По дороге дружбы
Глава 3. Вечер — ночь Грант Галлопинг Гала
Музыка для погружения:
1. Д.Шафран, Ф.Готлиб
Шопен — Интродукция и блестящий полонез
2. Roque Banos — Motorcycle Chase
3. Hildur Guðnadóttir — Call Me Joker
4. Hans Zimmer — Mermaids
5. Tryfon Koutsourelis — Night Falling
6. West Dylan Thordson — Backfire
7. Kevin Penkin — Remembering Home
8. Hildur Guðnadóttir — Bathroom DanceПримечание:
¹— AF — мысли автора. Иногда я буду прибегать к этому, чтобы разнообразить описание.
²— Шляхта — дворянство, аристократия.
Фиолетовый аликорн произнесла заготовленную, за месяц до праздника, речь, в которой, чтобы понять суть, нужно обрезать половину. Кратко говоря, принцесса Спаркл поздравила с юбилейным Гала. Это Гала было пятидесятое по счету со дня ее коронации. Именно пятьдесят лет назад, как жест дружбы между всеми расами, принцесса объявила Грант Галлопинг Гала праздником для всех. Она поблагодарила своих старых подруг — Лиру и Октавию — за то, что согласились принять участие в этом событии. Аим слушала ее вполуха, обращая внимание на присутствующих гостей, среди которых она заметила не только пони и нескольких зебр с яком, но еще и нескольких драконов, помимо королевского советника, киринов, оленей, гиппогрифов, разноцветных чейнджлингов, короче всех-всех-всех. И от каждой расы присутствовал их предводитель: король или королева, цезари и вожаки. И среди их всех больше всего бросался на глаза Лорд Хаоса — единственный в своем роде, на сколько известно всем пони. Даже зная, что у него появилось куча друзей благодаря принцессе Спаркл и ее подругам, он был единственным, одиноким, словно сосна в березовой роще. Также себя чувствовала и Аим. Куча ненавистных родственников, одноразовых знакомых, но она оставалась все такой же одиночкой. Дирижер привлек на себя внимание музыкантов и дал отсчет.
— …Желаю вам чудесно провести время. — закончила принцесса свой монолог и, спустившись со сцены, вошла в зал, что послужило сигналом к началу концерта.
AF
Все гости распределились по залу: некоторые остались наблюдать за игрой музыкантов, среди которых, как некоторые выражаются, было два сухофрукта — Лира и Октавия. Те, кто наблюдал за ними, соответственно, были Бон Бон и Винил Скрэтч (аки DJ Pon-3) со своей дочерью. Родители двух сестер-близняшек Шарп и Квинты не были заинтересованы в том, как играют их девочки, а были заняты общением и обменом сплетен со сливками общества. Граф Голденмэйн же старался не выглядеть так, будто он контролирует выступление своих детей, горделиво вышагивая недалеко от сцены. К слову, младших Голденмэйнов оставили на спине служанки-няни Аутбрэйк, в то время как дворецкий «отважился» взять ее обязанности на себя. Все же, светское мероприятие не для таких маленьких жеребят. Икварха Шоджа затирал своему недалекому товарищу Бицепс Хуфсу за Эквестрийские витражи, их историю и историю именно тех, что были в этом зале. Интересно, как зебр-натуралист, пришедший из далекого и заснеженного юга, вообще пришел к тому, что хочет углубиться в историю и технику эквестрийского искусства. Однако его товарищ, сколько бы ни пытался понять своего полосатого друга, а все никак не мог понять, чем Кантерлотский витраж отличается от витражей Кристальной Империи. Большинство старалось просто весело проводить время в обществе снобов и знати.
Принцесса Твайлайт Спаркл со своим главным советником — драконом Спайком — мило беседовали со своими лучшими друзьями: Дискордом и Флаттершай, Пинки Пай, Рарити, Рейнбоу Дэш и Эпплджек. Они в последнее время стали все реже и реже видеться, поэтому не посетить Гала — это как пропустить назначенную встречу с психологом. Их время от времени прерывали, будь то простое приветствие или насущный вопрос о приросте населения в Кантерлоте. Однако один пони, что буквально влетел в зал, распихивая кобыл и жеребцов, имел очень важное донесение об обстановке в Вечносвободном лесу. Дровосек бледно-красной масти и темно-синей бородкой, что был выше всех жеребцов на голову (и выше самого Биг Макинтоша), привлек внимание аликорна и ее друзей. За этим непробиваемым жеребцом неслась охрана Принцессы Спаркл в фиолетовой броне с золотыми окантовками, однако принцесса дала понять, что это не нужно и те ушли восвояси, посеяв в некоторых пони и непони тревогу. Некоторые из музыкантов сбились с ритма, отвлекаясь на неразбериху и шум в зале, однако дирижер вернул их в строй, время от времени поглядывая за обстановкой. Ему нужно было точно уловить, когда им нужно будет прерваться, если вдруг произошло что-то нехорошее.
— Ваше Величество, — жеребец пал ниц, прижав переднее копыто, приклонив голову, и пытался отдышаться, — я… фух…
— Встань, Руби Хатчет. — приказала принцесса спокойным тоном. — Отдышись и спокойно объясни, в чем дело. — нагнувшись на уровень его уха, кобыла добавила. — А то ты такую суматоху поднял.
— Беспокойные вести с границы Вечносвободного. — начал жеребец, переведя дух, а Пинки Пай тем временем взялась отвлекать публику вместе с Рарити.
— Что такое?
— Древоволки? Мантикоры? Гидры? Чейнджлинги Кризалис, что пришли освобождать свою королеву? — начала предполагать Флаттершай едва слышным голоском из-за пати-пушки элемента веселья.
— Гигантский сырный сэндвич подрался с морковным бутером? — вставил свои пять копеек Лорд Хаоса, щелкнув когтями и призвав маленьких съедобных монстров, которых описал, и съел одного из них.
— Дискорд. — упречно прервала его Эпплджек, подпихивая драконикуса копытом в бок. — Может все же дадим ему высказаться?
— Благодарю. — сказал жеребец и обернулся, проверяя, чтобы его никто случайно не услышал. — В Вечносвободном лесу появился какой-то монстр. Часто слышны крики зверей, а еще сегодня я встретил раненую мантикору, которую явно покоцал кто-то из других существ. Даже предположить не могу, что это. Я таких следов не видел раньше.
— Какой ужас! — вздохнула Флаттершай. — Нам нужно помочь бедной мантикоре!
— И, возможно, найти следы монстра! — возникла Рейнбоу Дэш, словно проснулась от этой, отрезвляющей скукоту, новости. Она была только рада встретиться с неизвестной опасностью, лишь бы не присутствовать на этой скукотище. — Новое приключение — это так круто! Так погнали! — сорвалась было Рейнбоу, однако ее придержала магией принцесса.
— Дискорд и Флаттершай, вы отправитесь с Руби в Вечносвободный помочь мантикоре, и все проверите. — начала распределять принцесса Спаркл. — Рейнбоу, — она посмотрела на голубую пегаску, что буквально умоляла отпустить ее на это приключение, — можешь пойти с ними. Если что-то пойдет не так, то ты быстро сможешь доложить об этом. А мы останемся здесь. Негоже покидать мероприятие, которое ты сам и проводишь. И так шума подняли.
— Прошу Вас меня за это простить, Ваше Величество. — жеребец с топором на боку в очередной раз низко поклонился в извинении.
— Отправляйтесь и разберитесь с этим.
— Зачем же далеко ходить? — спросил Дискорд, разорвав полотно реальности и открыв портал на границу с лесом.
— Гений! — выпалила голубая пегаска и пулей влетела в портал.
— Будьте осторожны. И, Дискорд, — Лорд Хаоса остановился на той стороне, когда застегивал молнию портала, — береги их.
— Всенепременно, Ваше Величество. — ответил он толи с издевкой, толи всерьез и закрыл портал.
Принцесса Твайлайт Спаркл смотрела на пони, что заинтересовались сложившейся ситуацией, которую неумело пытались скрыть. Но когда она сказала, что все в порядке, а ее подруги вновь начали отвлекать гостей, все сразу нормализовалось и аликорн продолжила светские разговоры. Музыканты исправно делали свое дело и сменили свою композицию на запланированную пони-польку, от чего большинство простых пони и некоторые непони пустились в активный галоп, который, естественно, возглавила Пинки.
Трое пони и драконикус оказались около темного леса, от которого тянулся зловещий туман. На улице стояла ночь, для конца июня было слегка прохладнее, чем обычно. Новолуние почти не освещало тропу, а лес словно поглощал эти единственные лучики света. Жеребец, темный хвост которого был заплетен в тугую косу, шел к какому-то деревянному домику. У самого леса стояла сторожка, рядом с ней стояли подставки для факелов, и жеребец в темно-зеленой кольчуге и красном капюшоне направился прямо за ними. Из сторожки вышла черная грифина с грязно-белой грудкой, головой и перьями на голове, которая заметила присутствие гостей. Она вышла и встала на задние лапы, взяв в переднюю лапу факел, осветила прибывших.
— Все в порядке, Ноктурнал? — отозвался Руби и грифина сразу подожгла остальные факелы. — Я с подмогой от принцессы.
— Вы как раз вовремя. — сказала она, оглядываясь на лес и раздавая факела пони с Дискордом. — Я слышала, что кто-то рядом бродит. Думала взять арбалет и пойти самой, но вы подоспели. — грифина взяла в другую когтистую лапу чудо инженеров Гриффонстоуна — «автоматический лук».
— Где раненая мантикора? — сразу же поинтересовалась желтая пегаска, факел которой был во второй лапе Дискорда.
— Глубже в лес, пегаска. Я проведу вас. — ответила грифина, указывая когтем направление. — Руби, нужно, чтобы ты остался. Кто-то должен следить за периметром, если вдруг древоволки снова попрут из леса. Ты единственный, кто разрубит этих щенков в щепки.
— Ты мне льстишь, Ночка. — оранжевая гримм-маска на глазах и лбу жеребца плеснули под языками пламени факела. — Хорошо. Только не сгоните всех тварей сюда. Я единственный, кто стоит между лесом и Понивиллем.
— И так, туристы, не разбредаемся, идем за мной след в след. — грифина посмотрела на голубую пегаску, которая предпочитала передвигаться полетом, а не пешком. — Ты можешь лететь вперед. Разведаешь обстановку, мантикору отыщешь. Только в оба гляди. Всем молчать, лишних звуков не издавать. — Дискорд хотел было что-то вякнуть, однако решительный и раздраженный взгляд крупной грифины усмирил его язвительность.
Компания двинулась в сторону леса, освещая себе путь факелами. Рейнбоу летела почти над кронами деревьев, ее огонек стремительно отделился от компании. Грифина шла впереди на задних лапах и была в длину почти с Дискорда. Ноктурнал осторожно ступала вперед, перешагивая поваленные деревья, и осматривалась по сторонам. Флаттершай шла вплотную к драконикусу, шарахаясь от каждой тени, а тот, в свою очередь, вообще не боялся никого. Вдруг на деревьях стали видны следы когтей, а на земле глубокие всполохи шириной с копыто заставили желтую пегаску запнуться, но та выстояла. Вшайрай, где-то неподалеку раздался рев раненого животного, от чего Флаттершай ёкнула, а грифина подняла свое оружие, освещая дорогу.
— Флаттершай, сюда! — раздался голос подруги где-то в том же направлении. — Он…? Она…? Короче, мантикора здесь!
Компания ускорила шаг, однако грифина не стала торопиться, а ее черные, тянущиеся шлейфом, крылья стали напряженными, хвост с белым кончиком начал ритмично покачиваться в такт шагов. Она в этом деле собаку съела, и даже если пегаска сверху проверила периметр, то могла пропустить то, что скрыто в тенях и не учуять с высоты. Черная грифина нюхала воздух, сверяясь с внутренними ощущениями. Если бы начало пахнуть древесной смолой и мхом, то это означало стаю древесных волков, которых обязательно привлечет свет — это лишь вопрос времени. Приглушенное кудахтанье и статуи маленьких животных — кокатрикс, а если путь пройдет через заросший водоем с камнями, то там может обитать крагедайл. Но не приведи когти встретить циклопа — этого боится каждый грифон, ведь неизвестно, удастся ли с ним справиться.
— Здесь жутко… — пропищала пегаска, — эти следы оставила мантикора или…?
— Всполохи — да, а вот поваленные деревья и следы когтей — это монстр. — ответила грифина, остановившись и прислушиваясь. Спереди них открылась заросшая лужа с булыжником с краю. — Будьте осторожны. — прошипела Ноктурнал, не сводя глаз с водоема. — Возможно, здесь крагедайл.
Компания осторожно обошла водоем и вскоре, между ветвями, стал виден огонек пегаски. Рейнбоу парила над раненым зверем, испытывая судьбу. Мантикора вновь издала приглушенный рев и старалась отползти от света. Флаттершай, наплевав на предостережения грифины, рванула к раненому животному, а Дискорд последовал за ней, оставив охотника позади. Желтая пегаска попросила мантикору успокоиться, чтобы та могла осмотреть раны. Самка хищника показала порванное крыло, лапу и поврежденный глаз, рассказывая что-то Флаттершай. Кобылка, в свою очередь, ужаснулась и попросила Дискорда принести из ее дома ее аптечку, рассчитанную под таких крупных животных, после чего принялась за дело, а ее друг помогал время от времени. Рейнбоу Дэш решила проверить обстановку дальше в лесу, представляя себя на месте ее любимой искательницы приключений — Деринг Ду. Грифина Ноктурнал повесила свой арбалет на талию и, освещая себе дорогу, решила проверить то, что увидела между теней. Она принюхалась, ощущая слабые нотки древесной смолы, что означало приближающихся древесных волков. Тень шевельнулась, наступив на ветку от поваленного дерева. Раздался оглушительный треск для любого охотника и Ноктурнал направила заряженный арбалет в сторону тени, что пыталась спрятаться. Где-то неподалеку стал слышен трещащий лай древоволков и грифина решила поторопить компанию.
AF
Гостей, время от времени, становилось все меньше и меньше, и, вскоре, принцесса объявила об окончании бала, обдумывая у себя в голове то, почему ее друзья так задерживаются. Они ровным потоком начали покидать зал. Некоторые пони и непони образовались в группы, и им было недостаточно того «банкета для высшего общества». Единорожка в цилиндре предложила им пойти в бар, на что те согласились. Музыканты сложили свои инструменты в чехлы и футляры, и также начали расходиться. Аим Голденмэйн закрыла крышку фортепиано, собрала и убрала ноты, и направилась к выходу. Ее брат с родственниками ушли, словно забыв про нее, а это означало, что она на какое-то время предоставлена самой себе, но, когда вернется, то получит нагоняй за то, что пришла поздно (поздно — это было тоже самое, что и на пять минут позже, чем они). «Я не хочу возвращаться домой, но если я не приду, то поднимется такая буча, что меня из-под земли достанут. А если я приду, но поздно, то он меня накажет и… возможно даже, что то, что было утром, выльется в…» — думала кобылка, смотря вслед родственникам, но ее внутренний голос оборвал кобылку. — «Так. Стоп. А ну прекрати думать об этом. Пока родственники гостят, он не посмеет сделать это с тобой!» Этот внутренний голос показался кобылке более четким, словно кто-то рядом сказал это. Может, это магия замка? Аим вышла из замка и направилась в сады, что славились своими размерами и красотой. А еще там был магический лабиринт, в котором можно потеряться или попасть в совершенно другую часть сада. Газон в саду был идеально ровным, тропинка вела куда-то вглубь, показывая свои фонтаны и статуи, одна из которых намного отличалась от остальных. Эта статуя изображала маленькую и испуганную пегаску, страшную Кризалис и еще какого-то худощавого рогатого монстра, и была создана столько же лет назад, сколько Принцесса Дружбы правит Эквестрией. От этой статуи веяло злом, и кобылка решила обойти ее стороной. Повернув направо, Аим увидела зеленые изгороди, формирующие лабиринт, а рядом с ним единорожку в цилиндре, что собиралась зайти туда. Но синегривая кобылка не торопилась заходить, словно обдумывая что-то или прислушиваясь. Земная кобылка в белоснежном платье тихонько подошла к единорожке, которая удивленно глянула на жеребенка, но все же подняла взгляд на лабиринт.
— Интересно, куда он на этот раз приведет меня? — спросила она саму себя, словно философ.
— Эм, здравствуйте. — Аим попыталась заглянуть кобыле в глаза, но не могла отвести глаз от многочисленных узоров на шкурке. — А, что ты имеешь в виду?
— А? Че, кого? — кобыла стала осматриваться, пытаясь увидеть говорящего, и, наконец, сфокусировала свой взгляд на белой и расплытой точке. — Здорова. Я думала, жеребят не тащат на такие скучные посиделки. — единорожка прищурилась, рассматривая кобылку. — Ммм, белое свадебное платье, дорогущий жемчуг… Шляхта?
— Нет. Я… — «Сказать или не сказать, что я — графиня? Ай, ну их в сено!» — меня зовут Аим. Я играла в баре на скрипке сегодня. Помните?
— О, приятно познакомится, Аим. Меня ты видела, но также не знаешь имени. Меня зовут Татушка. Хотя, это больше кликуха, чем имя…. Скажи, так что же ты делала на Гала?
— Эм? — кобылка немного нахмурилась, чувствуя ущемленность, которую ей навязал дворецкий на уроках этики.
— Ох, прости. Просто мои очки не сочетаются с моим амплуа и в итоге я вижу лишь размытые пятна. — кобылка засмеялась с шутки над собой, которую не озвучила. — Я не заметила тебя. Так, что ты делала?
— Играла. На фортепиано. — с аристократической гордостью сообщила земнопони.
— Ты? Играла? — с удивлением и разочарованием воскликнула единорожка. — А где тот огонь, страсть? Или высшее общество совсем задушило индивидуальность?
Аим осунулась, чувствуя долю правды в ее словах. Кобылка играла лишь то, что было на нотах, да и отец не терпит, когда она дает чувство эмоциям. Также, какая индивидуальность, когда у нее даже кьютимарки нет?! Аим промолчала, затаив обиду на кобылу, и гордо отвернулась.
— «Высшее общество» душит каждый день. Тошно. — единорожка фыркнула, ее выражение лица стало озлобленным. — Именно из-за этих жирных клячь нам приходится переезжать. — кобыла двинулась в лабиринт, продолжая бранить всех, кто относится к знати, а Аим неосознанно пошла за ней. — Нет, чтобы давать место для простых пони. Нет! Они лучше построят еще какую-нибудь хрень, продукция которой будет по-карману только буржуазным выблядкам! Гррх, если б в Кантерлот не наприезжало столько новых зажиточных рож, то все было бы нормально! Как будто эти тухлые сливки не прочь алкашки хлебнуть, как воды из бочки.
Аим продолжала идти, корчась от брани, обдумывая все то, что она думает о таких, как она. Кобылка даже не заметила, когда начала говорить о всех тех ощущениях при виде пони из бара, запаха внутри и в общем о пони ниже среднего класса, и не поняла, что Татушка весь ее монолог слушала.
— И часто ты таких видишь, что сложила о нас такое впечатление? — спросила единорожка, увидев шокированное лицо кобылки, которое словно спрашивало: «Я что, вслух это сказала?!» — Да, ты все это говорила вслух. — она усмехнулась, при виде шлепающейся на круп в белоснежном платье на каменную тропинку. — Итак, я жду ответа. Мне реально стало это чрезвычайно интересно. — Татушка остановилась перед очередным поворотом лабиринта и обернулась к земной кобылке, поняв вопросительно бровь.
Аим думала, сказать ли правду или отвертеться, как ее учил этому отец с дворецким, однако ей самой от себя стало тошно и ей хотелось снять это красивое, но ненавистное платье и деть его куда-нибудь. Она вспомнила все то, что получила от высшего общества (как приятное, так и ужасное) и поняла, что плохого оказалось больше, чем хорошего. Кобылка подняла глаза на луну в стадии новолуния и звезды, что так отдаленно и тускло пробивались через ночные облачка. Но вновь посмотрела на синие и прищуренные глаза единорожки, почувствовав себя виноватой, и, набрав побольше воздуха, начала изливать все, что думает.
— Я не думаю о всех вас так, как о тех, кто именно был в баре. Я не перехожу на личности. Но мне так тяжело переступить через то, как меня воспитали! Я не знаю, что думать о вас, я не имею своего мнения! Я даже впервые сегодня вышла куда-то дальше обсерватории, дома или кружка хореографии! И вы не виноваты, что взобрались на ту ступень общества, куда взобрались. Если честно, то вас намного больше, чем нас, и эти расфуфыренные пони не имеют права так обращаться со всеми. Они унижают даже тех, кто выше их по статусу или равен им! — кобылка стала глубоко и часто дышать, на ее глазах проступили слезы. За эти годы она впервые высказала почти все, что думает о тех, кто ее окружает. Возможно, выплеску ее эмоций способствовало мнение единорожки о тех зажиточных пони, что вытесняют обычных частников со своих законных мест.
Пурпурная кобыла лишь удивленно присвистнула, глядя на такую искренность, чувствуя, что жеребенок делает подобное не часто. Она отметила у себя в голове, что та все же относится к какому-то сорту сливок, в котором она чувствует себя лишней.
— Н-да… — протянула единорожка, почесывая загривок, — тебе явно нужно чаще говорить и высказывать свое мнение. Да и эмоции тоже. Пока тебя не бомбануло, ты выглядела, словно фарфоровая кукла с покерфейсом. — Аим слушала пони, не понимая большинство тех слов, что она говорит.
Когда Голденмэйн оглянулась, она увидела сплошные кусты и повороты. Внутри кобылки закралась паника. Она стала осматриваться, пытаясь понять то, откуда пришла. Единорожка же не обратила внимания на панику земнопони и продолжила идти, куда звало ее чутье.
— Стой! — крикнула Аим, догоняя странную кобылку. — Ты знаешь, как выйти отсюда?
— Не-а.
— Тогда, куда ты идешь?
— Не знаю. Лабиринт никогда не заканчивается тупиком, Аим. Из него всегда можно найти путь. И даже если неизвестно, куда он тебя выведет, будь уверена, что хуже точно не будет, а, скорее всего, найдешь то, что ищешь.
— Что? — кобылка остановилась, пытаясь переварить этот поток Старсврирловской мудрости. Но когда заметила, что пышный и слегка потрепанный хвост, как и грива, скрылись за очередным поворотом, кобылка помчалась со всех кобыт. «Не хватало еще разделиться.»
— Выход найдешь абсолютно везде, глупенькая. — сказала единорожка, найдя выход из лабиринта, который вывел в неизвестное место.
Аим Голденмэйн ужаснулась, поняв, что лабиринт вывел их в сад ее поместья со стороны ее комнаты. Кобылка хотела было отойти назад, чтобы вернуться, но лабиринт магическим образом исчез и на его месте был обычный бюст, что изображал ее, левее был брат, место матери пустовало, а следом шел отец. Аим в панике качнула платформу, ее бюст начал покачиваться, однако она успела вернуть его в статичное положение.
— Хм, раньше меня не выкидывало в подобные места Кантерлота. — размышляла единорожка, рассматривая бюст много раз прадедушки Голденмэйна по отцовской линии. Когда Татушка грозилась повернуться в сторону Аим, у той сердце в пятки ушло от страха быть рассекреченной, она не знала, что делать. Но тут ее ушки встали стрелой, что означало грандиозную идею, и она пнула платформу так, что бюст упал на землю и разбился на маленькие кусочки с глухим треском. — Что? Где? — единорожка начала осматриваться в поисках источника.
Аим испуганно и виновато смотрела на дело копыт своих, в какой-то мере не осознавая, что именно она это сделала. «По крайней мере, она не узнает, что именно ты и твоя семейка живет здесь.» — успокоил голос в голове Аим.
— Упс… — сказала кобылка, получив одобрительный взгляд от единорожки.
— Слушай, не хочешь сходить в наш бар еще раз? — предложила кобылка, подойдя к Аим. — Я так понимаю, свободу нюхнула ты только там, и я посчитаю себя стервой, если не покажу тебе жизнь нормальных пони. Вот только это платье… эх, жалко будет его выбрасывать, но что ж поделать? Не попрешься же ты в такой красоте?
— Я… я не знаю. Скрипка была не моя, а брата. Да и переодеться мне не во что…
— Так давай пойдем к тебе на хату, ты переоденешься, одолжишь скрипку и почалишь. Ты где живешь?
— «Эх, была не была. Только зря бюст разбила.» — подумала кобылка, после чего незаметно подошла к дому, сторонясь окон. — Я живу здесь.
— Ааа… — понимающе протянула единорожка, после выражение ее лица описывало полное недоумение. — Чего?!
— Да тише ты! — шикнула на нее кобылка, подзывая к себе.
Единорожка присела и, словно кошка, подкралась к кобылке, глядя на нее сверху вниз. За окнами слышались оживленные беседы семейства, бег жеребят и отсчитывание Стринга Графом Голденмэйном за то, что, якобы, «не проследил за непутевой сестрой». Аим слушала это, параллельно обдумывая план по проникновению в свою комнату. Через главный вход она никак не сможет пройти незамеченной. Через окно в кухне также. Остается…
— Слушай, Татушка, — начала кобылка, запрокинув голову в попытке найти окно своей комнаты, которую, по времени, дворецкий должен был открыть на проветривание, — на сколько сильна твоя магия?
— Ну, создавать порталы в другие миры и превращать воду в вино я не могу, но могу поднимать предметы и даже подкидывать их. А что? — единорожка подняла голову наверх, следя за взглядом кобылки, и увидела открытое окно на втором этаже, в то время как третий этаж был плотно закрыт и свет горел не везде. — Подруга, да ты рисковая малая.
Татту использовала свою магию, устойчиво встав на четыре копыта, и обволокла левитационным облаком земную кобылку. Рог вспыхнул двойным слоем темно-синей ауры, заставляя единорожку зажмуриться от яркости и натуги. Аим тоже зажмурилась, но потом распахнула глаза, перестав чувствовать землю под собственными копытами. Белое и воздушное платье стало развиваться, а кобылка еле как сдерживалась от того, чтобы закричать. Ее первый полет, если его можно таковым назвать.
— Ну че, куда там тебя? — спросила кобылка, пытаясь увидеть раскрытое окно на втором этаже.
— Да тише ты! — шикнула Аим, едва не пища, глядя на землю, садик и саму единорожку через магическую ауру на высоте второго этажа. — Немного левее.
Татушка не видела, куда ее направлять, поэтому ориентировалась на том, что запомнила, и на то, что могла подглядеть. На лбу единорожки проступил пот, а она сама дрожала, чуть ли не падая. Она явно погорячилась со своей выносливостью в использовании магии. И даже если она могла поднять целого жеребца, то это было не на долго и не высоко. Обычно этого хватало, чтобы разбудить заснувшего на столе пони, просто столкнув его с помощью такого нехитрого трюка. Но сейчас ее достаточно было коснуться, и она потеряет концентрацию. Однако, рог кобылки окутал еще один магический слой, светя еще ярче. Ее гриву начало трепетать, словно от встречного ветра, пот еще сильнее начал струиться и тут же высыхать. Ее колени согнулись, словно она удерживала на спине ящик яблок, стиснув зубы. Аим чуть ли не выкинуло в открытое окно, но она смогла направить траекторию идеально, чтобы не задеть косяки. Именно в этот момент у Татушки произошло выгорание — магическое истощение, и она повалилась на траву, раздвинув копыта в разные стороны, как морская звезда.
Магическая аура вокруг кобылки развеялась, словно лопнувший пузырь. Аим испугалась, что приземлиться на пол с грохотом, поэтому сконцентрировалась и направила весь свой вес наверх, приземлившись на кончики копыт, как учила Ермак на уроках балета. Кобылке показалось это приземление было громким, однако этого не было слышно даже в коридоре. Графиня встала в полный рост и сразу же стала снимать с себя платье, попутно прислушиваясь к каждому издаваемому шороху. Она окаменела от шума бегающих жеребят и тут же активно возобновляла попытки снять платье. Скомкав и спрятав его под кровать, Аим достала из гривы шпильку, вставила ее в маленькое отверстие в ножке кровати, достала перо и, медленно открыв ящик комода, открыла второе дно своего тайника. Но тут же в ее голове появилась та странная идея, по которой все пустобокие жеребята стараются прикрыть отсутствие кьютимарки. Она решила надеть темно-синие брюки от ее репетиционного костюма, надеть мамину рубашку, не замечая жемчужного ожерелья и сережек, к которым она привыкла, и прикрепила на бок мешочек с битсами, скинув в него все свои накопления. Взяв блокнот с личными записями, кобылка положила его под рубашку. После чего закрыла свой тайник, вернула все элементы на места, шпильку вернула в гриву, а перо забрала с собой, как память об Аутбрэйк. Но что-то не давало ей так просто покинуть эту комнату. Все же, эта комната была одним из «важных мест» в ее жизни, она жила и росла здесь. Однако, вспомнив все те издевательства со стороны отца, она потеряла чувство страха покинуть дом навсегда. Ей осталось лишь взять скрипку у брата и все. Стринг, конечно, получит знатные удары хворостом по спине за то, что потерял инструмент — реликвию всего семейства, но они способны приобрести себе новую. Кобылка стояла перед дверью и думала над этим. Все же, Стринг никогда не проявлял братской заботы или поддержки по отношению к ней. «Никто не заслуживает того, что пережили мы. И даже если я уйду, то он страдать из-за меня страдать не будет!» Кобылка отошла от двери, но вновь остановилась. «Ты уходишь и даже не зайдешь в секретную комнату на третьем этаже? Либо сейчас, либо никогда.» — ненавязчивый голос озвучил то непонятное желание земнопони — любопытство.
Аим Голденмэйн медленно открыла дверь, прислушиваясь к каждому звуку. В данный момент нипони не собирался подниматься на верхний этаж, поэтому чувство того, что в любой момент кто-то может ее обнаружить, как домушника, слегка угасло. Поднявшись на третий этаж, кобылка направилась к закрытой двери, на которой весела табличка с надписью «ремонт». И этот «ремонт» длился все то время, сколько Аим помнит себя. Хоть отец и говорил кобылке, что их мать умерла, Аим не могла в это поверить и посчитала, что она попросту ушла от такого единорога, как Граф Голденмэйн. А эта запертая дверь, словно ящик Пандоры, притягивал к себе, зазывал своей тайной. И сейчас Аим открылась возможность утолить любопытство и, возможно, узнать что-то о матери. Ей даже казалось, что, узнав хотя бы то, как выглядит, это сделает ее счастливее и ближе к возможности отыскать ее. «Да. Отыскать. Теперь, когда я, условно, отреклась от семейства Голденмэйн и статуса графини, у меня появилась возможность найти ее.»
Земная кобылка проверила дверь — закрыта. Тогда она достала перо и шпильку, и начала пробовать взломать замок, изгибая шею под всевозможными углами. Щелчок. Аим чуть не вскрикнула от радости, однако попридержала себя и не зря: со стороны лестницы стали слышны тяжелые шаги — гости решили распределиться в дополнительных спальных комнатах. Златогривая кобылка с пером и шпилькой в зубах открыла дверь и, влетев в нее, быстро прикрыла перед тем, как плавно закрыть ее без щелчка. Она стояла у двери, прислушиваясь к проходящим родственничкам, погруженная во тьму комнаты. Убедившись, что все прошли мимо, кобылка осмотрелась: видно было почти ничего из-за зашторенного окна, однако различались силуэты некоторых предметов, что были чернее черного. Зацепив шпильку за челку и убрав перо служанки в карман рубашки, Аим решила отодвинуть штору, чтобы осветить комнату, и медленно, протыкивая пространство перед собой, начала пробираться в противоположную сторону комнаты. Наконец, нащупав носом бархатную занавеску, кобылка схватилась за ткань зубами и содрала ее, подняв шум и пыль. Граф Голденмэйн, что спустился на второй этаж, после того, как проводил родственников в комнаты, остановился, его ушки дернулись в сторону звука. Небольшой просвет ворвался в комнату, освещая ее содержимое. Аим закашлялась, не заметив, что карниз упал на ее копыта, чем смягчил звук падения. Кобылка оглянулась и обомлела. Хоть эта комнаты и была почти пустой, она не становилась от этого менее значимой. Кровать для взрослой пони, рядом с ней колыбелька. На полу у стены стояли картины с изображенными на них Графа и мать Аим — Мелоди Диадем. Также были картины, на которых была изображена только единорожка с такими же рубиновыми глазами, как и у земной графини. В другой части комнаты стоял стол, а на нем тот самый отсутствующий в саду бюст графини Голденмэйн. И все это было покрыто двенадцатилетним слоем пыли. Аим подошла к картине, на которой была изображена ее мать, и не могла отвести глаз от красивой, статной, с вытянутой шеей и нежной улыбкой, единорожки, на которой были те самые жемчужные сережки и бусы. Она выглядела почти также, как и юная графиня, только ее кукурузная грива была короче, а ее челка, разбитая пополам рогом, слегка падала на глаза. И вот, когда, казалось бы, ее мечта — узнать, как выглядит мама, исполнилась, Аим не почувствовала от этого чувства удовлетворения. Теперь ей хотелось узнать то, какой она была и похожа ли она на нее не только внешностью, но еще и характером или еще чем-нибудь. И единственный шанс на удовлетворение этого — найти ее, и теперь Аим знает, как выглядит тот, кого она будет искать. «Она точно не умерла. Я уверена! Он просто лгал нам! Если бы мы знали, что она жива, то не подгибались бы под этим тираном и сбежали бы уже давным-давно. Ибо вера сильнее боли!»
Жеребец решил подняться на третий этаж, медленно ступая на ступени, хотя те и были устланы ковром, заглушающим цокот копыт о плитку. Он убеждал себя, что это ему явно не показалось. Помимо этого, в его голове крутился вопрос: «Где носит Аим», попутно обдумывая меры наказания. В его глазах вставала утренняя ситуация, страх кобылки и запах крови из-под рубашки ее матери. «Вообще, зря я так… сорвался. У меня нет никакого влечения к жеребятам! Это мерзко! Но эта Тартарова рубашка…! Так, стоп. Она умерла. Умерла. Ты же видел газеты, читал: «Разодрана зверем в Вечнодиком лесу.» Пора отпустить ее навсегда. Из-за мыслей о ней, я состарился.» Единорог поднялся на третий этаж и стал прислушиваться — тишина, лишь вошканья из комнат для родственников. «Может показалось?» Граф посмотрел на дверь с надписью «ремонт», которая все также была закрыта, и, посмотрев на нее какое-то время, все же спустился вниз. Вдруг в его сознании промелькнула странная, на взгляд любого, мысль — осознание. Жеребец спустился на кухню на первом этаже и, открыв припасы с алкоголем, начал выливать содержимое бутылок в раковину, не заметив дворецкого, что собирал эту коллекцию алкоголя еще когда служил у отца Графа. Сам же дворецкий смотрел на это с огромными глазами так, что его правое веко начало судорожно подергиваться, его красные очки сползли на нос, а грива и шерсть встали дыбом, хвост стал взъерошенным и каменным. Казалось, что вот-вот и случится инфаркт. «Все из-за алкоголя и меня. Я виноват во всем! А если Аим не вернется? Я же ни разу не спрашивал у нее, ненавидит ли она меня. Конечно ненавидит! Я все же стал, как отец…» Его желто-золотая магическая аура схватила где-то с десяток бутылок, откупорила их и разом перевернула горлышком вниз. Звук стекающего алкоголя звучал в ушах дворецкого громче, чем колокола или голос Селестии. Казалось, что этот звук создал в голове старого жеребца вакуум, в котором был лишь звук опустевающих бутылок.
Аим Голденмэйн подошла к бюсту, что стоял на столе, и, увидев на нем фотоальбом, взяла его с собой. Ей нужно было убираться отсюда, пока Татушку не обнаружили или она сама не ушла, решив, что жеребенка схватили. Встав напротив двери, кобылка вновь стала прислушиваться ко звукам, которые подозрительно быстро стихли. Аим опустила дверную ручку копытом, держа другим альбом, и, тихонько открыв дверь, вышла, оставив дверь приоткрытой. Она, а точнее голос внутри, подсказывал ей выйти через главные двери. Ведь, действительно, сейчас то время, когда дворецкий не бродит по этажам и, обычно, сидит с отцом на кухне и составляет ему компанию. Стринг спит в своей комнате, а Аутбрэйк… Земнопони вздохнула, спустилась на первый этаж и, незаметно пройдя мимо кухни, подошла к двери. Единорог, что держал магией пустые бутылки, заметил боковым зрением, как что-то промелькнуло мимо кухни в сторону двери, и, неожиданно поняв то, кто это мог бы быть, выронил бутылки и те со звоном разбились о пол. От этого звука Аим подскочила на месте и обронила альбом, страх сковал ее копыта, а в голове шумел белый шум. Из-за сильного напряжения во всем теле, все ее недавно полученные травмы начали болеть, сердце начало долбиться так, что со стороны были видны частые пульсации в области груди. Дворецкий медленно подошел к раковине, вдыхая остатки его коллекции, что смешались в один запах. Граф Голденмэйн вышел в коридор и увидел маленькую кобылку, стоящую к нему спиной в рубашке Мелоди, а на полу, возле копыт, их альбом с фотографиями, газетными заметками и письмами от родителей Диадем, а еще какой-то неизвестный блокнот, который он раньше не видел. Жеребец нахмурился, глядя на нее, но все же пытался сдерживаться. Его магия обхватила записную книжку и поднесла к жеребцу. В голове Аим нарастал шум, ей казалось, что повернуться — будет выше ее сил. Она даже не заметила, как в окне промелькнул цилиндр единорожки, которая встала с обратной стороны двери и стала слушать то, что там происходит.
— Я даже не буду спрашивать, как ты проникла в дом, Аим, — начал Граф, пробегаясь взглядом по записям в дневнике, — и не спрошу, как ты проникла в комнату Мелоди, — единорог дошел до последней записи и начал вчитываться. — «Иногда задаюсь вопросом: «а не избить бы его крышкой фортепьяно, и смог бы и дальше сохранять свою надменную морду, сдерживая боль?» Хм…
Аим пробил озноб от строчек, что он процитировал. Она не могла вспомнить, что писала именно это, но если он читал то, что написано, то это означает, что она в самом деле это сделала. Да, она думала про это, но не писала — это точно. Кобылка медленно повернулась в сторону отца, почувствовав, что если не сейчас, то больше никогда у нее не будет этой возможности.
— «Хм» — это все, что ты можешь ответить? — она посмотрела на единорога в полразворота, он опустил на нее взгляд и, убрав телекинетическую хватку, уронил дневник на пол. Его лицо пылало различными непонятными эмоциями.
— Молчать! — взревел жеребец, на что кобылка, к его удивлению, даже не вздрогнула. Сама Аим не понимала, откуда у нее такая дерзость и смелость, однако ей это понравилось. — Думаешь, я не знаю боли? — спросил Граф уже спокойным голосом, лицо исказилось в улыбке. — Что ж, я могу предоставить тебе такую возможность. Взамен, ты останешься здесь. — абсолютно серьезно сказал жеребец, на что получил взгляд, полный удивления.
«Решил удержать тебя, используя твой гнев по отношению к нему. Хочет проверить, поддашься ли ты гневу, как он, или будешь идти до конца.» — словно голос души, раздалось внутри кобылки, с чем она не могла не согласиться. «Подойду к нему и все выскажу.» Сердце грозило остановиться, однако кобылка развернулась к отцу и, не сводя глаз, подошла к нему. Подняв личный дневник и закрепив его на заднем копыте с помощью ремешка от мешочка с битсами, она всмотрелась в лицо Графа и, дрожащим голосом начала:
— Моя мама правда умерла? — скептично спросила кобылка. Жеребец серьезно посмотрел на нее и без сомнения подтвердил это. — Ложь.
— Ничуть. На ее счет я не врал. Это единственное, что ты хотела узнать?
— Ты правда думал, что я останусь ради того, чтобы возместить тебе все то, что ты причинил мне? Нет, идея заманчивая, но… хах! Я лучше буду жить свободной, чем взаперти с таким тираном, как ты.
Лицо единорога исказилось полной яростью, и он влепил кобылке смачную пощечину.
— Тварь! Сука! — единорог поднял Аим на копыта и снова ударил по лицу, но копыто не встретилось с ее щекой, а ударилось о зеленый барьер. — Что за…?
Оба оглянулись на входную дверь и увидели пурпурную единорожку, что каким-то образом отперла дверь. Она держала в копыте альбом и выглядела шокированной происходящим.
— Пошли, бегом! — сказала она, пробуждая Аим от удара.
Аим отбежала пулей, нервы вот-вот были готовы разорваться, но она еле как сдерживалась. Две кобылки побежали прочь, в сторону бара, как и планировали. Сзади какое-то время слышалась погоня, но жеребец остановился, крича вслед:
— Вернешься, я тебя не впущу! Ты больше не моя дочь! Увижу, убью! — на самом деле он не хотел всего этого, но он и не знал иного, и теперь смотрел двум фигурам вслед.
Кобылки бежали и не оглядывались до самого заворота в переулок. Аим споткнулась о собственные копыта и упала, проехавшись подбородком по плитке, из-за боли и усталости она не успевала вдохнуть. Кобылка перевернулась на спину и увидела, как единорожка сползла по стенке одного из зданий, активно глотая воздух ртом, и прерывисто смеялась. Когда Аим обдумывала побег, она и подумать не могла, что все будет так… спонтанно, быстро и необдуманно. Запах в переулке стоял сильный и был сравним с тем, что был днем в баре. Когда шум в голове кобылки стих, она стала различать звуки музыкальных инструментов и пьяные танцы. Татушка, слегка пошатываясь, подошла к лежащей кобылке и предложила той копыто помощи.
— …А я все не понимаю, какого сена она бродит в этом лабиринте, а потом выходит хер пойми где и потом… — продолжал одноглазый единорог, выходя из бара, после чего увидел, как его особенная кобылка поднимала с дороги земную кобылку. — Прайс! Какого блядь…?! — жеребец кинулся к кобылкам и помог поднять серую кобылку.
— Спасибо, Реминор… — сказала Татушка, поднимая с дорожки цилиндр и надевая его на голову. — Ты не представляешь, куда привел меня лабиринт на этот раз.
— О, расскажешь об этом позже. Тебе нужен отдых, а ей помощь.
Аим посмотрела на жеребца, не понимая, что все уже закончилось. Голова казалась ватной, как и копыта, ни одна мысль не приходила на ум, а говорить вообще не хотелось. Весь страх, все переживания за завтрашний день освободили ее разум и теперь ей просто хотелось спать.
— Отведешь ее домой? Сольминор поможет ей найти угол в нашем доме. — сказала Прайс Татту, придерживая кобылку.
— Конечно. А ты последишь, чтобы в баре все нормально было. — ответил единорог, усаживая себе на спину кобылку.