Пир после чумы

Часть I Великая скорбь

Часть I

Великая скорбь

Я выпила кипяченого вина с пряностями.

— Госпожа лекарь! Уже празднуете?!

— Что?... Нет... Это чтобы изгнать контагии из тела.

— Контагии, да-да. Вы уже объясняли... А-а я уже надеялся вы не пойдёте с нами! Работа предстоит... — потеребил золотую пуговицу сюртука, — Неприятная. Вам не стоит ещё больше погружаться в это...

— Нет, мэр, — я икнула, натянула маску с ладаном обратно и, пошатнувшись, встала, — Я обязана проследить, чтобы всё было правильно. Это важно. Пони могу пострадать, если нарушить предписания науки.

Я накидала в кибитку склянок с благовониями, чтобы скрыть страшный запах и подавить миазмы, а потом обрызгала всё лавандовой водой из фляги. Подумала. Затем полностью вылила флягу. Но кое-что ещё пряталось наверху кибитки. Укрытое белой простынёй и увенчанное букетом мирта и розмарина, и маленькой веточкой сосновой пихты.

— Госпожа лекарь! – ласково окликнул мэр, — Не надо. Не трогайте простынь...

Мэр нервно теребил золотую пуговицу, пока позади него стояли две фигуры. Огромный бородатый единорог в дорогой стёганке и его жёнушка, в чёрном шёлковом платке. Они были недовольны. Пришлось уступить, хоть и следовало окропить простынь.

— Дети мои, нужно ехать. Скоро закат. — обратился ко всем свидетель Солнца.

Его дочка, прочитала молитву. Они с отцом отличались от остальной компании. Они были одеты в цвета их веры. Лилия, расшитая золотом.

Мы прошли в долину устланную мятликом. Ступали по нему бесшумно, только повозка иногда жалобно скрипела – это было её последнее путешествие.

Дочь свидетеля Солнца нагнала меня вместе с порывом ветра.

— Я обожаю приходить к океану, — мечтательно сказала она, — Запах берега...

— Я ничего не чувствую, — мой голос слегка приглушался птичьей маской.

— Точно, — она улыбнулась, — Простите. У вас свои запахи.

Она опустила голову вниз и прядки яркой светлой гривы прикрыли глаза.

— А вы любите океан? — спросила она.

— Нет.

— От чего же? — она расстроилась, — В нём столько свободы! Умиротворения. Бескрайности. Спокойствия.

 - Это пугает меня.

— Я мечтаю отправиться на континент, когда всё закончится, — призналась дочка свидетеля Солнца. Она не услышала моих слов из-за маски, — Хочу увидеть мир. Хочу признаться ему в любви! Заявить о себе! Посмотри на меня – это я Юко... Твоя дочь...

— Ты молодец! – подошёл её отец и искренне улыбнулся, — В такой день солнце предписывает нам излучать счастье.

Я оглянулась на двух супругов, что понуро шли за повозкой. Кобыла всхлипывала, поглядывая на белоснежную простынь с которой игрался бриз.

— Простите. Как-то не получается...

— Доктор верит только в науку, — улыбнулась Юко.

— Ну не знаю. Я вот вижу Солнце и кланюся ему каждый день. А ваших миазм не видать.

— И слава Солнцу! – ответила я, — Им бы мне кланяться не хотелось.

Юко рассмеялась.

Солнце почти скрылось за океаном.

На берегу случилось странное. Я обливала кибитку быстровоспламеняющимся маслом и увидела двоих супругов тащивших белую простынь к небольшой лодочке. Я знала, что они не хотят совершать возжжение вместе с остальными, но...

— Они хотят совершить возжжение в лодке? – спросила я мэра.

— Эм... Они не хотят делать возжжение.

— Чего?!

— Послушайте, это старая семья. Потомки капитана Мшистой скалы. Они очень многое, — он потеребил золотую пуговицу, — сделали для города. По их традиции последний путь лежит не к солнцу, а в океан. Последнее плаванье. Им нельзя сжигать тело.

Я представила, как простынь будет разодрана чайками. Как они пожрут то, что внутри. И разнесут болезнь, с которой мы так долго боролись. Если наука права...

— Они хотят нарушить предписания Солнца? – возмутился подслушавший нас отец Юко.

— Да.

Грузный, бородатый единорог обернулся на нас. Он держал телекинезом моряцкий нож.

— И вы не помещаете мне.

Кибитка вспыхнула зарницей. Яркое пламя, маленькое солнце появилось на ночном берегу. Рядом стояла Юко. Телекинезом она держала факел.

Неожиданно зелёный луч блеснул вдали горизонта.

— Это чудо Солнца! Это указ свыше! – упал ниц отец Юко, — Мы обязаны провести возжигание.

Юко обернулась в сторону лодочки. Убитая безумным горем мать кобыла приоткрыла простынь. Невероятной красоты черногривое создание с белоснежной шёрсткой бездыханно смотрело на мать.

— Моя жемчужинка, — прошептала бедная кобыла.

— Если не сжечь трупы болезнь пойдёт дальше?! Наука в этом уверенна? – окрикнула меня Юко,

— ВЫ НЕ ВЫЛЕЧИЛИ ЕЁ! – плюясь слюнями, заорал огромный единорог, тыкая ножом в сторону Юко, — А теперь хотите забрать её вечную жизнь!

— Господа это совершенно лишнее... – бормотал мэр, нервно дёргая золотую пуговицу.

— Коснись своими лучами нас, благодатное и великое, жаркое и светлое...

— Моя жемчужинка...

— Доктор. – Юко была спокойна. Она не боялась ни океана, ни жара солнца, ни тьмы космоса, — Что делать? Ответьте, прошу.

— Я не знаю... – призналась я, — И наука не знает.

Юко кивнула. Пошла в сторону лодочки. Послышался крик. На одеянии цвета лилии появилась кровь. В золотых пошивах, играло погребальное пламя.