Кристальный реванш

1. Гармония

Во многих главах будет музыкальное сопровождение для атмосферы.
Музыка: Quiet Land — https://www.youtube.com/watch?v=7pVg1F3gnpQ

Гармония вечна... — слова, что шепотом проносятся ветрами древних лесов Эквестрии, среди высоких гор и цветущих лугов, кажутся истиной, вырезанной в самой ткани вселенной. Прекрасная и волшебная страна, где всё вокруг пропитано магией и дружбой, всегда представлялась как оазис мира в море бурь, бушующих за её границами.

Эквестрия — земля, где каждая тропинка, каждая река и каждое дерево дышат магией. Здесь пони, грифоны, драконы и даже зебры находили приют под крыльями благосклонных правителей. Уже более чем тысячу лет жители этой волшебной страны верили, что само небо охраняет их спокойствие и процветание.

Там, в величественном Кантерлоте, на троне света сидела Принцесса Селестия — воплощение мудрости и великодушия. Её белоснежные крылья распростёрты над каждым уголком Эквестрии, и её золотая корона блестела, как солнце на рассвете. Её сестра, Принцесса Луна, вернувшаяся из многовекового изгнания, правила ночью — повелительница звёзд и луны, нежно оберегающая сны своих подданных. Тысяча и семь лет прошло с того рокового дня, когда Луна, пав жертвой своей ревности и отчаяния, стала Найтмер Мун. Но изгнание подошло к концу, раны зажили, и сестры снова правили вместе, восстановив равновесие.

Эквестрия жила в мире. Мире, который был неизменен, как само время. Здесь царила дружба, крепкая, как горы Кантерлота. Древние магические артефакты — элементы гармонии — оберегали эту страну от любого зла. Носители этих элементов, шестеро отважных пони, прославленные своими подвигами, были щитом, стоящим на страже ее жителей. В их сердцах пылала вечная искра дружбы, и пока эта искра горела, в мире не могло быть места страху или тьме.

Твайлайт Спаркл — принцесса дружбы — вместе с её верными подругами, Рарити, Эпплджек, Рейнбоу Дэш, Флаттершай и Пинки Пай, снова и снова доказывали, что никакая угроза не способна поколебать мир и покой Эквестрии. Не раз они побеждали тьму: будь то Хаос, воплощённый в Дискорде, или ужасная тень Короля Сомбры, что уже несколько раз пробовала вернуться из своего изгнания. И каждый раз мир был восстановлен, а народ верил, что с такими защитниками Эквестрия никогда не падёт.

Но если бы даже они не смогли защитить страну, всегда оставалась надежда на небесных сестёр. Принцессы, что правили столь мудро, столь долго, что их имена стали символами вечного света и тьмы, стояли на страже благополучия. Принцесса Селестия, повелительница дня, могла одним своим взглядом усмирить целые армии. Луна, хозяйка ночи, спускалась в кошмары своих подданных, прогоняя страхи и не давая тьме завладеть их сердцами.

И всё же, с каждым годом, с каждым днём мир в Эквестрии казался чем-то само собой разумеющимся. По всей стране, от блестящих шпилей Кантерлота до весёлых улочек Понивилля, от трудолюбивых полей фермеров Эпплузы до дальних земель Якистана, царило чувство, что ни один враг не сможет прервать эру мира и процветания. Покой стал нормой, а война — далёким эхо забытой эпохи.

Но сама вселенная, этот древний и непостижимый механизм, движимый магией, существовал вне времени и вне пределов восприятия смертных и даже бессмертных существ. Силы, скрытые за тонкими завесами мироздания, непрестанно плели свою паутину равновесия, наблюдая за хрупкими балансами добра и зла, света и тьмы. Гармония, хотя и казалась нерушимой, на самом деле была эфемерной — тонким шёлковым полотном, которое могло порваться при малейшем неверном движении.

И вот, в самой глубине веков, в неизведанных уголках мироздания, что-то начало меняться. Космические силы, столь древние и мудрые, начали осознавать, что гармония, дабы не угаснуть во тьме грядущего, требует большего. Гармония не могла держаться на одной лишь дружбе или мудрости небесных сестёр. Мир нуждался в чём-то, что смогло бы стать олицетворением самой чистоты, самого света — силе, что могла исцелить сердца не только магией, но и любовью.

Нужен был новый аликорн. Не тот, кто бы правил с мудростью или отвагой, но тот, кто мог бы принести любовь, милосердие и сострадание туда, где они казались утраченными. Аликорн, в сердце которого бы не было ни капли злобы или ненависти. И вселенная, в своём вечном движении, нашла подходящую душу.

Когда-то, в далёком прошлом, она уже знала тяжёлую жизнь и страдания. Когда-то её звали другим именем, и она существовала в другую эпоху, эпоху хаоса и жестокости, когда пони еще были разделены, вендиго терзали этот дикий мир, а аликорны не правили подобно богам. Она была одной из тех, кто пострадал больше всех, познала боль и отчаяние, но не потеряла надежды. Она лучше других знала, что такое утратить всё, но даже тогда её сердце было полно любви и сострадания к тем, кто был вокруг. И когда тело было уничтожено в пламени чистой ярости её родной эпохи, душа не погасла, а сохранилась в забвении вместе со всей своей абсолютной любовью.

И вот настал этот день. В тайне от смертных и богов, силы, движущие мирозданием, вытянули эту душу из глубин пустоты. Она была вновь воплощена в мире, как новый аликорн — олицетворение чистейшей любви.

Мир не знал о её прошлом. Для него она была новорожденной, невинной и чистой, маленькой и беззащитной. Родители, счастливые и трепещущие от радости, дали ей имя — Фларри Харт. Маленькая принцесса, рожденная в Кристальной империи, стала новым аликорном, символом любви, которого мир так долго ждал, хоть и не догадывался об этом.

Фларри Харт — крошечная искорка света в этом мире, казалась обычным ребёнком. Её розовые крылья мягко переливались на солнце, а её рог, пусть и пока слабый, уже носил силу, которую не могли понять даже самые мудрые маги Эквестрии. Её голубые глаза светились невинностью и чистотой, а её улыбка могла растопить даже самое холодное сердце.

Родители Фларри — Принцесса Каденс, правительница Кристальной Империи, и Шайнинг Армор, её муж и капитан гвардии, — были безмерно счастливы и не подозревали, что в этом маленьком существе скрыта забытая всеми истерзанная душа, чья любовь и милосердие прошли через века страданий и боли.

Голубые глаза Фларри сияли так, как могут только глаза ребёнка, который ещё не знал горя и боли. Они были полны любопытства и ожидания открытий, а её смех — звонкий и радостный — разносился по всему дворцу, заставляя улыбаться даже самых строгих стражей. С каждым днём она становилась всё более самостоятельной, уже в три года заговорив своими первыми осознанными фразами, которые принесли родителям неподдельную радость.

Фларри любила бегать по кристальным залам, её шаги были лёгкими, а движения — грациозными, словно она была частью самой природы этой земли. Каждое мгновение её жизни было наполнено чудом, каждая игра — новым открытием. Она училась чувствовать этот мир, его магию, познавая его с бесконечной жаждой знаний и веселья. Всё вокруг казалось ей удивительным — снег, который ложился мягким покрывалом на землю, блеск кристаллов, сияющих на утреннем солнце, и магия, что словно сама по себе жила в воздухе. Так она проживала свою беззаботную жизнь, в счастье и неподдельной и чистой любви к своим родным и друзьями, любви, которая была полностью взаимной.

Ночь согревающего очага опустилась на Кристальную Империю, когда очередной год подошёл к концу. Улицы были полны радости, смеха и света, как разноцветные огоньки, сияющие в каждом кристальном доме. Снежинки, словно маленькие звёздочки, медленно падали на землю, и в воздухе витал аромат сидра и горячих пирогов. Внутри дворца было тепло и уютно, огонь потрескивал в камине, а принцесса Каденс, нежно улыбаясь, сидела рядом с кроватью своей дочери. Маленькая Фларри Харт, укрытая тёплым одеялом, смотрела на свою мать блестящими глазами, ожидая вечера сказок.

— Ну что, моя маленькая звёздочка, — начала Каденс, присаживаясь на мягкий пуфик у кровати, — какую сказку ты хочешь услышать сегодня? Может, про доблестных героев Эквестрии или про волшебных зверей, что живут в горах?

Фларри Харт слегка нахмурилась, покачала головой и, потянувшись за своим любимым плюшевым сердечком, крепко прижала его к себе.

— Мамочка, я уже много раз слышала все эти сказки, — её голос был чуть приглушённым. Всё это мне уже так знакомо… — Она на секунду замялась, будто подбирая слова, а затем, внезапно, её взгляд стал серьёзным. — А можно мне сегодня… «Историю о тени»?

Каденс нахмурилась, услышав просьбу дочери. Это было неожиданно.

История о Сомбре не была чем-то, что обычно рассказывали маленьким детям на ночь. И всё же… что-то в этой просьбе заставило её задуматься. Она помедлила, прежде чем спросить:

— История о тени? И откуда же, интересно, ты узнала о ней, моя дорогая?

Фларри слегка смутилась, избегая взгляда матери. Она чуть приподнялась на кровати и тихо прошептала:

— Я слышала, как об этом говорили несколько стражников во дворе сегодня днём. Они что-то упоминали о «тени прошлого» и о том, как она однажды вернулась, — голос Фларри был тихим, но настойчивым. — Я не поняла, что они имели в виду, но это... звучало интересно. Все твои сказки всегда полны света, добра и дружбы. А что это за тень? И почему она вернулась?

Каденс сначала рассмеялась, но её смех был натянутым. Внутри неё поднялась волна тревоги — неужели стража настолько беспечна, что позволяет себе обсуждать такие мрачные темы рядом с её дочерью? Это была не просто случайная ошибка, это было опасно. Она провела копытом по мягким волосам Фларри, словно пытаясь защитить её от той тьмы, что скрывалась в истории, которую захотела услышать дочь.

— Ах, Фларри, — начала Каденс, вздыхая и пытаясь сохранить спокойный тон, — это даже не сказка. Это... тяжёлая и болезненная быль. Не уверенна, что ты готова её услышать. Время стёрло многие детали, и даже кристальные пони, когда-то пережившие те события, забыли большую часть. Амнезия и туман времени скрыли от нас слишком многое.

Она замолчала на мгновение, раздумывая, стоит ли продолжать. История Сомбры была чем-то, что сама Каденс предпочла бы никогда не рассказывать своей дочери. В её сердце всплыли воспоминания о том, как мрачные тени прошлого вновь поднимались, когда Кристальная Империя вернулась из небытия. Было ли правильным обременять маленькую Фларри этой тьмой?

— Ты действительно хочешь услышать? — спросила Каденс, её голос был мягким, но в нём ощущались сомнения.

Фларри кивнула, её глаза блестели в ожидании. Что-то в её юном взгляде подсказало Каденс, что Фларри уже предчувствовала, что мир не всегда бывает полон света. Возможно, в её сердце уже зарождалось осознание того, что наследие принцесс не всегда заключается только в доброте и волшебстве. Возможно, история о Сомбре была частью её собственной судьбы — мрачным воспоминанием, которое всё ещё витало над Кристальной Империей, и которое она должна будет окончательно развеять и предать забвению, как только подрастёт.

— Ладно, — вздохнула Каденс, слегка прищурившись, — но помни, это не весёлая сказка о приключениях и доблестных героях.

Каденс сделала глубокий вдох, её взгляд стал задумчивым и немного отстранённым, словно воспоминания о древней истории уносили её мысли в прошлое. В комнате повисла тишина, только мягкий треск огня в камине сопровождал её слова, когда она начала свой рассказ:

— Давным-давно, задолго до того, как Кристальная Империя вернулась из небытия, здесь правил другой аликорн. Её звали Аморе. Она была не просто правителем — она была воплощением света и любви, истинным символом мира и процветания для всех кристальных пони. Её сердце было чистым, и магия, что текла через её рог, наполняла Кристальное Сердце силой, делая его сияние столь ярким, что оно оберегало весь народ Империи от любого зла.

Голос Каденс стал тише, как будто сама история начинала окутывать комнату тенями.

— Принцесса Аморе была мудрой и великодушной. Она правила с добротой, её магия любви проникала в каждый уголок Империи, и пони, жившие под её защитой, верили, что мир будет вечным, а тьма никогда не коснётся их сердец. Но… в каждом мире есть свои тени, даже там, где царит свет. Тени, которые скрываются глубоко внутри, терпеливо ожидая момента, чтобы выйти на свет.

Каденс на секунду замолчала, её взгляд устремился куда-то вдаль, как будто тени древней истории заполнили не только комнату, но и её собственные мысли. Трещание дров в камине казалось громче, чем прежде, а огонь отбрасывал колеблющиеся тени на стены, создавая ощущение, будто что-то незримое наблюдает за ними.

— Тьма начала пробираться в Империю, — продолжила Каденс, её голос стал более приглушённым и серьёзным. — Эта тьма не пришла извне. Она рождалась внутри, среди тех, кого Аморе пыталась защитить. В сердце одного из пони, который когда-то был близок к ней, зародилась зависть и злоба. Это был Сомбра — существо, рождённое из самой черноты мира. Сначала он скрывался, не показывая свою истинную сущность. Но когда тьма внутри него стала настолько сильной, что её уже нельзя было удержать, он предал Принцессу Аморе.

Фларри Харт слушала, затаив дыхание, её глаза были широко раскрыты. Одеяло, под которым она сидела, уже не могло согреть её от того холодка, который постепенно наполнял её сердце. Этот холодок, который прокрадывался в её душу с каждым словом, был совершенно незнаком ей. Одеяло, под которым она сидела, казалось тонким и бесполезным перед этим нарастающим чувством. Фларри прижалась к нему крепче, но даже теплота ткани не могла удержать тот страх, который начинал разрастаться в её сердце.

— Сомбра воспользовался доверием Аморе, — продолжала Каденс, её голос стал глубже и тяжелее, как будто слова становились весомыми от собственной тьмы. — Он предал ту, кто дала ему всё: шанс на жизнь, доверие, защиту… В один ужасный день он захватил власть в Империи. Его сердце, чёрное как уголь, уже не знало милосердия. Он захватил трон, и наложил проклятие на Кристальное Сердце, которое до этого защищало всех ее жителей.

Каденс сделала паузу, и Фларри почувствовала, как нечто тёмное, словно незримая рука, дотянулось до неё, словно эта история сама по себе обладала жуткой силой. Даже тепло камина не могло рассеять этот мрак. Комната, в которой обычно царили уют и свет, теперь казалась больше тюрьмой для этих теней, которые, казалось, сгущались вокруг неё.

— Никто точно не знает, что стало с её телом, — продолжила Каденс, её голос стал почти шёпотом, как будто даже воспоминания об этом были слишком тяжёлыми для озвучивания. — Одни говорят, что она была была уничтожена королем теней, другие верят, что её душа была поглощена самой тьмой, где она блуждает до скончания времён. Но одно известно наверняка: Сомбра превратил Империю в царство страха и боли.

Каждое слово матери казалось глухим ударом по сознанию Фларри. Она смотрела на неё широко раскрытыми глазами, а её сердце билось всё быстрее и быстрее. Это была не сказка. Это было чем-то другим, чем-то гораздо более страшным. В её юном разуме не укладывалось, как такое могло произойти. Кристальная Империя всегда была символом света и любви. А тут — предательство и ужас.

— Сомбра не просто захватил трон, Фларри, — продолжила Каденс, её голос теперь был едва слышимым, как шёпот ветра. — Он обратил кристальных пони в своих рабов. Их сердца и души были скованы тьмой, они забыли, что такое свет. Каждый день они жили в страхе перед своим тираном. Они стали безвольными существами, полностью подчинёнными его воле. День за днём, год за годом.

Фларри, сжавшаяся под одеялом, почувствовала, как холодные мурашки пробежали по её коже. Это была не та сказка, которую она ожидала услышать. Это была история о том, что тьма может одолеть свет. Эта мысль не давала ей покоя. Её сердце билось всё быстрее, и в ней продолжало расти тревожное ощущение.

— Но однажды, — голос Каденс стал мягче, и в нём зазвучали нотки облегчения, — две могучие сестры-аликорна, Селестия и Луна, услышали мольбы его рабов. Они собрали всю свою силу и прибыли в Кристальную Империю. Они отчаянно сражались с Сомброй, и в конце концов, аликорны одержали вверх, изгнав короля теней в вечное забвение, заточив его в бесконечной тьме.

Фларри слегка выдохнула, чувствуя, как её сердце начало успокаиваться, но это чувство было мимолётным. История ещё не была окончена.

— Однако перед тем, как исчезнуть, — Каденс снова нахмурилась, её голос наполнился новыми тенями, — Сомбра успел наложить проклятие на всю Империю. В момент его поражения Империя, её пони, её здания и само Кристальное Сердце исчезли из времени, затерявшись на тысячу лет. Империя стала лишь легендой, а память о ней была стёрта из сердец всех пони. Только спустя тысячу лет, когда тьма ослабла, Империя вернулась... но и Сомбра вернулся вместе с ней.

Фларри содрогнулась, когда услышала его имя снова, как будто сама тьма, которая была изгнана, каким-то образом вновь приблизилась к ней. Её дыхание участилось, и она снова прижалась к одеялу, чувствуя, как её беспокойство нарастает.

— Мамочка… — голос Фларри был тихим, почти как шёпот. — Он ведь больше не появится?

Каденс, заметив страх в глазах дочери, мягко улыбнулась и наклонилась, чтобы поцеловать её в лоб. Её крылья мягко обвили Фларри, как щит от всех ужасов, которые могли прятаться в тенях.

— Нет, моя милая, — ответила она, нежно прикасаясь к голове дочери, — Кристальное Сердце уничтожило его навсегда. Он больше не вернётся. Ты в безопасности, как и вся наша Империя. Сила любви, всегда будет оберегать нас.

Каденс улыбнулась дочери, ещё раз поцеловала её и медленно встала. Но когда она уходила, Фларри, осталась лежать под одеялом, задумчиво глядя в потолок. Она улыбнулась своей дочери, ещё раз поцеловала её и осторожно вышла из комнаты. Фларри, оставшись одна, повернулась на бок и задумчиво прошептала:

— Сомбра… — её взгляд устремился вдаль, и казалось, что это имя не было ей таким уж чужим. Будто что-то глубокое в её душе, неясное и далёкое, шевельнулось.

Каденс вышла в коридор, где её уже ждал Шайнинг Армор. Свет, льющийся из окон, мягко окутывал его сильную фигуру, подчёркивая спокойствие и уверенность, которые он всегда излучал. За стенами дворца раздавался весёлый гул праздника: смех, музыка и танцы заполнили улицы Кристальной Империи. Праздник Согревающего очага наполнил воздух радостью, а большие снежные хлопья медленно падали, создавая ощущение покоя и уюта.

Но Каденс явно была не в себе. Её шаги были тише обычного, а на лице оставалась тень беспокойства, которую Шайнинг мгновенно заметил.

— Ты в порядке? — мягко спросил он, его голос звучал заботливо. Он знал свою жену слишком хорошо, чтобы не заметить её внутренней тревоги.

Каденс попыталась улыбнуться, но её улыбка была слабой. Она подошла ближе и обняла его копытом за плечо, её взгляд устремился на снежные просторы, где кристальные пони продолжали веселиться.

— Да, вполне, — тихо ответила она, но в её голосе звучала усталость. — Хотя... я не могу перестать думать о том, что сегодня произошло. Фларри попросила меня рассказать ей о Сомбре. Это было... неожиданно.

— О Сомбре? — Шайнинг нахмурился, его глаза сузились. — Откуда она могла узнать о нём? Мы никогда не обсуждали этого при ней.

Каденс вздохнула и покачала головой, её тревога становилась всё более ощутимой.

— Она сказала, что слышала разговоры стражников, — начала она объяснять. — Кто-то из них упомянул "тень прошлого" и то, как она однажды вернулась. Это пробудило её любопытство. Конечно, я рассказала ей всё что известно, но... мне не по себе от того, что они обсуждают такие вещи в её присутствии.

Шайнинг нахмурился сильнее, его челюсти напряжённо сжались.

— Стража? Обсуждать Сомбру? В присутствии Фларри? — его голос стал серьёзным, почти раздражённым. — Кто-то явно перестал понимать, что можно говорить рядом с ребёнком. Придётся с этим разобраться. — Он вздохнул, нервно проведя копытом по шее. — Они думают, что могут обсуждать что угодно, а потом... кто знает, что Фларри услышит в следующий раз?

Каденс слегка пожала плечами, но её лицо оставалось озабоченным.

— Да, они явно были слишком беспечны. Но знаешь, дорогой... — Она на мгновение замолкла, раздумывая, прежде чем продолжить. — Может, это не так плохо, что она узнала.

Шайнинг удивлённо посмотрел на неё.

— Что? Ты же знаешь, она слишком маленькая для этого. Теперь ей точно будут сниться кошмары, особенно после того, как ты ей всё рассказала.

Каденс слегка прикусила губу, раздумывая. Она знала, что он прав, но в её сердце было что-то большее.

— Я знаю, что это звучит пугающе, — признала она, — но Фларри уже взрослеет. Ей нужно осознать, что не всё в мире — это свет и радость. Она — будущая правительница Кристальной Империи, Шайнинг. Её ждут трудности, и однажды она столкнётся с ними лицом к лицу. Я бы не хотела, чтобы она была не готова. Я чувствую, что она достаточно взрослая, чтобы знать правду о прошлом.

Шайнинг недовольно покачал головой.

— Она всё ещё ребёнок, Каденс. Пусть она будет править в будущем, но сейчас ей всего лишь нужно быть счастливой кобылкой. Не уверен, что ей стоит знать о таких вещах в таком возрасте.

Каденс посмотрела на него с легким укором.

— Она принцесса, Шайнинг, и ей не всегда можно будет закрывать глаза на реальность. Я не хочу, чтобы она росла в страхе, но и не хочу, чтобы она росла в неведении. Мы не сможем защитить её от всего.

Шайнинг замолчал, его взгляд стал задумчивым. Он понимал её точку зрения, но всё же не мог полностью согласиться.

— Я понимаю, — наконец сказал он, немного смягчаясь. — Но давай постараемся уберечь её от этого хотя бы ещё немного. Пусть детство продлится столько, сколько возможно.

Каденс кивнула, соглашаясь с его словами, но всё равно оставаясь при своём мнении. Фларри уже не была маленькой кобылкой, которую можно было уберечь от всех тайн мира.

— Ты прав, — согласилась Каденс, её взгляд на мгновение затуманился, погружаясь в размышления. — Она ещё ребёнок, и не должна быть обременена подобным.

Шайнинг кивнул, но его лицо оставалось задумчивым.

— Я поговорю с ними, — твёрдо сказал он. — Мы должны быть осторожны. Я не хочу, чтобы кто-то сболтнул что-то ещё, что ей не следует слышать.

Каденс посмотрела в окно, где снаружи продолжался праздник. Но её мысли были далеко. Она снова вспомнила разговор с Фларри и задумалась о том, что услышала.

— Мы были так уверены, что после Кантерлота можно расслабиться, — начала она, тише обычного. — Но до сих пор не понимаю, как Кризалис смогла объединить всех чейнджлингов. Раньше они были такими разрозненными... Ульи воевали между собой, каждая королева жила по своим законам. А тут — она появилась с единой армией, готовой ко вторжению. Это всё ещё тревожит меня.

Шайнинг нахмурился, слушая её. Затем попытался смягчить атмосферу, прижав её крепче к себе.

— Я тоже думал об этом, — признался он. — Но важно другое — она проиграла. Мы сражались и победили. После поражения её армия разбежалась, а власть Кризалис, по слухам, сильно пошатнулась. Что бы ни было тогда, оно позади.

Каденс медленно кивнула, но её беспокойство никуда не исчезло.

— Верно, — сказала она, но в её голосе звучала задумчивость. — Мы победили. Но я не могу избавиться от чувства, что это не конец. Мы должны быть начеку. Кто знает, что ещё может ждать нас в будущем.

Шайнинг заметил её тревогу, мягко коснувшись её копыта. И усмехнувшись, обнял её крепче, его уверенность всегда была для неё поддержкой.

— Никто не отнимет у нас наше счастье, — сказал он. — Ни Кризалис, ни Тирек… ни, прости Селестия, Сомбра.

Шайнинг Армор улыбнулся, нежно поцеловав её в висок. Она улыбнулась в ответ и обняла его крепче, находя утешение в его уверенности.

Фларри Харт же беспокойно ворочалась под одеялом, её дыхание становилось всё более тяжёлым и рваным, словно сама реальность вокруг неё начинала искажаться. За окнами её комнаты мерцал свет Согревающего очага, но тепло, которое обычно наполняло её спальню, куда-то исчезло. В глубине её разума тени начали оживать, проникая в сны и вытесняя всё, что было светлым и радостным.

Во сне перед ней предстала Кристальная Империя — такая, какой она всегда её видела: сверкающая, величественная, наполненная радостью. Но этот образ начал быстро меркнуть. Яркие огни один за другим затухали, и вскоре город погрузился в зловещий полумрак. Вдалеке раздавались странные песнопения, словно древние голоса взывали из иной реальности, и их ритм становился всё более тревожным, пугающим. Эхо этих звуков заполняло воздух, как мрачная музыка апокалипсиса.

Тем временем, на балконе дворца, принцесса Каденс и Шайнинг Армор стояли перед ликующей толпой. Каденс взмахнула крыльями, призывая к тишине. Толпа мгновенно стихла, все взгляды устремились на принцессу, ожидая её слов.

— Мои подданные! — начала она, её голос был тёплым и уверенным. — К концу подошёл ещё один чудесный год. Год, полный счастья, радости и мира. Наши сердца светятся, как никогда прежде. Многие из нас забыли тяжёлое прошлое, которое лежало на плечах наших предков, но знайте: здесь, в стране любви, ужасы из глубин времён никогда не вернутся.

Толпа взорвалась аплодисментами, которые эхом пронеслись по улицам Империи. Их крики радости заглушили всё, словно праздник был воплощением безмятежности.

Но для Фларри всё было совсем не так. В её сне Империя уже не сияла, а пылала. Вдалеке, среди разрушающихся зданий, она заметила фигуру. Тёмный силуэт медленно приближался к ней. Она не могла различить его облик, но ощущала холод, который сковывал её сердце. Фигура приближалась, её глаза пылали тёмной магией, и чем ближе она становилась, тем тяжелее становилось дышать.

Фларри пыталась отступить, но ноги словно приросли к земле. Она стояла неподвижно, будто сама была частью этой ужасной сцены. Тёмная фигура приближалась всё ближе, и её взгляд проникал в самую глубину души. В этом взгляде было нечто большее, чем ненависть. В нём читалась жалость, и, возможно, даже презрение. Как будто этот тёмный силуэт смотрел на неё свысока, зная что-то, чего она не могла понять.

На балконе аплодисменты достигли своего пика. Толпа радостно выкрикивала слова благодарности, пони смеялись и танцевали. Праздник достиг своей кульминации.

В этот же момент тьма в её сне становилась невыносимой. Всё вокруг погружалось в хаос: здания рушились, магия сковывала пространство. В воздухе повисло тяжёлое, удушающее ощущение. Фларри почувствовала, как её грудь сдавило. Она пыталась закричать, но звук застрял в горле. И затем, из темноты, перед ней раздался голос. Единственное слово сорвалось с уст тёмной фигуры:

— Помни.

Это слово, словно удар молнии, эхом разнеслось в её сознании, врезаясь в глубины разума. Тьма начала стремительно накрывать её с головой. Мир вокруг вращался и размывался, пока не превратился в бесконечную бездну.

В тот же миг, под нестихающий гром аплодисментов, Фларри, охваченная ужасом пришедшим из сна, с криком вырвалась из тьмы. Её тело резко село в постели. Она дышала тяжело и прерывисто, её сердце бешено колотилось, а полный паники взгляд бегал по комнате, пока из глаз текли тонкие струйки слёз. Простыни спутались вокруг неё, как цепи, сковывающие тело. А разум испытывал глубокую и необъяснимую боль, смешанную со страхом и казавшейся абсолютной, скорбью.

И в тишине комнаты, наполненной тяжелым дыханием, в её ушах всё ещё звучало то единственное слово:

"Помни..."

И на фоне проснувшейся в холодном поту Фларри, тысячи кристальных пони снаружи сливались в радостной пляске. Улицы Империи звенели смехом и весельем, каждый танец был олицетворением их уверенности в будущем. Яркие огни празднования Согревающего очага отражались в их кристальных телах, придавая моменту почти сказочное величие. Никто из них не подозревал, что таит в себе заря новой эпохи, и что ждет их всех в ближайшие годы.

Но… гармония вечна... не так ли?

2. Побег

Музыка: We take by force — https://www.youtube.com/watch?v=55ZodU6Rrn4

Пылающее небо окутало кристальный город зловещим багровым светом. Отражения этого света, как кровавые отсветы, мерцали на трещинах в магическом щите, который медленно рушился под натиском чёрной волны врагов. Весь город застыл в предчувствии неминуемой катастрофы.

Шайнинг Армор стоял на ступенях дворца, его глаза, полные стальной решимости, скользили по солдатам. Их лица были искажены паникой, но его голос звучал спокойно, отдавая приказы, несмотря на нарастающий грохот битвы. На ближайших улицах уже гремели клинки и раздавались глухие выстрелы, смешиваясь в какофонию войны.

Тем временем внутри дворца Каденс, вся в слезах, крепко прижимала к себе маленькую Фларри Харт, чьё тело тряслось от страха. Она лихорадочно ожидала эвакуацию, но понимала, что транспорт либо задерживался, либо уже не доберётся к ним через ад, бушующий вокруг. Фларри, рыдая, уткнулась лицом в грудь матери, её крылья крепко обхватили Каденс, как будто она сама пыталась защитить её от разрушающегося мира.

— Всё будет хорошо, милая, — шептала Каденс, пытаясь придать своим словам хоть каплю уверенности. — Мы обязательно спасёмся. Обязательно...

Но маленькая Фларри не могла найти утешение в этих словах. Страх охватил её целиком, и она лишь сильнее вцепилась в свою мать, всхлипывая с отчаянием в голосе:

— Я никогда не отпущу тебя, мама! Никогда!

Каденс обвила свою дочь крыльями, как будто могла защитить её от всего ужаса, царящего снаружи. И тут стена дворца разлетелась вдребезги — обломки кристалла и стекла разлетелись, как дождь смерти. В дыру, что открылась в стене, ворвались чёрные силуэты чейнджлингов, их зловещие свистящие голоса пронзали воздух, как ядовитые змеи. Шайнинг Армор вытащил меч и с гневным криком бросился в бой вместе со своими гвардейцами.

Заклинания сверкали, пули летели в воздухе, сталь встречалась с плотью, и битва развернулась прямо на пороге дворца. Гвардейцы мужественно стояли до последнего, защищая каждую крупицу земли, пытаясь сдержать натиск превосходящего числом врага. Но как только Шайнинг Армор одолел очередного подменыша, он мельком увидел выражение лиц жены и дочери. В их глазах отражался страх и ужасающая обречённость.

— Каденс! Уводи Фларри! Мы не сможем их сдержать! — крикнул он, оглядываясь на жену.

— Шайнинг... — её голос дрожал, но она понимала, что нет другого выбора.

— Беги! — закричал он, отбиваясь от новых атак.

Слёзы текли по лицу Каденс, но она сжала Фларри ещё крепче и устремилась к выходу, пытаясь увести дочь как можно дальше от оглушающего грохота сражения. Мимо них промчались кристальные гвардейцы, вооружённые до зубов, направляясь в эпицентр битвы. Каденс оглянулась на мужа, как раз в тот момент, когда гвардеец, объятый зелёным огнём, предстал в истинной форме подменыша и воткнул клинок в спину Шайнинга.

— Шайнинг! — Крик Каденс прорезал хаос сражения, разорвав тишину между ударами стали.

Фларри вцепилась в мать, её глаза расширились от ужаса. Она видела, как жизнь покидает отца. Его тело рухнуло на землю, его дыхание остановилось, оставив их одних в этом кошмаре.

— Папа… — прошептала она, голос её был полон страха и отчаяния, слёзы застилали ей глаза.

Каденс, словно её душу вырвали из груди, замерла на мгновение. Но сила воли заставила её двигаться вперёд, хотя тело больше не слушалось. Кажется, реальность ушла из-под ног, и, наконец, она не выдержала: принцесса упала на холодный мраморный пол, её копыта ударились о камень, и она разразилась диким, отчаянным рыданием. Словно все силы покинули её разом, её душа была разбита.

Фларри крепко прижала к себе мать, её дрожащее тело казалось сломленным под грузом утраты. Каденс лежала на холодном полу, рыдая так, словно вся её боль выплёскивалась наружу без остатка. Фларри чувствовала, как тяжело дышит мать, её плечи сотрясались от рыданий, и, казалось, она больше не сможет подняться.

— Мама... — тихо прошептала Фларри, чувствуя, как боль от её собственного отчаяния сжимает грудь. Она осторожно обняла Каденс, пытаясь хоть как-то согреть её холодное, измождённое тело. — Нам нужно идти... Мама, пожалуйста... — в её голосе звучала мольба, но ответа не было.

Каденс что-то невнятно бубнила, её губы шевелились, но слова утопали в рыданиях и бессвязных фразах. Она повторяла одно и то же — тихо, почти беззвучно, словно потеряла связь с реальностью:

— Шайнинг... почему... зачем... — её голос срывался, как будто каждое слово рвало её душу на части.

Фларри сжала копыта матери, стараясь вернуть её к реальности, ощущая, как собственная слабость грозит захлестнуть её. Она не знала, как справиться с этой болью, как помочь Каденс встать. Но понимала одно — они не могли оставаться здесь.

— Мама, я с тобой... Я здесь... — её голос дрожал, но она продолжала говорить, убеждая себя так же, как и мать. — Мы должны идти дальше... Ты нужна мне... — Фларри осторожно подняла её, поднимая обоими копытами, хотя Каденс почти не сопротивлялась. Её тело было беспомощным, словно лишённым воли.

С трудом, поддерживая Каденс, Фларри медленно начала поднимать её на ноги. Мать была тяжёлой, её шаги неуверенными, но Фларри не отпускала её, не давала упасть. Вместе они пошли по коридору, словно единое целое, двигаясь вперёд сквозь страх и отчаяние.

Тьма сгустилась над Кристальной Империей. Ночные звёзды, такие же холодные и безразличные, как всегда, мерцали высоко над дворцом, где последние отблески надежды меркли с каждой минутой. Сквозь гул битвы, грохот магии и звон стали, Фларри Харт и её мать, Каденс, шли по бесконечным коридорам, словно тени, опираясь друг на друга. Новые гвардейцы, едва знакомые лица, проносились мимо, не замечая их, устремляясь к битве, исход которой, был уже предрешён.

Фларри, с каждым шагом чувствуя груз собственной беспомощности, поддерживала мать. Впереди их путь казался бесконечным, позади – хаос разрушения. Каденс тихо рыдала, её тело содрогалось от плача, хотя слёзы уже давно закончились. Её горе было таким огромным, что захватывало пространство вокруг, заставляя воздух становиться вязким. Мало кто из тех, кто оставался во дворце, обращал внимание на двух аликорнов — последние слуги, встреченные на пути, лишь склонялись в молитвенном поклоне. Кто-то шептал просьбы о спасении, другие просто молча стояли на коленях, зная, что просить уже некого.

— Простите... Мне жаль... — бормотала Фларри, её голос дрожал, словно она могла каким-то образом вымолить прощение у этих пони, но её слова терялись в шуме разрушений.

Каденс спотыкалась, почти падая, но Фларри, несмотря на свой страх и отчаяние, поддерживала её, осторожно ведя дальше по коридору. Казалось, сама Империя плачет вместе с ними: в стенах слышались отголоски разрушения, ветер, проникающий сквозь разбитые окна, уносил остатки их надежд.

Слёзы снова потекли по её щекам. Фларри сжала губы, не в силах вынести это зрелище. Всё, что она могла сделать — это быть рядом, поддерживать, как когда они шли по коридору, по этому безжалостному пути, ведущему в неизвестность.

Они присели на холодный пол, обе слишком истощённые, чтобы думать о следующем шаге. Фларри смотрела на тусклое небо через высокое окно, за которым звёзды светились своим вечным, холодным светом. Эти звёзды видели рождение и падение империй, но никогда не менялись, никогда не сопереживали. В их холодном свете Фларри видела отражение своей собственной судьбы — аликорна, вечной, но навсегда потерянной.

Каденс дрожала от слёз, а Фларри, несмотря на свою юность, чувствовала себя самой старой в мире. Страшная тишина вокруг них была такой плотной, что казалось, сама вечность остановилась, ожидая их следующего шага.

Двери покоев с тяжёлым грохотом закрылись за ними, оставив хаос снаружи. Тишина на мгновение опустилась в комнату, словно всё остановилось. Каденс, дрожащими копытами, начала баррикадировать дверь. Она отчаянно двигала мебель с помощью магии, загораживая путь врагам. Её магия, когда-то такая мощная, теперь дрожала вместе с её сердцем, на пределе сил.

Каждая вещь, перемещённая ею, давалась с трудом, как будто каждая секунда ещё сильнее погружала её в отчаяние. Страх и боль разрывали её разум. За стенами они слышали гул сражений, но уже знали, что это не спасёт их. Единственное, что оставалось, — отсрочить конец.

— Мама… — тихо сказала Фларри, её голос почти не был слышен. Она шагнула к матери, но остановилась, не зная, как её утешить. Как утешить кого-то, кто потерял всё, что было ему дорого?

Каденс резко повернулась к ней, её глаза были красными от слёз, а лицо осунулось от усталости.

— Он... он сражался... — прошептала она, с трудом находя слова. — Ради нас...

— Всё будет хорошо… — пробормотала она, обнимая Фларри, но эти слова теперь звучали как пустое эхо.

Но вскоре тишина заполнила воздух. Звуки битвы исчезли. Фларри Харт с замиранием сердца ждала, пока её нервы были на грани срыва. Каденс сидела, уставившись в пустоту, осознавая всю тяжесть потери.

Внезапно раздался глухой удар в дверь. Фларри вскрикнула, сжавшись в страхе. Удар повторился, не было сомнений в том, кто пришёл за ними.

Каденс тяжело вздохнула, повернувшись к дочери с пустым, но одновременно любящим взглядом. Она крепко обняла её в последний раз, вложив в этот миг всю свою любовь и надежду.

— Помнишь наши уроки полёта, милая? — прошептала Каденс, её голос дрожал, но решимость была железной.

— Что?.. — прошептала Фларри.

— Я их задержу. А ты — беги... Лети так далеко, как только сможешь.

— Нет! Я не могу оставить тебя! — Фларри отчаянно рыдала, но дверь уже трещала под натиском.

Каденс нежно вытерла слёзы с её лица крылом и улыбнулась печальной, но теплой улыбкой.

— Я буду любить тебя всегда, как и твой отец. Но я не могу без него... прости, моя любимая.

— Мама… — выдохнула Фларри Харт, как будто всё горе мира давило на её маленькую грудь.

— Прошу тебя, живи, ради меня и ради папы, — сказала Каденс, её голос был полон тихой решимости, несмотря на слёзы, что стекали по щекам. Она нехотя отпустила Фларри, её крылья медленно раскрылись, словно последний жест любви, и повернулась к двери. Магия её рога уже начала искриться, готовясь к последнему бою.

Фларри хотела броситься за матерью, удержать её, спасти от надвигающейся опасности, но застыла на месте, когда Каденс слегка обернулась. Их взгляды встретились на мгновение — глаза Каденс, полные безграничной любви и печали, передавали всё без слов. Та искренняя, чистая улыбка, что промелькнула на её лице, была одновременно прощанием и надеждой. Фларри все поняла без слов, как бы больно не было это принимать.

Слёзы текли без остановки, но Фларри, собрав остаток сил, побежала к окну. Она не осмеливалась обернуться, зная, что она увидит. Сзади, за её спиной, гремели магические вспышки, сопровождаемые пронзительным шипением чейнджлингов. Эти звуки резали её сердце больнее, чем холодная сталь.

Когда она вылетела в небо, мир под ней был полон огня и хаоса. Пылающий Кристальный город — её дом — теперь казался ей далеким и мертвым. В её душе царила дикая боль, от осознания того, что последние, кто её любил, кто защищал её с момента рождения, погибли, отдавая свою жизнь ради её спасения.

Но враги не собирались отпускать её просто так. Едва она взмыла в небо, как чёрный рой чейнджлингов устремился за ней. Они пускали пули, магические заряды свистели в воздухе, и каждый миг мог стать для Фларри последним. Она едва успевала уклоняться, её дыхание становилось всё тяжелее, а страх заполнял каждую её клеточку.

Она сумела покинуть пределы пылающего города, но враги не отставали. Фларри, уставшая и измотанная, летела над снежной равниной, её крылья уже не слушались, а разум погружался в панику.

И тут, внезапно, острая боль пронзила её тело — пуля настигла её, парализовав её крылья и оставив беспомощной. Она с трудом удерживала себя в воздухе, каждый взмах крыльев давался с невероятным усилием. Мир вокруг неё замедлился, всё становилось расплывчатым. Она падала, её сердце и сознание разрывались от усталости и боли.

Фларри, всё ещё не осознавая, что происходит, начала снижаться. Под ней простиралась ледяная река, её воды были тёмными и бурлящими. Она не успела подумать о том, что её ждёт дальше. Когда её сознание наконец-то померкло, её тело, обессиленное, погрузилось в холодные воды реки, уносящие её всё дальше от разрушенного дома, от её семьи, и от того, что она когда-то знала как свой мир.

3. Боль

Зелёные и мягкие поля, простирающиеся до самого горизонта, казались бескрайними, словно море спокойствия, залитое мягким светом раннего утреннего солнца. Ветра почти не было, только лёгкий, едва уловимый бриз ласково трепал травы и цветы, будто сама природа пыталась сдержать свой вздох, чтобы не нарушить это мгновение тишины и гармонии.

Фларри Харт неслась по полям, её смех разливался вокруг звонкими переливами, как мелодия, что эхом откликалась в сердце каждого, кто был рядом. Она с восторгом вдыхала свежий аромат цветов, касаясь их бархатистых лепестков, прыгая через невысокие холмики, как игривый жеребёнок, наслаждаясь каждым мгновением этой свободы. Её крылья трепетали, и иногда она невольно отрывалась от земли, паря над травой несколько мгновений, прежде чем снова приземлиться, весело подпрыгивая.

Рядом с ней шла Каденс, наблюдая за дочерью с тёплой улыбкой. В её глазах сияла гордость, но также и нечто большее — глубокое, неизмеримое материнское счастье. Она остановилась на вершине небольшого холма и засмеялась, когда Фларри, развернувшись, с размаху врезалась в неё, повалив на мягкую траву.

— Ты никогда не устаешь, правда? — смеясь, сказала Каденс, перекатываясь на спину и глядя в небесную синеву. — В этом вся ты, Фларри. Столько энергии, столько радости... Как ты только всё это умещаешь в себе?

Фларри, вытянувшись рядом, весело хихикнула и, повернувшись к матери, прижалась к её боку.

— Мама, это всё ты, — тихо сказала она. — Ты же всегда говоришь, что радость и счастье — это то, чем стоит делиться. Я просто следую твоему примеру!

Каденс, почувствовав, как тепло разливается в её груди, наклонилась и нежно поцеловала дочь в макушку.

— Ты совершенно права, дорогая. Но не забывай, что важно также беречь себя. Радость, как и любовь, требует заботы.

Фларри задумчиво посмотрела на свою мать, и её улыбка чуть пригасла, словно она что-то обдумывала.

— Но я ведь ещё не устала, — с наивной уверенностью сказала она. — Мы можем играть вечно, правда, мама?

Каденс на мгновение задумалась, затем снова ласково улыбнулась.

— Конечно, можем, — ответила она. — Вечно — это долгое время. Но сейчас... сейчас мы просто наслаждаемся моментом, и это самое важное.

Фларри радостно кивнула, вскочила и вновь побежала по полю, оглядываясь, чтобы увидеть, как Каденс плавно поднимается в воздух, расправив свои величественные крылья. В этом движении было столько грации и силы, что Фларри, на мгновение замерев, с восхищением смотрела на мать. Затем она сама расправила свои крылья и с лёгкостью взмыла в небо.

Они парили над бескрайними полями, кружились в вираже, играли в догонялки в облаках, касались друг друга крыльями, будто танцуя в воздухе. Их смех раздавался эхом в небе, заполняя его счастьем и светом. Фларри чувствовала себя не просто дочерью, а частью чего-то большего — частью этой любви, этой связи, которая была прочнее всего на свете.

— Поймай меня, если сможешь! — весело выкрикнула она, устремившись вверх, к самым вершинам облаков.

Каденс, не отставая, догоняла её, при этом её лицо светилось спокойствием и радостью, как будто весь мир заключался в этих игривых мгновениях. Они крутились в воздухе, обнимались и смеялись, как будто никаких забот не существовало вовсе.

Вдруг снизу раздался добродушный, но шутливо обиженный голос:

— Эй, а как же я? У меня вообще-то крыльев нету! Неужели я не заслужил немного тепла от своей жены и дочери?

Шайнинг Армор стоял на земле, глядя на них с притворной обидой, но в его глазах было столько тепла и любви, что Фларри и Каденс тут же рассмеялись.

— Папа! — радостно выкрикнула Фларри, мгновенно направляясь к нему. — Лови нас!

Они с Каденс одновременно бросились вниз, и в следующий момент, врезавшись в Шайнинга, повалились на мягкую траву. Семья валялась в объятиях друг друга, смеясь и чувствуя, как любовь переполняет их сердца. Они крепко прижимались друг к другу, словно боялись отпустить это счастье, растворяясь в этом моменте.

Фларри, лежа между родителями, подняла голову и посмотрела на мать. В её взгляде было столько тепла и уверенности, что все тревоги и сомнения исчезли.

— Мама, мне так хорошо… — тихо прошептала она. — Что ещё нам нужно, кроме любви друг к другу?

Каденс, мягко улыбаясь, погладила дочь по голове.

— Мы ещё сможем искупаться в любви и теплоте, но позже, — ответила она, а её голос звучал спокойно и нежно.

Фларри нахмурилась, не понимая.

— Что ты имеешь в виду, мама? — спросила она, пока её сердце вдруг застучало быстрее, будто что-то вспоминая.

Каденс посмотрела на дочь с той же улыбкой, но в её глазах теперь была тень печали.

— Мы ещё встретимся, милая, но позже. Гораздо позже. Твоё время ещё не пришло. Мир ещё нуждается в аликорне, миру ещё нужна любовь.

Фларри почувствовала, как её охватывает странное чувство беспокойства. Она перевела взгляд на отца, который также смотрел на неё с той же доброй, но в то же время печальной улыбкой.

Шайнинг Армор нежно обнял дочь и прошептал:

— Наша любовь к тебе вечна, Фларри, но, к сожалению, на тебе лежит большая ответственность.

Её сердце затрепетало, как будто что-то важное ускользало от неё, что-то, чего она не могла понять. Она хотела задать ещё вопросы, но слова застряли в горле, и вместо этого по её щекам начали катиться слёзы.

Каденс, видя это, мягко погладила её по щеке.

— Живи дальше, моя милая, — сказала она, полным нежности, и какой-то неуловимой печали голосом . — Помни, за что мы отдали свои жизни.

Фларри пыталась осмыслить услышанное, но туман мыслей мешал ей. Она закрыла глаза, пытаясь удержать это мгновение, эту теплоту, этот запах полевых цветов и звук смеха своих родителей, но всё начинало таять, словно тень уходит с первыми лучами солнца.

И тут она услышала, как отец, с добротой и нежностью в голосе, произнёс одно единственное, но выразительное слово:

— Проснись.

Фларри открыла глаза, и всё вокруг постепенно стало исчезать. Поля, небо, её родители — всё исчезало в мерцающем свете, оставляя её одну с чувствами, которые были одновременно тёплыми и горькими.

Фларри Харт с трудом постепенно приходила в себя ощущая на щеках следы от слёз, словно пробуждаясь из долгого, мучительного сна. Её веки медленно поднялись, и первым, что она увидела, были высокие горы, мрачные и суровые, окружавшие её со всех сторон. Холодный ветер пробежал по телу, заставив её вздрогнуть. Она ощутила, как под её боком журчит река, вода которой неумолимо несла её дальше, оставляя след боли и усталости.

Река вынесла её сюда, в это суровое место, где белые вершины гор казались недосягаемыми и холодными, словно вечно спящие великаны. Поток уходил дальше, переплетаясь с другими водами, теряясь в недрах горных подземелий. Она чувствовала, как ледяной холод проникает в её кости, лишая тело тепла и силы, а рана от пули болезненно ныла в крыле, словно напоминая о том, что сражение ещё не окончено.

Фларри попыталась шевельнуться, но боль пронзила её так резко, что она зажмурилась, сдерживая крик. Казалось, каждое движение причиняет невыносимую агонию, каждое усилие вызывало новую волну мучений. Однако она знала, что оставаться здесь, на холодной земле, значит поддаться смерти, которую она ещё не была готова встретить.

Сквозь боль и холод она заставила себя подняться на ноги. Каждое движение было мучительным, словно иглы пронзали её тело, но она не сдавалась. Её копыта, окоченевшие от холода, едва держали её, но у неё не было выбора. Она должна была идти. Жить, несмотря ни на что. Жить, чтобы жизни тех, кого она любила, не были потеряны зря. Их любовь даст ей сил бороться дальше.

С трудом перешагивая через острые камни и коряги, Фларри брела вперёд, не зная, куда ведёт её путь. Её шаги были неуверенными, но в голове оставалась одна-единственная мысль: она должна выжить. Она ещё сможет встретиться с теми, кого любит. Потом. Позже. Гораздо позже. Когда её время придёт.

Она чувствовала, как мокрая и растрёпанная грива липнет к лицу, некогда блестящая и ухоженная, теперь она превратилась в грязный комок. Но Фларри не обращала внимания на это. Боль в крыле была куда сильнее. Она снова попыталась взлететь, расправив крылья, но едва они поднялись, резкая и тупая боль пронзила её спину, заставив её рухнуть обратно на землю.

— Нет… — прошептала она сквозь стон, чувствуя, как отчаяние охватывает её.

Она не могла летать. Её крылья — символ её свободы — теперь были бесполезны. Но она осторожно поднялась, скрипя зубами от боли, и, шатаясь, поковыляла по горным склонам. С каждым шагом её боль усиливалась, но она не позволяла себе остановиться, стараясь изолировать страдания в разуме, сконцентрироваться на памяти о тех, кого любила, надеясь, что она приглушит боль. Она не могла позволить себе слабость. Не могла обесценить жертву её родителей.

Склоны медленно становились всё круче, а холод всё сильнее проникал в её тело, забирая остатки сил. Но Фларри продолжала идти вперёд, с трудом передвигаясь. Она больше не ощущала собственных конечностей, только тупую боль и усталость, которые грозили поглотить её.

Она думала о своих родителях, о том, как они смотрели на неё с любовью и теплотой. Их образы грели её сердце, помогая преодолевать боль и страх.

«Я ещё встречусь с ними, — убеждала себя Фларри, — потом, позже, гораздо позже. Но сейчас… Я должна жить... ради них.»

Преодолевая холод, усталость и боль, Фларри Харт продолжала свой путь, не зная, что ждёт её впереди, но зная, что пока она дышит, она будет сражаться. Сражаться за право жить, за память тех, кого она любила. И несмотря на боль, холод и страх, она знала одно: она не сдастся. Никогда.

Поток боли в сознании Фларри Харт внезапно прервался, когда она уловила знакомый, пугающий звук. Металлический скрежет, переходящий в низкое, противное жужжание, заставил её сердце замереть. Она сразу узнала этот звук — он преследовал её ночами, в снах, и наяву. Это был звук крыльев, жужжание, принадлежащее существам, которые наводили ужас на всю Эквестрию.

Фларри, не раздумывая, бросилась к ближайшему оврагу, срываясь с места так резко, что её раненое крыло отозвалось новой волной боли, но она заставила себя двигаться. Укрытие было её единственным шансом, и она нырнула в овраг, словно её жизнь зависела от этого — а так оно и было.

Она едва удержалась от крика, когда приземлилась на твёрдую, промёрзшую землю, прижавшись к холодной стене оврага. Её тело сжалось от боли и холода, но у неё не было времени думать о себе — в небе уже появились темные фигуры.

Чейнджлинги.

Они зависли над горными склонами, злобно щурясь и вглядываясь в пейзаж, выискивая свою цель. Фларри затаила дыхание, сжалась, прижавшись к стене оврага так, чтобы её едва можно было заметить. Она чувствовала, как промёрзшая земля пробирает холодом её кожу, и каждое прикосновение холодного камня отдавалось новой болью в крыле, но она не могла позволить себе издать хоть звук. Фигуры над ней двигались медленно, методично, как охотники, прочёсывающие местность. Фларри могла различить их тёмные, как ночь, формы, хитиновые панцири, блестящие в тусклом свете, и безжизненные, одноцветные глаза, которые не выражали ни капли эмоций.

Они проскрипели что-то друг другу на своём жутком языке, затем развернулись, готовясь продолжить патрулирование в другую сторону. Фларри уже почти поверила, что они улетят, но в этот момент один из чейнджлингов случайно скинул с края оврага камень. Камень сорвался вниз и с глухим стуком ударился прямо о её больное крыло.

Фларри не выдержала и вскрикнула. Её крик, хотя и был слабым, тут же заставил чейнджлингов навострить уши. Они резко остановились, повернув свои холодные взгляды обратно к оврагу, откуда донёсся звук. Фларри знала, что теперь её шансы на спасение были ничтожно малы. Она вжалась в край оврага, прижавшись к самой его стене, стремясь исчезнуть из их поля зрения. Болезненно сжав зубы, она закусила своё повреждённое крыло, используясь его как кляп, чтобы больше не издать ни звука. Боль была невыносимой, но она знала, что это её единственный шанс остаться незамеченной.

Время будто застыло. Каждый миг длился вечность, и Фларри казалось, что они уже заметили её. Сердце колотилось в груди, холодный пот стекал по лбу, но она не могла позволить себе расслабиться, даже на мгновение. Чейнджлинги облетали овраг, приглядываясь к каждому камню, пытаясь уловить малейший след своей добычи.

И вот, наконец, один из них, поправив чёрную кепку, выругался. За ним это сделал и второй. Поняв, что следа нет, они взмыли ввысь, покидая овраг и направляясь в другую сторону.

Фларри долгое время не осмеливалась даже шевельнуться. Лишь когда гул их крыльев стих вдали, она позволила себе выдохнуть с облегчением. Её тело дрожало от холода, от напряжения, от страха, но она была жива. Она осторожно протёрла свои окоченевшие копыта друг о друга, пытаясь хоть немного согреться, и, собрав все силы, начала думать, что делать дальше.

С трудом выбравшись из оврага, она вяло продолжала идти вперёд, сама не зная, сколько времени прошло. Всё вокруг казалось неясным, холодный ветер и боль затуманивали её мысли. Её тело было на грани истощения, и голод всё сильнее напоминал о себе, но она не могла остановиться. Она понимала, что если она решит сделать привал, то скорее всего, больше никогда не поднимется.

Шаги становились всё медленнее, ноги словно стали ватными. Фларри чувствовала, что силы покидают её с каждым шагом, но вдруг впереди мелькнул огонёк. Этот маленький свет надежды пробудил в ней остатки энергии. Приглядевшись, она заметила пещеру, откуда, казалось, исходил свет. Сердце забилось быстрее — возможно, это спасение. Она осторожно начала двигаться в её сторону, борясь с накатывающими сомнениями. Её инстинкты подсказывали, что здесь может быть опасно, возможно, это чейнджлинги развели костёр, но выбора у неё не было.

Сокращая расстояние, Фларри каждый раз оглядывалась, пытаясь уловить малейшее движение или звук, который мог бы выдать её преследователей. И тут, как гром среди ясного неба, её уши уловили знакомый скрип. Тот самый скрип, который она недавно слышала — чейнджлинги! Сердце застучало ещё сильнее, когда она поняла, что они снова преследуют её.

Огонёк стал её единственной надеждой. Собрав все остатки сил, она рванула к пещере, слыша за спиной всё более агрессивные крики и быстрые шаги. Они заметили её. Она услышала выстрел, и снег в нескольких сантиметрах от неё взметнулся вверх. Ужас сковал её, но она не могла позволить себе остановиться. Легкие сгорали, тело не слушалось, но она продолжала бежать на подгибающихся ногах.

Почти влетев в пещеру, она оглядела её. Внутри действительно горел огонёк — старый масляный фонарь, что освещал дверь, ведущую вглубь. Эта дверь, возможно, была её спасением. Её сердце застучало с новой силой, когда она увидела, что дверь была не заперта. Не раздумывая, Фларри схватилась за ручку и с силой рванула её, почти вваливаясь внутрь. Захлопнув дверь, она прижалась к ней спиной, чувствуя, как адреналин проносится по венам.

Оглядев помещение, она поняла, что это не просто пещера. Это была древняя магическая лаборатория или её подобие. Кристальные светильники, освещавшие пространство, и старая мебель, покрытая пылью, придавали месту атмосферу заброшенности. Стены тянулись вглубь, теряясь в тени, оставляя ощущение неизвестности.

Но её размышления были прерваны резким ударом в дверь. Фларри отскочила назад, её магия тут же схватилась за ближайший предмет — древний, но мягкий диван, который она использовала как баррикаду. Зажав его у двери, она почувствовала, как дрожь пробежала по её телу. Новый удар едва не снёс дверь с петель.

Она не знала, сколько у неё времени. Новый толчок ударил по двери, сильнее прежнего. Фларри почти почувствовала, как её сердце остановилось на миг. В отчаянии, она схватила ещё один предмет интерьера — старый шкаф — и прижала его к двери с помощью магии. Теперь дверь была укреплена, но удары не прекращались. Чейнджлинги не собирались отпускать её.

Слабость и усталость вновь напомнили о себе, но Фларри знала и помнила, она должна найти способ спастись любой ценой. Она начала ковылять вглубь помещения, каждое движение отдавалось новой болью. Удары снаружи становились всё более яростными, дверь трещала, но держалась. В отчаянии она пыталась найти хоть какой-то выход, любое укрытие или скрытый проход, который мог бы спасти её от неминуемой гибели.

Фларри продолжала продвигаться вперёд через освещаемые кристаллами коридоры, шатаясь от боли и усталости, пока не оказалась в самом сердце древнего убежища. Там, она наткнулась на ещё одну дверь, за которой мерцал фиолетовый и красный свет, исходящий от кристальных ламп. Без промедления она кинулась к ней, хотя уже знала, что преследователи прорвались через баррикаду и находились совсем близко, за её спиной.

На этот раз дверь имела замок с удобной ручкой. Сердце Фларри бешено колотилось, когда она схватилась за неё и рванула дверь на себя. Внутри её взору открылся странный, почти зловещий интерьер. В центре обитой темно алыми и темно фиолетовыми обоями комнаты стоял массивный стол из чёрного дерева, а на нём — странный тёмный кристалл с пиктограммой, мерцающей слабым, зловещим светом. Рядом лежала открытая книга.

В этот момент Фларри поняла, что оказалась в тупике. За её спиной раздался новый мощный удар в дверь — преследователи были совсем близко. Паника начала захлёстывать её. Она зарыдала, чувствуя, как отчаяние затапливает её сознание. Но что-то, какая-то неуловимая интуиция, или возможно твердость в решении бороться до конца, что бы не подвести родителей, подсказывали ей взглянуть на книгу.

С трудом пересиливая страх, Фларри подошла к столу и начала читать так быстро как могла, стараясь не путаться в строках от ужаса ситуации. Страницы содержали описание древнего заклинания реинкарнации, и призыва потерянной души. Для активации требовалось «чёрное сердце». Она с ужасом поняла, что этот странный кристалл, скорее всего, и есть то самое чёрное сердце.

Не имея вариантов, Фларри решила рискнуть. Собрав магию в своём роге, она начала произносить слова заклинания которое пожирало оставшиеся силы.

— Spiritus! Vis! Imperium!— прохрипела она в отчаянии хриплым и слабыми, почти потухшим голосом,чувствуя, как оставшиеся силы стремительно уходят.

В этот момент дверь за её спиной начала трещать и прогибаться под новыми ударами чейнджлингов. Но внимание Флари приковал кристалл на столе, который начал светиться тусклым алым светом. Вслед за этим тьма стала окутывать помещение будто сочась из каждой щели, словно живая, всепоглощающая пелена. Она пожирала звуки и свет, обволакивая и словно убаюкивая усталого аликорна. Крики и удары слились в приглушённый шёпот, всё больше отступая на задний план.

Но Фларри уже ничего не волновало. Тьма укрыла её, как тёплое одеяло, заставляя забыть обо всём, что происходило вокруг и даруя столь долгожданный покой и тепло. Исчерпав последние силы, она тихо упала на пол, погружаясь в глубокий, непробудный сон. Всё вокруг исчезло, оставив её в объятиях забвения.