Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят

Глава 82

Сумак Эппл, не отрывая взгляда зеленых глаз из-под очков чайного цвета, изучал фотографию, на которой были запечатлены он сам, сестры, детеныш дракона, феникс и то, что, несомненно, было неживым опоссумом. Как он ни старался, он не мог сдержать своих чувств, которые грозили захлестнуть его. Фыркнув, он поднял глаза на принцессу Селестию и некоторое время наблюдал за тем, как Филомена прихорашивается, сидя на роге белого аликорна.

— А что, если это фото сгорит? — спросил Сумак тихим голосом, в котором слышалась робкая дрожь.

На мгновение принцесса Селестия застыла на месте, и единственной ее частью, которая двигалась, были немигающие глаза. Казалось, она не дышит, даже ее струящаяся неземная грива и хвост почти не шевелятся, а Филомена на своем роге приостановилась на середине движения перьев, чтобы взглянуть на Сумака широкими птичьими глазами.

— Я не знаю, хочу ли я что-то хранить, если не могу как-то уберечь это. — Сумак, все еще стоя на краю стола, сел. — Простите, я не хотел показаться неблагодарным. Но все равно спасибо.

— Смириться с потерей бывает очень трудно. — Слова принцессы Селестии были мягкими и какими-то материнскими. — Если что-то случится, приходи ко мне, и я позабочусь о том, чтобы у тебя была замена фотографии из Королевского архива. Этот снимок нужен, чтобы переждать, пока Севилья не сможет проявить свои фотографии, а потом я пришлю тебе один в огнеупорной рамке.

— Спасибо. — Сумак немного пофыркал, пока не почувствовал, что сопли прошли, а потом засиял, глядя на царственного аликорна, возвышавшегося над его миниатюрной фигурой. — Спасибо, что не заставляешь меня чувствовать себя плаксой. — Уши жеребенка встали дыбом, и Бумер потянулась, чтобы взять одно из них и игриво пощипать.

Опустив голову, принцесса Селестия обвела глазами комнату, а затем нежно поцеловала Сумака в щеку. Отстранившись, она сказала тихим шепотом:

— Думаю, моя работа здесь закончена. Тебе следует пригласить Пеббл на танец. У меня есть другие гости, которых я должна развлечь.

Покраснев, с горящими ушами, он кивнул, и Сумак посмотрел на своего монарха, чувствуя неистовую любовь к ней. Он поднял одно маленькое копытце, протянул его и помахал принцессе Селестии, когда та удалилась. Хотя ему не хотелось быть солдатом, в его груди горел маленький, крошечный огонек — пламя преданности принцессе аликорнов, которая была так добра к нему.

Когда сестры собрались уходить, Сумак хотел сказать последнее слово:

— Принцесса Луна… спасибо, что обратили на меня внимание и дали почувствовать себя особенным. Когда ты такого размера, как я, легко почувствовать, что тебя игнорируют и забывают.

Сделав паузу, принцесса Луна обернулась и посмотрела на Сумака. Вскоре стало очевидно, что Принцесса Ночи не знает, что сказать в ответ. Повернувшись, она теперь стояла лицом к Сумаку, широко раскрыв один глаз и полуприкрыв другой, пока ее уши совершали различные ловкие упражнения. Не в силах ответить словами, она протянула одно крыло и погладила Сумака по щеке.

Затем, молча развернувшись, принцесса Луна приготовилась уходить.

Подняв пластиковый стаканчик в форме широкомордой золотой рыбки, хвост которой был сложен в виде своеобразной ручки, Сумак сделал долгий глоток ярко-красно-оранжевого пунша. Он зачмокал губами, облизнул их и отпил еще немного. Ощущение было одновременно забавным и странным, когда он прижимался губами к рыбьим губам, пусть даже и поддельным пластиковым. С каждым выпитым глоточком он целовал рыбу, пытаясь набраться храбрости.

Сумак не умел танцевать. Это было проблемой. Это была большая проблема, из тех, что могут поставить в тупик пятилетнего жеребенка. Он с опаской наблюдал, как Лемон Хартс ведет Трикси по танцполу в медленном и осторожном степ-танце, пытаясь научиться всему, что мог, через наблюдение. Ему хотелось, чтобы Винил и Октавия продолжали танцевать, но Винил требовался отдых, и она выглядела так, словно ей было очень больно. Сумаку было жаль ее, но он ничего не мог поделать.

Вздохнув, он сосредоточил свое внимание на Пеббл, отчего у него пересохло во рту. Он выпил еще, но это мало помогло, а сердце внутри груди выстукивало веселую румбу, пытаясь забраться в горло. Он нервничал, потел, его стрелки были мокрыми и липкими… неужели это и есть влечение? Если так, то ему это не нравилось, ни капельки.

Сделав еще один глоток пунша, Сумак попытался обдумать, как поступить в этой ситуации. Отца рядом не было, так что он не мог понять, как с этим справиться. Лучшими примерами для него были Лемон Хартс и Трикси, и он не знал, как Биг Мак мог бы поступить в этой ситуации. Все было непросто, и нужно было найти правильный подход.

Для Сумака, который мог быть смелым до откровенной агрессии, он решил использовать прямой подход.

— Пеббл. — Сумак протянул переднюю ногу и сделал приглашающий жест.

— Да, Сумак? — Пеббл повернула голову и посмотрела на своего друга и компаньона.

— Иди сюда. Ты будешь танцевать со мной. — На мгновение Сумак был почти уверен, что проглотит свой язык, который теперь высох, как абрикос, оставленный на солнце. Он ненавидел абрикосы, которые были почти так же плохи, как груши. Ни одно уважающий себя Эппл никогда бы не попался на том, что ест груши.

— Миип! — Лицо Пеббл стало темно-шоколадно-коричневым, и она застыла на месте.

Вытянув переднюю ногу, Сумак трижды стукнул копытом по столу, чтобы дать понять Пеббл, что он намерен заняться делом. Самцы должны были брать на себя ответственность, верно? Правда, Лемон Хартс взяла на себя ответственность и заставила Трикси танцевать. Может, это самка должна была командовать? Он не знал. Подняв телекинезом свой стакан с пуншем, он сделал последний глоток, чтобы смочить пересохший язык.

Поставив стакан с пуншем, он соскользнул со стула на пол и подошел к сидящей Пеббл. Подтянувшись передней ногой, он обхватил ее за загривок и потянул с места, не обращая внимания на ее протестующие писки. Когда она опустилась на пол рядом с ним, он дал понять, что намерен заняться делом.

— Пеббл, у меня есть магия щекотки, и я знаю, как ею пользоваться. А теперь потанцуй со мной.

— Миип!

Шагая на трех ногах с Пеббл на буксире, Сумак направился к танцполу, чувствуя, что его может вырвать в любой момент. Он потискал ее бока и получил еще одно "Миип!" за свои старания. На краю танцплощадки, где кружились взрослые, он остановился и посмотрел на Пеббл.

— Я не умею танцевать, — признался Сумак, поняв, что в его плане есть серьезный изъян. Некоторые из танцев, которые он видел, выглядели сложными, запутанными, а некоторые, похоже, требовали больших усилий. Раздался полувздох-полувсхлип, и Сумак вспомнил услышанное однажды выражение: — Потихоньку, помаленьку. — Он не знал, что оно означает, но, похоже, подходило для тех случаев, в которых он оказался.

Не успел он ничего сказать, как Пеббл взвилась в воздух и приняла двуногую позу, и Сумак оказался схвачен. Державшая его кобылка была сильной, достаточно сильной, чтобы раздавить его. Он шатался на задних ногах, и ему казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Пеббл обнимала его, и их животы соприкасались. Для Сумака это было странно.

— Я получаю уроки танцев с тех пор, как мне исполнился год, — непринужденно заметила Пеббл. — Это семейная традиция Пай. Все мои тети и мама танцуют. Бабушка очень настаивала, чтобы я следовала этой традиции.

Пеббл притянула Сумака к себе, обхватив одной передней ногой его середину, а другой удвоила хватку вокруг его щетки:

— Следуй моему примеру и будь осторожен.

Затем, без предупреждения, Пеббл швырнула Сумака на пол. Цепляясь за рог, Бумер издала неловкий вопль протеста, но потом, восстановив равновесие, немного успокоилась. Ходить на двух ногах было очень странно, но он справился. Он чувствовал, как сердце Пеббл бьется о его ребра, и задавался вопросом, чувствует ли она то же самое.

Спотыкаясь, он ошибся и посмотрел в голубые глаза Пеббл. В этот момент он на секунду застыл, и Пеббл пришлось тащить его на себе. Он что-то почувствовал, что-то глубокое и сильное, как в первый раз, когда ему удалось произнести несложное заклинание, а затем испытал пьянящий прилив сил, вызванный осознанием того, что он единорог и владеет магией.

В ее гриве было чуть больше завитков, чем обычно, гораздо больше, а на щеках появился темно-шоколадный румянец. Дышать вдруг стало совсем трудно, и Сумак не был уверен, что причиной тому Пеббл, сжимающая его. Он вспотел, нервничал, а его живот делал сальто-мортале, пока задние ноги пытались удержать равновесие.

Заглянув ей в глаза, Сумак обнаружил, что на него наложено какое-то заклятие, какое-то страшное заклятие, и он не мог отвести взгляд. Пеббл двигалась с плавной грацией, которую Сумак не оценил, так как был еще слишком молод и спотыкался, пытаясь угнаться за ней. Ее платье развевалось и крутилось вокруг его ног, щекоча его, дразня и отвлекая.

— Перестань быть таким жестким, — сказала Пеббл, плотно прижимаясь передней ногой к позвоночнику Сумака. — Теки, как вода, и ты обретешь равновесие. Двигайся вместе со мной.

— Хорошо. — Сумак попытался немного расслабиться, но это было трудно. — Как взрослые учат жеребенка танцевать? Разница в размерах…

— Это сложно. — Пеббл двинулся назад, вправо, вперед, влево, а затем снова назад. — Тебе нужен партнер. У моей матери были сестры, но я — единственный жеребенок. Я много времени провела, танцуя в одиночестве перед зеркалом, но у меня никогда не было партнера, который подходил бы мне по размеру.

— Я у тебя первый? — спросил Сумак и увидел, что от его слов Пеббл покраснела еще сильнее. Мало того, он почувствовал, как его собственные щеки самопроизвольно вспыхивают и загораются. Несомненно, прямо сейчас на его лице можно было поджарить зефир, и он был рад, что Бумер была огнеупорной.

— Ты у меня первый, — призналась Пеббл довольно писклявым голосом. — Я танцевала с отцом, но он большой и просто кружит меня по комнате. Он слишком высокий.

Помня о своих задних копытах, Сумак маневрировал вокруг, стараясь повторять шаги Пеббл, не глядя вниз, что оказалось гораздо сложнее, чем он себе представлял. Платья Пеббл скрывали секрет: Пеббл была довольно толстой и коренастой — возможно, даже пухлой. Он потискал ее и обнаружил, что в районе ребер у нее есть замечательная подушечка. Она была теплой, мягкой, и мозг Сумака на мгновение пробудился, когда он понял, что ему нравится ее пухлая, манящая мягкость.

Поскольку Пеббл была мягкой и тискательной, Сумак стал немного стесняться своего тела — он был худым, может быть, слишком худым, и костлявым. Из того немногого, что он помнил о своем отце, Флэм был высоким и худым, и у него были усы. Искреннее чувство беспокойства закралось в его сознание, и он подумал, не слишком ли он худощав.

— Я слишком худой? — прошептал он.

— Ничего страшного, главное — побольше помадки, — ответила Пеббл, тоже шепотом. — Ты вырос в бедности, Сумак, и в этом нет ничего постыдного. Но это не беда, ты мне нравишься таким, какой ты есть.

— Спасибо, Пеббл.

— Ты думаешь, я толстая? — спросила Пеббл задыхающимся, испуганным шепотом. — Меня иногда дразнят за это… Я все время волнуюсь, а когда я волнуюсь, я больше ем. Нахождение рядом с моей тетей Пинки совсем не помогает.

— Приятно, когда тебя можно потискать, — ответил Сумак, крепче сжимая Пеббл в объятиях. — Ты мне нравишься такой, какая ты есть.

— Ты честен. — Пеббл несколько раз моргнула, вдохнула, вздрогнув, а затем прижала уши к голове. — Ты мне очень, очень нравишься.

— Пеббл, ты мне тоже нравишься… — Слова Сумака оборвались, и он глубоко вдохнул. — Ты мне очень нравишься.