Дорога на Кантерлот
Дорога на Кантерлот. Глава VII: Бой на мейнчестерском направлении.
"В ночь с 21-го на 22-е октября жители деревни Йеллоупич совершили акт великого героизма и самопожертвования. Деревню занял враг: колонны чейнджлингских машин вошли в поселение, тут же начав зверское насилие над честными фермерами. Несколько домов были разорены и превращены в казармы, тех кто пытался оказывать сопротивляться убили, либо подвергли пыткам и избиению. Жуки хотели запугать пони, но они просчитались! Эквестрийский народ более не испытывает страха перед врагом, он сражается на своей земле, за свою страну и свои дома! Некоторое время спустя, жители Йеллоупича смекнули, что вражеских сил в их деревне не так уж и много, что они беспечны и не ждут от них никакого действия. Враги хотели обустроить в их деревне склад: они свезли туда много боеприпасов и топлива для своих танков, не ожидая опасности. Тогда пони решили, что другого шанса у них не будет. Ночью оставшиеся в живых йеллоупичцы напали на вражеский склад, подожгли и взорвали его. Пока жуки не опомнились, фермеры сожгли свои дома, захватили чейнджлингские ружья и пулемёты и скрылись в лесах и полях, уходя через линию фронта к закрепляющимся под Хоуп Холлоу нашим войскам. Их подвиг навсегда войдёт в историю Эквестрии, как пример массового героизма и народного духа, несмотря ни на что противостоящего варварству, насилию и зверству, исходящему от наших недругов. Это пример того, что несмотря на все чудовищные невзгоды, которые нам пришлось преодолеть, враг всё равно будет разгромлен и изгнан из нашей страны! Да здравствует Эквестрия! Да здравствуют Аликорны!"
Запись в выпуске "Эквестрия Дэйли" от 23 октября 1011-го года. Позже эта передовица была вымарана из печати и надолго спрятана в засекреченном архиве.
— Просыпайтесь! Пора идти. — Голос Кринга прервал тяжёлую дрёму менее чем десятка голов, до того покоившихся на ранцах и воротах шинелей. Солнце ещё не встало, холодный ветер пробирал до костей несмотря на тёплую одежду. Боль сковывала ноги, саднела схваченная холодом и вечно нагруженная спина. Первой мыслью всех проснувшихся в этот момент была мысль о тепле и сухости, второй мыслью была мысль о том, что нужно вставать и идти вперёд.
Артис дёрнул задней ногой и оскалился от раздражения: ему вдруг показалось, что его нога состоит не из мяса, костей и хитина, а из хрупкого льда, крошащегося при каждом движении. Повсюду была сырость и слабая изморозь, воздух был напитан водой и всепроникающей осенней вонью, всё никак не желавшей уступать холоду зимы. Это было похоже на леса вокруг Вракса, на западную Олению, но не на Эквестрию, где, как им рассказывали, почти круглый год светит солнце, а снег выпадает чуть ли не пару месяцев в году. В каком-то смысле они были правы, ведь сейчас они действительно видели грязь намного чаще снега, а сам снег скорее походил на лёгкую ледяную пыльцу, выпадающую ночью и тающую днём.
Боль и дрожь прошли быстро: солдат просто забыл о них, и встал на ноги как ни в чём не бывало. Его оружие и снаряжение либо уже были на нём, либо лежали по близости. Артис надел на себя седельный ранец и положил на спину пулемёт. Его второй номер, сменившийся после первого боя за Гринхилл, ещё поднимался, проявляя некоторую вальяжность свойственную опытным бойцам. Вставали и другие чейнджлинги: Класпер, Лабрум и остальные бойцы нехотя поднимались, осматривались, отряхивались и снаряжались. Всё вокруг так же приходило в движение: перелесок, в котором заночевала их рота, просыпался и готовился к новому дню.
Отделение собралось вокруг Кринга, в ожидании дальнейших указаний. Унтрер-фельдфебель пристально осмотрел своих бойцов и не остался ими доволен: на него смотрело десять пар злых и усталых глаз, истративших много сил за последние два дня.
— На завтрак у нас почти ничего нет, так что сегодня доедим остатки. А ещё гауптман приказал принять таблетки из неприкосновенного запаса. У вас они есть?
Ответом ему послужило десять кивков и тихих ответов "Так точно".
— Хорошо. Признаться — мне противна эта дрянь, но приказ есть приказ.
— Страшно, герр унтер-фельдфебель. — признался один из бойцов. — Ядрёная, говорят, штука. Как бы не привыкнуть.
— Сам об этом думаю. Но... Без них нам сейчас не справиться.
Боец коротко кивнул и вернулся к своим делам. Более Крингу никто не возражал. Отделение быстро доело вчерашние консервы, а потом гренадёры полезли в свои сухарные сумки, в поисках тех самых препаратов о которых шла речь. Артис извлёк из своей сухарки небольшую трубку, запечатанную фольгой с обеих сторон. На белой этикетке было написано: "Первитин". Пулемётчик какое-то время разглядывал этикетку, потом просто вскрыл тубус и извлёк оттуда небольшую круглую таблетку, похожую чем-то на те, которые прописывают при нехватке кальция и растворяют в воде. Опытный боец знал действие этой вещи, и уже был наслышан о немалом количестве случаев, когда бойцы использовали первитин без приказа, на постое в тылу или во время отдыха на передовой. Обычно, за это карали и довольно серьёзно, а злоупотребляющих старались искать и арестовывать, но судьбы всех этих чейнджлингов явно не внушали большого оптимизма. "Ничего, один раз так один раз." — Наконец подумал про себя перевёртыш, кладя таблетку себе в рот и запивая её водой из фляжки.
Вдруг, чейнджлинг ощутил какую-то странную бодрость и силу, а изображение вокруг стало более резким и чётким. Он будто бы проснулся в другом теле и несколько секунд не мог привыкнуть ко всему этому. Ему вдруг сильно захотелось идти, бежать, драться, мысли в его голове так же будто бы побежали быстрее, но при этом оказались застелены какой-то пьяной пеленой.
— Отделение, колонной, марш! — Он услышал голос Кринга, показавшийся ему другим то ли из-за новых ощущений, то ли из-за того, что офицер тоже принял дозу. Отделение выстроилось в колонну, Артис мельком увидел, что у его товарищей глаза распахнуты как форточки, а движения стали чёткими, резкими и дёрганными. До слуха пулемётчика донёслось близкое ругательство: это бранился его второй номер.
— Химозная дрянь... Потом ведь ещё хуже будет... — Сбивчивой скороговоркой проговорил чейнджлинг, а потом отделение двинулось вперёд.
Грохот канонады начался с первыми лучами солнца: их гаубицы открыли мощный огонь по вражеским позициям на высоте, которые всё ещё держались. Некогда покрытая деревьями, теперь она напоминала огромное разрытое кладбище, испещрённое воронками от взрывов и развалинами домов. Отсюда виднелась лишь макушка Гринхилла, это место было далеко от того, где сейчас пролегала передовая. Их роту отвели во второй эшелон, в первом же оказались подошедшие с марша батальоны. Теперь они двинулись вперёд, а артиллерия прокладывала им путь, частью подавляя вражеский передний край, частью противостоя батареям противника. Однако, сейчас это мало волновало панцергренадёров, шагавших по пустому полю. Их бронемашины всё ещё находились в тылу, ведь огонь вражеских противотанковых орудий был слишком силён, а потеря ценной в условиях бездорожья полугусеничной техники была сочтена недопустимой. Вчера ханомаги поддержали их — и враг нащёлкал с десяток БТР, пока чейнджлинги снова не отступили. Однако, и противник оказался серьёзно потрёпан. Насколько — не было известно никому, но разрушения, причинённые Гринхиллу, вызывали хоть какой-то оптимизм.
Грохот постепенно приближался, бойцы вышли на миномётную позицию первого эшелона: батарея была развёрнута прямо за ближайшим к передовой лесом, и оттуда вела огонь. Миномётчики суетились у своего оружия, подтаскивая ящики, подскакивая и снова отскакивая от стволов, когда те с хлопающим звуком производили выстрел. Артис засмотрелся на них: его внимание вдруг резко переключилось на миномёты, и по мере того как их отделение проходило мимо, ему всё сильнее приходилось поворачивать голову.
— Артис... Кончай придуряться! — Услышал он за собой голос ефрейтора, пытавшегося остаться в себе. В этот момент двое артиллеристов заметили бойца и начали хохотать, указывая на зацикленного пулемётчика. Однако, хохот вскоре стих: бойцы поняли, почему Артис так странно ведёт себя.
Начался ближний тыл атакующих батальонов: здесь находились капониры, ячейки, полевые госпиталя, передвигались вперёд батареи пехотных гаубиц и пушек. Рота гренадёр, шагавшая вперёд, с трудом могла сейчас представить ход времени: им казалось, что они идут намного быстрее обычного. На деле, пока они добрались до этой позиции прошло уже около сорока минут. За это время батальоны первого эшелона успели выдвинуться вперёд и завязать бой с врагом. Последствия этого боя были особенно видны здесь: вот на носилках несут обгорелого танкиста с окровавленной культёй вместо ноги, вот ковыляют раненые и оглушённые солдаты, попавшие под вражескую мину, вот фельдшера и медсёстры, пытающиеся оказать первую помощь и вывести бойцов дальше в тыл — в нормальные медсанбаты. И через всё это шагают подкрепления из второго эшелона: измотанные, но введённые в строй стимуляторами солдаты-машины, не обращающие внимания ни на что.
Артис чувствовал, что впереди что-то происходит, но его привычное чутьё оказалось будто бы чем-то забито. Вот они начали выходить на восточную опушку, вот то самое место, где перевязывали контуженного напарника по расчёту. Впереди поле, ещё сильнее изрытое воронками, заваленное мертвецами, остовами техники, гильзами, остатками формы, рваными документами и прочим мусором, оставшимся от них. Сейчас по нему клином шли танковые роты первого эшелона: они ушли намного дальше вперёд, ведя стрельбу с коротких остановок и уже стреляя из пулемётов. За танками шла вереница пехоты, среди которой было много автоматчиков и сапёров. Они тоже в кого-то стреляли, укрывались за танками, делали перебежки от воронки к воронке, продвигаясь вперёд. Это выглядело так, будто им сопутствовал успех.
Грянула команда Кринга, шаг гренадёр замедлился и чейнджлинги начали перестраиваться в цепь. Тем временем, с опушки их догоняли какие-то новые подкрепления, бронемашины, фотокорреспонденты с камерами, стремящимися заснять происходящее. Артис не видел этого, смотря только перед собой и ориентируясь только на команды от своего непосредственного начальника. Они не подходили к первой линии, но держались от неё на некотором расстоянии позади. В нос ударил запах гари и пороха, здесь воздух был более сухим и горячим, чем там, в тылу. Рота шла мимо остовов танков, мимо ещё неубранных тел убитых, свежих и давнишних, лежащих здесь ещё с первой атаки. Судья по всему, идущий прямо сейчас бой тоже был не из лёгких, но сейчас чейнджлингам явно сопутствовал успех.
А рота шла и шла вперёд. Вот недалеко рванула шальная мина, выпущенная неизвестно кем и неизвестно как. Кто-то пригнулся, остальные же шли как ни в чём не бывало. До них уже начали долетать вражеские пули, но это не пугало гренадёр. "Мы идём. Куда мы идём? Куда-то вперёд. Там враг, наши туда идут и мы тоже идём. Может будем стрелять, а может нет. Но хотелось бы. Что творится? Что это за... Запах? Это порох. А это не порох. Это землёй воняет. А вон там лежит чья-то шинель..." — Короткие, быстрые и бессмысленные мысли вертелись в голове Артиса, пока тот шагал вперёд.
По мере их продвижения воронок не убавлялось, но тел уже было намного меньше. Вот их танки ворвались на передовые вражеские позиции и устремились прямо на макушку высоты — гренадёры следуют за ними, в них стреляют из пулемётов, но огонь слабоват. Резерв подошёл к передовым линиям только тогда, когда Гринхилл был взят окончательно. Артис машинально перескочил траншею, краем глаза увидев чёрный остов разбитой пушки и несколько мёртвых тел, чьи бурые шинели напоминали мешки с песком. Он не придал этому никакого значения и продолжал шагать, невзирая на крутизну холма. Навстречу ему попадались обломанные до состояния пней деревья, снарядные воронки и тела убитых и раненых. Чейнджлинг обо что-то споткнулся и едва не упал. Послышалось странное шипение и слова на непонятном языке. Артис обернулся и увидел, что споткнулся о раненого. Тот лежал на животе, под которым образовывалась большая лужа крови. Осколок видимо распорол несчастному живот, и тот упал ничком, не имея возможности ни встать, ни пошевелиться из-за жуткой боли. Это был враг, один из тех пони, которых чейнджлинг мельком заметил до этого. Он лежал, подогнув под себя отказывающие ноги и смотрел на пулемётчика, стиснув зубы в гримасе молчаливого страдания и презрения. Перевёртыш же уставился на врага, начав бессмысленно рассматривать его. На шинели раненого были малиновые петлицы с четырьмя красными треугольниками, неподалёку лежала фуражка. Покрытая землёй и кровью шинель скрывала пони, но на его лице ясно читалась невыносимая боль, которую он испытывал. Обычно они кричали, плакали, звали на помощь, но этот молчал, не ожидая ни пощады, ни лёгкой смерти. Артис же просто таращился на него своими широко раскрытыми глазами, не просто не зная, что делать с ним, но даже не пытаясь начать думать об этом. Что-то внутри его защемило, но он не заметил этого. Он видел всё, и не видел ничего. Концентрировался на всём, и ни на чём одновременно.
— Пошли! — Кто-то ощутимо ткнул его в бок. Это был ефрейтор. Его взгляд был таким же, но эффект от первитина давался второму номеру легче, чем молодому Артису. Пулемётчик посмотрел сначала на напарника, потом перевёл взгляд на верхушку холма, куда шла его рота. "Идти. Идти быстро. Догонять своих." — Снова подумал боец, и тут же двинулся вперёд, повинуясь этому почти животному позыву.
От деревни Гринхилл не осталось почти ничего. Развалины кирпичных домов на какое-то время превратились в укрытия для вражеских солдат, но они быстро отступили оттуда, не принимая боя с превосходящими силами перевёртышей. Танки и пехота первой линии быстро перевалили холм и двинулись дальше, тогда как шедшая позади рота панцергренадёров и другие силы второй линии на какое-то время остались на высоте, ожидая дальнейших указаний.
Артис с его напарником засели в захваченном северянском окопе. Отсюда открывался отличный вид на местность, лежавшую на восток от Гринхилла. Две крупных шоссейных дороги сходились в тёмном пятне города Хоуп Холлоу, где сливались в одну и шли дальше, на восток — туда, где уже начинали показываться серые очертания Фоальских гор. Туда, где стояла эквестрийская столица. Хоуп Холлоу был окружён цепью холмов и сам город находился между двумя высотами. На некотором расстоянии от него виднелась небольшая река, чьи берега так же были покрыты холмами: иногда голыми и распаханными, иногда покрытыми бурым облетевшим лесом. И везде был противник. Отсюда вражеских позиций практически невозможно было разглядеть, но солдаты понимали, что они там были.
Артис смотрел на всё это великолепие, чувствуя накапливающуюся усталость. Действие препарата длилось около 12-ти часов. В это время солдат, офицер или лётчик должны были бежать, стрелять, летать, работать, в общем — делать то, что им положено, а не сидеть в окопе, ожидая приказа двигаться вперёд. Пулемётчик мучился от собственного бездействия, мучился не морально, но физически.
Раздался визг падающего снаряда, все вокруг тут же попрятались по окопам. Артис и другие солдаты его роты, принявшие первитин, среагировали раньше других и бросились в окопы первыми. Раздался жуткий грохот, на голову гренадёра градом посыпались камни и комья земли. Кто-то завопил от боли, но этот крик прервал визг второго снаряда. Кто-то поблизости прокричал: "Гаубицы!" — и оказался прав. Враг опять пустил в ход свою артиллерию: она явно не была большого калибра, но находилась в копытах тех, кто умел ей распоряжаться, а значит представляла огромную опасность для перевёртышей. Упал второй снаряд, третий; внизу, у подножия гринхилльского холма загрохотал новый бой. Вокруг, слева и справа, так же слышались выстрелы, грохот танковых орудий и лязг гусениц. Дивизия снова наступала, и на этот раз делала это более успешно.
Обстрел кончился так же быстро, как и начался. Вражеская артиллерия смолкла, либо переключилась на другую цель. Артис осмотрелся вокруг: окоп, в котором они сидели, оказался полуразрушен, один из фугасов угодил аккурат в него и разорвал двоих бойцов из другого взвода. Другой снаряд попал рядом с радистами и находившимся поблизости военкорами. Всех посекло осколками, убило или ранило. Гражданские лица сильно перепугались и сейчас откуда-то с окраины бывшего Гринхилла доносились крики ужаса и боли, несвойственные привыкшим к подобному солдатам. Третий снаряд не долетел до "макушки" высоты и не смог нанести серьёзного урона.
— Сильно жахнули. — Проговорил второй номер, встряхивая головой. Артис в этот момент уже более-менее пришёл в себя и начал осматриваться вокруг. Он не знал что отвечать, да и не видел в этом смысла. Они продолжали сидеть на высоте, пока их товарищи впереди ещё вели бой с вновь возникшей впереди противотанковой обороной. Время шло, а техника всё никак не могла продвинуться. Артис смотрел на это: он снова увидел подбитые танки, но их пока было немного. Остальные машины вели бой, стреляя по вражеским позициям, протянувшимся где-то впереди. Их снова было не различить: только вспышки, грохот и пулемётная пальба свидетельствовали о том, что впереди них был противник. Пулемётчику почему-то хотелось быть там: идти и стрелять, находиться в опасности. Эти мысли были не его, и они ему не нравились, но он продолжал думать ими.
— Вперёд, пошли! — Пулемётчик снова услышал голос Кринга. Унтер-фельдфебель выскочил из траншеи и пошёл вперёд, увлекая за собой отделение. То же делали и остальные, весь чейнджлингский резерв сдвинулся с места и покатился вниз, на помощь встрявшей там первой линии. Снова заговорили подошедшие миномёты и орудия, Артис чётко понял, что они сейчас тоже вступят в этот бой. Эта мысль прозвучала в его голове без волнения и страха, быстро промелькнув среди общего потока пустых и дурацких образов. Боец поднялся из укрытия и двинулся за своим командиром.
Вокруг становилось жарко: дивизия теперь дралась в свою полную силу, но и противник явно не играл в поддавки. Артиллерия грохотала с обеих сторон: казалось, что болванки и фугасы свистят над головой так же часто, как и пули. Отделение Кринга снова построилось цепью, но на этот раз пошло не шагом, а бегом. Нужно было срочно добраться до своих и поддержать их огнём, иначе они снова затормозят здесь, топчась на месте и неся потери.
Вокруг свистели пули и осколки, местность была открытая, прятаться было негде. Артис бежал вперёд, следуя приказу: он то пригибался, то вновь поднимался на ноги, припадая к земле скорее инстинктивно и ориентируясь на крики товарищей, нежели по собственному чутью. Он бежал вперёд, не слишком быстро, но и не слишком медленно. Он бежал навстречу опасности, становившейся всё чётче с каждым шагом.
Рота остановилась и залегла, начав поддерживать товарищей огнём. Это была обычная пехота, но из-за её спин уже начинала работать подошедшая артиллерия. Гром и грохот нарастал, танки вышибали один за другим. Укрепившаяся впереди артиллерия явно не собиралась быстро отступать, а прикрывавшие её пехотинцы били из автоматического оружия, не давая гренадёрам и пионерам перевёртышей подобраться близко.
— Огонь по дому впереди! — Артис услышал команду Кринга сквозь грохот происходящего вокруг. Его отделение залегло в поле, прикрывшись остановившимся для стрельбы панцером. Отсюда становились различимы позиции врага: пушки и пулемёты били со стороны маленького хозяйства, лежащего вдоль того просёлка, что шёл мимо Гринхилла и по которому они пришли сюда. Среди серо-бурого пейзажа торчали остатки треугольных крыш, а оттуда прилетали очереди и снаряды. Артис выполнил приказ и начал стрелять туда, не зная, попадёт ли он в кого нибудь или нет. Зрение бойца оказалось приковано к прицельной планке, а плечо почти не чувствовало давления приклада. Он всё клал и клал длинные очереди, не чувствуя боли и страха вывихнуть себе сустав. В ответ один из домов огрызнулся очередью, явно пущенной из подвального окна. Пули засвистели и забарабанили вокруг, все пригнулись, залегли и вжались в землю, но Артису было плевать на это: он стрелял и стрелял, пока не отстрелил всю ленту. Танк, за которым они прикрывались, дал выстрел: дом из которого ударила вражеская "машинка" тряхнуло от мощного удара: одну из стен разнесло в клочки, посыпалась черепичная крыша. Дом развалился наполовину, но очереди продолжали стрекотать. Танк дал второй и третий выстрелы: дом сложился целиком, но противник не замолкал.
Вдруг, что-то ухнуло, завизжало, и оглушительный удар пришёлся по самому танку. Грохот раскалываемой стали, рёв, лязг и скрежет. Пули снова свистят над Артисом, пока тот помогает напарнику зарядить новую ленту. Попадание по танку заставило обоих прижаться к земле, в голову пулемётчика снова ворвался звон и саднящая боль в ушах: перепонки выдержали благодаря каске и шарфу, но пришлось им несладко. После этого удара наступила относительная тишина: грохот орудий немного, и только ружейно-пулемётный огонь стрекотал вокруг. Кринг занял позицию за только что подбитой машиной, и попадание в неё отбросило его назад. Унтер-фельдфебель упал на землю и ударился головой, но каска и панцирь не кое-как спасли его от травмы. Офицер начал подниматься, к нему подбежал один из гренадёров и помог ему встать. Это оказался один из посыльных Ляпписа.
— Ляппису пришёл приказ выходить из боя! — Перекрикивая грохот доложил ординарец.
— Мы отступаем?! — Так же громко спросил его Кринг.
— Нет, не отступаем!
Кринг кивнул и повернулся к своим бойцам. Вокруг свистели пули, мозг, подстёгиваемый стимулятором, работал на износ. "Будем обходить." — Промелькнуло в голове у командира отделения. Все его мысли сейчас могли только мелькать.
— Отделение! Отходим назад! — Скомандовал унтер-фельдфебель, надрывая свои связки и лёгкие в надежде докричаться до бойцов, находившихся не более чем в четырёх-пяти метрах от него. Они все отреагировали на приказ: гренадёры принялись отступать назад, прикрываясь танками.
Взвод Ляпписа собирался позади основной боевой линии, около оставленной врагом противовоздушной щели. Сюда часто залетали шальные пули, но противник не обстреливал это место намеренно. Через несколько минут там было уже около трёх десятков чейнджлингов, отошедших от огневого рубежа. Многие из них не понимали до конца что происходит, подавленные грохотом и психотропным действием первитина. Тем не менее, гренадёры были ещё более чем боеспособны, а простому солдату нет смысла понимать всего, что с ним происходит.
— Все здесь? — Спросил Ляппис, оглядывая подчинённых. Не досчитались ещё четверых стрелков, не считая потерянных за прошлые два дня. Взвод поредел и цугфюрер это прекрасно понимал, продолжая при этом следовать приказам гауптмана, следовавшего приказам майора.
— Все! — Коротко ответил его помощник, пересчитав бойцов по головам.
— Хорошо. Приказ из роты — идти на правый фланг. Там формируется ударная группа, нас к ней причислили. За мной! — Ляппис говорил такой же сбивчивой скороговоркой, как и все остальные. Артис видел, что лейтенант так же тяжело переносит действие препарата, как и он. Тем не менее, офицер крепко держал себя в копытах.
А на правом фланге действительно формировалась группа: из резерва подошла свежая танковая рота, туда же отступила другая рота, потрёпанная на вражеской обороне и отошедшая назад по приказу свыше. Пехотное прикрытие составили три отделения егерей, два взвода гренадёров и один взвод штурмпионеров. Они отошли обратно к высоте и начали концентрироваться в другом месте с целью нанести удар там.
Лицо гауптмана Шосса было омрачено напряжённой гримасой. Его машина только что отошла с прошлой позиции и теперь стояла здесь, на другой стороне дороги, там где бой шёл не так интенсивно, как слева. "Нас встретили в одном месте — мы попробуем в другом." — Думал про себя чейнджлинг, осматривая поле боя из комбашенки. "И почему мы сразу не поняли, что на том понячьем фольварке находятся батареи? Шарахаемся тут как слепые котята, где авиация, что делает разведка?" — Раздражающие мысли всё сильнее напирали на него, заставляя скалиться всё шире.
— Герр гауптман! — Кто-то окликнул его с земли. Голос показался Шоссу знакомым. Чейнджлинг оторвался от бинокля и посмотрел на кричащего:
— Да, я слушаю!
— Наш взвод прикомандирован к вам. — Стоящий на земле был одет в заляпанную грязью шинель и каску. Его глаза смотрели на танкиста как-то странно, неестественно. Шосс узнал его — это был Ляппис, чьи бойцы были прикомандированы к его роте изначально. За эти два дня всё смешалось и потеряло изначальный порядок, полкам и батальонам пришлось перегруппировываться буквально на ходу, чтобы снизить эффект от неожиданно больших потерь. Пехота страдала не так, как танкисты: рота Шосса в этом бою лишилась уже пятого своего танка, а сейчас её ещё и отделили от батальона, сведя в один кулак со свежим и сильным, но не так хорошо знакомым гауптману подразделением.
— Ясно. Мы скоро двинем вперёд, во-он на тот перелесок. — Танкист показал копытом на лес, откуда сейчас долетали отдельные выстрелы. Перед ним залегло две роты гренадёров при пушках и броневиках. Они обстреливали перелесок, но огонь противника пусть и был слабым, но не смолкал: видимо, среди деревьев находились достаточно крепкие гнёзда и окопы, откуда стрелявших ещё нужно было выкурить. Однако, это не представляло из себя большой проблемы, пока противотанковые пушки были заняты боем на левом фланге. Шосс знал: его товарищи достаточно отвлекают врага. Более того: они его бьют, и его нынешняя задача состояла в том, чтобы обеспечить это. Мысли о потерях и бардаке на миг застлала сладостная картина триумфа: его танки войдут в пустой Хоуп Холлоу и встанут на главной городской площади. А потом они рванут на Кантерлот, и останавливать их будет уже некому...
Гауптман коротко кивнул Ляппису и забрался внутрь башни, захлопнув створки люка. В нос чейнджлингу ударил запах масла, пороха и едкого пота: танкисты воевали уже три дня подряд и всё это время находились при машине.
— Скоро выдвигаемся? — Снизу послышался голос мехвода.
— Что по радио передают, Ликс? — Спросил командир танка, надевая наушники и прислушиваясь к переговорам. Им только что пришлось перестраиваться на другую частоту чтобы выйти на связь с подошедшей из тыла ротой.
— Их командир приказал готовиться к бою. Выступаем через пять минут! — Доложил Ликс. "Зря я забыл про наушники." — С досадой подумал Шосс, на время откладывая бинокль.
— Что пехота? За нашими танками пойдёт целый взвод.
— Пехота уже распределилась. Все готовы!
— Только мы ещё нет... — уже вслух пожурил себя гауптман, и тут же начал отдавать указания. — Ликс, остальная рота вышла на эту частоту?
— Так точно!
— Понял тебя. Мехвод, заводи движок! — мотор танка, до этого тарахтевший на холостом ходу заревел громче. Гусеницы ещё не лязгали, но машина готова была сдвинуться с места в любой момент. Шосс почувствовал усиливающуюся дрожь и грохот внутри машины, и это доставило ему удовольствие. Раздав команды своим танкистам, гауптман обратился к другим экипажам: — Рота! Подтвердить готовность!
"Готовность подтверждаю!.. Готовность подтверждаю!.. — В наушниках зашипели голоса его подчинённых. Они все откликнулись, кроме тех пяти командиров, чьи танки были подбиты за эти три дня. Кто-то из них выжил и попал в лазарет, кто-то из них погиб, но все они так или иначе выбыли. Выбыли тогда, когда были особенно нужны. Сейчас гауптман особенно горел желанием отомстить за них.
— Принято! Рота, план таков: нужно выдвинуться вперёд и сломить вражеское сопротивление в лесу перед нами. Это должно быть легко, у них нет пушек и не должно быть много взрывчатки. Далее мы вырвемся во фланг к той сволочи, которая прижала наших на той стороне. Они не выдержат перекрёстного огня и отступят.
— Отступят? — Переспросил один из танкистов.
— Да. Что в этом сложного, лейтенант? — Голос Шосса напрягся, недовольный внезапным непониманием со стороны своего опытного и надёжного подчинённого.
— В этом какая-то хитрость, герр гауптман! Их отступление нам только во вред. — В наушнике Шосса снова послышался спокойный, но повышенный от окружающего шума голос лейтенанта.
— Значит раздавим их пушки к чёр-ртовой матери! — Резко заявил гауптман, испытывая скорее не недовольство и тревогу, а предвкушение нового боя с врагом.
"Танки, вперёд!" — На радиочастоте послышалась команда гауптмана 6-й роты, подошедшей из тыла. Ожидание и недолгая подготовка кончились, началась атака.
Гусеницы начали месить мягкую оттаявшую землю, танк не буксовал, но липкая грязь всё равно замедляла машину, мешая ей идти на полном ходу. Шосс благоразумно спрятался в внутрь машины и наблюдал за происходящим через прорези комбашенки. Танкисты уже не рисковали высовываться сверх необходимого, ведь вражеский огонь был крайне опасен, причём далеко не только на передовой.
"Вот наша пехота, там противник... Они стреляют, но слабо, видимо ждут пока гренадёры подойдут поближе." — Думал про себя Шосс, всматриваясь во вражеские позиции. Действительно, оттуда то и дело были видны вспышки пулемётных очередей, беспокоивших залегших перевёртышей. "Они ошиблись. Раскрыли нам свои позиции..." — Вслух пробормотал гауптман. "Фарникс! Определить расстояние! до леса"
— Полтора километра, герр гауптман!
— Ясно! Зарядить фугас!
— Заряжено, герр гауптман!
— Фарникс, видишь цель?
— Вижу! Пулемётные гнёзда прямо по курсу!
— Огонь по моей команде!
— Вас понял!
Панцеры продолжали неумолимо продвигаться вперёд. Противник видел их движение как на ладони, но занятые боем артиллерийские орудия не могли полностью переключиться на новую цель, вынужденные продолжать перестрелку с основными бронетанковыми частями, было отошедшими для перегруппировки, но теперь навалившихся с новой силой. "Они не бьют на расстояние свыше километра!" — Заметил кто-то из танкистов 6-й роты, наблюдавший за развернувшимся сражением. "Экономят снаряды." — Снова подумал про себя Шосс, наблюдая за тем, как расстояние до леса неумолимо сокращается. Вспышки пулемётного огня были видны то тут, то там. Пони видели чейнджлингские танки почти в упор, но это не производило на них никакого впечатления, будто они выдерживали такой натиск уже не первый раз.
— Фарникс, расстояние! — Снова гаркнул командир танка, прикидывая на глаз расстояние до врага. Он уже отлично видел спрятанные в лесу окопы и перебегающие по ним силуэты врагов. По ним уже можно было стрелять, но приказа не поступало.
— По моей машине открыт огонь. Останавливаюсь для ответного выстрела. — Доложил один из его танкистов, чей танк шёл поблизости от танка Шосса. Гауптман повернулся в сторону и увидел, как танк подчинённого останавливается и стреляет в сторону вражеского укрепления. Только что вражеский снаряд ударил рядом с ним, и танкист решил ответить. Гауптман нервно заскрежетал зубами: "Опасно... Не хочу потерять шестого!"
— Восемьсот метров! — откликнулся наводчик. — Бить?
— Бей! — Скомандовал гауптман, и ухнул выстрел.
"Всем машинам — открыть огонь!" — Прошипел искажённый помехами голос командира 6-й роты. Танки вступили в бой. Вражеская линия, и без того находившаяся под серьёзным обстрелом, в несколько минут оказалась буквально изрыта фугасами. Танк Шосса и другие машины его роты выпустили по врагу один снаряд за другим, валя деревья и уничтожая укрытия. Когда они подошли ближе — заговорили их пулемёты, но противник дрогнул не сразу: пони продолжали удерживать свои позиции, ведя огонь по поддерживавшей танки пехоте. Они не бежали, но постепенно отходили со своих позиций, стараясь делать это максимально быстро и организованно.
— Зарядить фугасный! Цель — вражеская пехота! Доворот башни — семь градусов влево!
— Заряжено! — Голос заряжающего казался усталым, но он несмотря на это продолжал работу.
Танк остановился, башня повернулась на семь градусов влево. В прицел Фарникса попала группа северянских бойцов. отходивших по ходу сообщения в тыл. Грянул выстрел. Снаряд ударил аккурат в траншею, завалив её землёй. Наводчик громко воскликнул, радуясь своей удаче. Шосс тоже увидел попадание и остался доволен этим.
Вскоре атакующие уже добрались до окопов: танки грузно переваливали их, давя, круша и ломая остатки лесополосы, в которых пытались укрыться неприятели. Противник отступал, спасаясь от огня орудий и пулемётов в складках местности. Две танковых роты преследовали врага некоторое время, пока грохот неприятельских орудий не ушёл влево от них. Наступило короткое боевое затишье: пехота занимала отбитые позиции, танки же быстро перестраивались для атаки неприятеля в его фланг. Танк Шосса повернулся бортом на восток. Гауптман снова вышел на связь, и все ему откликнулись: потерь в его роте пока не было. Коллеге из 6-й так же повезло. Офицер высунулся из башенки и осмотрелся по сторонам: справа, там где наступали их соседи, противник пятился и отступал, огрызаясь пушечным огнём. Слева ещё держалась та точка, которую они должны были обойти. Спереди противник был разгромлен. 6-я рота поставила один взвод танков и какое-то количество пехоты против противника на левом фланге, тогда как основные силы начали разворачиваться для удара во фланг. Они находились примерно в километре от вражеской позиции и дорожная насыпь мешала врагу эффективно стрелять по ним, так же как и им было трудно стрелять по и без того укреплённым капонирам, окопам и подвалам домов, откуда стрелял противник.
Болванка со свистом пролетела недалеко от машины Шосса и тяжело ухнула о землю. У его танка собиралась пехота, которой командовал Ляппис. Его бойцы выглядели уставшими, но действовали так, будто этой усталости не было и в помине. "Видимо, ребятам пришлось глотать первитин." — С досадой подумал танкист. Это вещество вызывало у него неприязнь и отвращение несмотря на все "рекомендации", которыми изобиловали пособия, военные журналы и советы старших офицеров.
Вот в воздухе раздался гул моторов, из-за облаков показалось звено чёрных пикировщиков и звено истребителей прикрытия. Бомбардировщики сделали круг над позициями врага и приготовились заходить на боевой курс. Вот они сформировали карусель и первый самолёт с оглушительным рёвом сирены спикировал вниз. В этот момент с земли застрочил тяжёлый зенитный пулемёт: очередь трассирующих пуль пронзила небо, пикировщик не понёс видимых повреждений, но его пилот явно занервничал и дёрнул машину в сторону, сбросив бомбы не туда, куда хотел изначально. Выйдя из пике, "Веспид" начал уходить назад. Вторая машина так же приготовилась пикировать, но вдруг в небе появилась двойка бурых самолётов. Они ударили из облаков, незаметно подобравшись к чейнджлингам. Ведущий дал очередь по второму "Веспиду", не обращая на попытки его бортстрелка отбить атаку. Очереди расчертили небеса — и бомбардировщик пошёл вниз, дымясь и разваливаясь в воздухе. Второй самолёт бросился на пару "Швармов", поразив одного из них фюзеляж и уйдя от очереди другого. Схватка была короткой и закончилась тем, что обе пары самолётов, нанеся друг другу серьёзные повреждения, удалились в разные стороны.
На земле послышалась ругань и раздасадованные возгласы. Пехота и танкисты видели всё происходящее, и не было чёнджлинга, у которого не осталось осадка на сердце из-за неудачи лётчиков. Кто-то ругал пилотов Люфтваффе, кто-то грешил на врага и неудачу, но смысл был один: шанс ослабить врага и добиться лёгкой победы был упущен, теперь оставался только прямой бой, успех в котором будет стоить дорого.
"Все готовы?" — Напряжённый голос коллеги снова потревожил наушник гауптмана.
— Так точно! — Быстро ответил тот и снова спрятался в башню, погрузившись в духоту и мрак как водолаз погружается в воду. По танкам пробежала команда выдвигаться вперёд. Короткий миг перестроения закончился, нужно было атаковать снова. Гауптман быстро отбросил все мешающие ему мысли и начал раздавать указания. Танк снова двинулся вперёд, теперь в прорезях комбашенки виднелась невысокая дорожная насыпь и развалины домов, превращённые неприятелем в оборонительные позиции. Здесь они были видны лучше, чем тогда, когда они атаковали с западной стороны. Оттуда всё выглядело так, будто снаряды летят практически из ниоткуда, а дома напоминали миражное марево, утопавшее в дыме и огне. "Какие-то единорожьи фокусы." — Подумал про себя командир, не веря собственным словам и надеясь на обратное.
— Фугас заряжен!
— Огонь по развалинам прямо по курсу! Прижать их к земле!
Ответа не последовало. Вместо него снова грянул выстрел. Фугасный снаряд ударил в стену, раскидывая в стороны кирпичи и штукатурку. Впереди ухнул взрыв, но миг спустя, будто в ответ на выпад Шосса ударила вражеская пушка.
— Попадание! В мой танк попали!!! — В эфир ворвался голос того танкиста, который недавно выражал своё недовольство вражеским отступлением. Тон офицера был похож на панический, и Шоссу крайне хотелось того, чтобы он не был таковым.
— Отставить малодушие, оценить повреждения! — Грозно и строго прокричал командир в микрофон наушника.
— Не можем двинуться, экипаж цел, мехвод оглушён!
— Это главное. Займитесь ремонтом танка и не засоряйте эфир!.. — Шосс сразу же отвлёкся от нерадивого подчинённого и вернулся к управлению танком. — Фарникс, довернуть башню на два градуса!
Танки подбирались к дорожной насыпи. Ответный огонь был, но его не хватало. Вражеское сопротивление на момент ослабло, и чейнджлинги сумели быстро подобраться к противнику. В какой-то момент, грохот орудий со стороны придорожного хутора смолк, только пушки перевёртышей продолжали периодически посылать туда снаряд за снарядом.
"Шосс пойдёт впереди и первым въедет на дорогу. Его поддержат танки моей роты." — Командир 6-й снова подал голос, уточняя положение, сложившееся в данный момент. Действительно, остатки роты Шосса находились слева, поэтому при повороте порядка налево именно они должны были оказаться там первыми, но ведь они уже были потрёпаны боем и устали, а подкрепление не понесло потерь, и судья по всему, не собиралось их нести. В голову гауптмана начала закрадываться мрачная мысль.
"Слушаюсь!" — Коротко ответил он, нутром чувствуя неладное. Уже нельзя было что-то изменить. Всё должно было произойти так, как должно было. Первые танки его подразделения начали въезжать на невысокую земляную насыпь, находившуюся в считанных сотнях метров от позиций неприятеля. Вперёд них вышла пехота: сапёры, пригибаясь, выбежали на дорогу и тут же скрылись на другой её стороне, продолжая продвигаться вперёд. Они могли бы взять штурмом затихшие укрепления и без помощи танков, но те всё равно пошли вслед за пехотой, подгоняемые общей спешкой. Да... Спешка. Это мерзкое слово, таящее за собой глупый смысл и ведущее к чудовищным последствиям.
Это произошло тогда, когда машина гауптмана ещё смотрела пушкой в небо, а командир танка видел в комбашенке лишь серые облака. Это произошло за секунду: в эфир ворвался грохот чудовищного взрыва. Внезапный грохот и скрежет заставили гауптмана инстинктивно сдёрнуть гарнитуру с головы, но в следующий момент чейнджлингу пришлось надеть её снова.
— Что произошло?!! — Совсем озверевшим от ударившего в кровь адреналина голосом спросил гауптман у подчинённых.
— Танк Лирикса уничтожен, герр гауптман! — Успел доложить один из командиров перед тем как в эфире снова раздался тот же звук: грохот и агония гнущейся стали ударили в уши чейнджлинга, заставив его зажмуриться от подступившей к горлу злобы и отчаяния. Панцер выровнялся и Шосс увидел всё. Он увидел капониры и черневшие в считанных сотнях метров щитки вражеских орудий, скрытые горами кирпичного шлака и облаками оседающей красновато-серой пыли. Он увидел, как пионеры пытаются прорваться вперёд под огнём внезапно оживших пулемётов. Он увидел просчёт. Очередную ошибку, стоившую жизней тех, за кого он держал ответ.
— Орудие заряжено?! — С трудом помня себя спросил офицер у наводчика.
— Заряжено! — Коротко ответил тот.
— Прямо по курсу орудие, огонь!
Ответом снова стал выстрел. Фугас со свистом ударил аккурат в выглядывавший бронещит пушки, заставив ту подпрыгнуть и похоронить под собой всю свою обслугу. Пушек уже было мало: часть была выбита, часть же быстро отходила назад, пока последние расчёты вели бой, прикрывая отступление основных сил. Они не надеялись выжить, и стремились лишь продать свои жизни подороже.
"Внимание, воздух! — Голос одного из танковых командиров громко ворвался в наушники Шосса.
"К чёрту воздух, нужно идти в атаку!" — Прорычал он в микрофон.
"Шосс, в вашей роте осталось четыре машины, на дороге вы уязвимы. Нужно отходить назад, к лесу." — Осадил его гауптман 6-й роты, чей танк ещё оставался позади всех. Он был назначен старшим, и его нужно было слушаться, несмотря ни на что. Скрипя сердцем и превозмогая животное желание вырваться вперёд, Шосс отдал приказ отступать. Он вспомнил о тех, кто остался в его роте и нашёл слова своего начальника целесообразными. Однако, размышлять об этом времени уже не было.
В воздухе действительно показались эквестрийские самолёты: три бомбардировщика шли с внушительным прикрытием из истребителей. Это были уже не те штурмовики, что донимали их ранее, но нечто более страшное и опасное, способное стереть их в порошок. Две роты чейнджлингских танков вместе со своим десантом начали отходить к остаткам леса. С захваченной высоты открыли огонь зенитные установки, и первыми выстрелами им удалось сбить один из истребителей. Бомберы не изменили курса, но их прикрытие сильнее рассредоточилось. ПВО продолжало стрелять, пытаясь поразить цели, но те двигались слишком быстро и целеустремлённо, а зенитчиков было недостаточно чтобы заставить бомбардировщики повернуть назад.
Посыпались бомбы, грохот взрывов чудовищной силы перекрыл собой всё вокруг. Земля встала на дыбы, взметаясь вверх и оседая вниз, пока маленькие существа пытались найти укрытие. Всё началось и закончилось очень быстро, так же быстро как и началось. Сбросив свой относительно небольшой груз, тройка самолётов развернулась и начала отходить. Некому было помешать им, и вскоре эквестрийцы скрылись за облаками.
Дышать здесь было практически невозможно. Кирпичная пыль стояла в воздухе плотной пеленой, больно въедаясь в глаза и оседая на панцирях и касках перевёртышей. Бойцы сидели на горках шлака, стрелянных орудийных гильзах и немногих уцелевших снарядных ящиков, отдыхая от прошедшего боя. Силы, данные им препаратами постепенно начали выветриваться, обнажая ещё более тяжёлую усталость и головную боль. На землю постепенно опускалась темнота, наступал вечер. Бомбёжка не причинила чейнджлингам весомого ущерба, но дала северянам возможность увести свои последние силы с занимаемой ранее позиции. Перевёртыши ещё некоторое время не решались подойти к развалинам, а заняв их, осознали, что введённые в бой свежие резервы танков и пехоты понесли тяжёлые потери и изнурены так, что о продолжении наступления ночью не могло быть и речи.
Артис сидел на груде битого кирпича, некогда бывшей одной из стен дома. В его ушах ещё стоял звон, взгляд же рассеянно блуждал вокруг, изредка задерживаясь на силуэтах своих товарищей, так же отдыхавших после тяжёлого боя. Чейнджлингу трудно было уместить всё произошедшее в голове, трудно было даже пытаться это делать. Он уже не чувствовал себя бодрым, сильным и сосредоточенным, скорее наоборот — на него накатило состояние, похожее на опьянение. Он хотел заснуть, но не мог. Хотел успокоиться, но так же не мог этого сделать. Рядом с ними стоял танк. Он знал эту машину уже давно, и знал кто служит на ней, и чувствовал стыд, похожий на стыд напившегося алкоголика: сильный, но бессмысленный. Ему вдруг захотелось встать и перейти куда-нибудь в другое место, но чейнджлинг обнаружил, что его ноги сильно болят, а сам он ослаб настолько, что с трудом сможет хотя бы твёрдо стоять. Позади себя он слышал разговор на повышенных тонах:
— Вы прикрылись моей ротой, вы послали мои танки на убой! — Ярился один из говоривших, уже не пытаясь сдерживать накопившийся гнев.
— Такова была необходимость! Мы с вами одного звания и я не могу осадить вас как старший по рангу, но всё же скажу, что если бы ваши танки не пошли вперёд — то мы бы понесли большие потери! — Так же повышая голос, но пытаясь сохранить спокойствие отвечал второй собеседник.
— Вы просто выгородили своих, подставив меня и моих бойцов. Это несправедливо, герр гауптман! Ваша рота не принимала участия в бою, если бы она понесла потери — то это не было бы так критично!
— Как бы вы поступили на моём месте, герр гауптман?! В этой ситуации нельзя было обойтись без жертв, но вы ведь у нас особенно умны и компетентны, куда мне, дураку? Вы бы не дали никому погибнуть, будь вы на месте Триммеля, то вы бы взяли Кантерлот на второй день войны, не потеряв ни единого солдата, верно ведь, герр Шосс?! В этом бою погибло множество солдат и танкистов, но вы жалеете только свою роту, а ведь вашей роте наверняка ещё повезло по сравнению с теми, кто шёл в лоб на эту чёртову кучу мусора!
— В таком случае, вашей роте повезло ещё больше. — Коротко бросил Шосс и молча начал карабкаться на броню своей машины. Артис слышал этот разговор, но он быстро стёрся из его головы. Вокруг установилось относительное затишье, и это время нужно было использовать с хоть какой-то пользой.
Северянская позиция, организованная на некотором расстоянии от высоты Гринхилл представляла из себя нечто среднее между блиндажным городком и погребом. Место, в котором засели пони, когда-то было небольшим хуторком с несколькими каменными домами. Враг исхитрился и превратил эти дома в огневые точки, разметив в подвалах орудия и пулемётные гнёзда. Некоторые пушки так же были размещены в хорошо замаскированных и укреплённых капониров, между домами были вырыты полнопрофильные траншеи с деревянными настилами и узкими малозаметными амбразурами. Сами дома в свою очередь представляли собой не более чем мишень для вражеских орудий и поэтому к концу сражения за это оставшееся безымянным место, от этих домов, некогда красивых и ухоженных, не осталось буквально ничего. Чейнджлингские силы, достигшие фиктивного успеха, вынуждены были окапываться сами и ночевать под открытым небом. Утро же началось с вражеского артиллерийского обстрела, точно нацеленного на этот пункт.