Опасное вынашивание лебедей

Глава 3

В комнате было очень, очень тесно, и пони, находившиеся в ней, должны были быть в дружеских отношениях друг с другом. Интимные, дружеские отношения друг с другом. Маленькая Мун Роуз сидела на единственном свободном стуле, прижимая к себе Флурри Харт. Годовалая Флурри была почти такой же большой, как Мун Роуз, но психически она была намного, намного моложе. Она много плакала и сопела, но Мун Роуз, которая уже полностью выздоровела, прижималась к Флурри, как к сестре.

Хэйзи Бриз, Сопрано Саммер и Шайнинг Армор стояли вместе в углу, возле кресла. Шайнинг, ушедший к торговым автоматам, вернулся с пакетом свекольных чипсов, которые он ел и сейчас, и удерживал дымящийся стаканчик из вощеной бумаги, наполненный кофе. Луна стояла у окна, поддерживая Кейденс, которая стала совсем слабой, ее ноги подкашивались, как у новорожденного жеребенка. Рядом с ними стояла Слит и молча смотрела на своего сына, ее лицо было испещрено морщинами беспокойства.

Селестия посмотрела племяннице в глаза и услышала, как Кейденс сказала:

— Может, он не заметит.

На что Селестия ответила:

— Ты думаешь, Гослинг не заметит, что его крылья… то самое, что он больше всего подчеркивает?

— Ну, я не думаю, что он расстроится, — ответила Кейденс, ее голос звучал очень по-жеребячьи и слабо, потому что дрожал. — Я думала, что у меня больше контроля. Я не знала, что у меня снова будет всплеск, как в прошлый раз. По крайней мере, он не стал аликорном.

— Нет, — заметила Селестия, — у него просто выросли крылья. — Опустив взгляд, она посмотрела на обнаженные, без перьев, крылья Гослинга. Лучевая, локтевая и плечевая кости удлинились… значительно. Пястно-запястная кость стала длиннее, толще и тяжелее — она стала очень похожа на ее собственную. Плоть была розовой, новой и совершенно гладкой. Под натянутой плотью проступали плотные, мощные мышцы.

— Когда у него снова отрастут перья, он нарушит все существующие законы о непристойности, — пробормотала Луна, скорее для себя, чем для кого-то еще.

Несколько раз облизнув губы, Кейденс покачала головой и ответила:

— Все эти законы очень глупы. Я даже не понимаю, зачем они нужны.

— Потому что глупые симпатичные пегасы вызвали необходимость в них. — Как ни старалась Селестия, она не могла оторвать глаз от Гослинга и все пыталась представить, как он будет выглядеть, когда у него снова появятся перья. — Кейденс, дорогая, что ты наделала? Теперь он никогда не замолчит о размахе своих крыльев… Когда у него снова появятся перья, я подозреваю, что размах его крыльев сравняется с моим собственным. Ты хоть представляешь, какую анархию ты развязала в мире, моя дорогая, любимая, преданная Кейденс?

— Э… э… э… э… э… — Кейденс немного пошаталась на копытах, улыбнулась и посмотрела тете прямо в глаза. — С днем Согревающего Очага, тетя?

— Мы обеспокоены тем, что он еще не проснулся. — Луна протянула одно крыло и пощекотала Гослинга. — Если он не проснется в ближайшее время, Мы будем вынуждены прибегнуть к радикальным мерам и пощекотать его в других местах.

— Дай ему время, Луна. Лекарство, которое они ему дали, было довольно сильным. — Наклонившись, Селестия с облегчением увидела, что лицо Гослинга снова стало безупречным. Подняв глаза, она увидела, что Слит смотрит не на Гослинга, а на нее. Моргнув, Селестия испытала редкое чувство стыда за себя.

Слит ничего не сказала, и ее молчание имело силу.

— Как только он проснется, мы сможем отправиться домой, — сказал Шайнинг Армор, хрустя ярко-красным свекольным сухариком. От перекуса его губы окрасились в красный цвет, а язык стал фиолетовым. — Знаешь, эта государственная больница получит немалую выгоду. Они лечили принцессу и принца, и ничего не пошло не так. Думаю, это пойдет им на пользу. С таким положением дел в обществе не поспоришь.

Подняв голову, Кейденс окинула мужа необычным холодным взглядом, но ничего не ответила, ничего не сказала. Розовый аликорн взглянул на синего аликорна рядом с ней, а затем оба аликорна, розовый и синий, уставились на Шайнинг Армора, который был слишком занят поеданием своих чипсов, чтобы заметить, что на него смотрят.

— Почему мой сын подвергся опасности? — спросила Слит скрипучим, почти рычащим голосом.

Луна отреагировала почти как жеребенок: она спряталась за Кейденс и выглянула из-за шеи розового аликорна. Мышцы на шее Слит вздрагивали, уголок глаза подергивался, а крылья трепетали по бокам. Ее арктически-голубые глаза пылали от эмоций, а хвост метался из стороны в сторону, хлеща по бокам.

— Слит, я должна попросить тебя не винить Луну. — Кейденс, высоко подняв голову, посмотрела вниз на пегаску, которая была намного меньше ее. — Гослинг — солдат, это его работа — идти навстречу опасности. Без него все закончилось бы совсем по-другому.

— Гослинг лучше нас умеет общаться с публикой. — Голос Луны был не более чем стыдливым шепотом. — С ним мы чувствуем себя спокойнее и увереннее среди публики. Он очарователен и смог успокоить родителей Мун Роуз своим изяществом и остроумием. Кроме того, мы не могли знать, что внутри нас подстерегает такая опасность.

— В обязанности Гослинга входит присматривать за активами, которые корона считает ценными. — Шайнинг Армор, продолжая хрустеть чипсами, сглотнул, а затем засунул в рот еще несколько штук. Немного пожевав, он снова сглотнул, а затем добавил: — Слит, я знаю, что это тяжело. Каждая мать переживает, когда ее сыновья или дочери уходят в бой. Злиться по этому поводу не поможет. Обида только принизит всю ту тяжелую работу, которую Гослинг делает, чтобы служить и Короне, и стране. Это приведет к разрыву между вами. Поверьте мне, я знаю.

При этих словах гнев Слит улетучился и ее лицо осунулось, а все тело обмякло. Почти сразу же ее глаза наполнились слезами, а грудь стала подрагивать. Кейденс, протянув одно крыло, притянула меньшую пегаску ближе и принялась утешать няню своей дочери.

— Эту жизнь он выбрал, — сказала Слит напряженным голосом, который был на грани срыва. Кобыла покачала головой, зажмурила глаза и прислонилась к Кейденс. — Я беспокоюсь… какой кусочек его еды окажется отравленным? Он больше не может ездить на поезде, каждая поездка, в которой он участвовал, заканчивалась катастрофой. Убийце каким-то образом удалось пробраться в замок, и она пыталась убить его… Если бы не Тсс, у меня сейчас не было бы сына. И бедный Севилья… Севилья, его порезали… лучшего друга моего сына ранили, когда он пытался его спасти. Мне трудно принять все это… Я думала, что смирюсь с этим, но нет… нет.

Потянувшись передней ногой, Шайнинг Армор вытер морду, затем сделал глоток кофе из дымящегося стаканчика из вощеной бумаги. Затем он прочистил горло, сделал еще один глоток и сказал:

— Гослинг сделал выбор, и теперь ему с этим жить. Будучи пегасом, Гослинг уязвим, и он принимает это. Твой сын ужасно смертен, Слит. Он также невероятно храбр…

— Газеты называют его безрассудным, — вмешалась Слит.

— Ну, это вопрос спорный. — На лице Шайнинг Армора появилась непринужденная, легкая улыбка, и он подмигнул Слит. — Я считаю, что Гослинг гораздо, гораздо лучше осознает риски в той или иной ситуации, чем он об этом говорит. Ваш сын, он не глуп, вовсе нет, и я думаю, что он играет наилучшим образом с теми картами, которые ему достались. Он играет в азартные игры, Слит, и я знаю, как это тяжело для вас, но, опять же, это его выбор.

— Четыре туза до сих пор были выигрышной картой. — Селестия увидела, что глаза Слит открылись, и на лице невысокой кобылы отразилось замешательство. — Четыре туза… это покерная комбинация… Гослинг — туз пик, Тсс — туз треф, Севилья — туз бубен, а Хотспур — туз червей.

— Каждый из них назван так метко, — заметила Кейденс и погладила Слит по спине своим крылом. — Севилья подает большие надежды как агент по связям с общественностью. Его гений в действии.

— По крайней мере, Туза треф трудно побить. — Слит слегка фыркнула, но потом как-то умудрилась улыбнуться. — Думаю, если бы не Тсс, я бы совсем сошла с ума.

Селестия, вновь обратив свой взгляд на Гослинга, сказала Слит:

— У нас есть кое-что общее…

Принц Гослинг с величественным достоинством чихнул и проснулся, когда перья защекотали ему нос. Его тело было тяжелым, в голове царила сумятица, и он не понимал, что происходит. Кто-то обнимал его, сжимал, и он не сразу понял, что происходит. Его мать душила его, как она обычно делала.

— Ма, — прохрипел Гослинг, — личное пространство, ма.

— Заткнись, Госси! — взвизгнула Слит голосом, дрогнувшим от облегчения. — Я выплюнула тебя из своего личного пространства!

В ушах зазвенело, Гослинг услышал смех, много смеха, и он сам засмеялся, чтобы присоединиться к группе. Его зрение было затуманено, и ему было трудно видеть, но сейчас оно прояснялось. Моргая и щурясь, Гослинг попытался оценить себя. Его лицо было целым, губа больше не казалась разбитой, а крылья чувствовались… странно, очень странно.

Как долго он был в отключке?

— Воды…

Через несколько секунд после того, как Гослинг произнес это слово, к его губам прижалась чашка, и он прижал к ней морду, непроизвольно дернувшись, потому что его тело просто отчаянно нуждалось в воде. Вода потекла по подбородку, намочила морду и хлынула в рот, практически задавив захлебнуться. Задыхаясь, он боролся за то, чтобы очистить рот и дышать одновременно. Немного пофыркивая, он сомкнул губы, как только чашка отлетела от него.

Через секунду чашка вернулась, на этот раз с соломинкой. Наконец-то Гослинг смог выпить и насытиться. Обхватив соломинку губами, он втянул воду в рот, а затем пропустил ее в пересохшее, обветренное горло. Глотать было больно, но ему было все равно. Он глотнул еще воды, и каждый глоток сопровождался звуком. Пока он пил, мать растирала ему горло копытом, и это очень помогло.

— Миста Гус?

Все еще продолжая пить, Гослинг огляделся по сторонам, пока не увидел бледно-розовую вспышку. Несколько раз моргнув, он достаточно сфокусировался, чтобы увидеть лицо Флурри Харт, которая сидела на кровати рядом с ним. Ему хотелось поговорить с ней, но он продолжал пить, испытывая мучительную потребность в воде.

— Дядя Гуси-гуси, я испугалась! — Потянувшись, Флурри положила копыто на переднюю ногу Гослинга, а потом добавила: — Ты пей, дядя Гусь. Не захлебнись!

Если он не умер от жажды, то очень скоро умрет от умиления.

— У меня появился новый друг, дядя Гусик, — сказал Флурри, бормоча как ни в чем не бывало. — Муни очень милая. Она хорошо обнимает и сказала, что ее спас принц. Мы вместе ели шоколад, и я думаю, что мы лучшие подружки.

Чуть не закашлявшись, Гослинг оторвал губы от соломинки:

— Это здорово, Розовая Пинта. Важно иметь друзей. — Когда щекотка одолела горло, Гослинг закашлялся и почувствовал, как мама ударила его по спине. По крайней мере, это была не Флурри, потому что она могла сломать ему позвоночник.

Приподняв голову, Гослинг оглядел комнату, в глазах у него были звезды от кашля. Здесь было много знакомых ему лиц, а комната была не очень большой. Через несколько долгих секунд его взгляд остановился на Мун Роуз, кобылке, которую он спас. Ухмыльнувшись, потому что ничто не могло помешать Гослингу ухмыляться, он очаровательно кивнул ей, а затем повернулся к Луне.

— Я спас двух симпатичных пони. Я заслужил объятия! Может, я смогу получить поцелуи от них обоих, а? А? Эх!

Закатив глаза и подергивая ушами, Луна возмущенно фыркнула, а ее губы сжались в прямую линию, пока она пыталась хранить молчание. Кейденс начала хихикать, тыкая Луну крылом, а Флурри Харт рассмеялась, хотя и не совсем понимала, что в этом смешного.

Селестия, видимо, понимая, что с этим придется разбираться скорее рано, чем поздно, опустила голову рядом с Гослингом, поцеловала его, отчего Флурри захихикала еще сильнее, а затем шепотом сказала:

— Гослинг, дорогой, нам нужно поговорить о твоих крыльях… пожалуйста, не пугайся, Кейденс смогла исправить повреждения, и со временем все наладится, Гослинг…