Город дождей
Город и храм
Утренний город встретил вышедшего из таверны пони, казалось бы, вполне ожидаемо — размеренным и монотонным дождем, эталонным в какой-то степени. Такой дождь можно было приводить в пример всем остальным: скорее всего никто не назвал бы его ливнем или наоборот, дождичком. Он не лил как из ведра и не капал местами, он именно “шёл”, сохраняя постоянный темп и даже размер капель. И вот такое постоянство дикой стихии показалось Лётчику чем-то странным. Более странным, чем даже озвученная гиппогрифом зависимость между погодой и заходящими в город путниками.
Лётчик рано — ещё до получения кьютимарки — понял, что хочет работать в погодной команде: создавать дождевые облака из озер и рек, управлять ветрами, делать красивые радуги и менять времена года. Все эти занятия казались ему не только полезными, но и крайне увлекательными. Его планам, однако, не суждено было сбыться. Пегас понял это, когда не смог взлететь ни в один год со своими ровесниками, ни в год их выпуска из летной академии. И хоть он был, мягко говоря, расстроен невозможностью летать и занять то место в жизни, которое наметил с самого жеребячества, Лётчик решил сохранить в себе умение чувствовать погоду. Потому что это оставалось, пожалуй, единственным, что роднило его с остальными пегасами. Он наблюдал как те создают ветер своими крыльями и мог точно рассчитать его последующую жизнь. И, конечно, следил за тем как даются начала дождям.
Ни один созданный пегасами дождь не был… таким. Лётчик чувствовал, что за ночь ничего не изменилось и капли падают точно с такой же скоростью и периодичностью. Да даже лужа, в которую он угодил вчера из-за невнимательности и желания поскорее попасть под крышу, казалось, находилась всё там же и была таких же размеров. На дороге новых лужиц тоже вроде бы не появилось, но в этом Лётчик уверен не был, так как на таверну они натолкнулись уже затемно.
Пегас поежился. Ему хватило всего пары минут, чтобы захотеть поскорее покинуть город не только из-за расценок в таверне, но и из-за навалившейся тревоги, связанной со странностью и чужеродностью дождя. Оставалось только выяснить чего хочет от этого места Сэмми и убедить его захотеть чего-нибудь другого.
Ослик стоял чуть в стороне. Облачённый в резиновые сапоги до колен и прозрачный плащ с капюшоном, он выглядел нелепо. Лётчик не мог решить почему ему хотелось посмеяться над другом: то ли из-за того, что дождь не соответствовал используемой против него защите, то ли просто ослы смешно выглядели в сапогах. Смеяться пегас, конечно же, не стал, и не в последнюю очередь потому, что и сам был одет так же. Только крылья, благодаря специальным вырезам, лежали поверх накидки — пегасы не прячут их под одеждой. Вместо этого он просто подошёл к другу, внимательно вглядывающемуся то в одно, то в другое направление.
— Не скажешь, что с тобой такое? — начал пегас без обиняков. — Вчера ты предлагаешь не верить в россказни трактирщиков-проходимцев, а сегодня сам же клюёшь на крючок и хочешь оставить одному из них двойную плату за ночь? Ты что, немножечко не в себе? Ну ладно я вчера спьяну решил порассуждать, но ты же всегда был достаточно разумным. Кажется.
О собственных ощущениях и странностях дождя Лётчик решил умолчать.
Сэмми хоть и слушал что говорит ему друг, но делал это вполуха. Его мысли целиком были отданы решению двух задач — куда идти, и стоит ли вообще это делать. Поэтому вместо того, чтобы ответить, он продолжал выбирать из двух, казавшихся ему правильными, путей. В итоге он остановил взгляд на невзрачном переулке, манившем, и пугавшем его одновременно.
— Эй, я вообще-то тут с тобой говорить пытаюсь! — разозленный отсутствием ответа, напомнил о себе Лётчик.
— Да слышу я тебя...
— Ну раз слышишь, то ответь что ли. Зачем нам здесь оставаться? Если хозяин таверны говорит правду и дождь не кончится пока мы не уйдем, то как-то некрасиво получается с нашей стороны, не находишь?
— Я нахожу, что он врет, — Сэмми уверенно посмотрел Лётчику в глаза.
— Может и врет, но тогда он просто вымогатель, а ты идешь у него на поводу. Мы не планировали остановок вплоть до Фленксхилла, а битсы сами собой ниоткуда не возьмутся.
— Он не просто вымогатель. Он хочет чтобы мы ушли, врёт про кобылку, что разбудила меня ночью, скорее всего врёт про дожди и шантажирует ценой за комнату.
— Да не было никакой кобылки…
— Была, — ослик явно не желал в очередной раз выслушивать идеи о том, что всё это ему приснилось.
— Ну была и была, — пегас смирился с существованием малолетней пони,любящей болтать по ночам с незнакомцами, — с чего ты взял, что она не может быть его дочкой?
— Он не пони…
— Приемной. Да и откуда нам знать, что у гиппогрифа и пони не может родиться пони?
— Я думал они несут яйца…
Лётчика данное предположение выбило из колеи настолько, что он ненадолго замолчал, обдумывая каким образом существа наполовину, причём заднюю, являющиеся пони могут нести яйца.
— Неважно, — наконец выдавил он из себя. — Допустим не дочка. Но они ведь могут быть сообщниками. Может, эта понечка простая аферистка, подогревающая интерес путников к этому Селестией забытому месту и выманивающая у них битсы через подельника, владеющего таверной. М?
— Звучит логично. Но, как я уже и сказал, он хочет чтобы мы ушли. Мне кажется дело тут совсем не в битсах.
— Кажется тебе. А то, что мы так не дойдём до Кантерлота тебе не кажется? — пегас решил давить на больную и надежную тему.
Сэмми задумался — ему не хотелось лишиться возможности увидеть столицу. Тем более по такой неприятной причине, как закончившиеся деньги.
Лётчик решил развить то, что по его оценке было успехом:
— Ты ведь так долго мечтал обо всём этом, столько раз отказывался от начала пути по самым разным причинам. Глупым в основном: то страх, то лень, то пони твоей нужны деньги на её цветочный магазин. Но сейчас-то что за блажь, а?
— Она сказала, что мы принесли надежду.
— Кто она?
— Пони. Ночная пони.
Лётчик чуть не завыл от бессилия — казалось невозможным что-то сделать с этим упрямым ослом и как-то его вразумить.
А Сэмми продолжил говорить, но теперь неуверенно, чуть ли не запинаясь после каждого слова:
— Надежда ведь очень важна, Летчик, мне ли не знать об этом? Она как маяк, которого ты не видишь, но знаешь, что как только его свет развеет тьму, корабль ляжет на верный и безопасный курс. Она как солнце, прячущееся за серыми облаками. Можем ли мы уйти, не поняв кому её принесли? Кем мы станем, затушив маяк и унеся с собой солнце?
— Ты всегда был странным, но чтобы настолько… Даже хорошо зная тебя, я не представляю как реагировать на это, — Лётчик пребывал в растерянности.
— Доверься мне. Пожалуйста.
— Допустим, — пегас решил пока отступить. — Что ты собираешься искать? И, главное, где?
— Не знаю, — честно ответил ослик, — ни что искать, ни где это искать. Честно говоря, у меня была только одна мысль — направиться в этот так называемый храм. Но сейчас я заметил кое-что ещё.
— И что же?
— Следы, — Сэмми показал довольно свежий отпечаток лапы в грязи, — хозяин таверны ходил куда-то ночью, хотя говорил, что никогда не выходит в дождь. Получается, опять соврал.
Лётчик смотрел на ряд отпечатавшихся в грязи и до сих пор не смытых дождём, орлиных лап. Следы пересекали дорогу по диагонали и терялись из виду между домами.
— И что с того? Мы уже вроде как решили, что честность не самая сильная его черта.
— А то, что я хочу понять зачем была нужна ещё и эта ложь.
Город, ставший жертвой постоянных дождей, и сам по себе не мог порадовать пони своими видами. Небо над головой было грязно-серым и низким. Настолько, что могло показаться будто в сотне метров над головами пони кто-то растянул полотно, утыканное дырочками, а сверху налил слой воды. Воды, которая просачивалась сквозь отверстия и падала вниз, меняя цвет земли, домов да и вообще всего чего касалась. Даже воздух как-будто поменял из-за дождей свою кристальную прозрачность на замутненность грязного стекла. В таком воздухе невозможно было увидеть горизонт, да и всё находившееся дальше полутора сотен метров тоже.
Улочка, которой раньше прошёл гиппогриф и по которой теперь Сэмми и Лётчик направлялись по его следам, лишь усиливала это безрадостное ощущение. Дома окружали друзей с обеих сторон. Их деревянные стены за долгое время впитали слишком много влаги и стали чёрными и какими-то рыхлыми на вид. Лётчик, подумав о том каково такое дерево на ощупь, поморщился. Он был уверен, что скорее всего стены будут склизкими и как-будто покрытыми мягкой грязью, которую легко можно соскоблить копытом. Проверять свои догадки пегас, правда, не хотел. Вместо этого он на миг оторвался от созерцания похожих друг на друга домов и взглянул на небо. Ничего там не увидев, он опустил голову.
В былые времена Город Дождей наверняка был красив. Деревянные домики, в основном двухэтажные с мансардой, но были среди них и одноэтажные жилища, не всегда выглядели так как сейчас. Лётчик пытался представить вместо однообразных чёрных стен разноцветные фасады и ярко выкрашенные ставни — так пони жили в его родном городке, но у него не получилось. Красить промокшее дерево было бессмысленно. Не помогали отвлечься от серости и закрытые у всех домов ставни. Видимо, жившие в этих домах пони не очень-то любили смотреть в окна. По крайней мере, пока шёл дождь.
По мере того как Сэмми всё дальше следовал путём хозяина таверны, закрытые ставни сменялись заколоченными. А затем стали попадаться и заколоченные двери. Почему-то пони покинули этот район. Возможно, одни жители уходили, а другие, те что оставались, селились более кучно, оставляя заброшенными такие вот улочки. А возможно, причина была совершенно иной.
“Интересно”, — подумал Лётчик, — “зачем кому-то вообще ходить в подобные места, тем более, как считает Сэмми, ночью?”
Ответом ему должен был стать очередной почерневший дом, у порога которого заканчивались следы. Это здание оказалось первым, не считая таверны, у которого друзья увидели открытые ставни. Некто, живший тут, в отличие от соседей, похоже, не захотел переезжать. Или сам стал причиной массового переезда. На двери Лётчик и Сэмми прочитали вырезанную широкими бороздами надпись “Он дал вам всё что мог”. И с десяток более мелких, содержащих одно только слово: “Ложь”. Кроме надписей дверь хранила на себе следы от ударов копыт — кто-то по всей видимости был очень настойчив в своём желании поговорить с хозяином дома.
— Похоже, мы пришли, — осматриваясь, сказал Лётчик. — Что дальше?
— Заглянем внутрь? — предложил Сэмми.
Пегас пожал плечами. За отсутствием других идей, он встал на задние ноги и посмотрел сквозь стекло. Внутри дома было темно, а света с улицы не хватало даже для того чтобы увидеть стены комнаты. Она где-то на середине просто кончалась мраком, скрывающим собой часть интерьера: диван выглядывал из темноты только наполовину, зато столик рядом с ним недосчитался всего одного угла. На этой границе света и его отсутствия Лётчик заметил, что в темноте что-то двинулось. Это движение было похоже на неожиданное колыхание пребывавшего в спокойствие чёрного дыма. Пегас пригнул голову, спрятавшись ниже окна.
— Что там? — почти шёпотом спросил Сэмми, подходя ближе к другу.
Лётчик ничего не ответил и тихонько стал поднимать голову обратно. В момент, когда его глаза поравнялись с подоконником от темноты внутри дома отделился столь же чёрный комок и, бросившись в сторону пегаса, ударил в окно изнутри. Ошарашенный жеребец инстинктивно расправил за спиной крылья и сделал ими несколько неуклюжих взмахов. Чуда не случилось и взлететь, как и обычно, не удалось. Вместо того, чтобы устремиться от опасности ввысь, он упал на собственные крылья в самую грязь.
Увидев в окне чёрную кошку, бьющую лапой по стеклу, Лётчик выругался.
Сэмми поспешил помочь другу подняться и немного привести себя в порядок, но крылья и дождевик пегаса всё равно остались слишком грязными.
— Замечательно, — пробурчал Лётчик, осматривая себя, — и что теперь?
— Постучим, — после недолгого раздумья выдал Сэмми, — скажем, что заблудились. Может и выясним чего.
— Да тут уже стучали, — пегас указал, на повреждённое дверное полотно.
— Стучали, — признал правоту друга ослик, но всё равно направился к двери.
Глухие удары Сэмми спугнули с подоконника кошку, но других видимых результатов не принесли. Ничего не изменилось ни через пять минут, ни через десять, когда Сэмми пробовал стучать вновь.
— Похоже, хозяева не ждут гостей, — Лётчик успел устать от неопределенности, связанной с этим домом.
— Или они в храме, — Сэмми смирился с тем, что его стук ничего не даст, а решение разузнать, куда ходил гиппогриф оказалось неверным.
— С чего ты взял?
— Мы знаем только одно место, где собираются местные пони. Вернее, нам вообще известно только об одном месте здесь. И это храм… Чем бы он ни был.
— И ты думаешь, что пони, который по всей видимости не очень любит гостей тоже там?
— Не знаю, но идти нам всё равно больше некуда. Да и посмотри, пока мы шли сюда, мы не увидели ни одного пони. Даже из окон никто не выглядывает, они вообще закрыты. Все пони наверняка там.
— Возможно, все эти пони просто сидят дома, пока на улице дождь. И окна не открывают, потому что смотреть в этом городишке на виды за окном — занятие не из приятных, — лицо Летчика выражало среднюю степень скепсиса, что, в общем-то, было для него нормой.
— Возможно. Но других вариантов кроме храма у нас нет. И не важно, есть там сейчас сейчас пони или нет. Пошли.
Не дожидаясь ответа, Сэмми отправился в обратный путь в сторону таверны. Лётчик смотрел вслед удаляющемуся ослу. Ему никуда не хотелось идти, только поскорее покинуть город. И вроде бы именно в сторону выхода и шёл его друг, но уйти, не посетив храм, он точно не согласится. От подобной близости желанного, но невозможности его получить у пегаса что-то потянуло в груди. Значит придется и дальше терпеть этот странный дождь.
Лётчик прислушался к ощущениям, которые ни на миг не покидали его с того момента как он вышел из таверны. Кажется, они не только усилились, но и немного изменились. К раздражению от того, что дождь казался не таким, каким должен быть, прибавилось ещё что-то. Пока что маленькое и непонятное, как будто песчинка, нечаянно занесённая в мысли, но оно тревожило даже сильнее самого дождя. Пегас поморщился. Он хотел верить, что Сэмми ничего не найдёт и в храме, и тогда согласиться продолжить путешествие.
С робкой надеждой на подобный исход он пошёл за другом, выбирая путь поближе к домам. Грязь на собственных крыльях не понравилась бы ни одному пегасу, и Лётчик с помощью стекающей с крыш воды надеялся стать хоть немного чище. Крылья часто казались ему ненужной обузой, не исключением стал и данный момент. Когда-то он ещё надеялся, что сможет летать. Будучи маленьким пегасом он каждый год безуспешно пытался взлететь перед приемной комиссией летной академии, хоть и понимал, что скорее всего попытка перед преподавателями закончится также как и остальные — ничем. Он был упорным жеребёнком, но не всегда упорством можно добиться желаемого. Не взлетев и на четвёртый год кряду, Лётчик, чьё детство подходило концу, покидал экзамен совсем печальным. Тогда его догнал один из членов приемной комиссии и по секрету рассказал, что ещё не всё потеряно. Принцесса Луна, по его словам, покровительствовала пегасам и могла помочь даже тем, кто не мог летать. Но у помощи была цена, которую принцесса не могла брать с детей, поэтому ищущему помощи сначала следовало вырасти.
— Ты прямо как лётчик, — сказал тогда добрый преподаватель.
— Что значит “лётчик”? — спросил маленький пегас.
— Тот, кто летает без помощи своих крыльев.
— Но я не летаю, — не понял жеребёнок.
— А как же ещё можно назвать то упорство с которым ты идёшь к своей цели?
Сэмми уже ждал далеко впереди, и пегас, решив что лишняя минута или две ожидания ничего для ослика не изменят, остановился под своеобразным душем, стекавшим с одной из крыш.
Маленький нелетающий пегас вырос, но так и не увидел принцессу ночи. Та обратилась Найтмер Мун и принцессе Селестии пришлось изгнать её на луну, вместе с этим лишив надежды на чудо и Лётчика, у которого в память о возможности летать осталось лишь прозвище. Пегас, наверное, потому и отнёсся к желанию друга так трепетно, что не исполнил собственное. Лётчик решил, что несмотря на своё беспокойство позволит Сэмми выяснить всё, что он себе надумал, ведь некоторые вещи надо делать здесь и сейчас, потому что потом может стать уже поздно.
Тем временем, сверху послышался какой-то шум, как-будто кто-то поскользнулся, но смог сохранить равновесие и не упасть. Лётчик вышел на середину улицы и посмотрел вверх. Всё что он успел увидеть было скрывающимся с другой стороны крыши крупом. Дома стояли сплошной стеной и обойти их, чтобы догнать того кто был на крыше не представлялось возможным. Пегас поспешил нагнать друга.
— За нами кто-то следил.
— Кто? — Сэмми оживился, похоже он был рад, что крюк, сделанный ими из-за следов, принес хоть что-то.
— Не знаю, я видел только чей-то круп на крыше, да и то всего секунду. Даже цвета не рассмотрел. Не знаю как долго нас преследовали и зачем.
— Похоже, хозяин того дома захотел узнать кто решил его побеспокоить, — предположил ослик.
Данный вывод устроил друзей, хоть они и не могли до конца знать насколько верным он в итоге оказался. Теперь им оставалось дойти до храма. Сэмми был уверен, что столь важное, по словам гиппогрифа, место почти для каждого пони в городе, должно находиться где-то на центральной, пронзающей город от одного края до другого, улице. Вместе с Лётчиком они просто пошли дальше по дороге, что прошлым вечером привела их к таверне.
Главная улица оставляла впечатление не сильно лучшее, чем узкий проулок, познакомивший Сэмми и Лётчика с местной атмосферой. Всё те же почерневшие стены и закрытые окна — похоже, пегас не ошибся и жители действительно не очень-то любили смотреть на дождь. Или на свой город. Разве что дорога тут была выложена булыжниками, а около некоторых домов имелись небольшие полянки, поросшие травой, но общей картины это не меняло.
Храм появился на границе видимости примерно через полчаса пути. Поначалу его очертания, явно превосходящие размером все окружающие дома, казались такими же грязными и блеклыми, как и всё вокруг. Но чем ближе друзья приближались к его стенам, тем величественнее казалось это строение, и тем разительнее становился контраст между храмом и городом. Из грязно-серого цвет храма изменился вначале на молочный, а вблизи и вовсе стал идеально белым.
Сэмми показалось, что камни из которых был построен храм, как-будто светятся изнутри. Им явно не был страшен дождь — под его каплями их цвет не посерел и не потускнел, возможно даже наоборот стал чище. Ослик невольно залюбовался зданием из них построенным. Стены храма образовывали собою почти идеальный квадрат и были в среднем в два раза выше жилищ местных пони, а если смотреть на высоту башен, то и вовсе раза в три. Да, храм имел башни, такие же квадратные, как и он сам и возвышающиеся и над ним, и над всем городом. По одной на каждый угол.
Крышу храма венчала чёрная металлическая ограда. Она казалась чуждой и неуместной на чём-то столь светлом. Как и сам храм казался таковым в городе, но при этом чуждость храма отталкивала от города, делала город ещё более уродливым, чем он был на самом деле. А контраст белого и чёрного в самом храме казался вполне красивым и даже завораживающим. Такая же ограда имелась и на верхушках башен, а ещё она огораживала небольшой сад, расположившийся вокруг всего храма.
— Никогда не видел ничего подобного, — сказал Сэмми, глядя вверх, — на этих башнях словно должны нести дозор крылатые солдаты. Часовые грифонов в красивых лёгких доспехах, готовые дать достойный отпор неприятелю.
— Башни как башни, квадратные разве что. Да и ну их, этих грифонов и их половинчатых братьев.
Дорожка ко входу в храм проходила через парк. Лётчик открыл калитку в ограде, но направился не прямиком к большим арочным дверям, а свернул на полпути на узкую и аккуратную тропинку, выложенную из камня. Дворик храма оказался красив и ухожен, и это уже не вызывало никакого удивление: по обе стороны от тропинки росли цветы, иногда цветы сменялись толстыми металлическими дугами, воткнутыми в землю и оплетенными цветущими лианами. Дуги эти были немногим выше среднего пони. Через равные отрезки стояли скамейки, тоже чёрные и металлические, а позади храма пегас и вовсе увидел ротонду. Её колонны и купол были сделаны хоть и из белого, но явно более простого камня — под дождём они посерели, но это выглядело даже более уместно, чем если бы они сияли так же, как храм. Вообще, всё что касалось его — храма — было красиво и гармонично. Красота белого сияния дополнялась чёрным железом. Прикоснуться к холодному очарование волшебных, на первый взгляд, стен можно было лишь миновав живые и знакомые цветы. И даже ротонда своим мокрым серым цветом, как-будто напоминала, что это место настоящее, а не привидевшееся посреди постоянных дождей и серо-чёрных цветов.
Красота эта, однако, Лётчика не впечатлила. Нет, он её конечно же признавал, но не испытывал какого-либо восторга или трепета. Скорее его удивляло само наличие этой красоты здесь и её отсутствие во всём остальном городе. Неужели местные пони не могли ухаживать за своими жилищами так же, как они ухаживают за этим местом. Или только оно имело для них значение? Тем временем тропинка обогнула храм и привела пегаса обратно. Осмотревшись, он обнаружил, что двери в храм открыты, а Сэмми отсутствует в поле зрения. Лётчику ничего не оставалось как, мысленно приложив копыто к лицу, последовать за другом.
Внутри храм был таким же как и снаружи: стены из белоснежного камня не были ничем отделаны и создавали впечатление нереальности помещения. Виной этому был легкий свет исходящий от камня, он размывал стены, превращал во что-то эфемерное. Лётчик против своего желания залюбовался ими. Он поднял голову, но не смог разглядеть потолок — было непонятно где он начинается и есть ли он вообще. И опять причиной этому был свет. Если бы не гобелены глубокого синего цвета, ровно развешенные на каждой из стен, темно-серый пол да деревянные двери, ведущие как из храма, так и глубже в его нутро, пегас бы мог решить, что попал сюда не через обычный вход, а с помощью магического портала.
В центре этого великолепия обнаружился и ослик. К облегчению друга, он не успел уйти далеко. Сэмми беседовал, а вернее внимательно слушал стоящего перед ним пожилого пони.
— В тот день каждый из тех, кто имел возможность, вставил в алтарь камни: кто по одному, кто по два, а кто и по три. Были и те, кто оставил там целых пять камней. Вначале, правда, ничего не изменилось.
Летчику показалось, что друг слушает старика уж слишком внимательно.
— Но однажды утром, когда уже начинало казаться, что ждать бесполезно, город проснулся от ветра, да такого, что никогда не бывал в наших краях. Это был не лёгкий ветерок, а почти что ураган, гнущий деревья, хлопающий открытыми окнами и сдувающий всё, что попадается ему на пути. Ветер пришёл с юга, оттуда, где на острове посреди озера возвышается башня и оттуда же он принёс и тучи. Много туч!
— Эм, здравствуйте! — Летчик сделал пару шагов в их направлении.
Ни старик, ни Сэмми внимания на него не обратили.
— Согнав их в небеса над городом, ветер исчез, а на вышедших из домов пони начали падать первые капли дождя. Можете представить наш восторг в тот момент? Восторг тех, кто уже не надеялся, что дождь прольётся на пересохшие поля. Как мы тогда радовались тому что засуха оказалась не вечной, как говорили некоторые. Тому что не придется оставлять с таким трудом построенные дома... как сделали некоторые.
Пегас, всё более явственно ощущавший неправильность и абсурдность происходящего, обошел пони и осла вокруг. Казалось бы, осталось только помахать перед их глазами копытом — сделай это и ситуация окончательно обернётся фарсом…
Лётчик сдержался.
— Это потом мы поняли, что те некоторые, кто не верил в дожди и ушли из своих домов, ничего не потеряли. Дожди шли без перерыва и были ничем не лучше засухи. И радости уже не было.
Пегас сел на круп и подпёр голову передней ногой. Слова старика не вызывали у него особого интереса, однако и мимо ушей он их не пропускал.
— Мы попросили помощи у жрецов, и они даже обещали помочь, говорили “Скоро ваши желания исполнятся”. Но затем они просто взяли и ушли. Оставили город чтобы, как они сами утверждали, никто не отвлекал их от работы и заботы о нас. Вслед за ними город покинуло большинство тех, кого ничто не держало. Дожди же так и продолжали идти без остановки.
Старик действительно был древним. Лётчик понял, что не придал его возрасту достаточного значения при первом взгляде, зато теперь, имея возможность рассмотреть его внимательнее, пегас видел, что пони перед ним давно насытился жизнью и мог оставить мир в любой момент: некогда крепкое тело иссохло, волосы в гриве и хвосте стали редкими, потеряли родной цвет, променяв его на светло-серый, шкура также потускнела, будто от внешнего мира её отделяла тонкая пелена тумана. Но что-то держало его, заставляя жить дальше.
— А затем, когда оставшиеся уже вовсю завидовали ушедшим, мы построили этот храм, чтобы попытаться поговорить с богом воды без помощи жрецов. И теперь он, — старик произнес “он” так, будто это было не простое местоимение, а известное имя или звание, — каждый день просит бога воды о прекращении дождей.
— Кто он? — спросил Лётчик, не особо рассчитывая на результат.
— Он, — неожиданно для пегаса ответил старик, указывая на коридор, ведущий вглубь храма.
Среди распахнутых дверей, которые выглядели немногим меньше входных, и вправду оказался он — единорог белой масти. Облаченный в синий, под цвет гобеленов, балахон, расшитый золотыми узорами, смысл которых не был понятен друзьям, он поочередно смотрел то на Лётчика, то на старика, то на Сэмми, но взгляд его при этом постоянно пытался ухватиться за что-нибудь другое, находившиеся поблизости, желательно неодушевлённое, а то и просто спрятаться под длинную челку рыжей гривы, напоминающей своим цветом о летних закатах.
— Привет, — жеребец улыбнулся, его голос звучал мягко, а речь была тягучей, — добро пожаловать в храм бога воды.
— Здравствуйте, — Летчик оторвал круп от пола.
Сэмми, к облегчению друга тоже поприветствовал пони в синем, будто и не изображал статую последние минуты. И только старик попятился к выходу.
— Брат, — обратился к нему единорог, как будто присутствие других пони было деталью незначительной и не столь важной, в отличие от задаваемого вопроса, — вы опять всю службу провели здесь. Почему? Ведь именно вашего голоса, возможно, и не хватает нам всем.
— Мне не о чем больше просить, — сухо ответил старик.
— Мы просим не ради себя.
— Мне... — хотел было повторить седой пони, но его прервали.
Из дверей, вслед за единорогом, названным “он”, начали выходить другие пони, некоторые из них были облачены в такие же сине-золотые балахоны, как и у первого вышедшего единорога, и все они невпопад повторяли примерно одно: “Вилтвист, почему ты опять не пришёл? Мы тебя ждали, Вилтвист. Только вместе мы сможем мы сможем всё исправить, Вилтвист”.
— Мне больше нечего исправлять! — крикнул старик и вышел из храма.
— Эгоист, ты — просто старый эгоист! — кричала ему из толпы молодая кобылка.
На какое-то время повисла тишина, а потом все пони из храма вдруг заметили, что среди них появились новые лица. Молчание нарушил “он”.
— Простите за сцену, у нас всех с братом Вилтвистом есть некоторые противоречия в вопросах веры. Меня зовут Паджентри. Проповедник Паджентри.
Паджентри оказался довольно милым и располагающим к себе пони, и хоть его поведение и сам внешний вид отличались скромностью и даже застенчивостью, внутри проповедника была скрыта огромная сила и уверенность. Так, по крайней мере, решил для себя Сэмми после быстрого и, в общем-то, не совсем заурядного знакомства. Лётчика при этом больше интересовали местные жители. Пегасу горожане представлялись хмурыми, уставшими пони, по одному виду которых сразу должно становиться понятно, что их объединяет нечто тайное и несомненно очень важное. Реальность оказалась более скучной — собравшиеся в храме ничем не отличались от тех, кто не страдает от избытка дождей, не знает что такое храм и для чего он нужен. Такие же улыбчивые и дружелюбные пони как и везде. По отношению друг к другу излишне требовательны разве что, да с гостеприимством беда, но это и понятно — слова гиппогрифа о зависимости дождей и пришлых пони подтвердили и проповедник, и его паства. Вилтвист, однако, в разговоре с осликом озвучил другую правду о дождях, но Сэмми решил об этом пока умолчать. Тема дождей вполне могла подождать, тем более что новые знакомые были не прочь ответить на разные вопросы, продолжив разговоры внутри.
Из помещения, расположенного прямо на входе, которое, как выяснили друзья, называлось нартексом, и было по сути своей просто прихожей, хоть и очень впечатляющей, пони переместились в другое, считающееся непосредственно самим храмом. Храм, на удивление, выглядел куда обыденнее своего преддверия. Стены в нём были выложены из обычного темно-серого камня, драпированного всё теми же гобеленами, и если на бело-волшебных стенах они выглядели как нечто что портило совершенство, то на этих представляли из себя изысканное украшение. Пол был таким же как в нартексе, разве что та его часть, что шла по периметру храма имела заметное возвышение над центральной. Выделялся только потолок. Он был фреской где небо яркого солнечного дня сменяется проливным дождём.
Прямо у дверей располагался гардероб, где Сэмми и Лётчик по примеру остальных оставили одежду. В центр храма они спустились по небольшой лесенке, состоящей всего из четырёх ступенек. Там, вокруг ещё одного углубления, на этот раз в виде небольшой полусферы, наполненной водой, четырьмя концентрическими кругами были расставлены скамейки разной высоты. Осла и пегаса, как бывших в храме первый раз и не знающих что, как и зачем в нём происходит, усадили на первый ряд. Прямо напротив них сел проповедник.
Прежде чем все окончательно расселись по скамейкам, в храме появился ещё один пони. Темно-синий пегас, не привлекая внимания никого из местных, помахал Лётчику крылом и умудрился занять себе место позади Паджентри, чтобы также всё время находиться перед глазами гостей города.
Лётчик сначала не понял, чем привлёк такое внимание пегаса, и только из-за навязчивого чувства, что он что-то упустил из виду, решил осмотреть горожан ещё раз. Кроме крылатого темно синего жеребца среди них не оказалось больше ни одного пегаса.
Сэмми этого не заметил, его сейчас интересовало так много всего, что он не знал какой вопрос задать первым. Он, несомненно, хотел узнать и про алтарь, и про камни, которые по словам старика Вилтвиста в этот алтарь вставляли, и про жрецов, и про бога воды. Но было кое-что ещё, что брало верх над всеми этими вопросами — слова Паджентри о вере. Они оттеснили другие темы на второй план. Сильнее всего, как оказалось, ослику хотелось узнать, что эта вера из себя представляет. Потому что Сэмми это виделось чем-то сакральным и просто необходимым для понимания того, что происходит в городе.
— Это трудно объяснить, — как только Паджентри заговорил, стало ясно, что для него находиться среди всех этих пони и читать наставления было делом привычным и любимым. — Скажите лучше, для начала, вы когда-нибудь хотели чего-то, что невозможно получить? Хотели сделать то, что, казалось бы, сделать невозможно?
— Бывало, — ответил Лётчик.
А Сэмми подумал, что все его желания всегда были крайне простыми и вряд ли он сможет сейчас понять проповедника.
— А теперь представьте что есть сила, способная эти желания осуществить и совершить то, что кажется совершенно невозможным. Знание об этой силе, уверенность в том что сила эта добрая и заботливая по отношению к пони, желание до неё достучаться — всё это в совокупности мы и называем верой.
— И что, — крылья Лётчика немного напряглись, — эта сила, с которой вы тут пытаетесь говорить, может исполнить любое желание? Вот прям совершенно любое?
— Бог воды может даровать дождь, что он собственно и сделал, когда мы просили его об этом. Но, видимо, — Паджентри глубоко вздохнул, мигом погрустнев и обмякнув, — мы неправильно тогда сформулировали свою просьбу. И теперь дождь идет слишком часто. Видите ли, бог — это не обычный собеседник, он не слышит слова, как слышат их пони, он воспринимает общие желания тех, чьи мысли обращены к нему и откликается на них так, как может.
— То есть желание, связанное не с водой, он исполнить не сможет?
— Он — нет, но в нашем мире много сил, богов, если угодно, и кто-нибудь обязательно будет способен исполнить любое, даже самое невероятное желание.
— Как всё сложно в этой вашей вере, — заметил Сэмми, он явно был разочарован открывшейся картиной, — не проще ли не делать своё желание чем-то невозможным и надеяться на бога, а попытаться сделать что-то для его осуществления самим?
— Невозможное на то и невозможное, что самим этого не сделать никак, — от этих слов проповедника на какое-то время повисла тишина.
Сэмми непонимающе смотрел на горожан, пытаясь разглядеть в их лицах хоть что-то, что было бы ему понятно. Почему эти пони не сгоняли к городу тучи сами, зачем им была нужна помощь какого-то бога? Почему они не попробовали вырыть канал от озера? Здесь было не так уж и далеко, а город не выглядит настолько большим, чтобы такого источника воды им было бы недостаточно. Почему, в конце концов, они просто не ушли? В Эквестрии полно земли — живи не хочу. Ослик так же не мог понять чем же его так заворожил старик, ведь он рассказал про те же самые чудеса из ниоткуда, дары какому-то алтарю, вместо собственных действий. Почему же от его слов Сэмми практически парализовало, а от объяснения Паджентри, он пришел скорее в недоумение. Лётчик же смотрел на Сэмми и думал о своём. Пегас был рад, что друг не понимает, но эта радость была перемешана со старой и хорошо знакомой печалью.
— И как много придется заплатить? — Сэмми сам удивился своему вопросу и нарастающему раздражению, — Много бог просил камней, чтобы дождь у вас тут шёл не переставая.
— Эх, — проповедник покачал головой, — наш дорогой Вилтвист, он любит рассказать путникам всякие небылицы. Любит путников, любит дождь, любит чтобы его слушали — поэтому обычно спокойная и уважаемая сестра Свит Черри и назвала его эгоистом. Разве не эгоистично заставлять всех страдать ради собственной прихоти? Мы все пытаемся втолковать ему это, но Вилтвист, похоже, достиг слишком почтенного возраста и никого слушать не хочет. Дайте угадать, он сказал, что дожди тут не кончаются совсем никогда?
— Да, — Сэмми отчего-то сильно расстроило, что Паджентри говорил об этом с лёгкой улыбкой, будто разгадал, что туз, который ослик считал козырным, лёгким фокусом прямо сейчас превратился в простую шестерку.
— А ещё наверняка говорил про алтарь?
— Да…
— Эта выдумка про камни и алтарь... Богу не нужны никакие камни и жертвы, а дождь идет вовсе не постоянно, лишь гораздо больше чем требуется… И всегда, когда к нам заходят гости вроде вас. Собственно, мы и собираемся в храме в такие дни, потому что просить о решении проблемы стоит именно в её разгар. А Вилтвист… Впрочем, я про него уже всё сказал. Надеюсь только, что вы не осуждаете Свит Черри за излишнюю грубость к пожилому пони.
Сэмми отрицательно покачал головой.
— И славно. Славно. Вы ведь наверное и не слышали про наш городок?
— Не слышали, — с каждым новым словом проповедника, Сэмми становилось не только грустно, но ещё и стыдно.
— И не удивительно, — Паджентри умудрялся даже говоря так много и казалось бы уверенно, сохранять робкий и уязвимый вид, — мы специально просим гостей вроде вас не рассказывать о нашем городе и не задерживаться в нём слишком подолгу. И когда я говорю подолгу, я имею в виду больше одного дня. Поймите, мы не можем принимать путников, не можем позволить дождю идти совсем без остановки — нас ведь тогда всех тут попросту смоет. Вот и приходится между гостеприимством и затворничеством выбирать второе, хоть многим — да, многим, а не одному только Вилтвисту — этого и не хочется. Но земле нужно хоть иногда давать подсыхать. И я сейчас прекрасно вижу ваши сомнения, раздумья о том, зачем пытаться говорить с каким-то там не совсем понятным, как вы считаете, богом. Вот только для тех, кто здесь жил выбора не было: в этих краях не пони управляют магией, здесь раньше всё происходило само по себе. Тучи не хотели летать над нашими землями, а пегасы просто не могли заставить их двигаться куда нужно. Строить каналы тоже бессмысленно — без магии вода не потечёт в горку, даже небольшую, а магия по управлению природой, как я уже сказал, бесполезна.
Сэмми стало совсем стыдно. А ещё он чувствовал себя крайне глупо из-за того, что вдруг возомнил себя умнее всех вокруг.
“Прорыть канал, ещё бы на ослах предложил им воду доставлять”.
— Вы, кстати, когда собираетесь продолжить свой путь? — вопрос проповедника отогнал самоуничижительные мысли Сэмми. — Уверен, наш гиппогриф запросил кругленькую сумму за ночлег.
— Что правда, то правда, сумма действительно кругленькая, — Лётчик говорил так, чтобы его друг понял что желание остаться ещё на одну ночь имеет вполне реальную цену, — но Сэмми готов ему заплатить, как не странно.
— Неужели вам так у нас понравилось, Сэмми?
— Ну, меня просто поразила история с дождями и тем, что они как-то связаны с путниками, и вот мне стало интересно и захотелось найти ответы на возникшие вопросы. Не думал, что ответы окажутся столько близки, если честно.
— И вы нашли ответы на все вопросы?
— На самом деле почти на все. Только ещё одна вещь — Сэмми мысленно уже шел по дороге, что уносила его из этого грязного и мокрого города, чтобы привести в итоге к Кантерлоту, забыв и про дом посреди заброшенной улицы, и про понечку, не вымокшую под ночным дождём, и про надежду, которую нельзя уносить, — скажите, а в городе и вправду не осталось жеребят?
— К сожалению, погода не способствует счастливому детству, так что жеребята растут там, где им лучше. Это одно из многих неудобств, одно из самых заметных.
— А кто тогда живет в таверне? — Сэмми смотрел на проповедника.
Лётчик еле заметно закатил глаза, обозначая усталость от понечки из таверны.
— Гиппогриф, — кажется, вопрос обескуражил Паджентри, — вы разве никогда не видели таких как он? Да и мы вроде даже говорили…
— Да нет, — перебил проповедника Сэмми, — не гиппогриф.
— А больше в таверне никто не живёт…
— Совсем?
— Совсем. На самом деле все жители города, кроме Вилтвиста и собственно хозяина таверны сейчас перед вами. Даже брат Найт Расл почтил нас своим присутствием, — проповедник кивнул темно-синему пегасу, — хотя он, к нашему общему сожалению, тоже не самый частый гость храма.
— Эх, тогда нам придется задержаться ещё на день или на два, — дорога на Кантерлот в мыслях ослика растаяла, сменившись ночной встречей под навесом.
Лётчик хмыкнул, но чуть заметно улыбнулся.
— В финансах вы, видимо, не стеснены.
— На самом деле стеснены, — признался Сэмми.
— Ой, а может тогда вам остановиться у меня? — светло-серая пони-единорог с голубой гривой, сидевшая на заднем ряде скамеек, подняла вверх переднюю ногу, обозначая своё предложение. — А что? У меня целая пустая библиотека в распоряжении. Она небольшая, конечно, но двум путникам переночевать хватит.
Все кроме Сэмми, Лётчика и, пожалуй, Найт Расла, который не счёл нужным проявлять какие-то эмоции, смотрели на предложившую это пони с неодобрением, друзья же были просто удивлены.
— Это очень неожиданное и милое предложение… — начал было Лётчик, но его перебил один из горожан, желавший переубедить единорожку.
— Вики, но вы же знаете, почему мы просим путников не задерживаться.
— Но они не хотят уходить прямо сейчас, не можем же мы их просто выгнать или ограбить?
— Но грабить их никто не собирается, — сказал уже другой пони.
— Ага, а как называется то, что делает хозяин таверны? — ответом была тишина. — Тем более, возможно, в библиотеке они узнают, что хотят и уйдут. Такое ведь может произойти?
— Вполне, — ответил Сэмми.
— Постройте, сестра Маппет, вы готовы пустить в свой дом незнакомцев? — обратился к Вики проповедник. Похоже, он ко всем прихожанам обращался, как к братьям и сёстрам.
— А что в этом такого? Они прочтут пару книг и уйдут завтра. Плюс я лучше всех знаю историю нашего города и смогу ответить на возникшие вопросы.
Друзья согласно кивали.
— Это слишком опасно, — Паджентри выглядел крайне взволнованным, видимо, его действительно волновала безопасность пони в этом городке, — я соглашусь на такое, только если вы позволите двум братьям быть неподалёку.
— Хорошо, — решилась Вики, помешкав какое-то время.
Проповедник кивнул и к друзьям подошли два единорога в сине-золотых балахонах. Они должны были помочь гостям города с вещами, а также присматривать за тем, чтобы они ничем не обидели пони-библиотекаря, проявившую довольно неожиданную доброту.