Причуды удивительного мира

Иногда алкоголь действительно расслабляет...

— …И кстати, Джеймс… — услышал я в кромешной темноте голос пегаски. — …с праздником…

После следующей фразы пегаска нежно прильнула к моим губам, в одно мгновение растворив все насущные проблемы…

Поцелуй был настолько нежным, что я даже ощутил легкое головокружение, которое увеличивалось по мере того, как пегасочка старалась все сильнее и сильнее прильнуть к моей груди. С такими эмоциями и с такой откровенной отдачей я встречался впервые в своей жизни. Мягкий пушок, который выступал прямо из ее груди продолжал тереться прямо о мою верхнюю одежду и с каждой секундой меня все сильнее и сильнее одолевало искушение зарыться прямо в него всем своим лицом. Поцелуй был не просто нежным. Он был очень страстным, почти жадным. Но это не отталкивало, скорее приманивало и действовало, как самый настоящий афродизиак. И все это проявлялось не только в этом. Флитфут сама по себе была очень яркой особой. Огонь, что таился у нее внутри проявлялся в ее вызывающей манере общения; походке; в ее бездонных глазах. И это был не отталкивающий маневр, скорее та самая изюминка, которую она использовала, чтобы заинтересовать присутствующих. Будь то полет или обычная прогулка, пегаска всегда была очень грациозной, а взгляд всегда таил в себе нечто большее, чем просто заинтересованное рассматривание. И только сейчас она раскрылась и стала той, кем она хочет себя показать. Неравнодушной девушкой, которой тоже не чужды понятия любви, заботы и потребности в том, чтобы рядом был тот, кто сможет по достоинству оценить все эти яркие качества, спрятанные под ее бархатной на ощупь шерсткой.

Вопрос, «почему именно я?» ни в коем случае не был связан застенчивостью. Даже в новом мире я стал чувствовать себя гораздо комфортнее, чем это было бы там, где каждый встречный думает исключительно о своих интересах. Но все было слишком радужно.

Я гулял своей рукой по телу пегаски, не решаясь перейти ту черту, за которой начнется нечто серьезно. Однако, когда последняя отпрянула и взглянула на меня самым добрым взглядом, за которым пряталось негласное понятие искренней симпатии, я уловил тот самый сигнал. Флитфут нагнулась еще ближе и на удивление нежно поцеловала меня в шею, отчего у меня даже перехватило дыхание, а вздохи стали похожими на отрывистое пыхтение сломанного паровоза. Она проходила своим нежным языком вдоль моей шеи и дышала так глубоко, что все мое тело по температуре стало напоминать раскаленную печку, а движения рукой стали более уверенными. Двигаясь вдоль спинки, я задерживался на той самой чувствительной зоне между крылышек; на ее красивых бедрах; и даже бывало, как бы невзначай, поглаживал ее хвостик, отчего пегаска неслышно хихикала. Я догадывался, что она рассчитывала на большее, но, как говорится, любая прелюдия — это профессиональная актерская игра, в которой нужно не просто доставить удовольствие, но и создать ту самую интригу, от которой начнет бить самая настоящая дрожь от предвкушения последующих событий.

Именно с этой мыслью я все же решился и нежно оттянул ее хвостик в сторону, отчего Флитфут даже на пару секунд застыла. Она продолжала проводить своим языком по моей шее, аккуратно спускаясь к груди, но теперь это были лишь робкие почмокивания, так как ниже шеи все еще была надета темная водолазка. Я лишь приподнялся и быстро стянул ее, а когда оглянулся, увидел то, что вызвало у меня откровенно отвисшую челюсть.

Флитфут расплосталась вдоль второй половины дивана прямо на спине. Передние копытца были чуть согнуты в локте, а задние разведены в сторону, обнажая все то, что ранее скрывалось за бархатным белоснежным хвостом. Милая улыбка и раскрасневшиеся щечки, как у кошечки, были как бархотные иглы — они проникали в самые сокровенные места где-то внутри. Туда, где обитает всеми известная человеческая душа. Я не стал медлить. Лишь опустился лицом в тот самый пушок на ее груди и стал водить своей ладонь по ее внутренней стороне бедра, ощущая ее движением тела, что та хочет как можно скорее ощутить эти прикосновения, но уже гораздо ближе.

Обхватив копытцами мою голову, пегаска лишь с закрытыми глазами начали тихонько постанывать, стараясь заглушить эти звуки своими попытками потереться своим влыжным носиком о мои длинные волосы. Я чувствовал каждое мгновение: ее бархатные ножки; как она двигается в такт моей руки; как ее носик водит по моей макушке. Мне настолько хотелось запечатлеть каждое мгновение, что я невольно погрузился в свои мысли и не обратил внимание на то, как рука сама поднялась к ее мягкому животику и начала поглаживать мягкий-примягкий сосочек у вымечка.
— М-мм, — лишь услышал я ласковый стон пегаски, которая отвернула свое раскрасневшееся личико и прикусила губу.

Тем временем я смирился с собственной автоматикой и добавил к этому легкие поцелуи, начиная от ее пушка на груди, заканчивая мягким животиком прямо у самого основания ее упругих бедер. Кобылка извивалась, как могла. Но игривая улыбка да прикушенная нижняя губа никак не спадали с ее личика. Я лишь изредка поглядывал на эту утопическую картину, ведь уже всей головой увлекся поглаживанием ее маленького сосочка, да прогулкой языка по ее мягкому животику.

Впрочем, когда я обнаглел и провел языком по ее дернувшемуся вымечку, я не смог сдержать предательской улыбки от громкого стона пегаски, дрогнувшей от удовольствия с такой силой, что еще немного и можно было бы делать расчет по пятибальной шкале Рихтера. Теперь уже не только ей, но и мне самому хотелось гораздо большего. Но это уже было дело чести. Вся эта картина неимоверно возбуждала. Но мне хотелось в первую очередь доставить удовольствие этой бархатной особе. Освободившейся рукой я прошелся еще ниже и встретился с еще одним протяжным стоном, когда рука от обильной смазки, как по гладкой поверхности скользнула прямо между ее мягких прелестей. И, войдя несколькими пяльцами прямо в ее лоно, я ощутил, как та, содрогнувшись всем телом, крепко схватила копытцами меня за голову, начиная по кошачьи, дергаться в экстазе. Выглядело это может странно, но чертовски похотливо. Я двигал рукой медленно, стараясь растянуть момент удовольствия как можно дольше. Ее лоно было узким, но в тоже время очень мягким и от представления того, насколько долго я смогу сдерживаться, будучи в другом положении, вызывали необыкновенные эмоции, от которого дыхание постоянно сбивалось.

Впрочем через некоторые мгновения Флитфут неожиданно привстала и ненастойчивым давления своего копытца перевернула меня на спину, взглянув на меня одновременно таким ласковым и таким жадным взглядом, что я в мыслях без всяких задних намеков перекрестился. Нагнувшись к моему уху, она со сбитым дыханием обратилась:
— Спасть я тебе сегодня не дам…
— Ага… — счастливо улыбнулся я.

Я просто наблюдал со стороны, как пегасочка начала целовать мою грудь и с каждым поцелуем спускаться все ниже и ниже, пока ее губы не дошли до застежки моих брюк. Она попыталась ловким движением зубов снять пояс и расстегнуть пуговицу, но после нескольких неудачных попыток ситуация приобрела комичный характер.
— Слушай… я… это… — раскрасневшись сильнее помидора, указала та копытцем на застежку брюк.
— М-да, секунду…

Сняв брюки, кобылка не дала и секунды на то, чтобы отдышаться и вместо этого начала сразу тыкаться носиком мне в паховую область, улыбаясь от того, что под нижним бельем образовался довольно большой бугорок. Она просто за долю мгновения стянула зубами нижнее белье и оставила меня абсолютно без одежды, что меня хоть и немного смутило, но я не подал этому виду. Я будто со стороны наблюдал за тем, как она нежно положила свои копытца мне вдоль бедер и начала с игривым выражением разглядывать мой боевой агрегат, что меня немного позабавило. Но не прошло и нескольких секунд, как Флитфут… Начала нежно водить своим языком от основания до самого кончика головки, заставив меня выгнуться стрункой, а колени дернуться в разные стороны, что она заметила и лишь сильнее прижала меня своими копытцами к дивану. Пребывая в самом настоящем экстазе, мне даже показалось, что мне не хватает воздуха и, вдохнув от удовольствия настолько глубоко, насколько это было возможным, у меня вышел больше тяжелый стон, от которого пегаска начала водить своим языком вдоль моего агрегата еще сильнее. Муки удовольствия продолжались, по мне так, настолько долго, что я в какой-то момент испугался того, что скоро могу окончить этот спектакль. И вместо того, что попросить пегасочку остановиться, я просто притянул ее к себе и, дергаясь от удовольствия всем телом, просто посадил ее туда, где ей было необходимо быть.

Одновременный стон был настолько душераздирающим, что в голову прокралась мысль о том, как бы кто ненароком услышал это сквозь снежную метель на улице. Пегаска, тяжело дыша, лишь опустилась мне на грудь в то время, как я поступательными движениями стал вводить все свое естество все глубже и глубже в лоно аквамариновой пегаски. Нежно поцеловав меня в щеку, она крепко обняла меня за шею, отдав все инициативу в мои руки, чем я, конечно, воспользовался и вжал обе ладони в ее упруги бедра, нежно опуская ее на разгоряченный агрегат.

В какой-то момент стоны стали одновременными. Я понимал, что не смогу долго держаться. Это была самая сладкая пытка в моей жизни, перетерпеть которую я бы никогда не смог. Но вместо всего того, что можно было услышать в этой ситуации, я услышал лишь то, из-за чего мне не удалось сдержаться и я оказался на самом пике:
— Давай… — шепнула мне на ушко пегаска, начиная двигаться в такт моих безумных движений, из-за чего я не сдержался и спустя пару толчков, с громким стоном выпустил несколько больших струй прямо внутрь ее нежного естества.

Моя голова в одно мгновение опустошилась ото всех мыслей. В ней лишь осталось место для этой нежной пегасочки и меня. Флитфут продолжала лежать у меня на груди, счастливо улыбаясь и, вертя своим немного запачканным хвостиком. Нам не нужны были слова, чтобы описать то, что мы чувствовали сейчас по отношению друг к другу. Мы просто лежали, глядя друг другу в глаза, ведь знали, что сейчас находимся на абсолютно одинаковой волне. Меня не волновало, что она была пегасочкой. Ее не волновало, что я был человеком. Разве это имело значение, особенно, когда все взаимно и ты нашел ту, что приняла тебя таким, какой ты есть…

Мои размышления прервало то, что она немного приблизилась к моему лицу и, нежно поцеловав меня в губы, одарила меня самой светлой улыбкой, после которой все самобичевальные мысли отошли на второй план.
— Флитфут… я…
— Я знаю, — улыбнулась пегаскочка. — Я знаю…

И после следующей фразы она нежно прижала меня к своей бархатной груди, в одно мгновение растворив все насущные проблемы. Остался лишь я и эта незабываемая аквамариновая пегасочка…

Блинчики со сгущенкой

Ранее я выкладывал этот отрывок, как самостоятельное произведение. В итоге я решил его перенести в состав данного фанфика, чтобы соблюсти рамки одной общей вселенной.

Эквестрийские холода никогда не были особо сильной темой для дискуссий и жалоб. Независимо от расположения региона: на севере или на юге, зимы всегда было довольно теплыми, и переносили их очень даже хорошо. Порой хватало лишь обмотанного вокруг шеи шарфа или же шапочки с помпоном. Но, если честно, в большинстве случаев даже такие простые атрибуты носили исключительно, чтобы придать времени года немного символичный характер. Шерстка всех пони была очень густой и плотной, что очень помогало в такую погоду, которая, впрочем, даже зимой не была такой яростной, как в других, не столь радужных регионах на границе. Поэтому и обходились все по-простому: шарф, шапочка и в некоторых случая даже удобные накопытники из искусственной шерсти.

Впрочем, так думали ровно до тех пор, пока в Кантерлоте не началась самая настоящая метель. Погодные Бригады по приказу Принцессы Твайлайт к наступлению Дня Согревающего Очага должны были перегнать облака таким образом, чтобы накануне и несколько дней после веселья небо над Кантерлотом было кристально чистым. Но работа с небосводом имела огромное количество «подводных камней» в виде естественной траектории полета облаков. И, чтобы все они прошли естественный цикл полета, всегда необходимо было за счет воздушных потоков передвигать их по четко спланированной траектории, прежде чем они полетят дальше. Поэтому, чтобы к праздникам небо над Кантерлотом было кристально чистым, необходимо было передвинуть облака ближе к столице таким образом, чтобы снежные осадки выпали раньше срока и в следующий раз вернулись уже после праздников, которые закончатся только к концу следующей недели.

К несчастью жителей столицы об этом предупредили слишком поздно. Сильная метель, которая теперь должна была пройти только через несколько дней, застала врасплох буквально всех. Забавная картина, когда один жеребец пытается угнаться за своей шапочкой, которую снесло ветром; как кобылки, спеша домой или в какое-нибудь заведение, чтобы укрыться от метели, подскальзываются прямо на дороге и со смехом падают в неубранный сугроб; или как сам дворник, будто пытаясь обогнать ветер, машет лопатой то влево, то направо, пытаясь расчистить улицу. Но только он уберется в одном месте, как в другом из-за метели образуется здоровенный сугроб, вызывающий хоть и кислую, но довольно забавную мину.

Вся эта картина со стороны была похоже на забавный разрозненный улей. Но были, к счастью, и те, кто в момент начала снегопада были дома и спокойно попивали горячий чай, либо сидели напротив камина, наслаждаясь шумом не стихающей метели и треском углей рядом. Одной из этих персон была кобылка серого окраса с изображением скрипичного ключа на кьютимарке. Будучи деятелем культуры и, если можно так выразиться, утонченной личность, Октавия находила в этой погоде нечто удивительное и романтичное. Скорее это было вызвано тем, что она в этот самый момент сидела на подоконнике напротив окна и, держа двумя копытами чашку, делала маленькие глотки, стараясь не обжечься вкусным горячим шоколадом. А может и вовсе она предвкушала тот самый момент, когда она вместе со своей музыкальной группой через неделю будет выступать на сцене театра имени Вальдера по случаю Дня Согревающего Очага. Все эти мысли, одновременно переплетаясь в ее голове, создавали невообразимое чувство романтики и вдохновения. В какой-то момент она даже глубоко вздохнула, легонько дернувшись всем тельцем, от пробежавших по всей спине мурашек. Но долго этому чувству не суждено было продлиться, ведь секундой позже послышался звук резко распахнувшейся двери, а вслед за этим и очень холодный ветерок, заставивший земную пони быстро прижать свои ушки к своей голове.

Когда же она вскочила с подоконника и пошла обратно в зал, чтобы встретить ожидаемого ею гостя, оказалось, что это была ее подруга Винил, которая вышла из дома где-то час назад и, по всей видимости, оказавшаяся в момент пошедшего снегопада в самом эпицентре.
— Октавия, что б тебя, ну помоги мне! — упершись двумя копытами в дверь с входной стороны, пыталась она ее закрыть, однако та не поддавалась из-за сильного встречного ветра. — Октавия!!! — мило запищала она.
— Сейчас-сейчас! — подошла земная пони к подруге и, вместе толкнув дверь, те, наконец, закрыли ее, повалившись на пол.

Винил в этот момент больше походила на снеговика, ибо снег был у нее буквально везде: в гриве, в ушах, на спине, на хвосте и даже на носике, который от холода был краснее самого помидора.
— Я эту погодную бригаду… вот прям вот так, и так, и так! — начала Винил стукать копытами, стряхивая с себя снег.
— Я тоже очень удивилась этой погоде. Зато всю следующую неделю будет ясно, — направилась Октавия в ванную, вернувшись с несколькими толстыми полотенцами.
— Ты-то у нас больше всех пострадала. Небось, у тебя самая страшная катастрофа — это остывший горячий шоколад. Подумаешь, на улице сейчас самый настоящий… ай! — пискнула Винил, когда Октавия начала растирать замерзший круп подруги.
— Не дергайся. Смотри, у тебя снег абсолютно везде.
— Ты думаешь это удивительно. Давай, Тави. Тебе придется очень постараться, чтобы хорошенько меня отчистить, — начала Винил озорно дергать своими пышными бедрами.
— Ну тебя, — покраснела Октавия, направившись обратно в зал, перед этим комично накинув полотенце на мордашку подруги.
— Вот об этом я и говорю. Ты только представь, что будет, если такая погода сохранится вплоть до праздников?
— Не волнуйся, ко Дню Согревающего Очага она пройдет. К тому же нам пока есть, чем заняться, — протянула Октавия кружку горячего шоколада.
— Не знаю, как ты, а лично я планирую сидеть дома и есть вкусняшки, — плюхнулась Винил на пуфик прямо напротив камина. — С выступлениями я пока повременю. По крайней мере, пока погода не уляжется.
— Ты ведь только-только из Понивилля. А как погода обстоит там?
— Погода-погодой, — отпила немного Винил, запачкав свой носик. — Дала пару выступлений в Сладкой Вишенке, отморозила свой круп, за то появились новые слушатели.
— Это что за слушатели? — заботливо вытерла Тави носик подруги.
— Какой-то там путешественник издалека. Высокий такой с висюльками по бокам. И ходит он на двух задних копытах.
— Может ты опять перебрала?
— Говорю же тебе. Сейчас весь Понивилль его обсуждает. Удивительно, что ты ничего не слышала.
— У меня сейчас очень много репетиций по случаю выступления ко Дню Согревающего Очага. Мне-то есть, чем заняться, кроме как коверкать музыку в нечто невообразимое, — ухмыльнулась Октавия.
— Ты просто не разбираешься в искусстве, — скрестила копыта Винил. — А меня уже, между прочим, слушают, эти, ино-стра-нцы. Может он специально прибыл, чтобы посетить мое представление.
— Ты это про кого?
— Да я же тебе только что говорила, — взяла она за щечки Октавию. — Этот, как его… вроде… Джеймс зовут. По крайней мере, так мне передали. Лично я с ним не здоровалась, но видела издалека. Он вроде в Академии Дружбы остановился и ходят слухи, что скоро он приедет к нам в Кантерлот.
— Путешественник, говоришь?
— Да, и таких я раньше точно не видела. Вот я и говорю, что на мои представления ходят даже приезжие из других государств, а на ваши классические концерты только Кантерлотские снобы, которые только и могут, что… храпеть прямо на представлении.
— Да ну тебя, — усмехнулась Тави, запульнув подушку прямо в Винил. — Нашу музыку могут понять только настоящие ценители искусства, а не дилетанты.
— Об этом я и говорю, — подложила Винил эту же подушку себе под голову. — Поэтому принеси мне чего-нибудь похрумкать.
— Я вообще-то музыкант, а не…
— Я и говорю. Принеси пока чего-нибудь похрумкать. И поскорее, — сладко улыбнулась единорожка.

С ехидной ухмылкой Октавия встала с насиженного у камина места и пошла на кухню, прокручивая в голове весь прошедший диалог.

Подобные комичные перепалки случались у них довольно часто. Это и спором нельзя было назвать, ведь никто из них не таил друг на друга зла. Наоборот, такие момент все больше и больше скрепляли их тесные взаимоотношения и позволяли разглядеть друг в друге что-то новое и несхожее со своим мировоззрением. Октавия, будучи деятелем классического направления, никак не могла понять тот жанр музыки, который исполняла ее подруга, а Винил в тоже время не могла понять, как все только не засыпают под весь непривычный ей классический ансамбль. И именно эта несхожесть во взглядах делала из двух кобылок самое гармоничное объединение, в котором разные направления и взгляды выливались в бесконечные комичные упреки, веселье и взаимопонимание.

Еще днем, догадываясь, что на вечер что-нибудь придется готовить, Октавия подготовила все необходимые ингредиенты, а именно почти пустая пачка муки, пару яиц, молоко и сахар. Готовкой обычно занималась именно она, но это совсем не обременяло, ведь лучше все приготовить самой, чем дать Винил простор для импровизации. Любое блюдо, будь оно даже самым простым, выходило у единорожки постоянно, то слишком соленым, то слишком сладким. Или же наоборот: если оно должно быть жидким, выходило твердым и наоборот. В целом это был еще один особенный талант белоснежной кобылки, которым та всячески хвасталась, хотя, в общем-то, и нечем было. Этим и объясняется ее постоянная привычка питаться вкусняшками, фастфудом или же едой быстрого приготовления, для которой нужна была лишь кипяченая вода. Благо оно у Винил получалось более менее съедобным.

Что-то про себя напевая, Октавия мелодично орудовала миксером, пока не почувствовала, что кто-то начинает тихонько вынюхивать у ее ушка.
— И чем это так вкусно пахнет? — раздался голос подруги, сопровождавшийся тихими шмыгами. — Я ведь сейчас и тебя съем.
— Винил, имей терпение, — включив плиту, улыбнулась земная пони. — Поужинаем блинчиками, а ты пока… ай, Винил!

В эту секунду земная пони ощутила, как что-то легонько лизнуло ее по кьютимарке и, как оказалось, источником этого ощущения стала ее непоседливая подруга, смотрящая сейчас на нее каким-то раззадоренным взглядом.
— Тави, я совсем на улице замерзла! Бросила полотенце мне на мордочку, так теперь еще и голодом моришь!
— Винил, ну ты же видишь, я уже стою готовлю, — наигранно-жалобным голосом взмолилась Октавия. — Потерпи немного и скоро все будет… — прервалась Октавия, ощутив, как ее подруга начала со скулежом тереться о нее бочком. — Ну что ты делаешь?
— Я замерзла, — прислонилась Винил своей щечкой к щечке земной пони. — Здесь горящая конфорка и ты. Можно я постою рядом?
— У камина теплее, — пытаясь совладать с улыбкой, развернулась Тави к плите, размазывая по сковороде масло. — Если хочешь постоять здесь, может поможешь мне?
— И чем же? — игривым голосом спросила Винил.
— Вот тебе тарелочка. В холодильнике лежит сгущенка. Достань ее и выдави все в нее.
— Будет сделано, — отсалютовала единорожка, направившись к холодильнику.

Следующие секунд десять прошли довольно спокойно. Тави, продолжая напевать, уже выливала на раскаленную сковородку заготовленную молочную смесь, которую теперь оставалось только переворачивать по готовности. Кухня также по мере готовки наполнялась вкусным ароматом, что заставляло носик земной пони забавно дергаться. Но продолжалась эта романтическая прелюдия ровно до того момента, пока со стороны холодильника не начали доноситься странные причмокивающие звуки.

Как оказалось, Винил вместо того, чтобы выдавить содержимое упаковки в тарелку, сама жадно присосалась к горлышку, начиная с удовольствием скулить от той сладости, что сейчас капала ей на язычок.
— Винил, что же ты делаешь?! — тут же подбежала Октавия, выхватив упаковку сгущенки из ее губ. — Это ведь нам на блины.
— Я просила принести мне вкусняшек, а ты меня проигнорировала. Смотри, у меня теперь из-за тебя весь рот липкий. Поможешь? — игриво улыбнулась она, облизнувшись.
— Винил, может ты лучше подождешь в зале, пока я…
— Ну же, Тави, кто обо мне позаботится, как не ты? — с игривым взглядом начала она наклоняться ближе к серой пони.
— Винил, ты замерзла, тебе нужно греться у камина… там тепло, — начала немного чаще дышать Октавия, уже ощущая горячее и сладкое дыхание своей подруги.
— Мне уже тепло… а теперь еще теплее, — лизнула она щечку Октавии.
— Теперь у меня из-за тебя липкая мордочка, — смущенно опустила взгляд земная пони.

В ответ на услышанное, Винил тут же лизнула и ее левую щечку, шерстка на которой тут же немного взлохматилась от сладкой липкости.
— Это тебе за то, что кинула в меня полотенце, — хихикнула Винил.
— Винил… у меня уже блинчики подгорают, — тяжело дыша, ласково погладила она свою подругу по гриве.

Игнорируя ее слова, единорожка очень нежно поцеловала земную пони в шею, из-за чего та тихонько охнула, при этом как бы идя навстречу ее движению губ.
— Это тебе за то, что кинула в меня подушку, — хихикнула Винил ей на ушко, ощущая как та ласково гладит ее копытом по гриве.
— Винил… — тяжелым шепотом сказала Октавия.
— А это… — нежно поцеловала она в губы Октавию, стараясь медленными и ласковыми движениями передать ей весь вкусовой спектр. — Это тебе за то, что ты не принесла мне вкусняшек.
— Ну тебя, — пытаясь скрыть краску на мордочке, развернулась Октавия обратно к конфорке, на которой уже подгорал блинчик.

Отправив пару готовых лепешек на уже подготовленную тарелку, Тави, находясь в каком-то сладком тумане, автоматически налила на сковородку следующую молочную заготовку, явно понимая, что на этом ее подруга так просто не остановится. Уж слишком хорошо она ее знала. Так, к счастью, и оказалось, ведь вслед за тихим смешком она ощутила, как что-то липкое начинает стекать вдоль ее хвостика прямо к сокровенному месту, которое та всячески старалась прикрыть, прижимая хвостик ближе к себе.

Делая вид, будто она вовсю занята готовкой, Октавия начала снова что-то про себя напевать, но не удержалась от тихого стона, когда ощутила, как Винил начинает своим язычком вылизывать ее уже сладкие от сгущенки кьютимарки. Задняя «ножка» предательски подкосилась и выгнулась так, будто она вот-вот собирается лягнуть неприятеля сзади. Но сейчас этот жест был больше вызван приятным спазмом в мышцах, от которого по всему тельцу прошелся стимулирующий разряд, усиливающийся по мере того, как Винил своими движениями спускается вдоль «ножки» все ниже, то снова возвращается обратно к кьютимарке. Эта смесь сладких ароматов настолько пропитали всю кухню, что хвостик теперь сам будто бы приглашал незваных гостей, хотя Октавия до сих пор изо всех сил пыталась сделать вид, будто она занята исключительно готовкой.

К тому моменту, как белоснежная единорожка, присев сзади, медленно отодвинула непослушный хвостик земной пони, на тарелке уже красовалась довольно внушительная горстка блинов. Но теперь обе вошли в такой вкус, что все происходящее превратилось в забавную игру. Октавия, растягивая прелюдию, как бы продолжала готовить, в то время, как Винил тихонько сопя, продолжала хитрить сзади.

Но, когда та в итоге прошлась своим шершавым язычком вдоль всей намокшей от экстаза щелочки подруги, последняя не сдержалась, и издала длинный протяжный стон, при этом уронив запачканную лопатку на пол. Придерживаясь передними копытами о стойку, земная пони от удовольствия опустила свою голову вниз, подняв свой круп так, чтобы ее подруге было еще удобней заниматься всеми неприличными шалостями.

Тихий причмокивающий звук с одной стороны и тяжелое дыхание с другой создавало ту атмосферу, от которой обе уже находились практически на грани от логичной кульминации. И в тот момент, как Винил, хихикнув, запустила свой язычок прямо внутрь, Октавия, дрожа бедрами, выкрикнула еще громче, после чего ее задние копыта не выдержали и она рухнула на пол, стараясь спрятать свою раскрасневшуюся мордочку как можно дальше от своей подруги.

На какие-то несколько секунд наступила полная тишина. Первая мысль, что возникла в голове Октавии было чувство легкого стыда и смущение. Но они быстро улетучились, когда Винил легонько куснула ее за ушко. Когда же земная пони подняла свой взгляд наверх и увидела милую улыбку единорожки, так эти чувства и вовсе исчезли.
— Я вижу, блинчики уже готовы, — облизнулась Винил.
Октавия, глядя на подругу, ничего не ответила. Лишь чаще заморгала, пытаясь подобрать правильные слова.
— Иди ложись у камина, я сейчас все принесу, — чмокнула Винил, свою подругу, помогая подняться.

К тому моменту, как Октавия смущенно легла на мягкий ковер прямо напротив камина, на улице погода только усугубилась. Сквозь окно была видна самая настоящая метель и дальше нескольких сантиметров совсем ничего не было видно. На подоконнике стояла все еще недопитая кружка с горячим шоколадом. И в тот момент, как она решила встать и взять ее к себе, рядом приземлилась ее сладко улыбающаяся подруга, которая в магическом сиянии левитировала тарелку с блинчиками.
— Если честно, я уже парочку блинчиков схрумкала. Настала твоя очередь.
— Очень на тебя похоже, — отвела взгляд Октавия.
— Ну же. Кто это тут у нас маленькая смущенная кобылка, — поднесла она к ротику земной пони еще неостывший блинчик.
— Винил!
— Открой ротик, — улыбнулась единорожка.
— Я и сама могу поесть!
— Ну же.

Улыбка ее белоснежной подруги была столь заботливой и ласковой, что земная пони не сдержалась и секундой позже медленно открыла ротик, в который секундой позже залетел первый скрученный блинчик, который та начала медленно и с удовольствием жевать.
— Ну раз так… — жуя, игриво улыбнулась Октавия.

В следующую секунду, она копытами взяла один из блинов и медленно поднесла ко рту Винил.
— Теперь ты открывай рот, — с лукавой ухмылкой нагнулась ближе Октавия.
— Меня дважды не нужно просить, — с закрытыми глазками ухватила она задний кончик и вместо того, чтобы надкусить, та начала поступательными движениями посасывать его от начала до середины.
— Винил, блины кушают не так, — саркастично отвела взгляд Октавия.

Тут же откусив половину, та начала довольно жевать, не сводя глаз со своей подруги.
— Теперь снова моя очередь, — хихикнула Винил.
— И мы так будем есть все… — обратно повернула голову Октавия и тут же столкнулась с сладкими губками, Винил.

Поцелуй в этот раз был не просто дразнящим. Он был по настоящему страстным и горячим. Обе, закрыв глазки и, нежно обняв друг друга, начали телами двигаться в такт движения своих язычков, будто они никак не могли насытиться друг другом. Прижимаясь друг к другу своими горячими животиками, обе начали нежно ласкать друг друга копытами, поглаживая и по гриве, и по спине, и по бокам. И в тот момент, когда Винил спустилась своим копытом к горячей промежности своей подруги, Тави резко перевернула ее на спину, оседлав при этом сверху.

Сначала она смущенно осматривала Винил сверху, а после медленно нагнулась и начала покрывать все ее тело нежными поцелуями, начиная от шеи и, заканчивая животиком. На место смущенной пони пришла довольно уверенная и раскованная кобылка, коей и была обычно ее подруга. И теперь, когда до промежности Винил оставалось буквально пару чмоков, Октавия остановилась, наблюдая за раскрасневшейся мордашкой белоснежной единорожки.

Ее задние ножки теперь были полностью разведены в стороны в то время, как хвостик послушно лежал где-то под спиной. Ее передние копытца были мило согнуты в локте, а открывшиеся только сейчас глазки только и просили, чтобы ее подруга ни на секунду не останавливалась со своими играми.

Прочитав это в ее взгляде, Октавия медленно опустила свою мордочку ниже и в следующее мгновение Винил будто бы ударило самым сильным током, ведь ощущение язычка ее подруги, ласкающего ее горящую промежность было самой суровой пыткой в ее жизни. Медленно проводя язычком вверх и вниз, Тави помимо сильной метели, что бушевала за окном, слышала и тихий стон ее белоснежной подруги, которая в такт ее движениям губ извивалась подобно самой гибкой кошечке. Обе от этих незабываемых ощущений были практически на пике. И в тот момент, когда винил ощутила внутри себя ее влажный шершавый язычок и, осознав, что больше не выдержит, та резко отстранилась чуть назад и притянула Октавию себе на животик.

С раздвинутыми ножками те легли таким образом, чтобы их влажные от смазки промежности соприкоснулись между собой и при каждом даже аккуратном движении начали тереться друг о друга, вызывая сильный волны экстаза по всему телу. Глядя друг другу в глазки, те начали синхронно двигаться, натирая щелочки друг друга, из-за чего нагретая от камина комната помимо влажных шлепков наполнилась девичьими синхронными стонами.

По мере увеличения темпа и их движений вперед-назад, звуки становились все громче и громче. И в тот момент, когда темп был уже на запредельной скорости, обе, стиснув зубки, громко закричали, и, борясь с приятным спазмом в мышцах, рухнули друг на друга, в конце слившись в долгом, но уже не страстном, а больше нежном поцелуе.

Лежа друг на друге, обе кобылки старались отдышаться. И, если ранее в комнате было просто тепло, то теперь здесь было по-настоящему жарко. Открыв усталые от такого спринта глазки, обе взглянули друг на друга, а позже обе вообще тихонько рассмеялись, явно не ожидая, что именно этим закончится их приятный зимний вечер.
— Ну теперь можно и поесть… — причмокивая, улыбнулась Винил. — Кстати, чего это ты забралась на меня сверху?
— Мне тут удобнее, — зевнула Тави, положив свою голову на плечо Винил.
— Это вроде я та пони, которой требуется уход и забота. Не забыла, что это я пришла с улицы вся в снегу и замерзшая, пока ты тут нежилась у камина.
— Да-да-да. А я тогда та пони, что приготовила ужин на всех.
— А я тогда та пони, что хорошенько тебя… — не успела договорить Винил, прежде чем, Октавия прислонила к ее рту свое копытце. — Ладно-ладно. Еще сочтемся. Но я все-таки не могу понять, — задумалась единорожка.
— Чего? — улыбнулась Октавия.
— …где все-таки вкусняшки, о которых я тебя просила?

В ответ на услышанное Октавия саркастично выгнула свою бровь. Винил явно не хватало, свойственных приличным пони, светских черт…