Час пони
10
Я сидел на порожке у люка, прислонившись затылком к комингсу, и расслаблено созерцал сад. Красиво. Тайга вообще красивое место. Красивое и очень специфичное. Так сложилось, что тонкий ручеёк разнообразных синтетов, которых тянут сюда с Земли, по большей части тут и остаётся, потихоньку превращаясь в озеро. Синдром утёнка в чистейшем виде — оказавшись здесь после боли и шока второго рождения, они воспринимают Тайгу как свой настоящий дом и родину, и не спешат её покидать. И даже те, кто хочет двинуться дальше, решаются на это лишь лет через пять в среднем, как показывает статистика. Так и живём, получая на выходе удивительное смешение культур фронтира и города, хомо и синтетов. Наш фронтир в этом, впрочем, преобладает — найдёныши не питают любви к бывшей родине. Очень, надо заметить, сильно не питают. Разумеется. Те, у кого всё было хотя бы относительно хорошо, в Проект не попадают.
Вообще-то на заре существования он назывался "Проект Мазай". Кто-то, не помню уже кто, блеснул иронией и знанием старинных книжек. Потом ирония как-то подзатёрлась и остался просто "Проект". То, что началось с первого нашего посещения старой Земли, и пары понек, которых парни из отряда разведки подобрали на улице Гигаполиса. Модели Трикси и Флаттершай. Дэка сел и был спрятан на свалке, разведка после выхода возвращалась к нему и случайно наткнулась на эту парочку. Единорожка, прямо на тротуаре, уверенно загибалась от запущенного воспаления лёгких. Пегаска, сидевшая возле подружки, решила что они — это то ли полиция, то ли еще кто подобного рода, но не пыталась сбежать.
Нет, мы, конечно, уже знали к тому времени про синтет-индустрию, пусть и не в подробностях. Анализ информационных потоков в сети штука великая. Но одно дело знать это по рекламе и статьям в прессе, а другое самому видеть и слышать, как такая "игрушка" умоляет тебя не помочь даже — забрать её, но не трогать подругу. Дать ей умереть спокойно. "Да чёрта с два вам помирать", сказала разведка, глянула по сторонам, на редких прохожих, которым было наплевать, вкатила Трикси гиберпротектор, срывающейся в истерику Флатти — снотворное, сунула бессознательных синтеток в баулы и уволокла обеих с собой.
В себя они пришли уже на корабле, и у Тайги. В медкапсулах, разумеется. Гиберпротектор, укол последнего шанса, штука полезная, но и люто премерзкая при этом. Он даёт хорошую отсрочку даже стоящему на пороге смерти, но в тяжёлых случаях выводить из него надо квалифицированно и в капсуле, иначе проросшая в теле колония нанитов, стараясь поддержать мозг, дожрёт оставшиеся ресурсы, и с гарантией убьёт даже здорового. Так что первым, кого они увидели, был Буран, чья аватара на человека походит лишь отдалённо, потом к делу подключились разведчики — как полагается разведке, на ходу принимая решения они утащили растерянных и перепуганных найден в кают-компанию, отпоили, угостили, заобнимали... Заодно, кстати, на голой интуиции заложили основы цикла приёма и адаптации синтетов, но это стало понятно лишь чуть позже. Добрый порыв и гостеприимство разведки оказались крайне плодотворны — обаянные и оттаявшие синтетки стали поистине бесценным источником информации о изнанке жизни Гигаполиса.
Разумеется, в конце концов, как источник информации они иссякли. Разумеется, их никто не собирался после этого просто взять и выгнать на улицу — и разведка, и команда аналитиков, работавшая с ними, привязалась к очаровательным поняшкам. Их взяли под крыло, опекали, учили... и зачислили в штат аналитиков официально, потому что вся команда дружно заявила что "с ними лучше думается".
Разумеется, об этой парочке пошли слухи. Забавный выверт массовой психологии — о самой Земле, в массе своей, наши не любят вспоминать, и даже живёт... жило на Тайге, Полуднице и Берегине куда меньше народа, чем по ту сторону от Руси. Потому что они ближе к Земле. А вот этими найдёнами живо заинтересовались. Слухи пошли. И однажды прозвучал ожидаемый вопрос — "а там, откуда их привезли, ещё есть таких?"
Разумеется, есть. И на Тайге, нашей самой малонаселённой глухомани, заработал Проект. Одно дело — просто подобрать и обогреть пару случайных синтеток. Другое дело — заниматься этим на постоянной основе. Нужна организация. Корабельный карантин. Мы, Руки, как полевые агенты и первичная сортировка. Сама Тайга, как карантин планетного уровня — грамотно отращённая паранойя ещё никому не мешала. Тщательно и деликатно выстроенное наблюдение. Несколько искинов и штат учёных, работающие со всеми данными, что удалось собрать на своём опыте и утащить с Земли.
Ну и адаптаторы, конечно. Те кто принимает гостей после нас, и помогает им осваиваться в чужом мире. Такие, как тот же Максим с его напарницей. Бывшей. Сейчас-то у них всё куда серьёзней. Работающие с группами двойки адаптаторов на психологическую совместимость проверяются серьёзней, чем космонавты начала космической эры — они должны понимать друг друга мгновенно и без слов. А для вящего эмоционального контакта с подопечными двойки стараются составлять разнополыми, и итог часто вполне ожидаем.
Профессиональные риски, куда ни плюнь, м-да. А без шуток — сложная и нужная это работа. Принять, обогреть, выслушать. Объяснить, рассказать, развеселить или дать прореветься в подушку. И сделать всё это именно тогда, когда надо, и так, как надо, чтобы твой подопечный, по сути, вновь стал таким, каким его сделали изначально. А самое тяжёлое в этом — всегда, каждую секунду быть абсолютно искренним. Мы, Руки это можем, но нас такими сделали. Им, настоящим людям — сложнее. Но, надо заметить, недостатка в желающих нет. И как повод для гордости за наш мир — нет недостатка и в подходящих. И как эта вот Хоро — за ними подтягиваются и найдёны...
К слову о найдёнышах. Пегаска, увидев что все ушли, всё-таки выбралась из рубки и сейчас стояла возле люка, у меня за спиной.
— Что теперь?
— Сейчас их проводят, покажут их временное жильё и прочий быт, парочка мозгоправов, лучших чем я, побеседуют, проверят мои с Ником оценки, потом четыре-пять месяцев учёбы и практики — как жить у нас, ну а потом в свободное плавание. На свои дома всем вам счёта уже более чем хватает, и занятие к тому времени какое-нибудь, они себе да найдут обязательно.
— А со мной?...
— А тебе первые два пункта не актуальны, поэтому перейдём сразу к третьему. Языку. — я поднялся и шагнул на бетон площадки.
— Пока их устраивают, тебе наложим знание языка. Это не страшно, всей работы примерно на час. В этом вам, кстати, повезло, синтетам язык накладывается легко и просто, разве что совсем мелким прошивать не рекомендуется, и рыжая, скорее всего, будет учиться сама. С обычными хомо уже чуть сложнее, а вот нашему брату с уже правлеными мозгами приходится всё зубрить самим. Можно и наложить, но... — меня передёрнуло от одного воспоминания. — ...как после голова болит — не передать словами. Начинаешь с нехорошим интересом смотреть на всякое режущее, потому что на второй день хочется её отпилить. Ну, идём?
Дорожка, вымощенная желтоватыми гранитными плитами, вела от посадочной площадки в сторону, строго противоположную той, куда увезли остальных. Дэш ещё на корабле гордо отказалась от обуви — ну как же, у неё уже есть крутые и суровые стальные подковы — и теперь она звонко цокала теми подковами по камню. Хватило её ненадолго, вскоре она сошла и пошла по травяной подстилке рядом. Время от времени она подёргивала крыльями словно собираясь взлететь, но сдерживалась и продолжала молча идти пёхом.
Приземистое здание с надписью "Логово нейромантов" над дверью показалось из-за деревьев как-то вдруг и сразу. Один этаж, зелёная двускатная крыша, решётки, увитые виноградом, по стенам, широкие окна — просто уютный жилой коттедж, если не вспоминать про четыре этажа вглубь, набитые аппаратурой, и минус седьмой этаж с дважды резервированным реактором. Место, где ковыряются в головах, должно быть экранировано наглухо, на отшибе и с гарантированным питанием, никому не хочется вместо быстрого результата заполучить кашу в черепушке.
Дэш чуть задержалась у порога, так что я вошёл внутрь, не дожидаясь её.
Где-то тут должен быть дежурный оператор... а, вот и она.
— Шааад! — радостный вопль раздался в тот момент, когда я повёл головой в направлении кухни, и на меня кинулся клубок дружелюбия и энтузиазма. Вот же неугомонная... сто раз говорил, а всё равно пытается застать врасплох. И на этот раз тоже не получилось — я всё-таки поймал её раньше, чем она смогла до меня дотянуться.
— И тебя тем же. Допрыгаешься ведь так однажды. — Я обнял повисшую на шее любительницу экстрима, и аккуратно поставил её на пол. — Сработаю же как-нибудь на рефлексах вперёд головы, и будет тебе плохо а мне стыдно.
— Зато интересно! И вообще я в тебя верю. — хихикнула она и погладила меня по щеке. — И не теряю надежды. Ну и где эта твоя подопечная?
— Только что зашла. — хмыкнул я. — Знакомьтесь. — Я шагнул в сторону.
Немая сцена. В каком-то роде забавная, в каком-то — трогательная, пожалуй.
Рэйнбоу Дэш, бывшая Вендар, замерла у входа. А напротив неё, словно отражение, стояла она же. Такая, какой она станет лет через десять, если она не только избавится от шрамов, но и обзаведётся безупречно ухоженной шёрсткой, отрастит пышную копну разноцветной гривы и приобретёт спокойный, уверенный взгляд того, кто нашёл своё место в мире.
Несколько долгих секунд пегаски разглядывали друг друга. Потом Дэш-старшая плавно протянула крыло. Кончики маховых перьев замерли, чуть-чуть не коснувшись плеча Дэш-младшей.
— Привет, сестрёнка. — уже с некоторым усилием и заметным акцентом проговорила она, на земном евроанглике. — Хм... — она убрала крыло, и чуть наклонив голову обошла новенькую. Та стояла неподвижно и лишь вела вслед ей взглядом. — Однако, досталось тебе... Ну пошли, учиться будем.
Дэш замешкалась и старшая, оглянувшись через плечо у двери во внутреннюю комнату, поторопила её:
— Пошли-пошли, надо успеть до того, как остальные ваши набегут. А Шад подождёт здесь. Будет рядом околачиваться — своим шармом тебе всю ментальную картину будет корёжить до полного безобразия.
В первой из внутренних комнат старшая пегаска в знакомом бесцеремонно-деловом стиле сначала заставила её сунуть ногу с браслетом в один шкафообразный аппарат, потом загнала её под колпак другого, потом пару минут что-то смотрела на экране третьего — и всё это, не прекращая непринуждённо трепаться о всяческих бытовых мелочах. Куда сходить, что сказать, что заказать, какие-то имена, места... Раньше она взбесилась бы, но сейчас сама поражалась спокойствию, с которым пропускала всё это мимо ушей.
А ещё она помнила что где-то в наружных комнатах оставался инструктор. Снова чувствовать себя беспомощным котёнком совершенно не хотелось.
Она послушно зашла во вторую комнату — стены и дверь впечатляли метровой толщиной. Тут из машинерии был только столик со старомодным дисплеем, да низкая, со сплошным основанием кушетка.
— Так. — Дэш-старшая отвесила хороший пинок массивной двери, та неторопливо повернулась на петлях, и с глухим щелчком захлопнулась. По пятну на серебристо-матовой краске внизу было заметно, что так её закрывали не в первый раз. — Запрыгивай на кушетку, чувствуй себя как получится. Кстати, забыла представиться — Инга. — Она подождала, пока Дэш не улеглась, помогла ей натянуть на голову шапочку с кабелем, увесистую, поблёскивающую металлом и пересыпающуюся, словно кольчуга. Таких шапочек, со свисающими вниз кабелями, на стенке висело несколько, разных размеров и форм. Эта явно была приспособлена под голову пони. Голову ощутимо потянуло вниз и старшая сразу же, явно привычным и отработанным движением, присела, щёлкнула чем-то внизу, отчего кабель дёрнулся, выпрямилась уже с небольшой подушкой в передних ногах, и подсунула её Дэш под подбородок.
Эта... Инга деловито направилась к столику с дисплеем, вытащила сбоку такую же старомодную клавиатуру с увеличенными клавишами, уселась и натянув на передние копытца что-то, похожее на перчатки с парой выступающих "пальцев", уверенно что-то отстучала.
— Умгу... — она подождала немного, глядя на экран, потом развернула его к кушетке и подкатилась на стуле чуть ближе. — Ну что, сестрёнка, поболтаем ещё?
— Не тянет. — буркнула Дэш.
— А придётся. — безмятежно отозвалось её ухоженное отражение. — Я не просто так, когда болтаешь — язык накладывается лучше, и контролировать удобней. Так что всё-таки — поговорим.
Дэш покосилась на экран, где бежали ничего не говорившие ей строки, тоскливо оглядела комнату, и не придумав ничего лучше, спросила:
— А что это были за прыжки Шаду на шею?
— Однажды, одна глупая и резкая кобылка, по случаю поспорила с целым Рукой, что она ему "v dushu probyot", причём обязательно. — непонятно высказалась Инга. Заметила недоумённый взгляд и добавила. — Ну вот сюда врезать. — она постучала копытцем в область солнечного сплетения. — Говорю же, молодая была, глупая, заводилась с полпинка. Но обещала всерьёз, а обещания надо выполнять. — закончила она со знакомыми интонациями. — Вот и развлекаемся до сих пор при случае — я пытаюсь, он ловит. Учись на моих ошибках, сестрёнка! — она сверкнула широкой улыбкой. — Занятие бесполезное, но помогает быть в форме.
— Тренировки это хорошо. Особенно с хорошим... тренером. — Дэш старалась сохранять спокойное лицо и тон. В конце концов, это она была тут в гостях. Она уже поняла, что не стоит начинать жизнь здесь с драки. Даже если очень хочется. Даже если эта недорейнбоу просто напрашивается, чтобы ей показали что такое настоящие "тренировки". Буквально всем — своим трёпом, уверенностью, беззаботным поведением... А особенно тем, что ей, похоже отлично всё это известно.
Инга чуть наклонила голову, разглядывая её.
— Ну да, ну да. Если видишь кого-то чистенького и ухоженного, так значит он родился с серебряной ложечкой во рту, и всегда таким был, как иначе-то?
— Ага. Просто завидно. — едко отозвалась Дэш. Честно говоря, ей в самом деле было завидно. Зависть вызывало даже то, как эта Инга выглядела, хотя в этом Дэш не призналась бы никому и никогда.
— Не стоит завидовать. — удивительно мягко проговорила Инга. — Не стоит. Если тебе это ещё не рассказали... или если ещё не дошло, знаю я свою манеру промеж ушей всё пропускать... все мы тут битые. Кто сильно больше, кто чуть меньше.
— По тебе особенно заметно. — не удержалась Дэш.
— Как любит говорить наш общий знакомый — ты очень интересно заблуждаешься. Тебе ведь предлагали шрамы свести?
— Ну.
— Согласилась бы — была б почти как я, хоть сейчас на обложку. Но ты не согласилась. Все мы не соглашаемся... поначалу. Ценим такие отметки, как признак индивидуальности. Это уже потом начинаем смотреть проще. — пегаска потёрла шею копытцем. — Но всё равно спрашивают новичков обязательно. А меня вот, знаешь ли, не спрашивали, не удосужились. Некого спрашивать было и некогда. Да и отвечать было нечем. А выгляжу так, потому что меня в капсуле едва не месяц мариновали, восстанавливали всё, от голых костей местами...
— Хозяин развлекался? — после недолгого молчания понимающе кивнула Дэш.
— Если бы. Мальчишка, которому меня купили, был в общем-то неплохим. Особенно если знать с чем сравнивать. Но гордая пегаска, — саркастично усмехнулась она. — Первая, мать её, летунья Эквестрии, не собиралась терпеть ни малейшей насмешки. И сбежала.
— Поймали и вернули?
— Мальчишке купили другую игрушку вместо потерявшейся. Наверно. А я как в коротком анекдоте — жила-была понечка, сама виновата. Пару дней поболталась на улице, и уже начала что-то понимать, когда попалась какой-то шайке. Для разнообразия истории — не людей. Генофрики, синтеты... даже один понь там был. Скотина. Он мне позвоночник и сломал. Через пару недель развлечений всей толпой. — пегаска ещё раз потёрла шею. — Выкинули в какую-то мусорную кучу, там и валялась. Неделю. Почти с удобствами, ниже плеч-то ничего не чувствовала. Даже вода рядом была-там из гнилья целый ручеёк набирался. На второй-третий день пьётся прямо-таки с удовольствием. Потом, правда, стало немножко неприятно, когда меня крысы нашли и начали, не торопясь объедать. Но я схитрила, когда они принялись за меня всерьёз — потеряла сознание...
— Хватит! — Дэш передёрнулась. Одно дело — умереть в бою на Арене, когда есть шанс "ты или тебя". В безнадёжном, но бою с боевым синтетом. Но вот так... — Прости. — выдавила она сведённым внезапной судорогой горлом. — ...сестра.
— Не извиняйся. — старшая легко провела по её ноге кончиком крыла и тактично отвела его, когда младшая всё же попыталась отстраниться. — Просто запомни, что внешность тут ещё ничего не значит.
— А потом?
— Потом прихожу я в себя, перед новыми глазами пока ещё всё расплывается, вижу только смутный силуэт на фоне света и пищу радостно заплетающимся языком "прин..цесса...се...лес...тия?" А "принцесса" хоть и ржёт в голос, но голос почему-то мужской... Шада потом месяц подкалывали. Шад... — пегаска прикрыла глаза. — Рассказывал что он эмпат?
Дэш кивнула.
— Руки — они все эмпаты. Но бессознательного учуять трудно даже им. А меня, к тому времени, как он там оказался, мусором уже завалило так, что и не видно было почти. Да и увидев... — пегаска поморщилась. — Я ж как-то потом выпросила запись с регистратора, на себя взглянуть сдуру захотелось... Блевала дальше, чем видела. А Шад — он меня почуял, откопал, и забрал с собой то, что от меня оставалось. Я его как-то разговорила — он тогда вообще сначала хотел просто пристрелить, потому что уже и гиберпротектор не помог бы, а так дотащить живой не думал. Я не в обиде — тогда мне и это было бы за счастье. Но он решил попробовать, а мне, похоже, очень хотелось выжить. Дотянула до капсулы, а там за меня взялась Мара, от неё сбежать сложно. Шад в тот раз в одиночку на земле был, Маре всерьёз возиться больше ни с кем не надо было, она и постаралась от души.
— Дай угадаю. Потом была кают-компания, столик...
— ...печеньки...
— ...красивые виды...
— ...интересные беседы...
— ...и предложение, от которого откажется только полный идиот.
— Ага. — старшая пегаска мечтательно прикрыла глаза. — Почти. Честно говоря, я сама напросилась, прежде чем предложить успели. Очень уж хорошо меня... убедили. Слушай, давай всё-таки сменим тему, а? У нас не принято напоминать о прошлом. У нас, в смысле вообще. Здесь, в Центре — куда ни шло, а в остальном — не стоит.
— Запрещают?
— Скажешь тоже... Это просто невежливо. И неправильно.
Ещё минут двадцать они трепались о каких-то пустяках, а потом строчки на экране остановили свой бег и Дэш-старшая широко ухмыльнулась.
— Ну что, сестрёнка... косил косой косой косой?
— Что?... — недоумённо переспросила Дэш и тут же осеклась. Звуки незнакомого языка сплетались в понятные слова, слова обретали звучание и смысл... она невольно улыбнулась осознав игру слов, осознав что несколько последних минут она уже говорила на другом языке, и помотала головой. — Круто! Так же чему угодно научиться можно!
— Не-а. — Инга уже стояла рядом, и аккуратно снимала с неё шапочку. — То, что мышечной памяти потребует — бесполезно. А то, что загоняет в мозги чуть больше, чем только язык — опасно. Рука придёт и руки оборвёт. По самую задницу. Очень не любят тут такого лишнего мозгоплётства. Можешь идти, я тут сама сейчас приберу. И — удачи, сестрёнка.
Когда мы возвращались к взлётной площадке пегаска молчала. Топала рядом, изредка косилась на меня и время от времени шевелила губами, словно проверяя свежеприобрётенное знание.
Когда катер взлетел и автопилот принял курс на станцию, я откинулся в кресле и прикрыл глаза, прислушиваясь к своей подопечной. И к себе.
Наша эмпатия — это довольно специфичная вещь. Готовых пометок над головами "радость", "испуг", "правда", "ложь" и так далее, нам никто не показывает. Чтобы впечатлять проницательностью, и внушать подозрения насчёт чтения мыслей, одного умения чуять других мало, нужен опыт. Большой жизненный опыт, разнообразный и специфический, позволяющий правильно интерпретировать всю ту мешанину, что творится в чужих головах и доносится к нам в виде... откуда-то из памяти опять выплыло слово "живозапах". За неимением лучшего. Хотя мы не любим обсуждать это между собой, но вроде бы у всех оно ощущается по-своему.
Нужно радоваться хотя бы тому, что эта мешанина у людей более-менее похожа. И что с синтетами куда легче. Даже у тех, кто прошёл срыв, даже у тех, кто долго прожил после срыва как полноценная личность — даже у них мы читаем эмоции почти как открытую книгу.
И есть следующая ступень эмпатии. Когда не просто знаешь, что чувствует подопечный. Когда эмоциональные сферы пересекаются, и начинают влиять друг на друга. Нам это крайне знакомо, и один из первых навыков, которому учат Рук — сворачиваться и отстраняться при личном общении меж собой. Без нужды. Иначе будешь ловить чужие эмоции и ассоциации, это не вредно но довольно шизово. И невежливо.
Увы, сейчас я не могу себе позволить такой роскоши.
И именно поэтому мне сейчас хочется курить, нажраться в хлам, и то ли набить кому-то морду, то ли завыть от накатившей неопределённости, пополам с тоской. Поэтому же и подопечная сейчас сидит и относительно спокойно рассматривает плывущий за лобовым стеклом пейзаж. Её раздрай делится на двоих и частью сливается на мою сторону, не снося крышу хозяйке. Той же доли моего фона, что уходит к ней, будет достаточно чтобы нейтрализовать оставшееся, и внушить подопечной заёмное спокойствие. Довольно относительное, но этого хватит, чтобы дать ей точку опоры, от которой она со временем соберёт себя заново.
С обычными хомо такой фокус не пройдёт вовсе, слишком толстые у нас шкуры и слишком замкнутые в себе мозги. С синтетами — случается. Их, особенно подобного класса домашних питомцев, особенно — этой понячьей серии, такими создали. Эмоциональными, искренними, открытыми. Все чувства и нервы наружу. Они легко и быстро учатся. Легко сходятся и идут рядом с нами. Они любят. Их любят.
Новая ветвь разумной жизни, потенциал который мы только-только начинаем толком раскрывать, преподносящая сюрпризы вроде такой вот обоюдной эмпатии.
У нас.
Шедевр работы генжинеров и синт-программистов, который используется всего лишь как живые игрушки. На Земле.
Земляне...
Ненавижу, блядь, землян.
— Почему...
Я скосил взгляд на решившую подать голос пегаску. Та всё так же смотрела вперёд по курсу. Внешне спокойно, хотя ушки всё-таки подёргивались. Внутренне... ну, про это я уже сказал.
— Почему что?
Катеру всё равно ещё полтора часа лёта в экономичном режиме. Можно, конечно, и на сверхзвук выйти, можно и прыгнуть по суборбиталке, можно и вовсе рвануть в боевом режиме, смачно плюнув на всю орбитальную механику. Быстрее можно. Но не нужно. Найдён всегда слегка штормит после карантина. Замкнутое пространство корабля, компания, хоть и малознакомых, но показавших дружелюбие хомо, Рука-эмпат, купирующий возможные конфликты — а потом столкновение с реальностью и нашими просторами. Это тоже потрясение. Хорошее, здоровое, но всё же... Лучше давать передышку и возможность выговориться.
— Почему ты спрашивал, не... — она запнулась, потёрла горло, словно его внезапно свело судорогой. Знакомые симптомы. До боли знакомые.
— Не пытайся думать над тем, что скажешь. — посоветовал я. — У мозга уже есть всё что нужно, он просто не привык это использовать. Не подбирай слова, не пытайся говорить сознательно, пусть тело говорит само. Это как ходить — ты же не думаешь что надо, чтобы двинуть ногой, верно?
Она кивнула, кашлянула, прогоняя воображаемый ком из горла, повернулась ко мне лицом. Вдох...
— Какого хера спрашивал трахала ли я малявку? Хссс...
— Отлично. — мне стоило некоторого труда сохранить спокойное выражение. Почему-то именно обсценная лексика при прошивке частенько ложится легче всего и лезет наружу первой. — Не волнуйся, у многих по первости... вырываются резкие словечки. Спрашивал, потому что надо было понять, насколько сломал тебя покойный владелец.
— А если да, то что? А если я соврала?
— Соврала? Мне? — я поднял бровь. — Амбиции это неплохо, но тут ты о себе чересчур высокого мнения, уж извини за прямоту. Половину того, что творится у тебя в голове, любой грамотный адаптатор считает по мимике, вторую половину любой из Рук считает эмпатией, а в нашем случае всё ещё прозрачнее. Ну и потом, Скут я тоже спрашивал. Если да... понимаешь, для вас желать смерти кому-то — это ненормально, но бывает. Особенно когда заслуживают. Убивать по злобе и ярости, это уже признак каличной психики, но тут шансы на реабилитацию есть. И неплохие. А вот если сама получаешь удовольствие от унижения, насилия и тому подобного, то это уже не признак. Это психика, которая разваливается на глазах.
— И что тогда?
Я спокойно посмотрел ей в глаза.
— Тогда я бы тебя убил. Быстро и безболезненно.
— Добрый дядюшка Шад... — криво усмехнулась пегаска.
— Жестокая Рэйнбоу. — подхватил я ей в тон. — Подобравшая бездомную малявку, которая на улице прожила бы, скорее всего, неделю максимум. Страшная Рэйнбоу, которая издевалась над беззащитной жертвой... так что у той остались ноги, крылья и с ней не развлекался Вендар...
— Пошёл ты. — зло рявкнула пегаска и снова уставилась в лобовое стекло. — Я хотела её прибить, ясно? В самом деле хотела. Как Спитфайр! Как Хоул! Мне лучше знать, понял!
— А одно другого не исключает. — я пожал плечами. — В бредовом мире и забота выходит какой-то шизофренической. Сплошь и рядом.
— А у вас, значит, все разумненькие. Хорошенькие и добренькие. Почти как ты. — Дэш скривилась. Не оборачиваясь, но в лобовом стекле её физиономия отражалась достаточно отчётливо.
— А у нас в первую очередь друг у друга на головах в одной клетке не сидят. Когда кругом фронтир без конца и края, лица сплошь знакомые и считанные на пальцах — люди относятся друг к другу иначе. У нас не рай. У нас хватает своих проблем. И даже сволочи тоже, бывает, встречаются. Но там, где закон — тайга, прокурор — медведь, а подо мхом места немеряно — сволочи плохо размножаются и ещё хуже выживают, знаешь ли.
— Ну так чего возиться. — проворчала Дэш. — Прибил бы меня сразу. — вопреки словам, тон и настроение синтетки менялись, перетекая в любопытство.
Я ещё раз пожал плечами.
— Опыт. Я достаточно повидал, допросил и отправил в Навь всякой сволочи, чтобы уметь отличать настоящих гадов от запутавшейся девчонки. А кроме того, Рэйнбоу Дэш Вендар... — от неё ожидаемо плеснуло злостью. — ...уже умерла, там, на Земле, закрыв все возможные счета. — я махнул рукой вниз. — А здесь — есть только ты. Вот эта кобылка, справа от меня, в кресле второго пилота. И кто она такая, и кем она будет теперь — зависит только от тебя.
Она молчала долго. Я уже решил что ответа не будет, когда послышалось негромкое:
— Я... попробую.
Станция была заметна издалека, как ей и положено. Строения на плоско срезанной макушке холма у речной излучины сияли под солнцем вырвиглазно-флюоресцентным оранжевым цветом наружных стен. Обычная планировка — шесть стандартных домов-автономов, по три друг напротив друга, два автонома побольше — координаторская и кают-компания, она же столовая и лазарет, закрывают внутренний дворик с торцов, от кают-компании короткая галерея до полуцилиндра ангара, он же склад; прямоугольная посадочная площадка перед ангаром.
Над координаторской лениво бултыхается зеркальный шарик на двухсотметровой привязи — ориентир, плюс стационарная обзорная камера. К берегу реки тянется тонкая нитка лестницы, на солнечном склоне холма в пределах пятидесятиметрового радиуса штатного климат-купола устроены несколько террасс, что-то там посажено — а это уже местное творчество дежурных, сквозь века и расстояния прошедшая привычка к тому, чтобы рядом с домом что-то росло. Трава и прочая подобная растительность в границах купола уже зеленеет вовсю, хотя в густом лесу неподалёку кое-где ещё белеет пятнами снег.
Я заложил плавный вираж заходя на посадочную площадку.
— ...сейчас там дежурных двое, звать Дмитрий и Людмила Весины. В быту Дим и Мила, живут в первом доме, слева от того, что под шариком. — пояснил я для спутницы, внимательно изучавшей станцию. — Остальные на консервации. Какой выберешь?
— Весь? — недоверчиво хлопнула глазищами пегаска.
— Конечно весь. На спас-станциях всегда народа некомплект, а жилья наоборот, с запасом на всякий случай, какой смысл ужиматься... Если что — я напротив них заселяюсь.
— Тогда... наверное, тот что рядом. Если можно.
— Не можно, а нужно. Если что забегай в любое время, не стесняйся, доступ поставлю свободный.
— А можно... — она замялась.
— "Тут полетать?" Тоже нужно! — я ухмыльнулся, мельком глянув на растерявшуюся пегаску. — Во-первых спас должен хорошо знать свой участок, начиная с окрестностей станции... А во-вторых я знаю, что полетать на новом месте, это первое стандартное желание летунов, когда они слегка отходят от новых впечатлений. Вот с кошачьими, кстати, тяжелее всего — те норовят забиться куда подальше и шипеть оттуда на всех... будет Граю с Ладой морока. Хотя вполне возможно, что и обойдётся...
Дэка вздрогнул, касаясь бетона и плавно просел на опорах. Гул движков сменил тональность и стих под короткую судорогу вибрации, пробежавшей по корпусу. Всё. Вот мы и дома.
Немного непривычно сознавать, что после передышки карантина не будет привычной уже суеты и подготовки следующего выхода. Конечно, хорошо отлаженный и отработанный конвейер на Тайге, уже не первый год вполне может справляться и без меня, но лишние кадры на Проекте никогда лишними не были.
Впрочем, даже отставка в моём случае довольно формальная штука. Как сейчас. Перелёт закончился, работаем. Я потянулся в кресле, хлопнул по кнопке расфиксации на кресле моей соседки, одновременно сделав специфическое усилие. Скажем так... собираясь в точку. Частично. Оставляя небольшую такую брешь...
В очередной раз пожалев о скудости языка, я пробежался по пульту и выставил программу автовозврата. "Заимка" и "Мара" крутятся на полярной орбите и будут проходить здесь лишь через несколько часов, тогда дэка поднимется обратно и Мара подцепит его на поводок. Он, конечно, может добраться и так, но здесь не Земля, тут можно не спешить.
Фиксация уже выпустила пегаску из своих объятий, та выбралась из кресла и стояла в салоне. Конечно, она пыталась изображать спокойствие, но нетерпеливо прядающие ушки выдавали настроение. Дэш не терпелось оказаться снаружи. Не терпелось оказаться в воздухе, почувствовать новое место, новое небо своими крыльями... Известная и знакомая особенность пегасьей модели.
При иных обстоятельствах девочка сорвалась бы полетать в своё удовольствие ещё там, у Центра... Я потёр висок. Это слегка невежливо с моей стороны, но последнюю пару часов я придавливал её чуть больше, чем надо для просто спокойствия, а психика штука эластичная и сейчас её начинает накрывать откатом. Ей растущее нетерпение и эйфория, мне головная боль на сдачу. Сам виноват, сам и потерплю.