Абсолютно серый

9. Так много частей равной меры

Поезд мчался по рельсам, направляясь в Пастуший Берег, а Дим смотрел в окно пустым взглядом, скрытым за защитными стеклами. Горе расцвело в его груди, как хищный рак, пожирая его, поглощая его; тысяча злокачественных, всепоглощающих щупалец пробирались сквозь его тело, оставляя после себя болезни. В его голове был еще один незваный гость, непрошеный одинокий голос, который мучил его, говорил с ним, оставался с ним, произнося слова, которые он не желал слышать.

Голос имел неприятный розовый оттенок, и Дим ненавидел его.

Выдержав очередную кислую отрыжку, Дим проклял свою физиологию единорога и посетовал на то, что, даже выпив галлоны красного вина, он был не более чем слегка сонлив и ничуть не пьян. Конечно, некоторые единороги могут напиться до беспамятства, но он не принадлежал к числу таких счастливчиков. Нет, жизнь прокляла его непрошеной, нежеланной, нежелательной трезвостью. Из его рога посыпались розовые и янтарные искры — это алкоголь превратился в магию в его теле. Выпуская искры, Дим почувствовал, что его дремотное состояние проходит.

Возвращайся домой, Дим, позволь нам помочь тебе.

— Нет, — проворчал Дим, прекрасно понимая, что разговаривает сам с собой на публике, и не заботясь об этом. — А теперь сделай одолжение и заткнись, пока мне не пришлось выковыривать свое серое вещество ложкой.

Дим, пожалуйста, позволь нам помочь тебе. Твоя мать сделала с тобой что-то ужасное. Позволь нам исцелить тебя.

Прислонившись головой к стеклу окна, Дим вздохнул и почувствовал, как врожденное любопытство берет над ним верх. До сих пор он избегал искушения, но розовый голос, похоже, подтачивал его решимость. И хотя он боялся ответа, он хотел знать. Ему необходимо было знать. Сколькими способами отравила его мать?

— Что сделала со мной моя мать? — спросил Дим, пробормотав слова слабым, немного невнятным шепотом. Опиум, текущий в его крови, помогал заглушить боль, но не достаточно. Почти недостаточно. Он почувствовал, что голос внутри его головы заговорил, если его можно было назвать таковым, и от ощущения розового цвета, распространяющегося по мозгу, его затошнило.

Все очень сложно, Дим. Мы не знаем всего, что с тобой сделали. Принцесса Селестия всё ещё пытается это выяснить. Однако мы опасаемся конечного результата.

Закрыв глаза, он постарался выдать как можно больше своего разочарования, не заботясь об этом ответе. Он казался туманным, бессмысленным, как поток чепухи, влитый прямо в его мозг каким-то неизвестным, не заслуживающим доверия внешним источником. Он не знал, кто сидит в его голове, но обижался на него и желал, чтобы он ушел. Иногда голос исчезал на некоторое время, возможно, ему требовался отдых, прежде чем он снова начинал мучить его.

Дим, у тебя было великое и славное предназначение… было. Твой талант заключался не в разрушении света, а в его создании. Предполагалось, что ты сможешь пролить свет на любую тьму — пророчества еще не исполнились, а твое пришествие было обещано. Ты — один из наследников принцессы Луны, и, как таковой, у тебя есть цель, судьба, от тебя многое требовалось.

Дим слушал… и не отмахивался от того, что ему говорили.

Твоя мать каким-то образом знала, что ты придешь. Как и многие другие наследники Луны, ты должен был стать искуплением своего дома — светом, сияющим во тьме. Принцесса Селестия ждала тебя очень долго… Одно время казалось, что обещанный Элемент Магии может прийти из Дома Дарков, но она ошибалась. Другой из дальних наследников Луны взял на себя эту мантию, как и было обещано, как и было предсказано.

Вздохнув, Дим не почувствовал, что ему лгут, но это ничего не значило.

Как я уже сказала, твоя мать знала, что ты придешь. Мы не знаем, как она узнала, но мы выяснили, что она очень долгое время поддерживала связь с Катриной. Кто такая Катрина, сейчас не так важно, но я обещаю, что позже расскажу тебе больше. Сейчас же важно то, что твоя мать каким-то образом исказила твое предназначение, твою судьбу. Используя магию, которую мы пока не понимаем, она исказила само твое бытие. У нее было достаточно знаний о будущем, чтобы знать, кем ты являешься и кем будешь. Кем ты станешь. Какую угрозу ты представляешь для своего дома и его планов.

Это было очень похоже на знакомую ему Дарк Десире, и Дим продолжал слушать.

Используя самые грязные и ужасные чары, она исказила тебя, испортила самую твою суть и каким-то образом изменила твое предназначение… твою судьбу. Здесь действуют магии, которых мы пока не понимаем. Теперь мы знаем, что твоя мать сотрудничала с демонами, обмениваясь с ними знаниями…

— За какую цену? — спросил Дим вслух, его онемевшие губы как-то странно и неловко прижались к зубам. Это заинтересовало его гораздо больше, чем следовало, и теперь он должен был знать, хотя и боялся любых ответов, которые ему могли предложить.

Ты не первый жеребенок Десире… Мы разрушили гейс на служанке. Эта служанка, она же повитуха, сказала, что от твоей матери родился безобразный монстр. По словам служанки, это был какой-то шестиногий демон^[1]. Это была отвратительная тварь, искаженная злом, и она была отдана обратно повелителю демонов, породившему ее, через несколько секунд после рождения. Каким-то образом твоя мать получила знания, необходимые для того, чтобы изменить тебя так, какой ты есть сейчас. Принцесса Селестия надеется, что сможет обратить это вспять… что сможет исцелить тебя.

— Хотя в твоих словах есть доля правды, я думаю, что гораздо более вероятно, что ты заключишь меня в тюрьму или бросишь в лечебницу. У меня нет причин доверять тебе. Насколько я знаю, ты можешь манипулировать мной с помощью полуправды, как это делала моя мать. И вся моя семья. Хватит с меня манипуляций.

Дим, пожалуйста… вернись домой! Мы не желаем тебе зла, мы лишь хотим, чтобы боль прекратилась!

Поезд дернулся и начал замедлять ход, огибая последний поворот перед Пастушьим Берегом. Впереди показался причудливый городок на берегу моря с брусовыми и блочными домами, соломенными крышами и безмятежным пасторальным великолепием, которое могло существовать только в таких доиндустриальных местах. От этой красоты Дим испытывал одновременно надежду и тошноту.

— Знаешь, если я никак не могу избавиться от этого надоедливого голоса в голове, то, наверное, самое время броситься в море…

Пастуший Берег был прекрасным уголком в нигде. Это была блаженная сельская идиллия, изображенная на открытке. При обычных обстоятельствах большинство пони были бы счастливы по прибытии сюда. Пони со всей материковой части Гриттишских островов приезжали сюда на отдых, по крайней мере богатые и привилегированные. Здесь находился идеальный маяк, сооруженный из мела. Многие здания здесь были сделаны из мела. Земные пони, населявшие этот город, отличались особой красочностью и веселым нравом.

Сойдя с поезда, Дим зажал кубик соли с опиумом между своими теперь уже неидеальными и обломанными зубами. Ему было трудно вспомнить, сколько именно соли с опиумом он проглотил, да и, по правде говоря, его это не волновало. Когда ему казалось, что он перебрал, он съедал кубик соли с кокой и продолжал жить дальше, не заботясь о последствиях.

Под плащом он вспотел, но не только от солнца. Он трясся и дрожал при каждом шаге, словно у него был паралич, и пони смотрели на него с неподдельным, искренним беспокойством, когда он пробирался сквозь толпу. Его стройные, изящные ноги дрожали, как у пожилого жеребца, доживающего последние годы своей жизни.

Споткнувшись о киоск, где продавались газеты, журналы и закуски для голодных путников, Дим спросил:

— Где я могу найти комнату в аренду?

Довольно грузный и усатый жеребец в киоске посмотрел на Дима с выражением серьезного беспокойства:

— Хои, ты выглядишь довольно больным. У тебя туберкулез? У тебя чахотка?

Дим стоял и моргал за толстым черным стеклом очков, чувствуя себя одновременно тронутым и немного раздраженным такой заботой:

— Я в порядке. Морской воздух все исправит. Вы знаете какое-нибудь место?

Усы задрожали, жеребец глубоко вздохнул и кивнул:

— Два места. Если вы хотите подешевле, есть хостел Скраббера. Как выйдешь с вокзала, сразу увидишь его. Там есть общая комната и все. Если у вас есть монеты, то есть еще Квинс Саггин Теа, он находится внизу, у пирса. Ищите большое меловое здание с вывеской, похожей на спину кобылы.

— Хорошо, спасибо. — Дим склонил голову, а потом, подумав, добавил: — Я возьму газету…

Дарлинг Дарк больше нет. Потея, дрожа, не в силах заснуть и сбежать, Дим был вынужден признать этот мрачный факт. Воспоминания — хорошие и плохие — пронеслись в его голове, подстегиваемые враждующим влиянием опиума и экстракта коки, которые он проглотил. Подруга по яслям, приятельница по играм, школьная подруга, спарринг-партнер, любовница… сестра… Она была для него всем. Ее нельзя было ни заменить, ни забыть. Невозможно жить в согласии с самим собой после того, что он сделал.

Он любил и ненавидел ее в равной степени.

Сейчас он ненавидел ее так же сильно, как и себя, презирая ее за слабость, да и себя тоже. Дергаясь и скрежеща зубами, он слышал ее смех, ее хихиканье, доносившееся из углов его комнаты. Этот радостный звук вызывал у него отвращение, а в уголках зрения он все время видел ее слабые очертания, ее тень.

Он сел в постели, его дыхание стало неровным, тонкий живот вздымался и опускался при каждом отчаянном вдохе. В результате многолетнего близкородственного скрещивания у Дима и членов его семьи оказались слишком тонкие ноздри и носовые ходы, что затрудняло дыхание. В данный момент оно казалось почти невозможным. Его простыни были жесткими, немного накрахмаленными, с приятным цветочным запахом. Теперь же они были влажными, сырыми и вонючими.

Внутренности сводило судорогой — несомненно, слишком много опиума закупорило его кишечник, — и невозможно было понять, голоден ли он. Когда он ел в последний раз? Он не мог вспомнить. Сколько дней прошло с тех пор, как он оставил тело Дарлинг в редколесье вокруг стоячих камней? Когда он не мог вспомнить, когда он не мог понять, что произошло, слезы ослепляли его. Он оставил ее волкам на съедение, на пожирание. Как же он был жалок, что не мог находиться рядом с ее мертвым телом и бежал от нее.

Трусость ему не к лицу; будь он более храбрым пони, он мог бы полежать некоторое время в теплой ванне и вскрыть себе вены. Броситься в море — тоже вариант; он находился в удобном для этого месте, но оставался страшный вопрос долгого и недостойного падения. Он не мог перестать думать о конце Дарлинг, о том, как она увидела бледного пони и множество теней. Какой конец может ожидать его самого? Какая ужасная загробная жизнь ждет его? Возможно, страдания жизни были подходящей альтернативой.

Потея, дрожа, одновременно замерзая и сгорая, Дим решил, что ему нужна еда. Он не мог быть уверен, но кебаб мог быть его последней едой. С его нынешним психическим состоянием это было невозможно определить. В Квинс Саггин Теа была кухня, и там подавали еду. Возможно, у них был бханг.

Дим сидел под тяжелым навесом в приятном внутреннем дворике с полувысокими кустарниками в качестве коротких стен. Здесь было хорошо затенено, хотя и слишком освещенно для Дима, и с океана дул восхитительный бриз с соленым запахом. Он ел, но процесс шел медленно. Его тело, как оказалось, нуждалось в еде, но каждый укус заставлял его бороться с тошнотой.

Некоторые другие посетители наблюдали за ним, уставившись на него, у них были испуганные обеспокоенные взгляды. Или нет? Диму было трудно понять, что реально. Он был почти уверен, что, когда он отворачивался, эти обеспокоенные взгляды превращались в насмешливые выражения. Обливаясь потом, надев очки и потягивая джин из Гриттиша, Дим не представлял, какой трагической фигурой он предстает перед окружающими.

Звуки смеха все еще донимали его, и он не мог понять, кто это — окружающие пони или Дарлинг. Она плохо себя вела, Дарлинг. Она была мертва, настолько мертва, насколько это вообще возможно, и это грязный прием смеяться над ним, расшатывая его нервы. Он не хотел, чтобы это случилось, и не хотел, чтобы все закончилось так, как закончилось. Хлопанье крыльев заставило его вскинуть голову, и мутные глаза попытались сфокусироваться на этом звуке. Было ли это на самом деле?

Хлопающие крылья и металл. Нехороший звук. Неужели они пришли за ним, спустя столько времени? Надзиратели. Надзиратели — это самое худшее. О, он мог бы сразиться с одним, а может, с двумя или тремя, если повезет, но сражаться с Надзирателями — дело непростое. Драконьи, устойчивые к магии и обладающие собственной уникальной магией, Дим не знал, как сражаться с Надзирателями. Они пили странные алхимические снадобья, которые делали их еще более устойчивыми к магии. Поговаривали, что они с раннего возраста пьют яды, что дает им иммунитет почти ко всему токсичному.

Мигнув и напрягая слух, Дим услышал шум перьев, или ему показалось, что услышал.

— Жители Шепердс Шор! Каждый из вас виновен в измене короне Гриттишской империи! Налоги не были уплачены, и после неоднократных просьб ваш отказ больше не может быть проигнорирован! Всем вам надлежит спокойно и организованно собраться у железнодорожной станции! Прибывает тюремный поезд, чтобы вас собрали и отправили на суд. Сотрудничество означает жизнь, но если вы будете сопротивляться, это будет стоить вам жизни!

Дим вздрогнул, услышав вокруг себя панические крики. Над головой послышался звон перьев и металла. Он сделал глоток джина, не останавливаясь, и опустошил бутылку. Его желудок забурлил, и на короткую секунду он не был уверен, собирается ли он замёрзнуть насмерть или самовозгореться.

Солдаты не стали бы так поступать… нет… этого не может быть. Это были хорошие пони, пони, которые беспокоились о нем. Эти пони, пусть и отвратительные примитивы, были добрыми, щедрыми. Ни один солдат никогда бы так не поступил… ни один солдат никогда бы не подчинился такому бездушному, такому жестокому приказу, ни один солдат никогда бы не совершил такого предательства по отношению к гражданам, которых он поклялся защищать.

Нет…

Нет.

Nein.

Это были бандиты, пришедшие напасть на город. Это были бандиты, переодетые в солдат. И кто-то должен был что-то сделать. Кто-то должен был защитить этих бедных, беззащитных пони. Этого нельзя было допустить. Бандиты не могли просто так расправиться с населением. Потянувшись в седельную сумку, Дим достал не один, а два кубика соли с кокой и сунул их в рот. Сморщившись, он принялся жевать, и слюна превратилась в белые корочки в уголках его тонкого рта.

Он был волшебником. Нет, он был магом, и, как таковой, его заклятым долгом было заставлять разбойников платить. Его зрение сфокусировалось, и Дим поднялся на копыта. Да, пришло время стать магом… Zauberer^[2]. Может быть… если ему повезет… он сможет найти искупление в глазах принцессы Луны, если спасет город от бандитов. Он был… Kind des Krieges^[3], далекий жеребенок Девы Войны, Ночной Леди, и он пал так низко, так далеко от ее славы.

Горе сменилось убийственной яростью, и Дим Дарк приготовился к битве…