Юноша в саду
Глава 4
У Флаттершай не было ответов.
Вскоре пришли незнакомые пони. Наверное, из какой-нибудь секретной службы или чего-то подобного. Они забрали тело юноши, его оружие и остальное снаряжение. Через несколько часов лишь раздавленные овощи, сломанные стебли и грусть розовогривой пегаски напоминали о его недавнем здесь присутствии.
Ее подруги, как могли, помогали Флаттершай. Они постоянно к ней ходили, подбадривали, заодно надеясь разузнать что-нибудь еще о пришельце. Но, по правде говоря, рассказать она могла немного. Не больше, чем полицейским, биологам, криптозоологам, которые тоже расспрашивали ее.
Сперва она пыталась быть вежливой. Она разливала чай, разносила кексы и честно пыталась ответить на каждый их вопрос.
Но на следующий день она стала злее... Пегаска начала их гнать. Выгонять зевак и всевозможных "экспертов" из ее маленького домика.
Кто бы ответил на ее вопросы? Кто бы все объяснил ей? Кто бы выслушал ее?
Твайлайт Спаркл выслушала.
Следующей ночью Твайлайт со Спайком легли поздно. Луна уже высоко взошла в небе, пока они тщательно составляли письмо. И только с первыми лучами восходящего солнца уставший дракончик отослал его тому, кто, как они надеялись, смог бы помочь их другу.
Флаттершай, глядя на стену напротив, сидела на постели.
— Ох, Эйнджел, — говорила она, крепко обнимая кролика, — Почему...
Третье утро подряд она задавала себе этот вопрос.
В дверь постучали. Пегаска прислушалась, надеясь, что это кто-нибудь из ее друзей. Но нет...
Они всегда стучали в такт "Постричь, обрить" ["Shave and haircut" — прим. перев.]. Их условный сигнал.
И это стучали не они.
Флаттершай снова почувствовала злость. Она попыталась тихо промолчать в надежде, что кем бы ни был незнакомец, он, наконец, устанет и уйдет.
Нет, нет... Стук продолжался.
— У-уходите! — крикнула она, накрывая голову и кролика подушкой.
Однако незнакомец все стучал, делая идеально точные интервалы. Гнев проступил на лице Флаттершай. Она снова почувствовала, как та, нехорошая ее часть начала одерживать верх.
Слетев с лестницы, она направилась к двери. На лице ее был тот самый Взгляд.
— Я больше не хочу с вами разговаривать! Я не хочу... Ах...
За дверью стояла, пожалуй, единственная пони Эквестрии, которую не беспокоил Взгляд пегаски.
— Ой! Ах, Флаттершай, дорогая, прости. Твайлайт же сказала, что ты отвечаешь только на "Постричь, обрить"... Я забыла! Пожалуйста, прости меня!
— Да, да... т-так, так мои друзья... дают мне понять, что это они пришли, — заикаясь, ответила Флаттершай. Лицо её обрело прежний вид. — Н-не хотели бы, м-м, позавтракать со мной, принцесса?
— Звучит чудесно, — ответила Селестия, улыбаясь своей маленькой пони.
Они расположились за маленьким столиком. Тем самым, под котором Флаттершай пряталась тогда от призраков. Когда юноша появился у нее в саду.
Беседа шла о птицах и зверях. Флаттершай словно засветилась, когда ее маленькие друзья собрались вокруг принцессы. Та, кажется, наслаждалась их песенками.
— Филомена передает привет, — вспомнила принцесса, сделав еще один глоток чая.
— О! Т-так мило с ее стороны! Пьюи хорошо учится? Уверена, что он быстро растет!
— Именно так! Думаю, Спайк едва его узнает, когда он вернется, — ответила Селестия.
Вокруг них животные дремали, пели или просто досыта наедались. Одно из них, однако, выделялось из общей кучи...
...тот самый слон в комнате, который всей своей тяжестью нависал над опустевшей банкой варенья и недоеденными кусочками кексов и тостов.
Принцесса Селестия поставила чашку чая обратно на стол. Она наклонила голову, откашлялась и нежно посмотрела на Флаттершай. Пегаска поняла, что должно было произойти. Эйнджел прыгнул к ней на колени, зная, что хозяйка не будет против. Обхватив того передними копытами, пегаска приготовилась к беседе, что вот-вот начнется.
— Мы... Я убедилась, чтобы к нему было проявлено должное уважение. Всю поездку рядом были стражники. Глазеть было запрещено. В этом я тебя могу заверить.
— С-Спасибо вам, — прошептала пегаска.
— Флаттершай, — сказала принцесса самым свои мягким голосом, взяв маленькие копытца пони в свои, — я хочу, чтобы ты знала. Ты ничем не могла помочь ему, этому мальчику, этому юноше, который пришел в твой сад. Даже моя магия не смогла бы его спасти...
Флаттершай с трудом улыбнулась, посмотрела на принцессу, а после — на кролика. Тот крепко к ней прижался, позволив себя гладить. От этого пегаске было чуть легче.
Наконец, после длинной паузы она нарушила молчание.
— Принцесса? — спросила она. — Кто обидел его? Кто засунул в него эту "пулю", которая... у-убила его?
Селестия посмотрела на сад, будто представляя, как юноша лежит там, истекая кровью и крича от боли. Это было такое чудное место. Принцесса немного жалела, что именно здесь в такой страшной агонии умерло живое существо. И очень жалела, что ее дитя стала свидетелем всего этого.
— Дорогая моя, насколько мы знаем, это сделал один из ему подобных...
Принцесса с трудом проглотила комок в горле, прежде чем продолжить.
— Да, один из ему подобных. Возможно тот, кто его убил, был не старше его самого. Как видишь, это самый большой недостаток их рода. Видимо они до сих пор не поняли, что одинаковы...
Флаттершай начала качать головой. Сперва медленно, потом быстрее. Она снова заплакала.
— Я, я не верю! Не могу поверить! Что... Что такой же мальчик мог так с ним поступить... Но, но я знаю, что это правда. Он тоже был солдатом. Я видела его форму, видела его оружие! Но, но даже тогда он подумал, что я ангел! Он подумал, что я ангел! К-как мог тот, кто верит в ангелов, причинять... у-убивать себе подобных?
Она снова взглянула на Селестию.
— Он... О-он звал свою маму! Он любил ее! Другие ведь тоже любили своих мам... но как они могли у-убивать друг друга? К-как такие мальчики могли у-убивать друг друга?
Селестия погладила копыто пегаски. Она позволила ей выговориться.
— Они не так уж отличаются от пони, что жили тогда, много лет назад, которые вернулись обратно на гору... Перед тем, как Луна и я позвали их из пещер. Тогда, когда наступило первое Потепление, — мягко заговорила принцесса, — тогда, когда расы верили, что чем-то отличаются друг от друга.
Из глаз Флаттершай ручьем текли слезы. Она смотрела на принцессу.
— Род, в котором родился мальчик, он не из нашего мира. Но они так похожи на нас, — сказала Селестия. — Им еще только предстоит найти свою собственную благодать.
Флаттершай пыталась понять Селестию. Но ум ее занимал один лишь вопрос. Вопрос, который требовал ответа.
— Принцесса, прошу, — спросила она, — почему он пришел сюда, почему он пришел сюда только... чтобы умереть? Почему ему пришлось умереть тут, так далеко от дома, от мамы, от всего, что он знал?
Принцесса посмотрела ей в глаза. Улыбнулась и погладила ее копыта.
— Такой была его судьба, как ни печально об этом думать, — ответила Селестия, — и мы можем только надеяться, что причина, по которой он взял в руки оружие, по которой носил этот мундир, что причина, в которую он верил, была справедливой. И он верил в неё, честно верил... Как и та, в которую верили люди, что забрали его жизнь.
Флаттершай моргнула, пытаясь понять смысл ее слов.
— А что до причины, по которой он здесь оказался... Видишь ли, ты... ты — олицетворение доброты. И тебе суждено было показать ее этому мальчику, — продолжила принцесса. — И именно в этом он нуждался. В доброте и сострадании. Ему нужно было увидеть ангела, того ангела, что отвел бы его в мир покоя. Но совсем другой вопрос, отчего он оказался здесь, в твоем саду, в моем царстве, в Эквестрии. Но, так или иначе, он пришел. И его будут помнить.
Снова моргнув, Флаттершай задумалась. Если... Если ей суждено было дать то слабое утешение, на которое она только была способна, то значит, что ей следует помнить его. Да, да... И как бы то ни бы было, она будет помнить.
— Ты сможешь, Флаттершай? — спросила Селестия. — Сможешь ли ты чтить его? Сможешь ли помнить его?
— Да, — выдохнула она. — Да, конечно.
Селестия улыбнулась своему маленькому ребенку. Она знала, что пегаска выполнит это обещание. Когда на нее взглянули мягкие, голубые глаза Флаттершай, на ум принцессе пришла идея. Да, был способ помочь ей оставить пережитое позади, успокоить её душу.
— Флаттершай? — спросила она. — Если... Если я бы смогла устроить так, чтобы... Чтобы его тело вернули сюда, то ты бы его похоронила? Поможет ли это тебе?
Пегаска снова моргнула.
— Оружие и то, что было в нем, должны будут остаться в Кантерлоте, — сказала принцесса, покачав головой. — Но форма, снаряжение... Тебе их вернут, если ты только пожелаешь...
Флаттершай опустила Эйнджела на пол. Она подбежала к принцессе и уткнулась той в грудь. Селестия крепко обняла ее. И было лишь одно, что пегаска могла сделать, сказать...
— Спасибо!
Рассвет следующего дня был довольно прохладным. Этот холодок напомнил собравшимся в саду пони и дракончику об ушедшем лете.
Пони стояли вокруг убранного и очищенного участка сада. Перед ними находился лакированный ящик, стоявший прямо перед глубокой ямой.
На холме неподалеку несколько камней отмечали места, где покоились маленькие друзья Флаттершай. Маленькие дорогие друзья, подопечные. Все они были так важны для нее тогда, как важен Эйнджел сейчас... Теперь они лежали там, чтобы пегаска могла приходить и помнить.
Ее подруги все спрашивали, отчего она решила похоронить его именно в саду, а не на том холмике. В конце концов она ответила, что именно здесь была пролита кровь юноши. Он уже был частью саду, и здесь, считала пегаска, он должен остаться. Мальчик из незнакомого мира, юноша в саду, где она всегда сможет помнить, как он называет ее ангелом.
Пони смотрели, как Флаттершай повесила тщательно очищенные фляжку и рюкзак на плечи Спайку. Вместе с Рэрити она отрегулировала ремни и застегнула их булавками так, чтобы вещи не волочились за дракончиком.
— Я, я не думаю, что будет правильно оставить... оставить их вместе с ним... — мягко говорила ему пегаска. — Ведь наверняка они еще могут пригодиться. Так что я... Я подумала, что тебе может понравиться.
Оглядев себя, дракончик тут же обнял Флаттершай.
— Спасибо! Большое тебе спасибо!
После пегаска вместе с Рэрити подошла к ящику.
— С-спасибо тебе, что почистила форму. Что пришила обратно пуговицы, — сказала она единорожке. — Я, я бы сделала все сама, но... Но я...
— Всегда пожалуйста, дорогуша, — ответила Рэрити, прижавшись к подруге.
Сделав глубокий вдох, Флаттершай шагнула вперед и посмотрела в ящик.
Юноша выглядел как настоящий солдат. Одетый в очищенную от грязи и крови и заштопанную униформу, он выглядел гораздо лучше, чем тогда. Лицо его было спокойным.
Но он был молод. Так молод.
Королевские гвардейцы смотрели на них. Флаттершай поднесла к гробу Эйнджела, чтобы тот положил подарок сада в холодные руки юноши, до сих пор сжимавшие странную маленькую шапочку. Как только кролик положил туда веточку мяты, пегаска поцеловала его и опустила на землю.
Отпрыгнув в сторону, Эйнджел остановился и повернулся к хозяйке, чтобы расслышать ее слова.
— Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, — шептала она, — но... Но я забрала медальон. Забрала потому, что, может быть, возможно, что однажды... Однажды я увижу ее. И тогда... Тогда я смогу сказать, что это ее... И сдержу свое обещание. Я хочу сдержать его... Оба обещания. Я, я надеюсь, ты понимаешь...
Она аккуратно убрала ему за ухо прядь его черных волос. Бросив последний взгляд на него, она кивнула сержанту, и лицо юноши осторожно скрыли шелковой тканью.
Музыка "Ночи" раздалась из трубы солдата, что стоял неподалеку, разносясь по всему саду. Стражники аккуратно опустили гроб в черную землю.
Подруги пегаски крепко прижались к ней. А Флаттершай все смотрела на гроб. Смотрела и надеялась, что душа юноши отправилась туда, где ей будет хорошо. Она просила, умоляла, чтобы юноша освободился, встретился со своей мамой, со своим богом.
Она надеялась, сильно-пресильно надеялась, что сейчас юноша находится в прекрасном мире. А между теми, кто родил его, кто вырастил его, кто убил его, не было больше распрей. Она надеялась, что они закончились в дыму того сражения, что забрал жизнь юноши. Она надеялась, искренне надеялась, что у них больше не было причин для смерти, причин для боли, причин для оружия...
...что не было больше войн.
Конец.
(Бэссет, Аллориан Д. — 20 лет. Призван на военную службу в течение трех лет 23 сентября, 1861 г., Кингстон. Направлен в Инженерные войска США в качестве рядового. Пропал без вести после битвы у Энтитема, понедельник, 17 сентября, 1862 г. Дальнейших упоминаний нет. — прим. перев.)