Весеннее обострение

Глава 25

Баттермилк сидела наготове с чернильницей — добрый жест в помощь Севилье. Майти Мидж, вернувшись с работы, обнимал Эсмеральду, которая крепко спала в его объятиях. Баттер Фадж хлопотала на кухне, готовя ужин и делая вкусные лакомства. Что касается Копперквика, то он сидел за кухонным столом, его стрелки вспотели, а перед ним остывала кружка с дымящимся чаем. Потрепанный черно-белый фотоаппарат Севильи лежал на соседней столешнице, готовый к съемке, когда наступит подходящий момент.

— Копперквик, я хотел бы начать, — мягким голосом произнес Севилья, и Баттермилк была готова приступить к написанию текста. — Во-первых, что привлекло вас в матери Эсмеральды? Что вами двигало и каковы были ваши намерения?

У плиты Баттер Фадж издала фырканье, от которого занавески над раковиной затрепетали.

Потянувшись вверх, Копперквик потер шею и несколько раз моргнул. Он не стал затягивать с ответом и решил ответить прямо. Дважды прочистив горло, он сказал:

— Я хотел бы назвать это юношеской неосмотрительностью, но это плохо скажется на мне. Сьело дель Эсте была завоеванием, простым и понятным. Она была экзотической танцовщицей, кобылой не моего уровня. Я потратил слишком много денег на еду и напитки… Думаю, я потратил достаточно, чтобы она почувствовала себя обязанной, так сказать, отдать товар. Мы оба получили то, что хотели, и разошлись в разные стороны.

— А как насчет контрацепции? — спросил Севилья, наблюдая за тем, как перо Баттермилк путешествует по блокноту, оставляя за собой размашистые следы.

— Сначала мы начали предохранялись, но Сьело не понравился вкус презервативов. — Копперквик почувствовал, как на лбу выступили капельки пота, а в ушах потяжелело. Он не хотел говорить об этом в присутствии Баттермилк и ее родителей. — Она сказала, что принимает таблетки, и, наверное, так оно и было, но, э-э, ну, Эсмеральда все равно случилась.

— На сперму земных пони таблетки порой не действуют. — Севилья наклонился вперед, его брови нахмурились, и он посмотрел Копперквику прямо в глаза. — Ты знал об этом?

Еще раз потирая шею, Копперквик заерзал на своем месте и обдумал свой ответ, прежде чем сказать вслух. О чем сейчас думали Майти Мидж? Баттер Фадж? Неужели он своими словами сжигает дотла свои будущие отношения? Теперь его живот вспотел, но, что еще хуже, он еще и чесался.

— Я думал, что это суеверная чепуха… что-то, чтобы напугать простаков. Мое сексуальное образование было в лучшем случае минимальным. Честно говоря, им откровенно пренебрегали, и я начал узнавать об этом только после того, как приехал сюда, в Эквестрию. Послушайте… Я не оправдываю свое поведение, потому что не могу. Эсмеральда когда-нибудь вырастет, и мне придется отвечать перед ней за свои поступки, возможно, я смогу ее чему-то научить.

Пока одно копыто поглаживало его шею, другое копыто Копперквика чесало живот:

— Знаешь, о земных пони ходит много историй, и я никогда не знал, какие из них правда, а какие ложь. Есть все эти мифы, городские легенды и небылицы о том, на что способны земные пони, и я знаю, что почти все они касаются нашего сексуального мастерства. Я совершил очень, очень глупую ошибку и с тех пор извлек из нее урок.

— Мистер Квик, я пришел не для того, чтобы осуждать вас, я пришел только для того, чтобы выслушать вас…

— Я очень суров к себе! — выдавил Копперквик и сел, стараясь выглядеть как можно более извиняющимся. — Я совершил серьезную ошибку, я действовал по незнанию, и теперь в этом мире есть еще одна жизнь, которую я создал, и все эти последствия стали для меня очень, очень реальными. Каждую минуту, каждый час, каждый день, каждую неделю, каждый месяц я живу с последствиями. Теперь у меня есть дочь, и мир полон таких же пони, как я. Теперь я должен держать себя в узде и поступать правильно, чтобы быть хорошим примером для Эсми. Я в ужасе. Последние несколько недель я нахожусь на грани нервного срыва. У меня слишком высокое давление, и доктор говорит, что мне нужны лекарства, чтобы успокоиться, но я не могу сейчас принимать таблетки, так как все происходит, и я нахожусь под большим напряжением… — Его слова оборвались слабым писком, и он сидел, сжимая горло, пытаясь отдышаться.

— Выпей глоток чая, Коппер, — прошептал Майти Мидж, — и постарайся успокоиться.

— Если что, — Баттермилк сделала паузу, глядя на Копперквика, — возможно, эта история поможет развеять некоторые из этих мифов. Выпей чаю, Коппер, ты ужасно выглядишь.

Дрожа копытами, Копперквик поднял кружку с чаем и чуть не расплескал его на стол. Устроившись в кресле, он чувствовал себя несчастным и думал о той ночи, когда он упал в обморок на уроке. Усталость? Истощение? Стресс? Это был один из самых запоминающихся моментов во время его выселения.

Севилья ждал, молча, с задумчивым выражением лица, и, как ни старался Копперквик, он не мог понять, о чем думает его товарищ, земной пони. Похоже, что никакого осуждения не было, и, поскольку никто вокруг не казался злым или ненавидящим его, он начал чувствовать себя лучше. Потягивая чай, Копперквик изо всех сил старался успокоиться, слушая успокаивающие звуки металлической ложки, скребущей внутренности стальной кастрюли.

— Был ли проведен тест на отцовство? — спросил Севилья, нарушив тишину несколькими мягкими словами.

— Конечно, — ответила Баттермилк, пока Копперквик пытался проглотить свой чай. — Копперу пришлось обратиться к врачу, и пока его осматривали, Твайлайт Вельвет сделала соответствующий запрос. То есть, это довольно очевидно, но мы должны были убедиться.

— Да, цвет шерсти очень характерный. — Теперь взгляд Севильи остановился на Эсмеральде, которая во сне ерзала, пинаясь своими маленькими коротенькими ножками. — Итак, мистер Квик, вы решили воспитывать Эсмеральду и стать отцом. Отцом-одиночкой. Не могли бы вы поделиться некоторыми проблемами, с которыми вы сталкиваетесь? Что вы хотите, чтобы мир узнал о трудностях, с которыми сталкивается отец-одиночка?

Опустив кружку с чаем, Копперквик произнес два слова:

— Общественные туалеты.

Раздался грохот — что-то металлическое упало на плиту, и послышалось бормотание Баттер Фадж, которая ругалась под нос по поводу того, что только что произошло. Лицо Севильи оставалось нейтральным по меньшей мере целых десять секунд, затем он сломался, озадаченный.

— Прошу прощения?

— Общественные туалеты — это бич отцов-одиночек во всем мире, — ответил Копперквик, когда его голос немного успокоился и вновь обрел изысканную гриттинскую огуречную прохладу. — В мужских туалетах нет гигиенических кабинок. Нет возможности переодеть жеребенка. Ни маленького раскладного столика, ни раковины с насадкой для подмывания маленьких какашек, ничего. Практически в каждом общественном туалете для кобыл вы найдете эти удобства. А если я попробую зайти в туалет для кобыл… — Покачав головой и раздувая ноздри, Копперквик принялся грызть нижнюю губу.

— Я даже не подумал об этом. — Севилья наклонился вперед, и его взгляд скользнул по тому, что писала Баттермилк.

— Еще хуже, когда я беру Эсмеральду с собой в уборную, и начинается паника…

— Повтори? — Теперь глаза Севильи были устремлены на Копперквика.

— Когда я беру свою дочь в общественную уборную, начинается паника. Обычно это происходит из-за того, что одна суетливая кобыла выходит из себя, а затем паника распространяется на весь табун. Иногда вызывают полицию. В других случаях я появляюсь перед разъяренной толпой, готовой схватить Эсме и растоптать меня. Все настолько плохо, что нам с Баттермилк пришлось подчиниться гендерным ролям, когда мы выходим на улицу, и ей приходится брать с собой Эсмеральду, чтобы избежать головной боли и хлопот.

— Это правда? — спросил Севилья, переведя свой пытливый взгляд на Баттермилк. Когда она кивнула, уголки рта земного пони нахмурились, а уши прижались к голове, скрывшись под светло-зеленой гривой.

— Это случалось столько раз, что я уже хорошо отрепетировал попытки объясниться, — заметил Копперквик и сделал глоток горячего чая.

С недоуменным выражением лица Севилья начал постукивать передними копытами, при этом на его брови образовались глубокие борозды. Позади него Баттер Фадж все еще ругалась и трясла копытом в направлении своей печки. Эсмеральда зевнула, но не проснулась, а лишь многозначительно скривилась, погружаясь в дремоту, надежно укрытая передними ногами Майти Мидж.

— Как будто мир ожидает, что отцы будут заниматься воспитанием дома. — Копперквик держал свою кружку на расстоянии нескольких дюймов от рта, а его глаза были устремлены в никуда, пока он пытался собраться с мыслями. — С тех пор я понял, как трудно встретить хороших отцов, и это общее мнение, которое разделяют многие. Детские дома и сиротские приюты Эквестрии переполнены жеребятами, чьи матери не выдержали нагрузки, пытаясь вырастить их в одиночку. Мне стало известно, что это серьезный кризис для нашего общества. При этом моя жизнь как родителя, как отца-одиночки, стала еще более трудной, более напряженной, разочарование значительно возросло, потому что порой кажется, что мир не готов смотреть, как отец выполняет свою работу на публике.

— Хм… — Брови Севильи нахмурились еще больше.

— Затем существуют различные социальные службы, ни одна из которых недоступна отцам-одиночкам. Социальное обеспечение. Пособие. Государственная помощь. Ничего из этого мне недоступно. — Пони удивляются, почему большинство отцов-одиночек не делают шаг вперед, чтобы поступать правильно, делать то, что от них ожидают, и вот почему. Мне никто не может помочь, а обществу в целом неприятна мысль о том, что жеребец может остаться один с кобылкой. Когда со мной Баттермилк, все в порядке, но когда я один, кобылы останавливаются и смотрят на меня. За мной наблюдают. Полицейские следят за мной, бросая на меня подозрительные взгляды. Временами кажется, что мне не доверяют выполнять ту работу, которую от меня ждет общество, — быть отцом.

— Похоже, вам есть что сказать по этому поводу, — заметил Севилья.

— Ну, когда я ложусь спать по ночам, я думаю именно об этих вещах, а иногда я прокручиваю в голове тестовые сценарии, если хотите, когда я ставлю себя в неловкую ситуацию, а затем пытаюсь продумать все, что я могу сказать, чтобы спасти ситуацию и разобраться с ней, не будучи при этом грубым или угрожающим.

— Вы все репетируете? — Севилья на мгновение показалось, что он удивлен, но затем выражение его лица сменилось любопытством.

— Конечно, репетирую, — ответил Копперквик, слегка пригубив чай и сузив глаза. — Я проигрываю каждый сценарий по десятку раз, волнуюсь, теряю сон, и как только мне кажется, что я все правильно понял, что нужно сказать, на публике происходит что-то новое, что выбивает меня из колеи и ставит в невыгодное положение. Чтобы прояснить ситуацию, мистер Оранж, мне приходится бороться за сохранение моей дочери. Первый врач, к которому мы обратились, не считал, что я должен воспитывать ее один, потому что она может вырасти неполноценной и неадаптированной без должного руководства со стороны кобылы. Не говоря уже о том, что именно ее мать издевалась над ней, причиняла ей боль и пренебрегала ею, что в первую очередь вызвало проблемы с развитием.

Губы Севильи сжались в плотную тонкую линию, а уши наклонились вперед в более агрессивную позицию, нависая над глазами.

— Моя дочь отстает в развитии, — продолжал Копперквик, — и в этом виновата ее мать. Ее развитие затормозилось, и теперь она довольно медленно делает некоторые вещи, которые уже должна была бы делать в этом возрасте. Она стала недоразвитой. Отстала в развитии. И когда какая-нибудь кобыла или социальный работник говорят мне, что моя маленькая кобылка будет страдать без нормальной матери, и я должен отдать ее, а потом я говорю им, что это ее родная мать сделала ее отстающей в развитии, эти пони, они злятся на меня за то, что я осмелился оспорить их представления. Большинство из них даже не могут привести связный аргумент, а просто настаивают на том, что жеребенка, особенно кобылку, лучше оставить на попечении матери или кобылы, и что я приношу больше вреда, чем пользы.

— И тебе приходится терпеть это разочарование, потому что ты постоянно просишь о помощи, а значит, постоянно сталкиваешься с такими пони. — Севилья потирал копыта и выглядел весьма раздраженным, пока говорил.

— Да, да, так и есть. — Копперквик выплюнул эти слова и тяжело покачал головой. — Я не могу их избежать. Именно с такими пони мне постоянно приходится сталкиваться, когда я обращаюсь за помощью. У каждого пони есть свое представление о том, как все должно быть, и если ты бросаешь вызов их узкому мировоззрению, тебе лучше приготовиться к их гневу. Мы с Баттермилк получаем это сполна, а началось все с отвратительного парня по имени мистер Бланманже.

— Вы говорите так, словно вы переполнены…

— О, вы даже не представляете. — Холодность собственных слов шокировала его, и Копперквик понял, что его трясет достаточно сильно, чтобы расплескать чай.

—  …злостью — Когда Севилья произнес это слово, он словно сдулся и опустился в кресло. — Вот ведь… Я и не думал, что все так плохо. Вы не просто бросаете вызов неработающей, коррумпированной системе, вы выступаете против всех предубеждений общества и наступаете при этом на множество нежных копыт. То, что вы делаете, — это двойная проблема… заставляя пони признать, что система, которую они считают священной, потенциально несостоятельна, вы заставляете их также пересмотреть свои собственные ценности.

— Мистер Оранж, я впечатлена вашим пониманием ситуации. — сказала Баттермилк, не переставая писать — Вы только что подытожили все наши с Копперквиком разочарования в одном маленьком аккуратном абзаце.

— Спасибо, мисс Оддбоди.

— А теперь, если вы не возражаете, моим крыльям надо дать свободу. Может быть, мы сделаем небольшой перерыв?