Корзина, одеяло и пачка банкнот

Глава 1

Корзина, одеяло и пачка банкнот — вот и все, что увидел Копперквик, когда посмотрел вниз. Ну, не то чтобы прямо пачка, но но и не совсем уж ничего, подумал он. К корзине была приколота записка с несколькими скупыми словами, нацарапанными и оставленными для прочтения. Опустив голову так, что его нос коснулся бумаги, он прочитал написанное.

Я не могу жить со всем этим. Ты можешь забрать ее. Мне надоели ее слезы и постоянные хлопоты.

Из-под одеяла послышалось любопытное воркование, и Копперквик почувствовал тяжесть в сердце. Зубами он откинул одеяло и посмотрел на свою дочь. Он видел ее один раз, совсем недавно, вскоре после ее рождения, и больше никогда. Она стала следствием его увлечения фетишем на перья и секса на одну ночь с кобылой-пегаской по имени Сьело дель Эсте. Он даже не знал, как зовут его дочь и есть ли у нее вообще имя. В записке больше ничего не говорилось.

Опустив голову еще ниже, Копперквик ткнулся мордой в живот кобылки, немного пофыркал и был вознагражден хихиканьем. Она была очень похожа на него, очень похожа. Медная окраска шерсти, яркие янтарные глаза, от матери ей досталась только грива, которая была потрясающего нефритового оттенка. У самого Копперквика грива была такого же неинтересного коричневого цвета, как крекер. Он почувствовал, как маленькие щетинистые ножки пинают его по морде.

Навострив уши, Копперквик отдернул голову и подумал о том, что через полчаса ему нужно быть на работе. Он не знал, что делать с жеребенком в корзине. Оставлять ее дома одну было не лучшим вариантом. Может быть… может быть, он сможет носить ее с собой, когда будет заниматься доставкой. Но это было временное решение, так как по вечерам ему нужно было посещать курсы в колледже. Ему нужна была нянька для жеребенка, но он не представлял, как ее искать.

В данный момент кобылка не выглядела голодной, и, похоже, ее не нужно было переодевать. Он никогда не менял пеленки и не знал, как ее кормить. Что она ела? Он сомневался, что она будет хорошо себя чувствовать на его постоянной диете — бургерах с авокадо и черными бобами. Насколько он помнил, жеребятам нужно молоко. В шкафу у него было немного порошковых сливок для кофе, но он сомневался, что это подойдет.

Между ним и Сьело дель Эсте была серьезная связь. Она была экзотической танцовщицей, работавшей с Сапфир Шорс. Пегаска, у нее были крылья, перья, которые его возбуждали. И хотя она была великолепной танцовщицей и на нее было очень приятно смотреть, к утру он был очень рад от нее избавиться. Она была заносчивым снобом и много ныла. Она была очень требовательной кобылой, и с ней трудно было бы ужиться студенту колледжа. Его небольшая интрижка с ней стоила ему целого состояния на еду и шампанское, и он несколько недель оставался без средств к существованию.

Фыркнув, Копперквик попытался понять, что же произошло, что пошло не так в ту давнюю ночь. Он ведь специально вышел из нее, не успев кончить, и она довела его до оргазма, работая крыльями. Он посмотрел на кобылку, которая смотрела на него сверху, и улыбнулся. Она была довольно милой, и, глядя на ее улыбающуюся пухлую мордочку, он не испытывал особого сожаления. Во время беременности они с Сьело дель Эсте сохраняли дружеские отношения, разговаривали несколько раз, и он не забывал о свиданиях. Они договорились идти разными путями.

Но вот это случилось.

— Что мне с тобой делать? — спросил Копперквик тихим голосом, надеясь, что он не заставит ее плакать. Плачущие жеребята — это плохо, настолько плохо, что мать, похоже, их бросает. Он не хотел, чтобы она начала плакать.

— Флаблубблу?

Уши раздвинулись, и он ответил:

— Неужели? — Копперквик был благодарен за корзину: теперь у него было меньше поводов для беспокойства, ведь ей было в чем спать. Ее маленькая мордочка была покрыта слюнями, и она была просто очаровательным маленьким комочком. Как именно нужно было брать на копыта жеребенка? Он был земным пони, и у него не было ни магии, ни крыльев с цепкими и ухватистыми перьями.

— Сегодня день выхода с дочкой на работу! — Копперквик постарался, чтобы его голос звучал как можно веселее, и широко улыбнулся своей маленькой кобылке. — Ты будешь ходить на работу с папой, это будет весело.

— Духхха? — Кобылка выдула пузырь слюны, который лопнул и намочил ей лицо. Она лежала и моргала, удивляясь тому, что только что произошло, а потом начала выдувать еще один пузырь.

— Я возьму тебя на обед… это будет здорово. Интересно, ты любишь картошку фри… или, может быть, тебе подойдет молочный коктейль? Я спрошу у парня за стойкой, уверен, он знает. — Копперквик наклонил голову на одну сторону. — Спорим, я смогу пронести тебя на занятия в колледж в сумке с учебниками. Ты обещаешь вести себя тихо?

— Флерпити!

— Это значит "нет"? — Копперквик начал испытывать смутное чувство беспокойства. — Ну, я что-нибудь придумаю. Мне нужно идти на работу… Мне нужно кормить голодный рот, и не свой собственный.

Зажав корзину во рту, Копперквик посмотрел на вывеску ПДК Диспетчерской. Пока все хорошо. Никакого жеребячьего плача, только много слюнявых пузырей. Работы у него было немного, но она почти оплачивала счета, пока он брался за любую случайную работу, которую мог найти, и если искал дополнительный заработок. У него была хорошая работа, и она ему нравилась. Нет ничего прекраснее, чем получать деньги за то, что бегаешь по всему Кантерлоту.

Потребовалось некоторое усилие, но Копперквику удалось открыть дверь, и он вошел в холл диспетчерской. В окне диспетчерской он увидел своего начальника, грифона по имени Гаргл, и почему-то Гаргл не выглядел счастливым при виде его, как обычно. Копперквик задумался, в чем дело.

С каким облегчением он опустил корзину и разинул рот. Копперквик надул губы и наблюдал, как его хозяин укоризненно смотрит на него. Грифон смотрел на корзину, из которой доносилось воркование и пердящие звуки, что издавали ее губы. Земной пони начал чувствовать, что что-то не так.

— Что это? — спросил Гаргл.

— Моя дочь, — ответил Копперквик.

— И что она здесь делает? Она не работник.

— Ну, ее подбросили до двери моей квартиры сегодня утром, и я…

— Ты не можешь приводить ее на работу. — Гаргл покачал головой и прищурил глаза на Копперквика.

— Я не могу?

— Нет. Не можешь. Знаешь, что со мной сделают страховщики, если ты попробуешь таскать ее с собой, пока ты на работе?

— Но у меня нет няни и…

— Мне все равно. — Гаргл выставил когти. — Оставь свою душещипательную историю для того, кому не все равно. Политика компании проста. Приходи на работу вовремя, или будешь уволен.

— Но… но… Я учусь в колледже, и мне нужно заботиться о ней!

— Не волнует. Делай свою работу или проваливай.

— Что мне с ней делать? — резко потребовал Копперквик, его шерсть встала дыбом.

— Что ты с ней будешь делать — это твое личное дело. Меня это не волнует. Ты должен быть на месте через три минуты, или ты знаешь, что произойдет. Помни, что я сказал, когда нанимал тебя, — никаких отговорок! Мне все равно, что у тебя экзамены, или ты всю ночь занимался, или пошел на какую-то студенческую вечеринку и много выпил… Мне просто все равно. Я слышал все это миллион раз…

— Но это же совсем другое!

— Нет, не другое. Няньки существуют не просто так. Две минуты.

— Гаргл, не делай этого со мной. Не будь ублюдком. Я… — Копперквик замолчал, когда окно диспетчерской захлопнулось. Защитный барьер, предотвращающий ограбления, теперь закрывал грифону обзор. — Ну, хорошо, Гаргл, можешь идти на хрен, мне все равно, ты, чертов жадный грифон!

Из-за защитного барьера не последовало никакого ответа. Копперквик стоял в шоке, пытаясь осмыслить только что произошедшее. Почувствовав себя немного оцепеневшим, земной жеребец подхватил корзину в зубы, повернулся и направился к выходу, который было очень непросто открыть и закрыть с набитым ртом и мешающей корзиной.

На улице, в квартале от него, сидя в небольшом городском парке, Копперквик пытался сообразить, что делать. Жеребенок начал капризничать, и он опасался, что она может начать плакать. Может быть, она голодна? Он не знал. Он ничего не знал о ней. У нее не было имени. Может быть… может быть, будет лучше, если он прекратит свои попытки. Там была пожарная часть. Он мог бы оставить ее там.

Он нахмурился, ему было неприятно думать об этом. Но, возможно, так будет лучше. Если он избавится от нее сейчас, до того, как привяжется к ней, это будет не так больно. При мысли об этом уголок его глаза дернулся, а в животе заурчало, и внутренности сжались. Его ноздри сморщились, когда что-то неприятное защекотало ему нос.

— Уф, кому-то нужно поменять подгузник. — Копперквик понял, что у него нет подгузника. Он даже не знал, как его менять. Как сирена, кобылка начала плакать, и, услышав ее плач, Копперквик почти сразу же сломался и начал рыдать, сидя в парке и пытаясь понять, что делать.

Пара плакала вместе, и Копперквик прижал к себе корзину. Он не хотел нести ее в пожарную часть. От одной мысли об этом ему хотелось свернуться калачиком и умереть. Но он не знал, что еще делать. Он только что потерял работу. Через месяц он должен был лишиться квартиры. Нужно было платить по счетам, а у него был колледж.

Может быть, лучше не терять времени. Подняв голову, Копперквик приготовился поступить правильно. Он понятия не имел, что делает, и не годился в отцы. Кобылка заслуживала большего, ей нужен был любящий воспитатель, который знал бы, что делает. Зажав в зубах ручку корзины, Копперквик поднял самую тяжелую вещь, которую когда-либо поднимал.

— Ты там… да, ты…

К нему обращалась самая большая кобыла, которую Копперквик когда-либо видел. Это была земная пони, белая, почти сверкающая, и она возвышалась над ним. Она была огромной. Колоссальной. Ноги у нее были как стволы деревьев. Она почему-то внушала ужас. Казалось, что ее глаза буравят его душу.

Сузив глаза, кобыла сказала:

— Не сдавайся. Я не люблю трусов.

С занятым ртом Копперквик не мог издать ни звука. Он стоял и поднимал брови, пытаясь что-то сказать. Застыв от страха, он не мог опустить корзину. Как она узнала, о чем он думает? Откуда она взялась? Почему она здесь? Что ей от него нужно? Его чувства земного пони, которые он по большей части игнорировал, теперь затрепетали.

— Меня зовут Гелиантус. Похоже, у тебя неприятности. На юг от этого парка пройди пять кварталов, сверни направо у пекарни, где делают солнечное печенье, и пройди еще два квартала. Ты увидишь ветхое и полуразрушенное здание. На большом камне в углу, который ты найдешь на пути к дверям, будет написано "Служба жеребят". Как только ты окажешься там, попроси о помощи. Попроси поговорить с Твайлайт Вельвет.

— О-фей, — произнес Копперквик, держа ручку корзины во рту.

— Не сдавайся. — Лицо Гелиантус выглядело очень суровым. — Если ты это сделаешь, мы встретимся снова, и тебе это не понравится. Помни, Твайлайт Вельвет. — Большая белая земная пони с кьютимаркой подсолнуха повернула уши вперед, и выражение ее лица стало озабоченным. — Любовь отца может изменить мир. Никогда не забывай об этом. Желаю тебе удачи.

Копперквик кивнул, и жеребенок в корзине превратился в вопящую банши. Вонь стала очень сильной, а она была всего в нескольких сантиметрах от его носа. Он смотрел, как большая белая кобыла сделала жест, приказывая ему уходить. Повернувшись лицом к югу, он пошел по тротуару, делая то, что ему было велено. Большая кобыла была слишком властной, чтобы отказаться.

— Удачи… и, возможно, мы еще встретимся, — сказала Гелиантус, помахав ему на прощание.