Неугасимое и пылкое солнце

Ни одно солнце не сияло так ярко и не любило так крепко

Кровать скрипела, шлепки тел друг о друга наполняли комнату.

Откинувшаяся назад Селестия довольно простонала, ощущая весь член внутри себя. Не меняя позы, она закрыла глаза и с наслаждением вдохнула душный, пропахший сексом и потом воздух комнаты; испытала удовольствие от напрасных попыток любовника обхватить её круп.

Неспешно аликорн крутанула бедрами — член в ней дёрнулся.

Тут же снизу раздался горловой стон, и руки взметнулись к её бокам. Довольная Селестия приподнялась, позволив члену наполовину выскользнуть наружу, пока между задних ног не появилось ощущение неправильной пустоты, и с размаху опустилась обратно. Задом мокро и сочно шлёпнулась о бёдра.

И снова прозвучал глухой, теперь утробный стон.

Человек осторожно заёрзал под ней, задевая ногами постоянно колышущийся хвост. Селестию немного огорчало, что возлюбленный редко стонал. Ей так нравился этот звук, но человека же, напротив, смущал.

Снова и снова он настаивал, что человеческие жеребцы не стонут — да и много о чём ещё рассказал в той беседе, когда они, к немалому удовольствию Селестии, заговорили о сексе.

Выдохнув носом, аликорн открыла глаза и наклонилась вперёд. Она не обратила внимания, что стиснутый внутри лона член опять вздрогнул, а его грибовидная головка раздулась, — и наклонялась до тех пор, пока не оказалась нос к носу со своим любовником.

Раскрасневшись до корней волос, зажмурившись, он метался головой по смятой простыне. И так морщился, словно слопал особенно кислый лимон. Ухмыльнувшись, Селестия начала быстро подниматься и опускаться, от кончика до основания и обратно. Тотчас лицо человека ещё сильнее исказилось в гримасе, обнажая зубы.

Какой же он своенравный жеребец. Яростный, не идущий на уступки, громкий, упрямый. Упрямее  всех, кого аликорн когда-либо встречала. Не раз она видела, как он задирал драконов — и всё-таки сейчас лежал под ней, как стеснительный жеребчик.

От накатившего удовольствия по спине Селестии пронеслась дрожь, заставив её выгнуться.

О, вначале он попытался показать, кто здесь главный. Донёс её до кровати, бросил на неё и начал осыпать поцелуями, покусывать шёрстку. Теребил своим восхитительно маленьким языком вымечко, пока соски не отвердели и не стали чувствительными. Ладонями сжимал, щупал и шлёпал её кьютимарки. Очень долго вылизывал между задних ног. И да, он покрыл аликорна, как свирепый хищник, входя и выходя из неё глубокими, медленными толчками.

Но, как всегда бывает, сила человека сменилась слабостью. Настал миг, когда он судорожно вздохнул, задрожал от удовольствия и вцепился в её бока, словно боялся, будто взлетит в воздух.

Именно тогда, пускай и не без борьбы, Селестия заполучила его.

Вот что ещё, среди прочего, ей нравилось в этом иномирном создании. Близость с ним была именно борьбой; не надо было просто лежать и дожидаться оргазма.

Селестия поцеловала возлюбленного в щёку, наслаждаясь солёным вкусом пота. От прикосновения он вздрогнул, мускулы на его животе и шее вздулись.

А кровать качалась всё быстрее.

Взгляд человека уткнулся в мордочку Селестии — она улыбнулась ему и любяще поцеловала в губы. Дёрнув бёдрами, он вогнал член в неё до последнего дюйма.

Какой же замечательный член был у него. Совсем другой, не похожий на длинные и толстые придатки жеребцов, которые терзали нутро кобылы. Нет: намного тоньше, с округлой головкой. Такой член входил, а не врывался, к нему не надо было готовиться загодя, и его можно было прочувствовать от основания до кончика, стиснуть в себе.

Встряхнувшись, Селестия простонала и продолжила быстро и грубо скакать на человеке. Он дрожал уже непрерывно, его дыхание участилось, стало поверхностным

Селестия простонала, тряхнув головой, пока быстро и жестко объезжала своего человека. Теперь она чувствовала, что он уже периодически дёргается внутри. Его дыхание стало поверхностным и учащенным, а кожа на груди стала наливаться краснотой.

От волнения у аликорна свело желудок. В ход шли все уловки за тысячу лет опыта, чтобы добить человека. Да, он ненавидел кончать раньше неё и хотел доставить ей удовольствие, довести до оргазма... но больше Селестии нравилось заставлять человека изливаться до последней капли и наблюдать за его лицом, за блуждающим, почти страдальческим взглядом

В такие мгновения в Селестии пробуждалась другая сторона: гордая, сексуальная. И эта Селестия знала, что человек никогда не потеряет к ней интереса, не позарится на другую кобылу и не захочет войти в табун.

Луна никогда не узнает, с какой страстью он умеет обнимать. Твайлайт никогда не напросится на нечто большее, чем дружеское поглаживание. И он посмеётся над человеческой кобылой, вздумавшей сделать ему предложение.

Этот человек принадлежал только Селестии.

Ни с кем другим он не почувствует себя таким особенным. Нипони не сумеет возбудить его, всего-то несколько раз лизнув по члену, и не почувствует тепло его семени на мордочке. Никакая кобыла не узнает, насколько приятно гладить древко человека своими крыльями или копытами, чувствовать твёрдость и жар его плоти под самым хвостом.

Человек знал, что нет пони лучше той, которая скакала на нём сейчас.

Тут кончики пальцев почти до боли впились ей в круп. Бёдра любовника дёрнулись, ноги засучили по простыне — и Селестия ощутила это: чудесный, обильный всплеск спермы, наполняющий её.

Даже сейчас человек не стонал и не кричал в экстазе — лишь вздрагивал, крепко зажмурившись и прикусив нижнюю губу.

Низкий, хриплый стон вырвался из горла Селестии. Она продолжала скакать на человеке, чувствуя, что близится её собственный оргазм, и изо всех сил пыталась выдоить из любовника всю сперму до последней капли. Её грива в беспорядке рассыпалась по плечам, крылья широко расправились.

Всё перестало иметь значение: неприятности последних дней, надежды, мечты и обязанности — всё было смыто прочь.

Остались только она, он, вкус пота и удивительное тепло внутри.

С последним шлепком Селестия упала на бёдра возлюбленного, испустив протяжный полувздох-полустон. Стенки влагалища непрерывно обхватывали и сжимали член, орошая влагой пах человека — теперь он будет пахнуть ею до конца недели. От этой мысли аликорн покрепче прижалась к его бёдрам.

Человек простонал под ней. Захоти она, то смогла бы, вероятно, довести его ещё не раз: просто крепко удерживать и скакать, пока он не лишится сознания.

Размышляя, Селестия несколько раз было покачнулась на нём. Но затем, вздохнув, плюхнулась на любимого сверху, уткнувшись мордой в изгиб его шеи и распластав крылья по обеим сторонам кровати.

Её человек прерывисто вздохнул и запустил пальцы ей в гриву. В ответ Селестия чуть поёрзала, не выпуская член из себя.

Возможно, в следующий раз.

А пока — отдыхать.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю.

Рейвен делала утренний доклад.

Новые постановления, назначенные встречи, открытия очередных заведений — всё это было важно. Селестия старалась вникать как только можно. Луна же клевала носом, умостившись головой на стопке блинов перед собой.

Всё-таки и солнечная принцесса зевнула: минувшая ночь утомила её сильнее, чем хотелось бы. Да ещё с каждым вдохом она чувствовала приятную боль в задних ногах и между ними. Только это помогало ей дальше улыбаться и есть свою овсянку.

Тут Рейвен прервала доклад о магазине подков и повернулась к двери.

В тишине послышался звук — единственный в своём роде для замка.

Не цокот копыт или скрежет когтей по мрамору: приглушённые шлепки, складывающиеся в столь тихий топот, что не прислушаешься — не услышишь. Как-то раз один из стражников сказал, что эти шаги похожи на поступь смерти.

Вот сейчас принцесса улыбнулась шире. А когда оглянулась через плечо, то увидела своего человека: босого, одетого в свободную рубашку и пижамные штаны, со взлохмаченными волосами. Не в силах открыть глаза полностью, чуть ли не на ощупь он пошёл к столу. С толикой гордости Селестия отметила скованность его шагов.

Рейвен слегка поклонилась и поздоровалась — человек еле слышно буркнул и продолжил путь к свободному месту.

Селестия покачала головой.

Что за глупое создание...

Протянув крыло, она взяла его за руку. От неожиданности возлюбленный вздрогнул, широко открыл глаза. Селестия же мягко, но решительно направила его к себе.

Одним заклинанием отодвинула собственное кресло, другим наполнила стакан с апельсиновым соком. И хотя человек всё бормотал и ворчал под нос, но умостился-таки вместе с ней.

Тихо напевая, Селестия копытами крепко обняла его сзади за талию, накинула хвост поверх ноги. После чего уткнулась носом ему в макушку и глубоко вдохнула.

Он пах потом, шампунем, железом. Но был и другой запах, пикантный и восхитительно крепкий. Настолько крепкий, что стоящая в другом конце столовой Рейвен сморщила мордочку. Тот запах, которым аликорн пропитала своего человека от головы до пят.

Рассмеявшись в мыслях, Селестия закрыла глаза и снова глубоко вдохнула. Крыльями обхватила возлюбленного, давая понять, что никуда он не денется. Человек только раздосадовано простонал, пытаясь дотянуться до стакана с соком.

Поцеловав любимого в затылок, аликорн магией поднесла стакан к его губам. Заодно прошептала кое-что на ухо, отчего человек глянул на неё, закатил глаза, но положил ладонь поверх копыт и ласково погладил.

Сидящая напротив Луна степенно всхрапнула и потёрлась щекой о верхний блинчик.