Опасный роман лебедей

Глава 54

Кофе. Насыщенный, ароматный кофе нежно-коричневого цвета с густыми сливками, подслащенный несколькими кусочками сахара. Гослинг знал, что если выпьет его черным, то в желудке будет кисло. По словам служителей замка, этот напиток подавали в "Силе Луны", и служащий заметил, что если у него выработается привычка пить его, то он может больше никогда не заснуть.

Шайнинг Армор должен был прибыть позже, и тогда испытание начнется всерьез. Никакой предварительной подготовки. Гослинг не ждал этого с нетерпением. Из всех его обязанностей эта была единственной, от которой он хотел бы как-то увильнуть. Он хотел помогать пони, а не наблюдать за тем, как рушатся их жизни.

История вершилась. Высшим судом был суд, в котором председательствовал аликорн. На этот раз, во время заседания, им будут управлять два принца, оба единороги. Несомненно, вся страна была взбудоражена этим событием, и в газетах уже появились редакционные статьи о том, что любое вынесенное решение должно быть спорным, поскольку два единорога не способны вершить правосудие, как аликорны, и Гослинг знал, что это неправда. Кто-то из пони просто болтал ерунду. Если бы в высшем суде председательствовал аликорн, газета нашла бы способ очернить и его, чтобы все общество усомнилось в его суждениях и способности принимать решения. В один прекрасный день его собственные способности пегаса принимать решения, несомненно, будут поставлены под сомнение.

С момента пробуждения он не видел Селестию. Она все еще отдыхала, а он должен был работать, хотя и старался следить за уровнем стресса. Ему было интересно, как у нее дела, чем она занимается и не тоскует ли она.

Увидев знакомого желто-оранжевого пони, Гослинг почувствовал, как у него поднимается настроение…

— Севилья, как ты держишься? — спросил Гослинг.

Земной пони ответил не сразу. Он стоял, перенеся вес с правой стороны на левую, и его уши то поднимались, то опускались, пока он обдумывал вопрос. По прошествии некоторого времени он ответил спокойным голосом:

— Я держусь, Гослинг. Вчера вечером Хотспур явился с пинтой виски, и мы немного выпили. Ну, он выпил… и я тоже, но не так много, как он. Мы разговаривали. Он все сделал лучше. Я думаю… Я не знаю. Это все еще нелегко принять. Мне предлагают все, чего я хотел в жизни, но это не то, что я ожидал получить.

— Забавно, что так получилось. — Гослинг посмотрел другу в глаза.

— Мне предложили поступить в университет… это здорово… но мне придется делать это под охраной. Мне предложили карьеру инженера по общественному восприятию… Я не дурак, это пропаганда, простая и понятная…

— Ты собираешься это сделать? — спросил Гослинг, не желая перебивать.

— Да! — огрызнулся Севилья. — Да! Я хочу, чтобы они заплатили за то, что сделали! За то, что они делают! Что они сделали со мной! Что они сделали с тобой… — Голос Севильи смягчился, и после того, как на мгновение он стал выглядеть сердитым, земной пони теперь выглядел просто грустным. — То, что они сделали с моей страной… они разрывают ее на части. Я не могу этого допустить. Если я могу сражаться с помощью картинок и умных слов, то я буду сражаться всем сердцем и всем своим мужеством.

— Похоже, ты на взводе.

— Да. — Севилья устало вздохнул. — Прости, что повысил голос. Мне сейчас очень тяжело.

— Не волнуйся, не стесняйся. Нам будет легче, если мы будем держаться вместе. — Гослинг ободряюще улыбнулся Севилье.

— Я всегда считал это глупостью, — признался Севилья, — Твайлайт Спаркл и вся ее дружеская чепуха. Я нашел копию одной из ее книг в своей новой квартире. Читаю ее. Помогает. Не знаю, кто ее там оставил, но я очень благодарен. Она помогла мне пережить долгую ночь, когда я не мог уснуть.

— Виски и книги — все, что нужно, чтобы пережить ночь, Севилья.

Из уст Севильи вырвался неохотный смех, перешедший в усталое хихиканье, которое длилось несколько долгих мгновений, пока не угасло, но оставило после себя теплую, счастливую улыбку. Он вздохнул, возможно, чтобы наполнить легкие воздухом, столь необходимым после смеха, а может, просто потому, что устал.

— Забавно, что Хотспур — мой друг, — сказал Севилья Гослингу тихим, приглушенным голосом. — Он старше. Я имею в виду, он намного старше. Это было похоже на разговор с моим отцом, только по-другому. Есть вещи, о которых я никогда бы не смог рассказать своему отцу, и есть вещи, о которых я могу поговорить с ним. Было приятно, что Хотспур рядом. Никогда не думал, что скажу это.

— Эх, он прожил достаточно долго, чтобы поумнеть, — ответил Гослинг. — Хочешь сделать несколько снимков, когда Шайнинг Армор приземлится? Такая возможность как никогда кстати. Постарайся сделать хороший снимок, когда он будет спускаться с небесной колесницы.

— Эй, это фантастическая идея… Мне нужно сходить за фотоаппаратом…

Было очевидно, что Шайнинг Армор знает, как правильно выйти в свет. Это был ценный навык для королевских особ. Вокруг него выстроилось целое крыло кристальных пегасов, а его золотые доспехи, отделанные фиолетовой эмалью, сверкали на солнце. Все крыло летело в форме сердца, в центре которого находился Шайнинг Армор, восседающий на своей небесной колеснице. Это было великолепное зрелище, и казалось, что пегасы летят почти кончик к кончику крыла. Чтобы выстроить такой строй, потребовались бы бесконечные часы тренировок.

Гослинг стоял на траве вместе с Севильей и смотрел, как приближается Шайнинг Армор. В нескольких шагах от них стояла принцесса Селестия в окружении своих учеников, которые получили возможность понаблюдать за впечатляющим зрелищем. Они столпились вокруг нее, с опаской поглядывая на Гослинга, ведь он был известным разносчиком вшей.

Блюблад и Рейвен стояли у взлетно-посадочной полосы. Рейвен была вооружена планшетом, ежедневником и прочими инструментами своей профессии. Блюблад выглядел скучающим и незаинтересованным. Неподалеку от них Кибиц стоял и смотрел на впечатляющее построение.

День выдался великолепный. Стоя на солнце, Гослинг чувствовал, как от него уходит напряжение. Он чувствовал себя немного возбужденным и нервным из-за выпитого ранее кофе, но его это не беспокоило. Он наблюдал за тем, как Севилья начинает фотографировать, и на губах Гослинга заиграло что-то вроде улыбки. Севилья фотографировал не Шайнинг Армора, нет, еще нет, он направил камеру на принцессу Селестию и ее учеников.

— Доблестные защитники принцессы Селестии защищают её от Короля Вшей…

— Эй! — Гослинг попытался выглядеть грозно, но не смог сдержать широкую ухмылку. — Не смей рассказывать об этом!

— Но это история, которую нужно рассказать. — Пока он говорил, Севилья сфотографировал Гослинга. — Я не потерплю таких, как ты, Король Вшей!

Со стороны Селестии и ее учеников раздался смех, и Гослинг почувствовал, что его шея стала теплой. Не от злости, нет, он не злился на своего друга, но ему было неловко. Что-то подсказывало ему, что это запомнится. Возможно, это также заинтересует всех жеребят Эквестрии, а может быть, просто напугает их.

Сделав еще несколько снимков, Севилья переключил внимание на Шайнинг Армора, который теперь был гораздо ближе. Земной пони ровной, уверенной походкой направился к взлетно-посадочной полосе, приближаясь к месту, где Шайнинг Армор должен был приземлиться.

Именно в этот момент Гослинг понял, что это его будущее. Все это. То, что происходит сейчас. Счастье, когда и где его можно найти. Он стал лучше понимать Блюблада и Рейвен. Они тоже оказались в этой ловушке, но сумели извлечь из нее максимум пользы. Он полагал, что они по-своему счастливы. Такие моменты, как этот, были лучшим, на что он мог надеяться, — яркий сияющий момент, когда все было идеально, позволяющий немного передохнуть перед тем, как все снова станет рушиться.

Прибытие Шайнинг Армора, хотя и было радостным, означало начало того, что, несомненно, станет очень напряженным временем для всех пони. Селестия с ужасом думала о том, как это испытание отразится на ее народе. Луна опасалась долгосрочных последствий и переживала так, что простому смертному было не понять. Блюблад был в ужасном раздражении с тех пор, как стал фактическим правителем дня, и, как говорили, был просто невыносим. Рейвен была перегружена работой так, что Гослинг не мог понять, как она вообще держится на ногах.

Такова была жизнь, которую он выбрал. Он взглянул на Севилью. Земной пони тоже был втянут в эту жизнь. У Севильи не было особого выбора. Он перевел взгляд на Селестию, окруженную жеребятами. Она выглядела счастливой, но он знал, что это лишь маска. Глубоко внутри она страдала, и лишь немногие пони видели это или даже знали об этом. Но он знал. Гослинг знал это слишком хорошо.

Построение в виде сердца распалась, и пони сменили позицию. Небесная колесница Шайнинг Армора была выдвинута вперед и стала острием стрелы, а остальные кристальные пегасы — древком и оперением. Стрела получилась огромной, и Гослинг наблюдал за тем, как они кружат над головой, устраивая великолепное шоу для любого пони, наблюдающего за небом. Сделав один круг, Шайнинг Армор все же зашел на посадку, и он помахал ему, когда небесная колесница приблизилась к посадочной полосе.

Гослинг сожалел лишь о том, что Луны не было рядом, чтобы разделить этот счастливый момент.

Гослинг довольствовался тем, что оставался на заднем плане, пока принцесса Селестия охаживала Шайнинг Армора и рассказывала ему о последних событиях. Вокруг него воздух был наэлектризован, как при надвигающейся грозе. Появление Шайнинг Армора означало, что грядут перемены, большие перемены, меняющие жизнь, такие перемены, которые могут изменить или сломать судьбу целого народа. Гослинг не завидовал такому уровню ответственности.

Корона была тяжелой и страшной вещью. Пони всегда говорили о том, что хотят власти, хотят быть главными, как это было бы здорово, как это было бы потрясающе, но очень немногие понимали, насколько это обременительно, насколько это истощает, насколько это может быть ужасно. Гослинг полагал, что есть те, кому корона не покажется тяжелой, и, возможно, такие непригодны для правления. Тиранические деспоты не могут быть обременены ответственностью и совестью.

Возможно, короны больше всего подходят тем, кому они кажутся тяжелыми.

Селестия призналась ему, что бывали моменты, когда она была уверена, что корона сломает ей шею. Он знал, что она ненавидит ее, знал, что она подумывает об отречении, знал, что этот груз давит ее так, что немногие пони могут выжить, будучи раздавленными. И Гослинг, глупый жеребенок, каким он был, решил взять на себя часть ее бремени.

— Шайнинг Армор, ты хорошо выглядишь, — обратилась Селестия к Шайнинг Армору. — Как поживает дорогая Кейденс?

— Ворчит, — без колебаний ответил он. — Она была так счастлива с Флурри… а теперь она почти невыносима…

— Ты не должен так говорить! — Глаза Селестии расширились, она поднялась во весь рост и возвысилась над племянником. — Как тебе не стыдно, Шайнинг, как тебе не стыдно! — Ее голос был дразнящим, а выражение лица — насмешливо-серьезным.

И вот оно. Теперь Гослинг мог видеть это. Маленькие порции счастья, дающие жизнь, которые поддерживали Селестию. Маленькие дозы солнечного света, которые поддерживали ее. То же самое счастье, от которого он должен был научиться зависеть, чтобы выжить, процветать и выдержать выбранную им жизнь. Это еще больше укрепило его в мысли о том, что он понял, когда находился снаружи, наблюдая, как строй заходит на посадку.

Он решил поговорить с Севильей о своих осознаниях. Возможно, это поможет земному пони приспособиться к этой жизни. Он бросил взгляд на своего друга, который стоял на почтительном расстоянии, делая снимки только через вежливые промежутки времени. Фотографии Севильи позволят публике заглянуть в личную, частную жизнь королевских особ, чего публика никогда не видела. По мнению Гослинга, у Севильи была возможность изменить ситуацию к лучшему… если бы он смог показать публике, что королевские особы — такие же пони, как и все остальные, только с более причудливым внутренним убранством.

Навострив уши, Гослинг услышал, как Селестия смеется, когда Шайнинг Армор сказал что-то о том, что кобылы неразумны во время беременности. Он был слишком отвлечен своими мыслями, чтобы следить за разговором, и пропустил все, что было сказано. Рейвен тоже начала хихикать, и он наблюдал, как она тайком улыбается Блюбладу. Он не мог не задаться вопросом…

Нет, она была слишком сосредоточена на своей работе и обеспечении бесперебойной работы империи, чтобы допустить нечто подобное. Может, они уже говорили об этом, а может, она просто пыталась немного напугать Блюблада. И если так, то это сработало, потому что на мгновение Гослинг увидел в глазах принца настоящий ужас. Рейвен не собиралась доставлять ему удовольствия, так как унеслась быстрой рысью, оставив позади взволнованного и немного вспотевшего Блюблада.

Рейвен была не из тех кобыл, с которыми можно шутить, если только кто-то ценит свою жизнь.

— Пойдемте, пообедаем, — обратилась Селестия к Шайнинг Армору.

При упоминании слова "обед" уши Гослинга снова навострились. Обед звучал неплохо. Он умирал от голода. И ему нужно было выпить еще кофе. Он поинтересовался, что будет на обед, и почему-то вспомнил школьные годы: он сидел в классе и с любопытством ждал, что же подадут в кафетерии в этот день. Конечно, он мог бы взять меню, но это потребовало бы от него усилий, а в незнании было что-то приятное.

— Севилья, не присоединишься ли ты к нам за обедом? — спросила Селестия.

— Сочту за честь, — ответил Севилья.

Услышав этот обмен репликами, Гослинг почувствовал облегчение. Пусть не все идеально, но все будет хорошо. Севилья справится с этим. Гослинг понимал, что Севилья теперь один из них, и, несомненно, Селестия и остальные сделают все возможное, чтобы помочь ему адаптироваться. Эта мысль успокоила Гослинга.