О том, что скрывают двери

О том, что скрывают двери

Красненькие крылышки, черненькие точки
Кто это гуляет по моей ладошке?

-Спасибо вам большое, Редхарт. Что бы я без вас делал…

Понивилль погрузился в темноту: фонари не горят, окна закрыты на ставни, а двери надежно заперты. На фоне звездного неба отчетливо виден темный дым, идущий из печных труб. Вообще, земные пони любят проводить вечера в приятной и уютной постельке, внутри хорошо отапливаемых стен, где их не достанут тревоги поздней осени. Она же, как самое недружелюбное время года на свете, осталась на улице, чтобы хорошенько подумать о своем поведении. И ей ничего не остается, кроме как завывать холодным ветром за окнами земных пони и поднимать хороводы из пожухлых осенних листьев.

А внутри одного из таких домиков царит теплая атмосфера. В зале был растоплен камин, у которого розоволосая работница медицины и хозяин дома, серый грузный жеребец преклонного возраста с пышными усами и кьютимаркой в виде увесистой стопки бумаг, наслаждались горячим шоколадом с зефиром.

Белоснежная кобылка с кьютимаркой красного креста иногда помогала другим пони с какими-нибудь «очень важными поручениями»; особенно охотно, когда её просили посидеть с жеребятами. С тех пор, как в жизни Редхарт произошли некоторые перемены (в виде особенного пони, имя которого мы опустим), она всё чаще начинала задумываться о вещах, к которым еще не считала себя готовой. Они касались её будущей жизни, особенно вот этого момента — сможет ли она стать идеальной мамочкой для своих будущих крупогрызов? Более того, она считала, что не станет, если не поднаберется опыта — не расспросит всех бывалых на этом нелегком поприще пони, или не почувствует на своей шкуре всю ответственность, ожидающую будущую мать. И, хотя за свою жизнь она приняла роды более чем у десятка кобылок, ей казалось, этого недостаточно, так что она с удовольствием сидела с малышами в свободное от работы время.

-Это мой долг. Сами понимаете, — произнесла она, отвлекшись на секунду, чтобы отпить горячего напитка. Было заметно, что её носик и щеки слегка порозовели от холодного ветра – она совсем недавно вернулась после вечерней смены в клинике Понивилля и успела слегка подзамерзнуть в эту безрадостную ноябрьскую ночь. Но здесь её приняли очень сердечно – покормили, согрели и вкратце ввели в суть дела.

-Вы не подумайте, будто я такой плохой отец, что оставляю Пипа с няней, да еще и в его состоянии... Вовсе нет, просто знаете ли… — жеребец как-то сам заметно поник: — с тех пор, как моя жена в командировке (Троттингем — славный город, кстати, хотя у меня стойкая аллергия на тамошний воздух — он слишком отдает морской солью), я начал зашиваться, и на меня взвалили столько работы… а тут, как назло, это дурачье в архивах поперепутало все дела, и видите ли, «мы в вас нуждаемся» — эти слова он произнес, слегка передразнив манеру речи неизвестного дурачья.

-Глупость, конечно. Но я им для чего-то сдался, вот они меня и таскают в самую даль почем зря.

-А, да ничего страшного, — усмехнулась Редхарт: — Пипсквик будет в надежных копытах, гарантирую вам. Тем более, я медпони, так что он у меня не будет отлынивать от пилюлек. Ну знаете, жеребята любят поплакать о том, что таблетки слишком горькие, или…

-Нет-нет, — рассмеялся земной пони: — Пип не такой. Даже то, что он заболел – это целиком и полностью моя вина. Я засел за бумагами, а он как шальной полетел на улицу и прогулял там десять часов с непокрытой головой, вот потому он и…

-Понимаю, понимаю. Так вам надо собираться, — напомнила ему Редхарт.

-Ой, и точно! – Жеребец вскочил, разом забыв про недопитую кружку с поплывшими остатками зефира. Чемодан был при нем, и он сам был одет очень даже представительно, хотя в приступе рассеяности даже умудрился забыть свою шляпу и накинуть шарф на незащищенную от холода шею.

-В общем, лекарства на тумбочке, чай и пряники на кухне… ну, вы же разберетесь, правда? Пип очень любит читать книги. Ну, если сам попросит, почитайте ему сказку, он вроде как засыпает под них хорошо… если вам не трудно — говорил он, уже переступая порог родного дома.

-Не вопрос, — отсалютовала ему Редхарт.

За жеребцом закрылась дверь. Его шоколад с зефиркой был немедленно допит.

Редхарт не жаловала холодные напитки.

---

Родители Пипсквика работали в очень солидных организациях, широко известных в Эквестрии. Работа эта хотя и требовала немалого умственного напряжения, не представляла из себя ничего интересного — скучная рутина, совершенно незаметная за кучей бюрократических бумажек и бессмысленной беготней за штампами и подписями. Но платили хорошо. Достаточно было посмотреть на прихожую с мебелью из черного дерева, или картины, большинство из которых, кстати, вполне себе оригинальные картины малоизвестных, но достаточно дорогих художников…

Или посмотреть на детскую. Сразу видно, что недостаток родительского внимания был с лихвой компенсирован обилием игрушек, разнообразной литературы и богатством самой обстановки. Которая, к слову, красноречиво намекала на то, что малыша привлекала морская тематика.

И не просто привлекала – Пипсквик был её фанатом. Даже кровать, на которой он лежал, укрытый горой из одеял и подушек, походила по своей форме на шлюпку. Стены украшали его работы – незамысловатые закорючки на бумаге, изображающие корабли, морские волны и крошечные необитаемые острова с одинокими пальмами. Впрочем, частенько эти картинки разбавлялись традиционными «Я, мама и папа» с необходимыми пояснениями. Пип рано научился читать – это было заметно и по количеству книг, большинство из которых относились к жанру «легких энциклопедий» для жеребят, отличающихся любознательностью. Они стояли на одной полке с приключенческими новеллами, посвященными пиратам, охоте за сокровищами и огромным кораблям, бороздящим просторы разноцветных обложек. Модель одного такого стояла на самой высокой и единственной пустой полке во всем шкафу. Судя по названию, которое можно было прочитать на коробке компании-изготовителя, этот корабль являл собой миниатюрную копию брига «Найтмэйр Мун», на котором великий и ужасный капитан Черное Копыто грабил торговые суда Ост-Эквестрийской компании.

Впрочем, Редхарт в пиратах не особенно разбиралась. Да и сейчас ей было не до них. Ей предоставлялся идеальный плацдарм для тренировки на несчастном больном жеребенке. Белоснежная кобылка руководствовалась довольно популярной среди будущих мам книжке «Жеребята бывают разные: приобретаем материнский инстинкт за 300 страниц». Книга эта получила множество одобрительных отзывов и рекомендовалась несколькими солидными медицинскими сообществами как очень полезный справочник. В нем было все, что могло пригодиться начинающей маме: от правильного питания и кормления грудью, до легкой психологии подрастающих жеребцов и кобылок.

Следуя советам поучительного издания, она начала издалека:

-Привет, — осторожно поздоровалась она.

-Привет, — ответил ей пятнистый жеребенок. Судя по тону, сложно было бы сказать, кто кого больше стесняется. Но Редхарт первой решилась растопить ледяной камушек общения.

-Меня Редхарт зовут. Твой папа попросил меня с тобой посидеть, — Редхарт потянулась за градусником, — надо бы померить тебе температуру…

---

И работа закипела. Медпони прекрасно разбиралась в том, какими таблетками и чем еще можно накормить жеребенка с температурой под сорок. В ход пошла «тяжелая артиллерия» в виде ударной дозы антибиотиков и сладко-горьких сиропов. Редхарт еще подумывала о банках, но решила оставить бедного жеребенка в покое. А еще лучше пусть его отец приедет и поставит. Он уехал не на день, неделю, или целый месяц. Шесть часов в жуткой тряске – и он дома.

И как стоило ожидать от книжки, авторы которой знали о жеребятах больше, чем сами жеребята, малютка Пип вел себя совершенно предсказуемо — предсказуемо для Редхарт, прочитавшей до главы «Сложный возраст». Пипсквик стеснялся – ну конечно же, он стеснялся молодой малознакомой кобылки, которая решила сыграть с ним в няню. Да и вообще, нянь он боялся, как огня. Они хорошие, они добрые, но разве настоящему пирату нужна пони, которая будет с ним сюсюкаться, кормить творожком из ложечки и встревоженно кудахтать всякий раз, когда он совершит «очень опасный и недопустимый для такого чудесного симпампунчика» поступок? Редхарт такой не была, но в слове «няня» всегда скрывался какой-нибудь подвох…

-Ну что, мой маленький храбрый пират, тебе что-нибудь почитать? – Редхарт прошлась по литературе на полках. Надо ему выбрать что-нибудь небольшое, а то еще неизвестно, кто из них завалится спать быстрее. Белая мордочка с коричневым пятном высунулась из-под толщи одеял и, покрывшись стыдливой краской, кивнула.

-Можешь не стесняться. Многие взрослые пони читают жеребятам сказки. Это нормально, — сказала она, осторожно перебирая копытцем разноцветные обложки с броскими названиями.

-А я не жеребенок, — подал голос Пип. Кстати, он не потерял своего звонкого оттенка, хотя и самую чуточку охрип – больное горло всё же давало о себе знать. Это и всё остальное: его болезнь, его несравненная скромность и жеребячья наивность, вызвало у Редхарт неконтролируемый взрыв материнского инстинкта – неловкий такой момент, когда кобылка видела в нем чудесную плюшевую игрушку, которую можно было держать при себе, или затискать до дрожи в копытах...

-Ага? Не жеребенок, — залихватски подмигнула ему белая кобылка, — ну хорошо, хорошо. Ты у нас такой большой и сильный... настоящий пират! Много кораблей потопил?

-Ну… — жеребенок застеснялся, — вообще-то ни одного…

-Ну не беспокойся по этому поводу! Всё еще впереди! – довольно заключила Редхарт. А сама же с невиннейшим выражением лица заметила, что для неё прочитать сказку такому пони, как Пип, большая честь. За что была приглашена в его команду на роль судового врача.

-Ого! Ты уже и команду сколотил? – восхитилась она, вытащив подходящую, на её взгляд, книжку. Стоило её раскрыть, и грозные многопалубные галеоны и каракки восставали из страничных глубин и перебрасывались застывшими в картинках ядрами и картечью.

-Ну… почти, – Пип заметно приободрился; несмотря на своё неважное состояние. В его глазах загорелся недюжинный энтузиазм при виде морского побоища. Богатая детская фантазия рисовала в его голове брызги соленой воды, горящие паруса и сломанные мачты, падающие в столбах огня и дыма под крики испуганных пони-матросов.

-Нас пока только двое. Я капитан, а Пина – мой первый помощник.

Улыбка Редхарт медленно потухла.

-Пина? Кобылка? – она развернула следующую страницу, и из неё выпорхнула пальма с нарисованными кокосами, до которых пытался дотянуться одинокий земной пони в красной бандане. Судя по его гневному взгляду, он мысленно проклинал себя за отсутствие рога или хотя бы крыльев. Хотя две-три беглые строчки убеждали Пипсквика в счастливом финале сей графической драмы: выживший пони смог достать кокосы и не умереть от голода и жажды прежде, чем его подобрал корабль союзников.

-А ты жеребец не промах, — усмехнулась она, — жди взросления.

«Жди и бойся», — мелькнуло у неё в голове. Потому что от кобылок отбоя ему точно не будет.

Малыш, как и стоило ожидать, еще сильнее раскраснелся и почти спрятал мордочку под одеяло, хотя пара маленьких глаз всё еще увлеченно следила за повествованием.

-Расскажешь мне про неё?

Одеяло медленно затягивалось на глаза.

-Я никому не расскажу.

А ушки-то покраснели.

-Мне тоже надо знать, с кем я буду работать в команде. Расскажи, ну пожалуйста.

Мордочка высунулась из-под одеяла. Кажется, в их пиратской команде станет на одного пони больше.

-Хорошо!

---

Свою самую первую-препервую ночь Кошмаров Пипсквик встречал в Понивилле.

Чье-то жестокое бюрократическое копыто снова перечеркнуло все планы его родителей о нормальном отпуске — а ведь этот город казался недосягаемым для серьезного бизнеса. Но нет, Троттингем снова нуждался в маме Пипа, а Кантерлот – в папе. Наверняка они чувствовали себя отвратительно, оставляя жеребенка на попечении неуравновешенной Пинки Пай в костюме курицы. Довольно странный выбор, но многие пони сваливали на неё своих отпрысков, чтобы хоть немного отдохнуть и расслабиться в эту ночь. Ночь Кошмаров. Древний такой праздник, который пони справляли с самых незапамятных времен – с того самого момента, когда Найтмэйр Мун была отправлена в места достаточно отдаленные от Эквестрии. Причем раньше не было всего этого веселого размаха, будь то «страшные» костюмы, игры с паучками и паутинкой или растаскивание конфет у сердобольных кобылок. Говорят, что раньше это был какой-то странный праздник с жуткими ритуалами и поклонением принцессе Ночных Кошмаров. Даже Пинки Пай вспоминала, что на каменной ферме, где она выросла, до сих пор сохранились древние верования.

-Все пони из других каменных ферм собирались и поджигали большое-пребольшое-преогромное соломенное чучело! — тарахтела она без умолку, — а папа говорил, что лучше сжигать солому, чем других пони, и что хотя костер вышел не таким большим, но зато мы сэкономили много керосина!

Времена мрачные и темные прошли, а за ними пришли те, кто решил поживиться за счет праздника, превратив его в веселую клоунаду. Интерес к истории Найтмэйр Мун поугас и она стала достоянием фольклора, но – часть всех собранных на празднике конфет жеребята обязательно отдавали Кобыле на Луне в качестве подношения. Иначе конец.

---

Но всё это ожидало его завтра. А в этот вечер Пипсквик грустил. Он пропускал болтовню Пинки и пожевывал вафли с кленовым сиропом. Забивая рот сладким, он старался подавить внутри себя щемящий душевный комок. Он появлялся всякий раз, когда родители виновато опускали глаза и начинали свое традиционное: «Пип, прости, но…». В «Сахарном уголке» собралось очень много жеребят. Они бегали, они прыгали, они разговаривали с другими жеребятами, хвастались костюмами, слушали Пинки Пай, поедали сладости и превращали кондитерский магазин в маленький предпраздничный балаганчик, в который новый жеребенок никак не мог влиться. Да и не особенно хотел; не видел он смысла в еще одном испорченном празднике.

А значит, не было смысла в его новом костюме – зачем его одевать, если самые близкие пони тебя в нем не увидят?

Какой смысл заводить друзей, если ты все равно покинешь город, и про тебя все забудут?

Какой смысл ехать в другой город, если ты в нем всё равно останешься один?

В любом случае, близилась самая худшая ночь Кошмаров в его жизни. Даром что первая. Но если все его первые праздники будут так проходить, то… кхм.

-Кхм, — чужой голос порвал цепочку из размышлений и риторических вопросов в его голове. Он хлопнул глазами и зажал в зубах кусок липкой вафли, ощутив на себе пристальный взгляд внимательных глаз. Они оценивающе осматривали Пипа от копыт до самой макушки, и наконец остановились на его хрустящем лакомстве.

Эти глаза принадлежали розовой земной кобылке. Она ещё не получила своей метки, но судя по всему, была чуть старше Пипсквика. И она была очень розовой. Очень-очень яркого розового оттенка, не такого, как у Пинки Пай, а еще ярче.

-Тебе надо быть с этим осторожнее, — сказала она.

-Ммпф?

-Завтра ночь кошмаров. Ты уверен в том, что ты ешь?

Пипсквик громко проглотил кусочек вафли.

-То есть? – пискнул он. Пони опасно сузила глаза. Она подходила всё ближе и ближе к нему, её голос звучал неестественно жутко, и Пип сжался от испуга.

-Когда тьма опускается на Понивилль, они приходят в наш мир. Они те, кто ждут за стеной, во дворце из вафельной прослойки. Им служат легионы, слепленные кленовым сиропом и облаченные в доспехи из взбитых сливок. В зубах своих они держат маффины, а их копыта обагрены клубничным вареньем. Их уста вещают на мертворожденных языках, и на закате они пропоют песнь во славу вечной ночи…

-Кто? – пропищал жеребенок. Из её уст всё это звучало довольно страшно. Страшно, но забавно.

-Вафлинги, — прошептала она.

Пипсквик хлопнул глазами.

-Что?

-Не что, а «кто», — поправила его розовая кобылка, стиснув копытом вафли на тарелке так, что из них потек сироп, — вафлинги. Они принимают форму вафлей, чтобы пони мог их съесть. А когда пони ложится спать, они вылезают из желудка и поедают его изнутри.

-Фууу! Не может быть!

-Еще как может, — клятвенно заверила его кобылка, — единственное, что ты сейчас можешь сделать – как можно скорее запить всё шипучкой. Она их растворяет.

-Я не хочу, чтобы меня ночью кто-то съел, — Пипсквика трясло. Кобылка осеклась; шутка немного вышла из под контроля. Без лишних слов она побежала за газировкой, а когда вернулась, протянула её жеребенку.

-Я тебя раньше здесь никогда не видела. Ты новенький?

Пип кивнул, припав к спасительной микстуре от ужасных вафлингов. Кобылка присела рядом.

-А тебя как зовут?

-Пип. То есть, Пипсквик. То есть… — он запнулся: — зови меня Пип.

-Договорились, — кивнула ему пони, — Я Пина. Пойдем, я тебя познакомлю с остальными… эй, всепони, слушайте сюда! – крикнула она, привлекая к себе внимание: — у нас новенький, и у него здесь нет друзей! Это Пипсквик, и он приехал к нам из…

-Троттингема, — вырвалось у него. Это последнее, что успел сказать смущенный пони прежде, чем лавина жеребят чуть не смела его, отделив его от Пины. Их было очень много, плюс к ним присоединилась Пинки Пай. И в центре всеобщего внимания Пипсквика трясли в копытопожатиях, обнимали, представлялись, а он старался запомнить все имена, чтобы потом не путаться, потому что на следующую ночь он пойдет вместе с ними на охоту. На самый настоящий пиратский рейд, где славным уловом для него будут горы конфет и золотых битов из молочного шоколада.

Но про Пину он не забыл. Когда наступил вечер, и всех жеребят разогоняли по домам – готовиться к предстоящей ночи Кошмаров, Пип её не увидел. Скорее всего, она ушла раньше.

-Пип, ты куда? – крикнула ему так некстати появившаяся миссис Кейк. Она была старой знакомой его родителей и согласилась приглядывать за малышом.

-Миссис Кейк, я на минутку! – крикнул он, выбежав на улицу. Пина ушла недалеко. Её выдавали собственные копытца, звонко отбивавшие ритм по каменной мостовой. Услышав голос Пипсквика, она обернулась. Он её позвал по имени.

-Пип? – запыхавшийся Пипсквик чуть не налетел на неё. Но поравнявшись с ней, он дал себе время немного отдышаться, прежде чем поблагодарить её.

-Не за что, — ответила она, — ты новенький, здесь никого не знаешь. И это… извини, но у тебя в животе нет никаких вафлингов. Я их придумала.

-А я так и подумал.

-Нет, не подумал. Ты описался как маменькин жеребенок.

-А вот и нет!

-А вот и…да. Мне надо идти, — запнулась она, — домой.

-Давай я тебя провожу, — предложил Пипсквик. Настоящие джентльпони всегда так делают. И пираты, скорее всего, тоже. Она не возражала. Парочка земных жеребят прошла по пустым улицам города, где ярко горели фонари на столбах, а все голоса поутихли, или прятались внутри домов, из окон которых еще исходил свет.

Понивилль молчал. Это было странно и непривычно для Пипа. Троттингем никогда не утихал – ни на минуту, ни на долю секунды. Даже ночью пони выходили на улицы, делали покупки, гуляли по грязным и захламленным улочкам. Понивилль же был чистым городом. Слишком тихим, слишком невзрачным. Этим он и привлекал. Одно не нравилось Пипсквику – дорога к домику Пины Коллады была слишком короткой, чтобы он смог подольше с ней поговорить. Друзей у него стало больше, но её он знал чуточку лучше. И хотел узнать еще и еще. И Пина хотела. Она хотела задержаться хотя бы на пару минут.

Впрочем, сам домик, который так сильно выделялся среди милых и аккуратных зданий Понивилля, ему тоже не нравился. Странное это было место: в нем было мало красивого, стоял этот дом на отшибе города, а другие пони не очень-то любили о нем говорить. Дом был каким-то обшарпанным и грязным, и больше походил на трущобы Троттингема.

-Ну, пока. Еще увидимся на празднике, — она с извиняющимся выражением на мордочке протянула копытце Пипсквику. Он его пожал, и из исключительной джентльпоньской черты своего характера ждал, пока Пина дойдет до полусгнившего деревянного крыльца и скроется за дверью.

Когда она там исчезла, Пип вернулся в «Сладкий уголок». Миссис Кейк, некогда тревожно смотревшая в сторону окна, с достоинством ему кивнула. Настоящий джентльпони. Всё правильно сделал. А Пип пожелал спокойной ночи взрослой пони и сам отправился спать на второй этаж, осторожно ступая по скрипучей лестнице, чтобы ненароком не разбудить её малышей.

Там он заснул. Может, не сразу. Он думал о своей будущей первой Ночи Кошмаров. Почему-то ему казалось, что всё пройдет не так уж и плохо. Может даже, пришло время стать взрослым, хотя Пип вряд ли понимал, как это. Наверное, в один прекрасный момент твои родители уходят, и ты становишься самостоятельным. Кьютимарка у него появится, рано или поздно, и он сможет найти работу… хотя все эти размышления были обрывочны и бесцельны, потому что существовали в его снах. А когда он проснулся следующим утром, то мог вспомнить только редкие бессвязные отрывки, которые ни к чему не вели.

---

На следующее утро Пипсквик открыл глаза и понял, что проспал завтрак. И он проспал бы еще больше, если бы не стук в окошке второго этажа. Кто-то кидал в него камешки.

«Пина», — мелькнуло у него в голове. Пипсквик решительно скинул с себя одеяло и раскрыл окно. Ему в лицо ударил теплый ветер. И камушек.

-Ой! – соседние кусты зашевелились. Из них показалась мордочка розовой пони.

-Пип, прости! – шепнула она, — ты не мог бы спуститься сюда?

Пип потер ушибленный лоб:

-Ты можешь подняться ко мне. Миссис Кейк тебя пустит.

-Не могу, — ответила она, — у меня тут… небольшие проблемы… ой!

Она зарылась в кусты. Серая пегаска-почтальон со свистом спикировала совсем близко от неё, чуть было не задев своим желтым хвостом ближайшие ветки. Совладав наконец с воздушными потоками она полетела себе дальше, а Пина высунула мордочку:

-У тебя есть краски?

-Ага!

-Возьми черную, пожалуйста. И кисточку.

Пип послушался. Прихватив баночку с черной гуашью, он спустился вниз, аккуратно проскользнув мимо кухни – там миссис Кейк тщетно пыталась скормить тыквенное пюре своим карапузам. Парочка недовольно пищала и кривила носы, а один из них – маленький единорог даже проявлял недюжинные способности к магии, отражая мамины «нападения» с ложкой. Наверняка в будущем из него выйдет крутой волшебник.

Пип открыл двери и резко свернул за угол – куда и выходили его окна. Странно. Обычно Понивилль гудит в самом разгаре дня, а здесь почти никого не видно. Только пара единорожек вдали разговаривают за чашечкой кофе у столика под раскрытым зонтом. И судя по дорогим нарядам, они приезжие… Пипсквик не стал заострять на них свое внимание и подошел к кустам.

-Пина, фы фут? – спросил он, держа в зубах баночку с краской. И розовое копыто быстро схватило его, затащив внутрь. Здесь места хватало, чтобы спрятать целый выводок жеребят, не то что парочку.

-За тобой никто не следил? – сурово спросила она. Кобылка подозрительно вглядываясь сквозь листья.

-Не-а. Ф фего бы?

-Отлично! – она встала перед ним: — я хочу, чтобы ты меня покрасил.

Пипсквик хлопнул глазами.

-Фсю?

-Нет, — ответила ему кобылка: — нарисуй на мне большие черные точки. Чтобы синие и фиолетовые никто не заметил.

-Ну… ладно, — Пип обмакнул кисточку и, дождавшись, пока Пина встанет перед ним боком, осторожно шлепнул кисточкой по её боку — на том месте, где было безобразное сине-фиолетовое расплывчатое пятнышко.

Раз за разом на маленькой пони появлялись новые аккуратные черные кружки. Но их было не так уж и много: Пипсквик больше замазывал те пятна, которые уже красовались на Пине. А маленькая кобылка внимательно осматривала его работу.

-То, что нужно, — довольно произнесла она: — ночь Кошмаров будет моя.

-А зачем тебе? – спросил Пипсквик. Пина усмехнулась – с натяжкой и не очень-то весело.

-Ну знаешь, это для моего костюма, — ответила она, — просто было нужно, чтобы на мне кто-нибудь нарисовал точки. И они должны быть черными.

-А что за костюм?

-Я – жук, — с грустным смешком сказала она, — с пятнышками, красный такой, — она помолчала секунду, и улыбка постепенно угасла. Пина встревоженно опустила голову: — отстой, правда?

-Нет! Конечно, нет, — Пип не очень-то понимал значение слова «отстой», но оно ему представлялось как что-то плохое: — я думаю, у тебя будет самый лучший костюм на празднике!

-Не-а. Но всё равно спасибо. А ты в кого оденешься?

-Я пират.

-Я же говорила, что отстой, — пробормотала она.

-Что?

-Ничего. Спасибо, что помог. Ну… — маленькая пони опустила голову, — может, пойдем куда погуляем? До ночи еще далеко.

Пип был не против. И это будет очень странная прогулка, потому что со всеми этими точками Пина Коллада походила на больную ветрянкой. Только зеленка черная. А слегка прихрамывающая походка делала её вид ещё более печальным, так что Пипсквик старался ходить помедленнее.

Пипсквик рассказывал ей про маму и папу. Ну и про то, как они много работают. Пина тоже говорила о своей семье. Мамы у неё нет, но есть папа и старшая сестра. И всё. Пина не много рассказала про них. Точнее, про отца не рассказала ничего. А её старшая сестра, Берри Пунш, давно закончила школу. И она очень крута, потому что…

-Она очень крута. Все старшие сестры такие, — заявила Пина. Оба жеребенка уже проделали лихой путь от «Сахарного уголка» через главную площадь Понивилля, через ферму семьи Эпплов, и так, по полям и равнинам, они приблизились к самой окраине Вечнодикого леса.

В этой прогулке не было смысла, как и не было определенной цели – оба жеребенка шли всё дальше и дальше от города, в котором медленно и вальяжно тянулись минуты и часы до самой страшной ночи в году.

И чем дальше они уходили, тем отчетливее понимали, что им не хочется возвращаться назад: может быть, они найдут что-то интересное, если пройдут еще дальше – хоть милю, хоть две, хоть пешком до самого Балтимэйра, города-мечты для Пипсквика. Он очень много о нем знал из историй мореплавания, потому что там началась Эпоха Морей: первые судоходные верфи и крупные многопарусные корабли, первые колонии пони, открытые далеко-далеко на юго-востоке, ну и конечно же, первые пираты — каперы, которым Ост-Эквестрийская компания выдавала патенты на захват кораблей Гриффинской империи.

Всё это Пипсквик рассказывал Пине с небывалым увлечением, а кобылка с небывалым увлечением его слушала. Они не шли в Балтимэйр, они возвращались назад. Верфи города давно стали пристанищем для маленьких богатых яхт и грифоньих рыболовецких судов, которые по размеру в два или три раза уступали даже самой захудалой каравелле времен Старой Эквестрии.

И корабли там больше не строились. В небо поднялись кирпичные трубы и закрыли собой солнце. И теперь это не родина пиратов, а обычный скучный провинциальный городок. Таверны с престарелыми морскими волками, карты с сокровищами – всё это ушло в грязь индустриальной эпохи. Пипсквик не застал те времена; они исчезли сотни лет тому назад, от них остались только литература и красивые картинки.

Когда Пип начинал думать о том, что морская эра ушла в историю, он забывал о том, что родители не увидят его в костюме пирата. Что-то грустное всегда забывается, стоит только переключиться на что-нибудь другое, ещё более грустное .

-Всё не так плохо, — заметила Пина, — пираты грабят корабли, а мы живем тихо и мирно. Пони и грифоны дружат.

-А я хочу быть добрым пиратом, — категорически заявил Пипсквик, — добрый пират грабит плохих и богатых и отдает всё золото бедным и хорошим.

-Пока те не разбогатеют и не станут плохими, да?

-Нет! Ну то есть… — Пип покраснел, — я никогда не думал об этом. А разве нет хороших богатых?

-Хорошие бедные тоже редкость, — Пина высунула язык, — я запуталась. Слушай, а кобылок берут в пираты?

-Вроде бы, — вырвалось у Пипсквика. Он как-то случайно умолчал о первом пункте Всеобщего Пиратского Кодекса, которой был написан большими-пребольшими буквами и заканчивался словами: «…И НИКАКИХ КОБЫЛ НА КОРАБЛЕ, НЕ ТО СТО МОРСКИХ КОНЬКОВ МНЕ В БОЧКУ, ЕСЛИ…» и так далее.

Пина промолчала, собираясь с мыслями.

-А не хочешь в мою команду? – вырвалось у Пипсквика прежде, чем он понял о чем говорит. Кобылка пораженно на него посмотрела.

-У тебя есть своя команда? – спросила она.

-Ну… я капитан. И мне нужен помощник, — залепетал он, чувствуя что вот-вот свалится в обморок. Конечно же, не было никакой команды. У него не было друзей. Иметь друзей, когда твоя семья в постоянных разъездах — дело непростое. Хотя бы потому что те, с кем Пипсквик хочет познакомиться, не смогут появляться в нужный момент перед ним, чтобы погулять вместе по улицам Троттингема. Обстановка вокруг Пипа, менялась с головокружительной для жеребенка скоростью; с ней же менялось и его окружение. Так он оказался в Понивилле. И так же скоро за ним приедут родители, чтобы забрать куда-нибудь еще.

Но увидев улыбку Пины, он как-то сразу забыл о том, что настоящей пиратской команды у него нет. Их двое. Они уже команда.

…А вечер и не думал наступать. На улице даже не похолодало, а солнце только потемнело на самую чуточку и потихонечку закатывалось за горизонт. Хотя в такую безоблачную погоду оно горит еще ярче, старательно отбрасывая блики на крыши понивилльских домиков и, в особенности, на золотой колокол часовой башни.

Хорошо протоптанная дорожка ведет двух пони домой, чтобы они подготовились к предстоящей ночи. Пипсквик стоял и смотрел за тем, как Пина идет к себе домой. Как открывается дверь, за которой скрывается темнота и яростный взгляд кого-то, кто стоит за ней. И грустный взгляд маленькой пони, случайно брошенный своему «капитану» — ничего страшного, я еще вернусь, и наша добыча будет достойна лучших грабителей Старой Эквестрии. Но это будет через два часа. Или три.

А пока стоит вернуться в «Сахарный уголок» и переодеться в подобающий празднику наряд. Говорят, что Найтмэйр Мун боится пиратов. И принцесс. И волков. И вампиров, зомби, привидений, соломенных чучел… и даже бумажные пакеты вселяют в это существо панический страх.

Почему её вообще кто-то боится, а?

---

Пипсквик не обманулся в ожиданиях.

Это была лучшая ночь Кошмаров в его жизни. Даже если она первая.

Он познакомился с самой лучшей принцессой на свете. И неважно, что эта принцесса некогда была Найтмэйр Мун и запугала весь Понивилль, и даже грозилась отменить этот праздник, как лишнее напоминание о темных временах. Она была лучшей, потому что правила ночью. И еще много почему. И ночь в её честь была страшной. Но веселой.

Он смог оценить костюм Пины. Она была в костюме милого насекомого с усиками-антеннами и красным панцирем, что немного не сочеталось с её розовой гривой. Но в этом не было ничего страшного. Она была красивой пони без костюма, ей в костюме она и осталась.

Но праздник закончился, пони расходились, а капитан Пипсквик и его верная помощница делили награбленное. Конфеты, шоколадки, даже парочка вафлингов в перевоплощенном виде затерялась в этой горе, даже не поредевшей от традиционного подношения Найтмэйр Мун. Пара жеребят изрядно переела конфет и валялась на траве, считая звезды.

Пипсквик больше не расстраивался по поводу родителей. К стыду своему, он о них забыл. Мама и папа приедут утром, но они сами виноваты в том, что пропустили такой чудесный праздник. А Пип не был один, потому ни о чем не жалел. Костюм пирата стоил того, чтобы его одеть. В конце концов, одна пони всё же оценила его по достоинству – и она была его другом, и её мнение не менее важно, чем мнение родителей. Ну… может, Пип хотел бы их познакомить с Пиной. Всегда приятно похвастаться новым другом.

-Должна признать: Луна довольно клевая, — первой нарушила молчание Пина. Просто она первой прожевала до хруста в зубах вязкую ириску.

-Угу, — ответил Пипсквик. Ему ириски давались с куда большим трудом.

-А твои родители так и не приехали, да?

-Не-а, — жеребенок всё-таки смог прожевать конфету, а потому добавил, — жалко. Я думал, мы вместе проведем ночь Кошмаров.

-Ну, они заняты. Работают, — задумчиво произнесла розовая пони, — не думаю, что за это их стоит винить.

Пипсквик как-то странно на неё посмотрел. А потом вздохнул:

-Пожалуй.

-Они же деньги зарабатывают. Чтобы ты хорошо жил и всё такое. Это не так уж и плохо.

-Тоже верно, — сказал Пип, — наверное, мне пора домой. Ты пойдешь?

-Ну… — Пина запнулась, — а ты сильно торопишься? Я нет.

-А никто не будет волноваться?

-Будут. Должны. Берри сейчас спит, скорее всего.

-А твой папа? – спросил он. Пина нахмурилась и не ответила. Кажется, его не было среди тех пони, которые утешали жеребят после опрометчивого решения Луны закрыть праздник. Его вообще не было на празднике. Его вообще как будто не было. Только за дверью, которая вела в её дом Пипсквик видел тень, которая подобно привидению ждала розовую кобылку у входа. И всякий раз при её виде Пина менялась в лице. Может быть так, что страх этой тени держал её как можно дальше от родного дома?

В любом случае, Пип не собирался оставлять её одну. Он понимал, что она хотела побыть здесь подольше. А может быть, и до самого утра. Дождаться рассвета, а потом вернуться в то место, которое она называет домом. Утро не такое страшное, когда темнота исчезнет, как исчезли ночные кошмары и Найтмэйр Мун. Так что ночь заботливо приютила двух самых ненужных жеребят на свете, предоставляя им хорошую возможность уснуть задолго до появления первых солнечных лучей, укрыв звездным одеялом маленького храброго пирата и его подругу, розовую пони в костюме забавного красного жучка с черными точками.

И больше не было никаких ночных кошмаров и теней. Они просто исчезли, как исчезает Найтмэйр Мун, получившая свой паек на год вперед. Если она вздумает наведаться еще раз – нечего бояться, потому что под её личиной скрывается самая лучшая принцесса на свете.

И она ни капельки не страшная.

---

-Вот я и дома!

Разве шесть часов, проведенных Редхарт в истории Пипсквика могли пролететь так быстро?

Вообще-то нет. Отец Пипсквика переступил через порог; не прошло и часа с того самого момента, как он узнал, что в Кантерлоте не нужен, и глупые пони, работающие в архивах, смогли сделать всю работу за него. И он чудесным образом смог сесть на самый ближайший ночной поезд до Понивилля, вернуться в три часа ночи и услышать гневное пшиканье медпони.

-Он спит, — прошептала она, копытцем приоткрыв дверь детской. Пипсквик тихо посапывал в своей кроватке, забывшись от болезни и жара в крепком сне.

Земной жеребец облегченно кивнул.

-Спасибо вам большое, Редхарт. Что бы я без вас делал…

-Вы это уже говорили, — шепнула она. В прихожей она уже накидывала на себя пальто, собираясь уходить. Нельзя сказать, что это было слишком вежливо, но на чай с пряниками она оставаться не собиралась. Теперь даже жеребец мог уловить нотки тревоги, которые белоснежная кобылка даже не пыталась скрывать.

-Всё в порядке? – обеспокоенно спросил он.

-А? Да, всё нормально, — сказала она, с секунду помедлив, — поздно уже. Хочу пойти к себе домой и хорошенько поспать. Ваш жеребенок просто умничка.

Отец горделиво улыбнулся.

-Не забывайте про него, пожалуйста, — Редхарт пихнула входную дверь. Она раскрылась, и холодный ветер приветствовал её снаружи добротным порывом. Медпони в пальто вышла на улицу и напоследок помахала копытом довольному, но сгоравшему от стыда жеребцу.

Но она не пошла домой. Когда дверь закрылась, она поторопилась в обратную от дома сторону. Погода была беспощадна к ней: моросил мелкий дождик, трава и мостовые камни давно взмокли, да и на пальто Редхарт появилась свежая сотня холодных капель. Но от холода и слякоти оно защищало хорошо.

Вместо того, чтобы пойти домой, она остановилась возле очередного двухэтажного домика. Редхарт не знала, стоит ли ей проситься внутрь – может быть, его хозяйка давно уже спит?

Не спит. Свет в окнах горит. Редхарт собралась с силами и постучала. Всё-таки было кое-что такое, о чем медпони стоило спросить давнюю свою подругу. Несколько секунд никто не отвечал. А потом послышался цокот копыт, и дверь раскрыла земная кобылка вишневой окраски. Её бока украшало трио улыбающихся ромашек. Сама пони выглядела уставшей и заспанной, хотя и не похоже, что Ред её отвлекла от сна.

-Привет, Чирили, — бросила ей Редхарт, — не отвлекаю? Прости, если разбудила.

-Не разбудила. Я проверяю сочинения, — вымученно улыбнулась Чирили, — остались Снипс, Снейлз и Сильвер Спун. Самое тяжелое на закуску, а потом можно и на боковую.

-Вот я как раз и хотела поговорить про жеребят в твоем классе, — сказала Редхарт, — пригласишь войти?

-Да заходи,- школьная учительница пропустила медпони в свой скромный уголок. На зарплату учителя в Понивилле особенно не разживешься. Чирили приходилось снимать комнату. Своим личным пространством она пока не обзавелась, но скромно и со вкусом обставила то, что у неё было.

---

-С каждым годом сочинения всё лучше и лучше. Даже лучше тех, что когда-то мы писали. Помнишь, Редхарт?

-У меня всегда был кривой почерк, никто не мог его расшифровать, — усмехнулась медпони, любезно принимая от подруги чашку с чаем. Чирили устроилась на диване среди кучи листков, которым уже поставили оценку и крошечной стопки тех, что еще ожидали проверки.

-А я всегда думала, что благодаря ему ты и получила свою метку.

-Это определило мою профессию. Я согласна. А что за сочинения?

-Старое доброе «Как я провела это лето».

Редхарт скривилась.

-Мне жаль твоих жеребят, Чирили. За столько лет так ничего и не изменилось.

-А должно было?

-Не знаю, честно. Но я вообще по другому вопросу. В твоем же классе училась Пина?

Чирили смотрела в окно.

-Пина? Коллада? – встревоженно спросила она.

-Ну да.

-В моем.

Редхарт присела рядом с Чирили и увидела классный журнал. «Пина Коллада» было вписано в него, хотя ни одной оценки в табеле за первое полугодие не было. Совсем ни одной, а ведь первая четверть вроде как закончилась…

-И она всё еще в списке?

-Не так-то просто зачеркнуть имя пони, которую ты учила, — призналась учительница, — может, Пина не особенно выделялась среди остальных, но она была частью этой маленькой семьи, и мои ученики никогда ни о ком не забывали. И я тоже помню. Так что нет, я не вычеркивала её из журнала. И не стану. Сама понимаешь.

-Ну да, ну да, — задумчиво кивнула Редхарт, — может быть это и правильно. Хотя не все пони в её классе знают о том, что…

-Нет, — Чирили отложила очки для чтения. Она вытирала свои уставшие, осунувшиеся и влажные глаза копытом, при этом её голос, обычно бодрый и задорный теперь дрожал, словно она вот-вот расплачется.

-Я еще думаю о том, как им объяснить всё это. Я просто никогда еще с этим не сталкивалась. За все свои годы практики и работы я считала Понивилль местом, где мне не придется рассказывать жеребятам в столь юном возрасте о чем-то настолько страшном. Хотя думаю, они уже достаточно повзрослели и знают, что не всё в жизни может быть хорошо. Они знают, что хорошо и что плохо, они знают, что пони не бессмертны, и их мамы и папы когда-нибудь постареют и умрут, как и они сами.

Но рассказать им о том, что пони, с которой они дружили, и которая должна была прожить так долго и счастливо больше нет? И что самое страшное в этом – я сама в этом виновата, Редхарт. Я не уследила за этим. Жизнь в Понивилле затуманила мне разум своей красотой и безмятежностью, и я не сразу заметила в ней изъян. То, что может сломить маленькое хрупкое сердце, уничтожить всякую надежду и веру во что-то доброе и счастливое в этой жизни.

Потому что настоящее зло спряталось там, где его не ждали. Оно не было заключено в оболочку абстрактного чудовища, вроде злого короля Сомбры или духа Хаоса и Дисгармонии Дискорда. Оно вообще не имело какой-то сверхъестественной природы. Истинное зло было сокрыто в душах пони, и никто не мог их в этом заподозрить. И уж, конечно, никто не мог заподозрить пони в том, что они будут вымещать всю свою ненависть на других, тем более – на своих детях. Насилие ради насилия. Это страшно, но что еще страшнее – терпеть всё это, чувствуя, как что-то обрывается внутри тебя. И терпеть это приходится, потому что ты не видишь иного выхода. Или боишься его увидеть. И принимаешь насилие как должное. Просто так. Просто потому что это твоя семья, и тебе придется скрывать их жестокость, чтобы их не потерять, и не потерять свой родной дом в череде последствий.

-…А мне придется довольствоваться ночными кошмарами, пока я не смирюсь с самым грандиозным провалом в своей жизни, — произнесла Чирили, смахивая слёзы, — что я не рассказала ей о том, что то, что с ней сделали, не может быть нормальным по определению, даже если это сделал родной и любимый пони. И что об этом стоит признаться хоть кому-нибудь, а не держать всё это в себе.

А она никому и не рассказала. Редхарт мысленно подытожила эту мрачную мысль. Она не рассказала, а мы слишком поздно забили тревогу. И никто не заметил, потому что она умело всё скрывала. И перед ночью Кошмаров Пипсквик рисовал на ней черные точки, чтобы скрыть следы побоев. И многое другое, что ждало её за дверями родного дома.

Да и малыш Пип ничего об этом не знал, и вряд ли узнает в ближайшее время. Он не видел того, что скрывают чужие двери.

---

Как и Редхарт не видела, как в одну из холодных ноябрьских ночей – может, за день, а может и за два дня до того, как она услышала историю Пипсквика, её коллега по работе закончил заполнять нужные бумаги. Он мог бы посидеть за ними чуть подольше, но ему предстояла сложная и очень серьезная работа, и с ней точно медлить было нельзя. Да и он старался как можно скорее её закончить. Для этого ему пришлось поручить свой пост на ночной вахте другой кобылке из медперсонала, а самому спуститься на нижний этаж. Туда, где царит холод, оберегающий мертвые тела перед тем, как с ними попрощаются и положат в гроб.

И там среди огромных выдвижных металлических полок, напоминавших библиотечную картотеку, подготовлено место его работы. Без дрожи даже он не может на это смотреть. Хотя за годы медицинской практики доктор-единорог отучился от обмороков при виде крови и мертвых тел, при мысли о том, что ему предстоит «вскрыть» это тело, становилось немного не по себе. Это даже звучит неправильно – вскрыть можно банку консервов или сейф. А здесь перед ним лежала маленькая кобылка, чей розовый цвет заметно побледнел от холода, но еще сохранил её в первозданной красоте.

Единорог пользовался скальпелями и другими хирургическими инструментами с помощью магии, но чрезмерный всплеск эмоций мог привести к тремору, искажающему поле заклинания. Многие начинающие пони-хирурги от этого страдали. Поэтому доктор отложил скальпель, а сам быстро записал в журнале результаты первичного осмотра. Он даже не был уверен в том, стоило ли вообще делать вскрытие – причина смерти была заметна внешне, следы на шее ясно указывали на асфиксию. Но процедура есть процедура. Сделав глубокий вдох, доктор поднял скальпель. Поле телекинеза больше не дрожало.

Впрочем, хорошо, что Редхарт этого не видела. Собственно, в этом и состоит вся прелесть закрытых дверей – никогда не знаешь, что они за собой скрывают.

Конец.

15 сентября 2013 г.