Посланник дождя
Глава III: Свой ад
Тьма короткой июньской ночи теряла свою власть. Для гонимых и скрывающихся, к коим можно причислить Генриха, она становится одной из немногих союзниц, не ведающих вкус предательства. Серая полоска горизонта окрасилась зарёй, чей багровый свет озарил спящий в долине городок. Большим его не назовёшь, но и маленьким он не был – сотня дворов, если судить на глаз. Скоро закричат петухи и заскрипят ставни открывающихся окон. Скоро городок встретит новый рассвет, не зная, что для двоих он не наступит никогда.
Дождь проронил на землю последние капли, когда Генрих ворвался на кухню. В спешке он начал рыскать по ящикам и полкам, громко хлопая дверцами и переворачивая верх дном всё, что за ними лежит. И, кажется, нашёл, что искал: ютившиеся на одной из полок баночки, склянки и мотки бинтов походили на домашнюю аптечку.
Имея самые общие представления о медицине, Генрих решил действовать наверняка, предварительно промыв рану водой из цветочной вазы. Единственным, чего он опасался, были жидкости ¬– ими человек пренебрёг, а вот мази... Баночки с ними открывались одна за другой, а их пахнущее травами содержимое щедрым слоем наносилось на рану. После кое-как забинтовав ладонь, Генрих закончил с самоврачеванием.
«Время покажет результат», – решил он.
Следующее, что хотел сделать человек, это отыскать что-нибудь съестное. Не то чтобы организм испытывал голод, но лучше не доверять чувствам в его нынешнем состоянии.
При новом обходе Генрих натолкнулся на напольную дверь, которую, естественно, пропустил ночью. Она скрывала небольшой погреб. Человек осторожно спустился вниз по лестнице, задействовав только одну руку. Оббегая взглядом мешки и банки со всякими зерновыми, он уже предчувствовал недобрый вывод, но, к превеликому своему счастью, наткнулся на еду, коей не только хозяева, но и люди никогда не брезговали. В несколько заходов Генрих вытащил из погреба головку сыра, корзину яиц и крынку с молоком.
Едва притронувшись к еде, он обнаружил, что чувство сытости было обманчивым. Однако съел человек немного, больше прикладываясь к молоку. Что-что, а жажда его мучила и до этого.
Закрыв входную дверь и прихватив из прихожей давно примеченный плед, он вновь вернулся на кухню – на этот раз без спешки и суеты. Его клонило ко сну, а причин не отвечать его зову более не было. Генрих задёрнул шторы и стянул с себя мокрую рваную рубашку, перед тем как сомкнуть веки на пыльном, отделяющем его от пола пледе.
– Доброе утро, мисс Марни! – Бледно-голубая земнопони с заплетённой в косу лазурной гривой любезно приветствовала проснувшихся жителей Зелёного Дола – так именовался этот лежащий к северу от Кантерлота городок. На её спине была надёжно закреплена седельная сумка, как видно – не пустая.
Отличное время для прогулки: до полуденной жары ещё далеко, да и прошедший ночью ливень, хоть и развёз просёлочные дороги, но оставил после себя приятную свежесть.
Зелёный Дол, несмотря на свой размер, был городком процветающим и важным. И важность его заключалась в торговом значении. Близость этого населённого пункта к Северному Тракту, который соединял Кантерлотскую область с Кристальной Империей, благоприятствовала появлению в нём странствующий торговцев, а то и целых караванов. В городе имелись небольшие конторы крупных торговых гильдий, созданные как раз для удобства коммерсантов. Держащие нос по ветру ломбардцы из Седловой Аравии тоже обосновали здесь филиал своего банка, ежедневно осуществляя выгодные сделки. За кружечкой эля в здешних тавернах пилигримы нередко делились с местными новостями и байками из дальних королевств. А местный рынок порой не уступал по разнообразию товаров и кантерлотскому базару. Сам Зелёный Дол мало что производил: урожая с пастбищ и огородов хватало только на удовлетворение нужд местного населения, но как торговый посредник имел в стране довольно солидное положение.
Путь кобылки лежал к городским окраинам. Миновав мост через разошедшуюся в берегах речку, а затем ещё одну улицу, она наконец-то увидела возвышающийся над долиной нужный ей дом.
– Это ж надо строить дом на таком отшибе! – сетовала она. Подъём к цели немного утомил пони. – Всем известно, что эта парочка любит тишину, но всё же можно было и поближе устроиться.
Добравшись до калитки двора, кобылка перевела дыхание. Странное беззвучие, царившее вокруг этого дома, заставило её насторожиться.
«Должно быть, они снова затеяли уборку. Эти Сприги такие чистюли!»
Кобылка подошла к двери и вежливо постучала.
– Мистер Сприг, это Блюбель! Я вам принесла ваш любимый чай, как и обещала! — прокричала она.
Никто не отвечал. Пони прислонила к двери ухо – полная тишина. Опущенный засов говорил ей, что в доме кто-то есть.
«Неужели спят? На них это так не похоже…»
– Я тогда позже зайду, – вслух решила кобылка. Отойдя немного, она обернулась, напоследок глянув на дом.
Что-то в нём изменилось. Словно свет утреннего солнца обошёл его стороной, оставив погружённым в мрачный сон.
«Вот и принимай у них заказы после этого! Попросили же принести им утром чай из луговых соцветий, а сами дрыхнут. Что за парочка такая?!»
Отгоняя дурные предчувствия, Блюбель продолжила обратный путь. И всё-таки они не переставали её покидать, хотя и причин, как таковых, на то не имелось.
Когда Генрих проснулся, вечерняя тень верно теснила дневной свет, отступающий вслед за солнцем на запад. Лечение мазями не прошло бесследно: пусть руку по-прежнему мучала острая, накатывающая волнами боль, а под бинтами, вероятно, рана продолжает гноиться, но жар, озноб, головные боли и другие неприятные симптомы лихорадки больше не донимали человека.
Протерев глаза, он поднялся со своей самодельной койки и, встав напротив окна, выглянул наружу из-за слегка одёрнутых занавесок.
После серых, невзрачных городов его мира, это долинное поселение из-за буйства цветов казалось ему игрушечным. Самому себе Генрих признался, что хотел бы коротать в нём обычную, спокойную жизнь. Но теперь это всего лишь непостижимая мечта…
«А почему теперь? Разве она не была ей изначально?» – человеком всё ещё овладевали сомнения, что на том перепутье он ступил вовсе не на правильную тропу.
«Как бы там ни было, мосты сожжены. Нужно быть готовым сорваться отсюда в любой момент. Думаю, у меня ещё есть пару дней, прежде чем местные начнут задаваться вопросами. Если уже не задаются…»
С провизией проблем не предвиделось – на одного человека хранящейся в погребе снеди было более чем достаточно. Но Генриху не думалось, что обстоятельства позволят ему затаиться тут и на неделю.
«Этот запах…» – мрачно заметил человек, проходя мимо спальни. Через минуту, комфорта ради, пространство между полом и дверью было проложено тряпками.
Свободное время он решил потратить на поиск вещей, что могли бы сослужить ему службу как сейчас, так и в скором времени.
Спустя полчаса на кухонном столе лежала котомка с едой, которой хватит на пару-тройку дней. Рядом ещё одна — с медикаментами. Обеим человек постарался приделать ручки, чтобы нести их, перекинув через плечо.
При исследовании дома Генрих также задумался и об обновлении своего пришедшего в негодность гардероба. В чулане он откопал дождевой плащ, сшитый далеко не для человека. Но, поскольку альтернативы не было, а дожди летом дело нередкое, приходится довольствоваться тем, что есть. С обувью всё было ещё сложнее. А точнее – её вообще не было. Тут Генрих не придумал ничего лучше, как наделать из подручной материи тряпичных обмоток, чем-то схожих с портянками. И завершили этот набор пара кухонных ножей, что поострее остальных.
Когда приготовления можно было считать более-менее решёнными, человек с нетерпением ждал наступления темноты. Выбираться наружу днём было по меньшей мере неразумно, но ночью… Генрих был рад надвигающемуся мраку и прохладе, что тот нёс на своих незримых крыльях. Под его покровом у него появится возможность насладиться видом звёздного неба и спящего крепким, беззаботным сном Дола.
Едва лучи раннего солнца озарили сонный городок, Блюбель направилась к дому Спригов. Плохие предчувствия продолжали не давать ей покоя, и именно в это утро она хотела положить им конец. Но картина как назло не изменилась: дом продолжал смотреть на неё мёртвыми глазницами окон. Двор пустовал, и ни единого следа присутствия Спригов внешне не наблюдалось. Немного замешкавшись на пороге, кобылка перевела дыхание и настойчиво постучала.
– Мисс Сприг? Мистер Сприг? У вас там всё в порядке?! Может, вам нужна помощь?! Вы не возражаете, если я войду?! – Опять молчание, но до её слуха донеслись шарканья и шорохи в доме.
– Мне можно войти? — уже не так громко повторила Блюбель. Как будто в ответ на её просьбу скрипнул засов, и дверь отворилась во внутреннюю сторону. Из пустой прихожей на неё смотрело собственное отражение в зеркале.
«Хотят устроить мне приятный сюрприз? Пока что-то не особо получается…» — подумала пони, стараясь снять напряжение.
– Я захожу! – предупредила кобылка и перешагнула порог. Сильный и незнакомый зловонный запах ударил в её ноздри, заставляя сморщиться.
«Неужели запасы стухли?!»
Пугливо оглядываясь, Блюбель медленно углублялась в дом.
– Мистер Сприг, это уже не смешно! Хватит играть в игры! – Страх брал над пони верх, но бежать она не собиралась.
«Святая Селестия, что это за запах?!»
Кобылка встала напротив спальни – смрад шёл именно оттуда. Затаив дыхание, она начала открывать дверь.
Если бы Блюбель успела, то непременно бы вскрикнула от вида лежащих на кровати и накрытых одеялом мёртвых хозяев дома. На ткани проступали алые пятна, а под кроватью растекались целые лужи. Из-за ужасного жужжащего над телами роя мух кобылка не слышала даже собственного голоса, не говоря уже про подкравшегося сзади виновника сего деяния. Композиция в спальне была последним, что увидела Блюбель до того, как что-то тупое обрушилось на её затылок. Мир померк. Будучи не в силах отвести взор от столь эпатажного зрелища, пони была даже благодарна за это.
«Всё же я полагал, что это начнётся… несколько позже», – сетовал Генрих, убирая за пояс нож. Заставшего его врасплох незваного гостя он готов был встретить совсем другим концом орудия, но увидев хрупкую кобылку, передумал. Ему представилась отличная возможность обратить на пользу свою небрежность. В дальнейшем такого подходящего случая может и не представиться.
«Ты-то мне всё и расскажешь».
Генрих поспешил вынести гостью из спальни – не хватало ещё позволить распространяться по всему дому смраду разложения. Кладовая была занята, посему он перенёс пони на кухню, где и вознамерился провести допрос.
Устраивая обмякшую пони на стул, он заметил, что её шёрстка очень приятная на ощупь, а затем подловил свою правую руку на том, что та сильно увлеклась подтверждением этого открытия. Из-за схожего с лошадью строения пришлось усадить пленницу животом к спинке сидения. А после человек перешёл к самой интересной фазе.
Даже с наличием верёвки процесс связывания, выполняемый только одной правой рукой, оказался непомерно сложным – нерабочую левую заменяла челюсть. Но до чего же нелепо это выглядело, словами не описать. С передними копытами кобылки, зафиксированными перед спинкой, ещё туда-сюда, но с задними, которые предстояло привязать к ножкам стула, человеку пришлось неслабо изловчиться и проявить достойное похвалы усердие. Когда он, обливаясь потом, поднялся с пола, то приметил на крупе пони довольно странное клеймо. Нет, лучше назвать увиденное рисунком, как бы странно это ни звучало. Изображал он сервисный белый чайничек с маленькой чашечкой рядом. Что-то похожее Генрих уже видел у хозяев дома, когда те были живыми.
Последним штрихом была повязка на глаза пленницы. Человек решил проводить допрос вслепую, возможно, основываясь на выражении «неизвестность пугает».
«Страх жертвы, не видящей того, в чьих руках её жизнь, должен быть ощутимее», – думалось ему.
Сев за стол, Генрих прикидывал, как скоро кобылка пробудится, но через пару минут, сам того не заметив, впал в дрёму.
– О, ты снова здесь. Тебя я видеть рада.
Генрих открыл глаза, обнаружив, что сидит в лесной хижине – той самой, в которой предопределилась его судьба. Отшельница, как ни в чём не бывало, мерно помешивала тросточкой своё варево, при этом с неким сочувствием поглядывала человека.
– Ты? – вопрошал Генрих на удивление спокойным голосом.
– Не стоит волноваться. И монстры видят сны. Лишь призрачный фантом да уст моих бравада напутствия накажут, коль те ещё важны.
Сознание человека не было замутнено свойственной сновидениям дымкой. Он чувствовал небывалою ясность, что позволило причислить происходящее к видению.
– Какова ныне цена твоим бравадам, ведьма? Как ты смеешь вообще мне являться, зная, что натворила? – Сложив пальцы домиком, Генрих заметил отсутствие раны и омрачился, выявив приятный обман.
– Я виновата, спору нет. Своей ошибкой непомерно горькой я зло произвела на свет! – опустив глаза, сокрушенно проговорила кобылица. – Об этом ты узнаешь только…
– Что ты мелишь, сумасшедшая?! – воскликнул Генрих, вспомнивший море чувств, что посетили его той ночью. Прозвучавшее признание виновницы бед и несчастий человека только раззадорило злость последнего. – О чём это я узнаю?!
– Ты можешь клясть меня, кричать… Я заслужила кару духов. Позволь ответ мне показать, что не услышат сотни слухов, что не увидят взгляды смертных без слов и помощи заветных.
Красноватое марево хижины сменилось комнатой, освящаемой серебряным светом луны. Спальня. Всё ещё нетронутая смертью, избравшей своим орудием чужую ошибку и чужое желание выжить. Но долго ли продолжится покой? Нет, поскольку лезвие ножа в руках застывшего перед ложем Генриха уже смотрит на жертву. Напрочь забыв о нереальности видения, он шептал вслух свои оправдания, набирался духу, чтобы совершить роковой шаг. Снова. И дрожащая, нуждающаяся в помощи рука обретает её. Стоящая за спиной Генриха тень ласково нашёптывает ему вселяющие уверенность слова и своими чёрными, ветвистыми дланями сжимает руку человека, унимает дрожь, направляет нож к невинной плоти. И только оборвав чужую жизнь, человек замечает, что на кровати лежали вовсе не хозяева дома. Орудие, пронзившее грудь спящего, выпало из разжатых пальцев. Охваченный неописуемым ужасом Генрих скинул с головы убитого одеяло и с похолодевшим, почти переставшим биться сердцем уставился на его лицо…. Своё лицо. Длань тени опустила мертвецу веки, коими ныне смотрит смерть. Веки Генриха же поднялись.
Кошмар закончился, как и всё, что имеет начало. Разница лишь в том, что некоторые вещи обещают вернуться…
В холодном поту Генрих оторвал голову от стола и уставился на свою голубую пленницу, как видно по положению елозившего по паркету стула, давно проснувшуюся. Благо, повязка держалась крепко.
– Кто вы? – спросила она, заслышав рядом с собой шорох. Её тщетные попытки освободиться прекратились.
Отходя от пришедшего с видением страха, человек нехотя ответил:
– Жертва обстоятельств. Такой ответ устроит?
– Жертва?! Вы убийца! – внезапно кобылка перешла на крик. – Зачем? Зачем вы это сделали?!
И всё же видение что-то сильно в нём задело, посеяло разлад. Отбросив прошлые намерения, Генрих сорвал с пленницы повязку. Под взглядом скрывающихся под ней васильковых глаз, мокрых от слёз, ему стало не по себе. Гнев, жалость и боль переполняли их, а закономерное удивление не находило среди этих чувств место.
Но, несмотря на неловкость положения, Генриху было что сказать. Сняв бинты с раны, чей ужасный вид мало чем изменился, он выставил перед пони ладонь.
– Так ли принято встречать гостей? Вместо обещанного ночлега меня чуть не лишили жизни!
– О ком вы говорите? – Увидев рану, пони немного остыла.
– Об отшельнице… В лесу, что к северу отсюда, я набрёл на её хижину. Тебе что-нибудь известно о ней?
– Об отшельнице – нет, но о лесе… Мы боимся туда ходить и не без причины, – рассказывала пони, на миг отвлёкшись от своих проблем. – Наши правительницы – принцессы Селестия и Луна – наложили запрет на посещения этого места, после того как несколько пони бесследно пропали в той глуши. Не слышала, чтобы там кто-то жил…
Что-то щёлкнуло в задумавшейся пленнице, и та вновь с горящим взглядом набросилась на Генриха.
– И после зла той пони вы посмели думать, что и все остальные, кого вы встретите, поступят с вами так же?!
– Скажешь, это не так?! – человек, в свою очередь, тоже поднялся из-за стола, повысив голос.
– Нет! Конечно же, нет! – с неподдельной обидой бросила кобылка. – Что же вы наделали?
Зависнув над пони, как тень в полдень, человек беспомощно раскрывал рот, подбирая нужный ответ. Он мог бы воспроизвести ту тираду, рождённую в пылу горячки бреда. Мог бы вновь выстроить целый забор оправданий, чей долг защищать его от угрызений совести. Но вместо этого, лишь сокрушённо рухнув на стул, промолвил короткое: «Ошибся».
Наступила тишина. У человека спутались мысли, и верх переменился с низом. С одной стороны, он знал, что глупо винить себя в случившемся, потому как всё знать никому не дано. С другой – чувствовал себя обманутым глупцом, что собственными руками лишил себя спокойной жизни. Как говорится, каждый сам создаёт свой ад.
– Развяжите меня, я осмотрю вашу рану, – подала голос пони.
Генрих, потерявший всякий интерес к допросу, молча достал нож и вспорол верёвки.
«Всё равно ей некуда деваться… разве что в окно».
– В доме должны быть медикаменты. Знаете где они? – разминая затёкшее тело, осведомилась кобылка.
Человек пододвинул к ней лежащую на этом же кухонном столе котомку.
– И ещё на той полке, – совершенно бесцветным голосом подсказал Генрих.
Выложив на стол всё, что ей удалось собрать, кобылка обратилась к человеку с просьбой положить «лапу» на стол. Замешкавшись на миг, Генрих не отказал. Теперь ему оставалось лишь с интересом наблюдать, как его пленница, вдруг перевоплотившаяся во врача, обрабатывает его рану. Опять же, как и всё в доме, стол был несколько ниже, чем нужно, поэтому пони могла без особых усилий дотянуться до руки передним копытом, даже не вставая на задние.
– Эм… спасибо, но – ау! – Генрих поморщился, когда кобылка вылила на его руку содержимое зажатого в зубах флакона, – …но зачем тебе помогать мне?
– Вы больше никого здесь не тронете, – приступая к перевязке раны, пони твёрдым голос озвучила требования, – ясно?
– Если бы это зависело только от меня… – хмыкнул Генрих. – Кто в вашем городке следит за порядком?
– Зелёный Дол мирное место… был мирным местом. Но на всякий случай есть исполняющий должность шерифа. За порядком следит он, – ответила кобылка и зубами затянула узел на забинтованной кисти. – А зачем вы спрашиваете?
– А затем, что шериф может весь городок на уши поднять, заметив твоё исчезновение. Скажешь, что это не так?
Кобылка прикусила губу.
– Вам нужно сегодня же уходить отсюда.
– Хех, легко сказать. Ты, верно, не знаешь, что я в вашей… Эквестии – или как её там? – всего пару дней, – справедливо заметил Генрих.
– Если идти на восток вдоль линии леса, можно выйти на Северный Тракт, – подумав немного, сказала пони. – А следуя по нему на север ¬– в обратную от долины сторону – вы однажды достигнете земель Кристальной Империи. Я никогда не была там, но много слышала о ней от торговцев, – пленница предалась каким-то воспоминаниям, но, одёрнувшись, поспешила закончить свою речь: – Там вам удастся скрыться.
– Север, значит… – тихо повторил человек. – Ладно, пока к нам в дверь не постучали, я хотел бы кое о чём тебя спросить.
Немного порывшись в котомке, Генрих водрузил на стол пару яблок, одно из которых с улыбкой протянул своей пленнице.
– Что за хозяин мог придумать такое странное, красующееся на твоём крупе тавро?
Был уже полдень, а чайная лавка Зелёного Дола до сих пор не открылась. Пони, стоящие очередью у двери, негодующе сетовали, предполагая, где может находиться её хозяйка Блюбель.
– По какому поводу столпились? – подходя к хвосту очереди, весело прикрикнул бусый жеребец.
– О, Треен, голубчик, где ж твою сестру-то носит, а? – протянула пожилая пони.
Как только он увидел, что дверь в лавку заперта, улыбка сменилась серьёзным выражением.
– И давно её нет? – поинтересовался жеребец, не отрывая взгляда от замка.
– Да вроде она вообще сегодня не открывалась. Зачем тогда, спрашивается, Блюбель заказы брала? – досадливо протараторила другая кобылка.
Треен задумался. Не замечал он у своей сестры отсутствие пунктуальности, а про отсутствие ответственности не было и речи! Нужна очень веская причина, чтобы, приняв заказы, она не удосужилась вовремя их выполнить.
– Я пойду поищу её, а у вас должны быть и другие дела, кроме как стоять на месте и языком чесать, — бросил он напоследок и направился к дому своего друга.
«Всё же вдвоём будет проще её отыскать», – ускорив шаг, решил жеребец.
– Не дай Селестия, чтобы она и вправду во что-нибудь вляпалась!