Снег перемен

Глава восьмая «Цена свободы»

Тепло от печи, лёгкий запах соснового дома, шелест пернатых и перепончатых крыльев. И разговоры, бесконечные разговоры, в которых проходила бессонная ночь. Чейнджлинги рассказывали о Семье и родине; она тоже, о мечтах, маме и детстве; Рэйни о полётах и полях. А ещё о зубастых зверях Нагорья, которые единственные на свете её понимали, хотя и уважали только меркантильную сестру.

Их многое объединяло, как оказалось: и любопытство, и тяга к медовым коврижкам, и даже честность — которой приходилось учиться прямо сейчас…

— А так-то, — Кризалис потёрлась носом о нос. — Можно без секса, и даже без поцелуев. Ты тёплая, Сноу, потрясающе тёплая. Это называется любовью?.. Я полна сил.

Мордочка коснулась мордочки, поцелуй едва обозначило касанием губ.

— …С чистого листа, ты предлагала? Я начинаю понимать.

«Наконец-то», — Сноудроп широко улыбнулась. Вот такая Криз ей нравилась, бесконечно нравилась. Такой подругу она могла не просто любить, а полностью довериться, и по настоящему, без капельки сомнения уважать.

— Рэйни, — Кризалис поднялась. — Я сделала огромную ошибку.

— Так попроси прощения, — пегаска фыркнула с печи.

— …Другую ошибку. Запад Нагорья, двадцать миль к северу от Бастиона. Разбитый маяк, стая волков. Я увидела Сноу на цепи и взбесилась, мы убили там всех.

…

Рэйни ничего не сказала.

— Это были твои друзья?

— Нет, — пегаска прошуршала крыльями, спрыгнула с печи. — Я же не знаю каждого. Кролики были?

— Ага.

— Можно рассказать сестре? Мы им поможем.

Криз ответила вздохом, копыто прочертило о земляной пол. Несколько мгновений, и они уже обсуждали, как спасти ушастых, при этом не подставившись и не наведя беду на остальных. Прямой как лом Рэйни было непросто, но всё-таки она пыталась что-то придумать: а когда идея выходила дурацкой, пробовала снова. И снова, и снова, и снова. Пока Кризалис не потеряла терпение:

— Ладно, ладно, делай как знаешь! — королева стукнула копытом о пол. — Я уже не удивлена, что тебя жеребчики за милю обходят!

— Эй!

— Не обходят?

Пегаска фыркнула, но отвечать не стала. Поднявшись рядом Сноудроп ощутила, как её тело напряжено.

— Давайте без драк, — Сноу попросила. — Не будем всё портить. Криз куда лучше, чем кажется поначалу. Да и ты — лучше.

— Просто, — пегаска с усилием расслабилась. — Никак не могу привыкнуть. Вы жуткие, ребята. Я понимаю, что вы неплохие, но так сразу привыкнуть не могу.

Зашелестело, послышался тихий треск.

— Ав? — поинтересовалась сменившая облик Кризалис.

— Авв… — смущённо ответила пегаска.

Обе хихикнули, а спустя пару мгновений и вовсе рассмеялись. И Сноудроп вдруг ощутила, как улыбка сама появляется на мордочке. Неунывающие пони — вот что было главным сокровищем мира. А ещё добрые, храбрые, верные — с такими совсем не хотелось плакаться о своём. Только прижаться носом к груди и со всей силы обнять.

— Рэйни, — она решилась. — Если хочешь с нами, я буду очень рада. Только, пойми, я делю постель с ребятами. Потому что им это нужно, а я не против, я могу.

— Хм, а как это ваше: «можно без секса»?

— Нам с Криз можно. Но, знаешь, я не та пони, которая съест пирог с подругой, когда другие тоже голодны.

Пегаска подошла ближе, зашуршали крылья, дыхание обдуло лицо. Мгновение, и она прижалась носом к макушке, крылья легли на бока. Сноудроп ждала, почти желая услышать кризино «поцелуйтесь!», но та молчала, только тихо, размеренно дыша.

— Узко мыслите, пушистые, — наконец проговорила Кризалис. — Всегда есть решение. Дотянем до ближайшего города и возьмём планёр. Нужно будет, наймём ещё пару-тройку пегасов, но, думаю, втроём мы ребят и сами утащим. А без багажа обойдёмся как-нибудь.

— А дальше-то что?

— А дальше у нас в банде три кобылки и аж дюжина жеребчиков. И я вам обеим надеру уши, если вздумаете читать им мораль.

«А ведь я… не обязана, — вдруг осознала Сноудроп: — Я могу отказаться. Могу выйти. Могу улететь».

И хитинистые будут сыты, и незнакомые кобылки неплохо развлекутся, и может даже так статься, что кто-то найдёт свою настоящую любовь.

— Я… свободна? — вопрос вырвался вслух. — Свободна?..

Кризалис опустилась рядом, копыто погладило вдоль метки на бедре.

— Дикое чувство, правда? — она едва ощутимо дрожала. — Я могу делать что захочу. А чего я хочу?.. — Кризалис вдохнула и выдохнула. — Я хочу любить тебя, Сноу, очень глубоко и сильно. А ещё хочу, чтобы тебе было хорошо. Хочу построить город и подарить ребятам уйму маленьких чейнджлингов. И чтобы было много, очень много вкусной счастливой еды.

Королева неуверенно хмыкнула, потянулась.

— Давай сделаем это вместе, Сноу! Я же не справлюсь без тебя. Давай дружить, Рэйни! Ты милая. А сейчас, знаете что, давайте завтракать. И к завтраку у нас будет две кринки пегасьего молока.

— Эм?..

— Откажешься, обижусь.

Вновь зашелестело, Кризалис вернула свой облик. И оказалась рядом, с очень-очень серьёзным видом дыша им с Рэйни в носы. Аромат аниса едва не заставлял чихать, а копыто хитинистой часто постукивало о пол.

— Вообще, будь я пони, я бы тебе в нос дала, — она продолжила незлобно. — Хорошие кобылки не пытаются увести чужого жеребчика. Хорошие кобылки не играют со скалками по ночам.

— Я не…

— Ври больше. Я вас, пушистых, теперь отлично знаю. «Высокая культура», вы говорите! Хрень ваша высокая культура, если жеребята убегают из дома, а у каждой кобылки нет своего жеребца. И наша культура тоже хрень. И я не предлагаю сломать всё к Дискорду. Просто, давайте заботиться друг о друге и хоть чуточку друг друга уважать.

Кризалис замолкла. И стоящая с ней нос к носу пегаска не говорила ничего. Сноу не знала их мысли, не могла ощутить чувства, но по себе помнила, какая буря бушует в душе. Любить приятно? Конечно же приятно! Секс ужасен? Нет, нисколечко, если любимые тоже любят тебя. И не было ничего страшного кроме воспоминаний, которые так глубоко въелись, будто хотели травить всю жизнь.

А ведь не в первый раз она позволяла воспоминанием себя мучить. Друзья? Нет, не слышали. Будем сидеть дома и делать снежинки. Ведь жеребята обязательно обидят, обязательно предадут…

Это было так глупо, что сил не оставалось продолжать.

* * *

— Криз, Рэйни, а давайте устроим групповушку?

Пегаска мягко, но сильно обняла её. Потёрлась мордочкой о шею. «Я рядом», — она говорила без слов, а ещё напоминала, что культурные кобылки так не поступают. Потому что нельзя.

— Я не испорченная, — Сноу сжала зубы. — Я так хочу. Потому что это честно. Потому что мы не просто товарищи, мы семья.

Со стороны Криз послышался одобрительный шелест, зашуршали крылья — в полукольцо их взяла тройка остальных. Все молчали.

— Рэйни, помнишь, мы чуем эмоции? Жалость, жалость, горечь, жалость. Так достало! Мы устроим тебе лучший день в жизни. Потому что можем и хотим. А ты, хочешь?

— Нет.

Криз подошла вплотную.

— А если честно? Вот честно-начестно?.. — Кризалис глубоко вдохнула. — Мы не жалкие букашки! Ты не жалкая стесняшка! К чёрту глупости, давай быть собой!

Пегаска напряглась, часто задышала. Щекой Сноу чувствовала, как жилка подрагивает у неё в шее, но Рэйни молчала, только шурша крылом о крыло.

— Ну, не хочешь, как хочешь. Значит будем вместе скучать.

— Да не в этом дело, — вмешался Веджи.

— А?

— Она хочет дать тебе в нос.

Послышалось шуршание, удивлённое фырканье, скрипнула дверь.

— Сноу, давай пройдёмся?

В круп мягко подтолкнуло, пушистый хвост прошелестел по лицу.

— Понимаешь, мы должны защищать королеву. Но когда она сама нарывается, как-то не хочется. Пусть передерутся вволю, а что от пернатой останется мы как-нибудь отскребём.

— Так уверены? — Рэйни не удержалась.

— Ага, никаких шансов.

«Провоцирует, — поняла Сноу, — причём обеих».

Будто драка хоть кому-то помогала. Будто культурные пони, или чейнджлинги решали проблемы битьём в нос. Ну что за жеребячество?! Хотя, был день, когда она доверилась этому хитинистому, и стало чуточку легче. Так может, он лучше знает?..

«Друзьям нужно доверять».

Зубы ухватили любезно протянутый хвост, вздох вырвался тихим свистом. Шаг и ещё шаг, бревно порога, покрытая росой утренняя трава.

— Знаешь, что я в вас уже ненавижу?.. — послышался голос Рэйни, но тут же прервался, когда позади захлопнулась дверь.

Передерутся. Никаких сомнений. Помня кровь подруги на копытах Сноудроп чувствовала, как холодеет в душе. Это была худшая глупость в жизни: а две кобылки собирались прямо сейчас это повторить. И любимой будет больно, или достанется ни в чём не повинной пегаске. Разве капля слитого гнева стоила того?

Сноу выпустила хвост жеребца.

— Это неправильно.

— Только для тех, кого не учили драться. А им понравится. Разобьют носы, порвут уши, прочувствуют друг друга. Драка — лучшее начало дружбы, я говорю.

— Глупости.

Нос уткнулся в мордочку, копыта легли на плечи. Веджи чуть потёрся губами о щёку и отпустил.

— Я присмотрю, чтобы Рэйни сильно не досталось. А ты поддержи меня тоже. Она замечательная, я хочу её.

Хочет?.. Ну точно — жеребячество! Жеребчики никогда не меняются. В этом мире, вообще, никто меняться не хотел.

Сноудроп вдохнула, с жадностью, набрав полные лёгкие промозглого осеннего воздуха. Запах тины, малинника, старых стен и грибов. Нифига это не взбодрило. Наоборот, только больше мути поднялось в голове.

Она уже давно запуталась, что правильное, а что неправильное. Когда любят друг друга — это правильно?.. Конечно! А когда позволяют любимым ссориться, это тоже правильно? Нет, нисколечко. Но пони на то и пони, что не умеют долго держать в себе злость. Может, тогда неправильное временами лучше правильного? В том смысле «лучше», что оставляет меньше боли в мире. Это ведь самое важное, чтобы по миру не расходилась затаённая боль.

«Столько вопросов…» — Сноу прижала копыто к лицу, едва не испачкавшись грязью; поморщилась. Она уже успела наслушаться от утки всякого сложного: о долге правителя, об управлении городом и страной. Какой из неё правитель, если даже друзей помирить не в состоянии?.. Она знала, что нужно что-то придумать, вот прямо сейчас — но совсем не было идей.

В доме громыхнуло, послышался звон и хруст.

— Хм, — Веджи насторожился. — А она кое-что умеет…

— Надеюсь на тебя.

Быстрый поцелуй в нос, и Сноу побежала. Десять шагов вперёд, дюжина вдоль изгороди. Скрип банной двери, высокий порог. Крик позади.

Уши поджались, мордочка сморщилась как от лимона. Не слушать, не думать, отвлечься — и пусть весь мир идёт к чёрту. Друзья на то и друзья, чтобы довериться им. А любимые на то и любимые, чтобы уважать их заморочки: пусть даже самые дурацкие на свете.

— Ребята, — она обернулась. — Я к вашим услугам. В смысле, полностью. Хорошо, что здесь тепло.

«И тихо», — она добавила про себя. Особенно если хорошенько уши поджать.

* * *

Нос обдуло чуть пряным дыханием, мягкая грива прошлась по щеке. «Имбирный чейнджлинг», как она его называла, он помог ей устроиться на лавке, чуть нетерпеливо подтолкнул. Значит — голодный. А она ещё выделывалась, мол «можно отказаться». Нет, не можно: потому что ничего не стоит та пони, которая обижает голодных друзей.

Живота коснулось, горячие губы нашли напряжённый сосок. Сноу не удержалась от смешка. Это было так неловко! Особенно когда к ней присосался и второй чейнджлинг, одновременно поглаживая колечко ануса и массируя круп.

И вообще, что за глупости. Первый чейнджлинг, второй чейнджлинг?! У друзей были имена!

— Джин, давай ты спереди, а Бигзу сзади. Как в прошлый раз.

Копыто коснулось мошонки.

— Совсем забыла, — Сноу поморщилась. — Дурацкая палка.

Впрочем, ребят это ничуть не смущало. Бигзу любил жеребчиков, а Джин и вовсе был когда-то кобылкой. Хитинистые такие хитинистые. И всё равно они были вместе, словно… семья?

— А вы… — Сноу сбилась. — Вы любите друг друга? В смысле, не как меня или королеву. Как жеребчик кобылку… то есть жеребчик жеребчика.

Она резко выдохнула, когда зубы прикусили сосочек. Незлобно так, но вполне ощутимо: мол, не отвлекайся. Немножко обидно. Ведь это важно, кто и кого любит: потому что весь мир опутывали нити отношений, и если помнить о них, так получалось, что повсюду жили уже не чужие пони, а друзья и любимые друзей.

Вот Рэйни, например. Она лично знала сестрёнку тётушки из Ванхувера, а Буки так и вовсе училась у Богини, как и каждый мэр приграничных земель. «Мир — большая деревня», — сколько раз Сноу в этом убеждалась. Хитинистые, пушистые — не важно: на самом деле все были как родные, на самом деле все знали всех.

А между тем молоко стремительно кончалось. Чем думала Криз, когда хотела надоить с них с Рэйни аж две кринки? Или снова собиралась что-то наколдовать?..

— Мм, вкусная, — Джин отпустил опустевший сосочек, потёрся носом о пупок.

— Ответь, пожалуйста.

— Ага, мы семья. Мы любим друг друга. Вместе нам хорошо.

Нос коснулся носа, язык языка. Поцелуй был стремительным и страстным, а потом вдруг послышался шелест, пряный запах магии заставил ноздри дрожать.

— Эм, давай без ваших шуток? Я щупальца не очень люблю.

Имбирный чейнджлинг хихикнул; голосом совсем юной кобылки; мордочка потёрлась о плечо.

— Сейчас я сделаю тебе приятно. Так приятно, что захочешь навсегда остаться жеребчиком. Расслабься и наслаждайся собой!

Певучий акцент звучал в окончаниях слов, кобылка едва слышно урчала. Язык лизнул щёку, ушко, кончик неровной гривы. Это была вовсе не пони: слишком грубая шёрстка, слишком резкие черты лица — а к тому же дырочки в ушах. Пони никогда не украшали себя так.

— Ты была зеброй?

— Неа, окапи. Вроде бы. Точно помню, что не была нормальной полосатой, они сторонились меня.

— Сторонились?

— Ага, так себе детство.

Джин не продолжил. Или не продолжила?.. Не суть! Но в прочем это был как раз тот случай, когда Сноу очень хотела узнать. Потому что знать друзей, это важно. А то получается выдуманный образ, как с принцессой. Тыкаешься носом, тыкаешься — а образ стоит между вами как ледяная стена.

— Расскажи.

Копыта легли на плечи, мордочка уткнулась в нос. Сначала Сноу подумала, что Джин заговорит на языке жестов, но нет, та начала вслух:

— Я рано ничейной осталась. Что-то крала, что-то ела, чем-то болела. Потом попалась, и боли больше не было, Семья заботилась обо мне.

— А ты…

— Давай не будем о грустном. Я просто везучая. Случись беда, меня всегда хватали за шкирку и вытаскивали из пламени. Трижды, подруга! Трижды меня спасали. А бескорыстно единственный раз.

Шероховатый язык почесал за ухом, затем за вторым. Маленькая окапи позволила облизать мордочку: и справа, и слева, и даже вдоль чуть морщинистого носа. Вскоре Сноудроп убедилась, что грубоватая шёрстка не была такой от природы: просто над старыми ожогами она всегда не очень росла.

Ей тоже случалось обжигаться. Слепая ведь всё время что-нибудь задевает, то горшок с углями, то горячий, жуть какой болючий бульон. Товарищи по несчастью, так это называлось?.. Не важно. С друзьями она чувствовала себя замечательно, хотелось знать о них всё.

* * *

Тёплая, узкая, совсем неглубокая — маленькая окапи не могла принять её полностью, но очень и очень старалась. С каждым вдохом она насаживалась всё глубже, а на выдохе внутренние стенки сжимались — член словно обмывало вязкой волной. И это было приятно, на удивление приятно. Да что там, так круто, что Сноу едва сдерживала стон.

— Ну как, нравится?..

— О-очень…

— Эта техника у полосатых «прибоем» называется. Криз тоже умеет, ленится просто, ты её заставляй.

— Она…

— Самая ленивая королева на свете, — Джин потянулась. — Но ты на неё замечательно влияешь. Просто, не позволяй ей ездить на себе.

Сноу вскрикнула, уже не в силах сдержаться. Головку члена обхватило так сильно! Кобылка пустила её в матку, а потом как сожмёт со всех сторон. Теперь она вовсе не двигалась, но волны по внутренним стенкам всё шли и шли: снизу вверх, всё чаще и чаще, выдаивая член словно очень большой и длинный сосок.

Сноудроп едва не кончала, но вместо разрядки пик удовольствия всё рос и рос.

— Между прочим, это я всему Криззи учила. Или ты думала, в слуги будущей королевы взяли бы простую бестолочь, думающую только о вкусностях и жеребцах?

— А-ах?..

Сноу не удержалась, кончила: одновременно и как жеребчик, и с тем кобылкиным жаром внутри. Но она не почувствовала выброса спермы, разве что самую капельку — оргазм поднялся и схлынул, а она всё ещё могла продолжать.

— А это другая техника. Моя личная. Когда Криз освоит, обязательно похвалю.

Сноудроп обняла подругу, вжалась мордочкой в грубоватую шерсть на груди. «Жеребчиком быть не круто», — она думала. Какое там! Кобылкой она испытала всякое, но это было совсем иначе: тепло, нежно, захватывающе — и вовсе не больно. А ещё не было горечи: ни капли той мерзости, что каждый раз в прошлом оседало на душе.

— Ошалеть…

— Ага, восхищайся, — Джин прыснула. — Обожаю, когда ценят! Без милой рожицы, одной писечкой и умением я из таких задниц выкарабкивалась, где кто угодно бы сдох.

— Я…

— Ты тоже. Я уважаю тебя.

Очередной пик, глубокий поцелуй и сильное объятие. Визг, восторженный визг, и снова частые сильные волны. Сноу ощущала себя словно в потоках горячего, мокрого снега, который ласкал, поглаживал, касался — теперь не только члена, но и каждого чувствительного места на теле. Большие уверенные копыта растирали её.

— Я?..

— К твоим услугам, Снежинка, — сказал поглаживающий её сзади жеребец. — Если ты наша, то и мы целиком твои.

«Мои?» — мысль отдалась эхом. Она хотела друзей, хотела брать и отдаваться — но, блин, как же от всего этого кружилась голова.

— Полегче… — Сноудроп взмолилась. — Дайте передохнуть.

— Ха-ха, слабенькая!

Джин звонко расхохоталась, но «волны» чуть замедлились, хотя и по прежнему сдавливали так сильно, что каждая пятая заставляла срываться на взвизг.

— А знаешь, я не самая верная дыроножка на свете, — Джин прошептала на ухо. — Если бы не метка того мерзавца, я бросила бы ребят. Так запросто, взяла бы и бросила. Комфорт и свобода, вот всё, чего я хочу.

— А? — Сноудроп вздрогнула, внезапно осознав слова. — Ты… уходишь?

— Глупости! Ты бы видела ту гору золота, что нам выделила Диархия. Да маленькой я до столька даже не умела считать. Мы отлично устроимся. В самом безопасном месте мира. С целым стадом пушистых на любой вкус. О чём ещё можно мечтать?

Быстрый поцелуй, сильное объятие, и маленькая окапи вновь ускорилась. Вверх и вниз, вверх и вниз — так глубоко и сильно, что вместе с удовольствием в промежности пульсировала боль. Но она не пугала, а наоборот, очищала чувства до кристальный чистоты.

Очередной оргазм превратился в ещё более громкий взвизг.

— А благодаря тебе я тоже размечталась, — Джин ткнулась носом в лоб. — Ты дашь мне денег. Скажем… четверть. А я найду таких же невезучих и выкуплю их.

— Выкупишь?

— Представь себе! Есть в мире места, где жеребёнка и обидят, и на цепь посадят, и продадут за пол-горшка серебряных монет. И мне подумалось, почему бы не воспользоваться этим? Мы выкупим бедолаг, сделаем армию. А потом вернёмся и всех плохих съедим.

— Съедим?.. — Сноудроп вздрогнула, отстранилась. — Я не хочу никого съедать!

— А я хочу. Плохие — вкусные. Ты со мной?

Нет! Она не хотела есть плохих! Она могла представить, как убивает рогатого, как давит его в лепёшку, в кровавое пятно — но чтобы съесть?.. Чудовищно. Даже если с картошкой, она бы всё равно не смогла.

— Я не хочу есть других. Не могу, не буду. Пожалуйста, больше об этом не говори.

— Идёт. Тогда просто прикончим. Я знала, что ты поддержишь меня.

— Стой!

Но мелкая окапи и не думала останавливаться: член снова оказался в горячем узком проходе, вновь стенки двинулись волнами, заставляя корчиться и стонать. Мысли исчезли, чувства очистились — хотелось только наслаждаться подругой, и вторым чейнджлингом, который делал такой замечательный массаж.

Пик, падение, снова пик. Сноу ощущала, как по маленькой капельке её выдаивает, пока жеребячьи шарики не разболелись. Внутри не осталось ничего.

Джин звонко рассмеялась:

— Хорошо быть дыроножкой? Признайся! А дыроножкой-жеребчиком особенно. В этом целый мир!

Нос прижался к носу, узкий вытянутый язык принялся вылизывать взмокшее лицо.

«Хорошо?» — Сноудроп неуверенно улыбнулась. Опавший член побаливал, всё внизу тянуло, но ей и правда было неплохо. Каждый прошлый секс оставлял отвратительное послевкусия: принуждения, пытки, обиды — а сейчас было только то лёгкое ощущение, будто её вокруг копытца обвели.

— Я не разрешаю тебе убивать. И королеве тоже не разрешаю.

— Вау…

— Я серьёзно. Если вы, ребята, за старое — то нам не по пути.

— Ладненько. А под замок посадить можно? Вкусно кормить, давать кобылок, играть на арфе по вечерам?

Сноудроп поёжилась. Она не могла представить рогатого под замком. Что ему стены? Плевать ему на стены, выдай такому перо и бумагу, всё равно сотворит зло. А »давать кобылок», что за ужасная идея?.. Даже если эти кобылки хитинистые, им всё равно будет больно: зло ведь на то и зло, что волей-неволей обижает всех вокруг.

— Не знаю, наверное, — она пробормотала в конце концов.

— Хорошо. Ты главная, — Джин проговорила с расстановкой. — И ты решила: врагов режима под замок.

— Да, блин, решила! Может отпустишь меня?

Смешок, тихий шелест, и вместо злюки-окапи она вновь ощутила на себе изящно сложенного жеребца. Чуть помяв гриву он поднялся. Самодовольный, лучащийся сытостью, но по-своему очень даже милый — как настоящие чейнджлинги и должны быть.

И ей понравилось это, на редкость понравилось. Хотелось повторить.

— Бигзу, я готова. Спасибо за отличный массаж.

Поцелуй в нос, и она улыбнулась. Лёгкий захват зубами за шкирку, и чуть покачиваясь она шагнула к выходу следом за жеребцом.

* * *

По навесу крытого двора постукивал дождь, крякали утки, встревоженно чирикал воробей. Лишь выйдя за порог Сноу глубоко вдохнула. Уже привычная тина от пруда, аромат малины, едва слышный листопад. Потеплело. Наверное, Солнце уже давно поднялось над горизонтом, а значит и им пора было лететь.

— Ау, Криз! Рэйни! Только не говорите, что покалечили себя.

— Да куда ей, — рядом послышалось пегасье фырканье. — А как ты? Я сначала подумала, тебя обижают там.

— Только не говори, что подсматривала.

— Ну… ладно, не скажу.

Вздох. Копыто потёрло мордочку, смешивая с испариной осеннюю грязь. Где там было корыто? Ага, вот. Сноу с удовольствием окунулась, аж по холку, наслаждаясь чуть тронутой ледком водой. Два дня, максимум три, и Зима придёт в мир — Сноу всегда это знала; а принцесса говорила, что в это время в одной слепой нечто меняется: грива вьётся сама собой, а в глазах появляется та особенная «льдистая глубина».

И холода она почти не чувствовала, вот прямо как сейчас.

— Ребята, вы не пугайтесь, если у меня вдруг глаза начнут светиться, или ещё что такое. Это норма. Бесит каждый год.

— Знаешь что, Сноу, — Бигзу потыкал её в круп. — Иди в дом. Развяжи королеву. Думаю, всем будет лучше, если это сделаешь ты.

Кто говорил, что драки не помогают?.. Она говорила. И вот закономерный результат.

Полотенце протёрло гриву, грубый гребень кое-как расчесал пряди, мятный корешок похрустел на зубах. Хотелось оттянуть неизбежные проблемы, но они ведь никуда не денутся. Вражда, это такая штука, что если не разобраться с ней сразу, то так и будет всем назло тлеть.

— Пошли извиняться, Рэйни.

Опустив голову Сноу потопала в дом. Порог, стена, подзывающее мычание. Рот-то зачем было затыкать?.. Пегаска мало того, что привязала Криз с Веджи друг к другу, так ещё и засунула в грубый холщовый мешок.

— Они, ну, щупальцами тянулись, — она объяснила, прежде чем заняться узлом.

Криз сидела молча. Это был хороший, или плохой знак?

— Слушайте, ребята, — Сноу сняла последнюю верёвку. — Не начинайте снова, пожалуйста. Мы просто должны поговорить.

— Я рогом не пользовалась, — буркнула Криз.

— Думаешь, тебе бы помогло?

— Помнишь, я тебя вчера поцеловала? Одна мысль — и ты умрёшь. Одно слово — и ты начисто забудешь нас.

— Ври больше.

— Грр! — Кризалис вскочила. — Считаешь себя такой крутой? Вырвать жеребёнка из лап чудовищ, как благородно! А спросить её? Зачем спрашивать?! Конечно, тебе ведь семнадцать, ты уже взрослая! А жеребята в Эквестрии не имеют прав.

«Жеребёнка?»

— Да я тебя насквозь вижу!

— А я — тебя!

Обе взмахнули крыльями, зашипели. Наверняка смотрели друг другу в глаза. Хотя, какое там «друг другу». Злость была такой осязаемой, что Сноу прямо шёрсткой чувствовала её. Всё внутри холодело, а ещё было ужасно, до колик смешно.

— Рэйни, ты что, всерьёз собиралась меня похитить? Какого дракона?

— Не знаю, — пегаска буркнула.

«Стоп», — Сноу резко остановилась. Вчера эта крылатая восхищалась ей, слушалась с полуслова. Да и Криз тоже не устраивала сцен. Так что же изменилось?.. Ответ прост — она расслабилась: и последние крохи лидерства таяли прямо сейчас.

Нужно было что-то придумать. Срочно! Пока ребята не натворили дел.

— Рэйни.

— А?

— Расслабься.

Шаг вперёд, второй шаг. Копыто легло на шею пегаски, а через пару мгновений и второе — Сноу старалась двигаться медленно, чтобы кто-нибудь невзначай не сглупил. И все вокруг молчали. Чейнджлинги только задышали чаще, когда она начала массировать напряжённые мускулы крыльев, одновременно поглаживая самые чувствительные места на боках.

Рэйни чуть расслабилась.

— Итак, я сделала что могла, — Сноу заговорила, стараясь как можно чётче отделять слова. — Но у нас ещё остался голодный. Рэйни, стой и не смей лягаться. Веджи, подои её.

— Ошалела?! — пегаска дёрнулась.

И тогда Сноу ухватила её за нос. Зубами. Аж до писка. Криззи-стиль, вот как это называлось, и как клёво оно работает одна слепая знала по себе. Рэйни оцепенела.

— Хфф?!..

«Спокойно, спокойно», — про себя шептала Сноу, оттягивая испуганную пегаску к центру комнаты. Два шага, три — тюфяк под копытами — она заставила Рэйни лечь.

— Веджи, за дело, — на выдохе она отпустила нос крылатой.

Копыта легли на шею, веки широко распахнулись. Пусть она ничего не видела, но ведь и мама, и принцесса говорили, что у неё есть что-то затягивающее в глазах. Вот только уверенности не было, что в избушке без окон достаточно светло.

Пегаска ёкнула, напряглась.

— Это не больно, — Сноу погладила ей шею. — Это приятно. Мир был бы лучше, если бы пони не выделывались, а помогали своим хитинистым друзьям.

Рэйни неуверенно кивнула.

— Осталась Кризалис. Ты разрешаешь ей?

Слабый кивок, дрожь мускула в шее, напряжённый выдох.

«Только без глупостей, только без глупостей», — мысленно молилась Сноудроп. Она могла представить себя прежнюю на месте Рэйни, и знала точно — ждать нельзя. Это как ледяная стена, которую нужно бить и бить, пока не рассыплется в иней. Но не слишком сильно, ни в коем случае не слишком сильно: иначе очень больно станет пони за стеной.

Слёзы проступили на глазах, она всхлипнула.

— Сноу?

— Я хочу… как лучше. Доверься мне.

«А как — лучше?» — она не знала. Сноу вновь и вновь спрашивала себя, как поступить с Рэйни Клауд. Что делать с нормальной, доброй пони, которая ни за что не оставит жеребёнка в беде?..

Попросить остаться дома? Не послушается. Связать и бросить? Обидится и следом полетит. Связать и забрать с собой? Даже думать страшно. Она видела единственный выход: взять в Семью. А если Рэйни не захочет, то показать себя с ребятами такими мерзавцами, про которых говорят: «С глаз долой, из сердца вон».

Так правда будет лучше. Для всех.

* * *

Сноу лежала, обнимая испуганную пегаску; крылья часто постукивали о пол. Поймай пони в неудобной позе — и любая испугается. Чуть надави — и подчинится. Чередуй грубость с нежностью — и её душа будет трещать. Сноудроп хорошо помнила эти приёмы, хотя «учителя» прикончила бы хоть прямо сейчас.

Рэйни дрожала.

— Сейчас я сделаю тебе приятно. Языком. В тайном месте. Лягаться не будешь?

Пегаска резко кивнула, но тут же замотала головой.

— Не будешь, ребята подержат. А пока поцелуйся с Веджи. Ты храбрая, ты очень понравилась ему.

— Сноу, я…

— Помолчи, пожалуйста.

— Кончай дурачиться! Я же старше вас всех.

Сноу хмыкнула, отстранилась. Нет, серьёзно, кому понравилось бы, когда называют жеребёнком. А её нередко называли, иногда даже младшие — потому что маленькой росла.

— Эй!

— Будешь выделываться. Укушу, — Сноудроп обещала.

Стремительное движение, касание мордочки о грудь пегаски — и она улеглась на неё. Очень плотно, обнимая и крыльями и всеми копытами, чтобы даже не думала вырываться. А если и попытается — фигу там, Сноу чувствовала ребят рядом. Все готовы были схватить и со всей силы держать.

— Может свяжем? — предложила Джин. — Удобнее будет. Я умею, ничто не затечёт.

— А она согласится?

— Нет!

Гадство начинается с малого — её учили — гадким пони богиня дарит кошмарные сны.

— Связывай, — приказала Сноудроп.

Пегаску поцеловали, так что очередной возглас протеста превратился в сопение, — а сама Сноу скользнула вдоль напряжённых грудных мышц. Таких ощутимых, но вместе с тем изящных — даже в облике жеребчика ей далеко было до такой силы и красоты.

— Ты красивая, Рэйни. Даже очень. Это несправедливо, что у тебя не было жеребцов.

— Ага, — она буркнула. — Несправедливо. Кончайте дурить. Я так не хочу.

— А мы хотим. У нас всё общим мнением решается. Нас пятеро, а ты одна.

Губы наткнулись на сосочек — отвердевший и чуть влажный — Сноу попробовала немного пососать. Крошечная капелька, последняя, но чтобы прочувствовать вкус этого хватило. Мягкий и едва ощутимо лимонный, с оттенком мармелада и фруктового льда.

— Аах, как вы это делаете?

— Магия, — Сноудроп сказала с придыханием. — Ты ведь поцеловала королеву, помнишь?

— Нет, она!

— Тем более. Это и копыто, и сердце, и дружба на века.

Пегаска поперхнулась, дёрнулась — но ребята держали крепко, сжатые бёдра начало потихоньку разводить. Секунда, вторая — злое мычание — и Сноудроп наконец-то ощутила губами начало щёлки, отжатый наружу довольно крупный клитор. С силой она его обхватила губами, со всех сторон.

Рэйни затряслась.

— Да хватит трусить! Что за недотрога? То не нравится, это не нравится. Хуже чем Сноу в первый раз.

— Я не…

Сноудроп сжала пегаскин бугорок зубами, потянула на себя. Это приятно — она помнила. Больно, но вместе с тем по-особенному, ошарашивающе приятно. И Рэйни вскрикнула. Только это был ничуть не радостный крик.

— Ааау! Отпусти! ОТПУСТИ!!!

— Эм, больно?

— Отпусти!

«Ни за что».

Сноу уткнулась носом в подрагивающую щёлку, вытянула язык. Пахло пегаской, влага частыми каплями выступала изнутри. Тело — лживая штука, Сноу по себе знала, но пони ведь тоже не текли за просто так.

— Ты не умеешь сдаваться, — послышался голос Веджи. — Признай Сноу главной, потерпи наказание, а там будет легче. Если хочешь с нами, ты должна уважать нас.

Кризалис тоже заговорила:

— Не жалеть, а уважать. Знаешь разницу? Жалость пушистых на вкус как помои, а уважение как лимонный мармелад. Если хочешь продолжать в том же духе, то катись лесом, мне грязнули в спутники не нужны.

— Да ты!..

— Я хочу уважения!

— Уважение, за это?! — пегаска дёрнулась.

— Вообще озвереть. Мы перед тобой стелимся, а в ответ ушат помоев за ушатом. Что, недостаточно благородны?! Ну так и вали к своим любимым волкам.

Пегаска зарычала, хитинистая тоже. Кажется, они там снова столкнулись носами и зло зыркали глазами в глаза. Неудобная поза пушистокрылую Рэйни уже не смущала: бёдра расслабились, крылья свободно лежали на полу. И неясно, то ли смирилась она, то ли ждала случая лягнуться — а может и просто отвлеклась.

Между тем Сноу всё вылизывала и вылизывала щёлку, никто на неё внимания не обращал.

— …Сами вы варвары! Вы хоть знаете, какие у нагорцев дружные стаи? Как они заботятся о своих?..

— А мы, стало быть, не заботимся.

— Кончай юлить! Ты только о себе и думаешь. Впервые вижу мерзавку, которая даже за правдой интриге плетёт.

— А я не умею иначе, — Криз сбавила тон. — Меня так всю жизнь учили. Вот, Сноу тоже взялась учить, и я стараюсь. А тебе всё сразу подавай.

Пегаска тяжело задышала, мышцы бёдер вновь напряглись. И соков стало больше, гораздо больше, нос теперь скользил по щели как по влажному льду.

«Пора», — решила Сноу. Язык вытянулся, нашёл сжатый туннель — и осторожно, очень-очень осторожно проник.

— Не надо…

«Это не страшно, совсем не страшно», — Сноу зашептала про себя, одновременно лаская копытами живот пегаски, а крыльями её бока. Узкий, раздвоенный, очень длинный — язык чейнджлинга был идеален, и с каждой секундой он всё дальше продвигался в бархатистую глубину.

— Ха, тебе нравится это! — Криз воскликнула с восторгом. — Я знала, что ты как мы!

Злое мычание было ответом, а через миг и вовсе сорвалось на сдавленный взвизг. В рот брызнуло, внутренние стенки сжались вокруг языка. Так сильно! Сноудроп едва не запищала.

— Оу, ты быстрая. А Сноу я вылизывала с пол-часа!

— Хватит…

— Хватит выделываться!

«Действительно, хватит!» — Сноудроп оторвалась, глубоко вдохнула. Язык побаливал, голова кружилась. Терпеть это дурачество уже не оставалось сил.

— Можете заткнуться? Бесит. Мне и так нелегко.

…

— Прости, — Криз вздохнула. Послышались быстрые шаги.

Касание о бедро, нежное поглаживание, и вдруг Сноу ощутила промежностью узкий заострённый язык. Резануло болью, но несильной, и тут же язык принялся ласкать открывшуюся щель.

— Эм, думаешь, это поможет?

— Ага, доверься, — Кризалис глубоко вдохнула. Копыта нежно прошлись по животу.

Ладно, довериться, значит довериться. Любимой она и так доверяла. В чём она нуждалась, так это в дельном совете. Языком продолжить? Или попробовать по-настоящему? А может, уже звать Веджи? Или сразу вдвоём?..

Как же не хватало чтения эмоций. Рядом с ребятами она чувствовала себя вдвойне слепой.

* * *

Коснуться щёлки, погладить языком вверх и вниз. Это ведь приятно?.. Конечно же приятно. Сноу потянулась вперёд, глубоко лизнула — и вдруг позади ощутила точно такое же касание: внутрь скользнул язык Криз.

Они ойкнули с Рэйни в унисон.

«Ну как, нравится? — Кризалис заговорила на языке прикосновений. — Это называется обратной связью. Сейчас я тебя немножко подправлю, ты будешь чувствовать то же, что и она».

Сноудроп улыбнулась. Вот что называлось настоящей поддержкой. Не носом ткнуться, не окатить жалостью, а просто взять и встать за плечом.

— Рэйни, — она отвлеклась от щёлки. — Признавайся, что ты в ребятах ненавидишь?

— Ты издеваешься? — пегаска буркнула.

— Я серьёзно. Я, например, ненавижу снисходительность. Терпеть не могу, когда ко мне относятся просто как к слепому жеребёнку. Это самое мерзкое на свете, я этого ещё в школе нахлебалась, не делай так.

Пегаска фыркнула, попробовала потянуться. Неудачно, конечно же: верёвки теперь связывали её по всем крыльям и ногам. Но больше она не дрожала, даже немного расслабилась — и Сноудроп с удовольствием облизывала её тело. Под мысленным взором проявлялся облик крылатой, задние ноги которой закинуло чуть ли не выше головы, а передние были надёжно привязаны к крыльям за спиной.

— Тебе удобно?

— Нет, мне не удобно. Ты разве не чувствуешь, что они пользуются тобой?

— Неправда, — Сноу потёрлась грудью о грудь пегаски, коснулась мордочкой лица. — Не смей унижать ребят, они хорошие. Ты или подружишься с ними, или возвращаешься домой.

Рэйни фыркнула. И даже укус в нос не подействовал: так, только айкнула слегка. «Храбрость», — вот как это называлось. Сноу пыталась представить эту пегаску на своём месте, и что-то сомневалась, что она плакала бы, или просила пожалеть.

Спины коснулось. Кризалис погладила, щека коснулась щеки. Сноу чувствовала мягкое покалывание в мошонке, чуть болезненное, но тёплое — словно яйца заполнялись чем-то, набухали, а может даже и росли.

— Можно без этого… всего?

— Я чуточку.

Ну, «чуточку» можно. Хотя Кризалис вечно увлекалась, что с неё взять. Член уже прижимался к животу пегаски, и чуть побаливал, распухая, появились ощутимые бугры. Рэйни попыталась отстраниться.

— Уверяю, ты справишься, — Кризалис прыснула. — Наша Снежинка от тебя ничего не потребует, что не любила бы сама.

— Угу, я тоже всё буду чувствовать. Не бойся. Потерпи.

Рэйни хотела что-то возразить; но хватит, просто хватит: все возможные слова они уже перепробовали. Губы прижались к губам, рот пегаски услужливо разжало. Язык к языку, мягкий обхват, объятие — и Сноудроп, целуя, потянула её голову на себя.

Член так приятно проскользнул между сосочков — огромный — вымя аж продавило под ним. Чуть ниже, и конец уже упёрся о влажное место. Сноу качнулась вперёд.

— Мфф!

В её собственную щель надавило. Нечто тяжёлое, бугристое, горячее — и слишком большое для неё!

— Криз…

«Ей семнадцать, Сноу. Чуешь разницу? Семнадцать. Ты уж постарайся не уступить».

Огромная штука сзади намокла, маслянистая жидкость закапала в щель. И шёрстка на животе — так аккуратно вымытая и вычищенная — заскользила под членом. Жуть как неопрятно. Сноу любила мыться, но чуяла, что с такими товарищами придётся лезть в ванну по семь раз за день.

— Потом сама вылизывать будешь, — буркнула Сноудроп.

— Она вылижет. Не тяни.

Вздох, напряжение бёдер, касание к щёлке, а затем и члена о влажную теплоту.

«Не обижайся, пожалуйста».

Сноу крепко-накрепко обняла пегаску, губы вжались в губы, язык оплёл язык.

— Мммффф!

Надавить. Чуть сильнее. Ещё сильнее! Тихий вскрик, и конец обхватило влажное, невероятно тугое чувство; щель расступилась под штукой позади. Теперь приостановиться, потому что когда вбивают сразу, это жуть как больно — рогатый мерзавец делал это столько раз…

Сноу мотнула головой, поморщилась; копыта опёрлись о пегаскину грудь. Рот Рэйни освободился, но она ничего не говорила, только сопела и чуть подрагивала. Нравится? Не нравится?.. Сноудроп никак не могла понять.

«Ей нравится. Продолжай», — Криз обняла ещё крепче, подтолкнула.

— А мне не нравится, когда на меня давят.

Сзади послышался смешок. Глупый такой, чисто жеребячий. Сноу помнила, как хихикали кобылки в школе, когда задумали пакость, и обычно эта пакость предназначалась ей. Но точно так же она помнила день, когда дала в нос главной — и все заткнулись. Ненадолго, но заткнулись, потому что поняли, это предел.

«Не позволяй другим ездить на себе», — вот главное правило жизни. И относилось это как к хитинистым, так и к цветным.

— Рэйни, а ты над слабыми издевалась?

— Что?!

— Ага, голос прорезался! — влезла Криз. — Признавайся, пушистая!

— Нет, стража защищает пони. Отпусти.

«Брешет, — Кризалис зашипела. — Все они брешут. Одна ты с нами честна».

Ну, просто мама научила. Ведь быть честной, это важно, даже если не очень получается — в детстве одна слепая врала всем подряд. Кризалис тоже лгала напропалую, но исправлялась же, исправлялась! Одно то признание о смерти волчат чего стоило. Сноу сомневалась, что сама смогла бы так.

Впрочем, хватит грустных мыслей. Рэйни чуть расслабилась, можно было продолжать.

Обхватить покрепче, надавить, потянуться…

— Аууу… — Сноу застонала от наплыва чувств.

Влагалище распирало, бугры тёрлись о внутренние стенки, и в то же время влажная упругость обхватывала её собственный член. Рэйни сопротивлялась, пыталась сжаться внутри — но ведь и одна тринадцатилетняя не могла сходу принять такую здоровенную штуку. Они боролись на равных, напряжённое сопение слышалась внизу.

Чуть глубже, и обратно; чуть глубже, и обратно — Сноудроп покачивалась, продавливая себе путь. Это было почти как с волчонком, то есть со сменившей форму Криз. То же самое неловкое сопротивление, та же самая готовность принять до конца. И никаких помех на полпути, никаких препятствий — Рэйни не была девственницей: то ли увлеклась, играя со скалкой, то ли врала на счёт жеребят.

Но вот и предел, упругая нежная преграда. Рэйни зашипела сквозь зубы, да и сама Сноу не удержалась от стона, когда в шейку матки упёрлась «игрушка» позади.

— Глубже не пробовала?

— Что?!

Ага, значит, не пробовала.

— Попробуем?

— Отпусти.

Сноу сжала зубы. Отпустить, как же, замечательная идея. Плакало тогда её лидерство, даже утки засмеют. И будут правы, потому что только последние тупицы бегают от проблемы, вместо того, чтобы найти решение. Ну, хоть какое-нибудь.

— Закончим — отпущу. Договорились?

…

— Ладно, — послышался вздох.

* * *

Чуть глубже, до толчка о шейку матки, и немного обратно, а затем опять. Каждое движение давалось с усилием, приходилось вкладывать не только всю силу чейнджлинга, но и собственный вес. Разве что крыльями Сноу не пользовалась — не решалась. Вдруг больно будет?.. Она-то привыкла принимать по самые яйца, но простых деревенских кобылок таким трюкам никто не учил.

Скрипели верёвки, неприятно трещала балка под потолком. Джин обещал сделать перевязь, но пока сверху только стружки сыпались, изредка попадая на гриву и нос.

— Добрый совет, — имбирный чейнджлинг заговорил сверху. — Не можешь сбежать, расслабься и получай удовольствие. Так даже пустобокая может обслужить дюжину жеребчиков подряд.

Рэйни промолчала.

— …Если что, мы потом подружились. Они тоже ничейные оказались. Накормили, ухаживали, многому научили меня.

Очередное предельно глубокое движение, и Рэйни засопела. Сама Сноу едва сдерживала оргазм.

— А потом мы…

— Джин, я всё понимаю, — Сноу вдохнула и выдохнула. — Потом расскажешь.

Ничейные жеребята, обиженные жеребята, запертые жеребята — думать обо всём этом было так больно. Особенно сейчас, когда они, если рассуждать по-справедливости, обижали стражницу. Надежду и опору Эквестрии: одну из тех пони, кто защищает страну от мрака вокруг.

— А давай убивать плохих? То есть садить под замок. Мы сделаем огромные пещеры, набьём их битком, а потом будем показывать младшим. Чтобы не завидовали. Потому что если не мы, тогда кто?.. Эквестрия обленилась, пони больше не хотят завоёвывать мир.

— Джин, кончай, — вмешалась Кризалис. — Ты сегодня сам не свой.

— Накипело.

Заскрипели верёвки, чихучие опилки посыпались сверху, и вдруг их с Рэйни начало поднимать. Сноу почувствовала, как её наклоняет, прижимая к бёдрам хитинистой — и тут же сверху опустилась связанная пегаска.

— Ааау! — они заорали в унисон.

Проткнуло будто насквозь! И одновременно Сноу ощутила, как горячая влажность опустилась аж до медиального кольца. Шейку матки раздвинуло, растянула — член упёрся в мускулистую стенку в дальнем конце. Пегаска часто, с хрипом задышала.

— Ну вот, теперь крепкая писечка тебе не поможет. Расслабься же.

Кризалис хихикнула, потянулась, похлопала о плечо. А потом их с Рэйни начало приподнимать. Её в крепких копытах королевы, крылатую на верёвках. Невысоко так, ровно до кончика члена — чтобы тут же опустить вновь.

— Ааау!..

— Ещё раз?

Объятие, напряжение мышц, злое мычание. Но кроме этого Сноу чувствовала что-то новое. Сомнение? Оттенок удовольствия? Ответ на языке тела?.. Поэтому лишь чуть отдышавшись она шепнула:

— Давай.

Вверх, на вдохе; а затем вниз, так сильно и резко, что выдох вырывался из лёгких как протяжный крик. Сноу ощущала, как член втыкается в матку, с каждым ударом всё дальше проталкивая лоно в глубину; а на обратном пути клитор задевало о медиальное кольцо. Как пегаскин, так и её собственный. Не больно, но очень, очень ощутимо.

И это было даже нечестно, что ей приходилось отдуваться за двоих. В голове мутнело, звуки как сквозь паклю достигали ушей.

— Помочь? — предложил Веджи.

— Да…

Крепкие копыта на боках, пегаскино айканье, очередной подъём. Член выскользнул из щели, дыхание наконец-то удалось перевести. Спуск, и Сноу едва не застонала от удовольствия — Веджи оказался чуть меньше, не бугрился, а ещё так нежно их обеих приобнял.

Всё познаётся в сравнении. Мгновение, и Рэйни удивлённо ёкнула. Пара подъёмов и спусков, и она уже сопела в точности как перед оргазмом. Сноу помнила с полсотни оттенков сопения, а это был полсотни первый, который она до сих пор знала только по себе.

— Фьюх, проняло наконец-то, — сказала Кризалис. — Как же с тобой муторно. Развязать?

— А?..

— Обещай не лягаться. Честно обещаешь — развяжу.

Пегаска ничего не ответила. Прерываемое лишь сопением молчание длилось долго, но вот прошёл десяток подъёмов и спусков, а затем второй и третий — Рэйни начала едва слышно стонать.

— Давай же, обещай, — Кризалис продолжила вкрадчиво. — Честность, это не так уж сложно. Сноу меня почти не насиловала, а уже получается само собой.

Дрожь пробежалась по телу.

— Почти?

— Ну, любимый же. Знаешь, как жалко? Да в точности как этой дуре жалко нас.

— Мне… не жалко.

— Вруша. Но ничего, отучим. Сноу тоже поначалу жалела, а как обидели, сразу научилась любить.

Кризалис замолкла, только покачивая их вверх и вниз своей шелковистой магией. «Игрушка» погружалась внутрь и почти выходила, о клитор тёрлась мягкая шёрстка пегаски — и Сноу чувствовала, как приближается оргазм. Глубокий и сильный, но жуть как запоздавший из-за всей этой болтовни.

Когда-то она только кричала и скулила во время секса, потом научилась стонать от удовольствия, а теперь ещё и размышлять о своём. Тёплые волны поднимались снизу, в голове мутнело, но мысли — часто непрошеные — стаей уток кружились, так и норовя ущипнуть.

«Разве это называлось, начать с чистого листа?»

Сноудроп мотнула головой.

— Криз, ты ведь не только со злости меня похитила. Ты не просто так оберегала меня.

— Не просто… — она замолкла на мгновение. — Знаешь, у тебя грива вьётся? Очень красиво. Только ты можешь защитить нас от богинь.

— Спасибо…

Сноу сжала зубы, тихо застонав от подступившего оргазма. Внутрь хлестнуло густым и горячим, копыта Криз ещё крепче прежнего обхватили бока. Удовольствие длилось, длилось и длилось — гораздо дольше прежнего, но вот эйфория схлынула, мысли очистились, она смогла продолжать.

— …Спасибо, что призналась. Я не виню.

— Тебе спасибо. Хочешь поцеловаться?

— Ага.

Полуоборот, нежное объятие, очередной вскрик пегаски. Лёгкий оттенок обиды. Ибо как она смела считать ребят плохими, если они так старались? Плохие не влюбляются в тех, кого используют. Плохие не уважают тех, кого могут запросто обидеть. Плохие не видят худшего в себе.

— Давай развяжем её.

— Не рано?

— Развяжи.

Заскрипели верёвки, послышался хруст разминаемых суставов и скрипучие звуки массажа. Ребята готовились снова хватать пегаску, если та будет вырываться, но Сноу знала — не будет: это частое неглубокое дыхание она помнила по себе.

— Поняла, что мы тут не в игрушки играем? — спросила Джин.

— Поняла…

— На, попей.

Скрипнула фляга, пегаска с жадностью принялась глотать. Текло, булькало, послышался сдавленный кашель и тут же хлопок по спине.

— Вы… закончили? — спросила Рэйни наконец. — Отпустите меня?

— Она?..

— Нет, Сноу. Не готова. Насиловать ещё и насиловать, эта особа упрямая как не знаю что.

Что же, это было так знакомо. Жалость, жалость, горечь, жалость — Сноу сама испытала всё это, а теперь даже без чтения чувств гадостное ощущение поднималось в душе. Впрочем, кто виноват — известно: нужно было держать язык за зубами. Теперь оставалось только исправлять ошибку…

Или усугубить до закономерного конца. Наверное, носу здорово достанется, но Криз ведь вылечит? Уши она замечательно навострилась лечить.

* * *

Сноудроп отдыхала. Дикий полёт, бессонная ночь, море секса — всё это далось непросто, так что любимая отпустила её. «Доверяй друзьям», — как говорилось, и теперь Сноудроп им не мешала. Компания хитинистых собралась вокруг напряжённо дышащей пегаски: Веджи прижал её сверху, Бигзу снизу — но протестов не было, только бульканье слышалось от особенно глубокого поцелуя Криз.

А имбирный чейнджлинг остался рядом; массировал плечи, нежно приобнимал; его тоже звали позавтракать, но Джин только отмахнулся: «Хватит с меня».

— Совсем как дома, — он лизнул в ухо. — Вроде и приятные воспоминания, а всё равно не по себе.

— Чего так?

— Да сначала тащат куда-то, ничего не объясняя, потом держат в вязкой мути и трахают до одурения. А когда внутри всё едва не лопается от спермы, приходит главная и ты понимаешь, что всё испытанное далеко не предел.

— Я не такая, — буркнула Кризалис.

— Докажешь?

— А то. Клянусь. И насиловать до превращения не буду, и оплодотворять без спроса тоже. Хочется, а вот фиг.

Рэйни застонала.

— …Но поесть-то нормально хоть можно? Мы же любя.

Уши вздрогнули. «Любя», — вот главное слово, мысли только вокруг этого и кружились. Если с любовью, то, наверное, всё можно: и завтракать, и делать маленьких, и даже превращать. Лишь бы любимые не расстраивались, ведь когда другим плохо, всё это и гнилой репы не стоит.

Только вот бывало так, что сначала плохо, а потом очень даже хорошо. Как с девственностью. Пони бы вымерли, если бы кобылки боялись жеребят.

— Криз, если хочешь, я буду твоей кобылкой. В смысле, для рождений. Это ведь не слишком тяжело?

— От дурости зависит. Можно пару-другую маленьких сделать, так даже легче вашей беременности, а если не сдержаться… ну, получится Джин.

Кризалис замолкла, имбирный чейнджлинг тоже ничего не сказал. У него, получается, были маленькие? Жалко?.. Пчёлку жалко. Чейнджлинги не зря равняли жалость с презрением — Сноу по себе знала, каково это, когда старые раны начинают теребить. Ужасное случается. Нужно просто стараться, чтобы ужасного было меньше.

— Как там Рэйни?

…

— Ну, не очень. Обида, жалость, горечь, жалость. Справляется хуже чем ты. Хочешь, вместе попробуем?

— Рэйни, хочешь?

Послышалось бульканье, кашель, протяжный вдох.

— Не хочу…

Если бы не острый слух, Сноу даже не различила бы этот шёпот. Крылатая устала? Едва ли, с ней ведь ничего страшного не делали — сексом они занимались от силы пару-тройку часов.

— Криз, сделай нам обратную связь снова. И проверь её здоровье, пожалуйста, вдруг что не так?

— Замётано.

Объятия Джин стали крепче, её повернуло. «Готова?» — он спросил, и лишь стоило ей кивнуть — погрузился. Легко и привычно в чуть опухшую щёлку, не без труда в прямую кишку… Но не успела она удивиться двум отросткам, как появился и третий — маленькое отверстие, из которого кобылки мочились, пронзила острая боль.

— ААААЙ!

— Ааах, полегче!

Движение чуть замедлилось, но не ослабло. Рэйни снова принялась стонать. Это было так странно, так неестественно, что перекрывало всё. Уретра, мочевой пузырь, проходы дальше — Сноу забила крыльями, когда вдобавок к боли что-то принялось щекотать в спине.

— Это… зачем?

— Да у них у всех здесь камушки.

— А?

— Камушки в почках, говорю. Обожрутся толстошлемника, а потом болеют. Чистишь, чистишь, а работе конца нет.

Кризалис фыркнула, что-то болезненно потянуло внутри. Сноу не знала, есть ли у неё эти «камушки», но в Клаудсдэйле ничем таким не болели. Но ладно, за компанию можно было и пострадать. К тому же несильно: одновременно ощущались ласки на сосочках, нечто жёсткое сжимало клитор.

— Мы так анатомию учили, — пояснил имбирный. — Принесёт наш общий «друг» полудохлую тушку, и разбирайтесь как знаете. А всю славу, конечно, себе.

— Поесть хоть удавалось?

— Буэ…

Очередной толчок внутрь, и Сноудроп ощутила, что всё, с камушками покончено; но раз занятое отверстие чейнджлинги не оставляли — со стороны спины как-то странно покалывало, а мочевой пузырь и вовсе принялось растягивать и щекотать. Ей хотелось помочиться, но ничего не получалось: только давление попеременно спадало и усиливалось в животе.

А ещё было щупальце сзади; толстое, скользкое и ощутимо ребристое; которое тянулось всё дальше и дальше, уже пройдя прямую кишку. Сноу прижимала копыта к животу и чувствовала, как оно продвигается: то сужаясь, то снова расширяясь, и попеременно двигаясь вперёд и назад.

— Рэйни, а ты знала, что матка для королевы не предел? Сейчас мы начнём по настоящему, и ты, храбрая такая, будешь у меня визжать.

— Эм, что? — Сноу вздрогнула.

— …Заодно и вылечим, если что не так. Цени.

Сноудроп поёрзала в объятиях, попыталась расслабиться. Смутно вспоминались движения острой штуки внутри, липнущие к животу роговые пластины. Тогда она потеряла сознание, но не столько от боли, сколько от переизбытка чувств. Получается, её тоже лечили? А ведь Криз не похвасталась, будто так и должна.

Засевший в матке орган стал меняться: появились ворсинки, заострился конец.

— Пожалуйста… не надо, — зашептала Рэйни.

Не очень умная пони. Или никогда всерьёз не болела? Одна слепая то простывала, то обжигалась, то падала на острые штуки — ран в детстве было столько, что волей-неволей она научилась уважать тех добрых единорожек, которые почти задаром лечили других.

— Не напрягайся, — посоветовала Криз.

И надавила. Режущая боль едва не заставила орать, но тут же ослабла; стенка матки как будто раскрылась лепестками; член двинулся дальше, раздвигая всё внутри.

— ААААИИИИИ!!! — Рэйни дико завизжала — ОТПУСТИИИ!!!

Крепкое объятие, поцелуй — хрип рядом — и Сноудроп почувствовала, как челюсть широко разжимает. Толстое скользкое щупальце спускалось в пищевод. Не очень приятно, скорее даже наоборот, но нужно было привыкать: не в первый ведь раз, да и не в последний — ребята любили горловой… то есть оральный секс.

Сноу старалась найти удовольствие даже в странном: в переполненном до боли мочевом пузыре, в растянутом до вздутого брюха кишечнике, и даже в тех тонких извивающихся отростках, что сейчас заполняли все полости внутри. Она откинулась, выгибая спину, крылья поднялись высоко вверх.

Рядом слышалось сипение.

— Я всегда говорю, милые снаружи, милые и изнутри, — Кризалис довольно застрекотала. — Очень красивая селезёнка, да и печень ничего.

Желудок словно оплело, погладило, оттянуло. Дыхание на мгновение сбилось — внутри как будто что-то разошлось.

— А вообще, вы, пушистые, дурацки устроены. Лёгких два, почек две, а сердце только одно, да и то слабенькое. Нашей Снежинке мы уже сделали двойное. Хочешь, тебе тоже сделаем?

Кризалис замолкла, ожидая. Внутри поскреблось что-то, хребет словно бы обожгло.

— Незадача. Эта дура в ужасе. Давай сделаем, раз уж взялись?

Копыта легли на плечи Джин, пару раз сбившись Сноу таки вычертила фразу:

«Делай, конечно».

Какие тут сомнения?.. Вон, глупые пони из Троттингема отказывались прививаться, а потом пошла чахотка и в столице появилось столько грустных, одетых в одинаковые плащи жеребят. Принцесса тогда была очень зла. Очень. Но закон, говорят, до сих пор соблюдали не все.

«В следующий раз, Криз, делай не спрашивая. Всё, что продлевает жизнь. И пусть хоть плачут, хоть кричат».

— Люблю… — прошептала Кризалис.

* * *

Шло время, слышались влажные звуки. Сноу чувствовала, как внутри перемещается нечто крупное; изредка покалывало то в лёгких, то в спине. С животом Кризалис уже разобралась: что-то вытянула, что-то расширила, что-то вытащила наружу — и сейчас королева перекусывала, чтобы не выкидывать лишние куски.

Пахло кровью. Сноу с детства боялась запаха крови, но старалась терпеть.

— …Так вот, — Кризалис рассказывала между делом, — Вы те ещё однодневки. Треть ваших умирает от болезней сердца, а треть, когда у них клетки бесятся.

«Бесятся?» — Сноудроп спросила касанием.

— Ага. Разум теряют, множатся и множатся, растут и растут. Это просто мрак, кошмар, ужас, хоть пол-пони отрезай. Но даже если отрезать, не очень-то помогает, потому что всё худшее в крови. Ловишь этих мелких мерзавцев, ловишь, а они как будто специально прячутся. И ведь всех за раз не найти.

Сноу впервые слышала, что так бывает, когда тело пони оборачивается против неё самой. Это было страшно.

— Не бойся, со мной ты ничем не заболеешь. И ты тоже, глупая. Ничем!

Мордочка потёрлась о шею молчаливого имбирного, ушко потрепало в ответ. Сноудроп представила, как собирает всю свою внутреннюю теплоту в комочек, и отправила его к друзьям.

— Вау… Спасибо. Ты голодная, наверное?

«Потерплю».

— Я почти закончила. Сейчас мозг с глазками осмотрю, новую писечку испытаем, и обедать. Голодной она будет как волк.

Сноудроп ощутила, как щупальце изнутри касается шеи, движется вдоль позвоночного столба. Больно не было, ни капельки, только вдруг появлялась щекотка: то там, то здесь, а иногда даже в тех местах, где ни за что не почесаться. Ушки сами собой дёрнулись вперёд и назад.

— Поздравляю, Рэйни, ты самая здоровая пегаска на свете. Может есть и круче, но выносливее — никого.

«А я?»

— А ты вторая по счёту, но лично мне милее всех. — Кризалис нежно хмыкнула. — А теперь займёмся писечкой, будет тяжело.

Что же, к тяжести ей не привыкать. Бесчисленные щупальца внутри чесуче подрагивали, а член покачивался среди широко растянутых отростком кишок. И что с того?.. Да ничего, даже боли почти не было, только так, щекотка.

И Рэйни отлично справлялась. Рот как раз освободили, Сноу только успела прокашляться, а пегаска уже восстанавливала дыхание с другой стороны.

— Что… — она зашептала едва слышно. — Что со мной?..

— Так, слушай сюда, — сказала Кризалис.

Ребристая штука вдруг сдвинулась к шейке матки, кишечник освободило, копыта легли на живот.

— …Точно такой же ужас я уже сделала с доброй сотней ваших стариков, беременных и жеребяток. Они умирали. Половина живы. Никто жаловаться не приходил.

Копыто поскребло о пол, крылья Криз с шорохом поднялись.

— Может, отблагодаришь?

— Что?..

— Не понимаешь. Кто бы сомневался. Тогда я сама своё возьму.

Копыта легли на плечи, натянуло. Сноу ощутила, как не успевшая зажить матка вновь раскрывается, член ушёл дальше в глубину. Что-то сдвинуло, желудок толкнуло; со стороны Рэйни послышался протяжный стон.

— Полегче, пожалуйста.

— Хорошо, хорошо…

Член двинулся обратно, дальнюю стенку матки захолодило и одновременно легонько обожгло. Обняло чуть крепче, крылья погладило — и Сноудроп ощутила, как её переворачивает. Теперь Кризалис лежала, а Рэйни сидела над ней.

— Пушистая, не будь брёвнышком. Поработай тоже, а потом тебя ждёт отдых и вкусный обед.

Холку потрепало, в ноздри дунуло, узкий раздвоенный язык лизнул в лицо.

— Так ты будешь стараться?

— Д-да…

Сноу вдруг осознала, что бёдра против воли напрягаются. Тело приподняло, влагалище почти полностью освободилось — и член бы выскользнул, если бы копыто не легло на плечо.

Плавное движение обратно, удар в шейку матки, быстрый вдох и выдох. Сноудроп ощущала себя наблюдателем в собственном теле, но в этот раз страха не было — она даже чувствовала, что в любой миг может снова подчинить мускулы себе.

Рэйни вновь скользнула вверх и обратно, повторила движение несколько раз. Она постепенно ускорялась, но даже не пыталась двигать бёдрами, не напрягала и внутренние стенки; воздух со свистом вырывался между крепко сжатых зубов.

— Попробуй чуть сжиматься, — Веджи подсказал.

Пегаска попробовала, но ничего у неё не получилось — только больно стало, когда мускулы сжались до предела и всем своим весом Рэйни попыталась насадиться на ребристый яйцеклад.

— Стой же. Наоборот. Легонько, на выходе.

Вторая попытка, снова с кучей ошибок; быстрые и частые вдохи, сопение, разочарованное ворчание Криз. Но наказания не последовало. Деревенская пегаска старалась; чувствовалось, что старалась; но к сожалению ничего не умела, а пытаясь следовать советам только мучила себя.

Нужно было что-то придумать.

— Криз, а ты можешь сделать… ну, обратную связь в обратной связи. Чтобы она тоже чувствовала меня.

…

— Умница!

Крепкие объятия, восторженный выдох — касание холки и головы. Немножко щекотки, лёгкое покалывание. И вдруг чувства усилились — аромат имбиря смешался с запахом корицы, мускулы бёдер до боли напряглись. Сноу подняла копыто, чтобы коснуться живота, но в тот же миг ощутила сопротивление; мордочка скривилась, по всему телу прошлась сильная дрожь.

— Рэйни, не бойся. Я буду подсказывать, только подсказывать. Сама ненавижу, когда управляют со стороны.

Зубы сжались, послышался синхронный вдох и выдох. В себе Сноудроп узнала посапывание, а в Рэйни лёгкую хрипотцу. Они поднялись, плавно опустились — и Сноу напрягла мышцы влагалища, не слишком сильно обхватывая член. Выход его был приятно-тягучим.

Очередной вход — снова подсказка; а на третий Рэйни справилась уже сама. Четвёртое и пятое движение — лёгкое сопение, расслабленность бедренных мышц. Сноудроп убедилась, что подруга справляется, и стала показывать приёмы сложнее — всё то немногое, что знала сама.

Вскоре в дело вступили копыта, поглаживая Криз, хвост защекотал яйцеклад. Движения стали ритмичнее, точнее: круп теперь слегка покачивался из стороны в сторону, с каждым новым входом давление доставалось то одной стенки влагалища, то другой.

Немногое Сноудроп успела освоить от хитинистых, но неожиданно приятно оказалось учить всему, что только умела и могла. Она не знала, как делать чудеса одним только влагалищем, подобно Джинджер; не владела и той волшебной колючестью Кризалис — зато одна слепая отлично умела работать языком.

Рэйни поначалу не хотела вылизывать мордочку королевы, но вот сопение перешло в постанывание, а постанывание в негромкие вскрики — зубы разжались, вывалился язык. Мгновение оргазма, резкий вход по самое основание, брызги изнутри — и Сноудроп потянулась навстречу к партнёру, коротко лизнула в нос.

Криз хихикнула.

— Признавайся, пушистая, это неплохо. Неплохо ведь?

— Да… — Рэйни ответила одними губами.

— Вот наша милашка и научилась честности. Готова продолжить?

— Да…

* * *

Как-то раз Кризалис обмолвилась, что любит позу сверху, потому что это по-королевски. Но даже самая гордая королева могла дождаться лучшего случая — сегодня она не настаивала. Член принял ребристые формы, заострился на конце, но уже не вбивался до предела, а только поглаживал матку изнутри. Было приятно, даже очень — а когда делают приятно, так хотелось отблагодарить вдвойне.

И Сноудроп старалась: лёгкими намёками она подсказывала ученице, где подмахивать и где облизывать, как тереться носиком о самые приятные места, и как улыбаться в ответ на касания улыбающейся мордочки. Рэйни ничуть не сопротивлялась, и даже более того, уже после третьего оргазма она вовсю ласкалась сама.

— Ауу, — тихо простонала Кризалис. — Просто потрясающе. Сноу, ты ведь займёшься нашими пушистыми? Такие неумехи! Я теперь ни к одному не прикоснусь без тебя.

— Займусь, конечно.

— И разведение мы тебе поручим. Знаешь, что ты теперь и как жеребчик можешь каждую оплодотворить?

— Эмм…

Кризалис звонко рассмеялась, узкий язык щёлкнул в нос.

— Шутка же. Я люблю смотреть, как они влюбляются. Столько тепла.

Ага, целое море, которым так и хотелось делиться со всеми вокруг. Сноу представила, как волшебные копытца черпают ещё ведёрко, и игристые прохладные брызги окатывают друзей. И все улыбаются, да в точности как улыбались сейчас.

Она облизывала мордочку Джин, а Рэйни остальных товарищей. Теперь не только Кризалис её обнимала, но и Бигзу, и Веджи — который с особенной нежностью поглаживал поднявшиеся крылья. Слышались стоны, уже ничуть не сдержанные, ребристый яйцеклад быстро и легко скользил внутри.

— А знаешь, — Кризалис лизнула в нос, — Я сделала твою писечку очень эластичной. Давай не по очереди, а вместе все?

Рэйни задрожала.

— Попробуй. А вдруг понравится? Сноу тоже ещё не пробовала такой игры.

Пегаска кивнула, приподнимаясь; яйцеклад почти выскользнул, на холку легли копыта друзей. Два чейнджлинга устроились справа и слева, два больших органа придавились к щели, широко растянув края половых губ. Глубокий вдох, и Рэйни медленно двинулась обратно.

Давление, расслабленность, огромное растяжение — и тихий, очень тихий стон. Сноу знала, стоит лишь чуть напрячься, и будет боль, а может даже и ранение; но у неё был опыт: и боли, и ранений — а вдобавок к этому капелька доверия пегаски. Рэйни с готовностью подчинялась, а Сноу вела.

Она ощущала член Веджи, упирающийся в левую стенку влагалища, чувствовала справа растянувший до треска орган Бигзу; а между ними лежал яйцеклад, изрядно сузившийся, но зато распирающий по высоте. Если до сих пор она могла выбрать угол входа, или покачивать бёдрами, то теперь об этом и речи не шло: широко раздвинутые ноги дрожали, внутрь погружался огромный растроеный на краю ствол.

— Ааааа… — Рэйни протяжно застонала. Рот открылся, свистело дыхание, вывалился язык.

Копыта легли на плечи, помогая, Кризалис обхватила бёдра и потянула на себя.

— Аааиии…

Шейка матки, долгая задержка, нарастающее давление внутри — и вход, быстрый и до края глубокий. С коротким вскриком Рэйни села на бёдра Криз.

— Хорошая, услужливая пони, — прошептала Кризалис. Копыта погладили крылья, пересохшие губы облизал узкий язык. — Замечательная пони, — она продолжила. — Боишься, конечно, но сполохи страха скоро исчезнут, а ниточка укрощения уже есть.

— Что?..

— Струнка укрощения. Золотистая. Вокруг твоей души.

— А у меня тоже? — Сноу спросила осторожно.

— Ага, четыре витка, ярких как меридианы. А ещё изумрудное сияние преданности, окружённое мириадами белоснежных звёзд.

Сноудроп улыбнулась.

— …И море покорности, нежное как бутоны весеннего цвета.

Улыбка погасла.

— Я не покорная.

— Я тоже. А вот ребята считают иначе. Их мнение честней.

Шелковистая магия погладила гриву, бёдра чуть приподняло. И заполнявший всё внутри ствол двинулся обратно, до боли раздвигая было сжавшуюся матку строенным концом.

— Ахаа… аааа… — тихо застонала Рэйни.

— Ещё одна струнка укрощения, да и хватит. Чтобы первая не порвалась.

«А как их делают?» — касанием спросила Сноу. Воздуха хватало только чтобы дышать.

— Нужно покорить, подчинить, занять душу и мысли. Нужно впечатлять, обладать, поучать. Когда пони всем жертвует ради тебя, она укрощена.

Движение закончилась, внутри остался только строенный конец. Рэйни встала на подрагивающие копыта, ребята поддерживали её.

— Этому… укрощению тебя мама учила? — спросила Сноудроп.

— Ага.

Ноги раздвинулись шире, Рэйни медленно начала опускаться. Пару лежащих вдоль яйцеклада членов поглаживал дрожащий хвост. Всё распирало, всё растягивало, лоно проталкивало в глубину. Когда в конце пегаска опустилась на круп, сама Сноу не сдержала протяжного крика.

— Аааах… — они простонали вдвоём. В голове помутнело, оргазмы переплелись и усилились, не находя выхода соки собирались в глубине.

Чуть отдышавшись Рэйни хотела подняться снова, но на сей раз копыта на плечах остановили, пара чейнджлингов крепко обняли её.

— Наша очередь, — шепнула Кризалис. — Сейчас ребята по уши заполнят тебя.

Пара членов двинулись обратно, позволяя матке сжаться вокруг яйцеклада, но едва достигнув выхода во влагалище снова вошли. Нежным, плавным движением, но настолько сильным, что Рэйни закричала вновь. И вместе с криком это движение повторилось, а затем снова.

Вместе, попеременно, затем снова вместе — ребята обрабатывали матку, всё ускоряя темп. Лоно сдвигалось и растягивалось, дрожало мускулами стенок и всё пыталось сжаться в ответ на толчки медиальных колец. Сноу чувствовала, как Рэйни кончает снова и снова: через крики и стоны, поднятые до потолка крылья и вывалившийся язык.

Язык, который Криз нежно обхватывала собственным; а челюсть королева столь же предупредительно разжимала, чтобы на порыве чувств пегаска не откусила себе кое-что.

— Ааа… Ахааа!.. Аааа… — Рэйни вскрикивала на каждом выдохе, ноги бессильно скреблись по полу, хвост мотался вверх и вниз.

Горячие потоки ударили внутрь, и без того переполненную матку принялось раздувать.

— Аууу… — тихо застонала Кризалис, а затем задрожала; шелковистое тепло окутало тело целиком.

Яйцеклад тоже начал двигаться, массируя ребристыми формами стенки влагалища, а заострённым концом поглаживая дальний конец матки. Кризалис изогнулась, зашуршала — и вдруг оказалась сверху; копыта опустились по сторонам шеи, тело прижало к земле.

Пара резких, порывистых движений, и Рэйни взвизгнула от боли. Несколько следующих, и пегаска уже стонала, скрипя копытами по земляному полу. Чувства ошарашивали: жажда смешивалась с желанием, головокружение с вихрем воспоминаний, а ещё было невероятное растяжение в матке, которое хотелось усилить настолько, сколько тело только способно принять.

Вдоль хребта погладило, шею обняло. Острые клыки прокусили обе задние ноги, и бёдра широко развело в стороны, не давая даже пошевелить. Удары о стенку матки стали чаще, тяжелее. А потом Сноудроп вдруг ощутила дико распирающее чувство — что-то крупное перемещалось внутри. Рэйни пронзительно закричала.

Большой бугор проник через шейку матки, прижался к дальнему концу, — и вдруг вцепился в стенку, проколов её словно злой дикобраз. Визг Рэйни сорвался на кашель, по всему телу прошлась ошарашивающе-сильная волна. Что-то округлое теперь лежало внутри; а ещё горячее, даже жгучее, и как будто вытягивающее силы. Мышцы ослабли, закружилась голова.

Кризалис протяжно застонала, яйцеклад прижался к этой штуке в глубине. И вдруг её потянуло обратно. Жуткая боль пронзила всё тело! Это было словно кипящая вода, словно горящие угли, словно жгущие внутренности муравьи — это ошарашивало. Визг Рэйни сорвался на единственную ноту.

— Хвааатит! — завопила Сноудроп.

— Сейчас!

Рывок, муть в голове, чувство освобождения. Сноу ощутила, как падает, прижимаясь лицом к земляному полу; Рэйни рядом свернулась в клубок.

— Хватит… пожалуйста, хватит… Я больше не могу, — она зарыдала.

Сноудроп чувствовала её крылья собственным боком. Обеих била сильнейшая дрожь.

Шли долгие, полные фантомной боли минуты. Слышалось частое дыхание, все мускулы горели, внутренности покалывало. Сноу ощущала, как подёргивается жилка в шее, и это не прекращалось, даже если потереть. Она пыталась отдышаться, но никак не могла; мысли всё возвращались и возвращались к мгновению той ужасающей боли, такой невыносимой, будто часть души вырвали изнутри.

— Криз… — голос сорвался на кашель. — Не делай так больше. Никогда.

Хитинистая шмыгнула носом.

— Я… сорвалась. Простите, — выдох вырвался как стон. — Давайте… эмм, забудем?

— Забудем, — согласилась Сноудроп.

Копыта вытянулись вперёд и назад, спина изогнулась; и Рэйни со стоном повторила движение. Дурацкая связь! Впрочем, единственная просьба, и чувство собственного тела вернулось: нежные копыта Джин принялись разминать плечи, а язык поглаживать взмокшее лицо.

* * *

Прошли минуты отдыха, фантомная боль улеглась, но вместо неё пришла странная апатия — такая сильная, какой Сноу не знала даже в худшие дни. «Нужно лететь», — она говорила себе, но крылья ослабли. «Нужно поесть», — напоминала, но не очень-то хотелось. И только мысль о Рэйни давала силы, чтобы держаться на границе сознания и забытья.

Кажется, их куда-то несли, на что-то укладывали. Запах крови и чейнджлингов сменился ароматами смолы и сушёной мяты; послышались хлопки крыльев, тихий скрежет и свист. Слегка укачивало, струйка сквозняка поглаживала мордочку, до сухости во рту хотелось пить.

Мгновения пролетали за мгновениями, сливаясь в ручеёк времени. Сноу не знала, сколько минут или часов прошло.

— Я жива… — послышался голос. — Я… жива?..

Это была Рэйни. Она что-то спрашивала. Задала вопрос.

— Что же это? Что?..

Сноу мотнула головой, потёрла лоб копытом. Мысли путались, голова кружилась, совсем не хотелось говорить — и тогда она просто обняла подругу. Своим узким длинным языком Сноудроп принялась облизывать её пересохшие губы, чуть припухший наморщенный носик, солоноватое лицо.

— Я не должна бояться. Страх убивает разум… — Рэйни зашептала что-то одними губами.

Её мордочка то морщилась, то пыталась улыбнуться, копыта подрагивали, прижимаясь к груди. Сноудроп облизала их тоже, а потом ушки, шею, спину и бока. Она нащупала рядом флягу и изредка глотала, язык мягко поглаживал кожу и шерсть. Вымя, ягодицы, колечко ануса и бёдра; сжатая щель — Сноудроп облизывала всё, стараясь не лезть в стыдные, а может и побаливающие места. В конце она тщательно вылизала пясти, а затем и задние копыта, чуть грубые и неровные по краям.

— Бедная… — прошептала пегаска.

«Бедная?» — Сноудроп вздрогнула. Нет, она не была бедной — по-настоящему настрадавшаяся пони лежала рядом с ней.

— Мы… сильно обидели тебя?

…

— Не знаю, — Рэйни ответила тихо, голос дрожал.

Сноудроп пыталась найти подходящие слова, но ничего не получалось. Врать мерзко, она знала, а правда была такой жестокой, что вместо осмысленных звуков заплетался язык. И всё-таки она решила сказать честно, как говорила теперь почти всегда.

— Я хотела сделать тебе больно. Потому что ребятам доставалось, мне тоже, а ты только жалела, но совсем не понимала нас.

…

Сноудроп глубоко вдохнула.

— Ещё мне хотелось, чтобы ребята меня уважали. Я пытаюсь учить их дружбе, отношениям, правильной любви. Я знаю всё это только по книгам, но книги ведь хорошие, мы все должны учиться у них.

Пегаска с шорохом кивнула, или просто опустила голову к груди.

— Я всё сделала неправильно, — продолжила Сноудроп. — Я сглупила. Я расслабилась. Я прогнулась. Всё не должно было закончиться так…

Сноу чувствовала, как на глазах вновь наворачиваются слёзы. Второй раз за день. А Рэйни всё молчала и молчала.

— Пожалуйста… — попросила Сноудроп, — пожалуйста пойми нас. А если не хочешь, оставь нас в покое, возвращайся к своим.

— Я не уйду.

Голос был наполнен болью, бока напряжены. И вдруг пегаска вздрогнула, попыталась отстраниться — сверху послышался скрип и громкий стрекот. Задуло. Свист ветра поднялся в ушах.

— Хау, не дёргайся, — сказала Кризалис. — Я послушных пони не обижаю. А ещё я принесла вам обед.

— Обед?.. — Рэйни спросила, но тут же вздрогнула от ушек до хвоста.

— Не в том смысле, глупая! Смотри! Бобы, пирог, омлет и варенье. Очень вкусно и сытно. Ешь сколько влезет и проси ещё.

Заскрипел горшок в корзине, аромат тушёной в патоке фасоли аж заставил приподняться, но в тот же миг Сноу покачнулась, копыта заскользили о дощатый пол.

— А мы что, летим? — Сноудроп спросила, удерживаясь за спину подоспевшей Криз.

— Ага, утки вернулись с планёром. Дня два, и будем в Кантерлоте. Отдыхайте, пушистые, наслаждайтесь собой. А ты… — она обратилась к Рэйни Клауд. — Кончай трястись, больнее не будет. Ты хорошо справляешься, мы любим тебя.

— Любите?.. — Рэйни полу-всхлипнула полу-усмехнулась.

— Гррр… Достало! — Кризалис взмахнула крылом. — Просто не забирай мою Сноу. Я что, так многого прошу?!..

— Ты… не просишь.

— Да потому что меня не учили стелиться! Меня учили лупить тупых пегасок, лупить и ещё раз лупить. И правильно учили, в который раз убеждаюсь. Вот какого дракона ты уже обе нити сорвала?!

— Я не…

— Нет, ты!..

Сноудроп стояла в объятиях подруги, ушки настороженно дёргались вперёд и назад. Королева спорила с пегаской, вжав указующее копыто ей в нос. А та отвечала. С трудом, будто переламывая что-то в себе, но отвечала. И пыталась приподняться, скрипя крыльями о стенки планёра, а копытами в гармошку сминая мокрую от пота постель.

— Хватит, — Сноу попросила. А затем вновь, и даже в третий раз.

Но на неё не обращали внимания. Пушистое крыло Рэйни лежало на спине, нежные копыта Криз обнимали шею — но двое видели только одна другую. Увы, слышать «друг друга» они не желали: спор окончательно сорвался на восклицания, тычки копытами, а в конце и на хлопок столкнувшихся носов.

Слоны упёрлись лбами и трубно гудели, сойти с пути никто не хотел. Слышалось злое «ты!» со стороны Кризалис, и столь же грубое «нет ты!» от взбешённой до поднятых крыльев пегаски, воздух словно бы накалялся вокруг. И тогда Сноудроп сделала самое мудрое, что только пришло на ум.

Она принялась за еду. Она всегда ела, когда было грустно, но ещё с детства приучила себя брать пищу маленькими порциями и подолгу жевать. Кукурузная каша вкуснее от этого не становилось, зато её хватало надолго, что было важно, особенно после трёх подряд неурожайных лет.

Ругань потихоньку затихла, послышалось хрумканье, прерываемое лишь настороженными вздохами и нервным постукиванием копыт.

Друзья есть не умели. Ладно, Кризалис, она хотя бы старалась, и уже не так громко чавкала пирогом; но Рэйни накинулась на горшок с бобами словно голодный волчара. Слышалось хлюпанье вперемешку со злым бурчанием, глотки следовали один за другим.

Разве так можно?.. Тростниковая патока, арахис, нежная североморская фасоль — дюжина часов неспешного томления. Страшная вкуснятина. Только по большим праздникам мама готовила такие редкости, а для маленькой Сноу это и вовсе было пищей богов.

Жившая в сытости Рэйни, небось, этого не понимала.

— Я же говорила, голодной будешь как дракон, — отвлеклась Кризалис. — И хватит уже мешать злобу со страхом. Ничего ужасного я с тобой не сделала. Пугнуть только хотела. Вскрой тебя, даже под лупой отличий не найдёшь.

— А я? — Сноу спросила тихо.

— А у тебя шарики уберём, палку подравняем, и сама богиня не распознает. Понравилось быть жеребчиком, а?

Сноудроп хмыкнула, но потом всё-таки ответила: «Ага». Жеребчики спокойнее — она знала — увереннее, смелее; а одной слепой всего этого так не хватало. И неудобная штука под животом была не такой уж большой ценой.

— Рэйни, а ты хочешь побыть жеребчиком?

— Что?.. Нет!

— А может сделать? Будет чем друга порадовать, или врага наказать.

Кризалис тихонько застрекотала, потянулась ближе. Мускулы лежащей рядом Рэйни ощутимо напряглись. Вот всякой видела Сноу свою королеву — и грубой, и милой, и даже замечательной; но такой неловко-назойливой ещё никогда. Она как будто специально напрашивалась на неприятности.

— Криз, можно нам поспать?

— А?.. Конечно!

Щёлкнул хвост о стену, хлопнули крылья. Хитинистая скрылась в пару секунд.

* * *

Сноудроп доедала омлет.

Она не очень-то разбиралась во всех этих новомодных кушаньях, но заварное суфле было вкуснее, да и муссы тоже. И всё-таки этот десерт приятно пушистился пузырьками, а крошечные кусочки с арахисовым привкусом как снежинки таяли во рту.

— Вот прилетим, обязательно ребятам пломбир сделаю, — Сноу пробормотала вслух. — Со снежинками. И ни одна сволочь мне не помешает. Я вернусь, а он умрёт…

Пегаска рядом ощутимо напряглась.

— Эм, извини, — Сноу поморщилась. — Ты, наверное, думаешь, что я беззащитная. Но нет, я могла спастись ещё в первый день, да и после тоже, но не сделала этого. Он говорил, мол, я не могу без вкуса борьбы. Чушь полная. Я не предаю друзей.

— Понимаю, — Рэйни ответила тихо.

— Ты… понимаешь? Они не плохие! Да, жестокие временами, да, грубые, но ты же чувствуешь, им не всё равно!

— Они не плохие. Это как бешенство. Это нужно лечить.

— Но…

— Они просто дикие, безумные, злые, — Рэйни быстро зашептала. — Почему ты думаешь, что принцесса убьёт их? Это же чушь полная. Богини не убивают жеребят.

Сноудроп крепко зажмурилась, вдохнула и выдохнула. Как же она ненавидела эту мысль. Но сколько в городе чейнджлингов было подобных Джинджер? В чём они-то провинились? Где они сейчас?.. Диархия убивает плохих пони — она знала. Диархия может убить хороших пони на благо страны — она тоже знала. Для Сестёр все — жеребята, это Сноу тоже слышала уже не раз.

— …И поэтому мы.

— Ты ошибаешься. Богини убивают жеребят.

Рэйни вдохнула и выдохнула.

— А зачем? Зачем?! Если правда, что она лечит такой ужас, то она стольким может помочь! Её нельзя оставлять без присмотра!..

Конечно, у каждого должно быть своё место. Кому-то есть пироги, спать до полудня и цепляться к ничейным жеребятам; а кому-то сидеть в каменном мешке и пользовать умирающих стариков. Сноудроп вспомнила, как Криз сходу стукнула её за такие разговоры. И ведь была права.

— А знаешь, Рэйни. Меня однажды насиловали, когда я делала снежинки. Я не хотела бы так провести всю жизнь.

…

— А меня однажды изнасиловали мимоходом. Мне плевать, я это переживу. А те жеребята в Кантерлоте, она их тоже так?

Сноу медленно вдохнула, выдохнула, поднялась.

— Я не знаю. Я думаю, им было весело. А если Криз кого-то обидела, я попытаюсь хоть что-то исправить. И сделаю всё, чтобы это не повторилось вновь.

— Послушай…

— Нет, ты! Меня сотни раз обижали мимоходом, и что с того? Мне посадить всех обидчиков в клетки?.. Если пони только и будут делать, что сажать в клетки друг друга, то мы друг до друга даже не сможем дотянуться. Так и умрём в одиночестве. Я не хочу так жить.

— Оправдашки, — Рэйни тоже поднялась.

— Я не предаю друзей.

— А если друзья предадут?

Нога напряглась. Сноу едва удерживалась, чтобы не дать в нос обидчице. Аж до крови, до боли. Чтобы сволочи стало плохо, чтобы всё поняла.

— А если друзья будут делать зло, а потом извиняться, — продолжила Рэйни Клауд. — Ты тоже это примешь? Или ты из тех, кто это принимает всегда?

Сноу помнила этот тон. Так же говорили обидчицы в школе, когда она пыталась защищаться. Будто и правда сопереживали, будто хотели чему-то научить.

— Рэйни, а что бы ты сделала на моём месте, будь вместо Кризалис твоя сестра?

Повисло молчание. Сноу ждала и боялась, что Рэйни скажет: «Моя сестра не поступила бы так», — но пегаска не спешила с этим, только частое дыхание смешивалось со свистом сквозняка.

— Я не знаю. Я бы заперла её сама.

Сноудроп кивнула.

Принцесса как-то рассказывала, что пони хороши ровно настолько, насколько хорошо окружение. Вырви кого из привычного общества, чуть потрепай, спроси о главном — и удивишься, сколько в душе откроется зла. «Вероломство», — она объясняла, и продолжала работать. Чтобы не было войн, эпидемий и природных бедствий, чтобы все жили хоть на капельку лучше и хотя бы перед законом были равны.

— Рэйни, ты лететь сможешь?

— Хм, — пегаска зашуршала крыльями. — Да, смогу.

— Тогда открой люк, пожалуйста. Нужно спуститься и с ребятами поговорить.

Пегаска не стала спорить. Рядом зашуршало, бок коснулся бока, щёлкнул задвижной замок. Мгновение, и носовой люк открылся, Сноудроп высунулась в пустоту.

— Ребята! — она крикнула через свист ветра. — Приземляемся у ближайшей деревни. Нужно поговорить.

Почти сразу же Сноудроп ощутила, как курс изменился. Планёр взял крен, пошёл на вираж. Первый круг, второй, третий — ноздри уловили запах дыма. Четвёртый и пятый — пол ощутимо вздрогнул, полозья заскользили о траву. И вот мгновение остановки, прыжок наружу, мягкий удар всей четвёркой копыт.

Сноудроп услышала, как Рэйни тоже выпрыгнула следом. Вокруг них собралась вся компания принявших пегасий облик ребят. Беспокоились утки.

* * *

Прохладный ветер ласкал мордочку, на уже давно убранном поле поскрипывали последние колосья ржи. Нос ловил запах влаги, да и пегасье чутьё подсказывало, что собирается дождь.

— Послушайте, все, — Сноу начала негромко. — Рэйни не идёт с нами. Она возвращается домой.

— Что? Мы так не договаривались! — воскликнула пегаска.

— И не договоримся…

Копыто потёрлось о копыто, вырвался вздох.

— …Потому что мы слишком разные. Даже я тебя едва не ударила. Мы тебе жизни не дадим.

— Воспитаем же.

— Нет, Веджи, не воспитаем. Обидим, сломаем, испортим. Ты же не хочешь этого?

— Хмм…

Рэйни Клауд хотела что-то возразить, но едва начала, как кто-то услужливый заткнул ей рот.

— Ребята, мы не будем никого мучить или держать против воли. Если продолжим, чем тогда мы лучше рогатого?

— Так она сама напрашивается.

— …И балласт тащить мы тоже не будем. Кто не хочет по нашему, пинком под круп и домой.

Все молчали.

— Ребята, — Сноу вернулась обратно к планёру. — Я не буду вас заставлять. Я не лучше. Куда все, туда и я. Просто, пожалуйста, встаньте рядом со мной.

Почти сразу же она услышала быстрые шаги, хлопок крыльев. Одно касание, и даже в облике высокой пегаски она с лёгкостью узнала Криз. Остальные молчали.

— Бунт на корабле? — Кризалис спросила негромко.

— Слабоумие капитана, чем не повод, — утка опустилась на спину, больно ущипнула в плечо.

Стало очень обидно. Предательства от первого настоящего друга она никак не ждала. Хотя…

— Постой, ты со мной?

— Да.

Со вздохом: «Безумие», — к ним присоединился Джинджер, а чуть позже и молчаливый Бигзу. Остался один Веджи, и этот единственный чейнджлинг тихо, размеренно дышал. В крепкой хватке поскуливала придушенная пегаска.

— Она признается сестре, и мы пропали. Полетит в столицу, и нам конец. Что на вас нашло?..

— Убьёшь её и прикопаешь в лесочке? — поинтересовалась Кризалис.

— Нет.

— Будешь воспитывать, хм, быстрым манером?

— Нет.

— Пелёночки менять?

— Достали.

Пегаска со взвизгом отлетела, одним взмахом крыльев Веджи перенёсся к ним.

Победа. Это была чистая, абсолютная победа. Сноудроп позволила себе улыбнуться, а уже через миг громко, заливисто захохотать. И ребята к ней в то же мгновение присоединились. Все. Утиная стая оглушительно крякала вокруг.

Власть. Впервые в жизни Сноу встретила это чувство. И оно понравилось ей.

— Вы что?! — Рэйни подскочила ближе, — Вы считаете, можно изнасиловать стражницу и просто так улететь?..

— Ну, у нас получилось, — Сноу ответила смущённо.

— Я должна лететь с вами.

— Неа. Ничего ты нам не должна, как и мы тебе, — Кризалис говорила, давясь смехом. — Разве это не круто? Можешь в нос дать, если хочешь. Можешь нажаловаться. Мы всё равно выкарабкаемся, назло таким как ты.

— Я. Не хочу. Причинять вам зло.

— Взаимно. Мир?

…

Пегаска с хлопком сложила крылья, вздохнула, отвернулась. И тихо, очень тихо разрыдалась. Но больше никто на неё внимания не обращал: по крайней мере для видимости. Сноудроп вернулась на планёр, запряглись остальные. Вес привычно ослаб от прилива магии, послышались слитные хлопки крыльев и приглушённый свист.

Тяжёлое бремя висело на душе. Нельзя было просто взять — запугать, изнасиловать, выпотрошить пони — а потом сыграть в злых жеребчиков. Или всё-таки можно?.. Если нельзя — то они погибли. Если можно — то с миром в самой его глубине что-то не так. Сноудроп не могла принять ни то, ни другое.

— Нужно спешить… — она прошептала про себя.

— Нужно, — согласилась утка.

Если этот мир не для них, они могли хотя бы попытаться построить свой собственный. Пусть крошечный хутор, пусть маленькую деревню, только бы в безопасном месте, где никто не обидит настрадавшихся ребят.

Когда-то принцесса рассказывала ей о городе Омеласе, где благополучие всех зависело от боли одного запертого жеребёнка. Города с таким названием не существовало. И Сноу теперь знала, что скорее умрёт, чем позволит превратить в него её любимый Кантерлот.

Или их дружную компанию. Или, вообще, хоть что-либо вокруг.