Конфетти на снегу
Глава 11: Дела налаживаются
Первым же, что почувствовала Литлпип, едва мир грёз, успевший за эту ночь показать ей и сласти и страсти, отступил – ощущение чего-то мягкого и тёплого у спины и на боку. Будто она спала на очень пушистой подушке. Конечно, таковых не было у Никиты в квартире. Интересно, откуда они тогда могли взяться?..
Стоп, она же сейчас не у Никиты дома.
Разум медленно начал воспроизводить события прошлого дня. Кажется, они летели на флаере, потом разделились и она пошла домой к Ваде вместе с Карбо… Потом этот чёрный садист мучил её своими уроками, а после…
После была какая-то жуткая пропасть, словно кто насильно вырвал из неё эти воспоминания.
Хорошо, она сейчас у Вади. У него могут быть такие подушки. Но почему они вздымают…
Она вдруг поняла весь маразм такого рассуждения. От осознания, организм резко выбил из головы все мысли о дальнейшем сне, будто Литлпип вновь приснился кошмар. Кобылка резко открыла глаза.
В комнату слабо бил доносящийся с кухни лучик солнечного света. Дышалось легко, воздух был удивительно свежим. Теперь Литлпип понимала, отчего Никита всегда спал с приоткрытым окном. Кто бы мог подумать, что дышать легко – такая прелесть для организма. Однако, помимо лёгкости, она также почувствовала, что её кто-то приобнимает, да причём не абы где, а за талию. Шестерёнки в голове не заставили себя долго ждать. Литлпип повернула взгляд направо, да так и застыла, боясь даже вдохнуть.
Сзади неё раздавалось тихое сопение. Казалось, будто Карбо укрыл её… самим собой. Сейчас явственней всего ощущалось, насколько он был больше неё. Кажется, вчера они о чём-то говорили, а после… а после была лишь тьма и ничего больше.
Будить пегаса не хотелось, вставать нужды тоже никакой не было, остаётся лишь смаковать момент. Как раз есть время подумать. Интересно, где сейчас Никита?
События приходили в память удивительно медленно, как бы намекая, что времени – тьма, и ничто от кобылки не сможет убежать, а значит нет никакой нужды торопиться. Это было воистину странно – впервые за столько дней, она не знала, чем себя занять. Даже утро в особняке Фестуса нет-нет, а начиналось с какой-то активности. Всё же, богатей довольно часто брал Литлпип с собой в поездки, и как правило все они начинались прямо с утра. А тут… какой-то невиданный шик.
“Что ж, Литлпип, пора тебе научиться отдыхать. – Усмехнулась про себя пони, ещё раз бросив взгляд на всё так же посапывающего Карбо. – Надо будет ему обязательно предъявить за это. Чего копыта распускает?”
Впрочем, ей в какой-то мере нравилось чувствовать, что её обнимают. Прошлый сеанс был… не в самой лучшей обстановке – на улице, ночью, да и сразу после…
Кобылка чуть мотнула головой, силясь отогнать прошлые воспоминания. Всё позади. Ничего больше не случится. Но вот незадача – одна из прядей уже довольно длиной, каштановой гривы упала аккурат на нос Карбо, неплохо так пощекотав его. Пегас завозился, просыпаясь.
— Доброго утра, леди, — слегка улыбнулся он.
— Доброе утро, — ответила Литлпип заученной фразой, после чего продолжила на английском. – Что-то я не припомню, чтобы позволяла тебе лапать себя. – Она выгнула бровь, надеясь, что пегас смутится, или начнёт извиняться.
Но Карбо лишь улыбался, постепенно переходя на смех.
— Я тебя не понял. Кажется, мы договорились общаться по-русски, — успел он напомнить вчерашнее правило, прежде чем окончательно засмеяться.
— Ты… ты… — Литлпип, кажется, не могла подобрать слов в приступе возмущения, тем более по-русски и тем более сейчас, когда рядом с ней лежал и натурально ржал до коликов обнимающий её чёрный пегас.
— …Ты бы сейчас себя видела… — борясь со смехом, сумел проговорить Карбо.
— Да, спасибо. – Литлпип потянулась и перекатилась на другой бок, увильнув от объятий Карбо.
“Надо определённо купить пижаму, – подумала она про себя. – Но сперва нужно найти работу.”
— Ты как, вставать собираешься? – спросил её пегас, тем самым выдернув из мира мыслей обратно на землю.
— Прости, что? – переспросила она. – Что собираю?
— Вставать. – Карбо повторил. На его мордочке так и продолжала играть улыбка. Литлпип было любопытно, отчего это он такой счастливый. С кобылкой в обнимку поспал, и всё – план на жизнь исчерпан?
— Да. Сейчас. – Кобылка встала на диване и аккуратно спрыгнула на пол. Она могла поклясться, что пегас всё это время глазел на её ничем не прикрытый круп, а потому максимально быстро натянула так ей полюбившуюся тунику с поясом, сделанную Никитой.
— Насмотреться? Вставай тоже. – Литлпип повернулась ко всё ещё лежащему на диване пегасу. У того вновь разыгралась улыбка на мордочке. Нет, она не раздражала, просто заставляла её… смущаться, что ли?
— Я встану, но немного позже. Чтоб очередь в ванную не создавать, — заверил её Карбо. – Или ты не умываешься по утрам?
— Очень смеш…
— Эй! – Карбо чуть нахмурился и покачал головой. – По-русски, дорогая.
— Да чтоб тебя! – ругнулась на него Литлпип. Ну дьявол! Бдит же ж, как хищник… — И я тебе не… как ты это сказал?
— Дорогая, — повторил пегас. – Так обычно называют кого-то, кто тебе важен. Или просто из уважения.
Кобылка не ответила, выйдя из гостиной. На неё накатило некоторое смущение. Пока что никто её так не называл, и от сказанного немного теплилось внутри.
Она в очередной раз мысленно поблагодарила Никиту за купленную расчёску. Да, ей нельзя было сделать что-то неординарное с гривой, но что тогда, что сейчас, это было совершенно не важно. Нет ничего лучше чувства, что грива не похожа на воронье гнездо. Умывшись и придав зелёным глазам бывшую ясность, пони вернулась в гостиную, однако чёрного пегаса там уже не было.
“Куда этот чёрт подевался?”
Словно отвечая на вопрос, с кухни раздался едва различимый звук работающего чайника. Литлпип направилась туда… только для того чтобы едва не столкнуться с уже успевшим натянуть светлых тонов рубашку и шорты Карбо.
— Пардоньте, — извинился тот. Впрочем, этого слова кобылка не знала, о чём сразу оповестила пегаса.
— Извините, — повторил он уже более понятным словом, не снимая лёгкой улыбки.
“Опять давит лыбу, чёрт! Да что его во мне так веселит?!”
— Карбо, что ты прятать? – прямо спросила пегаса Литлпип. – Почему ты улыбаешься?
— Да так, просто… — уклонился тот от ответа. – Жизни радуюсь.
— Аргх… Говори уже! – не выдержала Литлпип.
— О, наконец-то повелительная форма. Молодец. – Пегас кивнул. Кажется, его улыбка стала ещё шире. Внезапно, со стороны входной двери раздался звонок. Карбо воспользовался моментом и увильнул с кухни, оставив выжидающую единорожку наедине с собой. Впрочем, он вернулся достаточно быстро, держа в передних копытах достаточно большой пакет.
— Ты, помнится, вчера говорила про селёдку под шубой… — протянул он, подмигнув. Литлпип на такую нелепую попытку сменить тему лишь закатила глаза.
— Тему оставь, — она напомнила про вопрос. Карбо покачал головой и поставил пакет на стол. Улыбка с его мордашки пропала, явив кобылке выражение некоторой рассудительной хмурости и… застенчивости что ли…
— Ну… кхм… ладно. – Кажется, будто пегас собирался с мыслями. – Дело в тебе.
— Не поняла, — Литлпип вскинула брови.
— Ну, как сказать… мне очень доставляет общаться с другой пони, скажем так. – Он чуть потупил взгляд, однако тут же вернул его, уставившись прямо единорожке в глаза. – Да Боже, ты же у нас сама проницательность! Будто не видишь.
— Нет, я пока не вижу ничего, — призналась она в ответ.
Пегас усмехнулся.
— А ты куда мудрёней, чем кажешься… — протянул он, вновь возвращая улыбку.
Литлпип в равной степени радовал и пугал этот странный всплеск настроения. Уж не вина ли это его поведенческой программы? Никита рассказывал, что люди часто покупают себе синтетов с заведомо заниженными умственными и физическими особенностями, дабы потешить своё эго. Конечно, Вадя такого впечатления на неё не производил, но всё могло быть. И эта лучезарная улыбка лишь подливала масло в огонь. Казалось бы, ничего не произошло. Они просто поужинали вчера и… всё. Ничего более.
Просто поужинали вчера…
И тут кобылку будто поразило очередью из того самого “пэпэша”. Ну серьёзно, как можно быть такой… недалёкой? Впрочем, этот “гений” и сам-то тогда ничего не сказал, но… неужели происходящее вчера было… свиданием?
Она и не обратила внимания, что стоит уже неизвестно какую секунду посреди кухни с пустым взглядом, направленным аккурат на уже замолчавший чайник. Впрочем, пегас и не спешил её беспокоить, просто и бессловесно занимаясь готовкой. На кухне слабо запахло солью, а так же луком, запах которого-таки сумел вывести Литлпип из своих мыслей в мир реальный.
Она ещё какое-то время следила глазами за пегасом, сейчас ловко готовящим свеклу и сельдь, но в голове ясно отдавалась мысль спросить. Пускай нетактично, пускай глупо, но если она не узнает правды сейчас, рискует не узнать её никогда.
— Карбо… — слова, а уж тем более на другом языке будто отказывались появляться в памяти. – Т-ты… То… ну, вчера…
— Что? – пегас оторвался от тёрки со свеклой и внимательно посмотрел на кобылку.
— То, что быть вчера… ч-что оно быть?
Карбо так и продолжал стоять, не смея даже шелохнуться. Сейчас его заполняли два чувства. Чувство ликования и чувство стыда. Перманентного стыда.
— Ну… — Слова застряли у него в горле. – Т-тем, что ты думаешь. – Он просто не нашёл иного варианта, как ответить. Признаться – поседеешь от страха, но и играть с полуоткрытыми картами – идея без малого глупая.
— То есть… это было… — Литлпип запнулась, будто забыла нужное слово. — …свидание?
Пегас опустил голову и потупил взгляд. Чего ж греха таить – она была права. Мисс проницательность всея Европейский Гигаполис. С другой стороны, обстановка тогда была уж донельзя непрозрачной. Да, он попытался натянуть маску хмурости от факта, что Вадя не придёт домой вовремя, но в душе тогда у него было сплошное ликование.
— Карбо? – Что ж, кажется это уже переходит в разряд обыденности. Один другого от самого себя в мыслях спасает. Пегас невольно усмехнулся такому интересному факту.
— Да. – Он кивнул. – Это было тем, о чём ты подумала. – Слова давались медленно, и не потому что он тщательно обдумывал их, нет. Что-то будто сдавило ему горло. Простояв так пару секунд, он всё же вернулся к недотёртой свекле. Кто б мог подумать, что признаваться в содеянном так сложно.
Литлпип запрыгнула на стул и тоже погрузилась в думы.
“Молодец, Пип. Ты мало того, что натурально прошляпила очевидное, так ещё его в такой ступор поставила. Вон он теперь, без улыбки, без веселья. Ну кто вообще тебя за язык тянул?! – сокрушалась она на саму себя. – Был же навеселе, а пришла ты со своими расспросами жеребёнка, и всю малину обломала!”
На кухне повисла какая-то ну совсем уж зловещая тишина. Пегас так же лихо, но уже более выдержанно готовил салат, пока Литлпип смотрела в пол и попутно занималась, кажется, тройным четвертованием надвое самой себя в голове.
— Извини пожалуйста. – Карбо первым подал голос, не выдержав этой гнетущей атмосферы, явно неподходящей с виду такому хорошему утру. – Надо было тебе сказать раньше.
— А?.. – Литлпип оторвала взгляд от пола, поглядев на сейчас уже ставящего салат в холодильник Карбо.
— Извини, говорю, — повторил он. – За собственную недалёкость.
— Ха, — единорожка усмехнулась. – Ты это мне сейчас говорить?
— Ну, тут вроде никого кроме нас нету, — Карбо замялся.
— Ты это говоришь тому, кто не смог увидеть вчера свидания, — пояснила Литлпип. – Кто из нас тут недалёкий?
— Мм… Оба. – Карбо чуток повеселел. На его мордочке вновь отразилась улыбка. – Предлагаю оставить это в прошлом.
— Хм… — Литлпип вдруг сощурила глаза, заговорщицки улыбаясь. – А ты верно заметить, что сейчас никого кроме нас нет.
Пегас чуть замялся.
— На что это ты намекаешь?
— Ты, кажется, не ответить на мой вопрос. Когда ещё мы быть у Никиты, — освежила ему память кобылка. – Зачем я тебе?
— Ох-хо-хо… — Карбо лишь усмехнулся. – А вчерашнее сойдёт за ответ?
— Да будь ты весь! – ругнулась Литлпип под уже вновь заливающегося смехом пегаса.
Удачно, что блинчиков, щедро приготовленных им вчера, хватило обоим на завтрак. Ели они молча, однако пару раз Литлпип замечала, что пегас нет-нет, а поглядывает на неё.
“Опять наверняка что-то задумал, чёрт.” – думалось ей, однако в то же время что-то говорило ей так быстро не кликать этого пони дьяволом. Всё же, пока что ничего плохого он ей пока не сделал. Вроде.
— Странно, почему Вадя ещё не проснулся? – удивился Карбо, когда они уже позавтракав, принялись за уборку посуды. – Время уже позднее.
И, словно отвечая на вопрос, из комнаты человека донёсся до ужаса громкий и низкий возглас.
— ДА! – раздалось из-за двери. Литлпип и Карбо переглянулись.
— Что у него там творится? – Пегас выгнул бровь и, поставив тарелки в раковину, направился в комнату человека. Кобылка последовала за ним.
Распахнув дверь, они тут же наткнулись на Вадю. Человек был уже одет, однако его причёска, обычно зачёсанная назад а сейчас похожая на непослушный веник, явно говорила, что он только проснулся.
— Что случилось? – Карбо помахал ногой, стараясь привлечь внимание.
— Радостные вести. Никиту взяли в ВУЗ. Через недельку-другую приедет к нам. Жильё они также нашли. – Вадим помолчал пару секунд, а после, уже тише, произнёс, — придётся мне, всё-таки доставать свой кошелёк…
— Ты что-то просрочил? – насторожился Карбо. Ему уже довелось видеть, что бывает с теми, кто не оплачивает счета вовремя.
— На подарок ему. Такое надо однозначно отметить. А ведь ему от меня ещё за спор почитается…
— Он же проиграл, кажется, — не поняла Литлпип. Вадим рассмеялся, и, убрав пряди с лица назад, подошёл поближе к двоим пони.
— Ох, Пип… Он давно уже выиграл. Просто я отказывался признать это. Он выиграл спор ещё когда позволил ему, — человек показал на пегаса, — учить тебя. А эта новость… лишь подтвердила всё. Я ему проспорил. Теперь уж наверняка.
Вадим прошёл в ванную, миновав сейчас стоящих в ступоре пегаса и единорожку. Карбо, кажется, вообще не понимал, что тут только что произошло. Какой-то спор, о чём он, и как вообще решение Никиты с ним связано?
Литлпип же, увидев застывшее изумление на мордочке пегаса, лишь положила тому копыто на плечо, сказав что-то в стиле “Я всё тебе объясню чуть позже” и вернулась в гостиную. Кажется, это утро было самым богатым на эмоции из всех, что довелось пегасу видеть. Впрочем, он был рад новости. Никита – человек хорошего порядка, грех за него не порадоваться.
Дни проходили один за другим, пусть и уже в несколько другом русле. Конечно, обучение не было таким выматывающим, как у Никиты – учить ничего не было нужно – однако единорожка всё равно под конец дня оказывалась вымотана постоянным языковым опытом. Но теперь её уже натурально мучал иной вопрос – зачем ей нужно это знание. Просто учить этот язык было, может, и трудно, но необходимо. Необходимо облегчить жизнь Никите. Однако сейчас, когда нужда отпала, а говорить на нём не с кем, на что он нужен? Она не могла ответить самой себе на этот вопрос, да и не знала, ответит ли когда-нибудь.
Однажды, уже намереваясь лечь спать, кобылка краем уха услышала, что Вадим и пегас о чём-то говорят в комнате человека. Причём говорят достаточно громко, но не настолько чтобы можно было их услышать. Быть может, “каноничная” Литлпип и решилась бы на вспышку любопытства, но конкретно ей, находящейся сейчас здесь и буквально валящейся с ног от полностью поглощенного прогулкой по Котловине и потому тяжёлого дня, было так лень идти, да и тем более подслушивать уже смолкнувшие голоса, что она лишь махнула на это дело копытом и поспешила провалиться в здоровый, глубокий сон.
Удивление настигло её через несколько дней, когда в дверь кто-то позвонил. Вопреки первоначальным ожиданиям, это был не Никита, а курьер, доставивший небольшую странную коробочку, открыв которую, пони обнаружила пару маленьких и аккуратных серёжек зелёного цвета. Она несколько секунд смотрела на них, затем покосилась на подошедшего Карбо.
— Твоих копыт дело? – спросила она пегаса.
— Да, мисс Проницательность. – Карбо кивнул и улыбнулся. – Серёжки-то непростые. Ну, одна из них во всяком случае.
— Это… комм? – Глаза Литлпип чуть заискрились.
— Он самый.
Кобылка поглядела на Карбо вновь, после чего всё же не выдержала и обняла его за шею. Наконец-то у неё было средство связи! Она ещё никогда не была столь рада такой, казалось бы, простой вещице для большей части Европейского Гигаполиса. Коммуникатор был не просто проводником в виртуальное пространство, часто затягивающее серую пони на несколько часов в день ещё в то время, когда она жила у Фестуса, но ещё и возможностью связаться с кем угодно.
— Ты была когда-нибудь в виртуалке? – Карбо оглядел уже надевшую аккуратненькие серёжки единорожку.
— Была. И довольно много. — Литлпип кивнула, надев аккуратно выглядящую зелёную серёжку в левое ушко. – И первое правило пользования – никогда не входить в неё стоя.
Они расположились на диване, включив каждый свой комм.
В следующую секунду, после короткого приветствия, перед Литлпип появилось голографическое меню с несколькими иконками. Пришлось заново вспоминать привычку управления взглядом, но это не заняло много времени. Всё же, глаза боятся… и всё равно делают.
Но после того, как она увидела текст… из неё вырвался вскрик удивления. Все надписи, все голосовые пояснения, абсолютно всё… было на русском языке. Ни единой латинской буквы, только забитая в голову ещё у Вади на работе кириллица.
“Вот же Тартаров дьявол! – простонала про себя Литлпип. – Прибью, как закончим!”
Конечно, проклятия были не более чем красным словцом – о реальной расправе над пегасом самой кобылке было даже противно думать, но тот факт, что идея поменять ей язык полностью на русский однозначно принадлежала ему, давал ей ещё один повод для предъявы. Впрочем, ладно. Думать об этом она будет после, а пока что – виртуалка.
— Карбо, ты когда-нибудь задумывался, зачем нужен русский язык? – спросила она как-то пегаса, когда они прогуливались по центру Котловины, иногда уходя на узенькие улочки, оставшиеся тут ещё с допотопных времён. Вид бывшего столичного города, ныне бывшего лишь одним из многих районов Серого города, навевал на обоих некоторое спокойствие.
— Ох, Пип… — Карбо улыбнулся. Она уже привыкла, что пегас большей частью привык на всё давить улыбку, но всё же ей нравилось видеть его радостным. Тем более, на фоне довольно чётко оставшегося в памяти образа, когда пегас был хмурым. – Вопрос очень странный. Не сказать глупый, но странный.
— И всё же, он имеет смысл.
— Ну… тут то же самое, что с математикой, или, скажем, с любой другой информацией. Смысла во всём этом для большинства нету, но их и учат не по этому.
— Поясни, — попросила кобылка.
— Скажем так… не всё, что ты учишь, видишь, слышишь, несёт в себе какой-то веский смысл. – Пегас многозначительно поглядел на Литлпип. – Мы что-то учим, смотрим и слушаем потому что… нам это нравится, или мы к этому привыкли, и пускай в нём смысла с гулькин нос. Но если тебе он нужен, считай, что русский – язык только для нашей тайной беседы. – Он подмигнул серой единорожке.
— Со что? – Литлпип поняла примерно половину, но вот метафора так и осталась для неё чем-то за гранью.
— С гулькин нос. Это такое выражение, означающее, что чего-то очень мало, — объяснил вороной пони. – И, как мне сейчас говорят часы, Вадя через двенадцать минут прибьёт меня за опоздание.
— Никогда такого не было, и вот опять… — закатив глаза, протянула Литлпип заученную недавно фразу. Она ей ещё тогда показалась достаточно ёмкой, особенно ввиду всё участившейся проблемы их опоздания. Они часто задерживались либо прогуливаясь, либо просто подолгу пропадая в разных заведениях, чаще всего кофейных. В одной из таких кофеен они и познакомились с парой пегасов.
А история этого знакомства была весьма забавной. Карбо неудачно открыл дверь, дав тем самым стеклянной бандурой аккурат по носу Графиту. Последовало некоторое недопонимание, однако вовремя подоспевшие Скраппи Раг и Литлпип сумели удержать обоих от перехода на горячку. Далее последовали извинения, оправдания, примирение и даже некоторый задел на будущую дружбу. Кажется, они просидели там всю ночь, предаваясь кофе и историям с обеих сторон. Правда, после этого, Карбо пришлось придумывать оправдания, буквально одно чуднее другого, дабы объяснить такую задержку перед Вадей. Но начало пусть и пока что слабой, но всё же надежде на дружбу, было положено.
Никита приехал в первые же выходные. Фестус вновь отправился к себе, сославшись на усталость. Что ж, догадки парня этим решением лишь подтвердились. Вызывать такси он не стал, а потому шёл сейчас к Ваде домой на ужин пешком, попутно любуясь видом центральных кварталов Люблянской Котловины. Любовался и думал, а правильно ли поступил, отпустив Литлпип от себя?
Никиту сложно было назвать человеком, что загоняется по любому поводу. Он скорее принадлежал к такому типу людей, которые сперва что-то делают не особо подумав, а после молча и без выказывания расхлёбывают последствия собственного решения. Вот и сейчас парень думал, каким же итогом для него это обернулось. Какова на вкус эта каша?
Кем для него была Литлпип? Ответ на вопрос лежал почти на поверхности, протяни да достань. И человек решился на бросок, решился разобраться. Плотские фантазии с ней сейчас его интересовали слабо. Он уже не был тем шибанутым наглухо подростком, которому нет-нет, а дай затащить кого-нибудь в постель. Став старше, поумнев, ныне он в принципе не считал ксенофилию действом неправильным или мерзким, просто сам её практиковать желания не выказывал. И потом, о чём он думал тогда… в тот холодный январский день, когда, идя от бабушки по Второй Кронштадтской улице с разряженными в ноль наушниками, услышал всхлип из переулка? Ему хотелось помочь, хотелось избавить другого от страданий… а ещё очень хотелось верить, что синтет потерянный или того хуже – выброшенный, и он приберёт его к себе. Он удивился про себя такой мысли, но она превосходно встраивалась в весь остальной сценарий произошедшего. Всё же, чувство эгоизма в тот день нет-нет, а показало себя. Эта помощь… не была чисто альтруистической.
И это чувство эгоизма тоненькой нитью пронзило все его отношения с Литлпип. Каждый день с того вечера, когда он договорился с Ронналом. Каждое утро и каждый закат, что он встречал, пока Литлпип жила с ним – везде здесь был замешан эгоизм. Он хотел иметь синтета, хотел, чтобы у него был более лёгкий, более преданный, тот самый “настоящий друг” из давней песенки детства, который “…в беде не бросит, лишнего не спросит…”.
Но Литлпип оказалась не таким “настоящим” другом. Она оказалась другом реальным, самостоятельным. Да, преданным, да, иногда нетактичным, но живым и целостным другом. А он относился к ней, как… к кому? Парень, сейчас уже прошедший городскую площадь, всё не мог ответить на этот вопрос.
Он пришёл к Вадиму аккурат вовремя, впрочем, как и всегда. Раньше у него случались проблемы в лице опозданий, но после ряда усилий над собой в отрочестве, они перестали фигурировать в его жизни. Ну, почти перестали. Впрочем, хозяин квартиры был только рад тому что Никита не опоздал и пришёл аккурат когда надо.
— Ну, приятель, рассказывай. Как всё прошло? – уже за столом, после обмена любезностями, начал его допрашивать Вадим. Честно, парню и самому тогда было любопытно, каков на самом деле реальный приём в академии. Вадя отучился там достаточно давно, и неизвестно, поменялось ли что-то. По рассказу Никиты было понятно, что поменялось. Пока что немного – все процессы поступательны, но изменения как минимум в студенческом составе определённо давали понять, что началась новая эпоха в истории высшего образования.
— Вот честно, никогда б не подумал, что окажусь здесь и с такой речью, — заметил Никита, когда уже было сказано несколько тостов. – И благодаря кому же всё это? – Он поглядел на сейчас взирающую на него зелёными глазами Литлпип. Этот взгляд он, кажется, успел выучить наизусть, и всё равно смотрел, будто в первый раз.
— Да не смешите ты меня, — Отмахнулась она. Никита не обратил внимания на неправильный глагол и просто продолжал слушать. – Ты бы всё равно, рано или поздно, но оказался здесь. Это был вопрос времени.
— Ох, Пип. Я ценю твою веру в меня, но всё же позволь возразить, — заметил по-русски Никита. – Я… не стал бы таким, именно как человек, не случись со мной ты. И дело даже не в Фестусе. Дело именно в тебе, в том, как ты ловко и поразительно на меня повлияла. Спасибо тебе за это.
— Что ж, полагаю, это повод для тоста. Ты, приятель, всегда умел задвигать трогательные речи. – Вадим разлил последние порции Брдского шампанского и поднял свой бокал. – Я тебе, честно сказать, всегда поражался. У кого учился?
— Скажу так: были люди в мое время, — с некоторой грустью отозвался Никита.
Уже после застолья, стоя на балконе и глядя чуть помутневшим взглядом на огни района, Никита заметил, что к нему подошла Литлпип, сейчас одетая в сшитую им ещё какой-то месяц назад тунику с поясом. Ну, эспады нет, можно смерти не бояться.
— Никит, — начала пони. Парень перевёл взгляд на неё. – Я хочу сказать тебе огромное спасибо за то что ты дал мне… считай, всё. Жизнь, кров, еду, язык, и даже друзей. У меня, чувствую, и английского словарного запаса не хватит, чтобы выразить тебе признательность.
Парень стоял, как громом поражённый. Ох, видела бы Литлпип, что за мысли были сейчас у него в голове… мигом бы словила крайнее изумление.
— Спасибо тебе, Пип. Не мои тут только заслуги. Вообще, я хотел бы перед тобой извиниться. Так… с глазу на глаз.
— И-извиниться? – не поняла кобылка. — За что?
— За эгоизм, — прямо сказал Никита. – За вечно преследующий меня эгоизм.
— Не понимаю тебя. – Литлпип выгнула бровь.
— В тот день, когда я увидел тебя и привёл к себе домой… и до сегодняшнего момента… меня не покидало это чувство. Чувство эгоизма. – Слова давались человеку трудно. В груди что-то ощутимо давило.
— Я… всегда хотел себе синтета. Именно как синтета. Как ручного биоробота, если угодно. Чувство собственничества – вот чем я руководствовался в том числе, когда помог тебе.
Никита умолк. Ему было всё ещё тяжело на душе, но выговориться было нужно. Чувство вины и сейчас вместе с тем накатившего стыда сдавило ему горло. Но сейчас это было именно что необходимо. Нужно было пройти этот Рубикон. Пони тоже не спешила отвечать, будто раздумывая над ответом.
— Никит… — начала она, — Спасибо тебе за признание, вот только… стоит ли себя винить по этому поводу? Да, быть может сперва ты шёл на поводу, но этот повод заставил тебя сделать благое дело – помочь. И потом, ты уже показал, что выше эгоизма, выше всякого чувства собственничества. Ты отпустил меня, видя, что не можешь более содержать и обучать. Ты смог на это решиться даже сквозь эгоизм. В этом и заключается настоящая дружба.
— И всё же, ты… простишь меня? – Взглядом парня, кажется, можно было убивать.
— Боже правый, кончено! – воскликнула пони. – Было б ещё за что… но раз тебе это важно, я тебя понимаю и прощаю.
Никита опустился на одно колено и обнял единорожку. Она ответила на объятия. Парень почувствовал, как глаза становятся влажными.
— Спасибо тебе, — прошептал он. – За всё.
Они ещё некоторое время продолжали стоять обнявшись, но всё же расцепились.
— Какой-то сюрреалистичный праздник, — усмехнулся Никита. – Не совсем подстать поступлению.
— Ну, нет лучше средства от нервов чем слёзы.
— Пойдём-ка к Ваде. А то холодновато становится.