Fallout: Equestria - Frozen Shores
Глава 5 - Хмурое утро
FALLOUT: EQUESTRIA
FROZEN SHORES
Глава 5. Хмурое утро
I’m happy for to see ye home,
From the island of Ceylon,
Oh Johnny, I hardly knew ye!
Ирландская народная песня
— Мне это не нравится!
Армор вполне понимал и разделял настроение капитана: увиденное (и услышанное) определённо наводило на размышления. И пусть анализ полученных по радио скудных данных был пока не готов дать ответ о ситуации на суше, но то, что с природой было что-то не так, пони видели своими глазами: всё небо закрывала сплошная пелена серых туч. За те шесть дней, что лодка провела по эту сторону лей-линии , не было даже намёка на самый завалящий солнечный лучик.
Настроение Союши портилось с каждым днём — из пони, крайне довольного тем, что остался в живых, он за какие-то три дня превратился в мрачного ворчуна. Капитан даже на простые вопросы уже не отвечал, а огрызался, а простые матросы и вовсе боялись попадаться ему на глаза. Зебра и сам понимал, что негативно влияет на боевой дух, поэтому большую часть времени он проводил на мостике, молча посасывая трубку и сплёвывая за борт крошки табака.
Согласно расчётам штурмана, лодка должна была прибыть в намеченный район через пару дней. Экипаж скучал, и развлекал себя как мог: Гловз неожиданно нашёл общий язык с молчуном Реи, и оба старших офицера дни напролёт чесали языками о классической музыке и литературе в каюте полковника, за чашечкой чая по-адмиральски. Алый круп Хорслича не выходил за пределы собственной койки: как пояснил сам сержант, он собирался в походе отоспаться за пятнадцать лет службы, и непременно хочет выполнить это. Дасти и Лири оккупировали радиорубку, часами прослушивая пойманные обрывки радиопередач некоего ди-джея PON3, в попытках вытащить оттуда хоть какую-то информацию. Получалось плохо: 95% эфирного времени ди-джей посвящал музыке, без конца прокручивая старые треки Сапфир Шорс и Свити Белль. Льётт пыталась помочь друзьям, но это дело наскучило ей через полтора часа, и пегаска, не говоря ни слова, занялась более полезным делом — разведкой окрестностей. Вот и сегодня с утра она вылезла на мостик, спрыгнула на зенитную орудийную площадку, и, расправив крылья, подставила их набегающему ветру — только её и видели. Обычно Льётт прилетала обратно к обеду, изрядно устав и проголодавшись, и сообщала, что на многие мили окрест нет ничего интересного. Но сейчас она возвращалась явно раньше, да к тому же напрягая все свои скоростные качества: черная точка в арморовском бинокле росла на глазах, и уже скоро крыланка шлёпнулась почти без сил на палубу.
— Корабль! На юго-восток! — хрипло сообщила она, вволю напившись из протянутой кем-то фляжки.
— Вот это уже интереснее! — сразу ожил капитан. — Большой? Военный?
Льётт торопливо закивала. Её грудь часто-часто подымалась и опускалась, как кузнечные меха: стремясь донести новость до командиров, пегаска выложилась на полную.
— Больше лодки. Вооружённый — обстреляли меня, когда снизилась. Не попали. Но рассмотрела плохо...
— А флаг какой? Флаг успела разглядеть?
Пегаска помотала головой.
— Флаг не успела... Кое-что другое успела. Там полосатики...
— Зебры? — удивлённо моргнул Союши. — Так далеко от родных берегов? Неужели война ещё идёт, двести лет спустя???
— То-то будет весело, когда мы появимся, — заметил Армор.
Первым неизвестный корабль углядел матрос Соньи. Тонкая и почти незаметная полосочка на горизонте, едва отличающаяся цветом от волн выделялась лишь крохотной струйкой дыма, еле заметной на фоне облачного покрова небес.
— Курс пятнадцать, полный вперёд! — скомандовал Союши сразу же, как услышал доклад верхней вахты. — Посмотрим, что за подарок судьбы нам приготовили на эту Ночь Кошмаров.
Спустя три часа погони на неизвестном корабле, наконец, заметили их субмарину. Корабль (теперь уже было понятно, что это корвет или вооружённый тральщик) сбросил скорость, развернулся лагом к лодке, и торопливо застучал сигнальным фонарём. Стоял штиль, поэтому флага видно не было.
— Что говорят? — бросил, не оборачиваясь, капитан сигнальщику.
— Не могу разобрать, сэр... Это не наша сигнальная книга, точнее, книги — эквестрийская и кайсармарине, это что-то новенькое.
— Хммм... Что бы вы спросили, будь на их месте, майор?
Союши и Дефенд Армор стояли на мостике бок о бок — капитан в полном парадном мундире, при кортике и неизменной трубке опирался о леера, и задумчиво смотрел на первого встреченного здесь “соотечественника”.
— Я бы спросил — кто мы, и какого рожна нам надо.
— Логично. Сигнальщик! Пошли-ка им наши стандартные позывные.
Застучали шторки ратьера: матрос передавал на незнакомый корвет позывные лодки. Однако и это не помогло: спустя какое-то время корабль вновь замигал сигнальным фонарём.
— Разговор глухого с мудаком какой-то, — недовольно проворчал Союши. — Попробуй-ка вот что... Разверни наш боевой флаг, и посвети на него, авось догадаются сделать так же.
Сигнальщик послушно забрался на ограждение рубки, и спустя пару минут освобождённый флаг вяло заколыхался на небольшом ветерке, подсвеченный лучом прожектора.
— Гляди-ка, засуетились, — удовлетворённо прокомментировал капитан. — Что они там делают? Не видно ни черта...
БЫДЫЩ! Из середины силуэта корабля вырвался клочок пламени и дыма. Снаряд, натужно свистя, пронёсся над лодкой, и вальяжно ткнулся в воду, окатив фонтаном ледяных брызг всех стоящих на мостике.
Штабсшиффюрер Фиосай, командир корвета Нации “Изимпондо”, по молодости своей никак не мог опознать в едва различимой на поверхности воды рубке силуэт грозной “девятки”, основной подлодки Кайсармарине времён войны с Эквестрией. Не опознал он и чёрную с золотом старинную форму старших офицеров подводных сил флота. Однако ему с младых копыт вбивали ненависть к символике старой империи — и увидев на флагштоке странной лодки ненавистные кайсаровские знаки — триколор и щит-с-копьями, штабсшиффюрер не сомневался более ни секунды: это враг. Мерзкие роялисты-кайсаристы вернулись из мрака небытия, чтобы снова заковать Нацию в цепи, и бросить в горнило мировой империалистической войны. А что делают с врагом? Правильно — его уничтожают!
— Боевая тревога! Срочное погружение! — заорал Союши, сигая в рубочный люк. — Полный вперёд, право на борт!
Корвет поспешно выпалил из оставшихся орудий, но было уже поздно: опомнившаяся лодка камнем проваливалась под воду, скрываясь от вражеских глаз.
— Пятьдесят метров, срочно! — распоряжался капитан в центральном отсеке. Первый отсек, приготовиться к залпу. Восьмой отсек, что с минами?
— Говорит восьмой! Мины ждут своего часа.
— Выставить на касание! Заряжай первую партию. Доложить по готовности.
— Глубина пятнадцать метров!
— Продуть ЦБП, закрыть клапаны концевых. Кормовые десять на погружение!
— Есть кормовые десять!
— Глубина двадцать метров!
— Слышу шум винтов слева по курсу! Приближается!
— Лево на борт, срочно! Восьмой, что у вас?
— Пока не готовы, сэр...
— Sheisse!!!
— Глубина тридцать метров!
— Сэр, глубинные бомбы в воде!
— Всем держаться!!!
В лодку, словно в колокол, будто бы ударило здоровенным молотом — субмарина задрожала всем корпусом, как живое существо. Раздался оглушительный грохот, и экипаж повалился на палубу, изо всех сил зажимая уши копытами. Ещё удар! Лодка закачалась, как подвес на тросе: быстро, хаотично, с широкой амплитудой. Заскрипел раздираемый металл — то рвался лёгкий корпус. Но прямых попаданий всё же лодка не получила — и сохранила герметичность и способность передвигаться и драться за свою жизнь.
— Радиорубка, где цель? — прохрипел в микрофон капитан, подымаясь на ноги.
— Шум винтов справа, удаляется!
— Круги вокруг нас рисует, падаль! — выругался Союши. — Малый вперёд, право на борт! Глубина восемьдесят. Тишина в лодке!
Все замерли. Каждый боялся даже дышать; слышны были лишь щелчки машинного телеграфа, передающего мотористам приказ об изменении скорости, да бульканье в балластных цистернах за бортом. Лодка сбавила ход: электромоторы еле-еле шуршали. Слышны были далёкие разрывы глубинных бомб где-то справа по борту, иногда от особо мощного разрыва лодку начинало раскачивать.
— Цель на тридцать, приближается, — шёпотом доложил акустик.
— Стоп машина! Руль прямо, самый малый назад! — так же тихо ответил капитан.
Рулевой послушно закрутил штурвал влево. Субмарина практически остановилась, лишь слегка подрабатывая винтами.
— Цель на двадцать, расстояние не меняется!
— Рыщет, гад, — прокомментировал Союши. — Ну ничего, так нас хрен найдёшь!
Он нетерпеливо принялся ходить взад-вперёд, что обычно случалось при большом раздражении. Время от времени капитан поднимал голову, и глядел на интерком, словно ждал от того откровения.
— Цель на триста сорок, удаляется! — всё так же шёпотом доложила радиорубка.
— Он уходит! — воскликнул капитан. — Кажется, перехитрили... Малый назад!
Но тут лодка тихонько вздрогнула: резкий, как удар хлыста звук “ПИНГ”, налетевший откуда-то сверху, сходу наскочил на железный корпус, отразился, и понёсся обратно.
— Что это? — шёпотом спросил Армор у Курта.
— Асдик! — ответил тот. Штурман был явно испуган. — Он нас потерял, и теперь пытается найти...
*ПИНГ*
-... лодку с помощью гидролокатора.
*ПИНГ*
— Акустик! Где цель? — нажал Союши тангету интеркома.
— Цель на триста...
*ПИНГ*
-... десять, расстояние не изменяется.
— Подождём...
*ПИНГ*
— Право двадцать!
— Есть право двадцать!
— Так держать.
*ПИНГ*
Лодка начала аккуратно заворачивать вправо. Экипаж напряжённо ждал, вслушиваясь в любой малейший шорох из-за борта. Корвет маячил где-то впереди-слева, утюжа пустое пространство. Казалось уже, что он выпустил лодку из когтей окончательно, когда вдруг корабль резко повернул влево, и помчался наперерез курсу Z-96.
— Засёк, засёк! — уже не пытаясь соблюдать тишину, испуганно закричал Кедоки. — Да что же это за гадство-то какое!
— Прекратите истерику, штурман, вы не кисейная барышня! — рявкнул капитан. — Полный вперёд, занять перископную глубину! Почему на планшет не нанесена траектория цели? Я, по-вашему, стрелять как буду??
Перепуганный Курт бросился к своему столику, и начал судорожно что-то черкать. Лодка взрыкнула моторами, и начала резко набирать скорость. Радиорубка, не переставая, рапортовала о контакте: цель на триста тридцать пять, приближается. Цель на триста тридцать восемь, приближается. Скорость цели высокая...
— Лево двадцать! Поднять перископ! — скомандовал Союши, шагая к тумбе последнего. — Торпедный! К приёму данных для стрельбы товсь!
— Есть товсь.
— Тридцать метров... двадцать пять метров... двадцать метров... — репетовал старпом. Капитан прильнул к окулярам перископа, повернувшись туда, где по его мнению должен был находиться корабль врага. — Шестнадцать метров, перископная достигнута!
— Первый! Гироугол пятнадцать левого, глубина три, аппарат товсь! Второй! Гироугол десять левого, глубина три, аппарат товсь! Третий! Гироугол пять левого, аппарат товсь! Четвёртый! Отклонение ноль, аппарат товсь! — капитан, поймав в прицел перископа мчащийся на него корвет, на ходу командовал торпедистам маршрутные данные. — К срочному погружению приготовиться! Восьмой отсек, к минной постановке приготовиться!
Корабли мчались навстречу друг другу. Вражеский корвет беспрестанно осыпал подлодку выстрелами из носовых орудий, но то ли выучка у комендоров была из копыт вон плохая, то ли попасть в столь малую цель было очень сложно, то ли госпожа Удача хранила отважных подводников, а может быть, и всё сразу: ни один снаряд и близко не пролетел рядом с лодкой. Союши, не отрываясь, смотрел на растущий в прицеле силуэт корабля. Тот шёл прямо на них, намереваясь, видимо, снести тараном подводной лодке рубку, или хотя бы выдвижные. Секунды растянулись в невероятно долгие отрезки времени — капитан превратил свой мозг в машину, в вычислительный аппарат, в котором было место только для одной формулы и нескольких переменных — скорости цели, её курса, и скорости торпеды. Он медленно поднял копыто к пусковым тумблерам...
— Первый — пли! Второй — пли! Третий — пли! Четвёртый — пли!
Затрясся корпус: открывались крышки торпедных аппаратов. Несколько долгих секунд ничего не происходило, и лодка продолжала всё так же нестись навстречу врагу... но вот в окуляре перископа появилась одна пенная полоса, затем вторая, третья... четыре стремительных “ассегая” расходились нешироким веером, устремляясь к атакующему корвету. Противник заметался, пытаясь увернуться, попасть в промежуток между торпедами... Союши удовлетворительно хмыкнул, и, оторвавшись от перископа, скомандовал:
— Убрать перископ. Срочное погружение на тридцать метров! — и, взглянув на секундомер, почему-то оскалился: — Ну, если эти долбоёбы из восьмого ещё копаются...
— Мины готовы, командир! — как по заказу отрапортовал интерком.
— Выпустить по две мины из пятого и шестого аппаратов! — ответил на это капитан.
Лодка дёрнулась: здоровенный чугунный шар, набитый аммоналом, покинул своё чрево, и распластался в воде, выбрасывая в сторону якорь. За каких-то четыре секунды к нему присоединилось три собрата. Становясь на боевой взвод, мины подвсплыли до глубины в полтора метра, и замерли там в ожидании.
— Глубинные бомбы в воде! — истошно завопил гидроакустик.
— Держать курс! — крикнул Союши. — Держать прямо! Мы заманим его на минную банку!
Близкий разрыв потряс корпус лодки. Всё вокруг заходило ходуном; столик штурмана опрокинулся, и карты мигом разлетелись по отсеку. Интерком сорвало с переборки, и теперь он болтался на проводе, как выдернутый зуб на ниточке. Моряки попадали с ног, ударяясь друг о друга и о предметы обстановки. Серия разрывов пронеслась совсем близко, от ужасного грохота все мгновенно оглохли. Но последний разрыв оказался самым мощным: заскрипело, затрещало сминаемое железо; заднюю площадку рубки вдавило глубоко в корпус, а зенитные орудия просто смело. В центральном не выдержала напряжения главная магистраль: швы на трубе разошлись, и горько-солёная ледяная вода хлынула в отсек, заливая мощной пенной струёй всё внутри.
— Алярм! Затопление!
— Аварийную партию в центральный... а, твою мать! Не работает! — капитан в гневе шваркнул то, что осталось от интеркома, о переборку. — Откройте люк в четвёртый, вызовите аварийную сюда!
Сразу несколько моряков бросились к выходу, но кремальера не поддавалась: из-за близких разрывов корпус подвергся деформации, и люк перекосило.
— Откройте другой! Что стоите, как бараны, ёманарот?! Итачи, откройте ЗИПы, организуйте борьбу за живучесть! Schnelle!
Обитатели центрального кинулись выполнять распоряжения командира. Кое-как Армору и Кедоки удалось отвернуть запорное устройство на втором люке, и попасть в кубрик младших офицеров. Оттуда уже спешила аварийная партия во главе со вторым мотористом. Совместными усилиями зебрам удалось перекрыть трубы, и остановить поступление воды в отсек, правда, позже выяснилось, что повреждены помпы, и что откачать воду пока не представляется возможным. Пока механики вскрывали люк в четвёртый отсек, капитан из кубрика смог связаться с радиорубкой.
— Акустик! Где там наш визави?
Ответ пришёл не сразу, видимо зебра прослушивал горизонт. Но он, ответ, был неожиданным.
— Цели не слышно, сэр!
— Как это не слышно? Куда же по-вашему она делась?
— Секундочку, сэр... Они заглушили двигатели, и... да, теперь я их засёк. Похоже, что корабль тонет!
— Хоть что-то хорошее за сегодня... — устало пробормотал Союши. — Всплываем! Автоматчиков на мостик!
Нехотя, отфыркиваясь и плюясь словно настоящий кит, субмарина всплыла из морских пучин. В покорёженной рубке с лязгом и грохотом откинулся люк, и на свет вылезли Союши, Армор, Льётт и несколько зебр, вооружённых автоматами. Взору их предстало неприглядное зрелище: корвет вовсю чадил, осев почти по палубу. Корма скрылась под водой... а носа как такового у него уже не было — вместо форштевня зияла гигантская чёрная пробоина, из которой выходил дым. Вокруг тонущего корабля плавали различные обломки, ошмётки и изуродованные трупы. Все до единого — зебры, в незнакомых синих робах и без привычных широких воротников. Глаза широко раскрыты, ноги раскинуты в разные стороны — похоже, смерть застала их внезапно.
Льётт легко вспорхнула на ограждение рубки — и взмыла в воздух: нетерпеливая пегаска хотела непременно достичь вражеского корабля первой. Вслед за ней в темно-зелёные волны легко скользнула надувная лодка с “абордажной командой”, которую вызвался возглавлять майор Армор. Единорог успел поворошить свой багаж, и облачиться в камуфляжный костюм с бронежилетом и каской. Возле него в серо-голубом свечении висел дробовик — идеальное оружие для тесных коридоров.
Крыланке не пришлось даже сбрасывать шторм-трап, до того низко осел повреждённый корабль. Армор молодецким прыжком перемахнул через фальшборт... и едва не угодил в лужу крови: растерзанные тела матросов в изобилии валялись тут и там, заставляя одним своим видом пожалеть о недавнем обеде.
— Непростые у вас мины, — заметил майор.
— Что? — не расслышал его Скитузер.
— Мины у вас, говорю, явно непростые: взрыв-то был подводный, а мёртвые почему-то везде.
— А то! — самодовольно улыбнулся лейтенант. — У нас, если хочешь знать, и торпеды с секретом. Старые, ещё довоенные. Папа распорядился выдать, из своего личного запаса.
Аккуратно ступая по относительно чистым участкам палубы, они добрались до надстройки. Распахнутая настежь дверь вспухла и почернела, как будто её взрывали изнутри, но в коридоре никаких особых разрушений не наблюдалось. Абордажники со всеми мерами предосторожности поднялись на мостик, и принялись тщательно обыскивать прилегающие помещения.
— Ага! — раздался возглас зебры-минёра, и Армор поспешил на клич. Лейтенант с победным видом держал в копытах толстенький том в металлическом переплёте.
— Что это?
— Сокровище почище золота — сигнальная книга! Надо поискать ещё, вдруг и вахтенный журнал найдётся.
Вскоре нашёлся и вахтенный журнал, и карты, и даже судовая роль. Вскрывать сейф особиста не стали — не было времени. Последний раз окинув взглядом командные помещения, майор приказал убираться с корабля.
— Дарквинг, мы уходим, — сообщил он по рации ПипБака. — Где вы там?
— Я на верхней палубе, командир, — нехарактерно озабоченным голосом ответила пегаска. — Похоже, я нашла выжившего!
Абордажники спешно поднялись наверх. Тяжело раненый моряк, похоже, был офицером — об этом говорили изукрашенные золотыми символами его контрпогоны. Неведомая сила, убившая весь экипаж корвета, пощадила его лишь частично: у зебры были раздроблены задние ноги. При всём уважении — не жилец. Армор и Льётт перетянули культи жгутами, и накачали беднягу анестетиками, но ясно было, что продержится он недолго. Стараясь не задеть обрубками ног за что-нибудь, абордажники погрузили моряка в лодку, и поспешили покинуть тонущий корабль.
Раненый бредил на незнакомом языке, пока сержант Хорслич вкалывал ему обезбаливающее и кровоостанавливающее. Майор достаточно прилично понимал зебрийский, но ни одного знакомого слова он не услышал. Точно так же были в полном неведении и зебры из экипажа Z-96. К счастью, один полиглот на лодке всё же нашёлся.
— Это тсвана, — сказал Тальвар Реи, услышав несколько слов. — Язык южной саванны, на котором разговаривали несколько воинственных племён. Когда Кайсар их покорил, из воинов набрали несколько когорт для легионов, в том числе и для Тринадцатого. Моя бабушка происходила из тсвана, и могла разговаривать на их языке.
— А что насчёт вас, трибун?
Реи пожал плечами, как бы говоря “ничего не обещаю”.
— Приведите его в чувство, сержант, — распорядился Гловз.
Хорслич поднёс к носу раненого пузырёк с нашатырём, и незнакомый офицер через какое-то время открыл глаза. Было непонятно — чувствует он боль, или нет, настолько непроницаемым было его выражение лица. Раненый окинул долгим внимательным взглядом собравшихся в кубрике, и выплюнул короткую фразу сквозь зубы.
— Предатели, — перевёл невозмутимо Реи. — ублюдки.
— Имя, должность, цели и задачи корабля, — не обратив внимание на оскорбления, воззрился на раненого Союши.
Выслушав перевод, тот засмеялся, обнажая белые ровные зубы. Затем, морщась время от времени, выдал длинную фразу на том же языке.
— Что он говорит, трибун? — поторопил зебру Гловз.
— Бред какой-то... Он говорит, что мы всё равно его убьём, и что можно не стараться и не пытать его, он всё равно не заговорит. И что... да, что мы можем начать снимать с него кожу прямо сейчас.
— С чего бы нам делать с ним все те ужасные штуки, о которых он говорит? — удивилась Льётт.
— Действительно, откуда такая уверенность в непременных пытках? — хмыкнул капитан. — Переведите: мы спасли ему жизнь не для того, чтобы тут же её отнять.
— Он нам не верит, — выслушав ответ, сказал Тальвар. — Считает, что мы лжецы, и называет нас... кем-кем? Да, правильно, ублюдками. Даже не так — скорее, кайсарианскими ублюдками.
— Вот скотина... А ну отвечай, сволочь, что вы сделали со страной и Кайсаром! — не выдержал наконец капитан.
— Зопа твой Кайзар, — с едкой ухмылочкой ответил вдруг пленный. — Расстуриряри Кайзара в семанадцатой году, с кайзариной и кайзарёнками!
— Ч-ч-ч... — Союши задохнулся от гнева и возмущения. Глаза его вылезли из орбит и налились кровью. Армор впервые видел командира подлодки настолько рассвирепевшим — и понимал, откуда такая реакция: фигура Кайсара для зебр священна. Оскорбление её, даже ненамеренное, карается смертью. А тут... — Так значит, всё понимаем? В игры, значит, играем? Я как раз знаю одну. Хорслич, у вас ведь должен быть скополомин?
— На умирающем? — вскинулся Гловз. — Помимо того, что это очень негуманно, он загнётся сразу же, не успев ничего сказать.
— Уверены? — прищурился капитан.
— Абсолютно. Были уже прецеденты...
— Что такое “скополомин”? — спросил Армор.
— Вам лучше не знать, майор. — со вздохом ответил Союши. — Ну, раз медикаменты не помогают — изберём старый и проверенный путь... Снимите-ка с одной культи повязку.
— Вы ведь не собираетесь пытать пленного, капитан? — чувствуя, как внутри всё закипает, поднял копыто серый единорог.
— А если и да, то что? — хмуро уставился на него командир лодки. — Остановите меня?
— Я не допущу издевательств над пленными, — отрезал Дефенд Армор, вставая между раненым и капитаном.
— Издевательств не будет, будет допрос, — попытался отодвинуть майора плечом подводник. Не вышло: единорог был гораздо массивнее, и стоял крепко. — Сами же слышали, он разрешает нам снять с него кожу.
— Да что вы себе позволяете, капитан-лейтенант! — уже в голос закричал Армор. — Вы средневековый дикарь, или офицер? Вам что, наплевать на свою честь?
— Да!!! — заорал в ответ подводник. — Наплевать! У нас больше нет чести, сам слышал — нашу честь расстреляли два века назад! Отойди, kaskazini msomi, пока я не прошёл через тебя!
— Назуваис его северуная варувар, а сам такои за! — подал голос пленник, нагло пялясь на Союши из-за спины Армора. — Я в тибе не осибзися, рояристу, суразу увидир тывоя суссиности. Мозес пытатти миня, я уйду в весиность с горудо подунятой горувой. Нация выгунара вас из Зебуруранда тогуда, выгонит из мира и сисяс!
Союши стоял, тяжело дыша, напротив майора, со зло оскаленной мордой, охаживая себя по бокам хвостом. Видно было, как тяжело ему держать себя в копытах. Наконец, он овладел своими чувствами, помотал головой, и взглянул на Армора уже без безумной жажды крови во взгляде — но с толикой лютой ненависти в глазах.
— Хорошо. Я не буду его пытать. Я его просто убью. Устраивает тебя такой вариант?
— Вполне, — сухо бросил майор, отходя от пленного.
Подводная лодка погружалась. Капитан Союши, с помертвевшим лицом, стоял посреди кубрика младших офицеров, и смотрел невидящим взглядом сквозь люк, на обычную суету в центральном. Неизвестно, что творилось в его душе: майор знал, что персона Кайсара (или Цезаря, в эквестрийском произношении) для зебр священна гораздо сакральнее, чем Сёстры-Богини у эквестрийских пони, и уж тем более чем грифоньи цари. Что может чувствовать верный до мозга костей строевой офицер, узнав, что всё, чему он верил и ради чего жил, растоптано и уничтожено его же сородичами? Армор смотрел украдкой на терзания капитана, и содрогался внутренне: если мир по эту сторону преподносит такие сюрпризы зебрам, то что же он приготовил лично для него, майора Армора? Лучше было об этом не думать: вплавленные в землю города и выжженные леса снились ему последние дней пять, как раз с момента перехода за лей-линию. Первые же встреченные ими пони постарались их убить — а ведь они всего-то обозначили свой флаг. Что же будет дальше?
Подводная лодка погружалась, и на её зенитной площадке бесновался надёжно принайтованный зебра-моряк без задних ног, одетый в незнакомую форму. Не боящийся пыток офицер Нации орал, как резаный, пока вода не подступила ему к горлу, и залила крики ужаса, превратив их в бессмысленное бульканье. Субмарина увлекла пленника на глубину, но ещё долгое время обитателям лодки чудились полные страха вопли за бортом.
Старый грязекраб сидел в засаде на скалистом берегу, прикинувшись камнем. Он был опытным охотником, и умел выжидать сутками и неделями, пока какой-нибудь неосторожный рыбак опрометчиво решит прогуляться по бережку. Тогда его восемь ножек мгновенно выстреливали покрытое серым панцирем тело вперёд и вверх, а острейшие клешни впивались в плоть незадачливой жертвы, убивая её в ту же секунду.
Грязекраб многое повидал на своём веку, он не раз уходил от экспедиций дикарей-охотников, зачищающих берег от членистоногих хищников, и даже рисковал нападать на одиноких заплутавших рейдеров, вооружённых железными дубинками и плюющимися свинцом трубками. Однако сейчас грязекраб был в недоумении: происходящее находилось далеко за пределами его слабеньких умственных способностей и громадного жизненного опыта. И это ему не нравилось.
Вначале из водной глади залива высунулась железная трубка с какой-то блестючкой на конце. Трубка повращала блестючкой туда-сюда, пока не остановила её напротив пустого берега. Грязекраб выпростал из-под панциря глазик на длинном стебельке, и принялся тщательно наблюдать за неизвестным явлением. Затем происходило и вовсе непонятное: пучины морские разверзлись, и исторгли из себя большую-большую кучу железа, скрипящую и булькающую как тысяча увешанных ржавыми доспехами рейдеров. Это было для грязекраба пугающим и неясным: обычно море проглатывало свою жертву с концами, ни за что не отпуская плавающие железки четвероногих назад. Эта, видимо, в борьбе с водой оказалась сильнее, и смогла выплыть обратно, на свежий воздух и божий свет. Более того: жезека отворила чрево, и разродилась десятками четвероногих, что вначале суетливо бегали по всей её спине, а затем как-то бросили на воду ещё одну штуку, сели на неё и поплыли к берегу, к нему, грязекрабу, в гости.
Краб напрягся: эти пони не были похожи ни на рыбаков со сплетёнными из водорослей сетями, ни на несущих жалящие копья охотников, ни даже на агрессивных опасных рейдеров. Он не чуял ни тягучего запаха страха, ни терпкогопривкуса безумия, что волнами валит от рейдерского бешенства. Витали лишь лёгкие нотки неуверенности... и что-то ещё, что грязекраб не смог определить. Всё же его мозг был достаточно примитивен, и пригоден лишь для простых эмоций.
А ещё он чувствовал их опасными — много опаснее, чем любое виденное им когда-либо существо. Даже чем забредшая как-то на его пляж мантикора, от которой он спасся только прыгнув с обрыва в воду, и уйдя на спасительную глубину. Краб решил не выдавать своего присутствия, и затаился, всеми силами прикидываясь поросшим буроватым лишайником обычным валуном, какие в изобилии валяются на берегу. Даже когда одна четвероногая, серо-сизая и крылатая, покрытая панцирем цвета ночи, подошла к “камню” вплотную, краб ничем не выдал своего присутствия.
— Вот интересно, командир, ЛУМ выдаёт красную отметку, а здесь ничего кроме камня и нету, — озадаченно сказала Льётт Дарквинг, разглядывая здоровенный валун размером с пони, мирно лежащий почти у самой воды.
— Отойди немедленно! — тут же последовал ответ майора. — Вдруг он заминирован? Во время войны побережья укрепляли от зебринских десантов, рассыпая по ним мины. Прошло, конечно, две сотни лет, но кто знает...
— Хммм, — наморщила носик крыланка, кинув прощальный взгляд на камень. — Несёт от него как-то не так...
— Тут отовсюду несёт, — ответил ей Дасти. — Океан же!
Он был прав: несло изрядно. Запах гниющих водорослей перебивал ароматы соли и йода, свойственные любому морскому побережью, и смешивался с вонью от полуразложившихся трупов рыбы, выброшенной на берег.
— Не, этот как-то по-другому пахнет! — возразила Льётт.
Будучи самой шустрой и непоседливой, пегаска давно уже облачилась в лётный костюм-”хамелеон”, и ходила в нетерпении по берегу, ожидая пока остальные члены группы не наденут на себя обмундирование и амуницию. А и того, и того было много — группа уходила надолго, что её ждёт — никто не знал, поэтому брали буквально всё, что можно было утащить на себе: патроны, провизию, походную кухню, несколько ремкомплектов, запасные детали обмундирования... Получалось по нескольку здоровенных сумок на каждого. Взяли бы и пегасолёт, но для него места в подлодке точно не было...
Облачённый в угольно-чёрную разгрузочную сбрую поверх походного кителя тёмно-болотного цвета майор подошёл к разведчице, и тщательно обнюхал притаившегося грязекраба.
— Камень как камень. Есть только один способ проверить. Ну-ка отойди...
Пони отбежали на безопасное расстояние, и Армор передёрнул затвор у автомата.
— Внимание, сейчас вылетит птичка...
Короткая очередь ударила по ушам находящихся вокруг пони и зебр. Три выпущенные из автомата пули с чавканьем пробили хитиновый панцирь краба, и вошли внутрь, круша и разрывая беззащитную плоть. Безжизненная тушка повалилась набок, по серому песку и гальке заструилась зеленоватая сукровица.
— Ого! Вот тебе и камень! — восхищённо воскликнула Льётт. — Хороший выстрел, шеф!
— Что это за штуковина? — поинтересовался капитан Союши, сошедший с ними на берег. Он явно нервничал: подлодка была в заливчике как на ладони, хоть сканеры ПипБаков и не засекли никого поблизости — кроме странного “камня”.
— Похоже, какое-то членистоногое, — ответил Армор, разглядывающий остатки краба.
— Мутант?
— Разумеется. Что-то я до сего момента о крабах размером с пони не слышал.
“Всё страньше и страньше...” — пробормотал он про себя.
Закончив изучать крабью тушку, майор вернулся к большому ящику со снаряжением, и продолжил навьючивать на себя фонарики, пистолеты, запасные обоймы и прочие безусловно полезные вещи. Распихав всевозможный стафф по карманам и кармашкам, он поднял левитацией свои седельные рюкзаки, и опустил их себе на спину, одновременно защёлкивая карабины. За вещмешками последовали дробовик и автомат, удобно устроившиеся в специальных зажимах, балаклава, специальная маска на глаза и, наконец, завершил приготовления большой шлем, обтянутый тканью цвета хаки, с вырезами для ушей и рога. Закрепив на своих слуховых органах гарнитуру, майор привычно попрыгал, отметив, что нигде ничто не звенит, и только тогда повернулся к своей группе.
Те уже заканчивали собираться. Видно было, что Гловз и Лири привычны больше к кабинетной работе, нежели к полевой: полковник, конечно, выглядел в форме весьма щеголевато, но вместе с тем и немножечко неловко. На радисте же и вовсе сбруя сидела весьма нелепо, как на корове седло, водружённая же на спину рация норовила съехать набок. Подрывник Дасти стандартной разгрузке предпочёл какую-то особенную, где количество кармашков превышало обыкновенное примерно втрое. Армор разглядел несколько гранат, облепивших пояс земнопони. Свою тёмно-коричневую гриву он не спрятал под балаклаву (собственно, он балаклаву вообще забыл надеть), и она свисала из-под шлема густыми прядями. Лишь Хорслич с Тальваром Реи были подтянуты, заправлены и подогнаны, как и подобает старым солдатам.
— Пробуду здесь ещё пару суток, — сообщил, глядя на часы, Союши. — Затем ухожу на несколько десятков миль на запад, где буду крейсировать вдоль побережья. Сеансы связи — раз в четыре дня, по согласованным каналам. Помните, что лодка пробудет здесь только двадцать дней, после чего мы уходим обратно для дозаправки.
— Поняли вас, — ответил Уайт Гловз. — Надеюсь, что удастся справиться с задачей за отведённое время. Иначе мы тут застрянем надолго...
— Удачи, господа! — зебра взглянул на диверсантов, и почему-то отвёл глаза. — Прощайте.
— Прощайте, капитан, — кивнул ему Армор. На душе у майора отчего-то было паршиво. — И спасибо за всё!
Союши ещё хотел что-то сказать, но потом нервно махнул копытом, и стремительно отошёл к лодке. Матросы споро заработали вёслами, и уже скоро маленькое судёнышко было возле покачивающейся в отдалении субмарины.
— Эй, а почему не “до свидания”? — возмутилась Льётт. — Он так сказал, будто в последний раз нас видит!
— А ты и вправда веришь, что вернёшься? — поддел её Дасти.
— Дурак! — пегаска попыталась съездить ему по носу, но жеребец вовремя наклонил голову, и её копыто задело лишь каску.
— Отставить разговоры! — сердито прикрикнул на них майор. — Ну что, господин полковник, какова наша следующая цель?
— Идём в Небылицу, — ответил после секундного раздумья Гловз. Он активировал свой ПипБак, и зашелестел верньерами миникарты. — Если старые атласы не врут, то мы сейчас здесь, к югу от Лесистого полуострова, где-то в середине Побережья Рогов. Стало быть нам нужно строго на юг.
— Задачу принял, — согласно кивнул Армор. — Подразделение! Стройся! Объясняю боевую задачу...
Пятёрка диверсантов послушно изобразила подобие строя возле двух офицеров. Майор глянул на них, и не смог удержаться от усмешки: воинство, бля!
— Наша задача, — двинулся он вдоль строя, — по возможности скрытно достичь города Небылица, лежащего примерно в пятидесяти милях к югу. Действуем в обстановке, максимально приближенной к боевой — то есть держим оружие заряженным и под копытом. Понятно? Из возможных встреч: животные-мутанты, одичавшие пони, организованная либо неорганизованная преступность, недружественные вооружённые подразделения. Первыми огня не открывать! Движемся в следующем порядке... — он помедлил. — Я первым, за мной Хорслич, Гловз, Праймер, Раннер. Реи замыкающим. Дарквинг проводит авиационную разведку, при этом не удаляясь от группы. Не удаляясь! — повторил он специально для Льётт, которая состроила в ответ кислую мордочку. Смотрим в оба! Обо всём замеченном докладывать тотчас же. Все поняли? — пони согласно закивали. — Тогда... бегом — марш!
Вытянувшись недлинной цепочкой, разведгруппа вооружённых сил Кристальной Империи двигалась на юго-восток, уходя с пустынного приморского пляжа, где оставались лишь пучки гниющих водорослей, полуразложившаяся рыба, да уже остывшая тушка старого грязекраба, которому так и не помогли все его навыки маскировки.
— Хор-рошо... живёт на свете... Вин-ни-Пух... Оттого... поёт он эти... пес-ни вслух... — Дасти Праймер горлопанил детские песенки на бегу, шумно при этом вдыхая и выдыхая воздух. — И неважно... чем он занят... Если он... худеть не станет...
Майор, заслышав эти орально-вокальные экспормты, сначала рассердился и отчитал подрывника за несоблюдение секретности, но затем сообразил, что никто, кроме них самих, подобную художественную самодеятельность не услышит — сенсоры ЛУМов были настроены на максимальную дальность, да и Льётт патрулировала окрестности достаточно внимательно — и махнул на пение копытом. Тем более что оно вроде как действительно помогало пухленькому земнопони поддерживать нужный темп, и топтать копытами безжизненную каменистую равнину наряду со всеми.
Отряд прошёл уже где-то два десятка миль, по прикидкам Армора, затратив на это три часа с двумя десятиминутными перерывами. Взятый темп майора полностью устраивал, хоть и оказался тяжёл для далёких от строевой службы пони. Впрочем, тот же Дасти быстро освоился,и, хоть и отфыркивался и пыхтел, скорость держал приличную. Неплохо справлялась и Лири, особенно после того, как майор, насмотревшись на страдания кристальной кобылки, отнял у неё тяжёлую рацию. Тяжелее всех приходилось полковнику Гловзу — даже не из-за того, что он не привык совершать марш-броски (в школе СТЭЛа, как помнил Армор, тот был одним из лучших по физподгтовке), а потому, что ему здорово мешало содержимое ящика-”мнемотеки”, высыпанное целиком в наспинный рюкзак, который полковник, отдуваясь, тащил на себе. Не помогала и погода: стояла достаточно изрядная жара, и если бы не впитывающие свойства ткани костюмов — быть бы им мокрыми, как мыши. Даже удивительно, учитывая, что солнце так и не появилось из-за сплошной облачной пелены.
— Что, шеф, Дасти всё ещё горланит свои песенки? — прошептал голос пегаски в наушниках. Майор усмехнулся, и поглядел на небо: Льётт кружила, словно гигантский стервятник, слегка к югу от них.
— Горланит... Ты так, потрепаться спросила, или есть о чём докладывать? — насмешливо произнёс он в ларингофон. На том конце послышался смешок.
— Зануда ты, шеф! Представь себе, есть о чём. Вижу поселение по курсу отряда.
— Далеко?
— Около полумили будет, сразу за холмом.
— Принял, спускайся. На месте... стой! — крикнул он группе. Пони перешли на шаг и в конце концов остановились. Дасти величаво повалился на землю, выбив из неё клубы пыли. Рядом со стоном опустилась Лири. Гловз храбрился, но и он, наконец, морщясь и вздыхая, лёг.
— Хорслич, в дозор, остальные отдыхать десять минут. Проверьте оружие!
Майор подождал, пока тёмно-алый жеребец не вытащит свой дробовик, и только после этого снял со спины рацию, пролевитировав её к связистке.
— Включайте свою технику, Лири — предстоит поработать.
— Нашли что-то интересное? — поинтересовался со своего места Гловз.
На землю рядом с майором с грацией молодого слона шлёпнулась Льётт.
— На семь часов, — пояснила она, глядя как измученная Лири достаёт из кожуха здоровенный металлический куб переносного центра связи. — Сразу за холмом.
Загудел экран компьютера, запищал зуммер сигнала, закрутились маленькие решёточки локатора.
— Где? Нет ничего!
— Да не тут, левее. Левее, не правее! Да, где-то там. Ближе надо бы!
— Холм мешает! — пожаловалась связистка.
— Попробуй просканировать левее или правее, — дал ценный совет Дасти, за что удостоился от кристаллопони сердитого взгляда. Кобылка, тем не менее, подчинилась, и это принесло плоды: на экране отчётливо высветилась россыпь красных и жёлтых точек.
— Ага! — торжественно воскликнула Льётт, и этим возгласом она совершенно точно передала мысли всех остальных.
— Красные и жёлтые, — глубокомысленно произнёс Дасти. — Агрессивные и неагрессивные?
— Именно, — ответил Армор, наблюдая за экраном. — И, похоже, красные стараются сократить численность своих жёлтых визави.
На экране вдруг замерцали и исчезли три или четыре жёлтые точки, скученные до того вместе.
— Командир, слышу выстрелы! — тотчас же доложил по радио Хорслич.
— Ваши предложения, Армор? — спросил навостривший уши Уайт Гловз.
— Будем атаковать, — поразмыслив, ответил майор. — В конце концов, допросить мирного местного жителя гораздо проще, чем взятого в плен изначально агрессивного к тебе — кто бы он ни был. Делаем так: вы, трибун, занимаете позицию на гребне холма, и начинаете по моему сигналу отстреливать “красных”. Вас прикрывают Лири и полковник, докладывающие обо всех новых целях. Мы с Дасти и Льётт с Хорсличем аккуратно обходим их с тыла. Задача ясна?
— Вполне, — ответила за всех пегаска.
Трое пони в активированных маскировочных накидках “хамелеон” медленно ползли по сухой и осыпающейся канаве в земле, заходя неизвестным противникам с тыла. Хотя почему “неизвестным”? Лири, занявшая позицию на верхушке холма, чётко и обстоятельно докладывала обо всём, что происходило внизу, да и сам майор уже достаточно хорошо видел, что происходило в крохотном поселении. Ох, лучше бы не видел... Дефенд Армор многое повидал за те три с лишним десятка лет, что топтал почву, но подобной жестокости, столь же бессмысленной, сколь и беспощадной, ему видеть пока не доводилось. Дома жарко пылали, а их жителей просто вырезали, затейливо и с прикрасом, некие растрёпанные, разукрашенные в разные цвета оборванцы в некоем подобии доспехов из асимметричных кусков жести, резины и даже дерева. Под стать бандитам было и их оружие: гнутое, ржавое, наверняка ещё и тупое — но исправно выполнявшее свою роль. Вот сейчас, например, трое извергов с разноцветными ирокезами делили кобылку — буквально, двое держали её за копыта, а третий пилил огромной двуручной пилой. Кобылка отчаянно верещала и вырывалась, но после того, как на “лесоруба” брызнул целый фонтан крови, и на землю брызнули кишки, замолчала и безвольно обвисла. И подобный фарс ужаса и разрушения прроисходил везде — что было для майора радикально непонятно. Если это работорговцы, то зачем убивать всех? Если акция устрашения — то тем более. Если устранение конкурентов — то к чему тупая и бессмысленная жестокость???
— На позиции, — сообщил он в ларингофон, когда Дасти и Хорслич расползлись соответственно влево и вправо, занимая положение для атаки.
— Принято, — сообщила Лири. Её голос дрожал, то ли от ужаса, то ли от отвращения. — Не думаю, что я смогу после такого есть... О, Селестия, они что, насилуют жеребёнка???
— Льётт, как у тебя? — вызвал майор пегаску.
— На месте, — мигом отозвалась та. Армор знал, что сейчас разведчица парит где-то над поселением, включив максировку, так что с земли кажется не более чем птахой. — И горю желанием сделать боевой заход, дискорд раздери!
— Реи, готовы?
— Так точно, командир, — скупо сообщил снайпер.
— Вам первый выстрел. Хорслич, Праймер — отсекаете огнём ублюдков, когда те побегут на холм. Дарквинг, на тебе добить их сверху. Трибун, видите вон того шипастого, в покрышках?
— Да, — коротко ответил зебра. Не увидеть его и в самом деле было невозможно — здоровенный пегий жеребец с кьютимаркой, изображающей окровавленный топор, только что отчекрыжил очередной жертве голову, и присосался к перебитой трахее, их которой фонтаном хлестала кровь.
— Снимите его!
Снайпер ничего не ответил, но в следующее мгновение раздался тихий шлепок... и голова каннибала разорвалась, как спелая тыква, забрызгав мозгами и кусочками костей черепа его товарищей слева и справа.
— Атас! — заорали те, побросав своих жертв, и принялись пугливо озираться по сторонам. В следующую секунду Реи уложил ещё одного, а затем сразу же — ещё, попав им в голову и в грудь соответственно. Тела бандитов ещё не успели упасть, как открыли огонь Лири и Гловз, правда, палили они в белый свет как в копеечку. Тем не менее оставшиеся в живых ублюдки догадались, откуда ведётся огонь.
— Снайперы! На холме! — отрывисто залаяли они. Мигом бросившие добычу бандиты похватали своё оружие, и бросились в безумную атаку, даже не стараясь использовать укрытия или рельеф местности. И, естественно, сразу же понесли потери.
Тощего, как скелет, белого земнопони, чья грязная шерсть была в крови убитых, снял короткой очередью майор Армор, тщательно выцелив того в прицел своего верного автомата. Экспансивные пули прошили жестяную “броню” и с хлюпаньем впились в тело ублюдка, нанося ему страшные раны. Белый свалился, как подкошенный, под ноги к своим сообщникам, которые кубарем покатились на землю. Снайпер несколькими выстрелами добил их. Тем временем большое стадо, восемь-десять хвостов, уже добежало до подножия холма, вопя и размахивая всевозможными колюще-режущими предметами. Хорслич и Дасти ударили по ним в два ствола, производя среди бандитов страшное опустошение: только двое добежали до верха целыми и невредимыми. Майор срезал одного очередью в три патрона, другой уже взобрался было на гребень, как в его спине расцвёл кровавый цветок: полковник разрядил в ублюдка дробовик с картечью.
— СПРАВА! — заорал в наушниках голос Лири, и майор, повинуясь инстинкту, мгновенно ушёл кувырком вперёд и влево. Вовремя — по тому месту, где он только что стоял, чиркнула пуля: один из тех сволочей, что перепиливали кобылку насквозь, целился в него из какого-то древнего ружья, а другие двое изо всех сил неслись к майору, с налитыми кровью глазами и клоками пены из ртов. Оба они были перемазаны кровью с ног до головы, и в целом представляли собой довольно устрашающее зрелище. Армор, бросив автомат, потянулся магией за дробовиком, и гвозднул, не целясь, картечью прямо в оскаленные пасти. Визжащие куски свинца просто обезглавили первую цель: голова точно взорвалась, мигом превратившись в облако ошмётков окровавленной плоти. Второй, точно не замечая происходящего, врезался в майора, сбив его с ног, и они покатились по сухой земле, вцепившись друг в друга. Лязгающий зубами бандит отчаянно пытался дотянуться до арморова лица, ужасно воняя из пасти мертвечиной, но майор раз за разом бил его копытами в оскаленную морду. Наконец, каннибал завыл и отпрянул, пытаясь отползти: его голова была в ужасном состоянии, майорские удары почти оторвали ему челюсть, и та болталась на каком-то куске плоти. Ублюдок попытался встать, но майор выстрелом из пистолета прервал его жалкое существование.
Встав, майор внезапно понял, что битва окончена: уцелевшие бандиты улепётывали на юг, но безуспешно: их нагоняли то выстрелы снайперской зебринской винтовки, то ливень пуль из седельных автоматов Льётт, которая коршуном кружила над полем боя. Вот и последний упал, задёргавшись, в пожухлую траву — и бой кончился окончательно. В живых остались только разведчики-диверсанты из группы майора Армора... и больше никого!
Нет, впрочем, кое-кто остался: одинокая метка желтела где-то посреди деревеньки. Майор подобрал валяющуюся на земле гарнитуру, сбитую ударом мертвеца-бандита, и водрузил её на законное место.
— Все живы? — спросил он в ларингофон, оглядывая поле боя. — Доложить о потерях!
Потерь не оказалось: из первой схватки на эквестрийской земле их группа вышла победителем. Никто даже не был ранен, что майор списал на вопиющую неорганизованность противника. Правда, моральное состояние отряда было не лучшим: почти все были подавлены увиденным в деревне: трупы несчастных жителей были с жесточайшим тщанием расчленены, а местами даже съедены: Хорслич нашёл то, что когда-то являлось сердцем и печенью пони, порядком пожёванным при этом. Лири вырвало; менее впечатлительная Льётт держалась изо всех сил, но было видно как мутило и её. Впрочем, при виде кобылки-пустобочки с ужасающими ранами под хвостом (мясо там было просто вырвано), которая истекала кровью под кустом, вырвало и её.
Единственной выжившей оказалась именно она: кобылка мелко-мелко дрожала, не имея сил даже плакать; она резко всхлипнула, когда майор попытался поднять её.
— Ну, ну... всё в порядке, милая. Мы убили всех этих ублюдков. Ты в безопасности.
Кобылка подняла зарёванное лицо. Майор, повидавший, напомним, многое, в ужасе отпрянул: один глаз был вырван и болтался на глазном нерве, второй заплыл кровью. Зубы были выбиты, и кобылка улыбалась жуткой кровавой улыбкой.
— Сэр, она истечёт кровью через несколько часов, если мы её не перевяжем, — заметил Хорслич, стоявший чуть позади.
— Кобылка обернулась на голос. Сержант, не ожидавший этого, дёрнулся назад, и пустобочка тут же рванулась мимо него. Никто не успел даже шелохнуться, как изуродованный жеребёнок скакнула к одному из горящих домов... и без единого звука бросилась в огонь!
— Стой! — очнувшиеся пони заголосили на все лады, и попытались рвануться следом — но ревущая стена пламени моментально отбила какую-либо охоту лезть в огонь.
— Зачем? — печально и недоумённо всхлипнула Лири, глядя кобылке вслед.
— А ты смогла бы жить после такого? — убитым голосом спросил у неё Дасти.
Кристаллопони промолчала, но слёзы, градом покатившиеся из её карих глаз, говорили сами за себя.
— Надо их похоронить, — ни к кому не обращаясь, сказал майор.
Собрать расчленённые тела оказалось задачей долгой, и заняло весь остаток дня, но никто даже не заикнулся об ужине. Да Армор и не мог представить, кому после увиденного в деревне полезет в горло кусок. Убитых пони сложили в подвал одного из домов, и молчаливый Дасти намалевал на крышке погреба убывающий полумесяц. С бандитами поступили проще: свалили их в одну кучу, облили найденным в уцелевшем подвале керосином, и подожгли.
Когда начало темнеть, всё было кончено: пожары прекратились, и деревня превратилась в одно большое пепелище. Прежде чем уйти, майор подошёл к дому, в который и прыгнула искалеченная пустобочка. Молча он протиснулся внутрь через горелые двери, и вошёл в сгоревшую гостиную. Затем майор опустился на колени, вытащил из-за пазухи небольшой кошель, и выбросил в пепел имперские серебряные хрусталики. Он зачерпнул своей магией прах, пепел и сгоревшие косточки, и высыпал их в кошель. Всё так же молча майор убрал его под броню, поближе к сердцу. Глубоко вздохнув, он поднялся, и вышел наружу.
— Отряд! Строиться в походную колонну. Вперёд бегом... марш!
Заметка: получен новый уровень
Новая способность: тёплый приём: из-за первых впечатлений, полученных вами в Пустоши, ваша ярость увеличивает повреждения рейдерам на 25%