Эквестрия: Будущее
Глава четвёртая - вечерняя
Иллюстрации к главе сгенерил DahlSq, за что ему большое спасибо. :)
— И как до этого дошло… — вздохнула Селестия, устраиваясь на стене поудобнее.
— Напомнить? — спросили сразу три пробегающие мимо Флеймстрим хором. Оставалось порадоваться, что только три. При талантах новой воспитанницы Селестии к самокопированию и ее энтузиазме могло быть и гораздо хуже, ибо пределов ни тому, ни другому явно не было.
Так что Селестия лишь ностальгически вздохнула. Такое забудешь... Вот никогда ничего не бывает, как должно, остается лишь обращать обстоятельства себе на пользу. Хотя ей не привыкать. И когда на горизонте счастливого монастыря, под ее мудрейшим ноговодством весьма успешно торгующего блинами по секретным рецептам, замаячили два жулика, сыновья прославленных некогда к тому же прохвостов — Флима и Флема — сложить два и два было воистину несложно. Как и обратить не слишком еще заматеревших жуликов на путь истинный... с которого, впрочем, по неопытности они могут и свалиться. Особенно с чужой «помощью». Ну да поглядим, а пока что...
— Нет, это был риторический вопрос. — Селестия покосилась на понек и изобразила легкое возмущение. Сугубо в воспитательных целях, разумеется, долг наставницы и все такое. — И вообще, у нас тут вроде как война, а ты с попкорном! Не стыдно?
— Не-а! — ответили поньки, таща шезлонги и скамейки. — Тебе я тоже взяла. Но раз не надо…
— Я вот те дам — не надо! — пробурчала Селестия, властью приора экспроприоруя у них попкорн. — Просто это непатриотично.
— Ну так блины пока печь не на чем, печка-то наша нынче сами видите где… — пропыхтел брат Штормвинд, вскарабкиваясь на стену и волоча за собой по ступеням здоровенный латунный светоскоп. — Во, теперь узрим все подробности, так сказать! И даже запишем. Для потомков. А что, могут и появиться! И пожалеют, что такое пропустили.
— Да уж вижу…
Луна точно пожалела бы. Селестия дернула ухом и вновь вздохнула. Не дают подумать о высоком, пережить трагичность момента, помыслить о прихотях изломанных судеб и роковых перипетиях, что привели к столь драматичным последствиям… да и Дискорд с ним!
— Чур, я первая! — принцесса подхватила прибор магией, устанавливая объективами к городу.
А началось все с того, что монастырь посетил благообразный и кругленький, как всегда, булла Абдулла. Наседатель, или как его там, главного конькурента Селестии в деле выпечки — осламского монастыря пророка Муад’Диба. Вместо неугодных пророку невесть почему блинов там пекли лаваш и лепешки разных видов, и Селестия отчаялась, хотя не один бассейн чая выпила за раздумьями, понять, чем же блины мешают лепешкам, ведь хорошо покупали и то, и другое. Сам же булла старательно топил ответ в океане восточного словоблудия с архипелагами цитат из Коньрана, и Селестия уже начинала подозревать, что он его попросту не знает. Ну, или предки так не делали, обычная отмазка, а может, желание утереть пришлым или ей лично нос… Словом, сплошь непонятки.
Впрочем, осламистов вообще мало кто понимал, ибо при некоторых заявленных добродетелях сия религия как-то умудрялась регулярно вылазить боком и им самим, и соседям. Вон, в Марсонии до сих пор строят джаггернауты «Меркофе-3», и накрывают поселки железными куполами, которые, впрочем, не всегда помогают от массово выстреливаемых из катапульт ослов-фанатиков, заряженных тринитропургеном. Ибо быстро ржавеют и весьма дорого обходятся.
Вместе с тем особых экстремлений за буллой не водилось… по крайней мере, пока и явно. Ну, или до тех пор, пока хитрогатый булла не напел братцам в уши о всех благах ослама, и помимо куда более весомой оплаты о возможности завести нескольких жен и наложниц. После чего старший братец и перебежал «на ту сторону», и построил при мечети вместо тамдыров, в которых смиренные ослихи пекли лаваш и чуреки с чювяками, могучую механизированную печь, наполнившую рынок сбыта также и блинами по сворованному рецепту. Едва став приносить прибыль булле, блины вдруг неугодными быть резко перестали.
Младшенький в ответ, ужасно разобидевшись за идеалы селестианства и эдакое предательство, водрузил печь на шагающие ноги с паровым котлом и нанес конькурентам тяжкий удар — теперь бродячие по городу печи привлекали покупателей и сразу готовили хоть блины, хоть лаваш, хоть чебуреки прямо на месте, с пылу с жару. Старший братец, видя, что проигрывает, с благословония буллы в рамках борьбы с неверной выпечкой снабдил свои бродячие печки уже паровыми молотками, и… вот тут-то оба братца и закусили удила всерьез.
Селестия неохотно уступила окуляры светоскопа и захрустела попкорном с нотками задумчивости. Изобретательность братцев впечатляла, однако… все свелось к очередной гонке вооружений, которая быстро утратила изначальный смысл и стала самоцелью. Увещевания самой Селестии, публичные и личные, пропали втуне, булла же только старательно маслица в огонь подливал зажигательными речами, а играть в одни ворота… уроки истории Селестия помнила прекрасно, так что в коньце коньцов отступилась. Пусть сами шишки набивают, полезнее будет.
Печки тем временем уже не пекли ни блины, ни лаваш — они становились все больше, гонялись друг за другом и крушили врага все более мощными колотушками всех видов, распугивая жителей города и учиняя нехилый разгром, пока ситуация не вышла из-под контроля и не наступило… вот это. Буквально.
«Как слонопотам на ухо медведю», — подумала Селестия.
Собственно, тут даже светоскоп и не был особо нужен. Изрыгающая струи пара металлическая громада шагохода «Блин’О'Вар 40.000», покинувшая сим судьбоносным утром монастырь, и увлекшая в своей утробе Флума и бывшую «Эпону», ставшую ее пылающим сердцем, с лязгом и громыханием ковыляла по улице полуразрушенного города навстречу другому такому же бродячему самовару, вздымающемуся над кое-где уцелевшими крышами и управляемому Фломом.
На спине машины виднелась крупная и успевшая подтечь надпись «За Силестию! Ипона-мать!», заставляющая принцессу всякий раз морщиться. Впрочем, это с лихвой компенсировалось выведенной на брюхе второй машины «Звиздой Вастока», к некоторому злорадству Селестии. С грамотностью у братцев было куда хуже, чем с изобретениями. И с этим тоже надо будет что-то делать.
«Вот уж да, полный васточный звиздец»… — Принцесса поерзала, устраиваясь в шезлонге поудобнее.
Оба шагохода щетинились жерлами, булавами, какими-то кривыми лезвиями и шипами, и зачем-то даже зубами, однако со скоростью у них дела обстояли неважно — прожорливые топки с малым возимым запасом угля не выдавали нужной мощности. Так что противники сходились неспешно, грозно завывая сиренами и осыпая друг друга руганью и метательными снарядами. Благо крышу у братцев не настолько снесло, чтобы додуматься до чего-то бомбического, и в обе стороны летел преимущественно всякий мусор, огрызки с помойки и бронебойно-подкалиберные дорожные кексы тройной черствости по рецепту широко известного в узких кругах пресвятого отшельника Огрида Асизского, ставшего некогда основателем и первым настоятелем монастыря Святой Молестии.
Все это добро разбивалось о приклепанные на шагоходах листы котельного железа и ущерб наносило в основном морально-экологический, усеивая ближние улицы — кроме кексов, оставляющих на броне «Звизды» глубокие вмятины и трещины и с визгом рикошетящих в разные стороны, круша кирпичи и стекла.
«Надеюсь, у горожан хватит ума не высовываться из подвалов», — озабоченно подумала Селестия, когда шальной кекс вышиб искры и каменную крошку из гранитной стены осламского монастыря. Такие кексы при почти абсолютной неугрызаемости выпекались для путешественников и пользовались большой популярностью у местных хаджитов, ибо позволяли без особого труда получать угодные пророку лишения, практически не портились и мало весили, отчего содержались в кладовках монастыря в больших количествах, откуда Флум их и выгреб. И теперь он имел неплохие шансы раскурочить броню соперника, от которой уже начали отлетать заклепки и ошметки.
Но тут стойко идущий вперед под скрежет стальных зубов Флом счел, что расстояние сократилось достаточно, и его трехногий шагоход, похожий на огромную и уже изрядно помятую кастрюлю, со скрежетом опустился на мостовую, растопырил лапы пошире, упершись в землю, затем его корпус разъехался надвое, высвобождая огромную мортиру, жерло которой раздвинулось и поднялось, нацеливаясь на приближающегося соперника. Селестия честно постаралась воспринять этот сюрреализм цензурно, но вышло очень не очень.
— Э… Сестра-настоятельница, есть мнение, что нам следовало бы найти укрытие, — несколько нервно сообщил Штормвинд, ибо шагоходы находились на одной линии с обоими монастырями. — Во избежание.
— И куда он денется? — риторически спросила Селестия, ставя, впрочем, магический щит на всякий пожарный. Сойти с улицы огромному квадратному и квадрупедному комоду с торчащими трубами, из которых повалил еще более густой дым, покрывая улицу сажей, было банально некуда.
— БУБУХ! — сказала мортира и послала в пытающийся ускориться аппарат Флума огромный шар сырого и липкого творожного теста. Шар настиг цель, расплескался по ней, едва не опрокинув шагоход, приклеив его к улице и склеив конечности. Погребенный в куче белой липкой массы агрегат яростно взревел сиреной, лязгая стальными челюстями, но безнадежно застрял, накренившись и слабо ворочаясь.
— Один — ноль! — с огорчением коньстатировали возбужденно мигающие по стене взад-вперед Флеймстрим. — Не в нашу пользу…
— Что-то мне подсказывает, что это ненадолго, — хмыкнула Селестия под ворчание Штормвинда, хрустя попкорном.
Махина Флома задвинула мортиру обратно, с пыхтением воздвиглась и двинулась вперед. Повернувшийся на шагоходе Флума наплечный бронеколпак с торчащими из-под него стволами вновь принялся выплевывать кексы, пытаясь доломать вражескую броню, а из поднявшихся заслонок ударили языки пламени, запекая тесто. Торчащая из короткой трубы на корпусе «Звизды» шипастая булава с шипением выдвинулась и начала вращаться.
С третьей попытки Флому удалось повернуть шагоход так, что булава угодила в колпак и смяла его. Пушки заклинило, из-под них ударили струи пара. Но тут Флум выпрямил ноги шагохода, запекшееся тесто с хрустом рассыпалось на куски, и в брюхе выпрямившейся машины открылся люк. Оттуда с грохотом вылетело огромное копыто и лягнуло шагоход Флома так, что тот, шатаясь, побежал задом наперед, вихляясь и долбясь о стены.
Флум выдвинул из корпуса многоствольный блиномет и открыл огонь, пустив машину вперед громыхающей рысью. Ворочающийся среди разваливающихся домов шагоход Флома потерял обзор — комья блинов залепили кабину, и начал наугад махать булавой. Подбежавший Флум с громоподобным дребезгом врезался в шагоход братца, и обе машины, сцепившись, выписали несколько фигур «Танца маленьких лыблядей», доламывая квартал и неуклонно приближаясь к осламской обители.
Селестия нацелила светоскоп получше и увидела на стене буллу Абдуллу, отчего-то утратившего и благообразие, и свойственный ему в последнее время торжественный вид. Булла ломал на себе рога, в ужасе глядя на надвигающийся балет монстров. Его схватили за хвост ослы-прихвостни и утащили куда-то вниз. Вовремя — ибо мутузящие друг друга железные чудовища стену и не заметили, снеся ее и вломившись в обитель.
— Пиздец конькурентам, — философским хором сообщила Флеймстрим, доедая попкорн.
— Манеры, юная фелледи! — сурово напомнила Селестия.
— Ой, подумаешь… ну пусть будет хана, суть от этого не изменится. — единорожки пожали плечами.
— Зато мнение окружающих о тебе изменится ощутимо, — заметил Штормвинд назидательно.
— И че? — его окружили тесным кольцом и зажали, пристально глядя со всех сторон, сверху… Штормвинд затравленно сглотнул, не способный даже шевельнуться. — Думаешь, это им сильно поможет? Ай! Больно же!
— В твоем случае поможет месячная уборка монастыря и чистка картошки на кухне, — уточнила Селестия, телекинезом выкрутившая все нахальные уши сразу. — И никаких блинов!
— Ну-у… я же пошутила… — заныли поньки. — Как же без блинов?!
— Молча, — отрезала принцесса, возвращая свое внимание прибору. Топчущиеся по руинам осламской обители шагоходы двигались все медленнее — похоже, у них кончался уголь. Но зато Флом выдвинул две здоровенные дисковые пилы, а Флум ответил воющими буравами, и теперь стальные монстры в фонтанах искр упоенно потрошили друг друга. Селестия удовлетворенно улыбнулась. Вот сейчас… Да!
— Кажется, — пробормотал Штормвинд, — сейчас здесь будет грязно. До невозможности грязно!
Сработали катапульты, высоко над городом повисли купола двух парашютов. А над осламской обителью взметнулось ревущее облако пара, дыма и пламени — на развороченных шагоходах взорвались котлы. Щедро набитое внутрь в качестве боезапаса содержимое местных свалок и помоек взлетело кверху и вонючим грязевым ливнем обрушилось на город, угадив его до окраин сверху донизу. Кроме оставшихся белоснежными стен молестианского монастыря, прикрытого золотистой дымкой щита.
— Вот и все, — сказала Селестия, подтаскивая обоих пилотов к монастырю чарами. — Финита ля комедия.
— Эй, а второго зачем? — Флеймстрим разом насупились. — А хотя да, ща я его отметелю! Давай сюда этого предателя!
— Не надо меня метелить, я хороший! — завопил Флом, поджимая ноги, до которых пытались дотянуться Флеймстрим, стягиваясь в пирамиду. — Я глубоко раскаиваюсь! Сознаю свою вину, меру, степень, глубину, и прошу учесть тот факт, что я уже прошел войну! А ветеранов бить нельзя, им льготы полагаются! Селестия-а-а-а, да скажи же ты этой ненормальной! Ой, больно же, ты, порождение от брака ксерокса с принтером!
— Ах так? — цапнувшая его за хвост Флеймстрим рассвирепела.— Да я тебя сейчас самого в распечатку переделаю и в шреддер засуну! Селестия, да опусти же ты его!
Пирамида раскачивалась, махая копытцами и клацая зубами в опасной близости от крупа Флома, болтающегося на стропах парашюта, который Селестия держала в воздухе, пока брат Штормвинд отлавливал и выпутывал из ремней Флума.
— Э, принцесса, может, все-таки… — нерешительно сказал Флум, с опаской поглядывая на развоевавшуюся Флеймстрим.
— Да, пожалуй, — задумчиво произнесла Селестия, аккуратно перемещая азартно переругивающихся противников в разные стороны и ставя между ними барьер. — Вот что я думаю. Пожалуй, мы… простим Флома и примем его назад.
— Что?! — завопили Флеймстрим. — Почему это?! Он предатель!
— Все могут ошибиться, а ему в уши заливал не абы кто, а сам булла Абдулла, этот и не таких соблазнял, — скорбно вздохнула Селестия. — И теперь наш Флом, получив весьма ценный урок, больше не поддастся на искушение, кто бы его ни пытался сманить с пути истинного, правда?
— Да, да, конечно! — под ее лучистым взглядом истово закивал Флом и тихо добавил: — Тем более под чадрой они все страшнее чумы… И с усами! Я уже и пожалел, что согласился.
— Ничего, мой маленький пони, твои страдания были не напрасны, и тебе воздастся, — величественно кивнула Селестия. — Но в ближайшее время тебе лучше не покидать монастыря, пока я не… расставлю приоритеты.
Распахнув огромные крылья, принцесса величаво слетела со стены.
— И что это означает? — спросила Флеймстрим подозрительно, плотоядно поглядывая на нервничающего Флома.
— Ну… — Штормвинд пожал крыльями. — Сама подумай. Хотя бы о том, во что обошлось строительство таких монстров, потянул бы их Флум в одиночку, булла-то платил только за «ту сторону», и кому в итоге припомнят и призывы восстать против нашего монастыря, и угаженный разрушенный город, и кто кротко, аки голубица, призывал к миру, и остался, хм… весь в белом… не говоря о том, у кого теперь есть припасы и ресурсы, чтобы восстановить город и прокормить его жителей, пока будет идти строительство…
— Вы… — задохнулась Флеймстрим, складываясь в одну морду от потрясения. — Вы это все подстро!..
Братцы одинаково ухмыльнулись, а Штормвинд ловко заткнул поньку свернутым блином.
— Тс-с-с. Не говори глупостей, ага? Просто некий булла был, гм, так искренен в своих желаниях, что было бы просто неудобно их не исполнить.
— Ну да, ну да… — мрачно пробурчала Флеймстрим, прожевав блин. — Напомни мне попросить Селестию, чтобы она не исполняла моих желаний. Джинн из нее аховый.
— А может, как раз наоборот, — хихикнул Штормвинд. — Слишком хороший.
— Это точно, — синхронно подтвердили братцы. — Кстати, это твое желание она ведь тоже выполнит. Столь же... творчески.
— Упс…
— А это точно тот город? — Луна остановила «Хорсхаммер», изучая панораму.
— Географическое положение соответствует заданному, — проверив данные, сказала Симанго. — Но на снимках он куда более… целый. Странно. Что могло случиться? Я не нахожу информации о войне или катастрофе в этом районе, и…
— Я знаю, что здесь случилось, — фыркнула Луна и нажала на газ. — Наверняка сестрица малость заскучать изволили и внесли в окружающую реальность по старой памяти мелкие поправки на местное благо. Ибо принцессы бывшими не бывают.
— Это — «мелкие»? — Симанго даже рябью помех пошла. — А что будет, если она СИЛЬНО заскучает?!
— Всеобщее благо, — замогильным голосом сказала Луна, выруливая ко въезду в развороченный город. Под колесами задребезжали обломки кирпичей и какие-то мелкие железки. — И поверь, тебе лучше не знать, что это такое. Хризолитовая Кадензия и Сношайнинг Амур мне в свидетели.
— Сноша… — Симанго просчитала варианты и поперхнулась. — Э, наверно, я не хочу этого знать.
— И правильно, — Луна ловко объехала здоровенную воронку на перекрестке, на дне которой лежала огромная железная вставная челюсть. Симанго проводила ее диким взглядом, провела срочную самодиагностику, потом закрыла глаза и потрясла головой. — Мы с Голдом тогда еле-еле все разгребли… так что лучше думай о ждущих нас блинах. Может, они тебе понравятся даже больше манго.
— Не бывает ничего вкуснее манго! — возмутилась Симанго, позабыв про челюсть. — Никогда!
— Никогда не говори «никогда». — Луна с усмешкой повернула к монастырю.
— Посмотрим! — Симанго предпочла не заметить очередного мозголомного парадокса и упрямо насупилась.
— Посмотрим. На что спорим?
— На ящик манго!
— Мне-то он на кой?
— Мне отдашь, раз не надо! — понька скорчила рожицу и показала язычок.
— Логично, — рассмеялась Луна, притормозив. Впереди гостеприимно распахнулись ворота сияющего белизной величественного монастыря.