Venenum Iocus
11. Джаз? Звучит как…
Лежа в постели, Тарниш размышлял о том, какая удача привела его в это место, в это общество, в эту чудесные аппартаменты, в эту чудесную кровать… и к кобыле, с которой он ее делил. Вчера он увидел Мод с совершенно новой стороны — она была одета в парадное платье. Она была сногсшибательна, без сомнения.
Он начал было вставать с кровати, но две передние ноги обхватили его за шею и притянули обратно. Он извивался, боролся, а потом сказал:
— Пора вставать, Мод.
Ответа не последовало, во всяком случае, ничего словесного. Передние копыта Мод обхватили его шею еще крепче, и он понял, что отказать ей невозможно. Было почти девять часов утра. Он немного поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и Мод удвоила хватку, издав при этом сонное ворчание.
— Мод?
По-прежнему никакого ответа. Ни слова. Тарниш почувствовал, как пони, лежавшая с ним на одной кровати, прижалась к его спине. Он чувствовал слабое, мягкое, отвлекающее и даже немного возбуждающее щекотание Мод, дышащей ему в шею.
— Мод, что дальше? Как долго мы здесь пробудем? — спросил Тарниш.
Он услышал позади себя вздох, а затем его чуть не раздавили. Его глаза расширились, и весь воздух из легких вышел с хрипом. Он почувствовал, как влажная, мокрая морда Мод прижалась к его шее. Одна из задних ног Мод скользнула по его бедру, и он почувствовал, как она прижалась к нему всем телом. Он почувствовал еще один источник теплого, влажного тепла на своем позвоночнике.
— Достаточно долго, чтобы запомниться, Тарниш.
— Я не понимаю.
— Тарниш, случилось что-то плохое. Что-то очень плохое. Я не покину это место, пока у нас не будет несколько хороших воспоминаний, чтобы уравновесить действительно плохие воспоминания, которые я не хочу помнить.
— Понятно.
— Мы хорошо потанцуем вместе, создадим хорошие воспоминания, а потом пойдем домой.
— Хорошо.
— После этого мы снова отправимся в путь. Я чувствую зуд, Тарниш.
— Я тоже.
— Тарниш…
Жеребенок почувствовал, как Мод прижимается к нему. Ее задняя нога плотно обхватила его бедро, и он почувствовал, что притягивается ближе. Мод извивалась у него за спиной. Он застонал, почувствовав, как она прижимается к нему.
— Тарниш… У меня снова зуд. Я проснулась от того, что некоторые части меня стали твердыми, Тарниш.
Вздрогнув, Тарниш почувствовал, как зубы Мод вцепились в край его уха и потянули его. В голове у него промелькнула картина Мод в платье. Он подумал о том, как Мод отреагировала на него в смокинге.
В былые времена единороги своей магией поднимали солнце. Сейчас у Тарниша поднималось кое-что другое, и для этого ему не нужна была магия. В постели было слишком тепло, и ему хотелось сбросить одеяла. Он хотел почувствовать прохладный воздух на своей разгоряченной коже.
Сделав глубокий вдох, Тарниш приготовился подарить Мод незабываемый момент…
Высунув голову из двери, Тарниш посмотрел налево, затем направо, почти как жеребенок, переходящий улицу. Он вышел из квартиры, стуча копытами по кафельному полу, и Тарниш был уверен, что производит слишком много шума. Он надеялся, что не потревожил соседей.
Мод оттолкнула его с дороги, не беспокоясь об этом, и унеслась по коридору, собираясь пойти и хорошенько изучить геологические архивы Общества Присутствие духа. Тарниш смотрел ей вслед — на ней не было привычного платья, вместо него было темно-зеленое платье с длинной, струящейся юбкой вокруг задних ног, которая свисала до самых бедер. Ее кудрявая грива была завязана в свободный пучок, ну, во всяком случае, большая ее часть, часть уже рассыпалась, не желая сдерживаться. Что-то в ее темно-зеленом платье придавало ее шее стройность и еще большее изящество.
Тарниш захлопнул за собой дверь и вышел в коридор, не зная, что будет делать, куда пойдет и вообще как проведет день, но он твердо решил провести время с пользой.
Библиотека была огромной. Тарниш, широко раскрыв глаза, не мог поверить, что здесь есть столько книг. И карт тоже. Здесь можно было найти все, даже каменные скрижали и деревянные таблички. Он даже не знал, с чего начать поиски, не то что, чего искать. Мод была в геологическом архиве, в соседней комнате.
Тарниш прошел между рядами книг и оказался в уютном алькове, заставленном удобной мебелью, — идеальное место для чтения. На стене висел портрет. Подойдя ближе, он присмотрелся.
На картине была изображена розовая кобыла-пегас, которая показалась ему странно знакомой. Тарниш никак не мог взять в толк, почему. На картине она была в очках с толстыми стеклами в темно-синей оправе и в шлеме. За стеклами очков у нее были светло-фиолетовые глаза, а грива была темного, сумрачного оттенка фиолетового с бледно-розовыми прожилками. Ее шея была длинной, стройной и изящной.
Он подошел чуть ближе и заметил под картиной латунную табличку. Он уставился на витиеватые буквы, причудливый, плавный шрифт, выгравированный на металле. Прищурившись, он прочитал слова, начертанные под портретом.
Дав, — гласили буквы. Он продолжил. Картограф Великих Северных просторов, исследователь арктических областей и известная благотворительница. Эта библиотека стала возможной благодаря щедрым пожертвованиям Дав, одной из наших самых выдающихся членов.
Моргнув, Тарниш не мог отделаться от ощущения, что в ее облике есть что-то знакомое. Он стоял и смотрел, и ему вдруг захотелось выпить Кейденс~Колы. Во рту пересохло, и ему захотелось пить. Он отмахнулся от этой мысли, подумав про себя, что розовый цвет ассоциируется у него с прохладой или чем-то приятным. У Мод были части тела, которые были розовыми…
Он встряхнулся, и его уши затрепетали.
— Она удивительная пони.
Повернувшись, Тарниш обнаружил, что смотрит на пегаса. Голубой пегас, у которого был самый впечатляющий мягкий голос, идеально подходящий для разговора в библиотеке. Немного испугавшись, Тарниш моргнул.
— Мне выпала честь познакомиться с ней, — сказал пегас Тарнишу. — Меня зовут Пифоул, а вон там, — пегас указал крылом на земную кобылу с коричнево-белой шкурой цвета пинто, сидевшую за учебным столом на небольшом расстоянии, — это Скрэмбл Пэтч, моя уважаемая коллега и вьючная пони. — Пегас высоко поднял голову и выгнул бровь, глядя на Тарниша.
— Привет, меня зовут Тарнишед Типот… — Слова Тарниша канули в небытие, так как он не знал, что еще сказать. Пегас был образован, очень образован, это было очевидно, и Тарниш не мог не чувствовать себя немного не в своей тарелке. "Вьючная пони?" Тарниш задумался над этими словами и решил, что они ему не совсем по душе.
— О да, она потрясающая вьючная пони. Нигде не найти более уверенной в себе спутницы. Она гордится тем, что может скакать по склону какой-нибудь горы с тяжелым багажом. — Пегас сделал паузу, а затем покачал головой. — О боже, я только что понял, как ужасно это может звучать для тех пони, которые не знают ни нас, ни наших договоренностей… ужасно жаль.
Моргнув несколько раз, Тарниш расслабился. Синий пегас выглядел потрясенным и сделал шаг назад. Тарниш посмотрел на Скрэмбл Пэтч, которая зарылась носом в книгу. Что-то в этой кобыле напомнило ему о Мод.
— Земные пони… прекрасные компаньоны в поле. Я слабак, стыдно признаться, но это правда. Мне трудно нести свою собственную флягу. Меня утомляет одна мысль об этом. — Перья Пифоула распушились, и пегас издал разочарованный клекот. — У Скрембл Пэтч это выглядит так легко… просто прыжок, прыжок и еще раз прыжок.
Уши Тарниша наполнились мягким, музыкальным смехом, и он понял, что Скрэмбл Пэтч смеется над своим спутником. Услышав смех, он почувствовал себя совершенно спокойно. Он даже позволил себе немного посмеяться.
Пифоул фыркнул.
Услышав фырканье Пифоула, Скрэмбл Пэтч начала хихикать и глубже вжимать мордочку в книгу, чтобы заглушить себя. Тарниш начал ухмыляться от уха до уха. Он больше не чувствовал себя не в своей тарелке или не на своем месте. Это были пони его нрава. Он мог с ними общаться. Они ему нравились.
— Если позволите, мне нужно многое сделать. Приятно было познакомиться с вами, мистер Типот. — Взволнованный пегас со взъерошенными перьями посмотрел на свою хихикающую спутницу, закатил глаза и покачал головой.
— Приятно было познакомиться, — ответил Тарниш, — может быть, когда вы не будете заняты, я смогу представить вас своей жене.
— О, это было бы чудесно. — Пифоул покачал головой. — Я буду присутствовать на балу… Тогда увидимся, господин Типот…
Побродив по зданию, Тарниш услышал музыку, прекрасную музыку. Он шел по коридору, его уши дергались, почти загипнотизированные звуками струнных деревянных и медных духовых. Его сердце учащенно забилось, и он подумал, не слышит ли он живое выступление.
Он протиснулся через две широкие двойные двери и, к своему восторгу, обнаружил, что это было живое выступление. Он стоял молча, стараясь быть почтительным, и оглядывал зал. Сразу же он увидел Октавию, но она не играла. Она сидела за маленьким круглым чугунным столиком-бистро в углу, потягивая какой-то напиток из изящной крошечной чашечки.
Повернув голову, он увидел белую единорожку, выступавшую в роли дирижера. У нее была блестящая белоснежная шерсть и кобальтово-синяя грива. Она стояла на дирижерском подиуме и размахивала маленькой палочкой, с помощью которой дирижеры творили волшебство. На морде кобылы красовалась широкая, маниакальная ухмылка. На ней были очки, скрывавшие глаза.
Тарниш не знал, кто этот белый единорог, но он был очарован. Она двигалась то в одну, то в другую сторону и безрассудно размахивала своей дирижерской палочкой. Оркестр, около двух десятков пони, казалось, находился под чарами белого единорога. Одним взмахом палочки белый единорог добилась от рогов нахальных, грубых звуков. Жеребец, перебирающий струны своего контрабаса, заиграл что-то почти джазовое.
Со стороны столика бистро послышалось фырканье. Октавия наблюдала за происходящим, приподняв бровь и покачав головой. Белая единорожка, ухмыляясь, повернулась и вильнула задом в сторону Октавии, высоко подняв хвост и топая задними ногами, продолжая дирижировать оркестром.
Тарниш изо всех сил старался не рассмеяться, когда Октавия закатила глаза и покачала головой. Она выглядела такой достойной, такой культурной, такой утонченной… и такой побежденной. По настоянию белого единорога оркестр прибавил темп, и музыка превратилась в какофонию звуков. Контрабасист уже не проводил смычком по струнам, а с остервенением щипал их. Духовые рожки выводили горячие, дерзкие ноты. Гобоистка звучала так, словно она каким-то образом доводила свой инструмент до оргазма.
— Тьфу, джаз — это звуки мастурбирующих музыкантов! — воскликнула Октавия. — Оркестры не должны играть джазовую музыку! Винил! Ты такая плохая пони! — Октавия поднялась на копыта и сделала шаг к белой единорожке. — Это должна была быть репетиция перед балом!
Когда Октавия сделала еще один шаг, дирижерская палочка белого единорога упала на пол, звонко ударившись об пол, мордочка белого единорога расплылась в широкой ухмылке, а оранжевый язык высунулся наружу. Она бросилась бежать, оглядываясь через плечо на расстроенную серую земную кобылу.
— ВИНИЛ! — крикнула Октавия. — Ты вернешься сюда и примешь то, что тебе причитается! — Топая по комнате, Октавия бросилась в погоню за убегающим единорогом, причиной многих музыкальных бед.
Группа развалилась в полном беспорядке, когда две кобылы выбежали из комнаты…