Нашествие.
Нашествие. Глава II: Самый длинный день. Часть вторая: Решимость.
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО. ПО ПРОЧТЕНИИ УНИЧТОЖИТЬ.
"От кого: Особая Канцелярия Кантерлотского Замка.
Кому: Министр культуры Эквестрии. (ЛИЧНО)
Дарованной Нам властью, Мы, Принцессы-Аликорны, в порядке прямого указания ОТМЕНЯЕМ все праздничные мероприятия, запланированные ко дню Летнего Солнцестояния. Согласно полученной полученной секретной информации, на следующий день (22-е июня) запланирована МАСШТАБНАЯ ВОЕННАЯ ПРОВОКАЦИЯ со стороны ВООРУЖЁННЫХ СИЛ Королевства Чейнджлингов. Располагая данной информацией и прикладывая всю свою мудрость и целесообразие, Мы не ждём от вас, но напрямую ПРИКАЗЫВАЕМ вам исполнить наше прямое поручение.С полным уважением, принцессы Селестия и Луна."
Документ, доставленный в Министерство Культуры в ночь с 21-го на 22-е июня. Министра не удалось застать на рабочем месте, его поиски заняли время. Когда же чиновник принял меры, обозначенные в бумаге — он не смог, либо не успел связаться со всеми своими подчинёнными в разных концах страны. Из-за этой ошибки, утром 22-го июня в некоторых городах и округах Эквестрии всё же были предприняты попытки справить праздник Летнего Солнцестояния.
В бронетранспортёре было тесно, пахло сигаретами и потом, то и дела в тихих переговорах бойцов мелькала ругань, причём самая непечатная. Они все были на взводе, в полной боевой готовности. Они были готовы сделать то, чему их учили и к чему они яростно и активно готовились все эти годы. Они были с разных ульев, их судьбы имели разные пути, имели свои отличия и сходства. Но сейчас они были едины в общей цели, общем приказе и общей доле. Им предстоял поход, которого не смогли представить ни их деды, ни их прадеды. Перед ними лежал край врага, край неизведанного, край знакомый им какими-то мелкими, скудными чертами, тщательно пропущенными через цензуру. Кто-то из них испытывал ненависть, взрощенную пропагандой, кто-то же — жажду приключения и мечты о славе.
Артис приподнялся над бортом машины и глянул вдаль: уже почти рассвело, перед занятыми ими исходными позициями простиралась нейтральная полоса, за которой начинались вражеские пограничные укрепления. По ним сильно била их артиллерия, расчищая проход для сапёров, танков и пехоты. По донесённой до них информации, ДОТ-ов у пони было много, только вот состояние у них было не ахти: там не достроено, тут не спрятано, где-то и вовсе пустая брешь без каких-либо признаков солдатской жизни. В Олении было труднее: у оленей были спрятанные амбразуры и меткие стрелки, они могли сражаться храбро и упорно — пони же представлялись чейнджлингам эдакими дурачками в форме, едва знавшими каким концом держать ружьё. Артис наслушался много всякого про Эквестрию и пони за эти три года, теперь ему было интересно: как же там на самом деле.
Вот стоявший на холостом ходу двигатель затарахтел громче: их крафтфарцойг сдвинулся с места и начал ползти вперёд, давя кустарник и скача на ямах от выкорчеванных пней. Двинулись не они одни: затарахтело, загремело и залязгало по всему фронту, насколько Артис и его товарищи могли услышать. Танки, бронемашины, бронетранспортёры: сотни тонн стали двинулись вперёд будто по единой команде. 3-я панцергренадёрская уже давно не была прежней, теперь на один танковый полк приходился пехотный батальон, а не наоборот, как раньше. Танки тоже изменились — теперь это были восемнадцатитонные махины, вооружённые пушками и пулемётами. Сейчас эти громады выползали из-под деревьев, блестя своей металлически-серой бронёй на свежем июньском солнце. Командиры в новеньких чёрных кителях торчали из башен, с щеголеватым и надменным видом осматриваясь вокруг. Они пока могли позволить себе это: скоро засвистят пули и противотанковые болванки, а эти молодчики снова попрячутся по своим люкам.
— Ну что ребята, готовы? — Почти прокричал Кринг, которого после Весенней кампании повысили до унтер-фельдфебеля.
— Готовы, герр официр! — Громко ответили все остальные. Отделение было на кураже: кровь стучала у всех в висках, каждому в этот момент хотелось одного — поскорее выскочить из транспортёра и дать волю ногам, как они уже делали на многочисленных учениях. Хотелось драться, хотелось побеждать. Мысли о смерти и тяготах были раздавлены, заглушены, отодвинуты назад. Всем казалось: эта война будет стоит любых тягот, любых невзгод, любых усилий и трудностей. Эта война сделает их сильными и счастливыми. Все будут твердить их имена, и не важно — будут ли они живы, или нет.
Вот они прошли через нейтральную полосу, вот уже достигли той почти уже незримой линии, где начиналась территория другой страны. Впереди уже замаячили разбитые вражеские окопы, воронки от взрывов, выкорчеванные с корнем и отброшенные на десятки метров деревья. По броне крафтфарцойга ударила короткая очередь: стоявший за пулемётом боец дал очередь в ответ, тут же пригнувшись от новых пуль. Шедший рядом с их крафтфарцойгом танк остановился и дал выстрел в сторону противника. По всей линии их наступления вскоре затрещала перестрелка: вот и начался первый бой новой войны.
— Наружу! За мной! — Скомандовал Кринг, первым выскакивая из машины. За ним поспешили остальные солдаты, Артис со вторым номером спрыгнули на землю последними. Отделение спряталось за корпусом медленно шедшей машины: Кринг дал очередь из автомата, ему вторили Лабрум, Класпер и остальные. Артис с напарником залегли под небольшой кочкой, на которой удобно было упереть сошки пулемёта. Всё было готово меньше чем за минуту: Кринг дал несколько коротких очередей в сторону окопов, откуда то и дело прилетал свинец. С вражеской стороны не было слышно пушек, зато ружейно-пулемётный треск шёл плотный — будто бы там засело что-то вроде пулемётного взвода или роты тяжёлого вооружения. Так или иначе, у невидимых врагов и без того не было шансов: чейнджлинги обрушили на них пушечный и миномётный огонь, подавили превосходящим числом пулемётов. Вскоре стрельба из разбитых окопов притихла, а танки и пехота продолжили продвижение.
— Это было только предполье. Дальше придётся потяжелей. — Говорил на ходу Кринг, увлекая за собой подчинённых. Всем, да и ему самому в том числе, было наплевать на эти слова. Любое укрепление можно разрушить, любой бетонный колпак можно снести, было бы достаточно тола и гранат. Они знали это, уповая на выходящих вперёд штурмпионеров и шедшие до того во втором эшелоне штурмовые орудия. Порядки полка перестраивались буквально на ходу. Панцергренадёры не заметили, как отошли назад, во вторую линию атаки. Мимо них проезжали приземистые самоходки с куцыми рылами 75-ти миллиметровых пушек, проезжали крафтфарцойги гружёные то угрюмой, то весёлой штурмовой пехотой. При пионерах было всё что нужно: взрывпакеты, огнемёты, подрывные шнуры, много автоматов и пулемётов: все они были обвешаны подсумками и лентами с ног до головы. Чейнджлинги шли быстро, почти бежали, поспевая за своей машиной. Другие взводы и отделения так же покинули транспорты и спешили вперёд.
Какое-то время они шли в полном молчании: слышен был только лязг гусениц и рык движков. В таком грохоте было трудно расслышать друг-друга, поэтому офицерам приходилось орать на пределе голосовых связок, чтобы их могли понять. Все сейчас были на пределе, все сейчас ощущали себя бодрее, сильнее, выносливее, чем когда-либо. Артис не чувствовал на себе веса пулемёта, его товарищ не чувствовал лент и цинок, нагруженных на него. Это было странное, дурацкое чувство, но оно не могло не доставлять удовольствия.
Отделение быстро перемахнуло через те окопы, откуда по ним открыли огонь. Там лежали трупы вражеских солдат: Артис не успел их разглядеть, тела лежали в стрелковых ячейках и небольших траншеях как мешки с землёй, их головы было трудно отличить от туловищ. От позиций предполья к основной вражеской позиции вели тропинки и дорожки, шедшие по дну чего-то вроде покатых искусственных оврагов.
Вот снова засвистели пули, крафтфарцойг затормозил, огрызнувшись очередью из пулемёта, однако основной удар приняли уже штурмовики, быстро выскакивая из своих машин и прижимаясь к земле под плотными очередями из амбразур и гнёзд. Из-за корпуса машины Артис и товарищи видели, как группы сапёров начинают ползти вперёд, пока самоходки и пулемётные роты бьют из всего что есть. Драка уже серьёзнее: танковые пушки бьют часто и кучно, им отвечает враг: то там, то тут слышится лязг и скрежет бьющих по броне снарядов и противотанковых пуль. Самоходки пробить не так то просто: их лобовая броня не по зубам эквестрийским лёгким пушкам.
Тут совсем рядом раздался громкий визг, в следующее мгновение — громкий лязг и надрывный скрежет. Бойцы почти сразу бросились на землю. Когда же поднялись, увидели, что шедшему рядом танку сбило гусеницу. Болванка видимо расшиблась от удара, либо отскочила в какую-то другую сторону. Танк проехал ещё несколько метров, повернувшись к противнику углом своего левого борта. Из лючка на боку башни выскочил заряжающий, осмотрел место попаданий и что-то проорал внутрь танка. Оттуда ему эхом ответил голос командира, и тот залез обратно. Панцер повернул башню на тридцать градусов и дал выстрел. Артис знал этот экипаж. Ребята из 7-го батальона, рота гауптмана Шосса. Их рота была прикомандирована к 7-му батальону, между пехотой и панцерзольдатами быстро установилось что-то вроде товарищества. Сейчас кипел бой и всем было особо не до того. Линия вражеских укреплений всё же оказалась довольно прочной: панцергренадёрам приходилось залегать в поле, полагаясь на броню своей техники, тогда как пионеры пытались прорваться вперёд, следуя мёртвыми зонами, канавами и разрушенными путями сообщения.
Кринг снова крикнул идти за ним. Бронетранспортёр уже окончательно остановился, ведя огневой бой, и не мог более обеспечивать прикрытие. Панцергренадёры выдвигались вперёд, намереваясь оказать поддержку сапёрам. Однако, в иных местах боя было трудно поднять голову от плотности вражеского огня. Бойцы передвигались ползком, делая мелкие перебежки. Появились и первые потери, в том числе и в бронетехнике. Эти пони оказались не такими неумёхами, как думали чейнджлинги. Так или иначе, противник был обречён: штурмпионеры подбирались всё ближе и ближе, всё больше пушек и миномётов вступало в бой. Земля начала дрожать от разрывов фугасных снарядов, огневая мощь чейнджлингских пулемётов всё сильнее мешала вести ответный огонь. Пони готовились встретить здесь батальон, а встретили усиленный танковый полк, подпёртый с тыла двумя эшелонами пехоты и мотопехоты. Так или иначе, судья по всему враг намеревался драться в силу своих возможностей. Похвальное, но бессмысленное решение, они вряд-ли смогут задерживать танки дольше, чем рассчитывали атакующие.
Артис стрелял из своего пулемёта, давая короткие очередь, а потом делая короткую перебежку, чтобы поспеть за своими. Пули свистали рядом с ним и его сослуживцами, но пока что миловали их. Вот над головой опять свистнула очередь, прострочила раскатистая очередь: Артис узнал этот звук, он сам когда-то служил при таком оружии. Старые, тяжёлые, но способные косить пехоту как траву. Пулемёты с водяным кожухом — опасная вещь, но неповоротливая. Чейнджлинг брякнулся на землю, посмотрел в прицел: в прицел его "машинки" попало скрывавшееся за холмиками гнездо, откуда бил неприятель. У вражеского пулемёта был чёрный кожух и блестевший на солнце раструб. Артис не стал делать пристрелку — сразу дал мощную очередь. Приклад больно вдавило в плечо. Стук пулемёта прекратился, но вражеский огонь в общем не смолкал. Каждая остановка для стрельбы могла стоить Артису жизни — он спиной ощущал, что противник старается выцелить именно его.
"Артис! Шевелись!" — Окуда-то спереди звучит крик Кринга. Сорифец без раздумий вскакивает и что есть силы несётся вперёд. Останавливаться надолго, укрываться, вжиматься в землю — всё это означало смерть. Бегущего бойца не так легко подстрелить, чем лежачего. Пройдено ещё несколько метров: отделение нашло укрытие в удачно подвернувшейся ямке овальной формы. До вражеских окопов оставалось метров сто. Уже звучал грохот рвущегося тола, некоторые ДОТ-ы поддавались и танковым снарядам, зачастую затихая только для того, чтобы ожить снова. Их бетон было трудно пробить, но мощный взрыв мог сильно оглушить всех находившихся внутри, выведя пулемётчиков или артиллеристов из строя. Нарастал лязг гусениц: танки и самоходки снова поползли вперёд, уже не опасаясь оставшихся в малом числе орудий. Бой подходил к кризису, к кульминации: предстояла решительная гранатная атака с целью окончательно выбить противника из траншей. Тем не менее, пони ещё сопротивлялись: пулемётные гнёзда и ДОТ-ы подавлялись, но стрельба из окопов продолжалась. Кучный, мощный, отрезвляющий огонь заставлял храбрость уступать рассудку. Шедшие впереди пионеры потеряли многих в этой атаке: отделение Кринга то и дело проходило мимо распростёртых тел с сапёрными ранцами на спинах. Даже посмертно они указывали опасные места, помогая обходить их. Их жертва была необходимой, оправданной. Трудно было сказать, презирали ли чейнджлингские передовые сапёры смерть, но они всё равно вынуждены были смотреть ей в глаза. Такова была их обязанность, таков был их долг.
В траншеи и амбразуры меж тем полетели первые связки гранат. Часть сапёров была вооружена специальными ружьями, позволявшими далеко выстреливать смертельный груз. Зачистка первых линий — потом быстрое их занятие. Небольшие взводные группы проникали во вражеские порядки, открывали огонь с флангов и тыла, закидывали гранатами. Увидев, что сапёры уже достигли цели, панцергренадёры так же предприняли рывок вперёд. Артис видел, как работали огнемётчики: они действовали поодиночке, либо в расчётах подвое, когда один нёс брансбойт, а другой — бак с огнесмесью. Пионеры заливали замеченные амбразуры, били тугими длинными струями вдоль траншей. Они в основном не жгли — но выкуривали. Высокая температура и отсутствие воздуха вынуждали пони выбираться из блиндажей и убежищ наружу, где их либо убивали, либо брали в плен. Пулемётчик видел небольшую группу таких пленных — часть из них громко и надрывно кашляла, другая часть старалась держаться максимально спокойно и не вызывающе. Почти у всех были чёрные от копоти морды, сквозь черноту иногда просвечивали ярких цветов гривы и шерсть. "Они почти не отличаются от нас." — пронеслось в голове у Артиса — "Такие же зачуханные парни, разве что повыше немного." — Подумал гренадёр, но тут же забыл об этой мысли. Бой продолжался: противник начал откатываться назад, но не думал прекращать сопротивления. Перестрелка шла из окопов и воронок, расстояния сильно сократились, что позволяло чейнджлингам активно пользоваться гранатами. Пони тоже бросали их, что представляло собой серьёзную опасность. Эквестрийская граната имела короткий фитиль и взрывалась быстро, чейнджлингские "колотушки" в свою очередь часто откидывали назад. Длинные ручки были абсолютно бесполезны для перевёртышей, но играли с ними злую шутку.
Взвод лейтенанта Ляпписа наконец был в сборе. Панцергренадёры действовали во второй линии атаки, но это не означало, что им совсем не доставалось работы: тут и там встречались очаги сопротивления, мелкие недобитые группы врагов, которые продолжали отчаянно отстреливаться, создавая угрозу флангам и тылу. Нужно было уничтожить эти очаги до того, как здесь появятся танки. Танк слеп и неповоротлив среди траншей, его легко поразить взрывчаткой. Бойцы слышали и знали о боях за Эстског и о том, как их товарищи из 11-й пехотной уничтожали вражескую бронетехнику даже не имея большого числа противотанковых пушек. Пони был недоступен этот опыт, но это ещё ничего не значило.
Бойцы бежали по захваченной траншее: на её стенках догорала огнесмесь, на дне лежало несколько обгоревших трупов. Вот из-за поворота выглянул кто-то в зелёной фуражке: Кринг тут же скосил его очередью из автомата. "Гранату туда!" — Крикнул он, не прекращая движения. Лабрум вытащил из-за ремня гранату, выдернул чеку, прождал пару секунд, а потом бросил. В том ответвлении послышались крики, а потом хлопнул взрыв. Отделение прошло мимо не оглядываясь: впереди них гремели пулемёты, били ружья. Эти звуки уже было легче отличить друг от друга. Там ещё сопротивлялись какие-то силы противника. Туда периодически попадали миномётные снаряды, но защитники всё равно продолжали сражаться. Эта позиция могла стать атакующим как кость в горле, нужно было её подавить, перед тем как она начала доставлять проблемы.
— Первое и второе отделение — сверните направо и идите в обход. Третье и четвёртое — за мной! — Командовал Ляппис. На его шее висел бинокль и автоматный ремень. Цугфюрер смотрел то в линзы, то в мушку: в этом бою он дрался как и все, вёл свой отряд и руководил им в меру своих полномочий. У их роты был открытый приказ: наступать в конкретной полосе, уничтожать любое сопротивление. В рамках этих формулировок у гренадёр была практически полная свобода действия.
Артис был в большом напряжении: вполне возможно, им предстоял ближний бой. Гранат ещё было достаточно, но окружённый и загнанный противник скорее всего серьёзно ожесточился. Их группа шла на звуки стрельбы, встречая лишь единичных солдат противника. Траншеи эквестрийцев петляли зиг-загом, за каждым поворотом мог встретиться враг, либо ещё какая-либо неприятность. Они изучали этот укрепрайон по картам, составленным благодаря аэрофотосъёмке. Бойцы были осведомлены, что основные скопления противника находятся именно на таких вот небольших пунктах, концентрируясь вокруг бетонных укреплений. Остальная же часть траншей нужна была скорее для перемещения по ним, нежели для обороны. Эти траншеи простреливались из тех укреплённых пунктов, поэтому продвигавшимся по ним гренадёрам пришлось остановиться.
По ним ударил пулемёт: выскочивший было из-за поворота солдат тут же был втащен обратно, чудом не пострадав. Пули засвистели над головой, вскоре в небольшом отдалении тоже послышалась стрельба — видимо посланные в обход первое и второе отделения тоже наткнулись на противника. Тут же бросили несколько гранат: раздались хлопки, но пулемёт и поддерживавшие его стрелки не замолчали от этого. "Слишком далеко!" — Констатировал высунувшийся из траншеи боец. Гранаты не долетали до них. Нужно было действовать иными средствами. Во взводе так же водились винтовочные гранатомёты, но все они были переданы в усиление группе обхода. Что с ней сейчас происходило — трудно было понять, поэтому нужно было выбираться самостоятельно. Кринг отдал приказ: двое пулемётчиков отбежали немного назад, заняли позиции и открыли огонь по вражескому гнезду. Артис напряжённо оскалился: плечо болело всё сильнее, дух атаки медленно, но верно улетучивался. Боец начинал уставать. Его очереди и очереди его товарища заставили противника спрятаться, их отделения снова двинулись вперёд по траншее сообщения, вскоре начав бросать в противника гранаты. Засевшие в узле пони не оставались в долгу, но точность их бросков оказалась невысокой. Нескольких гренадёр посекло осколками, но остальным удалось ворваться на вражеские позиции. Другая группа так же сумела проникнуть туда, но как потом оказалось — с большим трудом. Гарнизон пункта оказался небольшим и капитулировал как только чейнджлинги подошли вплотную. Там оказалось десятка два более-менее боеспособных бойцов и ещё несколько десятков раненых. Они лежали вдоль стенок траншей. Кто-то стонал, кто-то молча смотрел вверх или прямо перед собой. У части были замотаны головы, другую часть не успели, либо уже не могли перевязывать — эти несчастные уже просто лежали на расстеленных плащ-палатках, смотря на всё вокруг с какой-то смесью мольбы, тоски и боли. Окруженцами командовал боец с стреловидными нашивками на запачканном рукаве. Он оказался "капралом" — чем-то вроде их ефрейтора или фельдфебеля. Он заявил, что под его ответственностью находится более сотни контуженных и раненых бойцов, в том числе и командир подразделения, который вот-вот готов был испустить дух. Гренадёры думали совсем недолго: Ляппис отрядил для конвоя "ходячих" пленных нескольких своих бойцов, остальных же оставил лежать там, где они лежали, аргументируя тем, что "Тыловые разберутся." Зрелище захваченной позиции трудно было назвать лёгким. Артис смотрел на всё это с притуплённым чувством, но чётко понимал, что ещё не раз и не два вспомнит это место. Они не были трусами и дураками, они исполняли свой приказ до последней возможности. Их трудно было назвать умелыми солдатами, но они хотя-бы попытались исполнять свой долг.
Атака на первую линию закончилась закономерным исходом: пони были выбиты, их окопы заняты и обращены на восток. На перегруппировку отводилось меньше часа: потрёпанные пионерские части отходили в тыл, уступая место резервам. Танки и броневики заезжали на изрытую и перепаханную землю, готовясь выдвинуться по первому сигналу. Предстоял ещё один бой: такой же, если не более упорный. В небе над ними часто мелькали чёрные крылья пикировщиков — эскадры бомберов летели на новые цели для ударов, либо искали их самостоятельно, охотясь на колонны и штабы во вражеском тылу.
Передышка была не слишком короткой и не слишком длинной, за её время не было сказано ни единого лишнего слова. Бойцы ждали приказа в напряжённом ожидании, готовясь снова рвануться вперёд. Они устали от первого боя: бой был яростным и упорным, но военная наука требовала развивать успех. За эти сутки они должны были вклиниться во вражеские порядки на десятки километров, им, может быть предстояло выдержать ещё не один такой бой, так что места усталости не было. Не было места и распылению внимания на всякие глупые мелочи. Они должны были следовать приказу — сейчас это имело большее значение, чем когда-либо ещё. Впереди, на второй линии неприятеля начали рваться гаубичные снаряды. Рвались они недолго — около двадцати, двадцати пяти минут. Спустя это чётко отсчитанное время танковая лавина снова двинулась вперёд.
Следующий участок вражеской обороны был укреплён лучше, но защитников уже было меньше: туда отошли остатки частей, дравшихся за первую линию, а серьёзную часть резервов, обязанных занять оборону здесь, остановили обстрелы и артналёты в глубине вражеских позиций. Была так же и ещё одна сила, сбивавшая пони с толку, но об этой силе не знали ни пони, ни чейнджлингские солдаты, снова шедшие на штурм.
Второй бой был похож на первый: перевёртыши применили к противнику ту же тактику, что и в первый раз, опрокинув основные силы и подавив очаги сопротивления. Когда стрельба на участке наступления полка стихла, оберст рапортовал в штаб из своего командного танка, что проход на их участке проложен. Третья линия была взята уже по инерции. Там стояли разбитые и подавленные артиллерийские позиции, так и не сумевшие открыть огонь по атакующим. Полк продолжил наступать, двигаясь в боевом порядке. Вокруг раскинулась сельская местность — широкие поля с невысокими холмами, аккуратные и явно небедные домики фермеров, изредка — небольшие городки, выросшие из общинных деревень. Земля вокруг Акронейджа была не такой благодатной, как в центре Эквестрии, но и здесь трудолюбивый и многочисленный народ сумел создать процветающее хозяйство. Артис смотрел вокруг из-за борта бронетранспортёра, его взгляд наполнялся удивлением и даже восторгом.
"Красиво тут у них..." — эта мысль промелькнула у него в голове. Он не стал соглашаться с ней, не стал доказывать обратное. Он был занят другим, красота и прочие черты мирной жизни, казалось, больше его не трогали. Он был заряжен совершенно другим духом, этот дух заставлял его идти вперёд не оглядываясь.
Их ханомаг ехал метрах в пятидесяти от грунтовой просёлочной дороги. Дождей не было давно и ничего не предвещало о них, поэтому танки и машины не испытывали никаких трудностей с дорожным полотном. Вот впереди показались обгорелые остовы: там были вражеские танки, но в большей частью — грузовики. У обочины россыпями валялись трупы, трупы лежали в кузовах, торчали из танковых башен — трупы были повсюду. Всё внимание бойцов сосредоточилось на этом странном зрелище. Артис видел, как из одного транспорта выскочили гренадёры и направились к разгромленной колонне, с целью осмотреть её. Остовы были ещё свежими, от них поднимались столбы чёрного дыма. Таких столбов было много в чистом утреннем небе, поэтому чейнджлинги не сразу поняли, чему принадлежит этот конкретный.
— Видимо их застиг авианалёт. — Предположил Кринг глядя на картину разгрома и уничтожения, которому подвергся их противник. Земля была взрыта и испахана крупными и мелкими воронками. Нестерпимо воняло гарью, кто-то из товарищей Артиса закашлялся от пахнувшего в их сторону дыма. Самого пулемётчика мутило от вида истерзанных и распростёртых тел, хотя на своём коротком веку их он повидал немало.
— Обычное дело. Хорошо наши поработали. — Ответил ему один из бойцов отделения. Голос его стремился казаться невозмутимым, но даже он чувствовал себя как-то подавленно от всего увиденного. Колонна оказалась не очень крупной, навскидку можно было предположить, что противнику шла помощь численностью до одного-двух батальонов.
Вперёд выехала колонна мотоциклистов с целью разведать округу. Время уже текло быстрее: отдалённые отзвуки сражения были слышны на полковых флангах, и то это было больше похоже на локальные перестрелки. Перед основными же силами противника не было. Мотоциклисты вернулись и доложили, что в ближайших хозяйствах и поселениях противник так же отсутствует. Приняв это в расчёт, полк начал перестраиваться в походное построение, разделяясь на несколько колонн. К вечеру танкам удалось достигнуть обозначенных в плане пунктов — нескольких небольших городков к северо-востоку от Акронейджа. Вскоре с ними соединились части из других полков дивизии. Ночью не планировалось делать никаких остановок, но двигаться только вперёд. Предстоял изнурительный, но быстрый марш. Панцергренадёры 3-ей танковой дивизии находились в отличном моральном расположении и были готовы к подвигам во имя Королевы.