Экипаж "Броняши"
Глава 6
Солнце припекало. Я снял фуражку и, протерев платком взмокший лоб, вновь поднял голову вверх — туда, где под самой крышей ратуши, закрепившись с помощью импровизированной лебедки, висел Ланге. В руках ефрейтора был молоток, а висящая рядом с ним и мерно взмахивающая крыльями Флаттершай держала банку с гвоздями. Закончив прибивать очередную доску, Ланге обернулся и заметил меня.
— Все хорошо, герр гауптман, — крикнул он. — Еще пара часов, и крыша будет как новенькая!
Как ни странно, проблем с акклиматизацией солдат и поручению им полезной работы, по настоятельной рекомендации принцессы Селестии, не возникло. Я думал, что моим людям будет тяжело адаптироваться в этом необычном месте, однако, то ли солдатская смекалка сработала, то ли другие, неизвестные мне факторы, но подчиненные сразу нашли себе дела и с радостью начали помогать поняшам.
Еще тем вечером, после разговора с Селестией, мои люди и пони вновь собрались в библиотеке. После некоторых размышлений, я согласился с тем, что валяться, словно собака на сене, нам не стоит. Как известно, труд сделал из обезьяны человека, а безделье проделывает обратный процесс. Отдохнули и хватит. Пора попробовать себя в мирной жизни.
Расположившись в холле библиотеки, мы с поняшами пытались решить, кто из нас и в какой отрасли может быть максимально полезен.
Эпплджек вспомнила, что крыша ратуши давно требует ремонта — ее серьезно потрепал смерч, пронесшийся недавно по вине не справившегося с ним «погодного пегаса» — не запомнил его имени, что-то вроде Дикси. Немедленно откликнулся Ланге, чей отец был плотником, и с ним еще несколько человек.
Твайлайт рассказала, что на местной электростанции давно жаловались на износившиеся детали трансформаторов. Помочь с наладкой вызвались сразу два мехвода, а Шефер, до войны работавший токарем на заводе, неожиданно для всех сказал, что готов сделать новые детали, если ему предоставят токарный станок и образцы. Его заверили, что и то, и другое будет в его распоряжении.
— Приложу все усилия, — ответствовал фельдфебель.
«Какое, оказывается, необычное развитие технологии в этом мире! — подумал я. — Электростанции соседствуют с древними доспехами и копьями».
— Я хорошо готовлю, — выпалил Швальке, и тут же опустил взгляд. — То есть, простите. Вроде бы как неплохо готовлю.
Я улыбнулся, и солдаты заулыбались тоже.
— Да чего ты прибедняешься? — сказал ему Нойманн. — Забыл, как в сорок втором зайца нам изобразил? Неделю вспоминали!
Из угла комнаты донесся жалобный голос:
— Энджел?
Я повернул голову туда и увидел Флаттершай, которая сидела поодаль от всех и, видимо, была очень впечатлена легкомысленными словами Нойманна.
— Нет, нет, — начал оправдываться тот, поняв, какую глупость он сказал. — Это вовсе не имеет отношения к вашему питомцу, ну или к друзьям вашего питомца. Просто, видите ли, — Ефрейтор запнулся, но быстро продолжил. — В нашем мире зайцы — это настоящие кровожадные чудовища. Однако их мясо очень хорошо на вкус.
Выпалив эту чушь, он с мольбой посмотрел на меня. Ну что еще оставалось делать? Повернувшись к Флаттершай, я сказал:
— Да. Настоящие монстры. Они даже Швальке свалить могут — говорю вам.
Мне очень хотелось рассмеяться, однако, я понимал, что судьбы всех зверей в мире очень беспокоят желтую пегаску. Чуть оттаяв, она сказала:
— Да? Ну что ж, это все объясняет.
Оглянувшись, я увидел, что Рэрити сидит, пытаясь сдержать смех — она точно поняла суть нашего маленького обмана.
— Он может помочь в сахарном уголке! — воскликнула Пинки, расположившись на мягкой подушке, лежавшей на полу в библиотеке. Вскочив со своего, места, она запрыгала вокруг улыбающегося Швальке, и затараторила:
— Мы могли бы испечь много кексиков вместе! А еще много тортов, а потом мы бы вместе могли отправиться в ваш мир, найти там кровожадного зайца, поймать и приготовить его тоже!
Боже, чему мы учим бедных поняш?
Решив уйти от скользкой "заячьей" темы, я приказал:
— Решено! Швальке отправляется в "Сахарный Уголок", помогать Пинки и господам Кейкам!
Таким образом, были распределены обязанности для всех членов экипажей самоходок — как бы ни было странно, дело нашлось каждому, и я был несказанно этому рад. Мы с Твайлайт взяли на себя обязанности контроля и составления графиков работы, и теперь, мотаясь целый день по городу, контролировали выполнение дел.
На случай, если мне вдруг понадобятся все бойцы (мало ли, что может случиться), я держал при себе сигнальную ракетницу с красной ракетой. Ее сигнал будет виден из любой точки города, и как только его заметят, все танкисты должны будут собраться у своих машин.
Правда, я не ожидал ничего сверхординарного. Скорее, привычка к порядку.
Как здорово, когда дело спорится! Все были при деле — Ланге чинил крышу ратуши, Шефер работал на электростанции. Другие солдаты помогали с амбаром Эпплджек, а Шрёдер неожиданно вызвался помочь Флаттершай с животными. Я и не знал, что среди нас есть ценитель фауны. Как, оказывается, много нового может узнать командир о своих подчиненных в столь нестандартной ситуации.
Оценив вместе с фройляйн Спаркл работу по восстановлению крыши, мы отправились в «Сахарный Уголок» — посмотреть, как идут дела у Швальке и Пинки. Благо, заведение Кейков находилось совсем рядом — перейти площадь, да свернуть за угол, и вот оно — самое вкусное кафе Понивилля!
Зайдя внутрь и вежливо поздоровавшись с посетителями, мы, не задерживаясь, проследовали в сторону кухни.
Толкнув дверь, ведущую в кухню «Сахарного Уголка», и сделав шаг за порог, я лицезрел удивительную картину: Швальке, одетый в огромного, под стать самому унтер-офицеру, размера фартук с забавным сердечком на кармашке, усердно месил мускулистыми руками тесто в большой кадке.
Мой взгляд скользнул дальше — через стеллажи с мукой, сахаром, и прочими принадлежностями для приготовления сладких и очень сладких продуктов, через центральную стойку для раздачи заказов — к углу. Там в невообразимом беспорядке Пинки Пай вытаскивала какие-то прямоугольные коробки из верхней антресоли.
Встав задними копытами на подоконник располагающегося рядом окна, передним же розовая пони вначале открыла дверцу антресоли, а теперь пыталась достать какие-то интересующие её ингредиенты. В общем, весь процесс доставания сводился к тому, что Пинки просто скидывала коробки на пол, после чего, не меняя дислокации, разглядывала их. Если коробки были не теми, что нужно, вниз летели новые, и процедура повторялась.
Я решил подшутить над подчиненным, и, поняв, что он меня не заметил, громко крикнул, одновременно закладывая руки за спину:
— Ахтунг!
Швальке вытянулся по стойке смирно, успев, тем не менее, поставить кадку с тестом на стол. В фартуке с сердечком он выглядел очень забавно. Самым невероятным было то, что по стойке "смирно" встала так же и Пинки, не слезая с подоконника. Она балансировала на двух задних ногах, вполне аутентично отдавая честь. Взгляд был направлен вперед. Не выдержав, я рассмеялся. Швальке тоже захохотал, поняв, что я пошутил, а вслед за нами, громче всех, рассмеялась розовая пони.
Сделав еще несколько шагов вглубь кухни и пропустив недоумевающую Твайлайт, я поинтересовался:
— Как идут дела?
Взявшийся вновь за тесто, Швальке ответил:
— Хорошо, герр гауптман, фройляйн Пинки Пай учит меня своему "секретно-особому" методу приготовления кексов, и я, кажется, делаю успехи, да?
Последний вопрос унтер-офицер адресовал Пинки, и та ответила:
— О да, большой человек хорошо учится! А я хорошо его учу. — Рассмеявшись, Пинки Пай спрыгнула с подоконника, и, вернувшись в более привычное для пони положение, опираясь на все четыре копыта, подошла к нам. Поглядев на меня и Твайлайт, Пинки проговорила:
— Хотите кексик?
Мы с Твайлайт переглянулись и синхронно кивнули. Да, утомительная это работа — следить за тем, как кто-то работает. Кексик был бы весьма кстати.
Согласно кивнув, розовая пони залезла в какую-то совершенно не заметную с первого взгляда кладовую, располагавшуюся рядом с тем местом, где Швальке месил тесто, и достала свежую партию кексов на противне. Поддерживая противень передними копытами, и передвигаясь на задних, словно человек, Пинки подошла, и протянула нам противень:
— Экспериментальная партия бесплатно! Ведь это кексы, которые делаю я и большой парень! Это наши совместные, общие кексы, которые символизируют нашу большую дружбу.
Я посмотрел на Швальке, а он лишь пожал плечами, словно говоря — "а что я могу сделать, она всегда такая!"
Убедившись в том, что в сахарном уголке все в порядке, и на ходу пережевывая кексы (действительно очень вкусные), мы отправились дальше. Нужно было проверить, как идут дела на электростанции, а так же у рабочей бригады по ремонту амбара семьи Эпплджек.
Однако не могу не скрыть от читателя, что по ходу всех этих проверок и ревизий по городу, которые мы совершали с Твайлайт, мои мысли витали совсем в другом месте.
Даже застав Швальке в забавной ситуации, даже радуясь успехам Ланге или просто вытирая пот со лба, я думал совсем о другом. О вчерашнем вечере и о том, что произошло после отлета принцессы Селестии.
Распределив обязанности на следующий день и с огромным удовольствием заметив, что никто из солдат не останется без дела, я встретил заговорщицкий взгляд Рэрити. Отправив подчиненных отдыхать, я остался в гостиной. Поняши разбрелись по домам, и только Рэрити осталась допоздна, разного рода предлогами продлевая свое присутствие. В итоге даже хозяйка дома Твайлайт, пожелав нам доброй ночи, пошла отдыхать, и мы с белой единорожкой остались наедине. Когда все в доме затихли, Рэрити выкатила в гостиную деревянный бочонок.
Памятуя о нашем дневном разговоре, который состоялся как раз перед прилетом принцессы, я понял, что в бочке — тот самый, договоренный с Эпплджек сидр. Подкатив бочонок к месту, где я сидел, Рэрити произнесла:
— Как и обещала. Давайте я схожу за кружками.
— Нет, позвольте мне, — ответил я, и, поднявшись с мягкой подушки, лежащей на полу, пошел на кухню. Взяв из стенного шкафа две кружки, я вернулся в зал, где Рэрити, используя свою магию, откупоривала бочонок.
Я уселся на свое место, а белая единорожка подтянула другую подушку и расположилась на ней. Налив себе по кружке сидра, мы чокнулись, и Рэрити произнесла:
— За вашу адаптацию в нашем городе!
— Вот это и есть вся история моей жизни, — сказала Рэрити, допивая сидр со дна кружки.
Мы сидели уже несколько часов, однако в сон не клонило. Как галантный собеседник, я вначале расспросил белую единорожку о её жизни, и, к моему большому удивлению, она рассказала мне все. Про то, как она открыла свой особый талант, когда рог привел её к скале, полной драгоценных камней внутри. Как захотела шить одежду, и как потом, через годы, познакомилась со своими друзьями при столь невероятных обстоятельствах. Рэрити рассказывала мне о том, как они жили вместе после этого, помогая друг другу во всем, порою ссорясь, однако всегда находя выходы из любых конфликтов. Когда Рэрити закончила, комната окончательно погрузилась во мрак, а за окном были отчетливо видны звезды, прекрасные звезды этого мира.
Несколько минут мы сидели в молчании. Я размял затекшие члены и уставился в то самое окно. Молчание нарушила белая единорожка:
— Мне кажется, что вас что-то гложет, герр гауптман — словно какой-то камень лежит на вашем сердце. Простите, если я навязчива, но не хотели бы вы облегчить душу? Я пойму вас, что бы вы ни рассказали.
Я отвлекся от созерцания звезд за окном. Во мраке комнаты Рэрити выглядела как фигура, скрытая тенями. Скудное освещение добавило мне решимости.
— Зовите меня Отто, — сказал я. — По званию меня называют лишь подчиненные, а вы мне не подчиняетесь. Хорошо, я расскажу вам свою историю.
Тьма скрывала черты, а сидр добавлял мне храбрости. То, что я хотел рассказать фройляйн Рэрити, было правдой, в самом жестком своем проявлении.
— Иногда мне кажется, — продолжил я, пересев поудобнее. — Что есть такие люди, которые созданы исключительно для того, чтобы рушить. Взрывать, расстреливать, уничтожать то, что они считают неверным, и идти дальше. Порой мне кажется, что я уже не могу ничего дать — никому и никогда. И нет места добру в моем сердце.
Опустив лицо в ладони, и переведя дыхание, я заговорил вновь, только теперь совсем тихо:
— Вы не представляете, сколько боли я испытывал, когда увидел этих школьников, этих детей, который резвились и играли, залезая на наши самоходки. Как больно мне было смотреть на их честные, искренние улыбки, слышать их чистый смех и одновременно чувствовать тяжелый груз прошлого на своих плечах. Я словно очнулся от долгого сна.
Рэрити, слушавшая до этого, не перебивая, подала голос:
— Вам больно просыпаться, Отто?
— Да. Очень. Но это хорошая боль. Правильная. Но я не могу даже надеяться, что этой болью искуплю хотя бы десятую часть того, что натворил.
Я наклонился к бочонку и налил себе еще кружку сидра.
Так много еще нужно было рассказать. Плотину прорвало. Замок, засов, на которые я закрыл самые темные уголки сознания, взломан, и мне оставалось лишь говорить с этим необычным существом, которое я знал лишь второй день. А она внимательно меня слушала.
Я залпом осушил кружку и почувствовал, как сидр проникает в желудок. Приторная сладость и избыток газа ударили в нос, но мне было плевать. Главное, чтобы напиток забирал.
Рэрити пошевелилась, еле заметная на своей подушке. Нет, я ничего не стану от нее утаивать. Пусть лучше она будет ненавидеть меня всей душой после того, что я расскажу. Но скрывать правду я не стану… Я вздохнул.
— Встреча с вашими детьми заставила меня вспомнить об ужасном происшествии, в котором я был виноват. Только я один…
Не упуская ни единой детали, я рассказал о случае с поездом на неизвестном русском полустанке, в душе немного радуясь тому, что в комнате царит темнота — я не мог видеть реакции Рэрити, а она — выражения моего лица.
За время моего рассказа Рэрити не издала ни звука.
— С тех пор я и мои люди сделали многое. Мы выгоняли жителей из собственных домов на холод и отбирали у них теплые вещи, чтобы согреться самим. Убивали. Сжигали деревни при отступлении, порой вместе с людьми, не успевшими спастись. Давили гусеницами — нас учили, что враги не были людьми. В общем, мы делали все, что от нас требовал Рейх, и чему нас учила пропаганда. Но этот, первый случай так никогда и не вышел из моей памяти.
Одинокая слеза скатилась по моей щеке. Как хорошо, что фройляйн Рэрити не видит этого…
— Теперь вы считаете меня и моих людей настоящими чудовищами. И ненавидите нас. Что ж, это справедливо. Мы это заслужили.
— Но… тот случай… это же была ошибка, верно? Вы не знали, так? — дрожащим голосом спросила Рэрити.
Я покачал головой.
— Это не оправдание. Тем более, больше мы не ошибались. Прощения мне не может быть в принципе. Я знаю.
Рэрити рывком вскочила с подушки. Кружка с сидром опрокинулась на пол, ее содержимое разлилось. Подбежав ко мне, она обняла меня передними копытцами, и уткнулась мордочкой мне в плечо. Я почувствовал горячие слезы, пропитывающие мою рубашку. Она долго молчала, и я подумал, что она так ничего и не скажет, однако, слегка успокоив дыхание, белая единорожка тихонько прошептала, заикаясь и всхлипывая:
— Бедный, бедный гауптман, какая невероятная судьба, какое стечение событий…
Признаться, это было совсем не то, что я от нее ожидал. Мое лицо оставалось сухим — и я начал молить Бога о слезах: «Господи! Слышишь меня, или нет? Я никогда ничего у тебя не просил, а теперь вот прошу — в этом невероятном мире, в объятиях этого сказочного существа — просто дай мне заплакать. Дай мне смыть слезами все то, что болит». Но Всевышний, как всегда, молчал, и слезы не приходили. Черствое сердце разучилось плакать, и я просто сжимал рыдающую Рэрити, которая шептала мне на ухо:
— Ничего, Отто, ничего. Теперь ничего не бойтесь. Все позади, и я вас вылечу. Я вылечу вашу раненную душу, можете мне поверить, — всхлипывая, говорила она.
Никогда и ни с кем я не ощущал такой духовной близости, как с Рэрити в ту ночь. Когда белая единорожка выплакала все слезы, она просто легла рядом, аккуратно прикоснувшись ко мне краешком копытца. Еще долго, лежа на подушках, лежащих посреди ночной гостиной, мы смотрели друг другу в глаза.
Проснувшись утром бодрым и неожиданно отдохнувшим, я обнаружил, что Рэрити рядом со мной уже нет. Убежала ли она, испугавшись моей истории, и теперь не хотела больше разговаривать? Или просто встала рано, и, решив не будить меня, отправилась по своим делам? Я терялся в догадках.
Как ни странно, но симптомов похмелья не было, лишь в голове слегка шумело. Возможно, я привыкаю к сидру? Что ж, в таком случае, я ничего не имею против. Этот напиток и общество Рэрити помогают мне ненадолго убежать от моих кошмаров.
Потянувшись, я встал с подушки. Солнце вовсю светило в окно, и я определил, что на дворе было позднее утро. Видимо, мои подчиненные уже разошлись по распределенным вчера работам. Лишь я заспался после долгой ночной беседы. Окончательно поднявшись, я уж было собрался идти умываться, как тут одна из внутренних дверей библиотеки распахнулась, и моему взору предстала Твайлайт — она явно проснулась раньше меня: грива единорожки была аккуратно причесанной, а на мордочке не было ни следа сна. Увидев меня, она заговорила:
— Доброе утро, Отто! Готовы к инспектированию подопечных и оптимизации труда? — задорно спросила она.
— Да, — ответил я, потирая ладони, и разминая затекшую шею, — вот только приведу себя в порядок.
— Разумеется, — ответила фройляйн Спаркл, и поскакала к выходу из библиотеки, — я подожду вас на крыльце, ведь сегодня такое чудесное утро!
Проводив взглядом Твайлайт, я направился в уборную. Предстояло привести себя в порядок, ведь какие бы переживания не приходилось перенести ночью, однако перед подчиненными командир должен предстать лишь в одном виде — идеальном.
Мы с Твайлайт удивленно смотрели на амбар Эпплджек, точнее, на то, как он переменился. Было два часа пополудни, но ремонтная бригада проделала замечательную работу — на солнце блестела новая крыша, стены начали покрываться краской, в окнах стояли новые стекла.
Солдаты носили доски и материалы, стучали молотки — в общем, работа кипела. Эпплджек не отставала. Я заметил рыжую пони, тянущую повозку, груженную тяжелыми на вид банками. Подкатив повозку к преобразовывающемуся амбару и распрягшись, Эпплджек крикнула крупному красному жеребцу:
— Я морилку привезла! Надоть крышу покрыть, пока пегасы дождь не организуют. Чтоб она успела высохнуть. Тогда она прослужит намного дольше, чем прошлая.
— Агась, — ответил ей красный жеребец и начал вытаскивать из повозки банки, источавшие специфичный химический запах, который я чувствовал даже отсюда.
Подойдя к Эпплджек, я поинтересовался:
— Как идет работа?
Увидев меня с Твайлайт, рыжая пони заулыбалась и ответила:
— О, просто отлично! С такими работниками мы закончим с амбаром до вечера. Спасибо вам, Отто!
— Рад помочь, — ответил ей я. Приятно, оказывается, быть полезным.
— Нужна какая-то помощь? — Поинтересовалась Твайлайт.
Рыжая пони подумала секунду, и ответила:
— Думаю, нет. У нас достаточно рабочих рук, и все при деле. Верно, ребята? — последнюю часть фразы Эпплджек сказала громче, обращаясь к работающим людям.
Дружные возгласы одобрения были ей ответом, и я понял, что у этой бригады действительно все хорошо. Убедившись в том, что все идет как должно, я обратился к Твайлайт:
— Пойдемте посмотрим, как идут дела у сержанта Шрёдера и Флаттершай с их зверушками?
— Я как раз хотела предложить тоже самое! — ответила мне Твайлайт, и, пожелав строителям успехов, мы отправились прочь от фермы. На опушку Вечнодикого леса, туда, где находилось жилище желтой пегаски.
Шли мы неспешно, и, видимо, воспользовавшись ситуацией, Твайлайт обратилась ко мне:
— Простите, Отто, возможно я лезу не в свое дело. Но как я поняла, вы сблизились с моей подругой Рэрити?
Отрицать очевидное не имело смысла.
— Так и есть, — ответил я, — а что не так?
Слегка смутившись, Твайлайт ответила мне:
— Нет, ничего плохого в этом нет. Прошу прощения, конечно, но скажите — у вас романтические чувства, или вы просто дружны? Поймите меня правильно, я знаю вас всего лишь пару дней, и меня волнует судьба моей подруги.
Мотивы фройляйн Спаркл мне были вполне понятны, и я разделял её тревогу:
— Скажу вам откровенно. Рэрити очень помогла мне облегчить душу, просто предоставив свое общество, за что я ей очень благодарен. Я действительно ощущаю к ней что-то теплое. Что-то, что я не могу описать своим сухим языком.
Мы свернули с мощеной дороги, идущей по окраине Понивилля на узкую тропинку, которая петляла к опушке леса — вдалеке замаячил силуэт известного мне дома Флаттершай.
— Однако я могу поклясться вам, фройляйн Спаркл, — продолжал я. — Что никогда не причиню зла Рэрити и не сделаю ничего против её воли. Если вдруг я наскучу ей, или она просто не захочет больше общаться, то я пойму и приму это, и оставлю фройляйн Рэрити в покое.
— Не думаю, что такое произойдет, — сказала мне внимательно слушавшая меня Твайлайт. — Последние два дня Рэрити только и говорит, что о вас.
— Неужели? — удивился я. Внутри разлилось тепло. Рэрити говорит обо мне со своими подругами. Она меня вспоминает, даже когда меня нет рядом. Совсем как я.
— Только я вам ничего не говорила, — с улыбкой сказала Твайлайт.
— Само собой, — ответил я и подмигнул фиолетовой единорожке.
Любопытно, как оказывается близка психология людей и пони. Конечно, я не был полностью уверен в этом утверждении, однако опыт последних дней подсказывал именно это. Несмотря на такую внешнюю разницу, я испытывал больше понимания и солидарности, скажем, с Эпплджек, чем с напыщенным инспектором, прибывшим в нашу часть из Берлина с проверкой и пытавшимся учить меня воевать.
Мы шли по тропинке, весело болтая о том и сем. Твайлайт рассказывала мне о том, как переменилась её жизнь, с тех пор как она переехала в Понивилль и встретила своих друзей. Рассказывала про то, что принцесса Селестия, на самом деле, вовсе не такая строгая и серьезная, как мне показалось при нашем знакомстве. Просто она тогда была очень встревожена.
Цокая копытцами по гладкой тропинке, Твайлайт беззаботно щебетала:
— Я, конечно, тоже не ангел и совершала ошибки. Вот послушайте историю про мою детскую куклу "мистера всезнайку".
Я был весь во внимании, готовый слушать еще одну историю из, казалось, бесконечного запаса фиолетовой единорожки. Но тут в лесу, со стороны домика Флаттершай раздался взрыв. Я увидел, как одно из деревьев осело, и в воздух взлетели комья земли и пыль. Вслед за взрывом раздался треск, который я ни с чем и никогда не спутаю — треск пулеметной очереди.
Схватив удивленную Твайлайт, я рывком повалил ее на землю, и сам упал вслед за ней. Найдя маленькую ложбинку рядом с тропой, по которой мы шли, я затолкал напуганную пони туда, а сам лег рядом.
— Что это? Что за грохот? — испуганно заговорила Твайлайт.
— Пулемет, — ответил я.
Глаза фиолетовой единорожки округлились, и она воскликнула:
— Что? Ваш друг стреляет в кого-то? Нужно срочно идти туда и все выяснить! Возможно, он защищает Флаттершай!
С этими словами, Твайлайт попыталась вылезти из канавы, но я затолкал её обратно со словами:
— Нет, это не наши. Все наше оружие в машинах, там выставлен караул. Это кто-то еще.
Словно в ответ на мои слова, на лужок, который отделял границу Вечнодикого леса от Понивилля, выкатился немецкий бронеавтомобиль. Покрутив башенкой туда-сюда, он начал аккуратно приближаться к городу. Вслед за ним из леса выкатились еще две машины. Наблюдая за этой странной картиной, я понял скрытый смысл слов принцессы Селестии — как оказалось, мы действительно попали сюда не одни.
— Что за чушь? — прошептал я, наблюдая за машинами. Подавив желание сразу же подняться и попробовать поговорить с соотечественниками, я лежал, наблюдая за ситуацией, прижимая одной рукой к земле вырывающуюся Твайлайт.
Настораживала меня пулеметная очередь. Мало ли кто сидит в этих машинах.
«Не торопись! — Так учили меня в офицерском корпусе, — разберись в ситуации, перед тем, как принимать решение». И я хотел разобраться.
— Если мы вскочим и побежим сейчас, то из машин нас могут заметить, и мало ли что будет! Если погибнем, то не сможем уже никому помочь! — сказал я Твайлайт.
Единорожка перестала вырываться, и, чуть подумав, сказала:
— Я могу телепортироваться прямо к дому Флаттершай. Тут не очень далеко.
Я начал обдумывать эту мысль, параллельно пытаясь понять значение слова "телепортация", как вдруг необходимость в перемещении отпала. Зорко обозревая луг и опушку, я увидел, что под тенью деревьев, в направлении от домика Флаттершай ползет человек, прилагающий все усилия, чтобы остаться незамеченным. Однако это было трудновато, учитывая тот факт, что рядом с собой он тащил что-то желтое, с подрагивающими конечностями. Шрёдер. И Флаттершай.
— Смотрите, — обратился я к Твайлайт, аккуратно показывая рукой. — Вон они!
Я уж было хотел поползти к подчиненному, как тут Твайлайт, не дожидаясь дальнейшей координации действий со мной, продемонстрировала искусство телепортации — просто мигнув в воздухе, сопровождаемая мягкой фиолетовой вспышкой, она тут же оказалась рядом с ползущим сержантом.
Я испугался, не заметят ли вспышку из броневиков, но переведя взгляд на них, слегка успокоился — судя по всему, внимание экипажей было обращено на город — головная машина остановилась, не доезжая нескольких метров до улицы, по которой минуту назад шли мы с Твайлайт. Оставшиеся две машины остановились чуть поодаль. Башня головного броневика вращалась, словно ища цель.
Кто бы там ни был, однако палить в неизвестной ситуации — явно не лучшее решение. С другой стороны, головорезов хватало всегда. Я вспомнил о войсках СС и айнзатцкомандах. Черт возьми, ну почему все так шатко и непонятно?
В любом случае нужно объявлять тревогу — так решил я. Поднимать людей, заводить самоходки и дать понять экипажам бронемашин, что тут есть представители вермахта. А на случай, если те начнут палить, было бы неплохо подогнать самоходки — и пусть только дернутся!
Я выгнал из головы дурные мысли — офицер вермахта не станет стрелять по своим. Это против всяких правил. Однако подать сигнал своим людям, я, разумеется, был обязан. Чем быстрее они займут места в боевых машинах и приготовятся к такой не столь теплой встрече, тем лучше.
Знак дать я мог лишь одним способом — ракетницей, которая заняла место в кобуре вместо ненужного здесь «парабеллума».
Быстро зарядив ракету и закрыв затвор, я направил ствол вверх. Я знал, что после подачи сигнала меня сразу заметят из броневиков. Я прикинул, что если начнут стрелять, то я поползу к лесу — но не туда, где находились Твайлайт и Флаттершай со Шрёдером, а в другую сторону.
Поглядев в последний раз на копошащихся под деревьями поняш и сержанта (судя по всему они пытались тащить находящуюся в полуобморочном состоянии Флаттершай), я нажал на спуск.
Красная ракета взвилась вверх. Черт возьми, как опасно. Перекатившись в ложбину, в которую я недавно запихнул Твайлайт, я стал наблюдать за броневиками. Башня ближайшей машины начала поворачиваться ко мне, и тут я вспомнил эту модель. Это была "Пума", довольно редкая, но весьма ценящаяся солдатами разведывательная машина, в башне которой, кроме пулемета, находилось еще и пятидесятимиллиметровое орудие.
Как только башня закончила поворот, я съежился в ложбинке. И тут грохнул выстрел. Потом была темнота.
— Что с ним? Я требую, немедленно отвечайте, что с ним? — словно сквозь пелену, я слышал голос Рэрити.
Постепенно тьма начала рассеиваться, зрение — возвращаться, сопровождаемое острым запахом нашатыря. Поморгав слегка, я оценил окружающую обстановку — надо мной склонился Шефер, сующий мне в нос пропитанную нашатырем ватку, а рядом с ним стояла Рэрити и трясла его за плечо, требуя ответа на свой вопрос.
Я закряхтел, и начал ворочаться. Увидев, что я очнулся, Шефер улыбнулся, а Рэрити бросилась меня обнимать:
— Вы живы! Я так рада,— воскликнула единорожка, — я думала, что вы погибли. Чуть смутившись своего такого фривольного поведения и косясь на удивленного Шефера, Рэрити чуть отступила и спросила, уже сдержаннее:
— С вами все в порядке?
Я огляделся. Меня положили внутри какого-то дома. Оглядев обстановку, я понял, что этот дом принадлежит какой-то семье пони, которых я, видимо, не знал. Так или иначе, хозяев не было видно — в комнате находились лишь наши друзья — поняши, с беспокойством глядящие на меня, а также Шефер, Цветти, Ланге, и Шрёдер. Последние стояли у окон и на меня не глядели — в их руках были автоматы.
Не поворачиваясь ко мне, Цветти сказал:
— Как вы там, герр гауптман? Пришли в себя?
— Да, — ответил ему я, осторожно пробуя пошевелиться. Ощущение было таким, словно по мне недавно проехал асфальтоукладчик или даже "Ягдтигр" — все тело ныло, однако, оглядев себя, я не заметил крови, и руки с ногами вроде бы как слушались.
— Долго я был в отключке? — спросил я подчиненных, медленно поднимаясь с диванчика. Когда я принял вертикальное положение, то все-таки почувствовал, что со мной не все в порядке — в голове шумело, а комната поплыла перед глазами. Проведя рукой по лицу и взглянув на ладонь, я увидел, что она в крови. Судя по всему, кровь шла из уха.
— Минут двадцать, — ответил Цветти, не отрывая взора от окна.
— Вам нужно лежать, Отто, — вновь подала голос Рэрити. — Вы плохо выглядите.
В глазах белой единорожки легко читалось нескрываемое беспокойство.
— Я в порядке, — успокоил я ее.
— Не беспокойтесь, фройляйн Рэрити, — сказал ей Ланге, отвернувшись от окна. — Наш гауптман и не такое переживал. Все с ним будет хорошо! — ефрейтор возобновил наблюдение.
— Доложите обстановку, — сказал я, осторожно поднимаясь на ноги. Шум в ушах еще не прошел.
— Цветти вас сюда притащил, — сказал мне Шефер, пряча флакончик с нашатырем в полевую аптечку. — После того, как мы увидели ракету, все бросились к машинам и завели двигатели. Я принял решение двигаться к месту, откуда взлетела ракета, однако, добравшись сюда, мы увидели, что фройляйн Спаркл и сержант Шрёдер затаскивают Флаттершай в дом. Тут же мы обнаружили и вас. А потом мы встретили их.
Под "ними" Шефер, видимо, подразумевал броневики, которые я видел.
— Каков статус вражеских сил и диспозиция наших?
Это был один из самых важных вопросов, который волновал меня сейчас. Вторым по важности был вопрос о состоянии Флаттершай, но это могло и чуточку подождать. Я поймал себя на мысли, что если бы вместо Флаттершай в дом занесли контуженную или раненную Рэрити, я бы в первую очередь поинтересовался её состоянием, а потом уж начал бы выяснять боевую обстановку. Не хорошо. Теряешь хватку, гауптман.
— Не знаю, насколько эти силы вражеские, — ответил мне Шефер. — Однако извольте. После того, как мы увидели ракету, броневики продвинулись в город. Их заблокировали машины два и один возле моста через речку. Сейчас им не выбраться — застряли на мосту.
— И что они делают? — спросил я.
— Садят из пулеметов почем зря, — ответил мне Шефер. — "Пума" из пушки добавляет. Вы же понимаете, что для наших самоходок это ничто. — Фельдфебель усмехнулся.
Словно в подтверждение его слов, издалека послышался треск пулеметной очереди. Ему вторил гулкий "бух" пушки "Пумы".
— Черт знает что такое, — сказал я, подводя итог всему этому безобразию.
Теперь, когда выяснилось, что неизвестные бронемашины блокированы, я мог задать второй по значимости вопрос. Повернувшись к пяти перепуганным подружкам, сидящим в кучке на другом конце комнаты, я спросил:
— Что с Флаттершай?
— С ней все в порядке — у неё лишь шок и глубокий обморок, — ответила Твайлайт. — Неизвестные атаковали её дом, когда она со Шрёдером находилась неподалеку, в курятнике. Они ухаживали за цыплятами.
— Хорошо, что их не было в доме в этот момент, — подала голос Рэйнбоу Дэш. — Могло бы плохо кончиться.
Видя страх на милых мордочках поняш, я сказал:
— Я приложу все усилия, чтобы не допустить кровопролития, — сказал я, и, чуть помедлив, добавил. — Надеюсь, его еще не произошло.
Ситуация становилась все страннее с каждой минутой. Немецкие бронемашины ворвались в город и начали палить во все подряд, увидев немецкие же самоходки. Что за чепуха? Нужно было разобраться в ситуации.
Словно в унисон с моими мыслями, за окном раздался знакомый грохот, и самоходка с цифрами "254" на рубке остановилась перед домом. Я подошел к окну, и увидел, как из люка спешно выбирается Швальке. Он подбежал к двери, и, распахнув её, вошел внутрь. Увидев меня, Цветти, Шефера, Шрёдера, и Ланге, а также поняш в относительном порядке, он заговорил:
— Черт знает что творится, герр гауптман, — сказал он мне. Переведя дыхание, наводчик продолжил. — Мы пытались поговорить с этими ребятами в брониках, но нам никто не отвечает! Они не выходят, только садят почем зря. Уже серьезно повредили один дом и не собираются останавливаться.
Сумасшествие какое-то. Теперь немцы палят в своих. Или внутри немецких машин все-таки сидит кто-то другой? Ответа на этот вопрос у меня не было.
— Я лично выясню обстановку. Со мной отправится только Твайлайт, как представитель здешних пони и самая ответственная особа. Если вдруг придется открывать огонь, я сначала посоветуюсь с ней.
Твайлайт хоть и выглядела напуганной, однако услышав мой план, согласно кивнула, и подошла ко мне, выражая готовность к действиям.
— Цветти, Твайлайт и Швальке в машину. Ланге, Шрёдер и Шефер — остаетесь здесь, охраняете поняш. Наблюдайте за Флаттершай. Если что, окажите помощь.
Если заявление Шефера было правдивым (а я был склонен считать, что так оно и есть), я не боялся оставлять троих людей тут — превосходство "Ягдтигра" над бронетранспортером было столь значительным, что даже одной машины бы хватило, чтобы разделаться со всеми тремя. Что уж говорить о трех полностью укомплектованных самоходках?
Выйдя из здания, я поймал на себе полный беспокойства взгляд Рэрити, которая проводила нас на крыльцо. Я привычно обошел "Ягдтигр" сзади, и, подсадив чуть смущенную Твайлайт, ухватился за гусеницу и крышку воздушного фильтра, запрыгнул через задний люк на командирское место. Единорожку я разместил на пустующем месте второго заряжающего. Мехвод, высунувшись со своего места, сказал:
— Рад видеть в строю, герр гауптман! Опять неспокойно в датском королевстве!
Я кивнул механику, и дождался, когда остальные члены экипажа займут места в машине.
— Трогай, — скомандовал я.
Машина тронулась вперед по узкой улочке к тому месту, где опять застрекотал пулемет. Сидя в рубке грохочущей самоходки на привычном месте, я понял, как соскучился по своей машине. Приятно было вновь сидеть внутри и владеть ситуацией, хоть обстоятельства, приведшие к ней, были в высшей степени странными. Бегло оценил состояние приборов, уровень топлива, я поглядел в прибор наблюдения. Самоходка прошла очередной поворот, и я увидел тыл машины с цифрами "251" на рубке — она стояла на углу перекрестка. Земля и угол дома вокруг самоходки были иссечены канавками от пуль. В здании ратуши, левее машины, красовалась большая дыра — работа орудия "Пумы". Вряд ли сооружения Понивилля строились с расчетом на обстрел из пушек.
— Вот гадство. Мы же её только что починили! — заметил Цветти. — Сволочи.
Приказав механику остановить машину в нескольких метрах от самоходки один, я произнес во включенную радиостанцию:
— Машина один, говорит командир соединения, — доложите обстановку. Из наушников незамедлительно раздалось:
— Рады слышать вас, герр гауптман. Последние десять минут без изменений: броники зажаты на улице и не делают попыток приблизиться, только стреляют из пулеметов и пушки. По нам в том числе.
— Повреждения машин есть? Спросил я.
— Никак нет, — донеслось хором из наушников. Я понял, что мне одновременно ответили обе машины.
— Хорошо, — ответил я. — Машина один, сдай назад, пропусти меня на позицию!
Самоходка, стоящая перед нами, начала медленно отъезжать. Дождавшись, когда она закончит движение, я скомандовал по ТПУ:
— Мехвод, занять позицию, на которой только что находилась первая машина.
Самоходка пришла в движение, и, выходя из-за укрытия стоящего справа от нас здания под углом (так чтобы повысить шансы рикошета, если "Пума" вздумает пострелять в новую мишень), развернулась фронтом вперед. Моим глазам открылась длинная улица, центральный фонтан города (к счастью, пока что целый), и силуэт "Ягдтигра", стоящего "ромбом" относительно находящихся в центре улицы бронетранспортеров. Я отметил тактическую грамотность такой постановки — самоходка стояла так, что могла в случае чего и открыть огонь, и быстро отступить за здание. Хотя, "Ягдтигр" и так может не бояться пушки "Пумы" — не по зубам он ей.
Я начал разглядывать улицу. Метрах в ста пятидесяти от нас, у моста через речушку стояли давешние бронемашины. Мостик оказался слишком узким для «Пумы», и левая пара передних колес соскочила с него, так, что машина не могла самостоятельно выбраться и перегородила путь двум другим. Вернуться назад они тоже не могли — путь к отступлению перекрыли мои самоходки. Башня "Пумы" была развернута прямо к нам, но орудие пока что молчало.
Сам вид улицы был удручающим: многие дома были посечены пулеметом, в некоторых зияли дыры. Оконные стекла были выбиты, и на улице лежали осколки. Неприятное зрелище.
Мне вспомнились бои под железнодорожной станцией "Поныри", участником которых в 1943 году был я, будучи еще командиром "тигров". За несколько часов два танковых корпуса, советский и немецкий, превратили поселок и железнодорожный узел в не подлежащие восстановлению руины.
Тут, конечно, ситуация чуть лучше — у бронемашин не хватало огневой мощи, чтобы причинить серьезный ущерб городу. Я надеялся, что жители бежали из обстреливаемых домов, и с ними все в порядке.
Подсадив Твайлайт, сидящую на месте покойного Яна Пескова, я помог ей дотянутся до приборов наблюдения командирской башенки. Убедившись, что фройляйн Спаркл оценила ситуацию, я вернул её на место, и крикнул, пытаясь перекричать двигатель:
— Что думаете?
Твайлайт так же громко ответила:
— Полагаю, жители покинули дома. Что это за машины и откуда они взялись?
— Откуда взялись, не знаю, но машины немецкие. Я попробую с ними поговорить.
Твайлайт согласно кивнула.
Я почувствовал дежавю. Второй раз за то время, что мы находимся в этом мире, мне приходилось использовать громкоговоритель, чтобы попробовать предотвратить кровопролитие.
— Парни, успокойтесь, вам ничто не угрожает. Мы свои, я гауптман Отто Кениг, командир тяжелой противотанковой роты. Прекратите стрелять!
Ответа не последовало. Томительное ожидание длилось уже около минуты, и я хотел повторить воззвание. Этого не потребовалось — пушка "Пумы" ожила, и мою машину сотряс грохот.
— Все в порядке? — крикнул я по ТПУ.
Экипаж рапортовал, что все целы. Поглядев на фиолетовую единорожку, я увидел, что она тоже в порядке — только напугана еще больше чем раньше.
Не успел я сказать еще что-то, как за выстрелом "пумы" последовало стрекотание пулеметов — очереди полоснули броню машины, однако вреда, разумеется, ей причинить не могли, раз уж пушка "Пумы" не справилась. Через полминуты залпы стихли.
— Вот суки, — подвел я черту под ситуацией.
Что же делать? Экипажи бронетранспортеров не шли на переговоры. Вместо этого они продолжали расстреливать все, что попадало в поле их зрения. Так дальше продолжаться не могло, но и стрелять в них я не хотел — внутри могли быть свои. Кроме того, выстрелы "Ягдтигра" вызвали бы огромные разрушения на и без того пострадавшей улице. Но тут я почувствовал, что фройляйн Спаркл прикасается к лацкану мундира. Отвлекшись от раздумий, я повернулся к ней, и она сказала:
— У меня есть план.
Наклонившись ко мне, она начала рассказывать. Чем дальше она говорила, посвящая меня в нюансы своей идеи, тем больше эта мысль мне нравилась.
Выслушав ее, я отдал приказ по радио:
— Машина один, сейчас вернетесь на прежнюю позицию, мы сдадим назад.
— Так точно, — донеслось из наушников.
— Мехвод назад, за дом, — сказал я по ТПУ.
Самоходка, двигаясь задним ходом, вернулась под защиту стены стоящего на перекрестке двух улиц дома. Двигатель был заглушен, и я обратился к экипажу уже без переговорного устройства:
— На месте остается только механик, остальным покинуть отделение боевой машины, и охранять её снаружи. За угол не соваться!
Экипаж начал покидать машину, выхватывая из стеллажей пистолеты-пулеметы. Перед выходом Швальке протянул мне последний МП40 и запасной магазин. Взяв оружие в руки, я выбрался из самоходки, и помог это сделать Твайлайт.
Я спрыгнул на землю, Твайлайт последовала за мной. Огромная машина, стоявшая рядом с нами, создавала впечатление каменной скалы, которая может защитить от любых невзгод.
Оглядевшись, и прислушавшись, мы решили, что тут нам ничего не угрожает. Твайлайт указала копытцем на дверь ближайшего дома, окна которого выходили на улицу, где стояли бронетранспортеры. Перешагнув порог, я увидел признаки хаотичного бегства — кое-что из мебели было перевернуто и лежало на полу, там же валялась сорвавшаяся со стены картина в рамке. Слева от стола была лестница, которая вела на второй этаж, и Твайлайт поскакала туда.
Поднявшись вслед за фиолетовой единорожкой наверх, мы зашли в ближайшую комнату. Это оказалась детская — в углу стояла колыбель, а на полу в беспорядке были разбросаны игрушки. Из большого разбитого окна броневики были как видны как на ладони. Мы с Твайлайт подползли к нему, стараясь не порезаться осколками стекла, и я аккуратно выглянул вниз. Со времени нашего отхода ничего не переменилось, — бронетранспортеры стояли там же, только башня "Пумы" смотрела теперь в другую сторону.
Твайлайт тоже осторожно выглянула из окна и начала разглядывать стоящие машины.
— Вы уверены, что справитесь? — спросил я.
На мой взгляд, до машин было далековато. С другой стороны, я не знал границ магических способностей Твайлайт. Зато прекрасно помнил, что Рэрити рассказывала мне, что фройляйн Спаркл является самой талантливой волшебницей в Понивилле и ученицей самой принцессы, а это внушало определенное доверие.
— Думаю, да, — задумчиво ответила мне фиолетовая единорожка. — С Урсой Младшим это сработало.
Я не знал, кто такой этот Урса, однако, на всякий случай, кивнул. Хорошо, когда боец уверен в себе — так меня учили.
— Действуйте, — решительно сказал я Твайлайт, — я вас прикрою!
Взведя затвор автомата, я приготовился в случае чего открыть огонь. Единорожка поднялась с пола, и, сосредоточившись, поглядела на бронетранспортеры. Её рог засветился. Аккуратно выглянув из-за укрытия, я увидел невероятное — что там графин с водой! Окутанная магическим сиянием в воздух поднималась двенадцатитонная "Пума"!
Бронеавтомобиль взлетал все выше и выше — и, поднявшись метров на пятнадцать над землей, начал переворачиваться в воздухе. Я поглядел на Твайлайт. На мордочке единорожки выражалось огромное напряжение, она закусила нижнюю губу. Переведя взгляд на улицу, я увидел, что оставшиеся два броневика взмывают в воздух вслед за первым, и так же достигнув высоты, переворачиваются. "Пума" беспомощно вращала башней, в тщетной попытке найти цель.
Чудесное зрелище длилось меньше минуты. Твайлайт прекратила воздействие своей магии. Если в свое время Швальке после такого трюка просто вскочил с дивана, то тяжелые машины ожидала совсем другая судьба — они синхронно упали на землю, крышами вниз. Я почувствовал сильнейший удар и чуть не потерял равновесия. Оставшиеся целыми стекла со звоном покинули оконные рамы.
Посмотрев вниз, я понял, что броневики больше никогда и никуда не поедут — лежа на крышах, и боках, они явно больше не были боевыми единицами. Приглядевшись, я даже увидел, как из "Пумы" на землю выливается масло.
— Отлично сработано, фройляйн Спаркл! — похвалил я фиолетовую единорожку. Она ответила вымученной улыбкой и бессильно опустилась на пол.
Бегом спустившись на первый этаж, я выскочил на улицу и крикнул в сторону первой машины:
— На штурм! Постарайтесь взять живыми всех!
После чего скомандовал своему экипажу:
— Все за мной! Идем за машиной один, как пехота!
Подойдя как можно ближе к разбитым бронемашинам, я заметил первую странность. Никто не пытался выбраться наружу, хотя люки после падения были не просто распахнуты. Они были сорваны с петель.
Я осторожно подкрался к распахнутому люку "Пумы". Заглянув внутрь, я вначале не смог ничего различить. После яркого дневного света снаружи, тьма в боевом отделении бронетранспортера казалось кромешной. Однако когда глаза чуть привыкли к темноте, в полном беспорядке перевернутого с ног на голову боевого отделения я увидел три тела, лежащие неподвижно — почти весь экипаж погиб, и лишь человек, сидящий на месте водителя, шевелился. Было темно, и я не мог разглядеть ни лиц, ни их знаков отличия. Решив проверить состояние водителя, я полез в носовую часть машины.
Солнце, светящее через смотровую щель, падало на него, и, подобравшись ближе, я взглянул на лицо водителя "Пумы". Лицо? Нет, не правильное слово. На месте, где у нормальных людей лицо, а у поняш — милая большеглазая мордашка, у этого субъекта было какое-то кроваво-черное месиво. Приглядевшись, мне показалось, что я различаю глаза. А вот рот мне был виден прекрасно — на фоне неестественно темного лица, белые зубы выглядели очень контрастно и делали общую картину еще более жуткой.
Я отпрянул назад, ударившись головой о перегородку водительского отделения, а водитель тем временем, с дьявольской ловкостью, выхватив нож, набросился на меня. Рефлексы вновь опередили мой разум, и автомат сработал, отбрасывая чудовище от меня.
— Герр гауптман! — услышал я крик снаружи. Убедившись в том, что мой соперник мертв, я оглянулся и увидел Цветти, ввалившегося в боевое отделение "Пумы" через люк:
— Вы в порядке? Что стряслось?
Переведя дыхание, я ответил радисту:
— Я в порядке, спасибо. А вот что тут стряслось, нам предстоит выяснить. Боюсь, это будет непросто. Обыскать остальные машины с предельной осторожностью!