Опасное вынашивание лебедей
Глава 55
Когда Гослинг входил в комнату, он делал это с плавной, непринужденной уверенностью и грацией. Однако это была ложь: внутри Гослинг был несчастен, и Селестия это знала. Грустное чувство гордости одолевало ее, и она пыталась разобраться в своих чувствах к ученику. Он был прирожденным игроком, правда, и она восхищалась его духом. Гослинг продолжит игру, и Зимний Лунный Фестиваль действительно будет идеальным. Иллюзия идеального, безупречного, чудесного сказочного брака будет сохранена в глазах общественности, без малейшего намека на уродство, происходившее за кулисами.
— Ты вызвала меня? — Гослинг остановился и на мгновение запрокинул голову, отчего его грива стала растрепанной. В его глазах был озорной блеск, и он носил свою ухмылку, как начищенную броню.
Селестия не теряла времени даром:
— Я получила твое письмо о дружбе.
— Это замечательно, — ответил он, — но я пока не уверен, что готов обсуждать свои поступки. Но учитывая, что ты вызвала меня сюда с неоспоримым призывом, полагаю, у меня нет выбора.
Селестия сразу же почувствовала сожаление:
— Я просто хотела увидеть тебя. Это был трудный день. Если ты не хочешь говорить об этом прямо сейчас, я могу и буду уважать это. — Во время разговора она увидела, как Гослинг споткнулся — на его лице читалось удивление, значит, он не ожидал, что его так легко отпустят с крючка. — Мы можем пока забыть о письме и просто наслаждаться обществом друг друга. Если позволишь, я скажу одну маленькую вещь… твоя мысль была высказана, и я горжусь тобой за то, что ты так хорошо ее выразил. — На лице Гослинга отразилось еще большее потрясение и удивление, и Селестия еще усерднее пыталась понять его, пока было видно так много.
— Если честно, я не ожидал такой реакции… Я сделал то, что сделал, с полным намерением спровоцировать тебя. Я был антагонистом и пассивно-агрессивным. Это было неправильно с моей стороны, но я не мог перестать думать о нашем разговоре на терапии, где ты рассказала о пассивно-агрессивных приставаниях своей сестры и о том, как сильно это тебя раздражает.
— Что ж, я прощаю тебя. — Слова вырвались изо рта Селестии раньше, чем она успела осознать, что произносит их. — То письмо было мастерским ударом, когда я разобралась в сложившихся обстоятельствах. Ты высказал свою точку зрения. Ты дал мне много поводов для размышлений.
Гослинг поклонился — искренний жест, честное, теплое действие, которое принесло Селестии облегчение. В последнее время его поклоны казались саркастическими, отталкивающими, сделанными больше для показухи, чем из реального почтения. Селестия почувствовала такое облегчение, что поняла: больше она никогда не позволит себе принимать благоговейные поступки Гослинга как должное. Гослинг вернулся к своим прежним обязанностям, и Селестия с трудом вспомнила, о чем хотела с ним поговорить.
— Это действительно испортило мне жизнь… — признался Гослинг, поднимая голову. — Передав письмо, я был в ужасе. Я хотел забрать его обратно. Хуже того, я понял, что чувствую себя плохо только после того, как сделал это, после того, как взял на себя обязательства. Но пока я это делал, пока писал, мне было чертовски хорошо. — Протянув крыло, он потер затылок, отчего его грива стала еще более грязной, а перья взъерошились.
— Ты вырос как пони. — Селестия увидела, как Гослинг покраснел, и в животе у нее разлилось тепло, тепло весенних желаний. Она жаждала гладить взъерошенные перья Гослинга, быть рядом с ним, чувствовать его запах, прижиматься к нему. Он был таким молодым, что разжечь его огонь было совсем нетрудно, а огонь у Гослинга был что надо. Через десяток-другой лет он станет шедевром сексуального искусства, прекрасным творением, возбуждающим разум, тело и душу. А пока… юношеская похоть и нетерпение.
— Я должна попросить тебя об одолжении. — Поклонившийся Гослинг — это охотный Гослинг, и Селестия на мгновение задумалась, как ей поступить. Хотя лесть была хороша, она выбрала более прямой подход. Прямой, грубый, прямолинейный подход. — Как бы это сказать? Мне нужно, чтобы ты оттрахал мою сестру. Так говорят Первые Племена, верно?
Гослинг был слишком занят тем, что давился и брызгал слюной, чтобы ответить.
— Зимний Лунный Фестиваль — это ночь радостных попоек, а Луна — пони, нуждающаяся в хорошей порке. — От этого Гослинг закашлялся, но Селестия продолжала в манере земного пони, не обращая внимания на страдания мужа. — Ты должен поверить мне, когда я говорю, что Луне нужен хороший секс, чтобы привести ее в порядок. Честное слово, это очень поднимает ей настроение и выравнивает ее. А после этого фестиваля она превратится в маленькую похотливую шалунью, которая не будет показываться на пони несколько дней, а может, и ночей, потому что будет занята тем, что смолотит все, что только сможет обхватить своими задними ногами.
На мгновение показалось, что Гослинг вот-вот взорвет собственные легкие.
— Думаешь, ты сможешь оказать мне услугу? Я знаю, что не заслуживаю этого, но решила попросить.
Налитые кровью глаза Гослинга выдавали его страдания, пока он пыхтел и отдувался. Когда он заговорил, его ровный, обходительный голос пропал, и он звучал так, будто его только что ударили:
— Что? Нет! Я не могу! Не думаю, что Луна готова, да и я не уверен, что готов!
Спустившись в подвал своего разума, Селестия подняла свою честность по лестнице и стряхнула с нее пыль:
— Ты слишком много внимания уделяешь важности секса, Гослинг. Это то, что происходит. Акт. Иногда он совершается по глубоким и значимым причинам, а иногда — чтобы утолить похоть. Мы все делаем это по разным причинам. Тебе нужно отказаться от притворства, что секс — это священный институт…
— Но это так! — Гослинг выплюнул слова и снова закашлялся.
— О, перестань, Гослинг. Ты не можешь мне лгать. Я знаю, как тебе не терпится…
— Но я всегда стараюсь, чтобы твои потребности были удовлетворены!
— И поэтому ты очень мил. Это то, что ты хочешь услышать?
Гослинг ничего не ответил, но его глаза вспыхнули, как угрюмые грозовые тучи.
— Гослинг, — Селестия выбрала подход "шок и трепет", — иногда, чтобы растопить лед, нужно прорвать девственную плеву. — И не обращая внимания на дрожащего и трусящего перед ней пегаса, она продолжила: — Луна никогда, никогда не откроется тебе с такой скоростью, с какой ты это сделал. Она не такая пони. В первую очередь она физическая, а эмоции — это уже потом. Как только Луна увидит, что ты внимательно относишься к ее потребностям, она откроется тебе. Но сначала ты должен довести ее до полного исступления. Я хочу, чтобы ты вышел из своей зоны комфорта и сделал это. Сделай это с ней. Со всей юношеской непосредственностью, на которую ты способен.
Хотя его рот открылся, слов не последовало.
— Гослинг, я не дура. Ты стараешься быть хорошим сыном… почтительным жеребенком, которого вырастила твоя мать. Когда ты ухаживал за мной, ты был благороден, добродетелен и верен. Ты ждал брака. Но теперь тебе нужно отказаться от этого. Секс не обязательно должен быть благоговейным актом поклонения. Пусть он будет грязным, беспорядочным, и займись сексом ради секса. Если бы ты был на взводе, не в духе и нуждался в разрядке, я бы оказала тебе услугу, если бы ты нуждался в быстром сексе. Я с радостью сделаю тебе шестьдесят восемь, Гослинг…
— Думаю, ты имела в виду шестьдесят девять. — Вздрогнув, Гослинг отвернулся.
— Нет, я имела в виду шестьдесят восемь.
— Я не могу воспринимать тебя всерьез, когда ты в таком состоянии, Солнышко. — Затем, немного подумав, он добавил: — А что такое шестьдесят восемь? Осмелюсь спросить?
— Шестьдесят восемь — это когда я снимаю с тебя напряжение и даю тебе необходимую разрядку, и ты у меня в долгу.
— Это кажется таким… неуважительным. Моя мама меня так не воспитывала.
— Гослинг… — Селестия на мгновение облизнула зубы и губы, хотя сознательно не пыталась быть соблазнительной. На самом деле она волновалась, потому что не могла добиться от мужа смеха. — Я сама решаю, что считать неуважением. Для меня это одно из самых больших удовольствий. Во-первых, я хочу тебя возбудить, и это меня возбуждает. Я делаю то, что сводит тебя с ума, заставляет извиваться, и наслаждаюсь всеми твоими реакциями. После этого я могу весь день думать о том, что ты сделаешь со мной в ответ. Для меня предвкушение — величайший из афродизиаков. К тому моменту, когда расплата наконец наступает, я уже весь день варюсь в собственном соку. Я готова.
— Ты… — Гослинг несколько раз сглотнул и не смог посмотреть Селестии в глаза, обращаясь к ней. — Ты грязная девчонка.
— Ты лишаешь меня удовольствия, которым я дорожу, — Селестия сделала паузу и задумалась, не слишком ли резко и прямолинейно она говорит. Мне нужно, чтобы ты был сексуальным существом, Гослинг. Мне нужно, чтобы ты признал, что у тебя есть желания, потребности и чувства… особенно грязные желания, грязные потребности и грязные чувства. Тебе нужно отказаться от притворства, Гослинг. Это больше не впечатляет меня.
— Хорошо.
Селестия ожидала услышать совсем не такой ответ, и ей не удалось скрыть шокированное выражение, появившееся на ее лице.
— На нас оказывается сильное давление, — продолжил Гослинг. Он пытался сказать что-то еще, но не смог.
— Я знаю. — Селестия вздохнула и почувствовала себя виноватой перед Гослингом. — Я — это я, а ты — это ты, и я просто хочу быть пони, а ты… ты просто хочешь поклоняться своей богине и быть хорошим сыном Слит.
— Давление… Я стараюсь вести себя прилично и уважать твое тело, потому что оно священно…
— Тогда этому нужно положить конец, Гослинг. Это разрушит наш союз.
Выглядя очень кротким и жеребячьим, смущенный пегас кивнул:
— Хорошо.
— Если ты начнешь действовать решительно, Луна будет восприимчива к твоим ухаживаниям. Забудь о своих заморочках, прекрати свое поклонение и постарайся думать о Луне как о пони… как в тот день, когда ты устроил небольшой скандал в библиотечной башне. Позволь этой части тебя снова выйти наружу. Поверь мне, для того чтобы увлечь Луну, многого не потребуется. Позволь физическим аспектам твоих отношений с ней развиваться, и все остальное встанет на свои места, я тебе обещаю.
— Сейчас мне трудно тебе доверять. — Мышцы на шее Гослинга напряглись, а копыта зацокали по полу. — Селестия… еще труднее доверять себе. Честно говоря, многие мои стрессы вызваны тем, что я нахожусь в напряжении. Особенно сейчас, когда все случилось. Я обижен, расстроен, зол и… ну… нуждаюсь в разрядке.
— Подумай о том, что чувствует Луна, — ответила Селестия мягким, успокаивающим тоном. — У нее те же потребности, что и у тебя. Но еще хуже то, что лунная магия влияет на ее репродуктивные потребности. Когда она сегодня отправится поднимать луну, она будет измученной душой… вот почему я прошу тебя о помощи.
— Это как-то странно… как будто я использую Луну.
— О, я уверена, что Луна будет рада воспользоваться твоей помощью.
При этих словах пегас в крапинку заволновался, и Селестия больше всего любила его в таком состоянии. Она любила его конфликтность, его набожность, его строгое, безошибочное чувство добра и зла. Сам факт того, что он колебался, что краснел, каждая его реакция согревала ее сердце и увеличивала ее привязанность к нему в разы.
Сделав глубокий вдох, она открыла рот, чтобы озвучить свои мысли, но из него вырвалась самая жуткая, самая отвратительная и ужасающая отрыжка, сопровождаемая струей зеленого драконьего огня. В нескольких сантиметрах от ее зубов зашелестел свиток, и, хотя она была поражена, поймала его магией прежде, чем он успел упасть.
Сломав печать, она развернула его и увидела лишь несколько скупых слов — мольбу о помощи. Переминаясь с ноги на ногу, она прочла эти слова и почувствовала, как в ее сердце зашевелилось беспокойство. Флиртовать с Гослингом и ставить его в тупик придется позже, потому что сейчас было время действовать. Сделав глубокий вдох, она приготовилась к небольшому упражнению.
— Поторопись, Гослинг! Мы должны идти! Я — аликорн, и поэтому обязана совершать чудеса, связанные с днем Согревающего Очага! Твайлайт и Трикси в беде, и мы должны действовать немедленно, если хотим спасти их! Приготовься к службе! Вызовите Луну! Пойдем со мной, Гослинг, и давай вместе творить чудеса!
— Не буду врать, твоя отрыжка была очень сексуальной. Я почувствовал потребность. Видеть, как кобыла так рыгает…
— Оставь это на вечер, Гослинг! А пока мы должны уйти!
Луна появилась на сцене со взрывом сверкающих искр и уже через несколько секунд добавляла свою магию к магии Селестии, чтобы усмирить бурю, осаждавшую Кантерлот. К удивлению белого аликорна, Гослинг отлично справлялся с непогодой: его новые большие крылья с легкостью рассекали демонический ветер, а мощные, яростные удары удерживали его в воздухе.
Работая как единое целое, две сестры представляли собой силу, с которой нужно было считаться, и они вырезали огромные куски из бурлящего водоворота. Часть бури нужно было сохранить — Понивиллю и окрестным районам нужна была вода от таяния снега весной, и именно поэтому этому неистовому урагану дали волю.
Но теперь Твайлайт и Трикси оказались в беде. С тех пор как произошел конфликт, отношения Селестии и Твайлайт были немного натянутыми, и это была как раз подходящая ситуация, чтобы помочь наладить отношения. Это был шанс показать Твайлайт, что ей не все равно. Это была возможность показать Твайлайт свою признательность. И, возможно, даже спасти Твайлайт жизнь, ведь она сказала, что сразу же собирается уходить. Твайлайт была слишком безрассудна и склонна к азартным приключениям, что было одновременно и прекрасно, и ужасно, когда пони была принцессой.
— Ура! Устроим хаос и битву! — крикнула Луна, оставив в облаках странное эхо.
Вместе они быстро справились с бурей над Кантерлотом, оставив все внизу нетронутым. Втроем они кружили над Кантерлотом, и пока Селестия волновалась, опасаясь за жизнь тех, кого она любила, Луна и Гослинг были игривы. Гослинг опустился в вихрь внизу, как пони, ныряющий в пруд, и через мгновение вынырнул из облаков позади нее.
К большому облегчению Селестии, Гослинг знал, как очистить крылья от льда, и сделал это с великолепным блеском, отправив тысячи крошечных ледяных осколков во все стороны, каждый из которых сверкал на солнце, как бриллианты. Гослинг снова снизился и протащил свое крыло сквозь облака. Мгновение спустя, когда он поднял крыло, оно было покрыто снегом, который он бросил в Луну.
— Мы бы побили тебя за дерзость, но такой поступок заразит наши копыта! — Луна не стала играть честно и с помощью своей магии наколдовала снег, который превратила в снежный ком. — Муж, ты — самая мерзкая и гнусная смесь, которая когда-либо оскорбляла наши ноздри, ты, чокнутый с пеной на лице! Ты — нарыв, чумная болячка на наших низинах! — Набросившись с оскорблениями, Луна тоже бросила свой снежок.
Гослинг увернулся, и Луна осталась в расстроенных чувствах.
— Ах ты, безмозглый лорд! У тебя мозгов не больше, чем у нас в локтях! Если бы только ты был достаточно чист, чтобы мы плюнули в тебя! Ах ты, посудомойка! Ты, буйный! Старый вонючка! Мы расщекочем твою катастрофу!
Почувствовав Твайлайт, Селестия ощутила огромный ком в горле, когда ее самая любимая ученица вынырнула на поверхность; за ней шла могучая группа пони-пегасов, и все вместе они тянули сани. Это было великолепное зрелище, которое наполнило Селестию надеждой на будущее: ее ученица и эти храбрые пегасы рисковали своими жизнями ради саней, полных земных пони. Конечно, среди них была и Трикси, но Селестия наблюдала за каждым актом благородства при каждом удобном случае.
— Твайлайт! — крикнула Селестия, почти используя Королевский Кантерлотский голос, только чтобы убедиться, что ее отчетливо слышно за воем ветра внизу. — Ты сделала это! Тебе разрешено приближаться!
Избежав очередного снежка, брошенного Луной, Гослинг пронесся рядом с санями, и Селестия поразилась его маневренности. Действительно, им нужно было почаще выбираться из замка и побольше летать вместе. А может, и заняться другими делами вместе, в облаках, хотя Селестии так нравилась ее связь с землей.
— Добро пожаловать в Кантерлот, — сказал Гослинг, крича так, чтобы его было слышно сквозь бурю. — Мы приносим извинения за погодные условия, но пришлось принять непростое решение. Понивиллю и окрестным районам нужна вода, когда наступит весеннее таяние. Но мы очистили небо к вашему приезду.
Сани накренились, поворачивая в сторону Кантерлота, и сердце Селестии сжалось от боли, когда она услышала испуганные крики. Маленькие пони так пугливы, их так легко напугать, и этой толпе пони нужно дать возможность успокоиться. Ей придется угостить их какао, если, конечно, это удастся, и они не упадут в обморок при ее приближении.
Возможно, у Гослинга было слишком хорошее настроение, потому что он показал язык бушующей внизу буре. Покачиваясь, Гослинг сложил крылья и вытянул в сторону бури оба средних маховых пера, не подозревая, что Луна готовит снежный сюрприз, чтобы застать его врасплох. Не хлопая крыльями, он на мгновение погрузился в бурю и исчез, а когда его голова вынырнула из облаков, Луна приготовила свой снежок.
— Гослинг! Прекрати это! Хватит дразнить бурю! Клянусь, вы с Луной — сплошная головная боль! Вернитесь сюда, выше уровня бури! Немедленно прекратите дразнить бурю! Брось этот снежок! Луна! Я уже почти сыта по горло вашими выходками!
Подача Луны увенчалась успехом, и Гослинг получил по мозгам ее снежком. Хихикая, как кобылка, она свернулась всем телом в клубок и прижала крылья к бокам:
— Бомбочка!
— Луна! НЕТ! У нас есть работа! — Селестия не успела ничего сделать, как ее сестра пушечным ядром полетела в бурный вихрь внизу. Маленькие пони были в панике! Страдали от ужаса! Маленькие пони нуждались в утешении, но Луна и Гослинг вели себя как жеребята. Почему они не могли отнестись к этой работе со всей серьезностью, которой она заслуживала? Почему? Почему они должны быть такими вредителями?
После нескольких долгих напряженных секунд Луна вынырнула из облаков и показала язык. Взмахивая крыльями, она проплыла сквозь облака и прокричала:
— Ты — заскорузлый земной пони в компании резвящихся пегасов, да ещё и больнорылая торговка рыбой! Ура! Наши подопечные прибудут в Кантерлот в целости и сохранности. Кто мы такие, чтобы не развлекаться, выполняя свои обязанности?
Слова еще будут, но позже. Позже. Пока же Селестия улыбалась и разыгрывала представление, чтобы успокоить своих маленьких пони, а сама думала о том, как она поступит с Гослингом и Луной… позже. Ей было трудно расставить приоритеты, но ее маленькие пони были на первом месте.
— Мы начинаем наш последний заход! — Снаряжение Твайлайт Спаркл издавало приятный звук при каждом мощном взмахе крыльев, а на ее лице появилась безрассудная, безумная ухмылка. — Пожалуйста, не обращайте внимания на плохой пример, который подает королевская семья, и помните, что нужно соблюдать все правила безопасности полетов! Наша посадка может быть немного неровной, но все будет в порядке! Держитесь, все пони, мы начинаем!