Час пони
20
— Привет. Я Шад, старший в этом дурдоме. А тебя как зовут? — я протянул руку так, словно знакомился с кошкой — медленно, близко, но не касаясь первым, ладонью вниз, чтобы не казалось, что пытаюсь схватить. Сходство ситуации усиливалось размером — сжавшаяся в комок понька внутри была, считай, самую малость больше и выше, чем крупный мэйн-кун.
Рубиновые глаза, лазурная шёрстка, крылья, радужные грива и хвост... Что-то везёт мне на них. Вот только эта — совсем ещё жеребёнок, голенастый и пока ещё довольно нескладный. Она опасливо прижала уши, а взгляд нервно мечется между моей рукой и лицом.
Я не торопясь переместился с сиденья на пол — контакт всегда легче устанавливать, когда глаза более-менее на одном уровне, и пегаска, наконец, решилась встать и осторожно притронуться копытцем к пальцам.
— Здравствуйте. — голос слегка похрипывал, и она кашлянула. — Рэйнбоу Дэш Симич.
Так, что тут у нас, судя по первым впечатлениям... Вежливая, воспитанная девочка, на улице оказалась совсем недавно — простой костюмчик, конечно, грязен, но заметно, что грязь не застарелая и запах не тот. Через срыв поведенческих скриптов, похоже, не проходила — об этом говорят мимика и мелкая моторика. Интонации, правда, вызывают некоторый диссонанс — фамилию-прим она произнесла естественно, как свою, такое бывает, коли хозяин заслуживает уважения, если не любви. Но как тогда она оказалась на улице? Хотя возможно всякое...
— Скажите... — жалобно проговорила она. — ...а вы можете найти маму?
Мой сосед шумно вздохнул. Я-то за много лет наслушался, привык, а ему всё еще пока в новинку.
— Попробуем. — Я погладил её по шее. И чтобы успокоить, и чтобы попробовать считать данные с чипа. Тот, на удивление, оказался в порядке, и в визоре побежали строчки. Имя, модель, биологический и субъективный возраст, идентификационные коды...
— Лина, — позвал я через гарнитуру. — ты нас ведёшь ещё? Пройдись по данным, проверь. Та-ак, малышка, рассказывай как её зовут, где живёте, что случилось, как ты там оказалась, и всё такое прочее. Понимаешь, чем больше ты расскажешь — тем больше шанс найти, так что говори всё, что знаешь, хорошо?
Да, она точно ещё не срывалась. Только такие могут так непосредственно и наивно выкладываться первому встречному. С такой детской верой в то, что этот встречный выслушает и поможет, что беда — это просто случайность... Нет, насчёт помочь это, конечно, по адресу, но те, кто живёт сам по себе, куда менее доверчивы. Вот те же хвостатые — их спасли от весьма неприятной смерти, им предложили жизнь и убежище, в душе они были готовы заорать "да!", но всё равно — они колебались. Этот мир не располагает к доверчивости. Если бы не мой специфичный талант — могли бы и не решиться, но наведённое обаяние сработало в очередной раз, и они сделали то, что люди делают реже всего. Они доверились своим чувствам.
Теперь они ждут своей очереди в стазисе... а эта малявка тарахтит без умолку, вываливая на меня всё, что может, спешно переводя дух, когда кончается дыхание. Её подстёгивают страх и надежда; надежда что ей помогут, и страх, что она не успеет сказать что-то необходимое.
Я слушал, привычно вычленяя факты из потока слов. В сухом остатке, если опустить всхлипы и малозначащие детали, получалось что летели в такси, потом оно село, вокруг были плохие люди, мама приказала улетать, она послушалась, потерялась, после кто-то ещё пытался за ней гнаться, она убежала, спряталась и было страшно...
Негусто, но я и не рассчитывал особо на что-то полезное. Главное, что она сейчас говорит с нами, а не уходит в себя. А для полезных сведений у нас есть ведущие искин-координаторы, которые сейчас шерстят базы данных.
По визору побежали строки, заботливо отфильтрованные искином. Мария Симич, сорок три, одинока, родители погибли, красная карта... хм, не удивлюсь, если она сама была синтетом. Очень уж характерный профиль, человека без прошлого и будущего, частое явление в их среднем управленческом звене, как оказалось. Так... работа, карьера, кредитная история, примерно три года назад — покупка синтета-пони, точнее — "передача фьючерсного пролонгированного контракта неограниченной опеки", как это сейчас называется, модель — вот она, список сопутствующих покупок... Этой малявке явно повезло, и она не зря зовёт её мамой, одинокая дама в безумном мире нашла отдушину для нерастраченного материнского инстинкта.
Ещё несколько строчек — счета за учебные курсы и медицину. Хорошо искинам, распределила мышление на несколько независимых потоков, и копает кучу баз одновременно, мне бы так...
— Бедная девочка. — внезапно вздохнул голос Лины в наушнике. На визоре появилась застывшая картинка, судя по всему, с камеры наблюдения — флаер-такси, садящееся посреди улицы. Странно, флаер выглядит как-то неподходяще роскошно для фона, как их туда занесло...
— Три дня назад. — пояснил голос Лины. — У них был сбой автоматики управления воздушным движением в двух секторах.
Я кивнул. Понятно. Централизованное управление это здорово. Оптимизация нагрузок, распределение транспортных потоков — единый центр дирижирует всем этим, сокращая издержки и повышая прибыли. А если что-то с ним случится, то тупеньких мозгов флаера будет достаточно, чтобы сесть на ближайшую ровную площадку, выпустить пассажиров и ждать восстановления. Вот только в эти мозги флаеру не завезли понятия "смутное время" и "нехороший район".
Картинка ожила. Изображение шло рывками — всё правильно, зачем в таком районе хорошая камера, её ж спереть могут, хорошая камера нужна, чтобы следить за законопослушными гражданами — но чтобы понять происходящее этого хватало.
Вот флаер садится и распахивает двери. Через лобовое стекло внутри видны два силуэта — человек и мелкая понька. Обе, как полагается, зафиксированы в креслах. Человек осознаёт ситуацию первым, она — женщина среднего роста и обычного сложения, в таком же обычном брючном костюме — выскакивает, оббегает флаер, вытаскивает растерянную поньку, подхватывает её на руки, и затравленно озирается по сторонам.
Зря. На тех потасканного вида типов, что повылезали и стягиваются сейчас к флаеру, именно такое поведение действует как запах крови на акулу.
Она пытается метнуться вправо, влево и каждый раз ей кто-то преграждает дорогу, раскидывая руки. Наверняка ещё и хохоча при этом. Толпе тех, у кого ничего не было, выпал случай позабавится, над тем, у кого было чуть больше. Толпе хочется поиграть. Очень знакомо, сталкивался. С печальным исходом для игроков. Но она — это не я, и потому я уже знаю финал этой сцены.
Толпа смыкается всё теснее, в них летят какие-то невнятные предметы, и наконец женщина кричит на поньку, швыряет её в воздух, и та удирает со всех сил своих маленьких крыльев, ей кидают что-то вслед, и даже попадают, но она всё же уносится прочь.
Толпа обижена — одна из игрушек посмела сбежать — и кольцо резко сжимается. В последний момент в кадре что-то вспыхивает, кто-то катится по бетону — похоже, у дамы было с собой что-то вроде полицейского шокера, но толпе всё равно, она сметает одинокую фигурку, и вскоре рассыпается, оставив на бетоне неподвижное тело. Нехорошо так неподвижное, живые так не лежат, уж я-то знаю. Время в углу картинки прокручивается в ускоренном режиме, через несколько часов мелькает полицейская флайка и тело исчезает. Расследовать, надо полагать, будут так же, как и спешили... Впрочем, это уже не имеет значения.
Пегасёнка тем временем уже умолкла, и смотрит мне в лицо широко распахнутыми глазами. Губы подрагивают, и в её взгляде смесь понимания и нежелания поверить самой себе. Тоже признак не проходившего срыв синтета — выстроенная синт-программистами психика отлично воспринимает реальность, но старается её игнорировать, когда та не соответствует ожиданиям.
— Прости. Она погибла достойно, спасая тебя. Пусть её путь будет лёгок.
Крылья безвольно опускаются, пегаска, слепо глядя перед собой, сделала деревянный шаг, другой, третьего не получилось, она уткнулась в меня. Я чуть повернулся, притянул к себе беззвучно вздрагивающего жеребёнка, провёл рукой по гриве...
И гигантская мягкая лапа хлопнула меня по голове.
Судя по часам в визоре, времени прошло совсем немного. И даже без часов — когда окружающая реальность, наконец, с хрустом сложилась обратно, в салоне всё было по-прежнему. Я так же сидел на полу, пегасёнка всё так же вздрагивала у меня на руках, Вольга сидел в той же професионально-расслабленной позе прикрыв глаза. Вот стажёр — тот смотрел на меня с растущим беспокойством. Почуял что-то, молодец.
Окружающий мир скрипнул, сложился заново ещё раз, и я услышал голос Мары в наушнике.
— ...меня? Шад, повторяю, ты меня слышишь?
— Тихо. — я поморщился. В голове слегка гудело, и голос бил по ушам, а пульс неприятно отдавался где-то у горла. — Что случилось?
— Это тебя надо спросить. Телеметрия с твоей брони пошла... странная.
— Есть такая буква. — негромко согласился, я глядя на замершую пегасёнку, и переходя на русский. — Та-ак, радость моя, подготовь две капсулы. Одна для поньки, триста, лёгкая, вторая для меня. Обоим полный цикл диагностики, в особенности головы. Диагностику и телеметрию дома сольёшь адаптаторам, пусть думают.
— Что случилось? — деловито поинтересовалась Мара.
— Случилось то, что теперь знаем — эмпатам, вроде нас, не стоит хватать синтетов в процессе срыва. По мозгам бьёт как ломом. Грай, будь любезен — подержи ребёнка, мне чего-то не того.
Стажёр отстегнулся, присел рядом, копируя меня, потянулся к пегаске, потом, когда всхлипывающая понька приняла прикосновение, и вовсе подхватил мелкую на руки.
Я вытянул перед собой руки — пальцы, вроде бы, не дрожали, потом, стараясь не ворочать лишний раз головой, чтобы не расплескать колыхающийся в черепе тяжёлый ртутный ком, опёрся о кресло.
Остаток полёта я так и просидел на полу, глядя вполглаза на Грая, нянчившего мелкую пегаску. Получалось у него неплохо, та затихла и замерла у него на руках.
Вот что значит — правильный опыт у мужика. Даже эмпатии не надобится. Уважаю.
После того памятного выхода, Грай сотоварищи, как полагается, попал в цепкие лапы наших мозгоправов, а те списали всю группу вчистую. Ребята приняли полученный опыт слишком близко и лично, и на ту роль, к которой их собирались готовить, уже не годились совершенно. Их готовили с прицелом на резидентуру, а резидент — он должен быть спокойным и равнодушным. Они же после той прогулки Землю возненавидели. Холодно, рассудочно, трезво... и до глубины души. Совсем как мы, в давние времена. Это тоже неплохо, но резиденту подобное противопоказано. Впрочем чистые боевики нам тоже нужны. Как оказалось — даже куда больше, чем резиденты.
Но Граю на всё это уже было глубоко плевать. Обычный для подобных выходов юношеский роман резко перерос в нечто большее с появлением той фурьки. Не знаю подробностей, не расспрашивал, но троица ещё в Центре потребовала у Ника засвидетельствовать брак, после поставила перед фактом и успешно очаровала родню с обеих сторон и поселилась на Живе. А полгода назад Грай попросился обратно, и они перебрались к нам, на Тайгу. Все четверо — потому что дети растут и обзаводятся своими детьми.
Грай возмужал, заматерел, и имеет теперь почти пять лет стажа в воспитании весьма шилохвостого детёныша... профессионал, можно сказать...
Наконец пол привычно вздрогнул, и в распахнувшийся люк ворвались клубы густого белого тумана, мгновенно заполнившего салон.
— Тихо, малышка. — донёсся приглушённый голос Грая. — Дыши глубже, это просто дезинфекция. Шад, помощь нужна?
Я поднялся, вдохнул горьковатый туман наносептики, покачался на пятках.
— Сойдёт. Вольга, Дан — закончите с катером. Мара, как там со сменой?
— Финишировали только что, так что мы можем сворачиваться.
— Хорошо. Та-ак, други. Благодарю всех за отличную работу. Разбираемся с пополнением, и на боковую. Пошли сдаваться, безусый нянь.
В медблок я дошёл не то чтобы уверенно, но и всяко не по стеночке. Мара с Граем укладывали пегасёнку в капсулу, так что на свою гостеприимно открытую лежанку я улёгся сам. Умный мех защекотал кожу, начал затягивать тело, под шипение опускающейся крышки ожёг холодом затылок.
Хорошо всё-таки искинам с параллельным мышлением. Удоб...но...
Сны в капсуле не снятся. Ты просто отключаешься, а потом включаешься обратно, здоровый, свежий и потерявший сколько-то времени.
В медотсеке было сумрачно и тихо. Я покрутил головой — всё было, вроде бы, в порядке. Попутно выяснил, что в остальных капсулах уже никого нет, судя по цифрам над дверью — прошло четыре часа, а Мара устроилась за своим столиком, и дремлет, устроившись щекой на согнутой руке, и тихонько посапывая носом.
Такая очаровательная и беззащитная девочка, что будить её станет только законченная сволочь. Вроде меня. Ну или тот, кто ей когда-то ставил натуральное отыгрывание сна у аватары и знает цену этой сонной внешности. То есть, опять же я.
— Мара, радость моя, просыпайся. — негромко окликнул я, выбираясь из капсулы и начиная одеваться.
Девочка вздрогнула, вскинула голову, и совершенно естественно заозиралась чуть заспанным взглядом. Убедительно... когда не думаешь — кто капсулу открыл.
— С каждым днём всё хорошеешь. — улыбнулся я. — Обстановка?
Мара, уже не играя, доложилась чётко и коротко:
— Пополнение разместили, все стаз-капсулы в норме. Все дэка на местах, группы высадки завалились на отдых, синенькая обследована, залечена, накормлена и уложена у Грая, данные с капсул и твоей брони готовы, и ждут возвращения. Никаких органических повреждений не найдено, ни у неё, ни у тебя.
— Ну да. — согласился я. — Были бы мозги — было бы сотрясение. Когда прыжок?
— Ещё пара часов и можно прыгать.
— Хорошо.
— Жду-не дождусь, достала эта юбка...
Я усмехнулся, и потрепав Мару по волосам, направился на камбуз. Жрать после капсулы хотелось просто невыносимо.
Со стороны корабль сейчас выглядит занятно — за кормой рейдера, с ускорением идущего от земной орбиты, перпендикулярно эклиптике, вытянулся трехсотметровый, чёрный снаружи, рукав. Многослойная труба из плёнки, отлично скрывающая и искажающая спектр маршевых двигателей рейдера. Траектория не позволяет заглянуть в срез с Земли или околоземных спутников, в зону ревиртуализации казимир-тяги поддувается воздух, что даёт лёгкий изотопный выхлоп, для случая если в очень узких кругах земной науки все же получат денег на изучение сего спектра и начнут строить интересные гипотезы. Для наших же пилотов и искинов это повод позлиться — им неудобно волочь за кораблём эту юбку. Деваться, впрочем, некуда — нечего давать Земле лишние подсказки. Пусть уже и непохоже, что они смогут ими воспользоваться, но порядок есть порядок.
На камбузе уже сидел Грай, задумчиво катающий в ладонях кружку. Стажёр вежливо дождался, пока я не закончил с едой, и подал голос лишь когда поднос отправился в мойку.
— Шад, на пару вопросов.
— Мгм.
— Ты что-то знал заранее?
— Не-а. — говорить не хотелось. Но придётся ведь, стажёр упорный.
— У тебя есть на неё планы?
— Не-а.
— У неё был срыв, верно?...
— Угу. Мелкая уже на грани была. Подтолкнул. Вроде неплохо вышло.
— Я её забираю, Шад. — твёрдо сказал Грай.
— М?
— Я её забираю. — он со стуком опустил кружку на стол, и посмотрел в глаза. — Адаптаторы зашиваются, сам знаешь. Совать в стазис сейчас уже как-то рука не поднимется. — он усмехнулся углом рта. — А мои дамы как раз уже начинают заговаривать про "сестрёнку или братика". Будет им с кем возиться. Я заявляю на удочерение, по всей форме. Сейчас. Подтвердишь? Ну?
— Не запряг. — хмыкнул я. — Уболтал. Мара, под фиксацию. Свидетельствую, что Грайвран Белов заявил на удочерение Рэйнбоу Дэш Симич. Заявку подтверждаю и гарантирую своим словом. Мара, будь любезна — добавь наши подписи, и данные с её чипа.
— Лентяй. — привычно вздохнула Мара. — Пакет готов, подписан, внесён в судовой журнал, и будет передан в общую сеть по возвращению. Поздравляю... счастливый папаша.
Вот так, всё просто, как котёнка подобрать. Найдёнышей, бывает, удивляет лёгкость, с которой у нас решаются вопросы и принимаются решения. Они-то на Земле привыкли, что на каждый пук нужно оформление, хотя всем на вcех насрать. Поэтому второй раз они удивляются, когда понимают что стоит за этой лёгкостью. Есть, конечно, у нас и писаные законы, и правила, и своя бюрократия, куда ж без неё, штука, в общем, полезная, когда её на короткой шлейке держат. Но тут стажёр не стал ждать до планеты, и оформлять обычным образом, он попросил подтвердить меня. А моё подтверждение, гарантия, потребованная у Руки, и данная Рукой, значит что я, и любой из нас, вправе без лишней бюрократии оторвать ему голову, если сочту, что он не исполняет то, на что подписался. Впрочем, этого не понадобится. Отличный парень и хорошая семья, самое то место для мелкой, не думаю что та будет возражать.. Тем более, что адаптаторы и впрямь зашиваются.
— Присоединюсь к поздравлениям. Кстати, всё забывал спросить — ты тогда и своих дам так же решительно поставил перед фактом? — Ответом был негромкий смешок Мары в динамике. — Не понял?
— Если бы. — Грай тоже усмехнулся. — Лада. В первый же день тогда, как пообщалась вечером с Нирой, так и рубанула сплеча, "что будешь делать?" Сама же и предложила... Ни — та спрятаться не попыталась только потому, что ноги не держали, да и я сам едва на задницу не сел.
— Однако. Какая решительная и шустрая девочка...
— Шеф, сразу скажу — я её на вылеты не пущу. Да и сама она не пойдёт, на кого она их оставит? Не, Нира-то с радостью будет сидеть, но Даниле и Дэш будут нужны обе матери дома.
— Не надо обо мне так думать, и в мыслях не было сманивать. Да и народа на вылеты всё равно с избытком, адаптаторы нужнее. Так что благодарствую тебе и твоим заранее, это ты хорошо сделал. — Я широко зевнул. Бодрость и свежесть после капсулы для меня штука недолгая, стоит отожраться и начинает тянуть в сон со страшной силой. — Мара, если я тебе не нужен — я в отключку.
Что сейчас здорово в графике работы, так это быстрый карантинный цикл после выхода. Наука выдала новую штамм-серию наносептики, так что внутреннюю фауну и флору нормализуем ещё в прыжке, пока отсыпаемся, потом все шестнадцать рыл команды высадки в темпе прогоняются через капсулы, и можно разбегаться по домам. Сейчас нам, команде высадки, как правило, не надо ни шокировать откровениями наших щенят, ни объяснять найдёнам где они оказались.
В этот раз всё чуть иначе, но не так уж много прошло времени, чтобы забылись старые навыки.
Поэтому сейчас, уже к середине следующего дня, у нас небольшая отвальная посиделка в кают-компании, где по старой-доброй традиции включили экран с внешним обзором. Все здесь, включая и Мару, и, разумеется, пегасёнку с обалделым, по той же старой традиции, взглядом. Малышка переживает очередное потрясение — сначала она узнала, что теперь у неё есть папа — одна штука, брат — одна штука, и мамы — две штуки. Потом эта вот отвальная, где мелкая, как котёнок в казарме, неизбежно оказалась в центре внимания группы высадки — благожелательного, но всё же слегка пугающего внимания пачки здоровых лбов. Ну и на закуску — зрелище чужой планеты, станции, пришвартованных кораблей... Это и более взрослым внушает.
Пегаска устроилась в одном кресле с Граем, забилась к нему под бок, и во все глаза смотрит на экран, пока наша братия деловито, целеустремлённо и отвешивая плоские шуточки, расправляется с накрытым столом. Позади, опёршись на спинку кресла, стоит Мара, и с улыбкой поглаживает пегаску по разноцветной гриве.
Всем нравятся пони. Даже искинам. Впрочем, кто такая Мара, мелкая ещё не догадывается, а просвещать пока не спешим — ей и так впечатлений по самые ушки.
Снаружи, тем временем, буксир деловито пристроился к трюм-палубе, заморгал проблесковыми огнями, и мерцая крестами голубых сполохов казимир-тяги движков на четырёх широко растопыренных балках, неторопливо поволок её к станции. Наша работа закончилась, начался уже привычный аврал для техслужб, медиков и адаптаторов.
Счастье, что появились стазис-капсулы, без них вовсе начинался бы филиал ада на, хм, земле. А так — есть возможность хоть как-то растянуть процесс ассимиляции. Но адаптаторы всё равно зашиваются, как верно заметил Грай, поток новичков вырос многократно. Второе счастье, что готовиться к этому начали несколько лет назад, и встретили его уже в куда больших рядах, и силах куда более тяжких. Мы с Дэш были далеко не единственными, к кому наведывался наш дорогой шеф.
Интересно было бы спросить, откуда он про всё это узнал. Узнал, или... Нет, вряд ли. Всё же организовать такое в масштабах Земли даже для него было бы чересчур, да и предпочитает он более простые и грубые, но адресные решения. Мутная каша — совершенно не его стиль, так что, очевидно, земляне всё же управились сами. Я в них верю. Можно конечно и спросить при случае, но один чёрт, он не ответит — с непроницаемой мордой лица пожмёт плечами, и думай что хочешь.
Так или иначе, но реальность в ощущениях такова, что там бардак, тут аврал... А у нас — положенный по графику отпуск, потому что команде высадки должно быть бодрой, свежей и на взводе. Так что после окончания отвальной, команда по большей части отправится на грунт.
Традиции, традиции, приметы и суеверия... Всего-то, считай, четыре десятка лет работает Проект, а уже успели сложиться свои обряды. Первый и последний вылет в смене, с грунта, и на грунт, всегда делается на дэка твоего рейдера — это приносит удачу. Не нам — тем, кого мы подбираем. И глядя в салон, на приткнувшуюся к Граю пегасёнку, как-то и не хочется проверять приметы на верность. Всё равно ресурс у дэка конский, лишняя пара вылетов не повредит.
Нам же и удобней раскидать команду высадки сразу по домам.
Прикинули маршрут, я вызвался пилотом — мой с Граем посёлок получался последним в очереди. Четверо остались на станции — ближе к станционному полудню придёт их рейсовик, и парни тоже отправятся по домам. Так же отдыхать и восстанавливаться перед новой сменой.
Вполне возможно, что не одни — на станции сейчас довольно оживлённо, новости здесь расходятся быстро, лица узнают, и желающие составить компанию парням из групп высадки находятся всегда. А то, что компания будет хоть и симпатичной, но очень наверняка не вполне человеческой внешности — на это всем уже наплевать, самые экзотические парочки и более давно уже стали обыденностью здесь, и вызывают максимум любопытный взгляд на остальных мирах Пояса.
Наш мир, с его повсеместным фронтиром, не располагает к излишней строгости нравов. К необузданной вольности, впрочем, тоже, так что в итоге выходит золотая середина. Всем, в общем, плевать кто ты, откуда ты, и как выглядишь, если ты ведёшь себя по-людски. Разве что те, кто постарше могут глянуть неодобрительно на особо... необычные случаи. На что, опять же, всем плевать — до тех пор, пока всё по обоюдному согласию, и без ненужного эпатажа.
Забавно получилось, надо заметить. Вот сколько было во времена оны любителей порассуждать о разнообразной высокой морали, сколько было желающих поучить этой морали других, желательно не за свой счёт, сколько было плача от таких моралистов о том, что всё катится по наклонной, морально расти не хотят, и вообще — люди не те.
А потом внезапно оказалось, что с людьми всё хорошо и замечательно. Стоило только избавиться от тех любителей поучать морали. Кто-то, конечно, может сказать, что дело было в том, как именно избавлялись от тех моралистов, и будет в чём-то прав, практика показательной казни, с сопровождением из подробного рассказа за что — штука убедительная, особенно когда было за что. Всегда было за что, надо заметить, и чем более был публичный и ярый моралист — тем всегда больше было.
Но страх — это всего лишь страх. Конечно, он полезен и его помнят лучше и дольше, чем добро, но вот как мотивация к чему-то созидательному — это всё же штука не очень. И одним страхом не объяснить то, что как только вырубили эту моралиствующую публику на немалых окладах, так словно после кинутого с горы камушка, обвалившего лавину, спустя довольно небольшое время стало куда как больше людей адекватных, рассудительных... душевных. Даже тогда, на старой Земле. А здесь эта тенденция продолжилась, и была помножена на фронтир, ну и наши, конечно, старания.
Не буду надевать розовые очки, даже и сейчас найдутся, не могут не найтись, просто потому, что все мы разные, те, кто недоволен будет зрелищем какого-нибудь особо занятного семейства, на фоне которого даже граевское трио затеряется за обыденностью. Вот только мнение это такой недовольный оставит при себе. И лучше для него будет это сделать добровольно, поберечь здоровье, потому как это будет тот редкий случай, когда у нас просто за высказанное мнение прилетит сразу, и от всех, кто рядом.
Потому что любая мораль, всегда, это лишь служанка необходимости. А необходимость у нас есть, во весь рост, и ещё какая. Продление жизни не решает проблему воспроизводства народа и цивилизации, оно лишь сдвигает её в будущее. Хорошо так сдвигает, лет на триста-четыреста, но — лишь сдвигает, и думать о будущем надо уже сейчас. И потому, когда обнаруженный статистиками сюрприз был проверен, перепроверен, проверен ещё и ещё, и, наконец, ушёл в широкий доступ — нам, Рукам, в общем-то и не пришлось никого ни к чему подталкивать.
Сами справились, к нашей вящей гордости. Социум легко, охотно и быстро принял идею таких вот сводных родителей. Которые сплошь и рядом становятся чем-то большим чем просто сводные — с теми, кто действительно тебя любит, сложно держать дистанцию. И даже если потом они уходят — всё равно остаются незримые нити между ними, и оставшимися.
Рейсовые корабли на маршруте теперь ходят ежедневно, тянущийся с Тайги ручеёк найдён уходит в Пояс, как вода в песок, да и здесь новых лиц стало куда больше. Желающих поселиться здесь на время, пожить, присмотреться к нашим, дать присмотреться к себе — и потом вернуться, уже в расширенном составе, тоже хватает.
И это хорошо и правильно.
Растём, однако.
Внизу уже привычно проплыл знакомый изгиб реки, я глянул на приборы — нет ли кого рядом, и зашёл на серый квадрат общей посадочной площадки. Площадка, дорога от неё, пара сотен метров дальше по дороге — дом Грая. Моя берлога дальше по дороге за ним.
Плавный разворот, просадка вниз — я целился в край площадки, поближе к дорожке. Оставить место — правило хорошего тона, мало ли кто может прилететь потом, пока катер ждёт возврата. Финальный взрык движков в посадочном режиме, и негромкий вскрик пегасёнки — мелкая успела слегка задремать, пригревшись возле Грая, надо же.
Катер чуть качнулся, проседая на опорах. Вот мы и дома. За прошедшие годы Проект разросся, и разбросал на пару часов лёта вокруг себя посёлки для тех, кто как-либо с ним связан. И вообще на Тайге изрядно прибавилось народа — и наших, и найдён. Теперь даже та станция, куда я пытался выйти в отставку в первый раз, оказалась уже не то чтобы посреди совсем освоенного пространства, но и не в такой полной глухомани, что всего несколько лет назад. Растём, опять же.
Двигатели стихли и распахнулся люк, чуть-чуть придавив уши разностью давления. Теперь осталось только запустить программу возврата, а после подхватить с кресла свой походный кофр и направиться за Граем, и семенящей вслед ему пегасёнкой.
Домой.
Навстречу солнечному зною жаркого летнего дня, навстречу ветру, который время от времени налетает с реки, принося прохладу, запахам травы и раскалённого бетона площадки...
Навстречу лазурной молнии, которая с радостным воплем несётся к нам от ближайшего к площадке дома...
...хотя, честно сказать, для настоящей молнии ей скорости слегка не хватает, да и вопль звучит как-то не так...
— Папа! — мальчишка спрыгнул со спины Дэш прямо на руки Граю, пегаска пронеслась мимо Беловых, сделала невысокую свечку вверх, затормозила, резко распахнув на мгновение крылья. И сложила их, падая спиной вперёд. Ни секунды не колеблясь, не раздумывая, и в полной уверенности что её поймают.
Поймал, конечно, знаю я эту её манеру. Экстремалы эдакие кругом... одни на ручки валятся со всей дури, другая всё время врасплох застать пытается... пыталась то есть. В последний раз, когда виделись перед отлётом, Инга была какой-то чересчур спокойной и задумчивой. Не случилось ли чего, надо будет спросить...
Меня тем временем старательно пытались придавить — нет, конечно, со стороны это выглядит очень трогательно, когда крылатая понька виснет на шее, вцепившись сразу и ногами и крыльями, но форму-то она не теряет и кто-то похлипче сейчас бы уже хрипел полузадушенно. Наконец, она убрала крылья и чуть отстранилась, только для того, чтоб оглянуться и гаркнуть через плечо:
— Данил! Это был последний раз! Вырос, обалдуй, буксиром скоро не утащишь!
Ну да, какой нормальный ребёнок упустит возможность покататься на лошадке. Тем более крылатой. Но парень и в самом деле растёт на глазах, и уже тяжеловат для пегаски, чувствуется по тому как она дышит.
Со стороны, куда гаркнула, донёсся неразборчивый вяк мелкого и куда более отчётливые и громкие женские голоса. Дэш, конечно, обогнала его дам, но ненадолго — лёгкая и тонкая Нира примчалась первой, да и Лада отстала от неё ненамного, даром что несколько приосанилась после рождения сына. Так что стажёра сейчас вовсю радостно тискали, в шесть рук и две ноги — мальчишка сменил скакуна и теперь сидел у Грая на шее.
— А это у нас кто? — Дэш, наблюдательная, как полагается опытному космачу, заметила последнюю участницу этой сцены.