По дороге дружбы
Глава 6. Часть 2. Моя память — мой абьюзер
Музыка для погружения:
1. Marco Beltram — Panza and Quixote Marco Beltram
2. MOB Games — A Tight Squeeze
3. Max Richter — On the Nature of Daylight
4. COPILOT — The Drunken Whaler
5. Ben Salisbury, Geoff Barrow — The Alien
6. Lollia — Again (Rock Version, minus)
7. PianoX — Sonne
8. Jóhann Jóhannsson — Arrival
9. Marco Beltrami — Postcard From the Edge
10. Lollia — Again (Rock Version)
Ходившая из стороны в сторону земнопони пыталась размять ноги и шею, после сей ночи, что она провела за столом, отключившись из-за упадка сил. Проснулась же Аим в тот момент, когда она наконец сползла со стула прямо на пол, не заметив удара головой о пол. Не самое лучшее пробуждение, особенно после прошедшего вечера. Моменты в баре смазались на столько, что Аим забыла о наличии у себя кьютимарки, татуировок и красных колец в ушах. Все эти ощущения перекрывали покалывание ног, словно из-под кожи пытаюсь выбраться иголки, шея, что ужасно ныла при любом повороте головы, и до невыносимости жгучие веки. Казалось, что она способна плакать огнем, как у нее болели глаза. Наконец остановившись, кобылка задумалась о том, что было прошлым вечером. Но тут же цокнув копытами, она ринулась к ящику, чтобы достать свой дневник и прочитать то, что успела записать на «свежую» голову. Уже подойдя к столу снова, ее взгляд переполз на открытый дневник Уэйлера, и тогда она все вспомнила. Усевшись обратно, Аим решила начать читать все с самого начала и не прогадала. Уже дочитав то того момента, где рассказ обрывается в свитках, кобылка начала читать дальше. От нее не ускользнули изменения в почерке жеребца, в цвете чернил, которые почему-то слегка светились. Также изменились и рисунки, превратившись из набросков в детальные изображения с каким-то неповторимым стилем, который передавал все, как в живую. Объемное, детализированное изображение какого-то украшения выглядел очень реалистично и походил на какой-то затерянный артефакт, который Уэйлеру удалось отыскать, после того, как он упал за борт и исчез. Вскоре текст закончился и начались рисунки, и наброски с небольшими подписями и пометками. Это походило на картинки из учебника по магии для единорогов. Когда кобылка была маленькая, в перерывах между уроками этикета и обычными уроками, она любила полистать подобные книги, которые принадлежали ее брату. Ей нравилось воображать себя единорогом, надеясь, что с рогом и магией отец наконец перестанет относиться к ней, как к чужой. Однако в этой книге были рисунки и схемы для тех, кто не имеет рога или даже крыльев.
— «Видимо, тот артефакт, что он нашел на дне, то самое сокровище и дало ему способность к магии… Только я не видела у него ничего, что походило на этот артефакт. Всё ещё не понимаю, как такое возможно, но… Что же он сделал со мной? Как он смог пройти ко мне через сон? Разве не только Луна может это делать?» — задумалась Аим, перелистывая страницы и детально разглядывая схемы. — «Что бы то ни было, это похоже на магию зебр, только приправленную другой — черной магией. Интересно, возможно ли повторить что-то из этого? Может, он все же прочитал мысли о жажде использовать магию, что наделил ею? Но зачем?»
И правда. Глянув на свое левое копыто, Аим снова рассмотрела затейливый рисунок, что неоднократно мелькал в дневнике. Что бы он ни означал, кобылке было понятно, что без него ничего не получится. Открыв самое начало списка с картинками заклинаний, земнопони стала рассматривать технику использования телекинеза, а после попробовала его на самой книге. На удивление это сработало, но книга не подлетела, а просто сдвинулась. От перенапряжения проступили капельки пота, а в глазах слегка помутнело. Взгляд ее рубиновых глаз стал более рассеянным, от чего концентрация снизилась, оставляя книгу в двадцати сантиметрах от себя. «Возможно, мне просто не хватает опыта.» — успокоила себя Аим, устало улыбнувшись. Все-же она теперь может использовать магию, не будучи единорогом. Кобылка не была уверена, что почти каждый земнопони или пегас мечтает об этом, но ей нравилось думать об этом, наконец ощущая свою особенность. «Вот отца и брата огорошить бы этим…» — Аим ухмыльнулась мысли, представив их выражения морд. Слабое урчание живота напомнило ей о том, что пора бы позавтракать. От сэндвича с жаренным сеном и от морковного сока кобылка бы точно не отказалась. А уж если ей удастся найти немного вишни… Перестав ронять слюни от фантазий о еде, кобылка наконец решилась спуститься вниз. Захлопнув дневник Уэйлера, Аим решила пока не рассказывать Ктулху о произошедшем. По своему обыкновению надев рубашку матери, земнопони, в хорошем расположении духа, даже несмотря на то, что плохо выспалась, спустилась на кухню, где ожидала увидеть Шанхая или его сына. Но помещение оказалось пустым, почти не тронутым после вчерашнего. Аим насторожилась, ее ушки стали острыми в попытках уловить любой шорох. Ей никогда не приходилось заходить непосредственно в комнату Шанхая, однако что-то изнутри тянуло ее прямо туда. Затаив дыхание, кобылка начала подходить к его двери, вслушиваясь в каждый скрип, что оставляла после себя. Коротко постучав три раза, земнопони стала ожидать ответа, но его не последовало. «Может, он ушел? Хм, вряд-ли. Для чего ему нужно выходить в такую рань, если в доме все есть?» Тогда она постучала ещё раз, но громче, и под ее напором незапертая дверь приоткрылась. «Странно. Он всегда запирается.» Ухо снова дернулось от скрипа открывающейся двери. Темная аура заструилась из образовавшейся щели, что очень напугало маленькую пони, заставляя ее отступить назад. Эта аура была пропитана болью, но больше всего в ней читалась смерть. Напуганная, но не скованная страхом, Аим решила войти в комнату, открывая дверь настежь. В первую секунду, она оказалась ослеплённой уличным светом поднимающегося солнца. Во вторую секунду она едва сдерживалась, чтобы не упасть в обморок от ударившего в нос запаха. В третью секунду, кобылка поняла, что, несмотря на то, что в этой комнате два тела, она одна.
Никогда до этого Аим не доводилось видеть смерть, а уж тем более — мертвого пони. Ей даже не приходило в голову, что это может когда-то наступить с Шанхаем. И, к большому сожалению, почти все пони смертны, сие попросту неизбежно. Аим предполагала, что, после смерти, души ушедших никуда не исчезают, а остаются, незримыми для не способных узреть, для того, чтобы охранять дорогих сердцу пони и непони. Возможно, она думала именно так потому, что чувствовала в особняке себя одинокой, несмотря на единственную пони, что как-то заботилась о ней. А после того, как Аим решила сбежать, прыгнув с водопада, земнопони ещё больше утвердилась в этом, ведь, подумав о произошедшем, она чудом осталась жива, и ей точно кто-то или что-то помогло. Темная аура уползла по полу, завиваясь у копыт кобылки, словно туман, и открыла тело жеребца, лежащего на своей кровати. Только вот от того, каким его помнила пони, здесь не осталось и следа: глазницы и щеки были впалые, кожа словно натянулась на кости, детализируя контуры черепа. Рот его был искривлен в ужасающей улыбке с обнаженными зубами, даже борода не скрыла этого. Казалось, будто всю жизнь высосали из жеребца. Ужас сей картины сковал кобылку, глаза которой наполнились слезами. Она не могла отвести глаз от трупных пятен и пустых отверстий вместо глаз. На мгновение серой пони показалось, будто в его глазницах что-то ползает, что-то маленькое и белое. В это же время ей хотелось убежать отсюда и забыть это все, рвота подкатывала к горлу. Аим не знала, сколько так стояла, придя в себя лишь только тогда, когда в дом зашёл Ктулху, который, по своему обыкновению, встал раньше всех и решил прогуляться по Понивиллю. По просьбе жеребца, земной пони пришлось подняться в свою комнату, плотно прикрыв комнату отца. Аим без вопросов поднялась к себе, ее слезы беззвучно бежали, не собираясь останавливаться. Даже чувство голода ушло, грозя не вернуться ближайшие пару дней. Она не могла ни о чем думать, словно все ее мысли остались где-то в далёкой Филлидельфии, а она сама находилась здесь, время от времени вспоминая, как выглядят трупные пятна. Сам Ктулху решил побежать к Ламинарии и доложить ей о сложившейся ситуации, а кобылка же решила наплевать на его приказ и побежать на опережение к Мозаике. Ей казалось это отличным средством — «убежать» от встающей в глазах картины. Все равно Мозаика узнает о смерти ее отца, а вот раньше или позже — куда важнее. Солнце продолжало медленно подниматься, но утренний холод не собирался никуда исчезать, пробирая бегущую пони до костей. На всех улицах было довольно пустынно, лишь ранние пташки, вроде тех, кому нужно открывать свои магазинчики, направлялись из домов к своим рабочим местам, удивлённо и обеспокоенно глядя вслед убегающего жеребенка. Но из-за резко возникшей из-за угла розовой кобылы, Аим споткнулась о собственные ноги и упала на бок (благо ей удалось вовремя сгруппироваться, чтобы не упасть пузом на землю и не разбить или сломать что-нибудь).
— Привет, Аим! Рада познакомиться и, наконец-то, встретиться! — выпалила земнопони, быстро поднимая серую кобылку на ноги. — Это же ты та новенькая, вечеринку которой все время приходилось откладывать?! — протараторила она, отряхивая рубашку собеседницы от пыли. — Меня зовут Пинки Пай, но я думаю, ты и так знаешь!
— Чт-…? — потерявшаяся в ситуации кобылка смотрела в яркие голубые глаза розовой пони, в гриве и хвосте которой пробивались седые пряди. — И-извините, но мне не до вечеринок. — собравшись с мыслями ответила Аим, вгоняя носитель Элемента Радости в удивление, смешанное с шоком.
— У всех пони всегда есть время для вечеринки, и не одной! Ты выглядишь, как та, кто нуждается в супер-пупер-увеселитнльной вечеринке! — ответила она, вернув широкую улыбку. Потрёпанная златогривая кобылка, прижав ушки, отвела взгляд, не в силах выносить такой радостный вид Пинки Пай. — Что-то не так?
— Да всё не так! — со злостью выпалила Аим, сдерживая слезы в глазах. — Начиная от сегодняшнего утра до этой минуты <b>всё</b> не так! Сначала смерть Шанхая, а затем навязчивая кобыла пытается что-то втоптать про праздники! — глядя на опешившую кобылу, серая земнопони развернулась и побежала дальше, уже не в силах сдерживаться. Чувства переполняли Аим. Ей хотелось и плакать, и накричать на кобылу, и… Ударить? — «Нет! Я никогда не стану этого делать! Пони не бьют никого!»
— Воу… Могла бы и сказать, что вечеринка «Добро пожаловать в Понивилль» отменяется, опять. — размышляла Пинки, глядя Аим вслед. — Бедный грустный жеребёнок, в следующий раз я устрою тебе праздник «Два в одном».
Шокированная сама собой, кобылка неслась прочь. «Я сорвалась на Элемент Гармонии… Сено, я ее наверняка обидела. А что, если она расскажет своим друзьям и Принцессе, и меня закатают в статую, как бедную Кризалис?» Несмотря на то, что Аим никогда не заходила к ней в гости, она хотя бы знала, где живёт ее подруга. «Да ладно. Бьюсь об заклад, что это не первый раз, когда так отреагировали на ее вечеринку. А вот бить пони — это да, это не хорошо. Откуда у тебя вообще появилось это желание?» Достигнув высокой и широкой входной двери (что обычно означало то, что она сделана для яка), земнопони начала барабанить по ней, пытаясь достучаться хоть до кого-пони. Через несколько минут заспанная Мозаика с растрёпанной и длинной розовой гривой выглянула из-за двери с очередной хохмой про «заменяешь первых петухов, Аим», но, не получив саркастический смешок в ответ (как Аим всегда реагировала на ее шутки), полностью вышла на порог. Она с ужасом оглядела кобылку со взъерошенной кукурузной гривой, на которой буквально лица не было, а и без того красные глаза стали ещё краснее из-за слез. Серая земнопони часто и глубоко дышала, пытаясь собраться. Когда же она рассказала Мозаике, что случилось, та, также еле сдерживая себя, отправилась собираться и скрести битсы на похороны. Когда они почти вернулись в двухэтажный дом почившего земного жеребца, их окликнул Ктулху, что привел с собой Ламинарию.
Похороны похоронами, но Аим решила не пропускать утреннюю тренировку с группой, и поэтому, взяв гитару, быстро направилась в «Yellow autumn». Слегка опоздав (чего она себе ни разу не позволяла), кобылка быстро заняла свое место, тускло отвечая на приветствия Мавра и всех остальных. Сразу заподозрившая неладное Бэрт Маори подошла к серой земнопони, положив копыто на плечо.
— Успокойся. — ее голос был ровным и тяжёлым, будто сковывал ноги кобылки. — Расскажи, что случилось.
— Шанхай умер… — выдавила из себя Аим, вновь заливаясь слезами. — Сегодня утром… Я нашла его… Он… — кобылка всхлипнула и больше не смогла спокойно держаться на ногах, упав на колени. Бэрт тут же подхватила ее в объятия. У Аим в голове вновь всплыл этот жуткий образ трупа, его ужасающий оскал и пустые глазницы, от чего она вжалась в жёлтую кобылку ещё сильнее.
Умбер и Йорун сочувствующие протянули свои соболезнования, слегка подзабыв, о ком идёт речь. Мавр же подскочил к Аим, бросив гитару на пол, и поднял кобылку, прижимая к своим пушистым перьям на груди. Какое-то время они стояли так молча, но потом кобылка с кукурузной гривой начала хлопать грифона по плечу, чтобы тот ее отпустил. Умбер же, глядя на сию ситуацию, мысленно усмехнулся, предполагая, почему грифон так делает. На это, Бэрт и Йорун дали ему подзатыльники, осуждающе гладя на единорога.
— Я бы хотела п-получить свой гонорар за выступление с-сейчас. — продолжила Аим подрагивающим голосом, когда пони резко заглатывала ртом воздух. — У нас немного не хватает на п-похороны. — Мавр поставил ее на пол, кобылка вопросительно посмотрела на синего единорога.
— Да-да, конечно. Как скажешь. — ответил Умбер, пролевитировав свою поясную сумку. — Я все равно собирался отдать вам всем всё сегодня после репетиции, но, как я вижу, ее придется отложить. — он протянул мешочек с битсами кобылке прямо в копыта, после чего раздал всем. — У каждого поровну. — невзначай добавил он, выделяя каждое слово многозначительной интонацией, поглядывая на невозмутимого яка.
— Спасибо. Я добавлю это к тому, что собрали Ктулху, Ламинария, Мозаика и остальные… Думаю, с натяжкой, но должно хватить. Никто из них не был готов к подобному. — Аим привязала мешочек к ноге.
Мавр долго гипнотизировал свой мешочек с гонораром, но в итоге вручил его кобылке, добавив, что это малое, чем он может помочь. Аим с благодарностью обнимает друга, вверяя ему гитару до следующей тренировки, после чего она пошла домой.
На удивление кобылки, Мавр решил поддержать ее, сопровождая весь день, помогая тем или иным, и в частности тем, что он сообщил жене Шанхая и его младшей дочери об этом печальном происшествии. Но даже больше — он привез обеих кобылок на себе прямо в Понивилль, что оказалось гораздо быстрее, чем если бы они отправились на поезде. Как известно, Понивилль, как бы он не развивался, городок маленький, каждый друг друга знает, а информация разносится со скоростью голодных параспрайтов в весеннее время года. А уж если ты случайно обмолвилась про это Пинки Пай… Поэтому, не стоит удивляться тому, откуда Татту Прайс узнала про смерть славного деда, которого знал почти каждый житель этого города. На удивление Аим, единорожка тоже решила пожертвовать битсами, несмотря на то, что она не взяла их за то, что делала земнопони татуировку и проколы в ушах. Даже Ермак каким-то образом прознала про это и тоже пришла поддержать свою крестницу. Все же, она была благодарна этой семье за то, что позволили ей освоиться здесь и встать на ноги. Народа в доме собралось очень много, благо размера хватало, чтобы поместить всех родственников и друзей. Аим было тошно от всего этого, ей просто хотелось побыть одной в своей комнате, вдали от панихиды. Ктулху и Ламинария устраивали все к похоронам: заказывали гроб, место на кладбище, ресторан для поминок и так далее. Серая земнопони ощущала физическую и эмоциональную опустошенность, в этот год события через чур сумбурные и насыщенные: ужасные события в поместии были сменены игрой в баре и побегом, ошеломительные эмоции после концерта будто замазали черной краской неожиданных похорон. Несмотря на то, что Шанхай даже в седьмом колене и рядом не стоял с ее семьёй, не являясь родственником, он сумел дать ей то немногое, чего кобылка не получала раньше — жеребец всегда считался с ее мнением, рассказывал о жизни «обычных» пони, далёких от изысков кантерлотской знати, и многое такое, чего Аим не могла истрактовать, но четко ощущала это. Одно из этого ощущалось гораздо сильнее — понятие семьи. Настоящей семьи, где о том, что делали с ней, и в кошмарах не снилось.
Сидя за столом, глядя на полупустой мешочек из-под битсов, кобылка мрачно подсчитала сотню монет, затянула его и скинула в ящик. Нет, ей не было жаль ни монеты, но осознание того, что теперь она действительно начнет жить сама, сама начнет закупать продукты, платить за жильё и прочие расходы, вгоняло в небольшой страх. Какие бы события с ней не происходили, какое бы у нее не было воспитание, она — всего лишь жеребёнок, только получивший кьютимарку (хоть и позже всех, кого знает). Не смотря на наличие у нее двух полноценных работ, страх самостоятельности забирал годы невинного жеребячества.
— «А было ли у меня детство?» — задумалась Аим, вновь открывая свой дневник, который начала вести аж в четыре года. Она уже не помнила, как ей удавалось скрывать наличие дневника так долго, чтобы дотянуть до того дня, когда кобылка сделала тайник с несколькими ступенями защиты. — «На ум ничего не приходит, кроме уроков этики, музыки и всего такого… Я даже не видела жеребят и не разговаривала с ними, чтобы знать, что я потеряла.» — суровые глаза земнопони наполнились слезами в который раз за этот день. Прижавшиеся к голове ушки уже не были проявлением печали. Скорее, это была злость, возникшая на ровном месте, прямо как перед Пинки Пай. Лишь одна мысль об отнятом жеребячестве наполнило ее ненавистью к Графу, чего она давно не испытывала. В порыве эмоций кобылка даже швырнула первое попавшееся под копыто в стену, роняя стул спинкой на пол. — Ненавижу тебя!
Аим выкрикнула это с такой несвойственной силой, что сама отшатнулась, упираясь о стол. То ли ей показалось, то ли ей удалось сделать это с расщеплением, как учила Бэрт Маори. В любом случае, серая земнопони радовалась бы этому успеху, если бы не тот факт, что она привлекла кого-то на свой вскрик и шум. Ей показалось удивительным, что даже при той суете на первом этаже, ее услышали. В дверь учтиво постучали. Аим сразу узнала манер стука и, поставив стул на место и подняв с пола книгу Уэйлера (которая нисколько не пострадала), отперла дверь.
— Ты в порядке? Я слышала шум. — спросила голубошкурая земнопони с разноцветной, словно перья попугая, гривой. На удивление, Ламинария пришла домой раньше, чем планировала, в следствии чего и наступила тишина на первом этаже. Решив все дела с организацией похорон, кобылка навела порядок и среди гостей.
— «В порядке ли я?» Не думаю. — слишком резко ответила кобылка, глядя на земнопони снизу вверх, но смягчилась, вспомнив похожую ситуацию с Пинки Пай. Ничего не добавив, Аим села на кровать, условно приглашая Ламинарию пройти.
Взрослая земнопони с кьютимаркой в виде двух кисточек и палитры на боках уселась рядом с кобылкой, после чего молча и крепко обняла ее. От этих объятий Аим словно прорвало новым водопадом слез, беззвучных и резких вздохов. Иногда вместо тысячи успокоительных слов достаточно просто объятия. За то время, когда Ламинария приходила сюда и говорила с Аим, она поняла, что слова утешения действуют на нее обратным результатом. Из-за этого ей приходилось успокаивать кобылку намного дольше, чем планировалось. Собственно, Ламинария и все дети Шанхая, за исключением его жены и Паверфул Три, даже Лагуна — те, кто помогал ей все то время, что Аим живёт в Понивилле, из-за чего горечь утраты чувствовалась сильнее. Не говоря уже о Татту Прайс, ее муже и дочери, да и самой группе. Ей было даже страшно подумать, как бы она реагировала, если бы умер кто-пони из ее родственников. Хотя, если так подумать, из родственников, даже не по крови, у нее есть только Ермак.
Спустя длинный монолог Ламинарии о потери, кобылка успокоилась. Не потому, что поняла смысл сказанного, скорее — из-за монотонности и сложности некоторых слов. К счастью Аим, кобыла не спросила ни о ее дневнике, ни о книжке Уэйлера. «Наверно сочла за обычную литературу.» После этого, две кобылки уже собрались спускаться, как вдруг наверх поднялся грифон, с трудом помещающийся в дверном проёме. Он позвал двух кобылок вниз и, к счастью для Аим, не спросил о ее состоянии, понимая, что ничего не в порядке и лишний раз спрашивать это — тупо. Для своих шестнадцати лет (да, он недосказал Аим, что он не входит в категорию «большинству из группы больше двадцати»), Мавр был довольно проницателен и понимал пони, как никто другой из его вида (он так думал). Внизу, помимо знакомых лиц, златогривая земнопони наконец увидела в живую жену Шанхая — Вэйв и самую младшую из их детей — Паверфул Три, которая до сих пор выглядела скорее потерянной и не до конца понимающей, что происходит, чем скорбящей. Аим показалось, что кобылку с удовольствием оставили бы дома, чтобы она не видела этого всего, отбрасывая то, что присутствовать должны все. «И кто это придумал? А что, если пони не хочет в очередной раз смотреть на гроб и понимать, что ничего не будет, как раньше, а отец никогда не обнимет, не поцелует, не скажет, как ему жаль…?» Аим вновь приобрела вид сурового жеребёнка, пытаясь отбросить эти мысли. Вдруг на своем плече земнопони почувствовала тяжёлую когтистую лапу Мавра, который помог ей успокоится, прижавшись к пернатому другу.
Панихида прошла в Понивилльской ратуше. Все было заставлено букетами различных цветов, среди которых преобладал белый тюльпан, черные ленты, фотография усопшего и, собственно, гроб, в котором лежало тело, приведенное в порядок. Несмотря на цивильный вид жеребца, Аим все равно всплывал утренний образ кого-то, из кого буквально вытянули жизнь. А хотя нет, не всю. Настоящую жизнь показывали маленькие опарыши, личинки мясных мух и прочая гадость, о которой даже думать мерзко, а кобылке представлялся звук того, как они медленно, но верно, поедают глазные яблоки, вгрызаясь через глазницы внутрь черепа. Сам гроб был выполнен из самого лучшего дерева одним мастером — Умти Ономти, о котором ходила легенда, что все дерево, к чему он прикасался своей магией, оживало. К счастью, сам гроб и не думал подавать признаков жизни, а вот его помощник — земной жеребец Вуд Стэйлиэн, тяжеловоз, что помогал везти гроб, выглядел, как хорошо обработанный брус дерева. Внутри была выстлана темно-вишневая, почти черная, шелковая обивка, под головой седого жеребца — подушечка из той же ткани. Бегло оглядев присутствующих, сидя на спине Мавра, Аим не заметила присутствия Уэйлера ни в зале, ни на улице. Само захоронение проходило в другой части города, но не так близко к Вечносвободному лесу. Помимо близких родственников, к Шанхаю пришли его старые друзья, знакомые и ещё какие-то пони, о которых он не рассказывал, да и не должен был. Также, позади всей этой массы, стоял жеребец — зебра — что прятал глаза за круглыми цветными очками. От его присутствия кобылка ощущала что-то теплое и знакомое, будто она его уже где-то замечала. То же самое Аим чувствовала и выступая в Кантерлоте около водопада, и в баре «В хвост и в гриву», и на прошлом концерте… В любом случае, Понивилль — маленький город, а его внешность через чур бросается в глаза и врезается в память. Рядом с Аим стояла Ермак, Татушка и Мавр, морально поддерживая ее. Серая земнопони то и дело глядела на скорбящую Вэйв, которая видимо простила жеребцу все то, что посмела их разлучить. В ее золотых глазах читалась вся боль и грусть того, что они не смогут обсудить, досказать то, что не успели в следствии продолжительной разлуки. «Помниться, Шанхай рассказывал, что писал ей письма, спрашивая о том, как у них там дела и рассказывал об успехах остальных детей. Но сам не получал ни одного письма. Теперь понятно, почему она выглядеть <b>такой</b> сокрушенной.» Даже несмотря на то, что вечер выдался довольно теплым, а на небе не было ни тучки, с небес, прямо на процессию, начал лить «слепой дождь». Казалось, что сами небеса плакали об ушедшем в иной мир пони. Стоящая с ирокезом со вчерашнего вечера грива начала отмокать от лака, и вскоре челка вновь приобрела «лежачий», западающей на один глаз вид. Немного отойдя в сторону, Аим осмотрелась, в поиске чего-нибудь, что помогло бы ей выбросить все из головы, чтобы к ней пришло безразличие к происходящему, но вместо этого, она увидела на возвышенности в нескольких десятках метрах кого-то. Стояла одинокая фигура, прислонившаяся к такому же одинокому, раскидистому дубу. Прищурив глаза, стараясь получше рассмотреть, земнопони увидела и почувствовала от этой фигуры ту энергию, которую чувствовала раньше, но не предала значения. Это чувство было тогда, когда она находилась рядом с Уэйлером, или когда ей снился сон про затонувший корабль. Зелёный жеребец стоял во все той же одежде, в которой приходил в прошлый раз, за исключением того, что черные очки отсутствовали. Но из-за такого большого расстояния и дождя Аим не могла понять, какого все же цвета его глаза. Одно она могла различить точно — его лицо было осунувшимся, истощенным чувством скорби.
AF Уэйлер.
Новость о смерти отца, дошедшая по принципу «сарафанного радио Пинки Пай» — это одно, но вид матери заставил сердце земнопони сжиматься каждый раз, как она поднимала правую переднюю ногу к губам, пытаясь сдерживаться — вызывало уже не те эмоции. Нет, ему не было все равно на смерть Шанхая.
— Ты сам этого хотел. — тихо произнес жеребец, глядя, как лакированный гроб опускают в яму. — Но ты не подумал, будут ли они все рады этому. Или ты думаешь, что они счастливы?! — он не хотел причинять своей семье столько боли, но это было неизбежно. Все смертны, даже аликорны, а Шанхай сам отказался от его помощи.
Уэйлер разрывался между желанием успокоить маму, братьев и сестер, но с другой стороны что-то не давало ему это сделать, словно невидимый барьер не желал подпускать его ближе. Сделав шаг вперёд, он понял, что может переступить через препятствие, однако второй шаг не совершался из-за резко исчезнувшего желания подходить. Среди всех пони и даже грифона, земнопони смог разглядеть фигуру, которой никогда не видел и не помнил рядом с отцом или его семьёй. Зебра. Что-то в этой зебре его настораживало и даже вгоняло в трепет. Как бы то ни было, жеребцу казалось, что именно эта странная зебра с сине-розовой гривой и есть причина незримого барьера. «Мало ли какие магические трюки есть у зебр в запасе. Но только зачем они ему сейчас — непонятно. Кто он, откуда и что здесь забыл — другой, правильный вопрос.» Внезапно пошедшие капли прохладного дождя не давали понять земнопони, виноват он в этом или это просто редкое погодное явление, которое даже пегасам не подвластно. Вдруг внимание переключилось на повернувшуюся в его сторону серую земную пони с кукурузно-золотой гривой, что выглядела довольно заплаканной и усталой. Она просто всматривалась в его сторону, не делая ничего другого. «Видимо, именно она и нашла тело. От нее просто веет этой энергией, что я даровал отцу. И все же… Черт, она не так проста, как кажется. Попробую подойти к Вэйв и Ламинарии, когда этого жеребенка и зебры не будет рядом.»
AF
С тех событий прошло шесть лет, но Аим до сих пор мучают кошмары различного содержания. Она пробовала все, чтобы забыть о прошлом, но любая мелочь без контекста напоминало ей о Графе или Шанхае. Даже во время «супер-пупер-приободряющей» вечеринки от Пинки Пай, Аим смогла зацепиться за старый образ отца в одном из пони, что совершенно случайно шлёпнул чем-то жестким по столу, напоминая удар хворостиной. Несмотря на то, что все ее друзья были приглашены Пинки, кобылка всё ещё чувствовала тяжесть от «ни к селу, ни к городу» возникших мыслей. Однако, земнопони не могла не отметить то, что эта розовая кобыла как-то узнала о ее предпочтениях, хотя они вообще не разговаривали об этом и никто из знакомых не мог сказать, что ей нравится бисквитный тортик с вишней, молоко, которое привозили только в Кантерлот, и возможность сыграть на скрипки или виолончели. Пинки Пай же все это организовала, пригласила друзей кобылки и просто знакомых, а также ещё кого-то, кого она даже не знала. За это время кобылка вместе с группой изъездили почти всю Эквестрию, посетили немало городов, увидели другие расы. Выступая в Кантерлоте, Аим боялась показываться на улице, помня о том, что может столкнуться с кем-либо из ее родственников или работников поместья. Ситуацию обостряло наличие листовок и плакатов с их группой. На них, хоть и в минималистичном стиле, были изображены все участники группы, и кобылке казалось, что она сильно выделялась на фоне остальных: ирокез, который она научилась делать из челки, прямо как Ермак делала в первый раз, а также проколотые в четырех местах верхушки обоих ушек и рубиновые глаза. Пони считала, что наличие на плакате яка, грифона и единорога с ослепительно желтыми глазами не скрывали наличие такой серости, как она. Что было земной пони удивительным в Умбере, кроме того, что его голос шикарен во всех диапазонах, его серые глаза становятся желтыми во время концернов. Аим слышала про магию смены цвета, но Клумба заверил ее, что это не магия. Жаль, что больше о себе он не рассказывал. По сравнению с такой цветной командой, земная пони считала, что выделяется именно своей блеклостью и частичной привязкой к прошлому образу. Аим казалось, что даже наличие теней для век и другая прическа не смогут изменить ее так сильно, чтобы Стринг или, не дай Принцесса Спаркл, Граф не узнали ее. Однако, встретившийся ей учитель музыки из консерватории никак не отреагировал, глядя прямо на нее. Лишь эксцентричный образ привлекал внимание прохожих, ну и, неизменно — ее довольно низкий рост. Думая об этом, Аим осмелела на столько, что решила в открытую пойти мимо поместья, желая испытать судьбу, получить адреналина. Влияние Татту Прайс на фоне детства сделало из земнопони настоящую адреналиновую наркоманку. Выступлений на сцене ей казалось мало, поэтому она начала развивать себя и в других, более экстремальных сферах. Также Аим продолжила практиковаться в странной магии, которой наделил ее Уэйлер, например: самолевитация или невидимые барьеры. Кобылки казалось забавным наблюдать за реакцией обычных пони, когда она своей незримой для них магией поднимала предметы.
Перехватив по дороге молока, которое она пила раньше, Аим начала проходить мимо поместья. Фонтан все так же работал, отражая закатные солнечные лучи бликами, ровно как и крыша. Небольшой заборчик вокруг территории поменял свой цвет на серебряный, кусты и вишнёвые деревья были аккуратно подстрижены, а в задней части, где стояли бюсты, кроме маминого теперь не хватало и ее стенда. Аим вспомнила, как тогда с Татту Прайс она разбила свой бюст, и невольная лёгкая улыбка натянулась на ее губах. Отстранившись от окружающего шума и прислушавшись, земнопони услышала игру на фортепьяно. Звучала эта мелодия довольно тяжело и минорно, что очень привлекло внимание кобылки. Глянув на верх, земнопони примерила, что свет в комнате Стринга горит, а значит, что он уже дома после очередной репетиции в консерватории. «Как уныло. Все по-старому. Все как раньше. Тот же распорядок дня, однако я не помню, чтобы в это время кто-то, кроме меня, играл на фортепиано.» Аим пришлось укрыться в темный угол, кода из дома вышла пегаска. К счастью, та ее не заметила и направилась куда-то по распоряжению Графа. «Интересно взглянуть, кто же это играет.»
Резко оббежав вокруг трехэтажного поместья, чтобы этот старый хрыч — дворецкий ее не заметил, Аим вновь проникла на территорию Голденмэйнов со стороны бюстов, умело перепрыгнув через забор. Свет горел на всем первом этаже, на втором только в окне брата и в коридоре, а третий по-прежнему был пустым и не освещённым. Маленькие шарниры в голове Аим начали крутиться, чтобы продумать следующие действия. «Можно посмотреть с окна, но тогда крышка от фортепиано закроет играющего. Можно проникнуть на один из этажей, кроме первого, а то Грей Сквуад заметит. Он обычно в это время делает обход. А можно попробовать прямо через дверь, но тогда точно не факт, что тебе может повезти. Ещё точно не известно, сколько пони внутри. Может, обслуги прибавилось или та кобылка живёт теперь со Стрингом?» Кобылка в нерешительности заглянула в окно на первом этаже и увидела, что дворецкий стоит у двери. «Да, теперь действительно остаётся использовать верхние этажи. Осталось найти то, чем бы я могла…» Взгляд кобылки упал на траву, где лежало несколько оранжевых перьев служанки. «Видимо, сезонная линька. Как удобно.» Зажав в копыте несколько крепких перьев, Аим настроилась на использовании магии. Сразу всплыли листы из дневника Уэйлера, где тот детально описывал каждую тонкость в том или ином заклинании. К сожалению, эта магия была способна лишь поднимать объекты, ставить щиты и барьеры, а также ещё непонятное заклинание, которое земнопони не использовала. «Сконцентрироваться. Детально представить процесс и результат. Взлететь.»
Несмотря на простоту использования, по сравнению с другими заклинаниями, это было самым полезным, но и самым истощающим. Благо окно в коридоре открывалось с помощью ключа и разъем был сквозным, хотя на всех остальных окнах стояла щеколда со внутренней стороны. Взяв перо и удерживая себя магией, златогривая пыталась открыть замок, не потеряв концентрацию. Собравшись до предела, пони пыталась вспомнить, как это делать, но случайно сломала перо. От напряжения скатились капельки пота, в глазах начало темнеть, сердце от страха начало биться ещё сильнее, но ей предстояло взять себя в копыта и открыть последним пером замок. Как-то Аим сразу не продумала вариант, что ее сил может не хватить, чтобы открыть окно и не полететь вниз кубарем, но ей повезло. Однако на этом везения закончились. Чуть только кобылка ступила на ковер, как ее братец вылез из комнаты. Оба пони удивлённо смотрели друг на друга, не рассчитывающие на данную встречу. Единорог, казалось, скоро отойдет от шока и закричит, но Аим медленно подняла копыто, приказывая закрыть рот. Кобылка точно не была уверена в том, что именно его напугало: ее изнеможденный и потрёпанный внешний вид или внезапное возвращение.
— Стой. Здесь. — тихо прошипела земнопони, плавно жестикулируя жеребцу прирасти копытами к полу. — Понял?
Жеребец не ответил, словно заколдованный. Стоит и молчит. Аим нежно улыбнулась и пошла дальше, вслушиваясь в звуки музыкального инструмента. Спустившись вниз, кобылка незаметно прокралась мимо дворецкого, проникая в главный зал, где стояло белоснежное фортепиано. Присмотревшись, кобылка впервые увидела играющего Метикьюлоуса Голденмэйна, у которого вместо нот лежала хворостина. Непонимание этой ситуации и происходящего в целом вызвало «Что за бред?» в голове Аим. Сократив дистанцию на половину, кобылка замерла от резко закрывшихся дверей в эту комнату. Единорог резко прекратил играть и, взяв хворостину, медленно повернулся к ней полубоком. Выражение его лица ввергло кобылку в страх, не позволяя той и мышцей дрогнуть. Холодное окоченение сковало ее ноги, а жеребец тем временем садистски улыбнулся.
— Я же предупреждал: «Вернёшься, убью.» — единорог медленно встал и, полностью повернувшись к упавшей на спину кобылке, замахнулся палкой.
Освещение вокруг стало мрачнее, некоторые свечи потухли. Свист палки. Рассекающий удар. Крик, заполняющий комнату был на столько громким, на сколько позволяла акустика полупустой комнаты. Вновь ощущение чего-то горячего и липкого распространилось по шкурки земной кобылки.
— Как долго ты позволишь ему издеваться над тобой?! Мучить тебя?! — громоподобный голос, напоминающий скорее рык, распространился по комнате. Граф же не обратил на это внимания, замахиваясь для нового, рассекающего плоть, удара.
Какие-то внутренние инстинкты вспыхнули в Аим, позволяя ей задержать хворостину на полпути с помощью магии. Глядя на это сопротивление, жеребец в страхе рассеял заклинание, наблюдая, как палка висит без какой-либо видимой магии. Закрывая лицо копытами кобылка с трудом присела, глядя, как старый единорог в страхе ползет от нее, что-то нервно бормоча. Повернув тонкой частью хворостины в сторону единорога, кобылка встала, полная желанием повторить все это с ним. Теперь настало её время «сказать пару ласковых». Жёстко ступая с копыта на копыто, кобылка с угрожающим видом приближалась к отцу, замахиваясь палкой. Сердце бешено стучало, дыхание было глубоким. Стекающая по шкурке со лба к виску и переносице плотной струйкой кровь почти не мешала Аим. Видя страх жеребца, кобылка упивалась этим зрелищем, оттягивая момент. Словно хищник перед запуганной добычей, попавшей в угол. «Но… Если я это сделаю, то стану такой же, как он…» Аим замерла, не в силах нанести первый удар, а единорог все больше и больше боялся, не зная, чего можно ожидать от нее. Теперь это не маленькая беззащитная кобылка, которую можно бить, а она и вида не подаст.
— Я знаю, Герцогиня. Первый удар самый тяжёлый, но тебе стоит сделать это. Дальше будет проще. — нежно прошипел голос над левым ухом, побуждая к действию.
— «Герцогиня? Меня же так Мавр называет…» — серая земнопони дернула ухом, задумавшись.
— Жестокость порождает жестокость, в этом нет твоей вины. Ты не будешь такой, как эта ничтожная мразь. — последние слова существо словно выплюнуло, не в силах сдерживаться.
«Закрыть глаза. Сосредоточится. Четко представить образ и конечный результат. Удар.» После этих мыслей, комната заполнилась оглушительным криком, полным агонией. Боясь открыть глаза, Аим стала повторять эти слова уже в слух ещё и ещё, ускоряя темп ударов. «Удар! Удар! Удар!» Крики потихоньку стали затихать, сменяясь булькающими хрипами, от которых земная кобылка полностью потеряла концентрацию и уронила хворостину на пол. Пони вся дрожала, глаза переполняли слезы. Сморщив нос и стиснув зубы, кобылка сделала шаг назад. Она не хотела открывать глаза никогда, но резко коснувшаяся ее плеча конечность напугала ее, заставляя осмотреться. За спиной она никого не увидела, поэтому решила повернуться вперёд. Прямо перед ней стояло змееподобное существо, собранное из различных частей тела, чем-то напоминающее Дух Хаоса и Дисгармонии, только это кардинально отличалось. Оно не только имело другие части тела, но и взгляд был другой. В то время как у Дискорда глаза были скорее хитрыми и озорными, у этого же они были наполнены хладнокровием и жестокостью. И смотрели глаза куда-то Аим под ноги. Опустив глаза, земнопони увидела вместо морды отца кровавое месиво, из которого торчали кости, а кровь почти дошла до ее передних копыт. Она уже хотела вскричать, как это нечто придержало ее рот пушистой лапкой, похожей на собачью. Оно смотрело на нее уже не так, как на Графа. Обеспокоенные, но добрые глаза гипнотизировали пони, успокаивая ее.
— К-кто ты…? — спросила кобылка, ее голос был приглушён из-за лапы. Драконикус немедленно освободил ей рот, отодвигая длинным и красным драконьим хвостом тело единорога в сторону.
— Не бойтесь меня, Герцогиня. — его голос был такой же низкий и громогласным, но в то же время знакомым. — Я не враг Вам, а друг. И мне нужна Ваша помощь — освободи меня.
— Что…? — опешила Аим, удивлённо и слегка разозлено глядя на вытянутую понячью морду в раскраске гиены с розовым ирокезом-шипами на голове. — Я тебя знать не знаю! Кто ты, Дискорд побери?!
Последнее словосочетание вызвало на его устах ухмылку, напоминающую оскал из-за острых клыков. Он уже хотел было что-то ответить, как нечто светлое разорвало комнату. Большой и белый луч вонзился в драконикуса, который оглушительно прорычал, стирая того совсем. Вместе с ним исчезли все плохие и хорошие ощущения, возвращая к пустоте. Оглянувшись, Аим увидела Луну, грозную и очень серьезную. Не взмахивая крыльями, она плавно спустилась на четыре копыта, медленно подходя к шокированной земнопони.
— Принцесса Луна! — удивлённо вскрикнула та, поднимаясь на ноги и кланяясь аликорну.
— Встань. — величественным голосом сказала та, глядя на поняшку сверху вниз. — Я уже давно не принцесса (какое-то дежавю, серьезно). — более тихо прибавила она, осматривая то, что было вокруг.
— Л-луна, у меня есть вопросы. Ответь пожалуйста. — выпалила Аим, слегка заикаясь. — Это все сон? Почему мне это снится? Из раза в раз, почти шесть лет. Кто это был?
Аликорн уже хотела вновь стереть ей воспоминания об этом сне, засветив свой рог, но кобылка отступила, вспомнив, что что-то подобное уже было. Луна серьезно посмотрела земной пони в глаза, собирая мысли для разговора.
— Ну хорошо, маленькая пони. Иди со мной.
Использовав магию, принцесса сновидений разорвала пространство, перенося их обоих в сад. Этот сад был таким же, как у поместья, только чем-то он все же отличался. Аим заметила, что нет бюстов семейства, лишь кусты лунных роз на их месте.
— Все это действительно сон, малышка. — сказала аликорн, остановившись. — Скажи мне, что ты видишь?
Аим посмотрела на ближайший куст, а после, сорвав одну из сияющих от света синих роз, повернулась к аликорну.
— Цветы, названные в вашу честь, что цветут только при свете полной луны? Лунные розы? — спросила кобылка, но Луна молча покачала головой, заставляя подумать ещё.
Посмотрев вперёд, земная пони увидела все то же поместье. Ей снова стало дискомфортно от возникших образов того, что произошло ранее.
— Это мой дом? Нет. Это их дом. Я тут уже не живу, уже не их часть. — ответила кобылка, после чего снова вопросительно посмотрела на Луну.
— Верно. Но почему тебе он снится так часто? Почему тебе снятся такие ужасные вещи? — синяя кобыла искренне и обеспокоенно задавала эти вопросы. — Да, создаю сны не я, а вы (пони) сами, но я надеюсь понять всё и попробовать решить проблему.
Аим вытерла кровь и слезы, после чего рассказала аликорну все с самого начала, останавливаясь подробней там, где она просила. На удивление, такая «исповедь» далась в мире снов довольно проще, чем когда она делала это перед Ламинарией или более-менее близкими друзьями. Возможно, магия аликорна помогла ей справится с этим, а может Аим уже начала привыкать рассказывать про это кому-либо.
— Какой ужас! — воскликнула Луна голосом, наполненным злости. — Как таким ещё позволено существовать? Я поведаю это Твайлайт. Пусть он получит строжайшую меру наказания! Ни один пони не смеет испытывать подобное. Надо было сделать это раньше, но тогда я не могла собрать всю информацию по этому вопросу. — аликорн резко смягчилась, обдумывая что-то.
— Но, Луна, зачем? Уже поздно что-либо менять. То, что случилось, уже в прошлом.
— Но оно не опускает тебя. — синяя кобыла прервала земнопони, заставив ужаться от такого напора. — На протяжении больше пяти лет, почти каждую ночь одно и то же — это не нормально. Чтобы отпустить прошлое, нужно разрешить все, что тебя волнует, в настоящем. Поверь, я видела пони, что мучились от подобных ночных кошмаров и сходили с ума. Такого никогда не должно быть. Каким бы мерзким по характеру не был пони, он не имеет права причинять боль другим, особенно детям своим. — Луна бросила безучастный взгляд на небесное полотно, снова задумавшись о чем-то. — Мне пора. Ты будешь оповещена, когда все будет готово.
Серая земнопони собиралась спросить о том, что это было за существо, пришедшее к ней и просящее помощи, но не успела. Все вокруг ослепило светом от рога так, что Аим не заметила, когда аликорн коснулся своим рогом головы кобылки, погружая ее в сон без сновидений. Синий аликорн предпринимала все способы, чтобы сохранить кобылку в неведении и помочь ей справиться со своими детскими травмами. В ее плане были некоторые трудности, касающиеся реализации, однако она надеялась, что верная ученица ее сестры поможет с этим. Осталось объяснить ей, что дружественный метод в этом случае попросту неприемлем, жеребец наделал уже достаточно, чтобы использовать более жёсткие меры.
Прошло почти две недели после этого странного сна, Аим и позабыла об этом, погрузившись в свое музыкальное самосовершенствование. Череда концертов по Эквестрии привела «Fandango» в Кантерлот, чему группа была не слишком рада. Конечно они понимали, что даже в таком городе снобов найдутся пони и другие существа, которым нравится их жанр музыки. Однако, по сравнению с остальными, рокеры находятся в меньшинстве, а за аренду помещения для концерта платить приходится баснословное количество битсов. Ещё и зал выделили в цокольном этаже здания, якобы из целей «сохранить тишину города».
— Эти кривоносые копытные просто хотят, чтобы мы ушли в минус. — возмущался Йорун, занося последние ящики с оборудованием на сцену и за кулисы. Аим вздрогнула от грохота, из-за чего в ее дневнике появилась клякса и нота поплыла во все стороны.
— Повезло, что хотя бы такое помещение выделили. — ответил единорог, устанавливая микрофоны.
— Соглашаться на меньшее — не в твоих правилах. С чего такая позиция? — удивился грифон, посмотрев на белогривого жеребца.
— До Лас-Пегасуса всего несколько дней, чувак. — как ни в чем не бывало, с улыбкой на устах, Умбер подошёл к пернатому. — Там публика более живая и не консе-какая-то-там.
— Консервативная. — поправила его Аим, закончив писать новую мелодию для группы, после чего подключила гитару и проверила звук, используя несколько аккордов. На удивление серой кобылки, сочиненная мелодия звучала довольно неплохо для того, кто занимается данным жанром музыки всего шестой год.
— Да. Так что там мы сможем снова оказаться в плюсе. Не забывай, мы там два дня подряд выступаем. — на это заявление единорога Мавр саркастично перекатил глазами, глубоко выдыхая.
Серая кобылка, из-за недосыпа и полученной информации про Лас-Пегасус, перестала слушать диалог между членами группы, которые уже стали заменять ей семью. Аим поначалу не верилось, что такое сможет произойти, однако, спустя всего-то полгода, после вступления в группу, Умбер, Мавр, Маори и Йорун начали относится к кобылке значительно теплее. Копыта земнопони скользили по струнам, из колонок доносилась одна из мелодий их репертуара, которые пони за эти года выучила от начала до конца, несмотря на то, что список постепенно пополнялся. Закончив с настройкой оборудования, помощи установки и прогона материала к выступлению, Аим и все остальные разошлись кто куда. Кобылка же решила прогуляться по городу, уже не опасаясь возможной встречи с братом, служанкой или отцом. Первым делом серая земнопони, при всем своем параде, решила навестить тётю Ермак, направившись в большое здание «Центр жеребячьего творчества». Проходя по таким знакомым улочками, Аим отмечала все незначительные изменения, которые замечала. За шесть лет кобылка хоть и поняла, что, со временем, ее начнут узнавать на улицах, однако до сих пор не приняла это. Поэтому, когда проходящий мимо пони вдруг остановился, вежливо поздоровался и попросил автограф, кобылка немного стушевались, но все же выполнила просьбу фаната, оставив небольшое пожелание на флаере. Жеребец светился от счастья, также не до конца понимая, что это произошло на самом деле. Тряхнув гривой, златогривая кобылка вошла в магазин сладостей и взяла коробку конфет. Оказавшись перед дверью в кабинет, где проходила репетиция, Аим постучала, после чего приоткрыла дверь и заглянула за нее. Пони от четырнадцати лет замерли, как по команде, а Ермак продолжала играть мелодию на фортепиано. Земнопони узнала эту музыку. При первой встрече с крестной мамой, Аим оставила ноты мелодии, которую играла ее настоящая мама.
— Здравствуйте. — поздоровались некоторые жеребята, что продолжили стоять, привлекая внимание играющей единорожки.
— Привет, Аим. — прервав игру, единорожка повернула голову к двери, мягко улыбаясь. — Что-то случилось?
— Да нет, все хорошо. Выступаем сегодня в этом городе, потом едем в Лас-Пегасус. Решила навестить. — кобылка прошла в аудиторию, держа коробку с конфетами в копыте, после чего прошла к фортепиано и положила прямоугольную коробку с блестящей лентой рядом с нотами. Освободив копыто, кобылка обняла единорожку. — Ну, я пойду. Мне нужно было зайти ещё кое-куда.
Ермак с сомнением посмотрела на крестницу, но в итоге утвердительно кивнула, напоследок поправив ей гриву. Выйдя, Аим, как обычно, остановилась около двери, приложив к ней ухо.
— Это была Каспер? — послышался удивленно-восхищенный голос кобылки.
— Ага. — кокетливо ответила Ермак, получая восторженное «Вау». Аим улыбнулась этой реакции, ощущая внутри какое-то тепло от того, что о ней так говорят и ее узнают без капюшона.
— Кто? — спросила другая кобылка, от чего златогривая пони фыркнула и отошла от двери, направившись туда, куда собиралась.
Выйдя на улицу, земнопони вздрогнула, увидев перед собой Её Величество — принцессу Твайлайт Спаркл во всем своем великолепии, в присутствии её королевского советника — дракона. В испуге и конкретном шоке, Аим потеряла дар речи и контроль над собой, резко поклонившись правительнице Эквестрии.
— Графиня Аим Голденмэйн? Дочь графа Метикьюлоуса Голденмэйна? — ее величественный голос обращался к маленькой кобылке в низком поклоне. Как только земнопони услышала свое имя, она подняла голову, глядя на аликорна широко раскрытыми глазами.
— Д-да, Ваше Величество! — ответила Аим, поклонившись ещё ниже, поджилки тряслись, а голос предательски дал петуха.
— Не стоит бояться меня. — нежным трепетом раздался голос правительницы, в нем чувствовалась примесь печали.
— Я не боюсь Вас. — ответила кобылка, встав прямо, но всё ещё не осмеливаясь поднять голову. — Это обычное проявление уважения. — пояснила она, словно уговаривая саму себя, чтобы быть смелее, однако и пристальный взгляд взрослого дракона заставлял Аим нервничать.
— Думаю, будет лучше, если мы сразу перейдем к делу. — аликорн достала свиток с печатью от бывшей принцессы — Луны. — Надеюсь, ты понимаешь, почему я здесь и где мы сейчас будем.
— Нет, Ваше Величество. — шокировано ответила серая земнопони, отведя от принцессы и дракона взгляд. Большинство прохожих мимо пони даже не замечали присутствие правительницы, лишь некоторые остановились на местах, глядя прямо на них.
— Не буду официальна. Луна сообщила о твоей проблеме с отцом, вот я и решила взяться за это. — Аим в полнейшем шоке уставилась на аликорна, заставляя зажмуриться, когда от золотой диадемы отразился солнечный свет прямо в глаза.
— Я не понимаю… — только и смогла выдавить из себя побелевшая кобылка, прежде чем их троих окутала магия, переместившая в дворец принцессы Твайлайт.
Аим бросились в глаза огромнейшего размера витражи и ещё больше потолок, колонны, красная дорожка, два трона где-то впереди, а также небольшая толпа, что, как по команде, обернулась на появление принцессы в небольшой компании. Пони бросило в дрожь, когда она заметила знакомый силуэт единорога, что все это время снился ей в кошмарах — Граф Голденмэйн. Шумно сглотнув накативший ком, кобылка отступила назад, но врезалась в пурпурного дракона с зелёными шипами, что ободряюще погладил ее по кукурузно-золотой гриве. Аликорн направилась по дорожке в сторону толпы и трона, обращая внимания на стражников, что стояли у Метикьюлоуса Голденмэйна, его сына, служанки и дворецкого. Помимо всего прочего, среди них стояла Луна во всем своем величии, в живую, а не в очередном сне, который Аим забудет, как только правительница сновидений коснётся своим рогом головы земнопони. Выдохнув, кобылка отправилась вслед за принцессой, которой присутствующие пони поклонились, когда та присела на трон. Подойдя достаточно близко к родственникам, остановившись в нескольких метрах от Графа, земнопони замерла, как камень, глядя на выражение его лица. Она вздрогнула, когда дракон положил свою лапу ей на плечо, присев на корточки. «Это что, вид поддержки такой?» — промелькнул в голове вопрос, когда пони увидела, как единорог смотрит на дракона. В зале висела очень тяжёлая тишина, которую нарушил Граф своим хриплым и мурлыкающим голосом.
— Мы все Вам признательны, Ваше Величество, — единорог кивнул головой в поклоне, — что вы нашли мою дочь…
— «Что?! Она нашла меня, чтобы вернуть ЕМУ?!» — пони непонимающе посмотрела на Твайлайт, затем на Луну, что кивнула дракону. Тот поднялся и отошёл к принцессе, позволяя ночной аликорне занять его место рядом с земнопони.
— Боюсь, Вы ошибочно полагаете, что я вас собрала здесь, чтобы «воссоединить». — голос принцессы звучал более твердо и холодно. От этого единорог в испуге прижал уши. — Ответьте мне, Вы считаете себя хорошим отцом?
Единорог молчал, не зная, что и ответить. Он оборачивался то на Стринга, то на Аим. От этого вопроса в глазах земнопони появились слезинки, а ее глаза холодно и злобно смотрели на единорога, который, как ей показалось, начал вспоминать всё, что он вытворял с ней.
— «Жестокое обращение с пони» — считаете ли Вы это приемлемым по отношению к Стирнгу, Аим… — начала перечислять принцесса, как ее перебил Граф, низко кланяясь.
— Ничуть! Почему Ваше Величество задаёт сей вопрос?
— «Ему ещё хватает наглости говорить такое?!» — кобылка просто взорвалась, сделав несколько шагов к единорогу. — Да как ты смеешь, паскуда?! — ее голос пытался не дрожать, однако слезы пошли ручьем, ровно как и у ее брата, что был в шоке от реакции кобылки.
— Графиня, попрошу сохранять тишину и не употреблять бранных слов. — сказал дракон, заставляя земнопони вернуться на свое место, под раскрытое крыло Луны, что решила утешить ее. Единорог так и замер с широко раскрытыми глазами, уголок его усов слегка поддергивался.
— Вы продолжаете утверждать, что это не так? — аликорн поднялась, раскрыв свои большие крылья. — Что же, боюсь придется прибегнуть к более радикальным мерам.
Рог принцессы засиял, от каждого присутствующего пони, которых пригласили в замок, начала тянуться белая линия. Пять линий соединились в одну, образуя большой экран, что проецировал одни из самых неприятных воспоминаний в жизни каждого, кто подвергся жестокости со стороны Графа. Теперь жеребцу было бессмысленно отрицать что-либо — он попал в навоз по самые гланды, плохое возвращается бумерангом в двойном размере и теперь неизвестно, что будет дальше. Когда же очередь дошла до воспоминаний Аим, кобылка позволила посмотреть ту самую ночь, когда пьяный единорог с хворостиной вломился к ней в комнату и начал жестоко избивать до самой крови. Все это время кобылка сохраняла зрительный контакт с Графом, чьи уши подергивались от каждого удара. С невероятно жестокими глазами, земнопони продолжала прожигать его взглядом, уже не плача, а слегка упиваясь его страхом. «Смотри, гад! Ну, как оно тебе, нравится?» — явно можно было прочитать в ее рубиновых глазах.
— Довольно… — выдавил из себя единорог, с мольбой глядя на аликорна, что сама не ожидала увидеть подобное.
Магия рассеялась, силуэты растворились в воздухе, последний свист хворостины растворился, так и не достигнув плоти. Дальнейшие события обволок туман, что не позволил Аим в полной мере понять, что происходит. Упав в объятья Луны в состоянии нервного срыва, кобылка упустила все, что говорили. Поэтому, когда речь зашла о том, согласна ли она, чтобы Метикьюлоуса Голденмэйна лишили родительских прав и отправили за решетку, ночной аликорне пришлось использовать целительную магию, восстанавливающую силы и ясность ума.
— Считаю ли я приговор справедливым — да, конечно я так считаю. — начала Аим, снова восстановив зрительный контакт с посидевшим жеребцом. — Простила ли я то, что он с нами делал? — она сделала небольшую паузу, заглядывая прямо в его душу. — Да. Считаю ли я, что нужно смягчить наказание? Нет. — холодно ответила кобылка, получая крыло поддержки со стороны Луны.
А дальше все снова окутал туман. Пони не знала, случилось ли все это на самом деле. В данный момент ей было важно оттянуться на сцене с ее новой семьёй, даря пришедшим пони радость и удовольствие. В шуточной дуэли между Мавром и Умбером, Аим начала играть свою мелодию, которую сочинила к песне о ее жизни.