Жеребята идут в поход
Начало.
Мы все едем на казнь в одной и той же телеге: как я могу кого-либо ненавидеть или кому-то желать зла? – Томас Мор
Как же медленно идет время.
Даже за чтением секунды тянутся, как домашний питомец одной моей знакомой пегасочки. Часы тикают и тикают, а я хочу убрать их куда-нибудь подальше, лишь бы они не томили меня ненужным знанием, потому что я смотрю на них и вижу, что до конца ночного дежурства остаётся еще…
Санта-Селестия. 6 часов. От объятий сна меня не спасает даже книга. «Дэринг Ду и Королевство Хрустального Черепа». Говорят, что это самая худшая книга из серии, но мне нравится. Вроде как не хуже и не лучше остальных — других я не читал. Я не поклонник приключенческой литературы. Мне больше нравится читать что-нибудь такое, где есть кровавые битвы, древние замки, магия… очень близко к фантастике, но на самом деле, это история у нашей страны такая. Только если я буду читать подобное здесь, я точно засну.
Как я замечал ранее, одна моя подруга завела себе питомца – черепаху. О черепахе речь не пойдет, а вот пегасочка эта стала одним из шести Элементов Гармонии. Она сама по себе была довольно яркой персоной.
И я заметил, что с появлением Элементов мир сам по себе стал… лучше? Возможно. Даже количество преступников по всей Эквестрии заметно сократилось. Я еще помню те странные времена, когда блок С был заполнен самыми отъявленными злодеями Эквестрии. Если учитывать, что все камеры – одиночные, на электрический стул попадало не менее пары десятков пони в год. Это заметное достижение, по сравнению с тем, что творится в Свободной Республики Грифонии… или Гриффинской империи, я уже не помню, за двести лет гражданских войн там какая-то путаница с названиями.
Я работаю начальником охраны в тюрьме «Юникорн Рэндж». Это местечко давно имело за собой дурную славу. По одной старой легенде, единороги вместе с земными пони основали эту крепость задолго до Единения. Что-то вроде тайного дипломатического пакта в ответ на незаконные разведывательные операции со стороны пегасов. А им не нравился этот небольшой замок с единственной башней , с которой весь Клаудсдейл был виден невооруженным глазом.
Но это всё в прошлом. Испокон веков здесь доживали свои годы преступники разных мастей, пленные вожди грифонов… даже башню снесли. Теперь это тюрьма. И в ней сидят пони, которым захотелось совершить что-то нехорошее.
Мне же досталось вот это. Блок С, он же «Селестия», он же блок смертников. Это несколько расходится с милым и радужным миром, который я вижу всякий раз, когда моё ночное дежурство заканчивается, и я еду домой. Там меня встречает моя жена. У неё нет крыльев, но мне никогда не нравились пегаски. Земные кобылки прекрасно готовят. Ну, а еще у меня растет красавица-дочка, и в каком-то роде это тоже её заслуга. Малышке о моей работе мы стараемся не говорить. А вот моя ненаглядная ночью всегда интересуется, как мои дела, кто на этот раз попал на плаху. Она сочувствует мне, ведь это далеко не самая приятная работа на свете.
Как ни странно, я повидал за свое время немало плохих пони. Многие из них сидели здесь. Кто-то раскаивался в содеянном, кто-то нет. Кто-то предавался тишине, а кто-то вопил и кривлялся, как ручная обезьянка, в ожидании неминуемого конца. Все пони разные, но дорога у них одна. Я знал каждого по имени, что он совершил, и иногда, перед смертью, я узнавал и более любопытные детали. Я их хранил и храню до сих пор, словно библиотекарь, расставляя в памяти каталог ценных опусов, которые будущему поколению не нужны.
Не все мои заключенные кричали о своей невиновности. Далеко не все. Еще в прошлом году в наш блок привели одного жеребца, который забил до смерти свою подружку. Банальная причина – ревность. Застукал её в одной постели с каким-то разукрашенным красавчиком из Кантерлота и не смог сдержать копыта. Не сказал бы, что он такой вспыльчивый, грозный… нет, вовсе нет. Он был тихим и забитым пони, которым помыкал весь мир в своих мелочных желаниях, не давая ему времени реализовать свои мечты, будь то карьера, или полный дом жеребят. И у него в один прекрасный день не выдержали нервы. И поехала крыша.
Я не хочу судить ни его, ни кого-либо еще в этом блоке. Это не моя задача. Для их жизни все равно не существует счастливой концовки. Их ведут по длинному коридору на встречу с их грехами и последующей расплатой. По крайней мере, я на это надеюсь.
Я просто охраняю покой родного блока. У меня нет желания пинать всех подряд без всякой причины. Я могу ответить на оскорбление и откровенное нарушение порядка в моем блоке, но я полон милосердия. Тогда, когда это действительно нужно.
Меня сложно чем-то удивить. И как никогда мне приятно видеть, что в моем блоке всего лишь четверо пони, которых ждет смерть. Они её заслужили своими поступками. А счастлив я вовсе не из-за этого, а из-за того, что с каждым годом их становится всё меньше и меньше. А если шесть кобылок Гармонии хорошенько поднажмут… ну что же, буду только рад распустить этот блок.
Ах да, я забыл представиться. Меня зовут Кловерфилд.
Пегас носил синюю форму охранника тюрьмы «Юникорн Рэндж». Почти как у летных инструкторов в Академии Вандерболтов, только более темного оттенка. Кловерфилд (или просто «Клови» для друзей и коллег) любил класть свою фуражку с шестью звездочками на кокарде на липкий от пролитого кофе стол, выставляя свою взъерошенную темно-фиолетовую, как цвет подсыхающей сирени, гриву. .
Капитан Кловерфилд сторожил четырех пони, трое из которых упорно не желали заткнуть свой рот. Четвертый сам по себе был тихим, и это пугало даже больше, чем трое обезьян по соседству. Впрочем, двое из этой троицы неспокойных с некоторым уважением относились к начальнику – почему бы и нет? Не издевается, спокоен, выдержан, говорит, как с равными. Если и бьет, то исключительно за дело. Или в качестве самообороны.
Кловерфилд зевал и поглядывал на часы. Его смена заканчивалась в девять. В девять он полетит домой, поцелует супругу и завалится спать. Он уже думал о том, не завалиться ли прямо здесь, забив на эту развеселую четверку. Они никуда не сбегут — решетки крепкие, коридор далекий, ключи висят на полочке у изголовья. До них не достать. В смысле, вообще никак. Единорогов среди заключенных не имеется, к тому же, единорогам насильно одевают резиновый колпак на рог, чтобы не колдовали почем зря.
Со скрипом стукнула дверь, донося до ушей пегаса вой ночной бури. Кловерфилд посмотрел в сторону той, кто пришла в этот чудесный гадюшник.
-Рэспи? Какими судьбами? – он отложил книгу «Дэринг Ду» и подошел, чтобы поздороваться со своей непосредственной подчиненной.
Лейтенант Рэспберри была светло-голубой единорожкой с перламутровой гривой и меткой в виде кустика малины. Она была счастливой обладательницей командирского голоса и револьвера, которым могли пользоваться только обладатели рога. Им, впрочем, она никогда не пользовалась, потому что знала пару обездвиживающих заклинаний, укладывающих пони за пару секунд. Но револьвер всегда носила с собой в кобуре на боку. Иногда даже соревновалась с другими единорогами – кто быстрее вытащит его оттуда.
-У нас пополнение, — её голос звучал взволнованно. На неё не похоже. Рэспи очень сложно удивить. Кловерфилд тяжело вздохнул и посмотрел на дверь за её спиной.
-Ну и где оно?
-Сейчас приведут. Клови, только не удивляйся, ладно? Я сама в шоке, — сказала она.
И было чему удивляться. Капитан Кловерфилд с замиранием сердца следил за тем, как дверь открывается, пропуская парочку рядовых охранников. Они вели за собой заключенную пони.
Заключенной оказалась единорожка. Еще совсем жеребенок. Белоснежная маленькая кобылка с крохотным рогом, еще не получившая своей кьютимарки. Её пушистая розово-сиреневая грива казалась слегка помятой и грязноватой, но на дворе осень, а на улице давно бушевал дождь. Так что маленькая пони сильно дрожала от холода и слегка покашливала. Её передние копытца были скованы кандалами с цепью.
-Это что, шутка такая? – Кловерфилд ошалело смотрел на пони-охранников, — если это шутка, то завязывайте, мне не до приколов сегодня. Я не сплю вторые сутки…
-Розуотер распорядился, — быстро ответила лейтенант Рэспберри.
-Что за бред... – процедил сквозь зубы Кловер. И заорал на охранников, слыша за собой смешки проснувшихся заключенных: — Я что, по вашему, совсем идиот?! если это ваша родственница или племянница, признавайтесь сейчас же, я не собираюсь сажать маленькую пони в камеру для смертников!
-Я серьезно, Клови… — начало было Рэспберри, но капитан и её осадил:
-Это не смешно, лейтенант, здесь посторонняя в закрытом корпусе. Я сколько раз говорил, чтобы вы не таскали сюда своих жеребят, любовниц или родственников, здесь вам не зоопарк!
Охранники молчали. Лейтенант смущенно переминалась с копыта на копыто. Кловер рявкнул:
-Вы издеваетесь, я понял! Мне что, самому за Розуотером сходить?!
Обычно фамилия самого главного жеребца всей тюрьмы внушала охранникам определенный страх. С Клови сейчас лучше не шутить. Лучше бы им извиниться – мол так и так, ошибочка вышла, пошутить хотели, посмотреть, какой смех поднимется, когда маленькую пони посадят в камеру. Такой юмор не был понятен капитану. Он тоже любил подшутить над коллегами, но это уже перебор.
-Не нужно. Я здесь, — дверь открылась снова, пропуская черного единорога в шляпе и дорогом костюме редкого покроя. Зонт, управляемый телекинетическим заклинанием, сложился в более-менее компактный вариант и отправился в его походную сумку.
Мэйт Розуотер, начальник тюрьмы «Юникорн Рэндж», высшая инстанция в этом замке отверженных, вошел внутрь, брезгливо поводив носом. Ему никогда не нравился здешний запах плесени и грязи, смешанный со странным ароматом поджаренного мяса. Эта тошнотворная вонь не выветривается годами.
-Ну хвала Селестии, — пробурчал Кловерфилд, — мистер Розуотер, я…
-Да, знаю, — из сумки начальник тюрьмы вытащил папку с документами и с помощью заклинания притянул его капитану, — вот, ознакомься. Её, — кивком он указал на замерзшую кобылку, — в камеру.
Пегас поперхнулся от удивления.
-Но это же…
-Да. Ты не ослышался, — с нотками раздражения в голосе произнес он, — это не розыгрыш. И не шутка. И не прикол такой. Протокол суда имеется. А я пошел дальше. Если есть какие-то вопросы, то задавай их утром, у меня сейчас нет времени, — и единорог скрылся, оставив изумленных охранников наедине с юной смертницей.
Кловерфилд стоял с выпученными глазами, чувствуя себя как оплеванный. Лейтенант Рэспберри хлопала глазами. В конце-концов, пегас встал перед новоприбывшей кобылкой.
-Ты, — обратился он к маленькой единорожке, — слышишь меня?
Маленькая кобылка осторожно кивнула. Она тихо-тихо присела на чистый и гладкий пол и внимательно его слушала:
-Я правильно понял? Тебя зовут… — Пегас положил папку с её делом на стол, и раскрыв, тыкнул копытом на её имя, — Свити Белль?
Пони кивнула. Капитан-пегас тяжело вздохнул. Многолетняя традиция блока С требовала произнести следующую фразу, но никогда еще Кловерфилд не чувствовал себя так отвратительно. Каждое слово давалось ему с заметным трудом, он сдерживал шок. Рэспберри с озабоченным видом стояла рядом с кобылкой.
-Меня зовут Кловерфилд Скотч. Я начальник охраны блока С тюрьмы «Юникорн Рэндж». Согласно постановлению Высшего Кантерлотского суда… — он нервно сглотнул, его пораженный взгляд вчитывался в каждую строчку, начертанную дорогими чернилами на гербовом пергаменте, — тебя приговорили к смертной казни на электрическом стуле без права обжалования. Приговор приведут в исполнение через три дня. Эти три дня ты проведешь здесь. Ты должна слушаться меня, или лейтенанта Рэспберри, или других охранников. Тебе это понятно?
Пони кивнула. Кловерфилд подцепил копытом ключи с полочки и прошел по коридору, освещаемому несколькими старыми лампами. Лейтенант подпихнула единорожку в бок, и она пошла, оглядываясь в сторону полупустых камер, тускло освещаемых лампами на длинных тросах.
К неудовольствию Кловера, троица пришла в оживление. Маленькая пони вздрагивала от каждого крика, но сама старалась никак не выдавать свой страх.
-Эй, капитан! Капитан, капитан! – худощавая морда смертника высунулась из своей грязной норы, — что это за маленькая красотка? Неужели к нам подсадят?
-Ух ты! – раздался заливистый хохот другого, — капитан, а она хороша! Подселяй ко мне, мы подружимся!
-А потом ко мне!
-И про меня не забудьте!
Кловерфилд уже собирался приструнить эту наглую троицу, но его опередила Рэспберри. Её яростный вопль эхом прокатился по блоку.
-Закройте свои поганые пасти! Не то я обещаю, Селестия мне свидетель, я пройдусь галопом по вашим яйцам как по мощеной дорожке из зеленого кирпича, вам всё понятно?!
У Рэспберри плохо с выдержкой. Даже смертники знают, что её угрозы могут претвориться в реальность. Испытывать на себе кары озлобленной единорожки никто не собирался. У неё был хороший опыт в успокаивании буйных пони.
Ключ в копытах Кловерфилда щелкнул. Решетчатая дверь со скрежетом отодвинулась вправо, не без определенных усилий со стороны капитана, обнажая более чем скромное убранство камеры, с её обшарпанными стенами, с нацарапанными копытами черточками и странными записями. Их оставляли предыдущие обитатели камеры. Хотя фактически, в ней было всё, что нужно: койка с пожелтевшими простынями и отхожее место. И ничего лишнего.
Маленькая пони вошла внутрь и встала у кровати. Пегас попросил её протянуть передние копыта, чтобы отцепить от них кандалы. Пони послушалась и заметно приободрилась, когда её освободили от стальных браслетов. Она почесала одно копытце о другое.
-Постарайся поспать, хорошо? – попросил Кловерфилд, — плохие пони тебя не тронут. А если будут мешать, позови меня, я разберусь. Я всю ночь буду здесь, а потом меня сменит тетя Рэспберри.
Единорожка кивнула; капитан охраны заметно смутился, и, не зная, что бы еще сказать, вышел из камеры. Дверь закрылась, снова щелкнул замок, пегас убрал ключ и посмотрел на лейтенанта. Рэспи нервно пожевывала нижнюю губу.
Маленькая пони осталась в одиночестве, в темной камере, где яркие лампы не потревожат её сон. Кобылка забралась на кровать, закутавшись в облезлое желто-коричневое одеяло так, что из-под него была видна только её милая мордашка и розовый хвостик, свисавший с койки. Она очень сильно замерзла за долгое путешествие сквозь бурю и шторм и попыталась закрыть глаза, и немножко поспать. В темноте слышен тихий перестук крысиных лапок, снующих туда-сюда. И эта вонь… не будь маленькая пони так сильно утомлена дорогой, то обратит на это более пристальное внимание. И это точно заставит её бодрствовать круглые сутки напролет.
-И как это понимать?
-Я не знаю, — лейтенант дернула свою промокшую фуражку копытом, прощаясь с другими охранниками — её привезли сюда, и всё. Розуотер ничего не говорит. Он сам, кажется… удивился?
-Удивился? – Кловерфилд как-то странно на неё посмотрел.
-Удивился? Рэсп, это не чучело мамонта в музее, — раздраженно повысил голос пегас, — это – маленькая кобылка. Милая крошка, у которой даже метки нет. Санта-Селестия, да ей столько же, сколько моей...
-Тише говори, а? – укоризненно пшикнула на него Рэспберри, — разбудишь бедняжку.
-Да, извини, — он быстро поправился и перешел на свой обычный тон, — но это уже слишком. Её что, правда хотят казнить?
-Может, мы почитаем дело? Разберемся как-никак. Может, там что-то серьезное…
-Да, серьезное, — Кловерфилд посмотрел на раскрытую папку, — вот что серьезно, Рэсп – маленькой пони здесь не место. Другого варианта нет. Иначе, — резко сказал он, — мы не пони. И те, кто задумал поджарить её на электрическом стуле – подавно не пони.
Странное это дело. То, что действительно нас заинтересовало в эту ночь, было связано с поистине уникальным явлением судебной ошибки Эквестрийского суда. Я абсолютно уверен в том, что это ошибка.
Жеребята не убивают своих родителей. Маленькие единороги, у которых рог не дорос что-нибудь сдвинуть с помощью магии, не могут поднять огромный топор и зарубить всю свою семью, одного пони за другим. Не могут, понимаете? Я не знаю, у кого хватило мозгов даже подумать о таком. Это дело, накарябанное умственно отсталым, абсолютно ничего не знающим о судопроизводстве, представляет собой самый настоящий бред сивой кобылы.
И эта кобыла заседает в Королевском Суде и выносит смертные приговоры.
Видимо, в наш мир вернулись темные времена. Я не знаю всей правды, но есть несколько истин, в которых я уверен на все сто двадцать процентов (дополнительные двадцать потому, что я пегас, и вижу устройство мира на несколько шагов дальше остальных). Одна из этих истин – это невинность жеребят. Если я перестану в неё верить, я потеряю то, что делает меня vallatio sapience. Я перестану быть собой, и – привет, ночные кошмары. Вряд ли я смогу смотреть в глаза жене и дочке, если начну превращаться в бездумное животное, отправляющее на смерть всех, кого не лень нашей дражайшей власти туда запихнуть.
А видят Богини, так и будет. Мне дают три дня на то, чтобы найти в себе чудовище.