Маска

Война, что прошла давно

Блосс очнулся от жгучей боли в рёбрах. Кислород был золотом, которого так не хватало в такой момент. В момент, когда он может быть хоть когда-то полезен.

Его мундир был испачкан в крови, которую он выхаркивал нескончаемыми потоками. Помутневшее сознание даже и не пыталось проясниться, оно просило лишь закончить всё это. Закончить и просто провалиться от усталости под землю, забывая обо всём.

Где-то вдалеке виднелась опушка леса, за которой было огромное поле, усеянное дымом, кровью и телами, неспособными двигаться. Блосс уже и не помнил, как он дошел сюда, как был ранен и насколько ужасным трусом он был, но сейчас он хотел просто умереть.

Но где-то среди выстрелов картечью и стонами умирающих затерялись крики, молящие о помощи. Ту самую «Железную молодёжь» превращали в пушечное мясо, которое теперь понимало свою участь.

Попытавшись встать, Блосс нашел свою саблю, лежащую прямо под ним. Она была окровавлена, но не его кровью.

Отшатнувшись от неё, он чуть не потерял сознание, и так находящееся на грани безумия. Прихрамывая одной ногой, он вышел на то самое поле, на котором две армии уничтожали друг друга до последнего вздоха, последней капли крови или залпа картечи.

Блосс не мог выбрать сторону.           

Он родился там, да, но хотелось ли ему за это воевать? Хотелось ли ему видеть, как его друзья стонут от ран, а родственники плачут? Как всё новые и новые волны молодых и образованных превращаются в однородный компост, неспособный ни на что.

Он заплакал.

Ему казалось, что так делают только слабые, неспособные быть тем самым «железом», той самой гордостью нации.

Но сейчас ему было глубоко плевать на это. Ком в горле невозможно держать, когда твои друзья гибнут за…

А за что? За интересы одной? За интересы её приближенных? За что?

Вопросы вылились ручейками слёз из его намокших глаз.

Но битва однажды должна кончиться, раны зажить, а вражда забыться.

Блосс не верил в это. Слишком долго эта война убивала ни в чём неповинных, слишком долго он терпел всё это.

Он устал. Его терзал иссушающий глад, его тело тряслось от холода, но…

Нет, он больше неспособен на это. Пора выступать.

Он пошел вперёд, чувствуя, как слёзы начинают течь из него рекой.

Трусость нужно искупить, по крайней мере, перед своими товарищами, погибающими на поле боя.

«И цена этого искупления – твоя собственная кровь, Блосс».

Блосс не сразу заметил, как проснулся в том же зале, в котором и заснул. Луна светила сквозь стёкла окон, освещая лишь половину зала.

Он проснулся в той же позе, в которой и заснул. Со скрипкой, со смычком и с идеей в голове, которая теперь уже рассеялась.

Посмотрев вперёд, он увидел пустой трон, на который лишь светил блёклый месяц.

Он встал и уже хотел пойти назад, но, обернувшись, столкнулся взглядом с голубыми глазами, стоявшими буквально в метре от него.

– Вы сыграли прекрасно, – сказала Луна, улыбнувшись, забирая инструмент.

Блосс не знал, что ответить, поэтому просто завёл ногу за шею и что-то промямлил.

– Спасибо вам, принцесса.

– Вы плакали, пока спали.

Блосса бросило в жар. Она заметила?

– Простой пони бы этого и не заметил, но что вы можете противопоставить принцессе снов?

– Вы видели его?

Принцесса Луна обвела взглядом Блосса, будто объект будущих изысканий.

– Мы не смогли проникнуть в ваш сон, будто что-то мешало этому.

Блосса бросило в жар. Она могла узнать.

– Я не знаю насчёт этого, честно…

– Вы и не можете знать, у вас нет такого таланта, – сказала принцесса, вкладывая скрипку и смычок в футляр.

– А как же наш уговор? – спросил с небольшим нажимом Блосс.

Луна прижала переднюю ногу к груди и как-то игриво улыбнулись.

– Вы привлекли наше внимание. Мы хотим пригласить вас на завтра, на тоже время.

Блосс отлично почувствовал фальшь. Даже жеребёнок смог бы его различить, но что ему ещё делать?

Блосс сделал вид, что не заметил этого.

– А если я откажусь?

Луна стала откатывать тележку с футляром к себе.

Блосс поклонился.

– До свидания, принцесса.

Блосс шел по ночному городу, где всё было тихо. Это заставило его немного понервничать, ибо город представился ему огромным муравейником, где всё работа кипела день и ночь, а теперь всё так тихо.

Он брёл, смотря себе под ноги, вспоминая прошедший сон с неохотой. Сколько тогда погибло? Официальный рапорт сообщал о потере трёх дивизий.

Неофициально – пара километров была усеяна трупами без конца, среди которых была добрая половина его школьных товарищей и друзей, которые сложили свои головы за пустое слово.

И ведь ему награду выдали. За то, что выжил.

«Я ведь её продал сразу же, купив себе… три? бутылки дешевого вина», – Блосс вспоминал это через боль, но что делать? Выбросить из головы это уже невозможно, пора уже давно смириться, да ком в горле всё мешает.

«Когда мы были на войне, когда мы были на войне…», – начал петь себе под нос Блосс, – «Там каждый думал о своей любимой или о жене…»

Так и не заметил Блосс, что он уже подходит к двери мастерской в поздний час.

Оглядевшись несколько раз, и, не заметив никого, он тихонько поднялся наверх, почистил зубы и лёг спать, надеясь поспать хотя бы ещё пару часов перед рассветом.