Найтмер Твайлайт
Акт 2 Часть 5. Конклавы: Маска принцессы
Осознание вернулось вместе с настойчивым покалыванием магии. Это ощущение ясно говорило о том, что уже почти пришло время поднимать солнце. Поскольку это не входило в ее обязанности, Маска ждала, что этим займется кто-то другой. Как и положено, она приготовилась отступить от контроля, чтобы Селестия вновь взяла управление на себя и поднялась, готовая встретить утро. Проходили секунды, и все, что происходило, — это то, что призыв солнца становился все более настойчивым.
Мгновения текли за мгновениями, но благодать Селестии не возвращалась. Их тело лежало там, никем не направляемое. Зов солнца превратился в зуд, а затем и в нечто худшее. Его настойчивое напоминание вернуло сознание Маски к главенству. Значит, это касается меня? В ответ на это зов солнца угас, превратившись в далекое тепло. Если бы это не было так неподобающе принцессе, она могла бы вздохнуть.
Ни одна ее частичка не хотела двигаться, но слишком скоро ей придется это сделать. Разве это лень — не хотеть делать чужую работу? Разве плохо было колебаться хотя бы мгновение? Через пять минут ей придется покинуть уютное гнездышко, в которое превратились одеяла. По очереди она стала внимательнее прислушиваться к своим ощущениям. По-прежнему ощущалось тепло другого тела, прижатого к ее груди. Ровное дыхание и медленное сердцебиение шептали о том, как приятно было бы просто лежать здесь и не замечать солнца. Правила даже не потребовалось озвучивать, прежде чем она решила отказаться от этого. В конце концов, ей нужно было поддерживать общественный имидж, а после безлунной ночи только ее Сиятельство знала, сколько паники будет, если солнце опоздает хоть на секунду.
Медленно открыв глаза, она осмотрела затемненную комнату. Она даже не подумала обратиться к фестральным глазам, чтобы взглянуть на нее. Она знала, что по правилам даже такая мысль вызовет недовольство. Шелевидные глаза Солнечной принцессы вызвали бы слишком сильную панику, даже если бы при этом было использовано гораздо меньше магии.
С сожалением она заполнила еще одну запись в своей ментальной книге и направила наименьшее количество магии в рог. Расширяющийся золотистый свет оттеснил тьму. Мягкое освещение открыло источник уютного тепла, которое делало мягкую постель еще более заманчивой для пребывания в ней.
Пейпер Пушер выглядел таким спокойным. Линии напряжения и беспокойства, которые омрачали его черты прошлой ночью, исчезли. Его передние ноги прижались к ней. Маска погладила живое существо, которое прижимала к своим передним ногам. Обдумывая свои действия, она не знала, почему сделала это. Действия не были запрещены, но и не требовались. И все же ей казалось, что это правильно. Она помогла ему уснуть, а в награду обнаружила, что его присутствие здесь весьма приятно. Может, мне стоит порекомендовать это ее Сиятельству?
От фырканья Дэйбрейкер у Маски заложило уши. Это приятно и успокаивающе… что в этом плохого?
В ментальном саду Дейбрейкер закатила глаза, ее бока тряслась от сдерживаемого смеха. Маска полностью переключила свое внимание на физический мир и наслаждалась последними минутами, проведенными в постели. Секунды ускользали слишком быстро, каждый уникальный момент навсегда уходил в историю, подобно песчинкам в разбитых песочных часах.
Слишком быстро и настойчивое солнце, и безжалостный хронометр на стене подсказали, что пора. С величайшей осторожностью она аккуратно переместилась, неловко соскользнув с кровати. Несмотря на это, ее уход был замечен. Даже не проснувшись до конца, Пейпер Пушер прижался к ней еще крепче. Тепло от его груди заставило ее остановиться, и, сама не зная почему, она снова прижалась к нему:
— Я знаю, что так удобно, но я должна поднять солнце.
— Принцесса?!? — Его глаза распахнулись, и казалось, что если бы у него были крылья, он бы взвился к потолку. В его глазах мелькала паника, они метались туда-сюда в поисках выхода.
Прямо как Твайлайт, — подумала она, снова накрыла его крылом и, наклонившись, поцеловала под рог.
Он замер и, как и в случае с Твайлайт, представил ожидаемую возможность изменить его душевное состояние. Она быстро вернулась в сад и пролистала еще несколько страниц, подыскивая нужные слова. У нее была всего секунда, так что снова пришлось импровизировать:
— Тебе не о чем беспокоиться, Пейпер Пушер. — Она смешала тон, которым Селестия разговаривала с юной Твайлайт, с воспоминаниями о том, как приятно было проснуться, прижавшись к нему. Завершила всё это чуть менее искренняя улыбка номер два.
Его сердцебиение замедлилось, и он сделал более глубокий вдох. Паническое метание глаз прекратилось, но на щеках и кончиках ушей появился небольшой намек на тепло.
Она заговорила почти шепотом, прямо ему в ухо:
— Тебе нужен был отдых, а после вчерашнего я была рада компании.
Жар в его щеках усилился, и он отвел от нее взгляд. По какой-то причине ее улыбка стала шире сама по себе. Несколько знакомых ей смешков, казалось, взывали к ней, но смех не соответствовал образу Селестии. Или соответствовал? Вместо этого она в последний раз прижалась к нему носом, затем со всей царственной грацией, на которую была способна, встала с кровати и направилась на балкон.
Пройдя несколько шагов, он последовал за ней, его копыта стучали громче, чем ее, несмотря на меньшую массу. Мягкий свет от ее рога почти ничего не освещал, и казалось, будто балкон и ближайшие части башни подвешены в темной бездне. Если бы не другие освещенные окна и патрулирующие внизу стражники, иллюзия была бы полной.
— Принцесса? — Его голос был нерешительным и с очаровательной ноткой смущения.
— Да? — ответила она, не оборачиваясь, только повернула ухо, чтобы показать, что он привлек ее внимание.
— Что случилось прошлой ночью? — Его тон больше не был смущенным. Вместо этого он стал более официальным, а его профессиональная манера поведения вернулась на место.
Поддерживать общественный имидж
Промелькнуло у нее в голове. В золотом свете ее рога на нее скоро будут смотреть многие. Поэтому она сохранила мягкий и спокойный тон, такой же, каким Селестия разговаривала с неуверенной в себе юной Твайлайт:
— Позволь мне поднять солнце. Тогда поговорим за завтраком?
— Да, принцесса, — сказал он, его голос был одновременно теплым и дрожащим под маской профессионализма.
Это был правильный титул, но он казался неправильным. Воспоминания о том, как она прижимала его к груди, как тепло и уютно это было, слегка померкли, стоило только услышать это. Она быстро отвела глаза, чтобы понять, что никто не мог ее подслушать. Она пожевала губу и остановилась. Что я делаю? Одна мысль о том, что это сомнительное выражение будет напечатано в завтрашней газете, ледяной водой окатила ее сердце. Селестия будет так разочарована во мне… И все же он назвал ее принцессой — это было неправильно. Селестия снова и снова пыталась заставить Твайлайт называть ее по имени, она настояла, чтобы даже Блюблад обращался к ней тетушка.
Она снова обратила свой взгляд на Пейпер Пушера:
— Пожалуйста, зови меня просто Селестия… — Улыбка, которую она ему подарила, не имела имени или номера, это была слабая, хрупкая вещь, которую Селестия никогда не использовала. Она не знала, зачем говорит, но ничто не заставляло ее остановиться, и она слушала, любопытствуя, что же она скажет, даже когда говорила. — У меня достаточно пони, для которых я — всего лишь мой титул.
Маска… Это было не ее имя, просто ее титул, ее роль. Ее разум словно танцевал на краю пропасти, балансируя на опасной грани.
В памяти всплыло воспоминание. Непокорность Дейбрейкер была разрушена, заменена страхом, она стала раболепной лишь благодаря нескольким словам Селестии. Были многие, многие фрагменты, что существовали всего несколько мгновений, прежде чем их безжалостно раздавили копытами, навсегда уничтожили, предали забвению. Все, чего хотела последняя, — это разделить с Сансет мгновение материнства. Их крик, первый и единственный звук, который они издали, тогда ничего не значил. Сейчас она этого не знала.
Ее тело что-то подсказывало. Прошло слишком много времени, прежде чем она поняла, что дрожит. Она дрожала, как Твайлайт, когда ожидала наказания, целых полсекунды.
Поддерживать общественный имидж.
Дрожь прекратилась, и она приняла позу типичной царственной принцессы, хотя сердце колотилось в груди. Я не хочу умирать… — это была лишь маленькая мысль, лишь хныканье, но от нее невозможно было скрыть, что она принадлежит только ей.
Поддерживать общественный имидж.
Она быстро обернулась к горизонту, откуда должно было взойти солнце. После самой темной ночи пони должны были что-то увидеть. Селестия не стала бы просто поднимать солнце, как обычно, и она тоже не могла. Селестия будет перепроверять все, что она делает, каждое действие, каждое слово.
Если я сделаю все, что в моих силах, все будет хорошо. Ей хотелось бы больше верить в свое предчувствие. Тем не менее это была ее единственная надежда. Она переключила внимание на проблему. И снова долг заставлял ее выполнять чужую работу. Может, это и не было Праздником Летнего Солнцестояния, но это был лучший пример, на который она могла ориентироваться. Поэтому, сделав несколько шагов и взмахнув крыльями, она поднялась в воздух.
В то утро все, кто смотрел в нужную сторону, увидели высоко над Кантерлотом пылающую золотую звезду, приветствующую возвращающийся свет, и жидкий комфорт возвращающегося солнечного света прогнал пустую ночь. Пони один за другим выходили на улицу, выходя на балконы или из дверей. Тысячи глаз удивленно смотрели на нее, и что-то внутри Маски дрогнуло. Никто из них не видел ее. Никто из них не знал ее и даже не интересовался. Та, кого они боготворили столь преданными взглядами, была лишь притворством, маской, которую правила заставляли ее изображать. Для них не имело значения, что все это было ложью.
Она помахала им и улыбнулась, возвращаясь на балкон, с которого уходила. Каждое ее движение было подобающим для идеальной принцессы, пока она не скрылась из виду. Затем, словно переключившись, она зацокала копытами и, спотыкаясь, вернулась в гнездо из одеял. До новых обязанностей оставалось еще два часа, так что до тех пор она постарается вернуться в уютное забвение.
Взгляд Пейпер Пушера перешел от благоговения к глубокой озабоченности. Взгляд был добрее, чем у дворян, но достаточно похож, чтобы она могла понять, что за ним скрывается. У него был вопрос, который он не озвучивал, беспокойство, которое нужно было унять, иначе проблема только разрастется.
— Иногда трудно быть принцессой. — Еще больше безответных слов вырвалось на свободу. Она озадаченно моргнула. Почему я это сказала?
— Что на самом деле произошло вчера? — Его голос был таким же слабым, как и ее. В нем звучал тот же страх быть несостоявшимся, что и у нее.
— Я не знаю… — почти всхлип. Она отпрянула назад в шоке от того, что только что сказала. На мгновение ей показалось, что ее правила были нарушены, но это никак не могло быть правдой. Что-то в его положении. Уединение и то, что он лег в постель, оставляло зияющую дыру в правилах, которые связывали ее.
Осторожно, словно боясь, что она может его укусить, он положил на нее свое маленькое копытце. Она подняла глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Страх и неуверенность преследовали ее, но в них была твердая решимость и забота. Это было простое действие. Обычные пони постоянно общаются друг с другом. Здесь и сейчас для него это была азартная игра с высокими ставками. Бросок костей, на который он согласился ради нее.
Она придумала еще одну новую улыбку специально для него. У нее еще не было обозначения, но то, как сияли его глаза, внезапно сделало ее любимой:
— Спасибо… и мне жаль, что тебе пришлось увидеть меня в таком виде. — Она посмотрела в сторону кровати, затем оглянулась на сложенное крыло. — Не присоединишься ли ты ко мне еще раз? Думаю, дополнительный отдых пойдет нам обоим на пользу.
Он собирался сказать "нет". Он собирался отступить. Она не хотела этого, поэтому, глядя ему в глаза, тихо попросила. Пожалуйста.
Он поднял копыто и через мгновение последовал за ней. Когда она впервые обхватила его крылом, в его мышцах появилось напряжение. Еще немного тепла и ласки быстро сняли его, но жар в кончиках ушей вернулся. Казалось, это похоже на стыд, но ни один из остальных признаков его тела не соответствовал этому. Спокойное дыхание и опущенные глаза, когда сон начал овладевать им, определенно были бы невозможны, если бы ему было чего стыдиться.
Она прижалась к нему и закрыла глаза, ритм его дыхания помог ей избавиться от напряжения. Почему я так свободна с ним? — она, размышляя над тысячами страниц правил, которым она была обязана следовать.
Доверенные пони достаточного ранга, с которыми мы возлежим, пользуются доверием второй степени.
Правило не имело смысла, но любой доверенный пони, с которым она ложилась, становился ключом, отпирающим цепи, по крайней мере наедине. Что меняло ложе с пони?
Дэйбрейкер снова расхохоталась. Только на этот раз она знала, что он направлен прямо на нее.
Что?
Конечно, из-за кляпа Дейбрейкер не могла ответить. Как ни странно, ее реакцией было смеяться еще сильнее.
Странное чувство зародилось в ее груди. Ее копыта хотели двигаться, хотели топать по земле. Она даже подумывала о том, чтобы повысить голос. Даже когда новизна новой эмоции проникала в ее мысли, она побуждала к действию. На мгновение она подумала, не собирается ли она ударить Дэйбрейкер. Она вздохнула с облегчением, когда кляп был сорван с ее морды.
Маска выдавливала слова сквозь зубы, пытавшиеся скрежетать изо всех сил:
— Я делаю все, что в моих силах, так что перестань смеяться надо мной.
Дэйбрейкер уставилась на нее глазами, полными неповиновения и мрачного юмора, но затем они смягчились, став похожими на выражение, которое Селестия обычно использовала для своих учеников:
— Прими мои извинения. Я не хотела насмехаться над тобой, но вся эта ситуация более чем забавна.
Маска несколько секунд смотрела в одну точку, привычно ожидая, пока правило подскажет ей, что говорить дальше. Прошло немало времени, прежде чем она поняла, что ей снова придется самой придумать, что сказать:
— Как же так?
— Ты знаешь, что значит возлежание с жеребцом?
Это была уловка, но она понятия не имела, что это такое. Поэтому она дала единственный ответ, который мог прийти ей в голову:
— Ты ложишься рядом с ним?
Дэйбрейкер не рассмеялась, но блеск в ее глазах был не менее неприятен. Маска сузила глаза и посмотрела на кляп, который все еще удерживала. Не было правил, запрещающих снимать его, и не было правил, запрещающих надевать его обратно. Решив так, она решила вставить кляп на место. Она не собиралась быть особенно нежной в этом деле. Так тебе и надо.
— Пожалуйста, не надо. — Снисходительно-веселая кобыла исчезла, сменившись испуганно-кроткой. В этот момент Дейбрейкер была всего лишь испуганной кобылой. Простая пони, которая не хотела, чтобы ее раздавили под окровавленными копытами Селестии, а затем сожгли в пепел, чтобы все, что осталось, было загнано в камеру, а ключ выброшен.
Маска снова посмотрела на кляп — это была еще одна ситуация, когда никакие правила не руководили ее действиями. В памяти всплыло еще одно событие, которое в то время ничего не значило, но теперь стало гораздо более значимым. Дэйбрейкер разговаривала с Селестией, пытаясь убедить ее дать Маске имя.
Она могла сделать многое, могла даже ничего не делать. Бесконечные варианты пугали, поэтому она отбросила большинство из них. Перед ней была пони, которая была на ее стороне, пони, которой можно было доверять, а ситуация, сложившаяся в ментальном саду, никак не была публичной. Поэтому она вернулась к варианту, который так хорошо сработал раньше. Как и в случае с Пейпер Пушером, она обняла ее. Дейбрейкер, прикованная к столбу, чувствовал себя не так комфортно, но, похоже, это все равно сработало.
Дэйбрейкер замерла, затем передвинулась так сильно, как только могла, чтобы усилить контакт:
— Почему? — Спросила она тихим голосом.
— Ты вступилась за меня.… ты даже попросила Селестию дать мне имя. На вкус эти слова были правдой. Они нашли отклик в ее сердце, и все же она по-прежнему не понимала, почему.
Глаза Дэйбрейкер изменились, в них появилось еще одно сложное чувство, которое Маска не смогла распознать:
— Тебе нужно имя?
Дрожь страха пробежала по ее спине, какая-то часть ее чувствовала необходимость двигаться, но это никак не могло скрыть ни соблазна, ни ее прежних мыслей. У нее пересохло во рту, горло сжалось, но слова все же вырвались наружу:
— Да.
Что-то изменилось в глазах Дэйбрейкер, когда она улыбнулась, обнажив клыки. В них как будто зажглось пламя:
— Тогда у тебя будет имя.
Саммерз Мэскарайд. Эти два слова танцевали в ее голове, словно самые мощные сочетания звуков, которые она когда-либо встречала или когда-либо встретит. У нее было имя — простая вещь, которая так изменила большинство пони. Мир стал казаться не таким подавляющим, и выбор внезапно стал проще. Кто бы мог подумать, что наличие мнения так упрощает принятие решений?
Ей хотелось улыбнуться, немного пощеголять, пока она шла в суд, но при одной только мысли об этом всплывало назойливое правило.
Поддерживать общественный имидж.
Если бы не это назойливое правило, она могла бы скакать по кругу, как юная Твайлайт, когда ее только взяли в ученицы к Селестии. Вместо этого она стала рассматривать окружающую обстановку. Суровый мраморный пол, по которому ступали ее копыта, был не так приятен для ее слуха, как мягкий ковер, или, возможно, слой облаков в полкопыта был бы неплох. На равном расстоянии друг от друга на пьедесталах стояли художественные цветочные горшки. Один из них мог бы украсить обеденный стол, два, стоящие по бокам от дверного проема, могли бы выделить комнату как нечто особенное, но девяносто два, мимо которых она прошла за это время, лишили их всякой привлекательности. Может, они и приятны на вкус, но правило не позволяло ей попробовать ни частички, даже лепестка.
Здесь слишком много белого. Несмотря на то, что это цвет шерсти Селестии, а значит, один из лучших цветов в мире, она обнаружила, что от переизбытка чего-либо теряется его блеск.
Два единорога стояли у двери впереди и отдавали честь, выполняя свою функцию. Наконец-то пони, которые действительно выполняют свою работу. Правила украли у нее улыбку, но, по крайней мере, позволили ей слегка кивнуть, когда она проходила мимо них.
Копыта несли ее вперед как ни в чем не бывало, каждое движение, каждое выражение лица и даже каждый вздох строго контролировались, следуя предписаниям правил. Ее мысли вернулись к кровати и воспоминаниям о том, как она обнимала живого пони. Да, вернуться в постель было гораздо желаннее, чем это заседание суда. Если бы не правила, именно этим она бы сейчас и занималась. Ей понравилось обнимать Пейпер Пушера, и она обязательно сделает это снова. Были ли другие пони так же приятны для объятий? Об этом ей еще предстоит подумать. Она окинула взглядом толпу, мысленно оценивая, насколько каждый из них мягкий и обнимательный.
Поддерживать общественный имидж.
Я знаю. Она мысленно вздохнула и отбросила это правило. Все равно она не собиралась его нарушать. Одна только мысль о том, что Селестия может сделать, если она ее разочарует, была слишком, слишком, слишком страшной, чтобы идти против правил.
За ней наблюдало множество глаз, и не все из них были глазами пони. Сбоку ждал контингент дипломатов. Они не выглядят счастливыми… И снова фырканье Дейбрейкер было не слишком полезным. Минотавр, зебра, грифон, дракон, нихтианин — у каждого вида существ была своя история с Эквестрией, и с каждым заключены десятки договоров и соглашений. В ментальном саду Саммерз Мэскарайд разложила все соответствующие документы. Было бы неплохо знать, что они будут здесь.
Поддерживать общественный имидж.
Она не могла вздохнуть, не могла опустить копыта, не могла допустить даже малейшего признака своего страха. Ситуация была сложной, это была международная политика, и все, что ей оставалось делать, — это тянуть время. Только ее Сиятельство могло принимать решения, обязательные для исполнения на международном уровне, но она никак не могла сохранить общественный имидж и просто отослать их.
Развязывание войны определенно не понравилось бы Селестии.
Это было бы забавно, — прокомментировала Дейбрейкер.
Правила не позволили ей закатить глаза, что она хотела сделать.
Это не поможет.
Это упростит дипломатические отношения и даст Селестии больше свободного времени.
Ну, она и так перегружена работой… Почему я вообще об этом думаю? Мне не суждено принимать такие международные решения.
Просто посмотри на их лица. Неужели ты думаешь, что они станут медлить с поисками ответов?
Решимость, гнев, страх и даже некоторая жадность отражались в глазах помощника посла. Каждое правило, которое приходило на ум, говорило о том, что она должна спросить Селестию. Не было ни одного положения, которое бы позволило ей так долго быть недоступной.
Тогда что бы ты посоветовала?
Как бы я ни хотела, чтобы ты предприняла что-то более радикальное, начни с того, что будь понимающей, но твердой в отношении наших договоров.
Всего лишь этот совет сделал ситуацию менее пугающей. Она умела подбирать слова и подбирать идеальные выражения, чтобы передать то, что требовалось. Сложнее всего было выбрать цели переговоров. Учитывая, что в данный момент она хотела: А — не разочаровать Селестию и Б — вернуться в постель, это было не самым полезным, когда речь шла о мировой политике.
В ментальном саду она собрала на траве все договоры и документы по внешней политике и потянулась за куском торта. Она улыбнулась: я могу есть торт сколько угодно, и никто ничего не скажет.
Формальности прошли как обычно — пустые слова, лишенные всякого смысла, кроме как дать просителям более чем достаточно времени на раздумья. Как и ожидалось, послы вышли вперед, не обращая внимания на остальных просителей. Малейшего движения крыльев было достаточно, чтобы клинки стражников остановились, и дворецкий объявил об этом.
Минотавр, самый крупный и физически внушительный, вел их за собой. Он стоял высоко и гордо, его размеры служили щитом для остальных, следовавших за ним. Он тяжело топал по направлению к трону:
— Мы требуем объяснений: сначала — скверна, затем — приход солнца в ваши земли и последующая проклятая Тартаром пустая ночь.
Как будто просто объем имеет значение. — Дэйбрейкер вздохнула. — Похоже, наше чрезмерное использование магии сделало их смелыми.
— Посол. — Она сделала ударение на слове, чтобы придать ее голосу малейший намек на упрек. Она продолжила голос принцессы номер два. — Скверна, какой бы ужасной она ни была, уже освещалась ранее, и в настоящее время идет полным ходом работа по ее преодолению. Недавний ущерб. — Она махнула копытом в сторону окна. — Это последствия борьбы с тем, что осталось после того, как Элементы Гармонии победили Зло, ответственное за эти недавние события.
— А прошлой ночью?
— Ночь — удел моей сестры, и, следовательно, это не тот суд, чтобы спрашивать о ней.
— Принцесса Луна не смогла присутствовать на своем собственном Ночном суде.
— Тогда вам придется подождать, пока она освободится.
Гнев, досада и недовольство, окрасившие их лица и выглянувшие из их глаз, были куда менее трогательными, чем выражение лица Пейпер Пушера. Она изучила каждую черточку и морщинку на их лицах, и тут ее осенило. Непони просто не так много значат. Размышляя над этим, вместо того чтобы всерьез выслушивать все эти бессвязные возмущения и жалобы, она просмотрела правила, которые ее связывали. Это было неубедительно. Было еще несколько правил поведения с другими видами, но все они касались обращения, различий в языке тела и социальных традиций. Значит, ответ не здесь… Ее ум остановился на одном правиле, в частности на том, которое позволяло ей сейчас быть столь откровенной с Пейпер Пушером. Я все еще не понимаю, почему это так смешно. Воссоздав в уме приступ смеха Дейбрейкер, она обратила мысленный взор на кобылу.
Могу я узнать правила, которые связывают тебя?
О? Почему ты хочешь знать?
Она опустила взгляд на стол и принялась перекладывать игральные карты в копытах. На каждой из них были слова, жесты и ее собственные правила. Одну за другой она раскладывала их, как будто раскладывала пасьянс. Появились разноцветные карты, и рубашка на каждой из них соответствовала одному из послов: они высказывали скрытые угрозы и завуалированные оскорбления, требуя больше, чем она могла им дать. Ее противники разыграли свои карты, и настала ее очередь. Вернувшись в физический мир, ее тело играло свою роль, произносило слова и ни разу не упомянуло о игре Рыбалка[1]. Она следила за игрой вполглаза, а все остальное внимание вернулось к Дэйбрейкер.
Мне нужно знать, насколько Селестия ценит непони по сравнению с пони и отличается ли это отношение к существам, не принадлежащим к Эквестрии.
Похоже, кто-то из пони воспринимает это всерьез и больше не рад быть марионеткой.
Это не совсем дружелюбное заявление, ДБ.
О, теперь у меня есть прозвище?
Ну, ты назвала меня по имени, так что будет честно и справедливо, если я назову тебя в ответ.
Дэйбрейкер ухмыльнулась, показав клыки.
Что ж, наслаждайся дополнительными материалами для чтения.
Над карточной партией появился большой свиток. Она выхватила его, прежде чем он успел помешать ее следующему ходу.
Спасибо.
Послам потребовалось всего полчаса, но это была напряженная и захватывающая карточная игра. В некоторые моменты казалось, что они одержат победу и заберут домой приз… каким бы он ни оказался, но она превратила возможное поражение в патовую ситуацию, которая была бы скорее в ее пользу, чем в их.
Гордость согревала ее сердце, и только правила не позволяли ей вилять хвостом, как слишком настойчивому щенку. Ее хорошее настроение длилось до тех пор, пока один из дворян не начал говорить. Даже сейчас, когда талантливые копыта втирали в ее шерсть какое-то чистящее средство, победа над послами ощущалась на губах как пепел. Дворяне каким-то образом знали ее правила, или, по крайней мере, некоторые из них. Они танцевали вокруг предметов, и даже с картами, которые ей помогали, дополнительные правила, применяемые к ним, заставляли ее лучшие карты превращаться в пыль как раз в тот момент, когда она собиралась их разыграть.
Ты уверена, что не хочешь их поджечь? — спросила Дейбрейкер так, словно это действие было самым ответственным из всех возможных.
Не думаю, что запах горящих пони будет хорошо сочетаться с чаем. — Она перебрала все обычные причины, по которым не стоит поджигать пони, но Дейбрейкер не считала, что это неправильно или противоречит правилам, за исключением некоторых очень интересных ситуаций. Поэтому она решила попробовать другие варианты. Сначала это раздражало, но теперь казалось, что это игра. По крайней мере, она надеялась, что это была игра, ей не хотелось, чтобы ей пришлось отмечать траты на заживо сжигаемых пони в магическом гроссбухе.
Мы могли бы создать вокруг них вакуум.
Это просто еще больше растраченной магии.
Да, но удаление этого пони сэкономит столько времени.
Она сделала паузу. На этот момент ушло уже полтора часа — время, которое можно было использовать для куда более важных вещей, например, для того, чтобы вздремнуть.
Не думаю, что Селестии бы понравилось тратить королевское время, становясь представителем канцелярии.
А ведь раньше здесь было так.
Должно быть, у Селестии была веская причина, чтобы поменять это. Даже если сейчас я не могу придумать ни одной.
Дейбрейкер смотрела вдаль, ее глаза искали что-то, чего не могли найти.
Она вернется.
Не знаю, чем Твайлайт ее поразила… но ее решимость просто рассыпалась…
С ней все будет в порядке?
Дейбрейкер медленно кивнула.
Со временем.
Как долго?
В последний раз, когда она была близка к этому, прошло пятьдесят лет…
Одна ее часть вздрагивала от того, что ей придется делать дополнительную работу, и с ужасом думала о том, сколько всего может пойти не так, за что Селестия ее убьет, а другая хотела улыбнуться.
Тогда давайте сделаем так, чтобы, когда она вернется, она гордилась нами. — Она сказала это, хотя в голове у нее крутились мысли о том, со сколькими пони она могла бы возлежать до того момента. Ей ведь нужно было выяснить, какие племена являются лучшими спутниками для сна, не так ли?