Не пытайтесь покинуть Омск. Ну, пожалуйста…
2. Разговоры-разговоры-разговоры
Здравствуйте, меня зовут Антон, и я зануда. *звуки апплодисментов*
А ещё я ненавижу неопределённые ситуации, итоги которых не могу предсказать. Лучший способ меня напугать — вызвать к директору школы и не назвать тему разговора. Впрочем, с директрисой мы были если не друзьями, то хорошими знакомыми. В деревнях и посёлках, где каждый на виду у каждого, можно при желании «скорешиться» даже с сельским главой. Но пока что мне хватало знакомства с Тамарой Львовной. Мы условились: если уж она меня вызывает, то предупреждает, зачем. Или просит «помочь с компьютером», если хочет обсудить что-либо, не предназначенное для лишних ушей. Так что напугать меня могло не многое.
Но ситуация с Оленькой полностью выбила меня из колеи.
Признаюсь: я чуть не завизжал по-девчоночьи: «Спасите, насилуют!».
Кое-как мне удалось взять себя в руки и с деланной нагловатой ухмылочкой назначить встречу у неё дома спустя пару дней. А заодно подготовиться, но не только для занятия математикой.
Мне остро захотелось посоветоваться.
Поэтому тем же вечером, распрощавшись с Оленькой, я двинулся к своей Номер Один.
Вообще её зовут Женька, и для многих одноклассников она «своя в доску». Да и выглядит как паренёк: худенькая, с коротким рыжим ёжиком, вечно одевается в мешковатые штаны и просторные футболки.
Для меня же она была именно Номером Один. Хотя парнем и девушкой нас можно было назвать с натяжкой: скорее уж мы были очень близкими друзьями — насколько можно, если не запрыгивать в койку.
Вот и сегодня я завалился к ней без предупреждения. Просто зашёл во двор, грохнул по косяку пару раз — дверь и открылась, явив курносое личико и короткий ёршик волос.
— Тоха.
— Женя, — в тон ей ответил я.
— Айда, — дёрнув плечом, она посторонилась, пропуская меня.
Росла Женька в типичной однополой семье: с мамой и тремя младшими сёстрами; отец её давным-давно ушёл в город, да так и не вернулся, уж не знаю точно, но, вроде бы, деньги до сих пор регулярно присылал. В иное время от назойливого женского внимания просто спасу не было; сегодня же в доме стояла тишина.
Поэтому мы без помех прошли в дальнюю комнату, где я привычно уселся по-турецки в кресле в углу, моя Номер Один тут же уселась на полу спиной ко мне и откинулась назад, прислоняясь головой к животу.
— Мамка с сеструхами уехали в город за шмотками и учебниками, скоро будут, — сказала она.
— Я ненадолго, мне поговорить только, — я беззастенчиво запустил руки ей под футболку, лапая её животик — его и только его. Конечно, можно было запустить руку повыше или пониже, насчёт чего Женька явно не собиралась возражать, но слишком уж это было просто. Покувыркаться с девчонкой в постели любой может, а вот получать удовольствие от прикосновений к животику надо уметь.
— Говори, — точно кошка мурлыкнула Номер Один, откидывая голову назад и смотря мне в лицо из-под прищуренных век.
— В общем, я трахну кобылу.
— Хмм? Ты про Нинку, что ль? Она ж такая страхолюдина, что я даже не ревную…
— Нет, настоящую кобылу, — вздохнул я.
Теперь Женька удивилась: распахнула глаза, и моргая, уставилась на меня. И не сводила взгляда всё время, пока я честно пересказывал, как ненароком согласился помочь Оленьке с уроками по математике и за какую оплату.
И я тоже не мог отвести взгляд — это было бы признанием вины.
В этой чёртовой деревне абсолютно невозможно удержать что-либо в тайне. Все всё видят, все всё слышат. Но насчёт Номера Один я был твёрдо уверен, что дальше неё история не уйдёт.
— Ну что скажу, сам виноват, — сказала она без обиняков, за что мне всегда нравилась. — Так какая проблема-то?
— Не могу просчитать риски.
— Хм, — она слегка прикусила губу. В глазах читалось причастность к чему-то грязному и запретному. В глубине этих гла́зок прятался неординарный ум, Женька была умнее меня, по крайней мере, в некоторых областях жизни уж точно. А ещё она обладала невероятным врождённым талантом предугадывать риски. Не предсказание будущего, но нечто похожее на работу детектива. — Ну давай подумаем. Во-первых, кто-нибудь застукает вас, и от репутации скотоложца ты вовек не отмоешься. Да, она разумная, но едва ли кого переубедишь. Придётся тебе бежать отсюда, сменить имя и внешность, устраиваться на работу без образования, снимать какой-нибудь клоповник, глушить депрессию бухлом или наркотой, и хорошо, если ты до тридцати дотянешь.
Я поморщился: Номер Один утрировала, но думала в верном направлении.
— Во-вторых, тебе не понравится, ей не понравится, и вы разойдётесь, никому ничего не сказав. И в-третьих, тебе понравится, ей понравится, и ты станешь отцом жеребяток.
— Биологию никто не отменял, — буркнул я. Выходило, что меня устраивал только один вариант из трёх.
— Вообще не понимаю, что мешает тебе просто сказать, что пошутил, — Номер Один снова прикрыла глаза. — Ах да, ты же язык себе скорее откусишь, чем признаешься.
— У меня есть гордость, знаешь ли.
— Вот и трахай пони с гордостью.
— Проститутку…
— С чего это она вдруг проституткой стала?
— А как мне её называть? Послал нахуй, считай, а она согласилась.
— Может, у бедной девочки выхода нет?
— Выход есть всегда! Хочешь, не хочешь — держись! Ни капли в горло, ни сантиметра в жопу!
Да, между унижением и проблемами я всегда предпочитал проблемы. Уж лучше выйти побитым, но с ценным опытом, чем позволить кому-то сесть мне на шею.
Вот только теперь я своим же языком загнал себя в угол.
— Вот я и говорю, трахай её с гордостью, — Номер Один пожала плечами.
По всему выходило, что встретиться с Оленькой придётся: хотя бы для того, что прояснить всё.
Как я уже говорил, учительница математики подкидывала мне дополнительные пособия. Плюс, у меня сохранились учебники за предыдущие года. Да, уже потрёпанные, загвазданные; впрочем, покупались они тоже не новыми. На качество материала это никак не влияло.
После некоторых раздумий я не придумал ничего умнее, чем составить что-то навроде входного теста за прошлые года. Выглядело это следующим образом: я брал учебник и пролистывал его от корки до корки, выписывая по два-три случайных примера из каждой крупной темы. Когда одна книга заканчивалась, брал следующую. Под конец исписал весь двойной листочек моим ужасным почерком. Просмотрел, выругался и переписал заново, делая цифры и буквы более разборчивыми.
Наступил первый день занятий.
Встреча у нас была назначена после обеда; в итоге кусок не лез мне в горло, так я нервничал. Хотя постарался подготовиться достойно, проштудировав не только учебные пособия, но и официальные статьи по лошадиной анатомии и психологии и неофициальные записи на форумах зоофилов. Не самый лучший источник информации, но единственный доступный при отсутствии любого упоминания новопони в сети интернет. После чего начисто стёр историю запросов в браузере и все временные файлы на жёстком диске.
Оленька точно поджидала меня у входа: только я на деревенеющих ногах поднялся в сени и разок стукнул по фанерной двери, как та распахнулась словно от пинка изнутри.
— Привет! — куда бойчее, чем при первой встрече, воскликнула мышастая кобылка; с прошлого раза она переоделась во что-то вроде свободных шорт и маечки.
— Пошли! И не стесняйся, мама с папой на работе, — цокнув передними копытцами по полу, она посторонилась, пропуская меня в дом. Вот могут же люди! Ещё недели не прожили, а уже оба нашли работу. И ещё говорят, что в деревне работы совсем нет, хоть на кладбище ползи и рой землянку.
Хоть какое-то облегчение, что её родителей сейчас нет.
Пока Оленька вела меня к себе, я присматривался к ней, вспоминая выученные приметы. Как ни странно, в этом помогала самая базовая энциклопедия про лошадей. Пока наблюдения подтверждались. Уши чуть развёрнуты вбок, хвост мерно покачивается — похоже, в отличие от меня, кобылка ничуть не волновалась. Ну или просто умела владеть собой.
Комната Оленьки выглядела совершенно обычной: ковёр на полу, книжные полки, вполне человеческая кровать, письменный стол; разве что роль одёжного шкафа играл большой комод. И возле стола, кроме низенького пуфика, уже стоял стул специально для меня.
Первым делом я проверил дверь и с удовлетворением обнаружил на ней задвижку внутри. В противном случае даже заговаривать об «оплате» не имело смысла.
— Что-нибудь будешь? — спросила тем временем Оленька. — Чай? Морс?
— Давай мы просто не будем отвлекаться, — присаживаясь, пресёк я её попытки изображать радушную хозяйку, чтобы не тратить время. — Значит так, для начала я сделал для тебя небольшое задание, чтобы оценить твои способности вообще. По каким темам провалишься, с тех и начнём плясать.
— Ну… хорошо, — дождавшись, когда я выложу листок, кобылка подошла и посмотрела на него. Затем дотронулась кончиком копыта и перевернула; бумага следовала за ним, точно наэлектризованная. Занятный фокус.
— Занятия будут длиться по часу. Вполне хватит, чтобы объяснить одну тему и закрепить её упражнениями, — продолжал я. — Если не понимаешь — говори сразу, а не опускай потом глаза и не говори, что девочка и в циферки не можешь.
— Да уж понятно, — всхрапнула Оленька. Её уши на секунду повернулись назад. Злость, недовольство?
— И последнее, — я снова, как накануне, наклонился вперёд, опираясь локтями на колени. — Насчёт оплаты. Хочу понять, правильно ли мы поняли друг друга. Люблю точность, знаешь ли.
Вот теперь её уши прянули вниз, точно две пытающиеся спрятаться в гриве мышки. Посмотрела в сторону, потом на меня, тихонько сопя при этом.
И… это что, румянец? Как шёрстка на щеках вообще смогла покраснеть?!
— Понимаешь, я сначала решила, что ты шутишь, вот и пошутила в ответ, — сказала она негромко. — А потом думала, думала… просто ты так серьёзно всё говорил… вот и решила, почему бы и нет.
Она шаркнула копытцем по полу.
— Деньги в семье есть, это не проблема, но… твой вариант мне нравится. Так что да, я согласна. Ты учишь меня математике, а взамен можешь заниматься со мной сексом. Я никому не скажу, — добавила она, потупившись.
— Понятно, — сказал я, стараясь не спасть с лица; мысленно я вообще орал от собственной тупости. — Но всё-таки, почему?
— Ну… это как с конфетой. Ты хочешь съесть конфету не потому, что тебе не хватает чего-то в организме, а просто потому, что любишь конфеты. Вот и я захотела… попробовать на вкус.
Нет, я поторопился, назвав Оленьку проституткой. На самом деле она была грёбаной нимфоманкой. О чём вообще можно говорить с людьми… и с пони… которые идут на поводу у своих желаний?
— Ладно, — медленно сказал я. — Тогда договоримся так. Час я занимаюсь с тобой, а потом ты полчаса оказываешь мне… ответную услугу. Устраивает?
Дождавшись ответного кивка, я секунду помедлил и тоже кивнул:
— Тогда приступай.
Спустя минуту я узнал, что пони писала, зажав ручку ртом — то ли не была обучена письму другим способом, то ли не могла удерживать тем статическим электричеством более тяжёлые предметы, чем лист бумаги. В любом случае — чёрт побери! Почерк у неё оказался в разы лучше моего! Может, тоже научиться писать ртом?
Будильник на столе тикал, чиркала ручка по бумаге, а я старался не отвлекать Оленьку. По себе знаю, как важно сосредоточиться. Да и вряд ли она могла отвечать, пока рот у неё был занят. Так что сидел я рядом на дополнительном стуле и помалкивал. А заодно снова разглядывал кобылку.
Казалась ли она привлекательной? В каком-то смысле — да: конские черты в ней удивительным образом мешались с человеческими, причём обе стороны дополняли друг друга. Но настолько ли привлекательной, чтобы можно было её хотеть?
А считала ли она привлекательным меня или других людей? Ведь с какой-то же стати она согласилась на это. Хотя пока что все её объяснения сводились к одному слову: любопытство.
Надо сказать, мне тоже было любопытно. Любопытно получить опыт репетитора, я имею в виду. Всё-таки учиться мне оставалось два года, а дальше у меня запланированы поступление в вуз, переезд в город — и всё это требует денег. И репетиторство казалось неплохим решением; уж куда лучше, чем каждое лето ездить в райцентр и устраиваться разнорабочим на полставки на фабрику по производству дверей.
Поэтому Оленька была моей «пробой пера».
— Антон, у меня всё готово. Антон?
— А? — я встрепенулся и понял, что неподвижно смотрел куда-то в стену. Оленька сидела рядом и подпихивала копытцем ко мне листочек бумаги.
Проверка теста много времени не отняла.
Всё оказалось не так уж плохо: всего лишь отдельные провалы. Однако эти провалы начинались с пробелов в давних темах, ещё уровня шестого класса. По сути, кое в чём Оленьке придётся нагонять два года.
Ну что ж, заодно и сам повторю этот материал. Всяко больше пользы, чем от просмотра очередного телесериала по телевизору.
— В целом, всё ясно, — сказал я кобылке, которая поджимала хвостик и до сих пор старалась на меня не смотреть. — Кое-что придётся основательно подтянуть, но ничего прямо-таки катастрофического не вижу.
Напряжённые плечи Оленьки опустились, раздался тихий вздох облегчения. Посмотрев на меня, она улыбнулась, отчего выражение мордочки стало ну почти человечьим.
— Я уж подумала, что ты меня дурой назовёшь.
— Не напрашивайся на комплименты. Есть над чем работать.
— Ясно… когда тогда встретимся в следующий раз?
— Давай послезавтра, в это же время. У меня, — мотнул головой в сторону окна. На своей территории я чувствовал себя увереннее. К тому же мои родители знали, когда ко мне можно и нельзя заходить, а вот родители Оленьки — нет. И объясняться с ними не хотелось; вообще не люблю кому-либо что-либо доказывать, в чём-то убеждать. Собеседник либо согласен со мной, либо нет — но в таком случае идёт в пешее эротическое.
Взяв листочек, я поднялся — и почувствовал, как мне в бедро ткнулось копытце. Когда я повернулся, то наткнулся на слегка смущённый взгляд кобылки.
— А как же оплата? — тихонько спросила она.
Вот чёрт! А ведь была надежда улизнуть и покончить с этой темой. Тем более, что я до сих пор не определился, как вообще отношусь к этому.
А юлить и идти на попятную — не в моём стиле.
— А разве мы сегодня час прозанимались? — попытался найти я достаточно весомый аргумент.
— Нет, всего сорок минут, — глянула на часы Оленька. — Тогда… тебе двадцать достаётся?
— Да что можно за двадцать минут успеть-то, — я уже сам себя презирал.
— Давай хотя бы… поцелуемся. А там… как получится?
Мы с пони замерли напротив друг друга. Я лихорадочно соображал, как достойно выйти из положения. В какой-то момент мне показалось, что в голову пришла дельная мысль, и я открыл рот, одновременно потянувшись рукой, чтобы одёрнуть футболку.
Оленьке моё движение явно показалось приглашающим жестом.
В следующую секунду её тело поднялось на дыбы — и я чуть присел от тяжести лёгших мне на плечи передних копыт. А голова кобылки очутилась чуть выше моей.
И она снова поцеловала меня.
Мне уже доводилось целоваться с девчонками, особенно с Номер Один. И поцелуй Оленьки почти ничем не отличался: мягкие тёплые губы накрыли мои, чуть надавили. Потом по ним юркнул тёплый кончик языка.
И я сам не заметил, когда открыл рот навстречу.