую-то отсылку на его вхождение в Царство Неспетых. Под светом солнца, по крайней мере, я могла бы лучше сосредоточиться, как я надеялась, на его сияющим голубым светом тексте.

Потому, сложив его дневник в седельную сумку вместе с лирой, я встала, развернулась и подошла к выходу из хижины. И едва я открыла дверь, я подпрыгнула на месте. Нечто оранжевое прошмыгнуло у меня под ногами.

Я обернулась, моргая.

Кот метнулся к кровати, запрыгнул на покрывало и устроился на там как дома. Он сидел там, лизал свою шерсть, мурлыкая так, будто нет завтрашнего дня и никаких грядущих волнений… или дня вчерашнего, если говорить точнее.

Я моргнула. Я повернулась и посмотрела за дверь. Выдохнув, я медленно подошла к кровати. Положив сумку, я села рядом с ним, тихо его разглядывая.

Дневной свет затекал в дверной проем, озаряя сияющий янтарь его глаз. Он переключился с вылизывания одной ноги на полировку другой. Он слегка прикусил свои когти, а затем зарылся поглубже в одеяло.

Моя хижина находилась на противоположном крае Понивилля от коттеджа Флаттершай. По меньшей мере, нас разделяло расстояние больше мили, уставленное на пути бессчетными рядами домов, ручьев и зарослей деревьев. И меньше, чем за четыре часа…

Я протянула копыто, ставя эксперимент.

Ал поднял мордочку, понюхал мое копыто всего лишь один раз и немедленно потерся об меня, как терся всегда. Тихо мяукнув, он перевернулся, лежа на кровати.

Я улыбнулась очень болезненной улыбкой. Я чувствовала, как из моих глаз текут слезы и более не пыталась их скрыть. Склонившись, я принялась чесать его уши и нежно ласкать его носом. Ни разу за все это время он даже не попытался сдвинуться с места.

— Может, животные не подвержены действию проклятья, — озвучила я себе под нос свои мысли. — Может, у кошачьих есть дополнительное чувство, которое ее песнь не может обмануть. Может, твой вид просто не представляет опасности для раскрытия тайны Царства Неспетых.

В тот вечер мы вдвоем сидели на кровати, а дневник Кометхуфа лежал перед нами по ее центру. В камине горел теплый огонь. Все озарялось уютным жаром. Мне даже не было нужды в толстовке на плечах — а такое случается редко. Мягкая шерстка Ала щекотала меня и успокаивала душу при касании, когда он сидел рядом с моим бедром.

— В чем бы ни было дело, — сказала я с улыбкой, направленной в его сторону. — Этот безумный, несущий всякую ерунду философ рад, что ты рядом с ним, чтоб помочь ему в исследованиях.

Я снова коснулась его носом и тихо-тихо хихикнула.

— Может, ты хочешь, чтобы я пела тебе колыбельные, как Твайлайт поет Спайку?

Ал резко мяукнул.

— Хех. Да, я тоже так не думаю, — сказала я. Я наслаждалась его компанией. Тепло вздохнув, я вновь зарылась в голубой текст. — Быть может, я не узнаю, что в точности сокрыли в тот день в том отеле параспрайты и Принцесса Селестия, но я, по крайней мере, знаю, что Кометхуф где-то там, и что у него есть Вестник Ночи. Это ведь хорошо, так? В смысле… что там говорят старые кобылицы про дареного коня?

В проклятой жизни только дурак отвернется от благословения, пусть даже малейшего.

---

[1] Hush now, Quiet now

[2] Музыкальный термин, в русском используется реже, чем в остальных языках, но используется все равно. Означает повышение/понижение тона основных голосов произведения.