Что?

Итак, Твайлайт Спаркл превратились в маленькую кучку пепла. Ваши действия?

Рэйнбоу Дэш Рэрити Эплджек Спайк

Просто поговорить с ней...

Брони любят, когда навязчивая Флаттершай пристаёт к Анону. Иногда это даже заканчивается хорошо.

Флаттершай Человеки

Проблемы Понячьей Анатомии

Серия рассказов, раскрывающая важную проблему понячьей анатомии.

Рэйнбоу Дэш Эплджек Человеки

Неделя больших принцесс на National Geographic

Что, если принцессы пони на самом деле высшие стайные хищники? И что будет, если команда “National Geographic” решит снять о них документальный фильм? И что, если никто из пони не увидит в этом совершенно ничего необычного?

Твайлайт Спаркл Рэрити Принцесса Селестия Принцесса Луна Принц Блюблад

Как я начал бояться и разлюбил дружбу

Посвящается юношам, пишущим рассказы про попаданцев.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Вайнона Дерпи Хувз

Сны в зебрином доме

Когда речь заходит о Флаттершай, многие вспоминают её как очень стеснительную и робкую пони, которая всего на свете боится. Нельзя сказать, что это очень плохо, ведь она на самом деле прекрасный друг и просто очень милая пони. Однако иногда её бзики заходят слишком далеко. Но не всегда её страхи бывают безосновательными. С самого детства Флаттершай невзлюбила жуткий праздник Ночи Кошмаров, во время которого она всегда запиралась у себя дома и пыталась скорее заснуть. Но после рокового случая, произошедшем в одну из таких Ночей, её запирания дома участились до раза в месяц, а то и чаще.... И на то были причины.

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Пинки Пай Зекора Найтмэр Мун

Основы

Рейнбоу Дэш стала центром маленького мирка Скуталу, которая жаждет лишь одного: проводить каждый день со своей названной сестрой, беря пример с лучших и круто проводя время. Однако, райская жизнь заканчивается, возможно бесповоротно, и Скуталу знает, что не может ничего с этим поделать. Осталось лишь попрощаться... но это куда сложнее, чем ей казалось.

Рэйнбоу Дэш Скуталу

Тени: на грани тьмы и света

Элементам Гармонии пришлось столкнуться с разными злодеями: Наймер Мун, Дискорд, Кризалис, Король Сомбра, — они были сильны, но все оказались повержены. Однако, что если они были всего лишь пешками, за которыми стоит настоящая королева? Смогут ли Твайлайт и её друзья справиться с истинным мраком, который жаждет поглотить этот мир? И что будет, если на этот раз проиграют они? Кто тогда придёт на помощь умирающему миру?

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Спайк Принцесса Селестия Принцесса Луна Дерпи Хувз ОС - пони Октавия Стража Дворца

Великие умы мыслят одинаково

Твайлайт правит Эквестрией уже почти год. Он был не так уж и плох. Никаких войн. Никаких стихийных бедствий. Никаких злодеев. По крайней мере, до тех пор, пока в тронном зале Твайлайт не появилась злодейка из далекого-далекого будущего. Она была побеждена Твайлайт, но сбежала с единственной мыслью: Принцесса Твайлайт не сможет победить ее, если Принцессы в будущем не будет. И вот Твайлайт из прошлого прямо перед ней. Это будет легко. К сожалению, она далеко не единственная злодейка с подобными идеями.

Твайлайт Спаркл

Свадьба Зебры

Вообще-то персонажи более своеобразны, и вместо иконки Зекоры должен быть совершенно другой Зебр, а вместо "другие персонажи" -- почтенная Королева Ново... Надеюсь, читатели догадаются, что написано сие по мотивам «Мушиной Свадьбы», более известной как «Муха-Цокотуха»...

Зекора Другие пони

Автор рисунка: MurDareik

Послание в бутылке. Том 1

G5.05: Транзит Эквус Зеро Виолет Зеро

Они отправились в путь на следующий день.

Не так, как во время их последнего приключения – они не покидали свой дом навсегда, неся на спине все, что у них было. На этот раз им не нужно было тащить все свое имущество – достаточно было взять с собой необходимое, чтобы выжить во время того, что, по утверждению Лайтнинг будет походом с полетом в один день в каждом направлении. Лаки не взяла с собой броню – в ней невозможно было летать. Хотя шлем все же прихватила, привязав его к седельной сумке длинным шнуром.

Кобылка не взяла с собой броню, хотя именно этого она на самом деле хотела. Но весь ее дополнительный вес создавался не для того, чтобы в ней можно было летать.

“Если погодные условия там действительно настолько экстремальны, мы просто вернемся”.

Ветер усилился, как только они пересекли щит вокруг Кристальной Империи, из-за чего им пришлось подняться на бо́льшую высоту. Полет над облаками имел свои опасности, но до тех пор, пока они не забирались слишком высоко, можно было не беспокоиться о том, что случайный порыв ветра снесет их с неба.

Земли к северу от Кристальной Империи были похожи на Арктику. Лаки видела бесконечные просторы, занесенные снегом, лед и редкие участки выносливых растений, смело противостоящих безжалостному холоду. Вооружившись подержанной курткой, Лаки почти не чувствовала мороза – по крайней мере, не настолько, чтобы ей пришлось лететь медленнее.

После всех тренировок для (совершенно бессмысленного) получения сертификата юного летуна, у кобылки было куда меньше проблем с неблагоприятными погодными условиями, чем могло бы быть. Если раньше каждый порыв ветра сносил ее в сторону, теперь она знала, как направить свой полет под углом, чтобы оставаться на той же траектории, насколько это возможно. Она научилась увеличивать скорость во время критичных моментов, а затем использовать восходящие потоки для экономии сил.

Трюки все еще были Лаки не по силам – она не была воздушным асом, как ее мама, и не могла оседлать самый сильный ветер. Как только шторм начал усиливаться, они были вынуждены приземлиться рядом с какой-то скалой, чтобы укрыться, пока он не минует. Лайтнинг Даст, вероятно, могла бы пролететь его насквозь, – но не считала это необходимым. В любом случае они были здесь только ради Лаки Брейк.

Даст также была их навигатором – кобылка многое узнала об ориентировании в пространстве за время обучения в Обществе первопроходцев, но она не знала, как отличать идентичные облачные гряды, которые, плюс ко всему, также дрейфовали под воздействием тех же ветров, с которыми они боролись. Каким-то образом Лайтнинг, казалось, всегда знала точный курс, и как долго они летят, просто “чуя нутром”.

В конце концов пегаска объявила:

– Мы на месте. Пять лиг на север, одна на запад. Как в твоем... что именно это было?

Лайтнинг Даст зависла в воздухе. Они находились примерно в пяти километрах над уровнем моря, земля была лишь отдаленным намеком где-то внизу.

– Секретный шифр, – ответила Лаки. – От пони, которая не хотела, чтобы кто-то еще знал, что она мне помогает.

– Точно-точно, – тон пегаски был явно скептическим. – И она хотела, чтобы мы полетели… весь этот путь, потому что...

– Потому что здесь есть кое-что, что мы должны найти. Что-то секретное о прошлом Эквестрии. Я хочу с этим разобраться.

Кобылка огляделась вокруг, но ничего интересного не обнаружила. Их целью было всего лишь пустое ледяное поле. Но чуть дальше, простираясь в бесконечность, высился горный хребет, который бросал вызов всему, что Лаки могла себе представить.

Даже с высоты он, словно бы, возвышался над ней, изображение хребта, казалось, удлинялось и искажалось. Высота облаков не шла ни в какое сравнение с его пиками, как и линия снегов. Горы тянулись в обе стороны, и как Лаки предполагала, шириной были аккурат до края кольца.

“Интересно, какой смысл размещать горы на краю?”

Земля под ними, казалось, тоже уже имела уклон. Только прямо под ними было какое-то исключение из этого правила. Там виднелся участок льда, непохожий на все вокруг.

– Потому что твои пони – ученые? – спросила Даст. – Тебе просто любопытно, потому что тебе нравится узнавать что-то новое.

– Ну, нет... но изучение того, как Эквестрия попала сюда, помогло бы и пони тоже. Никто из вас не знает... даже принцесса Твайлайт не знала. Неужели тебе ни капельки не любопытно?

Пегаска выглядела так, словно собиралась ответить, поэтому Лаки повысила голос, не давая ей этого сделать.

– Подумай об этом! Пони просто предполагают, что Эквестрия древнейшая из когда-либо существовавших стран, хотя знают, что племена были разделены. Они ведут себя так, как будто Луна и Селестия правят всем, хотя ты сама прекрасно знаешь, что Луна вернулась лишь пару десятков лет назад! Разве это не... – кобылка начала колебаться. – Разве ты не видишь? Вы лжете сами себе! Вы просто игнорируете вещи, которые вам не нравятся. Люди тоже так поступали – всегда было легче притвориться, что сложных проблем не существует, чем решить их. Если притворяться достаточно долго, то начнешь верить в свою собственную ложь.

– Ладно-ладно, – Лайтнинг вскинула свои копыта. – Короче, ты очень увлечена этим делом. Я такого не понимаю. Но, может быть, пойму, как только мы найдем эту твою штуку. Если только мы здесь не восточный ветер ловим.

Пегаска сурово прищурилась.

– Если нас послали сюда просто так, я заставлю пони, которая это сделала, дважды подумать в следующий раз.

Лаки Брейк отвела взгляд от своей мамы, сосредоточившись на мире под ними. Насколько она могла видеть, он выглядел почти как сплошной лед – почти километр льда был ровным, как солончаки на Земли. Для солончаков это имело смысл – для того, чтобы там появилась вся эта соль, были геологические причины, восходящие к древним озерам… хотя на самом деле кобылке было наплевать.

Но лед? Повсюду было так много снега, и только большие водоемы или крутые склоны казались свободными от него. Так почему же ничего не скапливалось здесь? Лед казался не таким уж толстым – она могла видеть камень не так уж глубоко внизу. Черный камень, с узорами на нем.

“Стрелки”.

– Боже... – пробормотала Лаки, полетев так быстро, как только могла, следуя за одной из стрел из светлого камня, впаянного в темный. При ее высоте не потребовалось много времени, чтобы она пролетела над стрелкой, направленной в противоположную сторону. Кобылка повернула в сторону и быстро обнаружила еще одну стрелку, перпендикулярную двум другим.

– Что ты делаешь? – Даст с легкостью летела вслед за ней. – На что ты смотришь?

– Я не уверена.

Лаки зависла прямо в середине. Всего было четыре стрелы, каждая нацелена в одну и ту же точку – пустое пространство около пятисот метров в поперечнике. Она думала, что лед покрывает камень на всей этой области, но это оказалась просто игра света. Здесь лед продолжался вниз так долго, что она не видела никакого отражения. Там была просто тьма.

“Может быть, если я приближусь, то смогу увидеть больше”.

– Я думаю, что это может быть пусковой шахтой.

Лаки спикировала. Это была одна из самых простых вещей для пегаса – оставаться в воздухе всегда было труднее, чем падать.

Она сложила крылья и вытянула вперед копыта, благодарная за очки. Это был тот вид полета, которым пони развлекали друг друга. Она могла немного чувствовать то, к чему стремились Лайтнинг Даст и другие – трепет, когда земля летела ей навстречу. Это пришло с уверенным осознанием, что ее жизнь находится в ее собственных копытах. Даже Даст не смогла бы помешать ей врезаться в лед и превратиться в месиво.

Вместо этого Лаки выровнялась, расправив крылья на высоте примерно ста метров над землей. Потребовалось гораздо больше времени, чтобы остановиться – бледно-голубое небо превратилось в размытое пятно. Только далекие горы Нибиру были настолько велики, что скорость на них не отразилась.

Кобылка приземлилась на лед не сильнее, чем прыгнув с кровати. Она не ожидала ничего большего, кроме легкого удара. Вместо этого одно из ее копыт провалилось, погрузившись в дыру. Лаки закричала, яростно забила крыльями, брыкаясь другими копытами в попытках вырваться.

В панике она забыла все уроки, которые усвоила о полетах за последние две недели. Взлететь из неподвижного положения было достаточно сложно, но когда она застряла? Практически невозможно.

– Лаки! – голос Лайтнинг раздался у нее за спиной. Она была близко, достаточно близко, чтобы почти коснуться ее.

Затем поверхность полностью разломилась, и огромные куски тонкого льда полетели вместе с кобылкой вниз, в пустоту.


Лаки закричала, падая вниз, ее седельные сумки ударились о спину. Она брыкалась и визжала.

– Лаки, лети! Что ты творишь?

Голова кобылки дернулась в сторону звука, но она ничего не смогла разобрать кувыркаясь. Она падала так быстро; земля, должно быть, неслась ей навстречу! Но, может быть… может быть, это была не такая отчаянная ситуация, как она сначала подумала.

Реагировать на падение в человеческой манере, может, и было естественно, но ей это не поможет.

Лаки перестала извиваться и расправила крылья так широко, как только могла. Они рывком поймали воздух, и сразу же начала замедляться.

Кобылка открыла глаза, наблюдая, как металл проносится мимо нее с обеих сторон. Она зависла в воздухе, ноги безвольно висели вниз, грудь поднималась и опускалась в быстрых вдохах, как будто она была испуганным щенком.

– Что это было, Лаки? – спросила мама с расстояния в пару метров, в ее голосе звучали ужас, гнев, но и облегчение. – Почему ты просто... перестала летать? О чем ты думала?

– Я не... – кобылка запнулась, глядя в сторону. – Я думала, что приземляюсь, а вдруг оно провалилось и...

Она подняла глаза. Менее чем в двух метрах от нее находилась стена из красноватого металла, покрытая канавками, пазами и углублениями.

– Что это?

– Понятия не имею, – ответила Даст, – но мы должны спуститься на землю.

Она указала вниз, примерно на двадцать метров.

– У нас заканчивается магия.

– А? – Лаки в замешательстве последовала за ней вниз, к полу. – Что это значит?

По мере того как она приближалась к земле, ей казалось, что требуется все больше и больше взмахов крыльями, чтобы двигаться с нужной скоростью. Как будто кто-то наваливал камни ей на спину. Она приземлилась менее грациозно, чем наверху, свалившись среди осколков льда.

– Это значит... – Лайтнинг Даст приземлилась рядом с ней, тяжело дыша от усилий. – Чем дальше на север, тем труднее становится летать. Эти линии на карте... за ними все становится тяжелее. Это означает, что летать труднее. Требуется больше магии, чтобы взлететь.

Пегаска покачала головой.

– Забудь о дурацких яйцеголовых штуках. Это единственная причина, по которой наш поход должен был занять два дня, а не один. Потому что нам нужно время, чтобы отдохнуть и снова подготовиться к полету.

Она подняла голову и ее глаза распахнулись.

– Ого, а это глубокая дыра.

Лаки подняла глаза. Она села, поджав хвост между ног, когда увидела огромный размер отверстия. Сотни метров в поперечнике и по меньшей мере километр в глубину.

“Наверное, я падала очень долго”.

По бокам были глубокие борозды, похожие на следы гусениц. В остальном стены шахты были почти идеально гладкими.

“Хорошо, что нам не нужно лезть наружу. Даже “Гефесту” с крюком было бы трудно справиться с чем-то настолько глубоким”.

– Думаю, Твайлайт не обманывала меня, – пробормотала Лаки, отбрасывая кусок льда одним из копыт. – Здесь действительно что-то было.

Лайтнинг Даст дернулась, как будто Лаки только что попала ей по лицу желтым снежком.

– Погоди. Назад. Когда ты сказала ”Твайлайт", ты же не имела в виду, что это она посоветовала тебе отправиться на север Империи, так?

Кобылка захныкала.

– Я… Я должна была...

Даст выпрямилась, выпятив грудь и расправив крылья. Она выглядела и пахла такой большой и злой, какой только может быть пегас.

– Ты затащила нас на двадцать восемь километров к северу от Кристальной Империи, потому что принцесса Твайлайт Спаркл прислала тебе шифр. Принцесса Твайлайт Спаркл. Ты привела нас сюда и ничего мне не сказала?

Лаки снова захныкала.

– М-мама... она была права! – она обвела копытом вокруг них. – Это именно то, что я искала. Твайлайт сказала правду!

Лайтнинг сделала глубокий вдох, задержала его на несколько секунд, затем с шипением выдохнула.

– Что, если это большая тюрьма или что-то в этом роде, Лаки? Что, если это врата в Тартар, и мы будем заперты здесь навсегда?

Кобылка закатила глаза.

– Это не чертовы врата небытия! Это часть инфраструктуры вашего кольца Нивена! Твайлайт привела нас прямо сюда, и теперь мы узнаем, что оно делает!

Даст топнула копытом и зашипела, а затем затихла.

– Посмотрим. Но в следующий раз... ты скажешь мне, куда мы направляемся.


Лаки устала от путешествия – почти тридцать километров полета на ледяном ветру были довольно изнурительными. У них не было с собой ни палатки, ни спальных мешков – когда придет время разбивать лагерь, им придется долететь до облаков. Либо так, либо спать на полу.

С другой стороны, на дне ямы уже было темно, и по мере того, как день наверху шел своим чередом, становилось все темнее. Лаки достала из седельной сумки шлем, разложила его до полного размера и надела на голову – это была единственная часть брони, которую она взяла с собой, в основном из-за камеры и прибора ночного видения.

– Я все равно не знаю, как мы здесь что-нибудь найдем, Лаки. Может быть, если мы вернемся завтра в полдень. Тогда, по крайней мере, у нас будет немного солнца. Но мы не сможем вылететь по крайней мере еще несколько часов… если ты упадешь, у меня может не хватить магии, чтобы поймать тебя.

Лаки кивнула.

– Нескольких часов должно быть достаточно, чтобы сделать хорошее видео на дне этой шахты и провести небольшое исследование.

– Я не знаю, что это значит, – Лайтнинг Даст села на пол, достала из сумки маленький пакетик кристальных ягод и принялась за еду. – Но неважно. Мы зашли так далеко. Просто больше не летай. Я буду тут.

– Конечно.

Лаки проскакала мимо нее галопом, позволяя камере охватить всю шахту целиком со всех ракурсов. Система ночного видения шлема высветила более мелкие детали – громадные швы с одной стороны, которые предполагали наличие какого-то отверстия.

“Немного похоже на старую фабрику НАСА во Флориде. Это стартовая площадка?”

Направляющие в стене могут быть использованы для того, чтобы поднять что-то наверх или, возможно, для подъема платформы. Трудно было сказать, для чего именно.

“Надеюсь, это было не просто для вида. Что нам действительно нужно, так это дверь”.

Помещение было таким темным и таким большим, что Лаки потребовался почти час, чтобы найти дверной проем – участок стены, который открывался в коридор примерно в два раза выше пони и достаточно широкий, чтобы несколько из них могли пройти в ряд.

Кобылка опустила голову, медленно двигаясь по древней поверхности из слегка красноватого металла. Ни снега, ни пыли, ни какого-либо мусора.

“Интересно, стоит ли мне беспокоиться об этом?”

На поверхности так часто шел снег, что казалось немного необычным, что над ними не было более толстого льда, или что дыра не заполнялась снегом на протяжении веков.

“Кто-то должен использовать это достаточно часто, чтобы все было чисто. Пожалуйста, не надо убираться, пока мы здесь”.

Это было бы их типичное везение, если бы извержение пламени (или для чего еще кольцо использовало эту шахту) произошло именно в тот момент, когда они летели вниз.

Коридор не вел в недра древней станции. Примерно через пятьдесят метров Лаки уперлась в дверь – хотя она больше походила на воздушный шлюз, чем на дверь из обычного здания. Кроме того, тут были первые надписи или знаки, обнаруженные здесь внизу.

На поверхности двери был изображен грубый силуэт пони с расправленными крыльями и длинным рогом на голове. Кобылка медленно приблизилась, настороженно наблюдая за стенами с помощью электромагнитных сенсоров в шлеме. Но тут отсутствовала какая-либо энергия, по крайней мере, такая, которую можно было уловить. Это был просто твердый металл, каким, собственно, он и выглядел.

За исключением самого шлюза. Подойдя ближе, она заметила энергию, проходящую сквозь металл, освещая крылья, рог, копыта и метку на силуэте. Стало так ярко, что Лаки отключила ночное зрение – крылья на силуэте светились, особенно когда кобылка подошла ближе. Она подошла к двери, расправила крылья и коснулась барельефа. Он светился ярко-белым.

Ничего не произошло. Дверь не открылась, ловушки не сработали, не заработала какая-нибудь система связи. Вообще ничего не произошло. Лаки застонала и ударила в дверь копытом. Это было больно, но никак не помогло.

“Даже земной пони не смог бы пройти через них”.

– Мама, иди посмотри на это! Я кое-что нашла! – закричала кобылка так громко, как только могла.

– Э-э, конечно... Но я тебя не вижу! Где ты, Лаки?

– Включить свет, – прошептала кобылка, и яркие фонари с обеих сторон ее шлема переключились с инфракрасного на видимый свет.

– Я и не знала, что ты захватила факел! – Лайтнинг Даст добралась до нее примерно примерно через пять минут, прикрывая глаза от света фонарей одним копытом. – А мощный фонарик. Сколько батареек нужно, чтобы он продолжал работать в таком режиме?

– Уменьшить яркость до 10%, – приказала Лаки, прежде чем положить шлем на пол, указывая на дверь. Затем она подняла глаза. – Только одна. Но действительно хорошая батарейка.

– Оно и видно, – Даст уставилась на шлем. – Ты купила единорожью лампу, не сказав мне?

– Нет, – кобылка неловко поерзала, указывая на дверь. – Мам, мы можем сосредоточиться на этом? Я пытаюсь попасть внутрь, но не знаю как. Может быть, ты сможешь помочь. Ты когда-нибудь видела такую дверь?

Лайтнинг Даст приближалась медленно и осторожно. Она уставилась на узор, особенно туда, где крылья начали светиться достаточно ярко, чтобы было заметно даже на свету. Для Даст они светились даже ярче, чем для Лаки. Еще одно пятно света появилось там, где должна была быть метка. Но рог и копыта оставались темными.

– Штуки Дэринг Ду, – пегаска указала на стену. – Прям как в одной из этих книг. Которые... я слышала, читают пони.

Она отвернулась, ворча.

– Однако, не повезло. Похоже, для этой нам нужен аликорн. Кто бы ни поставил здесь эту дверь, он не хочет, чтобы кто-то еще вошел внутрь.

– Аликорны – это... королевская семья, верно? – спросила Лаки, возвращаясь к двери и толкая ее копытами. Как и прежде, это не дало ни малейшего результата. Даже обычные металлы, о которых она знала, устояли бы перед любыми средствами, которые у них были, чтобы вскрыть дверь. Взрывчатка, может, справится, а может, и нет. Датчики шлема не могли определить состав, так что трудно было сказать наверняка.

– Не… совсем, – Лайтнинг покачала головой. – Принцессы Селестия и Луна – королевская семья, но у них нет детей. Другие аликорны просто вроде как...

Пегаска покраснела.

– Ну, думаю, я не знаю. Однако они откуда-то берутся. И как только они это делают, их назначают ответственными за что-то неопределенное и тупое, и они никогда не будут так же хороши в своей работе, как если бы Селестия просто продолжала делать все сама с самого начала.

Лаки уставилась на дверь. Это все еще была полезная информация – команда исследователей, вероятно, смогла бы справиться с ней, если бы у них было достаточно времени. И пони тут явно не часто бывали, так что им не нужно было беспокоиться о том, что их поймают. Предположив, что удастся проложить маршрут в обход цивилизации пони. С таким количеством пони, способных летать, просто долететь сюда было бы недостаточно.

– Есть ли вероятность, что кто-то из них захочет помочь? Я могла бы… Я могла бы спросить Твайлайт...

– Нет, – рявкнула Лайтнинг, посмурнев лицом. – Она ни за что не захочет помогать с этим, Лаки. Не имеет значения, насколько милой она казалась – если бы она хотела заняться тут исследованиями, она могла бы пригласить сюда десяток пони из самых крутых университетов и школ Эквестрии. Она не собирается помогать. Вероятно, Твайлайт просто ждет, когда ты скажешь, что была тут, чтобы она могла арестовать тебя, используя какой-то закон, который никто не помнит. Тебе не следует писать ей.

– Хм... – Лаки подняла свой шлем, неся его на спине, пока они шли обратно по туннелю. У нее будет еще время, чтобы осмотреть дверь, она еще не отказалась от этого. Но в данный момент ее мысли были заняты другим. – Итак, Селестия и Луна тоже отпадают. Они должны знать об этом, раз Твайлайт знает. Так что остается... еще двое. Кейденс и Фларри Харт.

– Забудь и о Кейденс, – отрезала Даст. – Она хороша в управлении Кристальной Империей, но она близка с Твайлайт. Они... выросли вместе или что-то в этом роде. Я не знаю, я редко читаю газеты. Но все, что ты ей скажешь, узнает и Твайлайт.

Оставалась только Фларри Харт. Лаки немного знала о ней, хотя бы потому, что она была любимой принцессой Кристальной Империи, которую любили все, кто там жил.

И боялись. Ее магия, по-видимому, чуть не убила всех, по крайней мере, два раза. Фларри Харт была ненамного старше самой Лаки, хотя это не обязательно было преимуществом.

“Она может отнестись ко мне еще менее серьезно. Или она может стать возможностью”.

– Как думаешь, Фларри Харт увлекается археологией? – кобылка махнула крылом вокруг себя. – Как думаешь, она захочет отправиться в приключение, чтобы помочь нам открыть дверь и посмотреть, что там внутри?

Лайтнинг Даст остановилась. Она больше не выглядела злой, скорее грустной.

– Лаки... – пегаска откинула гриву с лица кобылки кончиком крыла. – Я думаю, это мило, насколько ты наивна. Но я хочу, чтобы ты подумала вот о чем: вокруг принцессы не происходит ничего такого, о чем не узнала бы вся Эквестрия. Даже если ты сможешь убедить ее, даже если вы ускользнете и найдете тут кучу удивительных вещей… если принцесса не сохранит все это в секрете, мир узнает.

Лайтнинг секунду помолчала.

– И, может быть, вы с маленьким монстром станете лучшими друзьями, и вы найдете что-то удивительное для Эквестрии. Но... если это произойдет, ты снова окажешься в центре внимания. Каждый пони в Эквестрии захочет узнать о новой подруге принцессы, откуда она родом, кто она такая. Твоя фальшивая личность этого не переживет. То же самое произойдет, если ты совсем ей не понравишься – тогда ее мама захочет узнать, кто так расстроил ее дочь, и она начнет копать. Единственный способ не быть выведенной на чистую воду – это быть такой скучной, что она не захочет иметь с тобой ничего общего, но не настолько скучной, чтобы разозлить ее. А ведь ты совсем не такая.

Даст на мгновение прижала Лаки к себе, и та не сопротивлялась.

– Милая, у тебя так никогда не получится. Она либо полюбит тебя, либо возненавидит. И то, и другое означает, что я могу никогда больше тебя не увидеть.

Пегаска отпустила кобылку, встретившись с ней глазами.

– Я не собираюсь указывать тебе, что делать. Я не понимаю, почему для тебя это так важно... но никто также не знает, почему меня так волновало стать хорошим летуном. Я просто хочу, чтобы ты понимала, что может произойти, если ты пойдешь к ней. Хорошо?

– Хорошо, – Лаки ковырнула копытом пол, покраснев.

Лайтнинг Даст, вероятно, была права. Ее логика была здравой – кто-то, кому есть что скрывать, не станет привлекать внимания пони, на которую смотрит весь мир.

Кобылка подняла глаза.

– Это... наверное, бесполезно. Мне пришлось бы убедить принцессу отправиться со мной в снега. Ей, наверное, все это безразлично. Я, наверное, даже не смогу ее увидеть. Вокруг точно будет охрана... я не смогу даже поговорить с ней незамеченной. Я могу попасться даже на попытке сделать это.

– Теперь ты понимаешь, – Даст снова притянула ее к себе для последнего объятия. – Мне жаль, что мы не смогли найти проход за эту дверь. Но… возможно, мне удастся найти еще что-нибудь из прошлого. У меня есть несколько друзей на работе… Я могла бы поспрашивать их за тебя.

– Правда? – Лаки ухмыльнулась, навострив уши. – Ты могла бы?

“Кроме того, я могу попросить своих друзей прийти сюда. Это не обязательно должна быть я”.

Мама кивнула.

– Конечно, мелкая. Я спрошу. Не могу обещать, что они что-нибудь найдут, но они могут попытаться. И я думаю, что знаю несколько книг, которые тебе тоже могут понравиться. Я все равно собиралась купить их, раз уж мы переехали.


Доктору Джеймс Ирвин особо нечем было заняться. Слежение за тем, как “Предвестник” строит город, могло бы заставить людей чувствовать себя лучше от осознания, что они контролируют ситуацию, но ее не обманешь. Сенсоры “Предвестника” были куда лучше ее органов чувств, и у него была целая библиотека методов строительства и все нужные инструменты. Если он и правда совершал какие-то ошибки, она его ловить на них не собиралась.

В общем, Джеймс оставила “Предвестник” трудиться, проверяя его только утром, когда все начиналось, и вечером, чтобы убедиться, что все поставленные на день задачи выполнены. Если вычесть по часу на обед и преподавание языка, то она могла весь день заниматься всем, чем хотела.

Первым местом в ее туре “очень напряженная работа” была лаборатория, поскольку это была единственная часть Отара, где все было достроено и майора гарантировано не было рядом.

Кроме того, доктор Борн добилась реального прогресса. Ее исследования были куда интереснее, чем наблюдать за тем, как “Предвестник” строит новые гидропонные сады и одинаковые туалеты.

Лаборатория, как и все остальное в Отаре, была построена с расчетом на людей, а не пони. Следовательно, им приходилось пользоваться табуретками, чтобы добраться до любого из столов.

“Или взлететь. Но никто из нас не умеет этого”.

В одном конце лаборатории стояли в основном пустые столы, место для дисциплин, для которых еще не было специалистов. Именно там сидели Мартин и Карл, завтракая овсянкой и наблюдая за работой Дороти.

Обе были в лабораторных халатах, хотя Мартин прорезала отверстия для крыльев и снова начала отращивать гриву, в то время как Карл держала ее почти такой же короткой, как у майора.

– Есть какой-нибудь прогресс? – спросила Джеймс, пододвигая табурет и запрыгивая на него, чтобы добраться до стола. Она поставила свой горячий кофе на стол перед собой, время от времени делая глоток. Ей все еще требовались оба копыта, чтобы взять кружку, не уронив.

“В отличие от моего клона. Жульнически играющей на гитаре”.

– Похоже, она там... очень взволнована.

Карл кивнула.

– Она так и не ложилась. Думаю, она должна быть близка к чему-то.

– Или она просто сходит с ума, – предположила Мартин слабым и дрожащим голосом. – Мне знакомо это чувство.

– Д-да, – Джеймс усмехнулась. Однако было трудно точно сказать, сколько в этих словах было шутки. Мартин продолжала работать со спутниками, хотя и не делилась больше ничем, потрясающим мир.

“Благодарим ее за это”.

– Пойду поговорю с ней, – сказала Джеймс, засунув кофе обратно в маленькую подставку на ее плече. По сути, это был просто коготь с гироскопом, что удерживал ее горизонтально, когда она шла. Пегаска теперь практически везде носила его. – Может быть, она поделится новостями.

– Не советую! – крикнула ей вслед Карл: – Когда я попыталась накормить ее завтраком, она просто наорала на меня. Она в трансе или что-то в этом роде.

Джеймс это проигнорировала, медленно двигаясь мимо высоких столов и шкафов. Во многих из них стояло новое оборудование, все еще завернутое в защитную пленку, и поблизости не было ученых, которые могли бы им воспользоваться.

Она почувствовала запах доктора Борн примерно в то же время, когда подошла достаточно близко, чтобы увидеть, чем та занимается. Много антисептика и спирта, но также и вонь пони, которая слишком долго не принимала душ. Ее грива по-прежнему была зачесана назад, но растрепалась и запуталась. Доктора окружало оборудование по биологии и генетике – генные секвенсоры и плоские пластиковые диски в инкубаторах. Странные машины, которые иногда начинали быстро вращаться, как будто пытались взлететь и сбежать из лаборатории. Кроме того, вокруг были маленькие печки и десятки различных компьютерных экранов.

– Вызываю доктора Борн, – сказала Джеймс достаточно тихо, чтобы, как она надеялась, не сильно напугать. – Вас ждет пациент, доктор Борн.

Кобыла все равно подпрыгнула почти на метр в воздух, развернулась в полете и приземлилась так, что оказалась лицом к Джеймс. Выражение было диким и растерянным, но быстро вернулось к рациональному.

– Ой. Мой кофе, – она забрала кружку, не дожидаясь подтверждения, и осушила то, что осталось, несколькими большими глотками. – В следующий раз наполни ее доверху.

Джеймс хмыкнула, раздраженным жестом складывая коготь.

– Ты что-нибудь выяснила? – она указала на экран. – Похоже, у тебя там есть... какие-то образцы тканей.

– Да, действительно... – Дороти отошла и вернулась к большому экрану, на который смотрела. – Оказался хитрой сукой. Но вечно от меня прятаться не мог.

Она указала копытом на экран справа.

– Узнаешь?

Джеймс помотала головой.

– Нет.

– А должна. Это твоя кожа. Ну... формально это нижний слой моего эпидермиса, но генетической разницы нет.

Дороти подняла переднюю ногу, где вокруг внутренней части бабки была обернута чистая белая марля.

– Как она выглядит, по-твоему мнению?

Джеймс повернулась и, прищурившись, посмотрела на экран, который был наклонен к ним, но ей все еще приходилось задирать голову.

– Похоже… все идет отлично?

Прошло очень много времени с тех пор, как она видела клетки под микроскопом. Они выглядели примерно так, как она помнила – мембраны эукариотических клеток, заполненные прозрачной цитоплазмой, разделенные на ядро и многочисленные маленькие органеллы.

– Митохондрии – это электростанция клетки, – сказала она.

Лицо Дороти мгновенно стало раздраженным.

– Ты когда-нибудь слышала, чтобы слово "электростанция" использовалось таким образом для описания чего-либо еще? Является ли реакторный зал ”электростанцией Отара"? – Джеймс открыла рот, чтобы возразить, но пегаска не дала ей шанса. – У тебя есть возможность узнать о статье, которую я пишу, потому что ты принесла мне кофе. Ты хочешь потратить ее впустую?

Джеймс промолчала, и Дороти снова улыбнулась.

– Хорошо. В любом случае это ткань пони. И, очевидно, она здорова. Если бы она не могла бы здесь выжить, мы бы тут не говорили.

Она сделала два шага влево, так что теперь они смотрели на другую половину экрана.

Клетки здесь выглядели по-другому. Многие из них уже распались на части, органеллы вывалились в густой, липкий суп из слабо окрашенных линий. Те клетки, которые еще не умерли, выглядели как надутые воздушные шары, хотя Джеймс едва могла разглядеть слабые линии, плотно упакованные внутри.

– Что это?

– Я попросила “Предвестник” вырастить мне немного моей собственной эпидермальной ткани. Я имею в виду, какой она должна быть изначально.

– Фу.

Дороти бросила на Джеймс еще один мрачный взгляд, а затем расслабилась.

– Думаю, да. У меня этот образец растет с того самого дня, как я проснулась. Ты можешь видеть, что гибель клеток происходит почти повсеместно. Если я... – она наклонилась вперед, и на этой же половине экрана сменилось изображение. – Вот как это выглядело через неделю.

Клетки все еще выглядели живыми, но как будто они боролись с окружением, пытаясь что-то сделать.

– Выглядит… неприятно.

– Это то, что убило предыдущие поколения. Ну... первое и второе.

Мартин и Карл к тому времени уже подошли посмотреть, держась достаточно далеко, чтобы Дороти не заметила их, если не обернется. Похоже, на это было мало шансов – пегаска была полностью поглощена своей работой.

– Итак... – Джеймс старалась говорить тихо, не желая расстраивать Дороти так сильно, что она перестанет объяснять. – Что это такое, и почему “Предвестник” его не обнаружил? Разве он не должен был знать еще в первом поколении, что здесь есть болезни?

– Это не болезнь, – поправила Дороти, пренебрежительно махнув копытом. – Не в общепринятом смысле. “Предвестник” выглянул наружу и увидел жизнь со знакомой структурой – двухцепочечной ДНК, теми же основными белками, похожим клеточным составом. Незначительные различия есть, конечно, но мы никогда не собирались есть тех, кто был снаружи, или спариваться с ними, так что это не должно было быть проблемой.

Дороти указала на различные распечатки на столе – компьютерные модели различных белков. Она показала на две, на обеих было написано “Гемоглобин”.

– Это всего лишь один пример. Обрати внимание на структуру вот этого. Подавляющее большинство позвоночных зависят именно от него для дыхания. Вырасти образец в лаборатории, и получится именно такой. Именно так мы в первую очередь и можем создавать работоспособные человеческие тела – без радиации, или без каких-либо посторонних примесей, организм работает нормально.

Пегаска указала на другое изображение, которое выглядело вытянутым и сплющенным.

– Это прионный вариант человеческого гемоглобина. Заметь, тот же молекулярный состав. По-разному свернут. А вот тут коллаген.

Она указала на другой экран, нажала кнопку на соседней клавиатуре и прокрутила еще несколько изображений. Джеймс не могла сказать, что было не так, но, судя по выражению лица Дороти, ни одно из них не выглядело правильным.

– Вот актин, интегрин, инсулин... – она оглянулась. – Я могу долго продолжать.

– Прионный вариант, – повторила Джеймс. – Откуда он взялся?

Дороти пожала плечами.

– На базе приземления есть воздушный шлюз, и существует множество правил, чтобы избежать заражения. Но с внешним миром, который выглядел таким безопасным...

Она замолчала.

– Послушай, прионы не были хорошо изучены даже тогда, когда мы улетали. Они точно такие же, – она снова указала на экран. – Неправильно свернутые белки. Они меняют функцию оригинала. Они могут распространять свою “мутацию” на правильные формы. Они стабильны, поэтому имеют тенденцию к накоплению в здоровых тканях. О, и я упоминала, что от этого не существует никакого лечения? Никакое лекарство не может очистить их, потому что они сделаны из того же материала, что и ты. Невозможно удалить их или устранить повреждения. В конце концов, ты умрешь.

– Чертовски ужасным способом, – пробормотала Карл издалека. – Почему это не убивает нас?

Если Дороти и заметила крошечную разницу в голосах, она никак не отреагировала.

– Я не... уверена, – уши прижались. – Но если проверить ткани пони, то никакого накопления. Образцы, которые я взяла, показывают, что до трех процентов наших белков являются прионными вариантами, по крайней мере, если они распределены так же, как в эпидермальной ткани. Функция этих белков идентична в тканях пони – они все еще являются проблемой. Просто наши тела – и тела всех других позвоночных на этом кольце – придумали способ, как справиться с их накоплением.

– Если они смогли, то и мы можем, – сказала Джеймс. – Верно? Надо просто… выяснить, что делают тела пони, чтобы очиститься. Воткнуть это в людей, и все будет хорошо.

– Д-да... – Дороти согласилась, дрожа всем телом. – Или просто жить в костюме биологической защиты всю свою жизнь. В этом нет ничего сверхъестественного – прионы все равно должны попасть в твой организм и столкнуться с нормальными белками для распространения. Никогда не контактируй ни с чем, что могло подвергнуться воздействию нативных белков, и человек будет в безопасности. Просто делать это в течение любого промежутка времени – это... ну, даже тяжелее, чем жить в космосе. Но я уверена, что в принципе это возможно. Мне нужна дополнительная помощь. Больше, чем просто лаборанты.

Дороти взглянула на Мартин, затем вздохнула.

– Доктор Ирвин, разве ты не должна руководить строительством моих биофабрикаторов? “Предвестник” сказал мне, что они будут смонтированы сегодня.

– Д-да, – Джеймс попятилась, глядя вниз. – Я просто решила проверить, как вы все. Я пойду… и вернусь к руководству строительством. Уверена, что мы уложимся в срок. Ты получишь свою... группу ученых... скоро...

Она вышла из лаборатории и побрела на звуки тяжелой техники. Вероятно, приближалась утренняя инспекция майора, так что желательно присутствовать при этом.

Она прошла мимо (гораздо большего) женского душа, в который до сих пор не заходила. Пегаска почувствовала струйку пара, выходящую из-за края двери, и услышала шум воды. Это было главное – когда Оливия закончит, она захочет увидеть Джеймс “усердно работающей”, наблюдая, как автоматизированное оборудование роет коридоры.

Все коридоры выглядели одинаково – текстурированный камень, смешанный с химическим клеем, который соединял готовые секции, привезенные с материка. Будущие секции на более глубоких уровнях будут создаваться примерно таким же образом, при этом стены и полы будут сняты и собраны по частям, а не все сразу.

Но в ее турне перед инспекцией была одна остановка – карцер.

Технически это был центр управления безопасности, хотя при таком малом населении “безопасность” была чисто формальной. Но там было несколько пустых камер и одна занятая.

Джеймс вошла внутрь. Камеры были просторными – как и все остальное, они были построены в расчете на людей. Это означало небольшие трудности с пользованием туалетом или раздатчиком еды, но в остальном так, вероятно, было лучше.

Исследователь-местный больше не был похож на пациента в больнице, ожидающего дня своей выписки – решетку нельзя было спутать ни с чем, кроме тюрьмы.

– Привет, Джеймс, – сказал он на довольно сносном английском.

Он наблюдал, как пегаска вошла, наблюдал, как она отодвинула стул от панели управления, а затем забралась в него со своей складной гитарой, заранее спрятанной между подушками. Сюда больше никто не заходил, так что не было ни шанса, что ее случайно обнаружат. По какой-то причине Джеймс казалась единственной, кого все еще беспокоил факт, что они взяли заложника.

– Привет, друг, – ответила она, стараясь как можно лучше воспроизвести эквестрийский. Она сказала это, хотя и знала, что это неправда.

“Если бы он был моим другом, я бы не стала сажать его в тюрьму”.

– Ĉu vi liberigos min hodiaŭ? – спросил жеребец.

– Se mi rajtus, – ответила Джеймс, раскладывая гитару до полного размера и пристраивая ее между копыт. – Vi scias, ke mi volas.

Жеребец сел у решетки. Дэдлайт больше не выглядел раненым. От голода он тоже не страдал, был здоров и подтянут. Она чувствовала этот его запах, даже несмотря на то, что жеребец что-то сделал со светом в своей камере, скрыв ее в полумраке.

“Эти глаза лучше видят в темноте, чем мои. Кажется, так ему нравится больше. У него еще и крылья летучей мыши, так что это может иметь смысл”.

– Se vi vere volas liberigi min, vi farus ĝin, – уши жеребца прижались к голове, когда он наблюдал, как Джеймс неумело бренчит на гитаре.

Как бы Лаки Брейк ни научилась играть крыльями, на это ушло явно больше нескольких недель. Но если клон-жеребенок смог это сделать, Джеймс была уверена, что она тоже сможет. Наличие цели давало направление в тренировках.

Несколько минут она неумело бренчала, издавая диссонансные звуки, лишь изредка похожие на хоть какую-то мелодию.

– Вот, – Дедлайт просунул копыто сквозь решетку. Он мог бы просунуть и всю ногу, если бы захотел, но не более того – они проверили это, прежде чем засунуть его внутрь. Если Оливия не могла протиснуться сквозь решётку со своим крошечным телом, то у взрослого жеребца не было ни единого шанса. – Дай мне попробовать.

Джеймс на мгновение заколебалась – складной инструмент был хрупким произведением механики. Один хороший удар, и гитара может разлететься вдребезги. Неужели Дэдлайт сделал бы это назло? Она так не думала.

– Ĉu vi promesas esti осторожен с этим?

– Да.

Джеймс встала, протягивая инструмент через решетку.

Дэдлайт взял его одним копытом, чего она никогда не смогла бы повторить. Жеребец откинулся на спинку стула, подперев его одной из своих ног, дергая за струны крыльями. Они были другими – больше кожи, больше костей. Однако пегаска не была уверена, были ли они более гибкими или менее.

– Provu tion. Tenu ĝin ĉi tie… poste fleksu vian flugilon. Premu la ostojn kontraŭ la kordoj por teni ilin kiam vi ludas, – он дернул крылом, наполнив комнату звуком знакомой ми-бемольной струны.

– Ого. Сделай это снова!

Жеребец повторил и Джеймс усмехнулась.

– Sen magio?

– Нет, – жеребец снова неумело сыграл. Казалось, он не знал ни одной песни и просто подражал тому, что она делала (или пыталась делать).

И все равно звучало лучше, чем у нее.

– Позволь мне попробовать еще раз. Держу пари, у меня получится.