Школа принцессы Твайлайт Спаркл для фантастических жеребят: Похититель душ
День рождения не удался
Тихий, взволнованный Сумак окинул дом обеспокоенным взглядом, а затем просто сел на место, не двигаясь, почти неестественно неподвижно. Это могло бы смутить большинство пони, но Пеббл Пай не была большинством пони, и она оценила, что Сумак может сидеть неподвижно, как статуя. Она находила это интригующим; многие вещи в Сумаке были интригующими. На самом деле, в нем было столько же интригующих вещей, сколько и отвратительных. Конечно, отвратительное было субъективным, основанным на мнениях и чувствах. Большинство жеребят были невыносимо отвратительны, но с мерзостью Сумака она могла смириться.
— Пеббл, о чем ты думаешь? — спросила Олив, подталкивая Пеббл под ребра, чтобы привлечь ее внимание.
— Конечно, я думаю о том, какой Сумак отвратительный, — ответила шоколадно-коричневая кобылка своей подруге.
— Он ведь такой грязнуля, правда? — Сильвер Лайн обхватила одной передней лапой шею Пеббл, а потом грифонша наклонилась к ней. — Его нужно расчесать. Посмотри на него. Гадость.
— Я знаю. — Олив кивнула, а потом добавила заговорщицким шепотом: — Кто-нибудь из пони должен привести его в порядок перед вечеринкой.
— Моя мама, — начала Сильвер Лайн, тоже шепотом, — говорит, что друзья делают для других то, что другие не могут сделать для себя. Вот что такое дружба, говорит она.
— Хм… — Пеббл приняла это к сведению и, наклонив голову набок, задумалась о том, как это относится к данной ситуации. Она задержала взгляд на свалявшейся шерсти Сумака, отметив, что на купание было потрачено минимум усилий, а на расчесывание — вообще никаких. У него были стертые копыта, а вокруг короткого рога топорщилась спутанная грива. Гадость.
— Вы двое думаете о том же, о чем и я? — спросила Олив у своих спутниц.
— Это зависит от того, — ответила Пеббл, — о чем именно ты думаешь? Потому что я думаю, что мы втроем…
— Сможем справиться с Сумаком? — Сильвер Лайн придвинула клюв поближе к уху Пеббл. — Он очень хитрый, и теперь, когда он совсем поправился, его будет трудно поймать.
— Эй, я как раз об этом и думала. — Глаза Олив сузились, а уши навострились, как острия копий. — Я пойду налево. Пеббл, ты пойдешь направо. Сильвер, ты возьмешь его с воздуха. Если он доберется до задней двери, мы проиграли. Как только мы его возьмем, Пеббл, ты сядешь на него и выбьешь из него все силы.
— Это потому, что я толстая? — спросила Пеббл.
— Невозможно сказать красиво, так что да, вроде того.
Пеббл окинула Олив грозным взглядом, но согласилась с ее логикой:
— Отлично.
— Нам понадобятся щетки…
На небольшой кухне собрались пони, мантикорское отродье и один дракон. На столе было много всяких вкусностей, а главной достопримечательностью был торт, над которым Трикси Луламун как раз заканчивала колдовать. Казалось бы, глупо так сильно зачаровывать то, что вскоре будет уничтожено, но логика с готовностью отбрасывалась в сторону, когда речь шла о делах любви.
— Видишь ли, Мегара, вот что такое цивилизация. Социальный ритуал. — Твайлайт вытянула крыло и махнула им в сторону стола. — Мы придаем значение определенным дням, а затем создаем церемонии или традиции, чтобы отпраздновать их. Что является признаком еще одной основы цивилизации — календаря. Без способа отслеживать даты мы не смогли бы отмечать ритуалы, характерные и значимые для этих дат…
— Твайлайт, ты тупица.
— Подожди, что? Что? Твинклшайн? — Моргнув, Твайлайт повернулась, чтобы посмотреть на подругу всей своей жизни.
— Мэг здесь, потому что она любит еду, Твайлайт. Она не поняла ни слова из того, что ты сказала.
— Но… но… — Заикаясь, Твайлайт повернула голову и сосредоточилась на Мегаре. — Что я говорила, Мегара?
В ответ мантикорское отродье пожало плечами, а затем его широкие лапы легли на стол:
— Голову-выносящие штучки Твайлайт?
По кухне разнесся громкий смех, в котором участвовали все, кроме Твайлайт. Явно обиженная, Твайлайт просто стояла там, одна в толпе, и, потратив несколько долгих секунд на осмысление происходящего, покорно вздохнула. То, что она считала тихой и внимательной ученицей, на самом деле было просто существом, вежливо ожидающим, пока его накормят.
Не успела Твайлайт сказать что-то еще, как снаружи послышался шум суматохи. Пинни Лейн подошла к окну над раковиной, наклонила голову так, чтобы видеть улицу, и стала наблюдать за происходящим снаружи. Через мгновение к высокой кобыле присоединилась Лемон Хартс, которой пришлось вытянуть шею, чтобы заглянуть в окно.
— Они его поймали, — объявила Пинни Лейн, перекрывая смех на кухне.
— О, это нужно сфотографировать. — Лемон Хартс быстро взяла свой верный фотоаппарат и рысью направилась к задней двери, с ловкостью проскальзывая между телами, преграждавшими ей путь. — Я сейчас вернусь… с фотографиями, чтобы мы могли запомнить этот момент навсегда.
Когда Лемон Хартс открыла заднюю дверь, чтобы выйти наружу, Твайлайт Спаркл, всегда верная своей привычке, улучила момент, чтобы сказать:
— Общинный груминг и обязательные гигиенические привычки — это всего лишь социальный ритуал, клей, скрепляющий цивилизацию.
Смущение было хуже всего, а ничто не может быть более неловким, чем оказаться в переполненной комнате, да еще и подпевать. Сумак не мог не заметить, что все его матери вели себя странно друг с другом, и все они были с пучками, что делало их еще более странными. По крайней мере, ужасная песня про день рождения закончилась.
Шесть свечей с мерцающим пламенем ждали, чтобы их задули, и Сумак хотел это сделать, но чувствовал себя подавленным. На кухне было много пони и не-пони. Кухня была маленькой, а с таким количеством гостей и сам дом казался слишком маленьким. Оглядев стол, Сумак обнаружил, что ему трудно дышать: чтобы сделать вдох, требовались огромные усилия, а набрать достаточно воздуха, чтобы задуть свечи, казалось почти невозможным.
Еще хуже было ощущение, что он… не такой, как все. Большинство пони не возражали против того, чтобы их собирали вместе. Чем больше, тем лучше. Будучи стадным видом, большинство пони чувствовали себя комфортно, когда собирались вместе в большом количестве. Его мамы стояли все вместе, прижавшись друг к другу, на их лицах сияли счастливые улыбки, а глаза, в которых отражалось пламя свечи, были яркими и веселыми.
Сильвер Лайн не слишком обрадовалась толпе, и это его утешило. Она прижалась к своей матери, Глуми, и когда их взгляды встретились, между ними промелькнуло молчаливое понимание. Вормвуд, ее отец, стоял в углу позади них, и от его внушительной фигуры кухня казалась еще меньше, чем была.
Спайк сидел на спине Твайлайт, потому что стульев больше не осталось, а Спайк был достаточно мал, чтобы на него можно было наступить. Похоже, он тоже не возражал против толпы, и его когти бегали по гриве Твайлайт, пытаясь вычесать несуществующие спутанные волосы. Спайк веселился от души и, казалось, ни о чем не заботился.
Мундэнсер выглядела немного не в себе, но счастливой. Она стояла в углу рядом с Вормвудом, нахмурив брови, с выражением задумчивой рассеянности. Может, Мундэнсер и была здесь в теле, но Сумак задавался вопросом, была ли она здесь в мыслях. Втайне он завидовал ее умению отвлекаться от всего.
— Эй, — окликнула Рейнбоу Дэш, — эти свечи сами себя не задуют!
Из животика Сумака послышалось хлюпающее бульканье, и от этого стало еще хуже. Пони теперь смотрели на него — он стал центром внимания. От ощущения такого количества взглядов у него пересохло во рту, а стрелки вспотели. Его животик издал еще одно громкое бульканье, а внутренняя поверхность щек словно приклеилась к коренным зубам.
Сблевать на дне рождения — или, что еще хуже, на торт — было бы хуже всего.
— К черту все это, — сказала Октавия, отпихивая Винил в сторону. — Я пыталась сказать тебе, что так и будет, но никто мне не поверил.
— Но это всего лишь небольшое собрание друзей и родственников… — Твинклшайн собиралась сказать что-то еще, но ее прервала Октавия, обхватив ее за туловище и отбросив в сторону.
— В слишком маленькой комнате! — Сузив глаза, Октавия протиснулась к месту, где сидел Сумак, и встала рядом с ним. — Он не говорит ни слова протеста, потому что боится поднять шум! Беднягу вот-вот вырвет!
Сумак действительно был готов к извержению, и теперь он чувствовал, как комната давит на него. Звук множества голосов, говоривших одновременно, атаковал его уши, которые заложило, а в животе снова заурчало. Одна из передних ног Октавии обхватила его, и прежде чем он успел запротестовать или отреагировать, его подбросило, перевернуло и уложило на спину крепкой кобылы.
На кухне было так тесно, что пони с трудом смогли отойти в сторону и освободить Октавии путь к выходу. Мод открыла заднюю дверь, вышла наружу, и другие пони поспешили последовать ее примеру. Сумак прижался к шее Октавии, боясь, что в любую секунду может блевануть. От волнения он даже не мог дышать, боясь, что его стошнит, и задерживал дыхание.
Октавия знала, что делать; Октавия всегда знала, что делать.
И снова, как и в прошлые разы, Сумак был усажен Октавией на унитаз. Эта ванная была немного меньше, но ощущение знакомости ситуации осталось прежним. Раздался скрип, когда Октавия повернула ручку крана и пустила холодную воду в раковину. У Сумака пересохло во рту, когда он почувствовал запах воды, и ему очень захотелось попить, но всему свое время.
Важно было соблюсти ритуал.
— Прости, Сумак… Я пыталась.
Вместо ответа он сосредоточился на своем дыхании и сделал взволнованный вдох.
— Я пыталась сказать им, а они твердили, что я слишком остро реагирую. Что все будет хорошо. Это была просто встреча с друзьями и семьей. Мне говорили, что я слишком невротична. Сначала тебя схватили девочки, и я уверен, что это тебя потрясло… а потом ты оказался заперт в комнате, полной пони, без возможности быстро выбраться. Я сказала Пеббл, чтобы она не делала ничего, что могло бы тебя взволновать. Я говорила ей… говорила, а она не слушала. У тебя будет непростой день, и тебе не нужно перевозбуждаться.
— Ты в порядке? — Каким-то образом Сумак проговорил эти слова, его голос дрожал на каждом слоге.
— Я в порядке? — Октавия стояла, растерянно моргая, ее уши то поднимались, то опускались. — Я в порядке? Нам нужно беспокоиться о тебе.
— Но ты же такая же, как я, — сумел выговорить Сумак между затрудненными вдохами.
Самообладание Октавии разбилось вдребезги, как стекло, а ее лицо охватило множество судорог, тиков и дрожи. Ее ноздри то раздувались, то сужались, то снова раздувались, а веки трепетали, как взволнованные бабочки, оставленные танцевать на раскаленных цветах. Вся ванная содрогнулась, когда ее зад столкнулся с полом, отчего контейнер с шампунем упал и запрыгал внутри ванны.
— Трудно быть нами, — сказала Октавия, ее голос был бесплодным, лишенным свойственной ей культурной теплоты. — Иногда мне это так надоедает, Сумак. Прости. У тебя был момент, и вместо того, чтобы позаботиться о тебе, у меня сейчас момент, и мне хочется плакать. Я чувствую себя чертовски ужасно.
Соскочив с крышки унитаза, Сумак опустился на пол рядом с Октавией и прислонилась к ней, слушая, как бежит вода в раковине. Ритуал был нарушен, но это было не страшно. Спустя мгновение более крупная кобыла обняла более мелкого жеребенка, а затем, словно по молчаливому соглашению, они оба заплакали.
После того как все было улажено, вечеринку перенесли на задний двор. Когда Сумак вернулся на вечеринку, он с облегчением увидел, что все расставлено и свободного места много. Свежие свечи были поставлены на торт, и ничего не было испорчено из-за его срыва. Когда он вышел из задней двери, солнце освещало его свежевымытое лицо, никто не бросился к нему и не толпился вокруг.
Вокруг стола, перенесенного на улицу, сидели только его друзья, а не одно большое стадо. Хотя он все еще был в смятении, с этим было гораздо легче справиться. Когда внутри Сумака бурлили разные эмоции, на первое место вышло раздражение, и он пожалел, что вечеринка не была такой до того, как у него случился срыв.
Стоявшая между Пинки Пай и Рейнбоу Дэш Твайлайт Спаркл имела явно виноватое выражение лица, и Сумаку стало жаль ее. Она тоже была интровертом, хотя и гораздо более общительным, чем он. Ему хотелось подойти к ней, сказать что-нибудь приятное или утешить, но это означало бы случайно привлечь Пинки Пай или Рейнбоу Дэш, которые ни капельки не понимали таких вещей. Нет, они только перегрузят его, пытаясь заставить почувствовать себя лучше.
Бросив последний взгляд на Твайлайт, Сумак позволил подвести себя к столу.
— Малыш, прости меня. — Трикси стояла в полуметре от него с извиняющимся, виноватым выражением лица.
Не совсем готовый к звуку собственного голоса, Сумак кивнул.
— Иногда до тебя трудно достучаться, — продолжала Трикси, и слабая дрожь в ее голосе выдавала ее эмоциональное состояние. — Когда мы были вдвоем, было легче. Мне кажется. По крайней мере, я так помню. Я могу ошибаться. Но теперь, когда мы все вместе, это иногда немного запутывает. — Она перевела взгляд с Сумака на торт, снова на Сумака, а потом на Октавию. Через мгновение она вздохнула, ее холка обвисла, и она оторвала взгляд от Октавии, чтобы снова посмотреть на своего сына. — С днем рождения, Сумак. Я хотела, чтобы этот день был для тебя идеальным. Это наша новая жизнь. Наша семья. Для меня это начало новой жизни, и я не… не… не саботирую себя. В каком-то смысле твои дни рождения похожи на мои дни рождения, и каждый твой день рождения означает, что я делаю что-то правильно. Я так долго была эгоистичной пони… зацикленной на собственном самолюбовании.
Сумак повернулся, чтобы посмотреть матери в глаза.
— Малыш, с твоими днями рождения… Может, я и не родила тебя, но я хочу дать тебе жизнь.
— Спасибо, мама.
Трикси улыбнулась своей лучшей храброй улыбкой, но уголки ее рта дрогнули. Мановением магии Твинклшайн зажгла свечи, и Сумак обратил на них свое внимание. Его друзья наклонились, желая, чтобы на этот раз все прошло как надо, а Бумер перемахнула через стол и встала рядом с ним.
— Загадай желание, Сумак, — безэмоционально сказала Пеббл.
— Мне больше ничего не нужно, — поспешно ответил он и задул свечу, прежде чем кто-либо из пони успел сказать что-то еще.