Написал: Shaddar
Эквестрия огромна.
Многие пони проживают целую жизнь в спокойствии своих домов. Но многим в уютных стенах не сидится, их умы горят жаждой исследований и первооткрывательства.
Главное не утратить нечто важное в своих поисках.
Сей рассказ был написан в рамках пари с Novice. Условия пари были просты донельзя, с меня рассказ про киринов, размером не меньше 4 000 слов и рисунок к нему, он же по тем же условиям пишет рассказ про Луну!
Читать на фикбуке.
Ссылка на рассказ Новайса: Скоро будет!
Подробности и статистика
Рейтинг — PG-13
5421 слово, 16 просмотров
Опубликован: , последнее изменение –
В избранном у 1 пользователя
Холодное пламя
Уже долгое время в научном сообществе смеялись над криптозоологами, над пони, искавшими всевозможных созданий, существование которых не доказано: лохпоньское чудовище, пони-мотылёк, баргест, чупакабра, кролень вампир. Туда же попадали и существа из легенд, что считались правдивыми. Недавно, например, в летописях было обнаружено описание пони-подобных огненных чудовищ, сжигающих леса и разоряющих плодородные земли.
Смех скептиков, однако, быстро утих, когда юный искатель криптидов по имени Текила Санрайз, едва получив кьютимарку, отправился в заброшенные шахты. Окончательно там заплутав, он нашёл другой выход и обнаружил целую стаю клыкастых кроликов с оленьими рогами. Не успел искатель отойти от шока, как быстро, словно молния, на небольших зверушек напало существо с телом молодого дракона и головой льва — чупакабра.
Такая неслыханная удача придала сообществу искателей мифических существ второе дыхание, и за самые многообещающие экземпляры энтузиасты даже назначали награды.
Не удивительно, что многих заинтересовали таинственные огненные существа. В том, что они когда-то существовали, сомневаться не приходилось, так как в древних архивах было множество записей о сожённых лесах и перемещениях целых селений из-за гнева этих существ.
Их изображения, в свою очередь, слишком сильно разнились, по всей видимости, рисунки выполнялись со слов очевидцев, а те, судя по монстрам с четырьмя рогами, восемью копытами и роскошной бороде, были склонны приукрасить увиденное.
Впрочем, было и в изображениях нечто общее — все они напоминали пони.
Официальная наука заключила, что если эти создания и существовали, то давно уже вымерли, попросту уничтожив все пригодные для своего выживания пастбища.
Но всё же это не помешало паре исследователей — земнопони по имени Морелл Блайндлак и его жене Хелене — отправиться на поиски, да не просто абы куда, о нет! Изучив имеющиеся карты неисследованных земель, они обнаружили тропический лес в отрезанной от мира горной долине. Судя по всему, там была крайне высокая влажность, и где как не в таких условиях могли выжить эти необычные существа?
А ещё это была хорошая возможность приобщить их сына к миру дикой природы.
КР-Р-РАК!
Взмыленная белая единорожка с жёлтой гривой выпутывалась из упряжи небольшого фургончика и бормотала себе под нос:
— Пики Страха? Пока самое страшное… — она на несколько мгновений замолкла, переводя дыхание, — это как сильно похудел наш банковский счёт!
Крупный земнопони, чья светло-синяя шёрстка потемнела от непроходящей сырости тропического леса, провёл копытом по коротко остриженной чёрной гриве и недовольно фыркнул:
— Мы и на десять километров в лес не углубились, а одно колесо треснуло, второе, вон, совсем развалилось… Не “гарантия качества”, а конские яблоки.
Серый жеребчик-земнопони с коричневой гривой свесился с крыши фургона.
— Па-ап, мы скоро приедем? Уже темнеет, мне страшно.
Жеребец хмыкнул.
— Да чего ты, мелкий, переживаешь? Ты меня-то видел? Кто бы там с кустов не вылез, я, если что, на него просто сяду, да и у мамы твоей, вон, смотри, какой рог острый! Как воткнёт кому-нибудь куда-нибудь, то поминай как звали!
Единорожка хихикнула, прикрыв рот копытом.
— Да, сынуля, не бойся, слезай давай. Сегодня уже никуда не поедем. Пока колесо починим, уже совсем темно будет, надо к ночёвке готовиться.
Не успела она договорить, как заморосил мелкий дождик, угрожающий перерасти в настоящий ливень.
Взрослые пони тут же засуетились, закрепляя фургон. Вначале они пытались соорудить навес, но дождь был настолько сильным, что все попытки оказались тщетны.
Жеребёнок тут же слез с крыши, залез под накренившийся от потери колеса фургон и заныл.
— Очень мокро, я есть хочу!
Но родители его не услышали, разыгравшийся в полную силу дождь слишком громко барабанил по фургону и листьям.
Спустя несколько минут единорожка припала на передние копыта перед ступицей и увидела под ней свернувшегося клубком жеребёнка.
— Ой, а ты чего тут? Иди внутрь, мы сейчас найдём чего подложить, чтобы фургон не заваливался, и придём, — кобыла откинула промокшую насквозь чёлку, что не сильно ей помогло, грива тут же снова закрыла ей глаза.
— Не хочу, там тесно!
Хелена ободряюще улыбнулась.
— Но спать сегодня мы всё равно будем внутри, а то заболеем!
Жеребёнок отвернулся и прогундел:
— Дурацкая поездка…
Кобыла покачала головой, отвернулась и крикнула погромче, чтобы её было слышно за шумом дождя:
— Морелл, найди что-нибудь, что можно подложить под ось, нужно крен убрать, — после чего выпрямилась и отошла.
Жеребец, найдя подходящее бревно, заглянул под фургон.
— Ну-ка, мелкий, Хелена говорит, что ты тут опять раскапризничался, давай-ка вылезай. Сейчас подпорку ставить буду, упаси Селестия, придавит тебя там, — земнопони с прищуром оглядел соседнее колесо. — Не уверен, правда, что пока ставить её буду, оставшиеся колёса не развалятся.
Жеребёнок тут же снова заныл.
— Не хочу, там мокро!
Уставший после долгого дня и промокший насквозь жеребец начал понемногу терять терпение.
— Вылезай, я сказал! Иди внутрь!
Малыш вздрогнул и, шмыгнув носом, нехотя вылез из-под повозки под дождь.
Несправедливо! Затащили сначала в эту бесполезную поездку, а так хотелось поиграть с друзьями, обсудить новые комиксы “Могучих Пони”, а не вот это вот всё.
Жеребёнок быстро осмотрелся, мать копалась в сундуке в передней части фургончика, а отец занимался подпоркой.
— Вот возьму и спрячусь, — пробормотал жеребчик, слегка подрагивая от холода. — Прямо за этим деревом, пусть поволнуются!
Он прокрался от повозки к дереву с огромными, толстыми корнями и, прижавшись к одному из них боком, начал пятиться вдоль ствола, внимательно высматривая родителей.
Оказалось, что в незнакомом лесу лучше всё же смотреть под ноги. Поскользнувшись на опавших листьях, жеребёнок попытался схватиться за дерево, но не сумел, плюхнулся в грязь и скользнул прочь. Совсем немного, но достаточно, чтобы угодить в глубокий овраг прямо за деревом.
Оказавшись на склоне, жеребчик закричал, дрыгая ногами, пытаясь зацепиться хоть за что-то, но копытца находили лишь грязь, а движение всё ускорялось и ускорялось до тех пор, пока незадачливый малыш не ударился головой о торчащую из стены корягу.
Больно. Очень больно. Не хочется вставать. Не хочется открывать глаза. Сложно думать. Шаги? Приближаются. В ушах звенит. Голова пульсирует. Чей-то голос. Не разобрать. Мама? Тогда всё будет хорошо. Поднимают. Вспышка боли.
Темнота.
Свет. Слишком много света. Что-то вливают в горло. Кашель. Боль… уходит. Слышен треск. Боль возвращается. Много боли. Больше чем можно выдержать.
Темнота.
Яркий свет бил жеребёнку в глаза, заставляя щуриться при попытке открыть их. Всё тело нещадно ломило, а задняя правая нога, по ощущениям, была плотно перемотана и зафиксирована.
— Всё-таки выжил? — спросил чей-то голос.
Жеребёнок навострил ушки и резко повернулся в сторону звука. Не поверив поначалу глазам, он проморгался и ахнул.
— Ой! Бородатая тётя…
Его собеседница, кобыла с пышной зелёной гривой, обрамляющей шею и грудь, с фиолетовой чешуёй на спине и бежевой шёрсткой замерла, будто бы не понимая, как ей реагировать на подобное, но в итоге лишь покачала головой и произнесла:
— Я — кирин! И это не борода, глупое дитя! И я тебе не тётя, меня зовут Саммер Спарк.
Жеребёнок тут же вспомнил правила приличия:
— Ой. А меня зовут М…
Киринка его перебила, подняв копыто.
— Мне не важно, как тебя зовут. Я буду называть тебя Новичок.
Жеребёнок непонимающе уставился на Спарк.
— Но это же не моё имя! — возмутился он. — Родители говорят что…
Кобыла снова перебила его, в её голосе зазвучал интерес.
— Твои родители? Где они? — она посмотрела на выглядывающую из-под одеяла перевязанную заднюю ногу. — Как ты очутился в лесу? Откуда ты ко мне приблудился?
Непонимание жеребёнка лишь усилилось.
— При-блу-дился? Это как?
Киринка села, закрыла лицо копытами и тяжело вздохнула.
— Как ты, переломанный, оказался в лесу совсем один? Твоё племя бросило тебя умирать?
Новичок нахмурился.
— Племена — это у индейцев-буйволов! — ответил он, не заметив, как кобыла вопросительно на него посмотрела. — Мы с мамой и папой искали кри… кра… кракозябру! А потом у нас сломалось колесо и пошёл дождь, я хотел спрятаться и упал, и вот.
Саммер Спарк задумчиво хмыкнула, подошла к столу с какими-то сушёными травками и начала их измельчать краешком раздвоенного копыта.
— Как себя чувствуешь? Нога не болит?
Жеребчик сел на кровати, помахал задней ногой и поморщился от боли.
— Ай! — он склонился над пострадавшей конечностью. — Это я на неё упал так сильно, да?
Киринка, не оборачиваясь, кивнула, набрала воды из кадки, высыпала в пиалу получившийся порошок и замерла.
Новичок тем временем снова разнылся.
— И вообще у меня всё болит! Я домой хочу, и вот сразу сказал, что ехать никуда не надо!
Саммер подошла к жеребёнку и протянула ему курящийся дымком сосуд.
— Выпей и не ной, а то за порог выставлю, волки тебя сожрут, мне проблем меньше будет.
Жеребчик тут же замолк, и на его глаза навернулись слёзы.
— Я… я… — он мелко задрожал, шмыгнул носом и, свернувшись клубочком на кровати, тихо заплакал. — И-извини, п-пожалуйста, я…
Киринка раздражённо фыркнула.
— Хватит ныть, Новичок, ты такой громкий, что голова уже трещит, давай пей, а не то скоро начнёшь от боли выть, — Саммер ещё раз протянула пиалу больному. — Я долго ждать не буду.
Жеребёнок начал трястись ещё сильнее, но сел на кровати и дрожащими копытами взял сосуд.
— Х-хорошо, я в-выпью, только не… — он протёр глаза сгибом ноги, — не бей, п-пожалуйста.
Кобыла удивлённо уставилась на малыша.
— Это когда я тебя бить собиралась?
Новичок шмыгнул носом и пригубил из пиалы, скривившись от горького и горячего напитка.
— Невкусно… — засобирался было по привычке заныть жеребёнок, но вспомнил “угрозу” кирина и тут же осёкся. — Но ты… но вы сказали, что мне будет больно, если я не…
Саммер уже привычным движением хлопнула себя копытом по лбу.
— Знаешь, я всё больше склоняюсь к мысли, что тебя в лесу специально оставили. Я дала тебе дурман-травы, костесроста и… — она обратила внимание на непонимающее выражение лица жеребёнка и покачала головой. — Ты неудачно сломал ногу, и если не приглушить боль от травмы, ты будешь громко вопить и этим мне мешать, так понятно?
Жеребёнок неуверенно кивнул и осушил сосуд, после чего закашлялся.
— Это ты правильно сделал, Новичок, а теперь ложись и спи.
Сказав это, киринка отвернулась к столу и начала что-то резать, ритмично постукивая по столу.
Жеребчик хотел заявить, что для сна слишком рано, но решил не спорить со строгой кобылой. Он поёрзал под тяжёлым хрустящим одеялом и опустил голову на подушку, боль уменьшилась до лёгкого неприятного зуда, а веки налились тяжестью.
Новичок проморгался и протёр глаза, отгоняя сон, всё же ему очень было любопытно, куда он попал.
Стены были странными, а потолок очень высоким и сужался кверху.
“Как будто внутри большого дерева”, — сонно подумал жеребчик.
По стенам для просушки были развешаны всякие разные травы, названия которых выросший в городе малыш, конечно, не знал, а на столе лежали огромные морковки, луковицы и картошины, последние были больше головы жеребёнка.
На подоконнике расположились крупные фиолетовые чешуйки, по всей видимости, со спины хозяйки дома, а обрамляющая окно рама была украшена искусной резьбой.
Бороться со сном становилось всё сложнее, и детали начали ускользать от малыша, но кое-что он заметил.
В комнате больше не было кроватей.
— Тётя Саммер, — зевая, спросил жеребчик. — А ты где будешь спать?
Кобыла повернула голову и ответила:
— На улице посплю, хм-м, надо подготовиться, пока совсем не стемнело, — она отложила нож и, направляясь к двери, добавила: — А ты спи давай. Буду завтра учить тебя уму.
Новичок тут же закрыл глаза, но, услышав как захлопнулась дверь, приоткрыл.
Точнее попытался, сон навалился тяжёлой периной, и последнее, что увидел жеребчик перед тем, как сдаться, это как за окном показалось яркое изумрудное сияние.
Но потом всё-таки пришла темнота.
Когда жеребенок открыл глаза, мерцающий свет свечи поигрывал на стенах. За окном было темно, и сложно было сказать, сколько он проспал. Очень сильно хотелось есть, и жеребчик решил поискать, чем можно утолить голод.
Привычно перекатившись с кровати на пол, на все четыре копыта, он зашипел от боли, из глаз брызнули слёзы, а дыхание спёрло. Жеребенок тут же рефлекторно попытался поджать заднюю ногу, но она была достаточно плотно зафиксирована, и рывок вызвал очередную волну боли, от которой малыш не удержался на ногах и с грохотом свалился на пол.
Не удивительно, что на звук прибежала сонная киринка, которая резко распахнула дверь и уставилась на жалкий куль на полу.
— Ты чего? — она подавила зевок и протёрла глаза. — С кровати свалился, что ли?
Жеребёнок помотал головой.
— В-встать хотел… — произнёс он, после чего всхлипнул и добавил: — Больно.
Кобыла вопросительно наклонила голову.
— Куда тебе вставать, ночь в лесу, — она на миг задумалась, после чего ухмыльнулась. — Или сбежать от страшного кирина хотел, а?
Новичок виновато опустил взгляд.
— Кушать захотелось…
Саммер кивнула сама себе.
— Ну немудрено, пока ты в себя не приходил, я тебя как могла кормила, но ты, почитай, неделю нормально и не ел ничего.
Глаза жеребчика округлились.
— Неделю?! — он тут же, опираясь на кровать, вскочил, предусмотрительно не беспокоя и без того ноющую конечность. — Меня родители, наверное, везде ищут!
Киринка подошла к люку в земле, копытом подняла крышку в погребок и достала глиняный горшочек.
— Ну, плохо, значит, ищут, раз ещё не нашли, — она покрутила емкость в копытах, приподняла крышку и понюхала. — А ты иди пока копыта помой, за столом есть будешь. Справа от двери на улице корыто, не заплутаешь, надеюсь.
Кобыла на несколько мгновений задумалась.
— Не заплутаешь ведь?
Новичок, уже отойдя от боли, кивнул и, неловко пошатываясь, вышел на улицу.
Лучи ночного светила пробивались сквозь кроны деревьев, позволяя жеребёнку рассмотреть двор.
Сразу же нашлось невысокое корыто для мойки копыт с подстилкой из сена. По левую сторону обнаружился небольшой огородик, в котором, вроде бы, ничего не росло, земля просто была вспахана.
Немного отойдя от двери и задрав голову, жеребёнок с удивлением увидел огромное дерево, жилое помещение было вроде как выдолблено внутри, а с кроны свисали крупные ярко-жёлтые шипастые плоды.
“А мне ведь мама рассказывала про народ, который живёт на деревьях, я думал, это сказка была…”, — малыш направился к корыту. — “А хотя тётя Саммер живёт в дереве, а не на нём”.
Ступив на колючее сено, жеребчик тщательно поболтал передним копытцем в воде.
У-У-У-У-О-О-О-О-О.
Застыв с конечностью в корыте, жеребёнок испуганно вскрикнул:
— В-волки! — и тут же, неловко подпрыгивая, заспешил обратно в дом и захлопнул за собой дверь.
Киринка обернулась на шум и недовольно фыркнула.
— А копыта вытирать тебя не учили?! Я бы спросила, умеешь ли ты сам мыть копыта, — на этой фразе жеребчик тут же потупился. — Зря передумала. Чего примчался, словно случился лесной пожар?
Малыш опёрся о дверь.
— Там волки воют!
— И что?
— Ты говорила, что волки меня сожрут!
Саммер Спарк уже занесла копыто, чтобы хлопнуть себя по лбу, но вовремя остановилась, войдёт вдруг в привычку, так и шишку набить недолго.
— Ни один волк к кирину не подойдёт, а я тут давно живу, вот и воет от обиды.
Жеребёнок прислушался к звукам снаружи, нерешительно отошёл от двери и подошёл к столу, где уже дымился разогретый ароматный суп.
— А почему?
— Что почему? — переспросила кобыла.
— Ну, почему к киринам волк не подойдёт? — поинтересовался жеребёнок.
Саммер слегка ущипнула малыша за нос.
— Ай! За что?! — было не больно, но обидно, что она может щипаться копытами, а он нет.
— А чтобы свой любопытный нос не совал куда не надо, — после чего улыбнулась. — Ладно, не дуйся, за интерес хвалю, может, выйдет из тебя толк, садись ешь, пока свеча не догорела.
И так он и сделал, поел, встал из-за стола, увидев немой упрёк кирина, помыл за собой посуду в прохладной воде, ещё раз вымыл копыта, на этот раз со всем тщанием, и лёг спать.
Свеча догорела, и пришла тьма.
Солнечный свет прошёлся по лесу, и крик петуха, с какими-то, правда, шипящими нотками, разнёсся по округе.
— Пшёл прочь! — раздался приглушённый голос с улицы.
Новичок собрался перекатиться с кровати на пол, но вовремя одумался. Аккуратно спустившись, он, как смог, потянулся, осмотрелся и увидел, что дверь на улицу приоткрыта.
Из любопытства он подошёл к выходу и выглянул на улицу.
— Выметайся, пока я не…
Открываемая дверь скрипнула, и кобыла, не оборачиваясь, тут же крикнула:
— Новичок! Закрой глаза и в дом, быстро!
Решив довериться кирину, хоть и не понимая, что происходит, он прикрыл дверь обратно и попятился от неё, не открывая глаз. Наконец жеребёнок упёрся крупом в кровать, совершенно не зная, что делать дальше. Немного подумав и решив не злить тётю Саммер лишний раз, он так и остался стоять с закрытыми глазами.
Спустя некоторое время с улицы раздался глухой “туньк”, за которым последовало возмущённое кудахтанье, перемежаемое шипением.
— Скажи спасибо, что зеркала под копытом не оказалось! — крикнула кобыла и вернулась в дом, как раз чтобы застать жеребчика в интересной позе — вжавшегося крупом в изножье кровати с плотно зажмуренными глазами. — Ха! Ну ты это правильно. Если чего не знаешь, что происходит, то слушай тех, кто знает, так в живых, глядишь, и останешься. Глядишь, чего умного тем, кто после тебя придёт, сможешь передать.
Новичок осторожно кивнул, но глаза открывать не спешил.
Саммер улыбнулась.
— Глаза уже можно открывать.
Жеребёнок послушался, осторожно открыл глаза и спросил:
— А кто там был?
Киринка кивнула ему на кровать, побуждая сесть, а сама опустилась на табуреточку.
— Кокатрикс, мерзкое создание, — она слегка склонила голову набок. — Разве тебя родители не научили, что если слышишь куриный клёкот в лесу, то лучше держаться подальше?
Жеребчик потупил взор.
— Хм, — Саммер начала задумываться, а была ли вина несмышлёныша в его… несмышлённости? Помотав головой, она продолжила: — Ну, значит, слушай тогда от меня. Кокатрикс — это помесь петуха и…
Она посмотрела себе на спину и улыбнулась.
— И дракона. Запомни! Ни в коем случае не смотри ему в глаза, сразу превратишься в камень. Плоть обратить назад будет можно, но вот разум после такого, хм, требует других лекарств.
Новичок кивнул, внимательно слушая кирина.
— Понял? Ну вот и молодец, а теперь пойдём на улицу, посмотрим, чего умеешь, — произнесла она, поднялась, отряхнула шерсть на груди и потрусила на улицу.
Жеребчик направился следом.
— А я уже много умею! Ротопись, копытопись, читать, а ещё умею до ста считать и даже в обратном порядке!
Кобыла хихикнула.
— И правда много. А что ты знаешь про… ну, фермерство, например? Я слышала, твоё племя может вырастить что угодно даже на камнях.
— Ну, я из города, у меня ещё скоро будет придворный этикет и… — малыш заметил, что веселье кобылки поугасло, и решил поделиться главным талантом. — И ещё я мяч хорошо пинаю!
Саммер как раз дошла до вспаханной грядки и наклонилась поближе, придирчиво осматривая землю, нет ли сорняков.
— Мяч, говоришь, хм, — она копнула копытом землю. — Ну-ка, вырасти мне чего-нибудь, вот в кадке росток капусты, посади его.
Новичок посмотрел на торчащий из земли листочек на стебле и вспомнил, как его мать пересаживала цветы. Аккуратно подкопал копытом под жиденькими корнями и губами зажал листья, вытаскивая саженец из земли, затем перенёс его в грядку и плюхнул в выкопанную кирином ямочку.
— Вот!
Саммер кивнула.
— А теперь вырасти его.
Новичок непонимающе уставился сначала на кобылу, затем на саженец.
— Ну… его там полить надо, потом ждать, потом опять полить и…
— Нет, — перебила его киринка. — Прямо сейчас вырасти его.
— А… а как?
Киринка поставила копыто рядом с ростком, зажгла полоски на роге, и саженец стремительно начал расти, но вскоре потушила рог и кивнула жеребчику.
— Но у меня же нет рога!
— Ну, представь, что он у тебя есть, напрягись там, я не знаю!
Новичок решительно направился к уже небольшой капустке, точно так же, как и Саммер, наступил рядом, закрыл глаза и начал представлять, как растение увеличивается, казалось, ничего не происходило, поэтому он напряг всё, что мог напрячь, и…
— О, клянусь пламенем!
Жеребчик тут же радостно раскрыл глаза и разочарованно увидел, что ничего не изменилось.
— Эй! Я думал, получилось…
— А, да нет, ты просто так покраснел, что сквозь шерсть стало видно! Я и не думала, что получится. Так это не работает, — она хихикнула, поднеся изгиб копыта ко рту. — Давай-ка лучше научу по верхам некоторым травам и грибам, а главное, кого тут в лесу встретить можно, как с ними справиться, а от кого лучше просто убежать.
И занимались они до темноты.
И каждый день, как только свет падал на землю, Саммер Спарк учила Новичка. Она не считала дни, а жеребёнок даже не думал об этом, ведь знал, что его рано или поздно найдут, иначе просто быть не могло.
Понемногу жеребчик перестал лениться, научился концентрироваться, иногда по привычке, конечно, жаловался, но тут же и сам понимал, что за него ничего делать не будут. Жизнь спасённого вошла в ритм, пока в нём не прозвучала фальшивая нота.
— Кхе-кхе.
Новичок обернулся и увидел, как киринка, кашляя, прикрыла рот копытом, заметила его взгляд и отмахнулась передней ногой.
— Простудилась, ты продолжай, — после чего отвернулась и снова не очень успешно приглушила кашель.
Прошло ещё несколько дней, Саммер уже не пыталась скрывать кашель и даже вернулась в кровать, отправив спать малыша в выращенный ею гамак из лоз.
На утро жеребчик впервые поднялся раньше кирина и тут же побежал к ней, к своему ужасу обнаружив, что та не только ещё не вставала с кровати, но и от кашля несчастной вся кровать ходит ходуном.
— Н-новичок… — жеребёнок тут же подбежал к кобыле, которая подняла голову, чтобы ей не пришлось громко говорить. — Это… отёчная хорсянка… я рассказывала… у меня…
Саммер перевела дыхание, затем глубоко вдохнула и продолжила:
— Глазоотвод болотный у меня закончился… придётся организму самому справляться, ты пока… о себе позаботься, я… выдержу, — договорив, обессиленная киринка рухнула головой на подушку и мгновенно уснула.
Новичок осел на пол. Как же так могла она заболеть, и травы нужной нет! Сходить самому? Но она запретила ходить в лес одному, да ещё и в болота… А вдруг сама не поправится? И ведь не забыл, где трава нужная растёт.
“Надо написать записку, вдруг уйду, а ей легче станет, меня начнёт искать и не найдёт? Надо, чтобы не волновалась!”
Жеребчик тут же вытряхнул из уже порядком пожелтевшего листа сушёный щавель и, поджав язык, взял красящий мелок в губы и задумался.
“А она умеет читать? На всякий случай напишу и нарисую”.
Выплюнув мелок, жеребчик закинул на спину перемётные плетёные корзинки и тихонько, украдкой выскользнул из дома наружу.
“Болото… обойти дом и по прямой мимо провала” до двух переплёт-дубов, дальше идти на огоньки… но не прямо на них”.
Новичок осторожно шёл по хлюпающей под ногами листве: совсем недавно прошёл дождь.
У-У-У-У-О-О-О-О-О.
Замер. Воет далеко, не страшно. Пора идти дальше, сбоку в кустах что-то шевелится, лучше обойти… хорошо, тут небольшой ручей, перепрыгнуть, поскользнулся, но устоял, нога тут же заныла.
И почему-то стало самую маленькую малость страшно.
Шуршание в кустах усилилось, жеребёнок решил не стоять столбом и поспешил дальше, пока не увидел заветные огоньки, разбросанные то тут, то там по полянке.
“Трава должна быть где-то здесь”.
И правда, приглядевшись, Новичок обнаружил заветные стебельки, но, к несчастью, они были окружены огоньками.
Жеребчик осмотрелся, нашёл побег цепкой лозы и немного бестопкого мха и кое-как закрепил его на копытах.
Шаг. Ещё шаг. Под копытами, казалось, обычная травяная полянка, но жеребёнок знал, что это обманчивое ощущение, Саммер рассказала ему, что лучше без крайней нужды туда не заходить, но если уж пришлось, то как там не сгинуть.
Наконец, аккуратно обойдя огоньки и, конечно же, не смотря на них слишком долго, Новичок встал на теперь уже по-настоящему твёрдую землю и начал осторожно тянуть зубами травку, чтобы вытащить её с корнем.
“Корни нужны были или листья? А ладно, возьму всё, в доме разберусь”.
Набрав травки с запасом, он, прихрамывая, поспешил обратно в дом. Энтузиазм от удачной находки сыграл с жеребчиком злую шутку, он расслабился и перестал внимательно следить за окружением, не обратив внимания на то, как беспокойно покачивается болото.
Добравшись до его конца, жеребёнок зубами помог себе снять мох с копыт, проверил, что корзина падать не собирается, и заспешил обратно в дом, не обращая внимания на тупую пульсацию в ноге.
Болото сзади хлюпнуло, но Новичку было не до него, нужно было скорее попасть домой, пока Саммер не стало хуже.
Вскоре впереди показался знакомый ручей, и жеребчик замер, не решаясь прыгать, зная, что это вызовет только новую волну боли, а то чего и похуже. Оглядевшись и поняв, что обойти если и можно, то переправу искать слишком долго, он изготовился к прыжку, слегка попятился и…
Ощутил, как его ногу обволакивает что-то ледяное и живое.
— А-А-А-А! — он попытался её отдёрнуть, но хватка была столь крепка, что он тут же упал и выгнулся, чтобы посмотреть, что его держит.
Жуткое, бесшумное существо, опирающееся на четыре конечности и снабжённое парой щупалец, выступающих из тела там, где у пегаса были бы крылья, не спеша подтягивало к себе упирающуюся жертву, а именно самого жеребёнка.
На удивление, паника быстро отступила и Новичок начал вспоминать уроки кирина; в болотах водилось не так уж много опасных существ, а уж из тех, кто мог выйти из болота за своей жертвой, он знал только одного — ичетика.
“Огонь, он страх как боится огня! Но у меня нет ничего с собой!”
И вот тогда пришла настоящая паника.
Жеребчик пытался зацепиться хоть за что-нибудь, но лишь вспахивал сырую землю, он бился всем телом, стараясь вырваться, но тщетно.
— Хр-р-р.
Внезапно притяжение прекратилось. Но какой-то новый, непонятный страх буквально парализовал всё тело.
— Хр-хр-хр.
Резкий рывок перевернул жеребёнка на спину, и он увидел какую-то неизвестную тварь: чернильно-чёрная шерсть, полностью белые глаза и ослепляюще яркое пламя вместо гривы и хвоста.
Слишком много света.
Бросок, и существо вцепилось в горло ичетику, а пламя стало настолько ярким, что глаза жеребчика резануло болью. Болотная тварь завыла, и огненное существо, дёрнув головой, отбросило ичетика в ближайшее дерево.
И повернулось к жеребёнку, который всё ещё не мог двигаться.
— Р-р-р.
К клыков твари сочилась слюна вперемешку с ихором, шаг, тепло, ещё шаг, горячо, шаг — жар на грани боли.
— НО-ВИ-ЧОК.
Пламя резко погасло, паралич исчез, и в голове жеребёнка пронеслась мысль:
“Саммер…”
Есть пределы того, что может выдержать юное тело и разум, и всё это было уже чересчур.
Благословенная темнота.
Режущий глаза свет вырвал жеребёнка из мира грёз.
— Проснулся?
Жеребчик резко засучил копытами и отполз в изголовье кровати, прикрываясь одеялом.
— Ш-ш-ш, тихо, я не собираюсь тебя есть или чего ты там себе надумал, — малыш медленно опустил одеяло и увидел сидящую на кровати кирина с виновато опущенной головой. — Я хотела проверить тебя, хорошо ли ты меня слушал, хватит ли тебе храбрости пойти в лес одному, будешь ли ты достаточно внимателен, чтобы выжить…
Кобыла тяжело вздохнула.
— Я была рядом, на случай, если вдруг что случится. Думала, мой запах его отпугнёт… — она повернулась к жеребчику. — Но, похоже, жажда тёплого мяса совсем свела с ума болотного охотника.
— А ты… — Новичок начал говорить, но тут же осёкся, не в силах даже осознать того, что пытался спросить.
Саммер усмехнулась.
— Ем ли я жеребят? — она отвернулась, встала с кровати и подошла к столику у окна. — Нет. И кого постарше тоже не ем. Картофель в кожуре, ещё горячий, запечённый моим пламенем, когда я вонзаю в него клыки…
Киринка замолкла.
— Увлеклась. Новичок, я горжусь тобой, ты хотел спасти меня, а я своими идиотскими проверками тебя чуть не сгубила, ещё и узнал ты раньше времени…
Жеребчик осторожно вылез из-под одеяла, заметив на себе новые повязки, сладко пахнущие лавандой, подлез к кобыле и обнял её за ногу.
— Я не обижаюсь, а что в лесу мне опасно будет, я как-то не подумал...
Саммер опустила взгляд увлажнившихся глаз.
— Пламя, я постоянно забываю, какой ты ещё маленький, — она потрепала его гриву свободным копытом и добавила: — Извини, что так тебя напугала.
Новичок поднял взгляд и надул губки.
— Я же сказал, что не обижаюсь! А теперь расскажи, пожалуйста, что я видел в лесу? Это правда была ты?
Киринка села на пол, и жеребчик отстранился от её ноги.
— Да, я не рассказала тебе про самую опасную тварь Пиков Страха — про нириков, — она слегка приподнялась, вытянула заднее копыто и зажгла на изгибе ноги шерсть, на миг превратив её в пламя. — Скажи, Новичок, что ты делаешь, когда злишься?
Жеребёнок задумался.
— Ну-у… я хочу что-нибудь сломать, но знаю, что папа меня накажет, и тогда иду пинать мяч или кричу, однажды даже подрался, когда у меня морковку украли! Правда оказалось, это другой жеребёнок был…
Саммер усмехнулась.
— Ну а я… мы, кирины, загораемся всем телом, и пламя, в свою очередь, начинает подпитывать нашу ярость, не давая успокоиться. Хочется что-нибудь сломать? Оно само загорится рядом с тобой. Хочется кричать? Пламя станет ещё жарче. Хочется подраться? Очень сложно… остановиться… — киринка поникла и замолка.
Новичок задумчиво потянул кобылу за копыто.
— Тётя Саммер, а получается, что нирик — это просто слово кирин наоборот?
Прикосновение выдернуло кирина из размышлений, и она улыбнулась.
— Получается, что так, — она вздохнула и продолжила. — Раньше нас было намного больше, мы пытались жить вместе, но даже небольшие ссоры приводили к пожарам. Мы отстраивались, а затем снова всё сгорало. Раздражение копилось, все злились всё чаще, и, конечно, долго так продолжаться не могло.
Она подняла взгляд к потолку, по которому от лучей солнца, упавших на чешуйки на подоконнике, разлетелись солнечные зайчики.
— И в один момент я сделала глупость, большую глупость, Новичок, которую я себе никогда не прощу. Меня изгнали из деревни с позором. Это не такое уж страшное наказание, еду выращивать мы, кирины, учимся чуть ли не раньше, чем говорить, переделать дерево в дом тоже несложно, но одиночество, без цели… — Саммер опустила взгляд и посмотрела на жеребёнка. — Но ты напомнил мне, что я ещё жива, что я могу делать что-нибудь не только ради себя. Не только чтобы просто выжить. Спасибо тебе.
Жеребёнок слегка покраснел, не зная, что говорить в такой ситуации, но решил, что для вежливости всегда найдётся место.
— Пожалуйста… — он немного помолчал, а потом склонил голову набок и спросил: — Тётя Саммер, а почему вам тогда не уйти из леса? Вы знаете, сколько всего тут вокруг! Мы до твоего леса целых две недели на поезде ехали, потом пять дней пешком, а потом ещё и в фургончике!
Киринка покачала головой.
— Я не могу. У нашего народа ещё свежи воспоминания, как мы сражались с другими племенами за плодородные поля и леса, которые порой сжигались дотла в порыве гнева. А этот лес огромен! Да, он сырой, но это не даёт пламени сжечь его! А деревья, в которых мы проращиваем дома, практически не горят. Нет, Новичок. Раньше мне было всё равно, но сейчас мне хватит воли выпросить и заслужить прощения… — она фыркнула и улыбнулась. — Хм, нашла себе благодарного слушателя.
Саммер подошла к люку, копытом откинула крышку погреба и левитировала оттуда сосуд с предусмотрительно сваренным супом. Взвесила на копыте, хмыкнула и зажгла копыто, разогревая еду.
Новичок завороженно уставился на пламя, объявшее конечность кобылы, не причиняющее ей вреда.
— Я так тоже хочу! — воскликнул он.
Киринка ухмыльнулась.
— И дар, и проклятие, малыш, — она сняла зубами крышку, сунула нос в сосуд, втянула аромат и довольно заулыбалась. — Ну вот и готово, быстро ешь и пойдём.
Жеребёнок поднялся, но когда кобыла договорила — замер.
— Куда пойдём?
Саммер хитро посмотрела на него.
— Давай, быстрее доешь, быстрее увидишь!
Быстро поев, они вышли из домика и пошли в лес. Поначалу жеребчик пытался запомнить, как они шли, но спустя долгие минуты сосредоточенной и небыстрой ходьбы, чтобы лишний раз не тревожить ногу, понял, что назад вернуться уже не сможет. Киринка же шла уверенно, пока наконец не остановилась.
— Ну вот и пришли, Новичок, — она повернулась к жеребёнку и повесила ему на шею небольшой мешочек из лопуха. — Это тебе от меня, а ты давай иди по прямой, там не заблудишься.
Жеребчик попятился, ровно в противоположную сторону от места, куда ему сказали идти.
— К-куда? Что там? — в его голосе явно слышалось непонимание.
— Там пони из твоего племени, пока ты спал, я заметила беспокойство в лесу. Нетрудно было проследить и найти причину, — она толкнула его носом в бок. — Давай скачи, порадуешь своих, что не сгинул в чаще.
Новичок хлюпнул носом, а его глаза мигом увлажнились.
— Но… а ты…
Саммер сочувственно улыбнулась.
— Ну, вот этого мне тут не надо, иди давай, пока я не передумала и себе не оставила.
Жеребчик совсем расклеился и с рыданиями бросился к кирину.
Она закатила глаза и приобняла жеребёнка.
— Ну не грусти, зато ты видел много такого, чего другой никто не видел! — она осторожно попыталась отодвинуть его копытом, но Новичок вцепился крепко, рыдая и мелко подрагивая. Мысленно вздохнув, она решилась на хитрость: — Ты мне так всю бороду зальёшь!
Жеребёнок тут же затих, отлип от кобылы и произнёс:
— Н-но это г-грива!
Саммер тихо шмыгнула носом и отвернулась.
— Я знала, что ты не так безнадёжен, всё же запомнил! Иди! Скажи, что лесные духи помогли тебе выжить, — и, не оборачиваешь, потрусила в противоположную сторону.
Новичок посмотрел ей вслед и медленно побрёл на крики.
И его нашли, и много плакали, и много радовались, а потом день ушёл, и на землю опустилась темнота.
А потом много-много раз свет сменял темноту и наборот. Жеребёнок рос, пока не стал жеребцом, а потом прошло ещё много времени, а его секрет всё так же и оставался при нём.
За исключением одного письма.
“Дорогая принцесса Селестия!
Я пишу вам, потому что не знаю, кому ещё можно написать. Вы когда-нибудь задумывались о природе света и тьмы? Может ли быть свет настолько ярким, что будет не светить, а ослеплять? Может ли тьма дарить не страх неизвестности, а спокойствие?”
Жеребец поднял перо и взглянул на свою кьютимарку с лабораторной горелкой. И улыбнулся сам себе, словно подумал о чём-то забавном.
“Предопределена ли наша судьба заранее? Может ли тот, кто создан для разрушения, создавать? Должны ли создания, несущие безумный ужас, идти против своей природы и становиться теми, кем они не являются? А если и должны, то кому? Сами себе? Другим?”
Он задумался. Зачем это письмо? Что он хочет им сказать? Может ли быть так, что их правительница думает о чём-то похожем?
“Я не знаю, зачем я пишу вам, принцесса Селестия, но чувствую, что должен это сделать. Я знаю только одно. То, что подарило мне самый большой страх, так же подарило мне жизнь и определило мой путь”.
Жеребец посмотрел на фиолетовую чешуйку, поблескивающую в пламени свечи, и улыбнулся.
“Дописывая эти строки, я чувствую, как со спины падает груз, которого я ранее не осознавал. Я долго, очень долго откладывал это письмо, а дописав, не знаю, стоит ли его отправлять или нет. Отправлю.
С глубоким уважением…”
Жеребец написал своё имя в углу письма, а затем рассмеялся, зачеркнул его и написал прозвище, данное ему наставницей, но на эквестрийский манер:
“Новайс”.
Свернул и запечатал в конверт. А отправлять или нет — можно решить по пути на вокзал. Ну или, пока едет, тщательно обдумать. В конце концов, путь неблизкий, две недели на поезде.
Комментарии (0)