Сорняк

55. Приглашенные внутрь

Это была не совсем та свадьба, на которую рассчитывал Тарнишед Типот, но, опять же, он никогда не задумывался о женитьбе. Весь этот день был очень, очень долгим. Его мама снова улыбалась, но в то же время плакала и что-то бормотала, чего Тарниш не мог разобрать. Пинки Пай была как всегда непоседлива. А Мод, Мод была Мод. Тарниш решил, что Мод расскажет ему, что она чувствует по поводу всего этого позже.

Поняв, что что-то не так, что что-то было забыто, Тарниш остановился и сказал:

— Мод… подожди.

— Что? — Мод повернулась и посмотрела на Тарниша.

— Мне нужно кое-что сделать. — Тарниш почувствовал, что у него пересохло во рту в самый неподходящий момент, и он слишком хорошо понимал, что его мать смотрит на него. И Мод тоже. Пинки Пай по-прежнему скакала впереди, совершенно не замечая, что остальные остановились.

Облизывая губы, Тарниш осознал, что другие пони смотрят, наблюдают, ждут, по крайней мере, ему так казалось. Казалось, что сейчас на Тарниша устремлены миллионы глаз. Он сделал шаг вперед, ближе к Мод, он чувствовал, что дрожит, и то, как Мод смотрела на него, не облегчало ситуацию. Он наклонил голову на одну сторону и почувствовал, как дрожат его губы. Перед самым контактом он закрыл глаза, а затем почувствовал, как его нос упирается во что-то теплое, немного пушистое и влажное от ее дыхания. Он нашел ее губы и притянул Мод к себе, прижимаясь губами к ее губам. Она была неподвижна, по крайней мере, в данный момент, но Тарниш знал, что она ответит, она всегда так делала.

Он чувствовал, как его губы скользят по ее губам, они становились все более влажными, и он почувствовал реакцию Мод. Ее голова наклонилась на одну сторону, и он почувствовал ее дыхание. Он почувствовал, как одно сильное переднее копыто обхватило его шею, притягивая ближе, и Мод прижалась к его груди, к основанию его шеи. Он почувствовал, как кончик языка Мод прикоснулся к его губам, немного любопытно облизывая их, и он ответил ей тем же жестом. Он открыл глаза, совсем чуть-чуть, и увидел, что глаза Мод закрыты. Тарниш снова закрыл глаза, полагаясь на другие чувства. Мод целовалась медленно. Она все делала медленно и осторожно.

Возможно, Тарниш и был инициатором этого поцелуя, но сейчас он был просто в процессе. Он почувствовал, что его колени дрожат, когда ее напор усилился. Мод работала над поцелуем, скользкие губы скользили друг по другу, и Тарниш был потрясен грубым ощущением языка Мод, скользящего взад-вперед по его собственному. В поцелуе было трение, даже несмотря на скользкость, и Тарниш чувствовал, как его губы становятся все теплее. Почувствовав себя смелее, Тарниш стал немного доминировать, захватив нижнюю губу Мод и посасывая ее, его язык двигался по краю нижней губы, как кисточка.

Он услышал стон и почувствовал, как тяжелое дыхание вливается в его рот; потребовалось мгновение, чтобы понять, что это стонет Мод. Теперь Тарниш видел звезды, и потребность в воздухе была почти болезненной. Сожалея о своем поступке еще до того, как он его совершил, он отстранился, оставив за собой тонкую ниточку слюны, которую он не видел, потому что глаза были закрыты.

Дрожа всем телом, Тарниш пытался отдышаться. Он почувствовал одышку. Он открыл глаза. Грива Мод была в беспорядке. Ее глаза были закрыты, и она облизывала свои губы. В остальном она была такой же, как всегда, и выражение ее лица было нечитаемым.

В ушах Тарниша затих шум прилива крови, и Тарниш осознал, что пони улюлюкают и радуются. Он быстро огляделся по сторонам. Там было много пони, которые аплодировали и ликовали.

— Вот это был поцелуй.

Смутившись, Тарнишед Типот понял, что это был голос его матери. Он сделал еще один вздрагивающий вдох и почувствовал, как переднее копыто Мод отпустило его, ускользая, позволяя ему сделать несколько шагов назад. Он увидел, что глаза Мод открылись наполовину, и к ней вернулось ее обычное, немного сонное, немного скучающее выражение.

— Ты, — сказала Мод ровным, соблазнительным монотоном. — Позже мы с тобой закончим то, что ты только что начал.

По крайней мере, Тарниш представлял себе это как соблазнительный монотон. В его ушах это был самый соблазнительный голос, который он только мог придумать. Он таил в себе всевозможные обещания грядущих чудес. В этом и заключалась магия голоса Мод: он оставлял возможность для воображения. Это было немного похоже на то, как если бы кобыла была одета в сексуальное, соблазнительное платье. Оно прикрывало ее, а то, как она выглядела под ним, оставляло на волю воображения.

— Мне кажется, или здесь тепло? — спросила Мод.

— Мне тоже тепло! — крикнула одна из пони, ставшая свидетельницей поцелуя.

— Немного тепло, — сказала Пинни, ее красные, налитые кровью глаза почему-то выглядели счастливыми.

— Я что-то пропустила? — спросила Пинки Пай, отскакивая назад.

— Знаешь, я думаю, что все будет хорошо… и этот день можно спасти. — Пинни Лейн посмотрела на Мод, потом на Пинки, а затем на своего жеребенка. — У меня появилась дочь.

Пинки Пай, ее голубые глаза наполнились слезами, стояла и улыбалась, ее губы дрожали:

— Возьмите и меня! — закричала Пинки, набросившись на Пинни Лэйн, повалив ее и обхватив передними ногами шею Пинни. — Возьми меня, возьми меня, возьми меня!

— Хорошо, несколько дочерей…

Импровизированная вечеринка в Сахарном уголке, похоже, начиналась. Потягивая чашку чая с ядовитой шуткой, Тарниш сидел в углу, довольный мягким голубым свечением своего амулета. Его мама болтала с миссис Кейк, а мистер Кейк присматривал за Паундом и Пампкин, которые, похоже, были жизнью вечеринки, и гости обожали их обоих.

Мод танцевала со своей сестрой Пинки Пай. Мод более или менее стояла на месте, а Пинки Пай прыгала по кругу вокруг Мод. Звучала музыка, и даже если Тарнишу она была не по душе, казалось, что все остальные пони наслаждались ею. Тарниш, странный пони, когда дело касалось музыки, любил вальсы. Или музыку с большим количеством рожков.

Он выпил последний глоток чая, набрался смелости, поднялся со своего места, пересек комнату, протиснулся мимо нескольких пони и подошел к Мод, приподняв одну бровь, что, как надеялся Тарниш, выглядело обходительно и изысканно.

— Извини, Пинки Пай, но могу ли я пригласить твою сестру на танец? — спросил Тарниш.

— Конечно! Только верни ее, когда закончишь, — ответила Пинки Пай звонким, почти сиропным голосом, от которого так и веяло весельем.

Склонив голову, Тарниш нахально подмигнул Мод, а затем поднял голову обратно. Он вытянул ногу, на которой был гипс, а затем улыбнулся:

— Потанцуешь со мной?

— О, я не знаю, мы едва знакомы, — ответила Мод незаинтересованным голосом. — Моя мама предупреждала меня о танцах с незнакомыми жеребцами. Они могут быть очень возбудимыми.

Глаза Тарниша сузились, а его ухмылка расширилась:

— Что ж, миссис Пай, не заблуждайтесь, я действительно намерен вас полапать.

— Хм… по крайней мере, ты честен в этом. — Мод моргнула и выглядела так, словно в любой момент могла погрузиться в глубокую дрему. — Я буду танцевать с тобой, но копыта останутся выше кьютимарок. Не надо быть со мной слишком откровенным, иначе ты пожалеешь.

Двигаясь с медленной уверенностью, Мод встала на задние копыта, подняла Тарниша и поддержала его, пока он не встал на задние копыта. Она обхватила его передней ногой за ребра, а другой передней ногой обхватила шею, чуть выше холки. Она почувствовала, как его передние копыта скользнули вокруг нее в таком же положении, и грубый гипс шершаво прижался к ее спине, покрытой платьем.

— Подожди, ты действительно умеешь танцевать? — спросил Тарниш, когда Мод закружила его.

— Все четыре сестры Пай умеют танцевать. Мама настояла на том, чтобы мы брали уроки. У нее была длинная лекция о том, что хорошие и правильные кобылы умеют танцевать. — Мод прижалась к Тарнишу чуть плотнее. — Кажется, теперь я понимаю, почему она была так настойчива в этом вопросе.

— Когда мы будем одни, когда будем только мы, и мы будем где-нибудь в поле, и день закончится, и звезды зажгуться, ты научишь меня танцевать? — спросил Тарниш низким голосом, наклонившись к Мод, чувствуя ее шею на своей, он ощущал ее дыхание, и что-то в этом возбуждало его.

— О, думаю, мне бы это понравилось, — сказала Мод скучным, ровным монотоном. — Ночи были хуже всего. Там становилось одиноко. Иногда, больше всего на свете, я просто хотела вернуться домой, чтобы быть с теми пони, которые меня любят.

— Тяжело быть одиноким. Я это понимаю. — Тарниш чуть не споткнулся и почувствовал, что Мод поддерживает его, когда он снова встал на копыта. — Знаешь, просто чтобы ты знала, я действительно люблю тебя. Я действительно хочу провести с тобой остаток жизни. Я хочу знать твои секреты.

— Думаю, мне лучше придумать несколько секретов. — Мод удовлетворенно вздохнула, продолжая танцевать прижавшись шеей.

— Ты так представляла себе свадьбу? — спросил Тарниш.

— Тарниш, до встречи с тобой у меня не было мечты о замужестве. Я отказалась от них. Я не думала, что кто-то из пони заинтересуется этим. Никто не старался понять меня, — ответила Мод. — У меня были ужасные страхи, Тарниш… что я буду из тех кобыл, которые живут с родителями, чтобы избежать одиночества. Что я буду странной пони, которая рожает воображаемых жеребят через своих сестер, и рядом с ней будет жутковато. Я боялась, что стану горькой и разочарованной, выгоревшей от жизни, живущей только ради карьеры и учебы.

— Это ужасно. — Тарниш закрыл глаза и провел копытом своей здоровой ноги вверх и вниз по позвоночнику Мод. — Я рад, что мы нашли друг друга. — Тарниш знал, что вокруг них собралась толпа, но все они казались какими-то далекими. Он продолжал скользить копытом вверх и вниз по позвоночнику Мод.

— Это было почти ниже моей кьютимарки, — бесстрастно сказала Мод. — Подожди, пока я расскажу о тебе маме.

Задыхаясь, Тарниш прижался к Мод, цепляясь за нее и позволяя своему копыту продолжать блуждать. Ткань ее платья была гладкой и скользкой на ее шерсти, и, когда он прижимался к ней, раздавалось легкое шуршание. Отдернув голову, Тарнишед Типот открыл глаза настолько, чтобы снова поднести морду к ее губам. Он прижался к ней, сначала мягко, он чувствовал, как пухлые губы Мод прижимаются к его губам. Он почувствовал, как ее губы разошлись, совсем чуть-чуть, и осознал твердость зубов Мод, он чувствовал, как они прижимаются к задней стороне ее губ. Ее рот приоткрылся еще немного, зубы раздвинулись, и Тарниш ощутил мягкость губ Мод, которые, как и все остальное в ней, были мускулистыми и твердыми.

Было что-то возбуждающее, когда кобыла открывалась, приглашая тебя внутрь, с готовностью. Задним умом Тарниш размышлял об этом аспекте жизни, пока поцелуй усиливался. Она доверяла тебе, доверяла твоей нежности и порядочности. Она верила в любовь, верила, что, когда она откроется, ей не будет больно. В такие моменты кобыла была уязвима, открыта, обнажена, ее нежные места, те самые места, которые делали ее женственной, были теперь незащищенными, и это было приглашение испытать самое интимное прикосновение из всех возможных. Она приглашала вас внутрь, туда, где было ее сердце.

Когда все это пронеслось в голове, язык Тарниша пробрался вперед, мимо губ Мод, любопытный гость, и он почувствовал, как язык Мод поднялся, чтобы поздороваться. Нижняя сторона ее языка была гладкой, резко выделяясь на фоне шершавой верхней стороны. Он почувствовал, как одно из передних копыт Мод выскользнуло из-под него, затем он почувствовал что-то под подбородком, наклонив голову назад, а затем он почувствовал, как Мод прижалась к нему своей промежностью и губами, оказывая давление. Его задние колени подкосились, и он почувствовал, что его ноги подкосились, но он не упал. Мод держала его, ее одно сильное переднее копыто все еще обвивалась вокруг его тела.

Придя в себя, Тарниш оттолкнулся задними копытами, уперся, толкнулся вверх, прижался телом к Мод, поднял переднее копыто, обхватил им шею Мод и зацепился копытами за ее затылок, притягивая ее еще крепче. Его губы уже покалывало, почти пульсировали, и он чувствовал, как кровь приливает к ушам.

Спустя еще несколько напряженных секунд он отстранился, задыхаясь, понимая, что поцелуй нужно прекратить, пока его возбуждение не стало растущей проблемой. Он заглянул в открытые глаза Мод, погрузился в них и потерялся, не желая быть найденным.

Глядя друг другу в глаза, пара не замечала, что вся вечеринка остановилась и все пони в комнате теперь смотрят на них, широко раскрыв глаза и рты, потрясенные ярким проявлением романтической привязанности.