Триада Лун: Сбор обломков

Глава тридцать четвёртая: Бесцветность

🥧🥧🥧

На узкой эстакаде встретились две группы пони.

В одной из групп не было никого, кроме Пинк, но она не признавала себя за единицу. Впрочем, за двоих или троих тоже не вполне.

Если вдаваться в детали, то это число точно не было целым.

Шарп была на переднем плане её разума, не позволяя себе ни слова, ни действия, пока их не подтвердит внимательно присматривающая чуть сзади Джентл. Пинк представляла собой их обеих и больше того.

Дорога, до и после эстакады лениво огибающая изгибы ландшафта, здесь поднималась волной, словно пропуская под собой невидимый отряд, и взрезала наклонную стену холма, и дальше шла, почти превращаясь в туннель, среди серо-коричневых стен облицованной глины. Покрытые синевато-белой облупившейся краской, издалека заметные стальные двери убежища, выходившие на эстакаду меньше чем в броске от обеих групп пони и между ними, были припорошены пылью — их явно уже давно не открывали.

Они были закрыты и неподвижны, и свет Лун не проникал под этот навес. Неоновые трубки надписи «Укрытие при выбросе, сертификация АА+» давно погасли, их затянуло мхом, от защитной коробки не осталось и следа, и знали о них, а тем более могли если не прочесть, то хотя бы уловить общий смысл, разве что сама Пинк и, — нехотя признала она, — возможно, Солид Лайн с её знанием древней техники.

Для себя Пинк могла найти девять, если не больше, объяснений, почему она видит убежище и знает, что там внутри — но это было не так важно. Расстраивало, что вариант с переходом по разбитым зеркалам так и не сработал из-за взбрыкнувшей Джентл. Они могли бы, пусть и не сразу, добраться до другого материка, подружиться с кем-то из местных племён, и подождать, пока Сторм уйдёт со следа, а потом… но планирование никогда не было сильной стороной Пинк.

Зато она верила в судьбу, и знала, что умеет с ней знакомиться, бродить по общим тропам, заглядывать в тайные закоулки, наслаждаться вкусом жизни и расходиться по домам с приятной полнотой в животе, памяти и сердце.

Более чем несколько раз Пинк встречалась с теми, кто мог разрушить мир, и подруг с собой она обычно не брала — с ними приходилось действовать по шаблону, а это было не всегда удобно. Долгая прогулка, беседа под Лунами, набор лично сделанных кексиков — и всё само как-то оборачивалось к лучшему, потому что Пинк знала, с какой стороны искать это «лучшее» и никогда не унывала. Мрачные пророчества сбывались — но лишь формально, и так, словно суровый отшельник в Великой Пустыне решил пошутить именно на этой странице. Схемы призыва демонов, не меняясь ни на штрих, оказывались планами партии в скайвинг.

Так что эта встреча была — по самому большому счёту — ей не в новинку. Если бы в этот раз «новым знакомством» не была Сторм, седьмая из шести.

Все нормальные пророчества и ожидания, исполнившись, умолкали и переставали требовать своего — почти как голод. О сбывшемся — можно забыть, и начать помогать тем, кто попал под его обломки. Но не так было со Сторм. Пророчества, касающиеся седьмой из шести, были сказаны в семи вариантах и, исполнившись, в любом своём исходе запускали другие пророчества в безостановочной перепасовке. «Чёрная Сторм» обычно была мистическим союзником, на «Белую» можно было положиться больше, чем на себя, «Зелёная» означала собой барьер между Домом и Приключением. И так далее, нить за нитью и жизнь за жизнью, с причудливо сплетёнными предсказаниями и неизбежной следующей встречей на пути шестерых.

То, что видела Пинк, не хотелось называть серебром. Чьим-нибудь другим глазам, оно, наверное, могло бы им показаться. Но на самом деле в приближающейся фигуре была только серость отчаяния и безнадёжности. Не тихая, робкая, но всё же песня серебра, а выдох, который всё никак не соберётся стать последним; берег замерзающего моря; конверт, который некому открыть.

О такой Сторм пророчества не говорили — или Пинк их не знала.

Она вздохнула и шагнула вперёд; мгновенное совещание внутренних голосов определило, что и как сказать:

— Привет, подруги… я… наверное, была неправа. Я чем-то… могу вам помочь? Если можно.

Она знала, что нарушает все писаные и неписаные правила мира, что поступает грубо — но не знала, как иначе расшевелить этот серый туман; и только после того заметила, что Кёсори Стрик спит стоя, а в Солид Лайн практически нет жизни, не считая едва заметных течений; только полосатая кошка на её спине смотрела на Пинк внимательно и неотрывно.

Материальное тело ограничивало Пинк, как раньше, до ухода в зеркала, но Красная, как всегда и никогда, продолжала править над тем, что в прошлом могло бы сбыться. В реальности Пинк ещё не успела подойти близко: её совершенно точно не могли услышать с этого расстояния, и неплотный туман скрадывал черты лица. Но грань мира на эти три удара изогнулась, и «могло быть и так» стало «может, было и так», и на это — только на это — краткое время они были рядом, почти касаясь.

К тому моменту, когда её снова не могли услышать, ответ уже прозвучал, и Пинк осторожно приближалась, один реальный шаг за другим. Изгиб сквозь этот липкий сумрак потратил слишком много сил, больше, чем ей казалось до того.

— Можешь, — таков был ответ Сторм механическим голосом синтезатора, — Мы шли за тобой слишком долго и даже твои подруги устали. Центр загрязнён лунным светом, и теперь только через три цикла меня заберут наверх с резервной базы. Это ведь твоих копыт дело, верно?

Сторм и Пинк медленно шли навстречу друг другу и остановились, не дойдя девяти шагов. В этот раз никто не нападал, и в сером шуме ветра в искусственной трещине холма не было — Пинк слышала это точно — ни надежд, ни проклятий, ни мысли. Но каждому вопросу следовал ответ, и Пинк дала его — так, словно не видела бесцветности, окутавшей место встречи, открыто и без опасений:

— Скорее всего нет, а если и моих, то этот виток меня об этом ещё ничего не знает.

Сторм кивнула:

— Никто не пустит объект Красной в убежище. Значит, будем говорить здесь, на пороге.

— Никто не пустит, — согласилась Пинк. Она приложила копыто к двери, и сине-белая плита прогнулась и порвалась, почти беззвучно разошлась широкой трещиной; толстая сталь блеснула неровными краями. С той стороны было темно, неподвижно, и пахло пластиком, сухим шоколадным печеньем и воображаемыми монстрами — тем, кто до последнего оставался здесь, было не до того, чтобы на выходе убрать за собой тревожные сны.

— Я впущу. Чуток времени, только приберусь и мы поговорим, — сказала Пинк, — Но мой вопрос первый: что ты сделала со своей судьбой, подруга?

Она ждала ответа. Сторм повернула голову к раскуроченной двери и издала хриплый придушенный звук, потом ошеломлённо спросила:

— Но… но… как?! Это же легированная сталь, даже поцарапать её — нужна пушка или боевое заклинание! Она была спроектирована выстоять против Красной, зачарована от разложения и времени? Как?

— Об этом мы тоже поговорим, — улыбнулась Пинк. Она обошла Сторм и, поднявшись и опершись на задние ноги, толкнула скафэквин в глубину тёмного убежища. Через несколько ударов она вновь выглянула из пролома и осмотрелась. Затем тем же манером затолкала внутрь Солид Лайн и Кёсори Стрик, первую в глубоком трансе, вторую сонную от чужой фазы, и неприглашенных пони снаружи не осталось.

Кошка зашла сама.