Флеш Сентри и призрак короля

Глава 2. Понюшка хлороформа

Плохая, все-таки, штука – богатое воображение.

К примеру, два дня между моим прибытием и началом саммита. Скажем, каждая тень прятала в себе мстительного лоялиста, пока не проверялась и оказывалась безлоялистной. Каждый солнечный зайчик, отразившийся от кристальной поверхности и занимавшийся своими делами, подозревался в темной магии. Горничная, зашедшая вечером сменить простыни, могла быть Сомброй. Она им не оказалась, но было близко.

Я, конечно, держался спокойно. Пони начнут задавать вопросы, если герой страны начнет вдруг блеять от страха, а не говорить нормально. Но это потребовало усилий. Ходить с ощущением мишени на спине для неких загадочных и крайне зловещих сил – не самое полезное для рассудка жеребца.

Встречи с Кэррот Топ должны были немного успокаивать. Обычно она была поблизости от Халцедонии, которая, казалось, постоянно сновала по дворцу как самое работящее воплощение красоты, управляя слугами и следя то тут, то там за подготовкой. А Кэррот большую часть времени была рядом с ней. По крайней мере, если что-то произойдет, этот источник насилия и ужаса будет на моей стороне. Но, увы, пока что она лишь напоминала мне об ужасах, против которых выступала.

Тем не менее, было многое, что от этих мыслей отвлекало, и не последним было мое полуофициальное назначение производить хорошее впечатление на кристальных пони. А в этом, готов заявить без всякой ложной скромности, я исключительно хорош. Все что от меня требовалось – выглядеть образцом эквестрийской военной доблести, при этом улыбаясь достаточно, чтобы выглядеть достижимым, и отвечать на любые вопросы, которые могут задать кристальные пони, пока я стою на посту вне дворца или патрулирую город.

Они подходили ко мне поодиночке и в группах, я встречал их Обезоруживающей Улыбкой третьего уровня, и они расспрашивали меня обо всем, что изменилось в Эквестрии за время их отсутствия («Мейнхеттен? Разве это не несколько хижин собирателей водорослей и яма в земле?») и что осталось успокаивающе привычным («Концы света по-прежнему обычны, как равноденствия, так?»). Я мог ответить на них с определенной уверенностью – я изучал, какие места считались и не считались опасными назначениями, в конце концов – и, в результате после всех трудов меня приветствовали и чествовали во всех тавернах во внеслужебное время.

И стоит отдать им должное, их понимание развлечений было близко к моим. Конечно, их любимым спортом были турниры, а поэты на полном серьезе носили чулки и воротники с тарелку. Но они играли в устаревший вариант нард, и не были знакомы с новейшими наработками в жульничестве, а напитки в тавернах были в высшей степени превосходными для того, что было заморожено во времени на тысячу лет. И ходили слухи, что еще более качественные и ценные вина обретаются в винных подвалах дворца. Я бы с радостью изучил эти слухи до саммита. К сожалению, двери в подвалы всегда охранялись парой дворецких со строгими взглядами, и мне всякий раз приходилось отступать, бормоча чего-то про проверку безопасности дворца.

Развлечения более горизонтального типа тоже были не слишком. Казалось, согласно общественным нормам кристальных пони от потенциального ухажера до сих пор ожидается, что он помучит лютню или чего-то в этом роде под окном цели своей страсти прежде, чем вход через это самое окно можно будет обсуждать. И хоть я всегда был готов потакать своим порокам, на такое пойти все же не мог. Что мне, в конце концов, сделала лютня, чтобы ее терзать?

Те два дня, в которые я прикладывал все свои таланты и пороки, чтобы отвлечься от ощущения мишени на спине, во дворец съезжались гости. Я узнал множество больших шишек из Кантерлота и окрестностей, представителей регионов и даже некоторых иностранцев. Холеные и ухоженные пони, грифоны, буйволы, минотавры, зебры, многие другие… а также, что более важно, принцессы и Носительницы Элементов за день до саммита.

Я объявил об их прибытии в тот день, но надолго не задержался. Мне срочно нужно было попрактиковать разные трюки для всецело честной партии в нарды в таверне несколькими улицами ниже. Но пересекались мы и потом – и случилось это уже в следующий полдень, в день саммита.

И начиналось все совершенно невинно.

Я только выпутался из грез раннего утра, тщательно отполировал и надел парадную броню, и вышел на патруль. На одном из верхних этажей был какой-то шум рядом с комнатой, которую я уже как-то проверял – там хранилось какое-то старое зеркало и еще чего-то – и направился туда. Всегда полезно знать о потенциальных угрозах до того, как они узнают о тебе.

Только я завернул за угол и попробовал осмотреться, как в меня врезалась самая молодая принцесса Эквестрии. Мы вскрикнули, и она упала. Сработали инстинкты галантного кавалера, въевшиеся в меня до глубины костей, и я наклонился помочь принцессе Твайлайт подняться, дополнив это Обаятельной Улыбкой пятого уровня.

Она посмотрела на меня… узнавая, что ли? Это определенно не могла быть влюбленность, так как я не применял к ней Улыбку седьмого уровня или чего-то настолько же сильное, чтобы вызвать такую реакцию, и я попытался найти что-нибудь легкое и обезоруживающее. Чего-то нашлось.

— Нам пора прекратить врезаться друг в друга.

Иногда я сам себе поражаюсь. Я пошел дальше в достаточно гвардейской манере, зная о разговоре между ней, Кейденс и другими Носительницами, начавшемся за моей спиной. Забавная ситуация. Когда-нибудь, подумалось мне, я буду рассказывать целой куче внуков о том, как в меня врезалась принцесса. Но то, что все они выходили из комнаты с зеркалом, наполнило меня беспокойством. Чем оно значимо?

Будучи уверенным, что они меня не видят, я прокрался обратно. Если их внимание привлекло именно это зеркало, то вряд ли в нем было чего-то зловещее. Однако посмотрите, куда меня завела логика.

Я подобрался к комнате и аккуратно заглянул туда. Там стояло зеркало, выглядящее достойно зеркально^[3]. Больше ничего особенного не было, что всегда подозрительно.

Я затаил дыхание, а крылья держал напряженными и готовыми к взлету в любое безопасное направление, буде появится опасность, и внимательно осматривал зеркало. И едва не взвизгнул, когда мягкий голос за спиной произнес:

— Изучаете обстановку, лейтенант Сентри?

Я повернул голову и был вознагражден видом Халцедонии. Беспокойство исчезло, смененное радостным ржанием атавистического внутреннего жеребца. Я это ржание подавил, как и стремление найти и поколотить более слабого жеребца, чтобы показать свое превосходство партнерше, и вежливо кивнул.

— Доброго дня, Халцедония. Лишний раз проверить безопасность перед саммитом не повредит.

Она рассмеялась голосом, схожим со звоном горного ручейка – если вы один из тех слащавых поганцев, мыслящих категориями горных ручейков и тому подобного.

— Такое усердие. Мы определенно в надежных копытах. Как хорошо, что вы тут.

Несмотря на устаревшую манеру, я мог сказать, когда мне льстят. И те ночи, что были одинокими из-за отсутствия навыка пытки лютни, теперь, похоже, уходили в прошлое. Но лучше пусть все это пройдет гладко.

— Всего лишь исполняю свой долг, Халцедония.

Она улыбнулась, и ее бархатные глаза засияли, как украшение, достойное принцесс.

— Долг стал частью вас, лейтенант Сентри, — она быстро оглянулась и поманила меня копытом. – Прошу, пойдем со мной. Мне надо завершить свои дела перед сегодняшними событиями, а ваша компания немало мне поможет.

— О? Раз так, то я с радостью помогу вам, мэм, — я последний раз взглянул на зеркало и пошел за Халцедонией. Белая мантия, которую она носила, сияла, словно была инкрустирована заклинаниями и серебряной нитью. Пока мы шли, она обернулась ко мне.

— Это зеркало – одна из наших старых загадок, — заметила она. – В Кристальной Империи их много. Тайны, созданные в далеком прошлом — имена их создателей утеряны в песках времени, а их мудрость позабыта. Мы не знаем, что делает это зеркало.

Выражение ее лица изменилось, когда за нами захлопнулась стальная дверь.

— Куда более мудрые и жестокие умы пытались разгадать его тайны. Думаете, принцессе повезло там, где они провалились?

— Если уж кто и может, — пожал плечами я. – То это она. Ей привычно разгадывать древние тайны и иногда спасать Эквестрию.

— Вот как. Повсюду герои. В каком счастливом веке мы вернулись, — вздохнула Халцедония, когда мы вошли в дверь, ведущую к спиральной лестнице вниз. Вокруг нас блестели стены и ступени из темно-синего кристалла. Искорки света сияли в них, как плененные созвездия. По мере нашего спуска шаги раздавались эхом. – Лейтенант Сентри, могу ли я вам кое в чем признаться?

— Конечно же.

Она наклонилась ко мне и меня окутал аромат ее духов из жимолости.

— Я пыталась расшифровать вас, — прошептала она. – Узнать, что оправдало ваше прибытие сюда, ваше возвышение, как героя Эквестрии. И признаюсь… я рада тому, что обнаружила. Вы на самом деле так поспособствовали победе в Битве за Кантерлот?

— Я внес скромную лепту, — привычно прозвучали слова. – Другие пони были достойнее и отважнее, и они заслужили то же признание, что получил я, и много более.

Халцедония радостно зааплодировала и подпрыгнула на ходу, умудрившись не упасть на лестнице исключительно благодаря сноровке.

— Какой галантный ответ. Но меня так просто не обмануть, лейтенант, — рассмеялась она. – Эта неделя была для меня долгой – долгой и загруженной, но я все еще в форме, чтобы понять это.

— Сочувствую, хотя вряд ли был так же занят, как вы, — ответил я с ноткой скромности в улыбке. – Но, на самом деле, вы меня переоцениваете.

— Как мне кажется – не слишком. И прошу, не надо принижать себя. Мы провели слишком, слишком много времени во тьме, без отваги, без надежды. И когда вспоминается наше спасение от угнетателя… — она наклонилась ближе, ее темные глаза блестели, а лицо было так близко, что я чувствовал ее дыхание на своем. — …о, это опьяняет.

Я в жизни не держал лютни, и, слава звездам, лучше придерживаться этой хорошей привычки.

— Могу только гадать, каково это.

— Я бы хотела разделить с вами это ощущение. Как думаете, куда мы идем?

— Я живу, чтобы служить. Куда вы меня ведете?

— В наш винный погреб.

Часть моего подсознания встрепенулась и попыталась предупреждающе закричать, но быстро была подавлена ромбовидным мозгом. Как мне казалось, одновременно наступили мой день рождения и День Согревающего Очага.

— О. И мне позволят там что-нибудь попробовать?

— Если пожелаете, — рассмеялась она. – Но мне пришла в голову идея, что это окно перед саммитом, перед тем как дворецкие начнут откупоривать избранные бутылки, я могу показать вам вино, к которому сама неравнодушна.

— Вы меня заинтересовали.

— Предлагаю вам разделить его со мной, лейтенант… или Флеш? Могу я звать вас Флеш? Мы разопьем его и посмотрим, куда нас заведет.

О чем бы я тогда ни думал, все это было сметено чистой радостью, и лишь остатки здравого смысла заставили меня спросить:

— Не то, чтобы я не был очень, очень заинтригован вашим предложением, Халцедония, и не то, чтобы я настолько проницателен, как вам кажется, но… что вас привело к таким мыслям?

— Эта неделя была тяжела для нас обоих, и немного расслабиться нам не помешает. Потому что мне нравитесь вы и то, что вы воплощаете, — улыбка Халцедонии стала хитрее. – И поскольку мы обязаны будем в течение всего саммита сегодня выглядеть пристойно и респектабельно, то будет безумием быть при этом совершенно трезвыми, не находите?

Не стоило и спрашивать. Меня вели вниз по вьющейся лестнице, и через пару-другую вечностей мы вошли через незаметную дверь в винный погреб. Перед нами был настоящий лабиринт стеллажей с винными бутылками, расползающийся коридорами и субсекциями, в которых, как мне показалось, могли обитать минотавры. Небольшие искорки света скользили в темном кристалле потолка, освещая ряды пыльных винных бутылок с каждой стороны.

Не было слышно ни звука. Халцедония была права – дворецкие где-то бродили перед тем, как начать откупоривать бутылки. Тем не менее, я прошептал:

— Поверьте на слово, это прямо мечта ценителя.

— Прежние правители Кристальной Империи очень старались, чтобы это место было хорошо заполненным. Наш король — не настолько, он не слишком обращал на погреб внимания. Идем за мной, — поманила она меня. Я очень старался выглядеть так, словно не восхищаюсь старинными винами, но вряд и сумел кого-то обмануть.

Завернув за угол, пройдя мимо еще ряда стеллажей, и свернув еще несколько раз мы вышли к месту, где геометрия, как я начал подозревать, пожирала саму себя. Там Халцедония произнесла:

— Здесь.

Я остановился и посмотрел, куда она указывала. В нижнем ряду стеллажа покоилась весьма непримечательная на первый взгляд бутылка – сделанная из кристалла, как и все вокруг, на гранях которой играли искры. Но Халцедония выглядела нетерпеливой, когда вытянула ее магией и откупорила одним быстрым движением.

— Лучшее и восхитительнейшее эфирное вино, Флеш, — перехватила мой взгляд единорожка. – Я могу предположить, что вы цените старые вина?

— О, несомненно.

— И, наверное, я могу предложить вам понюхать?

— Более, чем можете, — она улыбнулась и поднесла бутылку ко мне.

И что же за прекрасный букет коснулся моих ноздрей, когда она повертела бутылкой у моего носа?

Когда она буквально воткнула ее в одну из ноздрей?

Когда я чихнул и вздохнул, рефлекторно вдыхая еще?

Когда она метнулась вперед и ударила меня в грудь, сбивая на пол и, тем самым, заставляя вдохнуть еще?

Ну конечно же, это была хорошая доза хлороформа.

— Звезды в небе, — услышал я как пробормотала Халцедония до того, как перед моим взглядом сомкнулась тьма. – Это и вправду сработало.

---

Это был не первый раз, когда я очухивался связанным и беспомощным – более того, из-за подобного я во многое и влипал – и, наверное, был не самым неприятным из подобных ситуаций, в которых я оказывался. Но назвать его самым приятным все же было сложно, и когда оглушенное сознание включилось, бессознательность была бы куда предпочтительнее.

Во-первых, веревки вокруг каждого копыта распластали меня животом вверх на какой-то грубой каменной поверхности. Я сонно моргнул, и когда удалось навести фокус, обнаружил себя в какой-то комнате из черного камня, окруженным полудюжиной пони в плащах с капюшонами.

Это была и не самая располагающая из комнат, в которых я бывал. Темные кристальные стены мерцали красным, как участок ночного неба, где собрались все сверхновые. И пони в плащах вокруг меня отбрасывали на них пугающие тени.

Подняв голову – несмотря на хрустнувшую шею – я увидел больше камня, на котором лежал. Грубая поверхность изгибалась в чего-то вроде носа корабля, только выглядела страшнее. Из него была вытесана голова какого-то первобытного единорога, которая нависала в нескольких метрах надо мной – одни грубые детали и схематичные линии. Сам камень напоминал гранит, перемешанный с обсидианом, и пронизанный тут и там светящимися красными жилками.

Я начал хныкать не сразу. Вместо этого я заставил себя сглотнуть и посмотреть на окружающих меня типов в плащах.

— Какого Дискорда все это значит? – каркнул я. – Что вы, вообще, творите?

Стоящая впереди фигура в плаще сделала шаг вперед и откинула капюшон. Огненно-оранжевое свечение охватило рог, явив прекрасные черты Халцедонии.

— Всепони, — заявила она. – Смотрите. Герой Эквестрии.

— Показушник, — пробурчал кто-то из капюшонов.

— Забудьте о поклепе, — мягко ответила Халцедония. – И помогите. Я следила за ним. Изучала его и его пороки. А теперь он наш, и вскоре станет нашим Ужасающим Королем. Воля его будет исполнена.

— Я стану чьим кем? – дрожащим голосом произнес я прежде, чем попытался вернуться к героическому образу. – А вы храбры – при связанном-то пони! Хватит у кого храбрости меня отвязать?

В один прекрасный день какой-нибудь мой противник на это купится. Но Халцедония лишь закатила глаза.

— Ты вскоре будешь отвязан. В какой-то степени ты. А мы увидим, что наш повелитель сделает из тебя.

Оранжевое свечение ее рога запылало, а все прочие запели чего-то и засияли рогами из-под капюшонов. Халцедония испустила поток света, охвативший голову единорога надо мной.

— Вам стоит сдаться принцессам прямо сейчас! – гаркнул я, стараясь подавить испуганный писк, старающийся вмешаться в тон моего голоса. – Отвяжите меня, и я выскажусь в вашу пользу, но в противном случае…

От камня подо мной и надо мной раздался холодный, звучный рык. Алые прожилки засияли от вливаемой в них единорожьей магии. И когда магия Халцедонии и ее дружков впиталась в него, раздался голос.

И этот голос был…

Холоден. Холоден, как склоны Тартара. Глубоким – как беззвучное ничто меж звезд. Мелодичным – как лучший оркестр. И, наконец, богатым и уверенным, как завоеватель, вступающий на новый континент. Представьте себе падение в холодный бассейн чистого, темного, незамутненного, как шоколад, самодовольства, и что бы оно могло сказать, если бы умело говорить.

…Читатель, теперь вы придумайте подходящую метафору для голоса самого короля Сомбры^[4].

И Сомбра промурлыкал следующее:

— Приветствую. Ты, должно быть, мой сосуд.

И вот тут, что совершенно оправданно, я начал хныкать.