Поколение Хе. Про Зебрику. Часть третья

Глава 14

За завтраком Сирил сказал:

— К тебе депутация должна сегодня придти от населения.

— Чего хотят? — Спросила Денкейн.

— Чтобы ты разрешила им нанимать рабочих в хозяйстве.

— Разве я запрещаю? Пусть нанимают, если есть такая нужда. И если сойдутся в цене.

— И всё же хотят получить разрешение.

— Сильно они запуганны, — сказала Денкейн и хотела добавить нечто крамольное по адресу мачехи, но воздержалась. — Скоро придут?

— Внизу, в сенях уже, наверно, дожидаются, — ответил Сирил, покосившись на клепсидру.

— Ладно, сейчас чай попьём, да и пойдём…

Делегатов оказалось трое, но говорил в основном немолодой крестьянин, которого звали Ниин. Поблагодарив сначала Денкейн за труды и воздав положенные почести, он попросил разрешения привлекать работников к полевым работам.

Денкейн, сидевшая на кресле в приемной, кивнула:

— Нанимайте, конечно. Вы ведь и раньше нанимали, — она улыбнулась, — а некоторые и бесплатно помогали, по-соседски. Но если кто-то не хочет так просто, заплатите им уговоренную сумму.

Жеребец переступил с ноги на ногу.

— Мы не про то. Односельчане, ить, своим покосом заняты. Мы про то, чтобы с других мест работников завлечь.

Денкейн подняла глаза.

— Нет, не в этом году. Думаете, мне так просто субсидии выбивать? Да королевский казначей от меня уже прячется. То отговаривается совещанием, то почечные колики у него. Никак невозможно… Потом, куда мы их поселим? Свободных фондов нет, если строить, это не так быстро, да и как вы говорите: у всех сейчас свой покос…

Ниин поморщился, видимо, из-за непонятных слов, но смысл уяснил.

— То не беда, ваша милость. Найдём, где поселить. Голытьбе-то это не так важно.

— И сколько платить планируете? — она уже поняла, куда гнёт собеседник.

— Как везде: медный сикль в день… И наши харчи, — добавил визитёр, видя, что Денкейн недовольна.

Принцесса свела перед грудью передние копыта и выждала паузу в несколько секунд.

— Зачем мы все здесь собрались? В смысле: в этом посёлке. Мы собрались, чтобы честно работать на своё благополучие. Но не выезжать на чужом горбу. Разве не так?

Ниин, однако, возразил ей:

— У нас ведь всё равно им будет лучше…

— Я высказала свое решение.

Но и после этого строптивый крестьянин не ушёл.

— Так ведь, госпожа, решение должен Совет принимать. Аль не так?

— Просто я уверена, что мои друзья меня поддержат. Но я поставлю вопрос на ближайшем собрании, если ты так хочешь. Всё, иди.

Когда он вышел, Сирил задумчиво сказал:

— А ведь Ниин в чём-то прав. У нас батракам точно было бы лучше, даже в сарае для животных.

— Хоть ты меня не зли, — огрызнулась Денкейн. — Наша цель не в спасении отдельных зебр от нищеты. Тоже важно, разумеется, но для этого я могла бы просто приют какой-нибудь организовать, как делают некоторые благородные дамы. Наша цель — доказать отцу и мачехе, что может быть экономически успешной община, где все её члены живут достойно! Чтоб они захотели расширять этот опыт!.. А то, что предлагает Ниин, превратит наш посёлок в обычную потогонку, ну разве только со школой. И отец спросит меня: «за что я заплатил такие деньги? Потогонки не нужно строить и выращивать, они растут сами как сорняк!» Неужели даже тебе это надо объяснять!?

— Не надо, — смущённо ответил Сирил, — я только подумал…

— Что?

— Ничего.

Денкейн исполнила обещание и на ближайшем Совете поведала о предложении набрать в посёлок батраков, снабдив его ехидным комментарием. До голосования дело не дошло, ограничившись шутками по поводу и без.

Уже после собрания к ней подошёл жрец для приватного разговора.

— Ваше высочество, это безусловно, дерзость с моей стороны, и заверяю вас, что я предпринимаю все усилия, дабы повернуть мысли паствы в надлежащее русло, но…

— Говори уже, в чем дело?

— Гм… Вобщем, многие жители посёлка судачат о том, что вы часто появляетесь с Сирилом, и даже живёте вместе в одном доме.

— Тоже мне тайна. Ну так и что?

— Но ведь вы не муж и жена…

Денкейн кашлянула. Верно: то, что в столице не приветствуется, но воспринимается, в целом, нормально, в деревне — потрясение устоев. Это конечно не мешает местным жеребцам водить местных же кобыл на сеновал, но к главе посёлка внимание особое.

— Некоторые даже говорят, что это может прогневить вашего отца, и не стоит ли, пока не поздно, написать ему обо всём бумагу. Бумага — дело верное.

Такая идея Денкейн сильно не понравилась, но не дрогнув лицом, она сказала:

— А что ж, напишите. Родителям будет забавно прочесть. Надеюсь, они отнесутся к этому с юмором, а не в том ключе, будто я вас всех тут распустила до последней возможности, и вы коллективные доносы на меня сочиняете.

Жрец низко поклонился:

— Я ни в коем случае…

— Достаточно. А ты не думал, что это кто-нибудь мутит воду?

— Такое возможно, — согласился он, — я пытался осторожно выяснять…

— Пытайся лучше, — сказала Денкейн, — возможно, кто-то в посёлке всё-таки станет батраком. Или вовсе покинет нашу гостеприимную общину.

После разговора со жрецом она зашла к экс-чиновнику Верьяну, по-прежнему служившему при ней «юридической энциклопедией». Зашла пораньше, пока тот ещё не напился в лёжку, сообщила о последних событиях и спросила:

— Что происходит в общине?

— Развитие, ваша светлость*…

— Поясни.

— Всякое развитие проистекает от недовольства настоящим положением дел и желания его улучшить. Именно так всегда бывало с зебрами и другими народами. Вы принесли посёлку огромные блага, но привыкнув к ним за несколько лет, население захотело большего. Разум подсказывает простейший способ увеличения собственного благополучия — за счёт неблагополучия других зебр. Так тысячу раз было и тысячу раз будет.

— Что же делать?

— Не знаю, ваша светлость. Знал бы — был бы первым королевским советником… Вы взвалили на себя небывалую задачу — переломить жизненные установки вида. Или хоть положить этому начало. Не скажу, что это невозможно — это необходимо. Иначе зебры никогда не выйдут из заколдованного круга. Но здесь очень тонкая грань. Без внутренней конкуренции общество деградирует. Я писал об этом вашим божественным родителям, но не получил ответа. Думаю, письмом подтёрся младший помощник столоначальника…

— Я могу сделать так, чтобы письмо дошло. — Сказала Денкейн.

— Это не поможет, — ответил Верьян, — я писал об этом двадцать пять лет назад, когда вы, ваша светлость, ещё только родились. Я скажу сейчас страшную вещь: думаю, что ни Тайный орден, ни даже сами бессмертные не знают, что с этим делать. Иначе не было бы нужды в нашем экспериментальном посёлке. Поэтому, не так уж и важно, дошло ли моё письмо… Вы думаете, почему я пью? Потому что не вижу ни одного рационального выхода из ситуации. Вы ведь не верите в то, что ваш божественный отец встречает зебр за гробовой доской и наделяет там неистощимыми пастбищами? А если даже и так, то в пастбищах ли счастье?

Денкейн помотала головой:

— Сомневаюсь.

— И я сомневаюсь. Простым зебрам оно даже легче — для них есть надежда на рай. Но мы с вами читали и знаем, что «мы» — это пульсации в голове, и ничего кроме. Когда они прекращаются — прекращается мир… Кстати, личный вопрос. Вы, как биолог, могли бы придумать заклинание или зелье, чтобы пьянеть напрямую, не портя этой мерзостью, — он поболтал в воздухе пивной кружкой, — почки и печень?

— Это запрещено, — машинально ответила Денкейн, выболтав ненароком информацию, разглашать которую не рекомендовалось.

— Вы злая волшебница, — грустно констатировал Верьян. — Я ведь уже старик, а расходую остатки здоровья с пожарной скоростью.

— Это делается, чтоб не оставить нищими пивоваров и виноделов. И сами по себе последствия обильных возлияний обладают определённым воспитательным действием. — Пояснила она, вспомнив заодно ещё одну историю, слышанную на факультативе по магии разума. Про небольшую секту, уничтожившую себя подобным заклинанием за две недели. Притом некоторые умерли даже не от голода, а от жажды. Преподаватель рассказал эту историю для иллюстрации необходимости некоторых запретов.

— Но я могу излечить тебя от пьянства, — любезно предложила Денкейн, — я умею.

— Спасибо, не надо, — покачал головой Верьян, — дайте мне дожить свою жизнь, как умею и хочу.

---

— Мы двигались обычным маршрутом, — докладывал адмирал. — В страну кирин из Запустынья часто ходят корабли, и хотя не было повода сомневаться в искусстве навигаторов, мы взяли местных лоцманов, хорошо знающих Канал. Ветер был попутный, и, хотя стоял туман, мы шли быстро, но когда до берега по лагам оставалось лиг пятнадцать, ветер внезапно переменился. Мы пошли острыми галсами…

Адмирал хотел было спросить, знают ли монархи, что такое острые галсы, но натолкнулся на взгляд Алое и передумал.

— Несмотря ни на что, мы двигались к намеченной цели. К ночи туман развеялся, и штурманы сориентировались по звёздам. Как оказалось, корабли находились гораздо дальше от северного континента, чем мы думали, и двигались в противоположную сторону…

Адмирал, конечно, хотел бы скрыть этот неприятный факт, но понимал, что на эскадре имеется с десяток шпионов, которые доложат, как оно было на самом деле. И тогда за неправдивый доклад ему светят серьёзные неприятности.

Алое смотрела теперь в пол, но было видно, что челюсти её сжаты, и она недовольна.

— Продолжай.

— Мы немедленно легли на обратный курс, и ветер снова нам сопутствовал, пока мы не достигли по лагам расстояния…

— Пятнадцати лиг, да, — перебил Фессон, — и что же произошло дальше?

— Ветер снова сменился, а потом произошло нечто ужасное…

— Может быть, скатать ковёр? — задумчиво спросила Алое. — Говори уже.

— Солнце сместилось в небе. Клянусь, я не вру. Оно переместилось в один миг с востока на запад. При виде такого страшного чуда, команда едва не взбунтовалась, но нам удалось воодушевить зебр…

— А вы не подумали, что это не Солнце сместилось, а вас развернули?

— Простите, Ваше Величество…

— Я понимаю. И не гневаюсь. Ты всё правильно делал. Хвалю. Так вы достигли в конечном счёте берега?

— Да.

— Что было потом?

— Команды начали разгрузку…

— Разгрузку? — Удивилась Алое. — Вы и в дипломатическую миссию погрузились попутным барахлом? Это как-то перебор.

— Такова обычная процедура, — нервничая, сообщил адмирал, — у меня не было никаких оснований отказать в приёме срочных грузов. Казна и купцы не должны страдать.

— Хвалю, конечно, — задумчиво сказала королева, — ну, так ты видел правителя кирин?

— Да, Ваше величество. Я сообщил о своём поручении. Он заверил меня, что кирины, как государство, не имеют отношение к этой шутке, и если шутница будет найдена, её примерно накажут… Я планировал вести разговор более агрессивно, но после того, что случилось, удовлетворился этим ответом. И матросы, и солдаты были сильно напуганы.

Адмирал замолчал, ожидая решения.

— Хорошо, иди… — Сказал Фессон.

— И как это можно объяснить? — спросила Алое, когда он вышел. — Им отвели глаза?

— Команде всех пяти кораблей? Я бы не взялся, — задумчиво сказал король, — даже если б находился на борту.

— Я, пожалуй, тоже. Значит, фокусы с пространством. Это, пожалуй, я могла бы повторить, потренировавшись немного. Трудность ведь не в том, чтоб развернуть корабли, а в том, чтоб команды этого не заметили — а они же не заметили. Придётся также компенсировать кучу вытесняемой воды и не смыть волной пару деревень на побережье… Сложная задача.

Фессон кивнул:

— Иными словами, надо нам самим совершить морскую прогулку. Давненько мы этого не делали, я уж и не помню, когда в последний раз. А парадную яхту ещё в прошлом веке упразднили для экономии. Придётся взять обычный военный трёхмачтовик… Морская романтика. Многим нравится.

Алое кивнула:

— Но не мне. В молодости, когда это всё было ещё внове — ладно. Лихие пираты, с которых я нещадно драла комиссионные за укрытия и вешала при малейшем намёке на непокорность… А сейчас я не слишком люблю удобства в капитанской каюте парусника, в которой даже шею не выпрямить. А на галере вообще ноги моей не будет, если только на военной, где сами солдаты гребут. Только у меня через неделю визит к Дереву. Забыл? Придётся отложить… И спрошу заодно: может, это её шутки? Нам и плавать тогда никуда не придётся.

* Это не невнимательность. Крестьянин называет Денкейн «милостью», как привык называть всех дворян, жрец — «светлостью» из уважения, так как она потомок его бога, пусть и от смертной; и только Верьян говорит правильно, поскольку по законам империи она княгиня.