For Her

For Her

" Lost in the darkness,
silence surrounds you.
Once there was morning,
now, endless night.
I will find the answer.
I’ll never desert you.
I promise you this,
’till the day that I...« — Jekyll & Hyde

Селестия мерно цокала по коридору замка, тихо мыча себе под нос. Сейчас на дворе стояли ранние часы тусклого утра — утра дня празднования Летнего Солнцестояния. Оставались считанные часы до того, как они с Луной должны были предстать перед народом на платформе — а она так не разу с прошлого дня и не видела свою сестру. Луна сама по себе просыпалась раньше нее — в конце концов, она командовала ночью, и со временем приучалась дольше бодрствовать после заката — но даже так, дело было странным. Луна явно не покинула Кантерлот, смешиваться с верноподданными, и так же явно ее не было ни в одном месте из тех, где сестры обычно проводили время. И, наконец, младшая принцесса-аликорн нашлась — у себя в комнате(хотя Селестия была уверена, что проверяла там), где сидела в полной темноте перед зеркалом.
— Вот ты где, Луна! Давай, собирайся, мы опоздаем, если не пос-
Что-то придушило слова на выходе из уст Селестии. Отблеск в зеркале Луны, еле разборчивый во мраке комнаты. Что-то... Что-то не так было с отражением ее младшей сестры, незаметное, но пугающее. Она как-то не могла...
Но потом Луна обернулась и подошла к ней, снова становясь ее сестренкой-красавицей. Значит, просто показалось, обычная игра теней. Она не смогла сдержать выдох облегчения.
— Так что, Селестия? Ты, кажется, только что говорила, что мы опоздаем, если не поспешим.
Луна прошла мимо нее и вышла в коридор. Селестия, сначала моргнув, кивнула.
— Да, верно. Уже иду! — ответила она нарочито жизнерадостным голосом, отчасти чтобы поддеть необобычно строгий и сухой тон своей сестры. Оглянув напоследок зеркало, она пошла вслед за аликорном чуть поменьше себя. Потом помотала головой, и прибавила скорости. Просто игра теней.

Рассвет был живописен. Одно из лучших ее произведений, как посчитала сама Селестия, спускаясь на землю, навстречу восхищенной толпе пони. Она улыбнулась им, а потом, повернувшись к Луне, улыбнулась и ей — правда, уже куда менее заметно, лишь краешком рта: у них была традиция становиться друг у друга с распростертыми крыльями и закинутыми головами после наступления заката и рассвета в этот день, символизируя гармонию между двумя правительницами. Улыбка давала Луне понять, что настало время присоединиться к сестре на платформе, в который раз за столькие годы.
Обычно, Луна радостно прыгала к Селестии. Но на этот раз, младшая сестра даже не смотрела в ее сторону, когда был подан знак. Ее внимание было, вообще, обращено ни на старшую сестру, ни на толпу — казалось, она просто зло буравит землю. Удивленная Селестия моргнула и помотала головой, и, после пары секунд неловкой тишины, отчаянно прошептала имя сестры.
— Луна!
Никакой реакции.
— Луна, давай же!
Младшая принцесса наконец обратила на нее свой взгляд. Только взамен улыбки на ней было каменное, строгое, холодное выражение лица, куда более отчетливое, чем пару часов назад, у зеркала. Единожды хлопнув крыльями, Луна приземлилась на платформу, и Селестия повернулась к собравшемуся народу, представляя двух правительниц Эквестрии их верноподданным.
Луна так ни разу и не улыбнулась. И стоило им сложить крылья как она сразу же спрыгнула вниз и ускакала прочь. Селестия пыталась дозваться до нее, но толпа пони вокруг окружала ее непроходимым океаном любви и обожания. Она не могла покинуть их, это было бы неприлично. Но в ее сердце поселилось беспокойство за сестру — беспокойство, так никуда и не девшееся, пока она отвечала на всеобщие восхваления.

— Принцесса Селестия, а Принцесса Луна, она придет до ночи?
Селестия удивленно глянула на задающего вопрос маленького жеребенка. Он был очень милый, с большими, глубокими, темно-синими глазами, иссиня-черной шкуркой и махонькими крылышками. О, а еще у него уже была марка! На крупе отчетливо выделялось поле звезд, что для малыша его возраста было редкостью. И для храброго, надо сказать, малыша. Куда более храброго, чем другие жеребята — очевидно, его друзья — которые прятались за деревом в сотне метров от них двоих. Улыбнувшись, она повернулась, устремляя взгляд прямо на него.
— Боюсь, Мы не имеем возможности сказать, молодой жеребец. Имеешь ли ты некую весть для Нашей сестры?
Ребенок слегка опешил и подался назад(поначалу традиционный кантерлотский королевский прононс действовал так на всех, особенно вблизи. Селестия всерьез задумывалась над тем, чтобы что-то изменить в деле его использования), после чего видимо выпрямился, собрал волю в кулак, и встал в полный (небольшой) рост:
— Я просто хотел сказать, что я и мы, мои друзья, мы думаем что она очень хорошая, и наши родители не разрешают нам допоздна играть, но мы специально для нее сделаем ее собственную группу!
Улыбка Селестии переросла из удивленной в восхищенную. Все время Луна горевала, что пони не любят ее ночи. Поэтому рассказать ей об этом случае было бы очень приятно. Она кивнула маленькому жеребенку.
— Мы так и сделаем. Чье же имя Нам назвать, кто же передает послание одобрения?
Пару секунд малыш просто моргал в ответ, а потом до него дошло — с осознанием его и без того большие глаза стали совсем огромными, а на лицо вернулась улыбка.
— Поларис, мэм! Принцесса! Мэм! Ааааэээ...
Селестия захихикала.
— Значит, Поларис. Наша сестра будет уведомлена о твоей преданности, как только Мы ей об этом донесем.
Его улыбка расширилась пуще прежнего. Селестия поняла, откуда могло взяться его имя. Эти глаза сверкали как звезды.
— Спасибо вам, Принцесса Селестия!
Маленький пегас поклонился, а потом полупобежал-полуполетел (иногда спотыкаясь) обратно к друзьям, тратя последнее оставшееся дыхание на то, чтобы выпалить про свой разговор. Пару секунд Селестия смотрела за ними, смещая потом взгляд на собирающуюся группку пони, теряя при этом толику улыбки. Она расскажет сестре про ее разговор с малышом как только сможет, но, по-хорошему, не стоило бы. Ее сестра должна была держаться около нее весь день, вычитая часы сна, учитывая различающиеся биоритмы. Но она почти ни разу не видела Луну с самого утра. В последний раз, когда младшая сестра вообще попалась ей на глаза, было когда та сидела под сенью огромного дерева, и, очевидно... Сверлила глазами собирающийся табун пони. Она себя так обычно не вела. Селестия начинала волноваться.

Беспокойство усилилось пуще прежнего некоторое время спустя, когда настал черед Луны исполнять свою партию в Солнцестоянии. Та появилась из ниоткуда — в буквальном смысле, она телепортировалась прямо к Селестии, проходя затем к платформе, стилизованное кольцо солнца на котором сменилось на полумесяц. У Селестии просто не хватило времени рассказать про жеребенка и его друзей.
Луна приподнялась на пару шагов повыше, распахнула крылья, ее рог засветился... И остановилась. Остановилась, смотря на сонливую толпу внизу. Так было каждый раз — жеребята, по большей своей части, к моменту поднятия луны уже спали, а многие пони уже устали от празднования — при том-то, что они в прошлый раз очень рано вставали, чтобы посмотреть на то, как Селестия поднимает солнце. Море сонных физиономий и полузакрытых глаз приветствовало Луну, который год подряд. Но, вместо того, чтобы улыбнуться (или вздохнуть, как она делала в последние годы) и смириться, Луна... Скривилась, от злости. Ее рог сверкнул на секунду, и небесное светило как ошпаренное рванулось в небо, ничем не напоминая обычные произведения искусства, в которые принцесса-аликорн превращала поднятие луны. Толпа удивленно забормотала. Он стал громче, когда Луна развернулась и взмыла в воздух, летя в сторону замка, даже не дождавшись апплодисментов.
Беспокойство Селестии заходило уже за всякие границы. Поднимаясь в воздух вслед за сестрой и взывая к ней по имени, она заметила что-то на самой грани обзора. Тот маленький пегас с маркой звездного поля как-то пробрался в голову толпы, дойдя до самой платформы. Его лицо было таким удрученным.

— Луна, погоди минутку! Что это вообще было? Что случилось?
Голос Селестии отдавался эхом от стен пустых коридоров. Подавляющая часть прислуги к этому моменту уже спала, и по строению ходили лишь редкие пони, отвечавшие за подготовку всего к ночи. За окнами виднелся отрывок оранжевого заката где-то там, на горизонте, оставшийся на серебристом небе после недоподнятия Луной луны. Селестия могла завершить дело и сама, но таким образом она бы пошатнула важность своей сестры перед глазами всего населения, что было по меньшей мере крайне грубо. В любом случае, она беспокоилась о Луне-сестре куда больше, чем о луне на небе. И все же зрелище багрянистого заката под светло-серебряной луной было... жутковатым. От него становилось неуютно, как Селестии, так и остальным, все казалось странным. Эхо ее собственного голоса, и то, как сестра прошагала мимо нее, будто бы не заметив старшую.
Особенно в голове выступил тот странный проблеск в зеркале Луны этим утром. Конечно, это было глупо, но она была почти уверена, что когда Луна обернется, в ее глазах...
— Думаю, до следующего рассвета луну я опускать не буду.
Перед тем, как ответить, Селестии пришлось резко остановиться и обдумать услышанное. Каким-то задним умом она поняла, что вдвоем они дошагали до тронного зала. Ощущение неправильности к тому времени усилилось — и Селестия телепортировалась прямо перед своей сестрой. С улыбкой на лице, надеясь, что Луна так просто шутила. Что то, что она сказала-
— Луна, это безумие. Ты же не можешь навсегда оставить на небе луну, мир же погрузится в бесконечную ночь! Только представь!
— Представить что, Селестия?
Что-то в том, как младшая сестра произнесла ее имя — зло, почти издевательски — заставило ее отступить на шаг.
— Представить, что хоть раз твой драгоценный день, когда пони смогут радоваться жизни и играться сколько влезет, не НЕ НАСТУПИТ? Представить, как им придется пробираться сквозь ночь, представить, как толика их обожания к тебе пропадет? И правда, зачем нам это?!
— Луна, что ты-
— ЗАТКНИСЬ!
Селестия отпрянула, будто сестра только что лягнула ее. В образовавшейся тишине, Луна продолжила, переходя на вопль. Тело ее изогнулось, будто та кралась, собираясь напрыгнуть на старшую сестру.
— Тебя всегда так любят, твоими рассветами так восхищаются. Знай же, сестра — я этого больше не потерплю!
— Л-луна, что ты говоришь?
Ее сестра была очень зла. Злее, чем в тот раз, когда Селестия нечаянно порвала ее любимую куклу, используя ее для тренировки левитации. Злее, чем в любой из их прежних драк. В ней была такая ярость, даже предположить наличие которой Селестия бы не посмела. Это вселяло ужас.
Никчемный, впрочем, по сравнению с тем, что случилось следом. Блеск пламени в глазах Луны, неестественный даже для магии. Она всегда завидовала сестре за ее красивую темно-синюю шкурку (чего никогда бы не признала вслух), и когда та вдруг начала покрываться темно-черной, ползучей тьмой, принцесса начала срываться на испуганный крик.
— Луна! Что не так, что п-происходит?!
— Я НЕ СТАНУ!
— ЛУНА!
Послышался ужасающий звук, подобно рвущемуся по швам небу. Подобный панехиде из грома.

Она лежала в окружении кусков мрамора и осколков стекла, и закашляла, попытавшись подняться на непослушные ноги, качаясь всем телом. Через дым было видно, как к ней двигалось то, что не было ее сестрой, чьи змеиные глаза горели во тьме.
— Теперь все они будут любить именно меня, Селестия. Больше не будет твоего отвратительного рассвета, не будет грязных солнечных лучей, разгоняющих мое величие. Бесконечная, идеальная ночь, не оскверненная твоим поганым рассветом.
Они с Луной часто ругались по этому поводу; ну, как ругались — поспорили тогда-то, поспорили там-то, как и все сестры. Ну что она могла сделать, если све работали и играли днями, а спали — ночами! Роли обоих были равно важны, и одна ни в коем случае бы не попыталась полностью заместить другую. День и ночь были частью цикла, цикла, благодаря которому все живое оставалось живым и всегда восполняло свои силы к следующему кругу. Наступи вечная ночь, растения бы погибли, а вслед за ними последовали бы животные и пони. То же самое случилось бы, если бы пришел нескончаемый день. Луна знала это.
Только вот преследующее ее во мраке нечто об этом не заботилось. Селестия выпрямилась на копытах, и слабо оглянула комнату, в которую ее забросило. Нечто сверкнуло в неярком свете, который можно было различить вокруг ужасного монстра.
Элементы Гармонии. Они были в зале, где хранились Элементы Гармонии. В ее памяти вспыхнула битва с Дискордом, кружащее вокруг них безумие и яркое свечение Элементов, заклинание, наложенное на них Луной. Безграничная сила одних Элементов. На что она была способна.
— Прощай, сестра.
Демоническое существо издевательски выплюнуло последнее слово, взлетая над Селестией. Каким-то образом та смогла найти в себе силы отпрыгнуть в сторону, судорожно трепыхая крыльями, и все же уворачиваясь от сокрушительного удара по полу, от которого на дюжину метров вокруг места столкновения расползлась паутина трещин. Падение-полет приземлило ее невдалеке от Элементов. С правым крылом было что-то... не так, оно очень болело. Но все же она встала, и встала лицом к лицу к чудовищу, смеющемуся над ней.
Элементы засетились ярким огнем. Смех прекратился. Чем бы ни было порождение кошмаров, парившее перед ней, оно знало то, что знала Луна. Оно понимало, на что способны Элементы.
— НЕТ!
В голове Селестии вспыхнули картинки: как она и ее сестра смеются, летая вокруг замковых башен, играя в догонялки.
Раздался ужасный, прекрасный звук, будто весь мир взял одну длинную, высокую ноту. Будто запел хор палящего света.

Когда свет и шум утихли, ей подумалось, что ничего не получилось. Было так темно. Откуда-то издалека раздавался шум какой-то волокиты, откуда-то издалека и при этом откуда-то очень поблизости, звук, который она начала разбирать — после безвечных часов безумного сопротивления кошмару — это был рушащийся под своим весом камень. Тьма, вернее, нет, дым, начала проявляться.
— Л... Луна?
Селестия хотела было расправить крылья, но правое отказывалось двигаться, и она не смогла сдержать выдавшийся от боли хнык. Будто в ответ на этот звук, откужа-то с востока подул ветерок, сдувая дым еще дальше.
— Луна... Сестра?
Потухшие ныне Элементы были разбросаны по всему раскроенному полу. Там же, где Найтмэр... Мун, оно называло себя Найтмэр Мун... Там, где стояло оно, не было ничего. Она была одна в зале.
Высоко в небе, свет полной луны затухал от зарождающихся лучей рассвета. Но Селестия могла различить проступивший на светиле новый силуэт. Слишком хорошо могла. Слезы вдруг показались более жгучими, чем боль в крыле.
— Сестра... Сестра, прости меня!
Ответа не последовало; замолкли даже крошащиеся камни. Луна на небесах лишь еще притухла. Слова стали вырываться из ее горла, ломая голос и заикаясь, а слезы выжигали жидкие линии на щеках.
— У меня не было выбора, Луна... Не было... Выбора...

Долгие дни она скорбела. Ее хватило лишь на пару глотков воды да кусочек яблока, которое на вкус было как горсть свежего пепла, употребляемые в перерыве между рыданиями. Принцесса переехала в другую спальню: у нее не хватило бы сил даже смотреь на старую, где они спали вместе с сестрой.
В конце-концов, она перестала плакать. И все остальное тоже — обязанности, кроме самого необходимого минимума, Селестия игнорировала, день за днем были бездушные рассветы, посе которых она спешно возвращалась к более важным вещам, возлегая дела управления королевством на плечи клерков, канцлеров и прочих власть имущих. Дни с заката до рассвета принцесса проводила в библиотеке, проскакивая книгу за книгой, свиток за свитком. Она инстинктивно осознавала, что натворила — сильнейшее деяние, превышающее лимиты любого обычного заклинания, которое отправило захватившего ее сестру монстра на луну. Но даже у подобных великих ритуалов были свои условия, оговорки. Пределы. Однако, как бы она ни старалась, ни одна из книг королевского замка не могла дать ответа на единственный волнующий ее вопрос: как снять заклятье и вернуть Луну назад.
Впрочем, она узнала, чем же было то, с чем ей пришлось биться за свою жизнь. В паре туманных текстов было расписано почти все. Демон, существо, порожденное злобой, негодованием и негативными эмоциями, которое обрело форму и разум. Значит, Луна была так на нее зла, а она об этом даже не подозревала — Селестия не плакала лишь потому, что слезопролитие замедлило бы исследование. А ей предстояло многое — тексты, что были доступны, не говорили о самом важном: как избавиться от демона и вернуть сестру.
Дважды перечитав все, что было в замковой библиотеке, она перешла на все оставшиеся книгохранилища земель Эквестрии. Древние библиотеки в захолустьях, скрытые хранилища и забытые места, полузабытые надписи, вырезанные в скалах, стоявших там, куда пони не ступали уже веками. И все это — впустую. Ничего не было. В конце концов, поиски завели ее в далекие земли, населенные племенами зебр. Там оно и нашлось, в хижине, обставленной масками и прочими странными артефактами — ей было дано пророчество.
Тысяча лет. Вот рок, возложенный ею на свою сестру, тысяча лет заточения на луне, и ничем нельзя будет ее спасти до истечения времени. Принцесса было вновь разразилась рыданиями, но оставшаяся часть пророчества остановила ее. Ибо в конце этой тысячи лет, сами звезды помогут заключенной освободиться, и, опять же, этого нельзя будет никак избежать. Кошмар, заместивший ее сестру, вернется.
Что же тогда? Селестия будет куда старше, куда сильнее, но вновь сражаться с этим ужасом — изображения порушенного замка пронеслись в ее голове, ведь даже лес, росший вокруг того места, до сих пор рос перекрученным и диким из-за высвобожденной в ту кошмарную ночь энергии. Элементы Гармонии же были бесполезны для нее, ибо с потерей сестры Селестия уже не имела этой самой гармонии. Нет, она не могла вновь встретиться с Найтмэр Мун. Даже если бы и смогла, и победила бы монстра, то, значит... Луна... Должен был быть другой путь. Какаято возможность освободить сестру от поглотившего ее зла. Но всякий документ, изученный принцессой, указывал на единственный выход: уничтожить Найтмэр Мун. Или Эквестрию. На другую альтернативу не было даже намека.
Позволяла бы Селестия себе подобное, она бы вновь погрузилась в рыдания. Однако, слезы не могли вернуть Луну — поэтому с ними принцесса попрощалась. На их место пришла ярость, в которой она скидывала книги с полок королевской библиотеки, оставляя в комнате чистой магией такой хаос, будто по ней прошлось торнадо, содрогаясь от злобы и безнадежности своих действий. Уже впоследствие, когда она просто сидела в окружении раскиданных повсюду книг, свитков и пергаментовых грамот — в библиотеку зашел Лорд-Канцлер, с трудом проделывая себе дорогу, чтобы поклониться и начать с ней разговор.
Та сначала сказала, чтобы он убирался, но канцлер настоял, что у него важное сообщение. Зло гаркнув на него, чтобы он поторапливался, она буравила взглядом распростертую по полу книгу, лежавшую, подобно раненой птице. Канцлер же принял возможность, и рассказал ей о проблемах в Эквестрии. Сбившиеся временные графики, плохо растущие посевы. Понемногу начинающие действовать на граждан дни еле светящего солнца.
В отсутствие сестры, она возложила на себя поднятие луны и контроль над ночью, что малоудивительно — ничего невероятно сложного в этом не было, они и так не раз и не два помогали друг другу, когда одна из них плохо себя чувствовала, так что шаг от такой взаимопомощи к управлению обоими циклами был легким, если вообще был. Только обязанности Луны она выполняла так же, как свои: спешно, бездушно, ограничиваясь лишь принесением хоть какого-то света и относительной темноты. Это еще если она вспомнит, погруженная в учения. Небрежность начала проявляться, уже проявлялась в спутанных днях и ночах по всей Эквестрии, где время по вращению солнца и луны вычислять было уже просто невозможно. По-хорошему, весть о таких кошмарных последсвтиях ее невнимания должна была шокировать принцессу. Но ярость все еще горела огнем груди, и она лишь отрезала Канцлеру, что разберется, когда разберется, и чтобы он уходил. Однако жеребец остался на месте, и заговорил спокойным голосом.
— Прошу прощения за мою наглость, Принцесса, но в чем был смысл изгонять вашу сестру —
Селестия рывком поднялась, сверкая рогом от ярости. Мерин даже глазом не моргнул.
— если то, что вы такими страданиями смогли остановить, наступает все равно — из-за вашей скорби?
И так же рывком она остановилась, как будто бы слова Канцлера накинули на ее мысли уздечки и потянули. Он был прав, конечно же: Лорд-Канцлер по природе своей был прав, такой уж это пони. С момента изгнания не было ни одного по-настоящему солнечного дня, и ни одной по-настоящему прохладной и спокойной ночи. Она НЕ ХОТЕЛА отвлекаться от своих исследований на рутинные обязанности. Но они были необходимы. Принцесса повесила голову, вновь сверкнув рогом. Правила поведения в светском обществе инстинктивно проползли в ее голос, игнорируя стыд и смущение.
— Вашим устам принадлежит правда, Канцлер. Мы приступим к исправлению ситуации без промедления.
— Восхитительно, Принцесса.
Это были ее обязанности, и их надо было исполнять. Возможно, вид радостных обитателей замка, почувствовавших на следующий день больше солнечного света, пролившегося после отдающего старым великолепием рассвета, не вызывал в ней радости, но их одобрение и счастье хотя бы помогали сживаться с фактом потери времени — и с исполнением задач своей сестры. День и ночь наконец встали на свое место, и, для населения Эквестрии, все постепенно встало на свои места.
Селестия же с тех пор уделяла больше внимания своим обязанностям, хоть ее и глодали отвлекающие мысли. Комплименты на тему того, как хороши ее рассветы и как прекрасны закаты в отсутствие сестры, она воспринимала с честью и тактом; вскоре принцесса научилась скрывать свои настоящие чувства за улыбкой и спокойным выражением лица. Большая часть этих самых комплиментов исходила либо из уст явно слепых пони, а оставшиеся явно были ложью во благо. Всякий закат и восход луны, устраиваемый ее сестрой, оказывался произведением искусства, мастерски выверенным и изящным. У Селестии выходили бездушные сумраки и никакие ночи, ненамного отличающиеся от еле светящих в, сравнении со старыми, рассветов и дней, следовавших за отвратительными ночами.
Они не виноваты — они не понимали. Луна и Селестия были природно связаны со своими обязанностями и друг другом; без сестры казалось, что было разбито нечто немыслимой красоты, будто кусок ее души был отрезан, заполняясь гулким ощущением неправильности, бродящим где-то на грани сознания старшей сестры.
Она должна была спасти сестру — и единственным путем, как заявляли многочисленные тексты, было уничтожить Найтмэр Мун. Лишь недели спустя, наводя порядок в библиотеке (принцесса настояла, что должна сделать это сама, будучи той, кто устроила весь этот бедлам), ответ нашелся, лежа между строк в одном из древнейших свитков, касающихся ее проблемы.
Демон, зовущий себя Найтмэр Мун, поглотил Луну. Но он не был ее сестрой. Понимание, драконьим рыком вопившее в ее сознании во время отчаянных часов битвы наконец проявилось в свете и спокойствии библиотки. Чтобы спасти Луну, нужно было уничтожить демона.
Но Селестия не была на это способна.
Она применила Элементы Гармонии в отчаянии, пытаясь спасти Эквестрию и себя. Она не хотела убивать монстра, так как он был, КОГДА-ТО БЫЛ, ее сестрой. Даже если бы использовать Элементы до сих пор было в ее силах, она не смогла бы уничтожить чудовще, в котором была заключена сестра — даже просто мысль об этом как о единственном пути спасения Луны, в светлой и тихой библиотеке их замка, вызывала судороги и тошноту
Но смог бы кто-то еще. Кто-то, не привязанный к Луне, чью преданность Эквестрии не заслоняла бы эта стена, смог бы...
Только где же найти пони с подобными силами? Причем без какой-либо любви и симпатии к Луне? Подданные любили своих Принцесс: до сих пор, как она знала, по потере Луны совершались бдения, и по ночам зажигались свечи, чтобы те напоминали звезды. Невообразимым было отворачивающееся от своей Принцессы население Эквестрии. А ему придется, если надо спасти Луну.
Тогда горячее, грязное нечто, сидевшее в ее груди с той самой ночи, напряглось и дернулось. Чтобы спасти сестру, надо сделать так, чтобы пони перестали думать о ней, как о своей принцессе. Чтобы они перестали ее любить. Жеребенок с большими, яркими глазами, говоривший с ней на праздновании, всплыл в памяти.
Она изгнала эту картину. Сестру надо было спасти. И она ее спасет.

Оказалось, это было просто. Из замка вскоре поползли слухи: все, что требовалось от нее, было перидически высказывать пару новых слов и подробностей, и приказать паре школяров записать данное зебрами пророчество. Таким образом, слухи полетели по земле со скоростью хорошо напуганного пегаса, что для них вообще свойственно. В скором времени весть зажила своей жизнью — заместо отчаянного сражения за свою жизнь, истории рисовали картину «могучей и храброй Принцессы Селестии», стойко принимающей бой с демоном, и красочно расписывали сцену изгнания, которой кончилась битва.
Она терпела это как могла. Отделывалась честными-честными улыбками и смущенными, благодарными кивками. Поначалу все было не так просто: когда кто-то в первый раз сказал нечто плохое о Луне в присутствии Селестии, она с большим трудом заставила себя не прибить его, и лишь приказала убрать того наглеца с ее глаз. В конце концов, разговоры о Принцессе Луне в окружении Селестии стали неофициальным табу. Что и хорошо — так у нее было больше времени и внимания на другие важные проблемы, в перерывах между решениями которых она смущенно улыбалась в ответ на похвалы и периодически говорила
речи

на разных фестивалях и праздниках.
Ей требовалось найти пони с силой, достаточной, чтобы применить Элементы против Найтмэр Мун. Только таких было один на миллион — в лучшем случае. Даже учитывая, что единственными возможными кандидатами были лишь единороги, она могла приложить все силы и все время на то, чтобы прочесать всю Эквестрию в поисках такого единственного, и все равно никого не найти. Это при том-то, что тогда ее подданные быстро бы начали думать, что она — жестокий диктатор, крадущий детей.
Первым случаем, по-настоящему отвлекшим ее от этого дела, было, по-иронии, нечто, выросшее из ее попыток сменить мнение о Луне. Растущее восстание в городе неподалеку от Кантерлота. Группа пони, которые как-то убедили себя, что Селестия намеренно изгнала сестру из королевства, и распространяли свое мнение где могли. Впервые прослышав об этом, Селестия разъярилась настолько, что у нее помутнело в глазах. В ее памяти почти не сохранились приказ арестовать банду, полет и телепортация в город, где они обосновались. Вещью, вернувшей в ней хоть какое-то подобие чистоты мыслей, было зрелище их лидера.
Иссиня-черная шкура, серая грива, глубокие, широкие, голубые глаза и поле звезд на крупе. Тот восхищенный жеребенок с Солнцестояния. Теперь его глаза были уже не такими большими, и не занимали так много места на лице. Они горели злостью, зафиксировавшись на ней, как только принцесса вступила в тюремный коридор, в камеры которого кинули его и остальных членов банды.
Он был настолько старше — теперь перед ней стоял жеребец. Неужели с того дня прошло столько времени? Иногда, Селестия забывала, как коротки жизни простых пони; часто казалось, что вот моргни — и играющие дети уже выросли, и переняли дело своих родителей, которые уже постарели и наслаждаются старостью, а бабушки и дедушки, если выражаться уважительно, уже покинули своих сыновей и внуков. Подобная судьба, замечать такие вещи, была нелегкой. Луна смогла бы разделить ее, смогла бы поддержать.
Долгое, долгое время она просто смотрела на него сквозь прутья решетки. Наконец, мотнув головой, принцесса отдала приказ открыть дверь. После чего белоснежный аликорн и заключенный прошли в небольшую комнату чуть дальше по коридору, в которую пробивался через единственное, зарешеченное окно высоко на стене пробивался молочно-белый солнечный свет. Селестия встала к столу, стоявшего посередине комнаты, и приказала страже удалиться. Затем развернулась в сторону яростного жеребца и заговорила.
— Тобой было воздвижено восстание в Нашем королевстве. Подобное деяние — преступление высокой серьезности, в коем ты подозреваешься. В тебе есть вера в то, что Мы бы самовольно изгнали Нашу сестру для собственной выгоды?
Секунду перед тем, как начать ответ, жеребец пронзал ее взглядом. А когда он заговорил, Селестию пронзила сама злость его голоса. Никто не говорил с ней подобным образом, с тех пор... ну, с тех пор, как не исчезла Луна.
— Конечно! Принцесса Луна была предана своей роли, и ее пони, которых, может, было немного, любили ее! Но все остальные обожали вас. Вы же просто хотели получить всеобщее восхваление, чтобы никто не отвлекался на вашу сестру?
Селестию загнало в тупик между яростью и раздирающей сердце скорбью. С одной стороны, злость искрилась от того, что, он посмел подумать, что она способна на такое — и это после того, через что ей пришлось пройти. Но в его глазах была боль, боль была в его голосе, и эта боль держала ее на линии между гневом и симпатией. Еще она удержала ее от того, чтобы остановить темно-синего жеребца, и, как когда-то Луна, он продолжил в аккомпанимент ее молчанию.
— Признайте! Вы всегда ей завидовали! И избавились от нее, а потом распространили эту отвратительную историю, чтобы никто вас не подозревал!
Вот это зашло уже слишком далеко.
— Вы просто хотели, чтобы Эквестрия была ва-
— МОЛЧАТЬ!!!
Она отступила назад, вопя на него, и обрушила копыт на стол с такой силой, что щепки разлетелись повсюду, а на пол посыпались опилки. Снаружи, за зарешеченным окнем, солнце на секунду засветило ярче, будто бы посреди дня сверкнула молния. Загоревшийся рог Селестии осветил комнату золотистым пламенем, все объекты отбросили острые тени. Поларис, испугавшись, отпол з от нее.
Селестия, тяжело дыша, смотрела в эти широкие, темно-синие глаза. Ему не шел ужас. Внушение ужаса не шло ей. Сделав последний неровный вдох, и выдохнув, она убрала копыта из маленьких кратеров, проделанных в столе, а ее рог понемногу затух. Затем она отвернулась от него, посмотреть сквозь узкое окошко на небо — с такого ракурса и в это время, можно было разглядеть надвигающиеся сумерки. Она все ему рассказала. С того момента, как она полетела за Луной после праздновани, в деталях расказывая о битве с Найтмэр Мун, о том, что делала все последующие годы, и о том, как осознала, что придется сделать, чтобы вернуть Луну. О том, как начала приводить план в действие. Развернувшись, чтобы посмотреть на него, она почувствовала, что впервые за столько лет на ее глаза наворачивались слезы — которым она, впрочем, не дала бы упасть.
Ответный взгляд Полариса передал столько ответной симпатии и разделенной скорби, что ее решимость не плакать чуть было не пошатнулась.
— Я понимаю, Принцесса. Мне... Мне жаль, простите, что я помешал вам. Можете считать, что наше... эм... «Восстание» кончилось.
— Спасибо тебе, Поларис. Но... — то, что ей надо было сказать дальше, выворачивало внутренности наизнанку. — Ты понимаешь, что Мы... Я, я просто не могу так закрыть всю историю. Если пони увидят, как поднимаются восстания, это может-
— Вы можете не продолжать.
Он улыбнулся ей, полностью все понимая, и Селестия не понимала, хуже ли теперь стало то, что ей предстоит сделать, или лучше. Синий пегас выпрямился, расправил крылья и храбро улыбнулся. Он был бы прекрасным помощником для Луны.
— Любое посчитанное достаточным Нашей Принцессой наказание мы примем. Я расскажу остальным. Уверен, они поймут.
У нее не было для него слов. Она лишь кивнула и прошла мимо Полариса, позвав стражу, совершенно забыв использовать Традиционное Кантерлотское Королевское Наречие. Стражникам приказали отвести пегаса-бунтаря обратно в камеру, и тот, с прямой спиной и спокойствием на лице, гордо прошел туда. Селестия же направилась к лестнице, и покинула здание. Луну нужно было спасти. Он все понял.
Она хотела уже было опустить копыто на уличную мостовую, как в голове вдруг всполыхнула идея. От осознания внезапной возможности, она молнией поскакала обратно, преодолевая лестницу пешком, а последний десяток метров просто телепортировавшись прямо перед тремя, как раз оказавшись у камер Полариса и его друзей. Выпрямившись и приняв уверенное выражение лица, она, с полузакрытыми глазами и холодным голосом, заговорила.
— Поларис, так же твое имя? Нами было предположено куда более... Уместное наказание тебе и твоим приспешникам.
Друзья пегаса отползли к стенам камер в страхе, и даже ее собственные стражники отстранились от того, как она строго(и громко, что тоже важно) звучали произнесенные Традиционным Кантерлостким Королевским Наречием слова в таком замкнутом помещении. Поларис прижал уши к голове, пока она говорила, но при этом смотрел на нее. Во взгляде читалось очевидное непонимание.
Так появились Искатели Полариса. Небольшая группа преданных королевству пони, существование которой держалось в секрете, которые бороздили земли Эквестрии в поисках единорогов с выдающимися магическими талантами. Результаты были немногочисленны, но они не сдавались, несмотря на мизерные шансы. Они понимали, что, во всяком случае, пока что, на них самая главная надежда принцессы. Обоих Принцесс. Так что они искали, а Селестия отдавала время своим обязанностям, бесчисленное количество раз обдумывая ситуацию, и ожидала. Ожидала.

Решение нашлось, когда она одним ухом слушала мэра какого-то города, который все разглагольствовал про туризм и его перспективы как нового явления в обществе.
— Если не можете дозваться до пони, надо сделать так, чтобы это они звались к вам!
Озарение свыше хлобыстнуло Селестию так резко, что она застыла на месте, а пряник, который летел ей в рот, тоже остановился на секунду, после чего обрушился на стол, пару раз подпрыгнув.
Она спешно поблагодарила мэра и удалилась, порядочно того удивив. Пока ее стражники поспевали за ней, в голове принцессы уже начинал складываться план. Вообще, она взмыла в воздух, пугая обрамленную золотом стражу, пкоторая поспешила за ней в воздух, оставляя позади колесницу.
Место, куда хотели бы идти все одаренные единороги. Решение было так очевидно, что причиняло почти физическую боль о своей однозначности — она винила в этом абсурдную понятность концепта, которая понемногу спадала, обсутраиваясь в голове поуютнее.

— Школа для магически одаренных единорогов со всей Эквестрии? Идея восхитительна, Принцесса, но подумайтео масштабах! никто раньше даже не замахивался на такое!
— Что же, Канцлер, ныне Мы этим займемся. И Мы доведем дело до конца, даю вам слово.
Этот Канцлер нравился ей меньше старого, который привел ее в себя после всплеска ярости в библиотеке. Но что поделать — прошло больше столетия. Все старые работники замка уже сменились, на их место встали дети и новопринятые. Это были пони, никогда не видевшие Луну своими глазами, и знали о ней лишь из историй, рассказываемых старшими и распространяемых Селестией лживых пересказов.
Она смирила нервного Канцлера взглядом, который стал таковым из-за повышенного тона и глаз, которые никак от него не отходили. Ей становилось пугающе ясно, что в народе она просылает тираном. Концентрация на плане спасения сестры заставляла ее игнорировать чувства всех остальных. Так что ее лицо слегка смягчилось, уголки рта прогнулись в улыбку, которой, впрочем, внутри нее не было. Уже много десятилетий Селестия не улыбалась по-настоящему. Но было бы неплохо проявлять больше доброты к этому жеребцу — да и ко всем остальным тоже. Было бы неплохо вновь иметь друзей, даже если те и умрут через такое краткое время.
В конце концов, Канцлер и иже с ним были крайне важны, занимаясь делами своих непродолжительных жизней, поддерживая страну. Селестия не могла просто взять, сорваться и пропустить целые поколения, упустив страну из виду после основания школы. Роль той была слишком велика.

Пока здание строили, Селестия приступила к пару других вещей. Позаботилась о том, чтобы про школу знали везде, и приложила копыто к нескольким заклинаниям. Одно из них, стазис, погружало пони в нескончаемый сон, пока его не разбудит заранеео пределенное нечто — некую вариацию такой вещи она уже дважды испольовала, однажды при помощи Луны и в другой раз — против демона, в которого та превратилась. Только теперь использовать его надо будет ей, самой. До освобождения Найтмэр Мун были многие столетия — если нужный единорог вдруг нашелся бы слишком рано, то нужно было как-то его сохранить. Если, конечно, ей предоставится такая удача.,
По течению пары ударов сердца(как показалось принцессе), школа была построена. По меркам тогдашней архитектуры это было величественным зданием, и, стоило вести об открытии разнестись по земле, со всех уголков Эквестрии потянулись на экзамены единороги. Поначалу каждого проверяла она лично: в процессе того к ней даже пришло полезное умение правильно и аккуратно доносить тем многим, кто не проходил даже с четвертого раза, чтобы из кабинета реже выбегали униженные, плачущие кобылки и жеребята.
Прошли годы перед тем, как университет выпустил достаточно магов, чтобы те смогли стать учителями сами и принимать экзамены вместо принцессы. К тому времени, терпение Селестии уже начинало давать сбои. Ее не очень удовлетворяли результаты. Вернее, их отсутствие. Каким бы сильным не был единорог, его мощи всегда не хватало. Парочка самых первых поступивших подавала надежды — одного мерина она даже взяла себе под личное попечение, облегченно думая, что нужный ей нашелся так быстро. Но его способности оказались ограничены — и эта граница была куда ниже нужной планки.
За долгие годы, перерастающие в бесплодные десятилетия, Селестия начала терять привязанность к ученикам, и даже открыто негодовать. Как же получается так, что поколение за поколением в Эквестрии не появляется нужного ей единорога? Логика, предупредившая ее о возможности такого исхода еще в момент основания школы, сменилась разочарованием, которое нарастало за десятилетия, в ходе которых ни один даже близко не подходил к нужным ей лимитам возможностей. А потом начались чудеса.
Первым делом, один из выпускников разработал заклинание, остановившее терроризировавшую всю восточную Эквестрию чуму. Потом, кобылка из того же выпуска отразила целый ураган, надвигавшийся на город, и направила его в океан, где тот вскоре утих. Еще один изобрел столько заклинаний, что Старсвил Бородатый поперхнулся бы, а еще другой — как разгонять стоячие воды, не вредя живущим там существам. И ведь они не останавливались — выпускники ее школы продолжали работу, поодиночке, в парах и прочих группах, и добивались новых результатов.
Успехи их были настолько велики, что новая мысль пробилась через яростное желание спасти Луну: если одна-единственная школа для единорогов и больше никого привела к таким вещам, то что же, если сделать их и для остальных? Пегасы, земные и все остальные — если создать университеты и для них, то до чего же они дойдут? Ну, по чести, Селестия не была первой, кто подумал об этом, были и другие, кто пытались построить такие места сами. Принцесса позаимствовала идею у тех, кто в одиночку создавал школы для городской малышни. Только вот те храбрецы были индивидуумами, которые преследовали свою мечту. А если за их помышлениями будет стоять сила Короны...
Так все и случилось. Один-единственный указ свыше, чуть больше десятилетия работы, и школы начали появляться в каждом городе Эквестрии. В течение последовавшего века одна такая была уже почти во всех. А каковы результаты: один жеребец со способностями в механике создал множество механизмов, конструкций и прочих инструментов для фермеров, о которых раньше никто и подумать не мог. Еще один, уже пару веков спустя, положил основы медицинского обучения, делая земного пони-доктора(а не особо одаренного единорога) вполне себе реальностью. А одна кобылка создала машины, которые работали на, кто бы мог подумать, паре — в общем, научное учение разрослось настолько, что появились отдельные университеты и школы, независимые от Селестии. Еще век-два спустя случилась личная гордость принцессы — выпускник первой школы для
единорогов и другой пони из соседнего города смогли найти способ смешать магию с наукой, чтобы накапливать и использовать электричество (молния в миниатюре, вы себе только представьте!), на котором могли работать устройства и которым освещались дома.
Многие годы назад, Селестия создавала школу не для этого. Но теперь, она могла гордиться тем, чего добились неспособные сделать ту единственную нужную ей вещь пони. Если уж тот единственный единорог никак не находится, то можно утешить себя тем, как лучше стала жизнь в ее стране. Пока что можно.

Главная проблема была в том, что это «пока что» длилось годы и века. За четыре сотни лет отношение эквестрианцев к своей некогда принцессе Луне в корне изменилось — чего и пришлось добиваться Селестии. В народе даже установился праздник под названием «Ночь Найтмэр», очевидно, вдохновленный историями о Найтмэр Мун, которая летала в эту ночь над Эквестрией и забирала детей. Сам факт существования такой мерзости жег сердце Селестии пламенем, но все же это означало, что спасение Луны было на шаг ближе. Она была вынуждена терпеть — у нее оставалась нерешенной главная проблема: найти нужного единорога.
Который все никак не находился. Школа, построенная так давно, уже давно перестала быть под ее личным контролем, разрослась по всей стране и пару раз перестраивалась (например, ремонт пришлось делать после того, как из-за созданного одной из увлеченной кондитерским ремеслом учениц «вулкана зефира» здания буквально снесло башню). И несмотря на впечатляющие количества учеников и кандидатов, никого достаточно сильного не было. Даже лучшие из лучших, взятые Селестией под личное покровительство, достигали своих лимитов пугающе рано.
Последователи Искателей Полариса же, в свою очередь, тоже успехами не хвастались. Тем временем, день пришествия Найтмэр Мун все приближался и приближался. На грани отчаяния, Селестия снова нанесла визит зебрам. Она понадеялась, что за прошедшие века туман над будущим, не таким уже и далеким, развеется, и новое пророчество будет детальнее. Но, вновь проведя бесчисленные часы в увешанном фетишами шатре (так изменившимся, но одновременно таким похожим на старые), зебра-пророк печально покачала головой.
— Простите, Принцесса, но вам надо ждать. Найдется ли пони, судьбе лишь решать.

После этого, Селестия присоединилась к поискам лично, отправляясь в разные города ип оселения под разнообразными предлогами, чтобы проверить отмеченных Искателями жеребят и кобылок. Совсем недавно она вернулась в Кантерлот с одного из таких визитов — на этот раз ей досталась бледно-синяя молодая кобылочка со внушительным магическим талантом и еще более внушительной любовью показываться на публике, родители которой чуть не слегли с сердечным приступом от радости, когда узнали, что ее дочерью заинтересовалась (хоть даже совсем немного) сама Селестия. Но и она не прошла.
Вдруг раздался ужасный, по-своему захватывающий звук. Громкий, звонкий вой, после которого пошла оглушительная взрывная волна, в достачу к которой пронесся шоковый удар, похожий на огромную, сконцентрированную радугу. Она развернулась от одного края горизонта до другого — ничего подобного Селестия раньше не видела. Сразу после этого бахнуло что-то еще, правда, уже более обыденное: из экзаменаторской башни торчала голова огромного дракона.
Ну, да, обыденное это как сказать. У Селестии ушло определенное время, чтобы понять, что происходит, после чего она вдруг осознала, что могут значить бьющие из башни лучи цвета лаванды какое-то странное ощущение в воздухе. В этой башне сейчас проходила тестирование новая кандидатка — фиолетовая единорожица по имени Твайлайт Спаркл, если принцесса ничего не перепутала. Ни один из принимающих экзамен деканов не был способен на то, что сделала только что она. Они даже близко не стояли.
Селестия поняла, что сдвинулась с места где-то на полпути к башне, в воздухе. Малышка могла сама себя покалечить, выпустив столько энергии за раз! А на хвосте этой мысли дергалась другая, более глобальная и привычная. Ни один из экзаменаторов на такое не был способен. Ни один пони из всех, когда-либо ей встреченных, на такое способен не был.
Один из миллиона.

Вбежав в комнату, она первым делом пригнулась, уворачиваясь от фиалкового луча магии, ударившего в дверь прямо за ней, превращая деревянный объект в самую натуральную форель. Маленькая единорожица, из которой этот луч (и многие другие) исходил, стояла посреди натурального водоворота магической энергии, такого сильного, что зрелище медленно вращающейся в потоке фиолетовой пони забирало больше внимания, чем огромный, лупоглазый дракон, голова которого торчала через дыру в башне, летающие туда-сюда экзаминаторы и цветы в горшках, которые, как поняла Селестия, раньше тоже были пони.
Такая сила. Нечто подобное было неслыханно. А перспективы, открывающиеся, если придать этой мощи фокус, направление... всплеск торжественной надежды приковал Селестию к полу. Уже почти. Сестра, я нашла ее. Я наконец ее нашла.
Когда принцесса сдвинулась, ее движения были спокойны и выверены, а беспокойство и нетерпение были загнаны глубоко в подсознание, чтобы не мешались. Она отсутпила в сторону, избегая внезапного взмаха драконского хвоста. Пригнулась под еще одним фиалковым лучом, который, ударив в потолок, заставил тот светиться всеми цветами радуги. Так она наконец добралась до испускающей магию малышки, и потянулась к ней, мягко положив копыто на плечо. На нее посмотрели испуганные, испускающие свет глаза, и Селестия тепло улыбнулась. Доброта была способна на непостижимые многими пони завоевания.
И в этот раз она не подвела. Водоворот магической энергии утих, а из глаз кобылки перестал литься слепящий свет, и та спланировала на землю. Горшочные растения превратились обратно в пони, в которых Селестия предположила родителей, а экзаменаторы наконец приземлились в свои кресла. Дракон съежился до своих нормальных, новорожденных размеров, и принялся беззаботно посасывать хвост.
— Твайлайт Спаркл?
Бедная малышка была на грани паники. Что малоудивительно, ибо ее только что «застали» за учинением магических вандализмов в экзаменаторской комнате.
— Мне очень жаль! Я не хо-
Селестия оборвала ее. Это было просто — больше половины тысячелетия она готовилась к этим словам.
— У тебя особенный дар! Не думаю, что когда-либо знала единорога, чья чистая сила сравнима с твоей.
— А?
— Но тебе предстоит долгий путь к контролю над своими способностями.
— Твайлайт Спаркл, я хотела бы, чтобы ты стала моим личным протеже в этой школе
— А?!
— Ну так?
Маленькая волшебница ошалело посмотрела на родителей, которые кивали как заведенные. Вот и отлично, Селестии не придется уговаривать и управшивать родителей, как приходилось с некоторыми предыдущими протеже. Фиолетовая единорожка посмотрела прямо на нее своими большими глазами, а ее открытый рот перерос в восхищенную улыбку. Потом она запрыгала.
— ДААААААА!
— И еще одна вещь, Твайлайт.
— Еще?
Такое впечатлительное существо, эта малышка. Селестия уже прошла через свой стандартный диалог «Теперь ты мой личный ученик», но что-то заставило ее обратить внимание на марку, секунду назад появившуюся на крупе девочки. Как будто этот момент и так был навеки занесен в ее память. И, как вдруг поняла принцесса, в ее тоже. Пока девочка буквально прыгала от радости вокруг нее, Селестия прикрыла глаза и на минуту опустила голову. Позволить себе выражать эмоции так же, как новоявленная ученица, она не могла, но момент тишины и близкого к радости состояния — это позволить было можно.
Твайлайт, сумерки. Связующее звено между днем и ночью. Это должна быть судьба. Я нашла ее, Луна. Потерпи еще немного.

Твайлайт Спаркл была идеальна. Маленькая пони радостно грызла гранит науки, и училась, в буквальном смысле, до упаду: Селестия быстро осознала, что ей предстоит создать очень строгие ограничения по занятиям, а то фиолетовая труженица не остановится, пока либо последние силы ее не покинут, либо не справится с заданием. Но как же быстро она училась: за жалкую пару лет она освоила телепортацию, в ее-то годы! Конечно, точность страдала, но сам факт был знаменателен.
Всякий другой протеже Селестии достигал своих лимитов за пару лет. Только не Твайлайт Спаркл: умопомрачительная мощь, показанная кобылкой в экзаменаторской башне, никуда не делась (только была слегка сдержана новым контролем), и доросла до лимитов ее прежних учеников, а потом и преодолела их. Какое бы заклинание Селестия не посылала ее учить, какой бы маленький магический трюк она не просила подкрепить, Твалйайт моментально все осваивала.
Но произошло нечто забавное. В то время как Селестия наставляла и учила девочку, Твайлайт Спаркл тоже к ней привязывалась. Конечно, предшествовашие ей избранные тоже с охотой учились, и каждый из них тоже становился близок к ней. Но у каждого были личные причины для поддержки таких близких отношений с Принцессой. Помочь родному городу встать на ноги, стать величайшим волшебником в какой-то отрасли. В противоположность ним, Твайлайт было достаточно лишь одобрения Селестии, чтобы стать самым счастливым существом во вселенной. А как она показывала свое счастье: светящиеся яркой радостью глаза смотрели на нее, когда они встречались за завтраком; почти буквальные пузырьки волнения лопались в ней, пока та бежала к наставнице, чтобы показать какой-то новый выученный ей прием. А то восхищение, с которым малышка смотрела на Селестию на уроках...
Она так напоминала Полариса. Ее взгляд был таким же, как у маленького пегаса сотни лет назад, когда тот говорил про сестру Селестии. В свете этого, строгая уверенность Селестии начала ломаться. Она стала улыбаться Твайлайт почти по-настоящему, она правда смеялась вместе с ней, когда рассказывала той шутку (или когда Твайлайт Спаркл делала что-нибудь глупое, например, так напрягалась, пытаясь превратить красную книгу в зеленую, что слишком далеко вытягивалась и почти падала со стула). Ощущение было странным, но его можно было понять — эта маленькая кобылочка оказалась первой, кто пробился сквозь занавес души Селестии, за чуть более чем пару веков. В течение пары лет, принцесса вдруг осознала, что обучает Твайлайт уже не просто для того, чтобы та справилась с возложенной на ней миссией.
Она просто хотела, чтобы кто-то, о ком та заботилась, преуспел. Селестия делала что могла, чтобы Твайлайт стала чем-то большим, чем пешка, которой изначально должна была быть. И, Луна помоги ей, это было так приятно.

Селестия шагала по коридорам замка с опущенной голове, ничего вокруг себя не замечая. Впервые за века, она на целый день сложила с себя обязательства: абсолютно все, кроме поднятия солнца, было на совести остального правительства, чтобы у принцессы было время и возможность разобраться с вещами, которые начинали вселять в нее ужас.
Твайлайт могла не сработать. И все это из-за Селестии.
Она была так удовлетворена работолюбивостью девочки, и так поражена ее успехами, что подталкивала молодую кобылку в меру сил — сиречь ровно настолько, чтобы та не падала с ног от усталости. Твайлайт Спаркл же, будучи Твайлайт Спаркл, с радостью принимала на себя груз учебы и просила добавки. В результате она превратилась в тотального, законченного книжного червя, это при том-то, что и раньше у нее задатки были. Если бы не ее связь с Селестией и Спайком — детенышем дракона с памятного экзамена — то Твайлайт была бы полноценным отшельником.
А Селестии пришлось перейти на новый уровень подачи
материала. Так,

последние несколько недель она очень осторожно подводила Спаркл к легенде о Найтмэр Мун, которую единорожица сейчас как раз должна была изучать. И в то время, как в ней была достаточная сила, чтобы подчинить Элементы Гармонии своей воле, для того, чтобы они сработали, требовалась Дружба. И чего-чего, а дружбы у Твайлайт Спаркл не было совершенно никакой.
Их связь со Спайком не подошла бы, она была скорее подобна узам брата и сестры, начальника и ассистента, родителя и ребенка. Про Селестию даже упоминать не стоит. Твайлайт слишком сильно ее обожествляла, лишая их отношения равности сторон и возможности делиться, присущих истинной дружбе. И еще проблема — даже со всей своей силой, Твайлайт не были Селестией или Луной. Она не могла нести Элементы так, совсем одна.
За предоставленное время, Селестия легко смогла бы решить проблемы по одиночки. Но они пришли к ее осознанию лишь совсем недавно, когда принцесса проходила в уме последние шаги плана того, что произойдет во время Солнцестояния, во второй-третий-четвертый раз проверяя все возможные исходы событий. Тогда проблема наконец нашлась. И теперь она бесперерывно думала, как найти выход из ситуации.
Выхода видно не было. Селестия не сможет быть с Твайлайт, не сможет ее защитить, когда настанет время. События открывались в ее уме как книга с хорошими картинками; появляется Найтмэр Мун. Селестии нигде нет. Демон погрузит Эквестрию в вечную ночь, и Твайлайт Спаркл сразу же попытается спасти страну и вернуть солнце. Так она найдет Элементы Гармонии, после чего последует неизбежная схватка с демоном. И сама мысль о том, что Твайлайт Спаркл, ее Твайлайт, будет сражаться с Найтмэр Мун одна, и на ее стороне будет лишь то, чему ее смогла научить Селестия...
Не будет такого. Она должна найти способ спасти девочку от подобной судьбы. Но как? Твайлайт нужны были друзья, а их Селестия не могла просто... взять и наколдовать! Вот будто целую вечность был разогрев перед одной жестокой шуткой: бесчисленное количество жизненных циклов простого пони она готовилась к этому дню, а теперь у нее НЕ БЫЛО ВРЕМЕНИ!
Селестия удивительно моргнула, смотря на раздробленную плиту с полового покрытия, которую сама же стуком копыта и раздробила. Издав испуганный звук и вытащив копыто из покрошенного мрамора, она что-то заметила боковым зрением. Ее взгляд метнулся к окну, в сторону горизонта.
Принцесса пришла в ту часть замка, окна которой выходили к Понивиллю, городку, в котором на сей год праздновалось Летнее Солнцестояние. Селестия вдруг начала вспоминать. Несколько дней назад она нанесла туда визит, проверить город на предмет того, выдержит ли он предстоящее: и вправду, он был невелик, эвакуировать его не было бы очень сложно, и от него было сравнительно далеко до важных центров. Хотя паника, последующая за неизбежным явлением Найтмэр Мун, распространится очень быстро. Но сейчас она думала не об этом. Она думала о других деталях, о которых раньше позаботиться не успела.
Семья фермеров будет поставлять на фестиваль еду (в тот раз Селестия была уже точно уверена, что они поставили себе цель, чтобы их принцесса лопнула), и у них была дочь, как раз того же возраста, что и Твайлайт. Милая кобылочка, очень честная — тогда, на ферме, Селестия, ухмыльнувшись, сделала вид, что не заметила того, как та тихо сказала брату, что очень удивлена тем, как ей понравилась их «деревенская еда». И, вот, еще, пегас, которая заправляла музыкой и имела таланты в общении с животными. Стеснительная до жути, но настолько же она была доброй и хорошей. Еще одним пегасом была заведующая погодой кобылка с бунтарским цветом волос. Самоуверенная, жесткая, надменная, но яростно верная тем, кто был ей дорог, если судить по тому, как она отказалась «потусить» с парой других пегасов, получив задание от мэра Понивилля. Единорожица, отвечающая за декорации, ничем бы особенно не выделилась, если бы Селестия не подслушала ненароком ее разговор с мэром, выдавшийся как раз на последние минуты ее пребывания в городе («Ох, но ты же вся в работе! Показ мод, и все заказы на платья для Солнцестояния! У тебя же дел невпроворот!» — «Нонсенс! У меня всегда будет время на Понивилль, знайте!»). Еще была... Ммм, экцентричная розовая пони, которая безо всякого ведома, как своего так и остальных жителей, в рекордные сроки устроила приветственную вечеринку в честь Селестии. Которая, когда Селестия ее в последний раз видела, прыгала как мячик по городской площади, хихикая от радости и воспроизводя придумывающийся, очевидно, на лету, музыкальный номер о разнообразии сортов кексиков. Все пятеро были примерно сверстницами Твайлайт Спаркл. С любой из них она бы сдружилась, встреться они при других обстоятельствах.
Шесть Элементов гармонии. Пять хороших пони, живущих там, где будет проводиться Солнцестояния, и она смогла бы дать Твайлайт причину встретиться почти с каждой (отсылаясь на слова мэра, розовая сама встречает каждого новоприбывшего в город). Это будет непросто. Но это могло сработать. Она только вернулась в тронный зал, когда над ее головой закружился темно-зеленый дымок, из которого материализовался свиток, упавший у ее. Прилежная Твайлайт, надежная как часы. Селестия скоротечно прочитала письмо, уже, в принципе, зная, что там будет написана, а потом подняла в воздух перо и страницу пергамента. Это ДОЛЖНО было сработать. Селестия начала писать.

Оно началось в тишине, пока принцесса стояла за занавесом, готовясь быть сопровожденной к месту начала празднования Солнцестояния в городе Понивилле. Ни единого звука не было, кроме шелеста листьев в тиши, а потом появились эти глаза, горящие в темноте. Было что-то в том, что именно ей довелось первой увидеть эти глаза — ведь они уже тысячу лет преследовали ее в кошмарах. За глазами проявился весь демон, выйдя из тени. Такой же, как в прошлый раз: непропорциональные и неправильные конечности и лицо, шкура неестественного жидко-черного цвета. Трепещущий на ветру сгусток тумана на месте гривы.
Дитя в глубине Селестии хотело убежать, забиться в угол, спрятаться. Но в груди тысячу лет готовившейся к этому принцессы вырастала уверенность, слегка подергивающая губу. Монстр тогда был повыше.
— Сестра.
Голос чудовища изливался раздражением и насмешкой. Оно рассчитало возможные исходы так же, как и Селестия. Было так приятно увидеть, как черты демона поколебались, стоило Селестии повернуться к нему. Полностью под контролем, спокойная, принцесса стояла перед ним.
— Нет. Ты мне не сестра.
Оно пробуравило ее взглядом. Рог существа зажегся нестерпимым, невозможным светом. Селестии очень захотелось закрыть глаза.
Я верю в тебя, Твайлайт.
Было больно. А потом кошмарно, нестерпимо тихо.

.....
Я... Где....?
Где...
«Вы, малышня!»
Я вижу...
«Да угомонись! Она не шпионка же. И она точно уж знаете, что тут творится. Знаешь же, Твайлайт?
«Истории говорят, что в последний раз все пять элементов видели в древнем королевском замке Сестер-Правительниц.»
Твайлайт, будь осторожна! Оно видит...
«Лес Эверфри!»
«Флаттершай, скорее!»
«Пусти.»
«Ты с ума сошла?!»
«Да не сошла я ни с чего. Обещаю, все с тобой в порядке будет.»
«Неправда!»
«Так, послушай сюда. Я говорю тебе чистую правду. Отпусти, и все с тобой будет нормально.»
«Мантикора! Нам надо как-то с ним разобраться!»
«Подожди.»
«Беру на себя!»
«Стой!»
«Рэйнбоу!!»
«СТОООЙ!»
«Так, теперь может быть немнооо-ооого больно.»
Дитя, будь осторожна!
«Откуда ты про занозу узнала?»
«Я не знала. Просто иногда, каждому нужно проявить немного доброты.»
«ААААААА!»
"Hahahaha! Hee hahaha! Bleeeh! Oooo! Blblblbl!«(я не смог написать русские альтернативы. Я прочитал это и получилось, что она насилует обезьян.)
«Пинки, что ты делаешь?! Беги!»
«Девочки, вы что, не видите? When I was a little filly, and the sun was going do-own.«(я и это пытался перевести. ЛУЧШЕ ВЗЯТЬ УЖЕ ПРОВЕРЕННОЕ. Хотя, если что, я попробую. Позже.)
Она что, серьезно.
„Она что, серьезно.“
„The darkness and the shadows they would always make me fro-own.“
„Она серьезно.“
» Sooo giggle at the ghostly! Guffaw at the grossty! Crack up at the creepy! Woop it up with the weepy! Chortle at the kooky! Snortle at the spooky! And tellthatbigdumbscaryfacetotakeahikeandleaveyoualoneandifhethinkshecanscareyouthenhe’sgotanotherthinkcomingandtheveryideaofsuchathingjustmakesyouwanna hee ha ha ha hah hah! Laugh!«(Знаешь, я передумал. Я ДЕЛЬФИН)
Ха-ха!
«Прошу прощения, сэр, но почему вы плачете?»
«Так в этом и вся проблема?»
«Я просто не имею права оставить жертву подобного преступления против стиля в таком положении!»
Ох ты ж мой!
«Но Рэрити, твой изящный хвост!»
«Ох, все нормально, дорогая! Сейчас в моде короткие хвосты. И он в любом случае отрастет.»
«Рэйнбоу, почему ты так долго? О нет... Рэйнбоу!!! Не слушай их!»
«Кто вам нужен?»
«...Ты.»
Нет! Я выбрала тебя! Я выбрала тебя за твою преданность, как ты могла-
«А, спасибо. В смысле, за предложение. Но, это, боюсь, буду вынуждена вам отказать.»
«Ну видите же! Я никогда не оставлю своих друзей болтаться на мосту над пропастью!»
...прости меня за мои сомнения, дитя.
«В книге было сказано, что стоит проявиться пятерым, как шестой откроется искрой.»
«И какого сена это значит?»
«Точно не знаю, но у меня есть идея. Отойдите: я не уверена, что произойдет.»
«Ну, чего ждете, ей сконцентрироваться надо.»
Твайлайт, нет, это не сработает. Тебе н— Твайлайт!!!
«Твайлайт!»
«Элементы!»
«Твайлайт, где ты?!»
«Смотрите!»
«Ну же!»
Твайлайт,
ты не сможешь!
«Вы это не серьезно. Не серьезно же?»
Ты не можешь сражатсья с ней так! Ты мо-.... ох, умничка моя.
«Просто одна искра. Давай, давай!»
«НЕТ!»
«Но где же шестой элемент?»
«Жалкое дитя, ты думала, что способна меня победить. Теперь ты никогда не увидишь своей Принцессы — и своего солнца тоже! Ночь, будет, ВЕЧНОЙ!»
Нет. Только не Твайлайт, пожалуйста, нет...
«Не бойся, мы с тобой!»
Ох, Твайлайт. Твои друзья. Твои друзья.
«Ты думаешь, что сможешь так просто уничтожить Элементы Гармонии? Что же, ты не права. Духи Гармонии здесь!»
«Именно дух внутри каждой из этих пятерых позволил нам пройти через все, что ты подстроила!»
«У тебя все равно нет шестого элемента! Искра не сработала!»
Глупое чудовище. Ты не понимаешь. Ты никогда не понимало.
«Она сработала. Просто это была другая искра!»
«Видишь ли, Найтмэр Мун, элементы получают силы от искры... искры, которая есть в сердце каждого из нас, и когда она сверкает, появляется шестой элемент. Элемент Магии!»
Верни мне мою сестру.
Раздался ужасный, прекрасный звук, будто весь мир взял одну длинную, высокую ноту. Будто запел хор палящего света.

«Ну ты, Твайлайт, вообще, и речь выдала. Но, да, правда ведь: мы все тут представляем из себя элементы дружбы.»
«Верно сказано.»
Было бы очень подходящим то, что демон победил бы ее в часы, когда зарождается солнце. Если бы у него все получилось. Поэтому сейчас Селестия поздала, пожалуй, самый величественный из всех рассветов, что Эквестрия видела в веки веков.
— Принцесса Селестия!
— Твайлайт Спаркл! Моя верная ученица. — верная, такая замечательная Твайлайт. Улыбка на лице принцессы, как та вдруг поняла, была настоящей. Ощущение было таким странным и непривычным. — Я знала, что ты справишься.
— Но, но вы же говорили, что это просто старая сказка!
— Я сказала тебе, что ты должна завести несколько друзей. Не больше. Я увидела признаки возвращения Найтмэр Мун, и знала, что только в тебе есть силы ее победить.
Почти тысячу лет я ждала тебя, Твайлайт, и ды достойна каждой секунды ожидания
— Однако ты бы не смогла использовать свою магию без дружбы.
Взгляд Селестии переметнулся в сторону, когда Твайлайт вдруг отвернулась от нее. Они обе увидели Луну, лежавшую в порушенном каркасе монстра. Все еще такая маленькая — будто бы эти века ее просто заморозили во времени.
Селестию вдруг пронзил страх, подобно фантому черного рога, вонзившегося в ее грудь тысячелетие назад. Найтмэр Мун не появилась в младшей принцессе из ниоткуда — она выросла из бывших в Луне злости и негодования. И вот ее сестра лежала на земле, выглядя точно также, как выглядела в секунду, когда ее телом завладело чудовище.
Если та ярость до сих пор была в Луне, если был шанс возвращения Найтмэр Мун... Селестии придется...
Все эти мысли пронеслись в ней за мгновение ока, за долю секунды, в течение которой Твайлайт и ее друзья переглянулись между собой. Селестия рефлекторно вернула на свое лицо маску стойкости. Несмотря на то, как сложно было удерживать голос от того, чтобы он предательски надломился, и несмотря на то, как холодно горел в ее груди осколок черного рога.
— Но сможет ли это сделать еще одна. Принцесса Луна.
Играть роль Селестии Недоступной. Всесильной, власть имущей, которая всегда где-то далеко. Просто от шагов по полу в сторону сестры ее голова хотела скрутиться с шеи. Не может все случиться так, как она боялась. Не могло все порушиться после такого долгого ожидания, когда она наконец вернула свою сестру. Луна широко открыла глаза, вдохнув — слова Селестии привели ее в сознание.
— Прошла тысяча лет с тех пор, как я видела тебя такой.
Старшая принцесса обрушилась на колени, и Луна содрогнлась. Старый осколок дополнился новой болью. Если Луна дрожит от ее близости — то неужели она и вправду была такой ужасной? Селестия услышала напряжение в своем голосе, которое не смогла скрыть. Не хотела.
— Пришло время отставить в сторону наши различия. Мы должны были править вместе, маленькая сестра.
— Сестра?!
Она хорошо справилась со своей работой. Даже умная Твайлайт не смогла додуматься, и это при том-то, что та детально изучала историю не менее двух дней назад. Это заняло бы ум Селестии, если бы ту волновало что-либо, кроме лежащей перед ней Луны и ее ответа на вопрос, что она собиралась задать. Принцесса солнца поднялась с колен.
— Примешь ли ты мою дружбу?
Ей хотелось упасть обратно на колени и умолять ее. Она была готова предложить Луне день и ночь на тысячу лет, только бы та сказала да. Пожалуйста. Пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста
— Прости меня!
И Луна бросилась ей на грудь. Маска Селестии начала ощутимо ломаться.
— Я так по тебе скучала, сестра!
Маска упала окончательно, и вместе с ее частями на землю посыпались так долго ждавшие слезы Селестии. Внутри нее наконец заполнилась так долго глодавшая белоснежную принцессу пустота. Это было так замечательно.
— Я тоже, сестренка. Я тоже.
И ведь смешно же, подумала Селестия. Впервые за тысячу лет она чувствовала настоящее счастье — и при этом снова плакала.

«You are free now.
You’re with me now.
Where you’ll always be.» — Jekyll & Hyde