Юноша в саду

Глава 1

Флаттершай стояла в ванной комнате, снова и снова вытирая полотенцем свои передние копыта. Она, прищурившись, смотрела в предрассветную тьму, пытаясь понять, откуда появилось то необычное чувство, из-за которого она проснулась.

— Я... Я могла бы поклясться, что мои копытца были мокрыми... да-да, словно бы мокрыми, — сказала она вслух самой себе. — Как будто... Как будто я брызгалась в воде.

Она поднесла полотенце к лицу, которое и без того было сухим. Хотя это странное ощущение уже уходило, Флаттершай никак не могла забыть то чувство. Так это было похоже на настоящую воду.

Тяжело вздохнув, она вышла из ванной, оставив полотенце у раковины. Тихонько пройдя мимо спящего Эйнджела, она встала перед кроватью и осторожно стянула зубами одеяло. Проведя копытом по простыне и не нащупав там мокроты, она очень обрадовалась, выкинув из головы ужасные воспоминания о том, как в летном лагере она ходила в постель.

Усталость снова начала наваливаться на пегаску. Но таким настоящим показался ей этот сон. Флаттершай могла бы точно сказать, что она будто мчалась куда-то, разбрызгивая копытами воду. Или кто-то другой разбрызгивал.

Флаттершай подумала, может ли вообще сон быть настолько живым, настолько ярким.

— Это... Это было так реально... — прошептала она, снова ложась в постель. Утопнув головой в мягкой подушке, она начала размышлять, через сколько же времени ей вновь удастся заснуть.

Заснула она, впрочем, быстро, но в Стране Грёз было еще много видений, что могли помешать ее покою...

---

Солдаты, разбрызгивая воду, переправлялись через реку. Ледяная вода тут же заливала их башмаки; носки и штанины уже промокли насквозь. Юноша слушал, как первый сержант загонял уже выбравшихся на берег солдат в строй.

— Давайте, парни! — услышал юноша голос сержанта, только-только выбравшись на берег в насквозь промокших ботинках. — Назад в строй! Это мы здесь основная сила, мальчики, именно от наших действий все зависит!

Кричали все офицеры, начиная от первого сержанта и капитана вплоть до самого полковника Титболла. И поскольку каждый отдавал совершенно разные приказы, солдаты Пятьдесят Девятой нью-йоркской добровольческой пехотной дивизии поворачивались то направо, то налево, то снова направо.

Наконец бойцы вновь выстроились в ровные линии. Юноша будто почувствовал всю силу этой несокрушимой армии. Вдоль передней линии на лошадях проскакали несколько всадников. Юноша взглянул на них, чтобы хоть мельком увидеть пронесшегося мимо генерала Седжвика, приехавшего сюда, чтобы произнести последние напутствия своим подчиненным.

Его речь никого не вдохновила. Глаза всех были устремлены в даль, простирающуюся за далеким лесом. Туда, где уже можно было услышать треск ружейных выстрелов и где можно было увидеть запущенный снаряд еще до того, как свист его падения достиг бы ушей.

— Вперед! — раздался голос подполковника Стетсона. Люди приготовились. — Марш! — И в который раз Пятьдесят Девятая наряду со всеми остальными принялась в унисон впечатывать ботинки в землю.

— Пятая рота, оружие на правое плечо! — раздался голос капитана. Его юноша тоже только слышал: разглядеть силуэт офицера в густом утреннем тумане он не мог. Юноша вместе с остальными взвалил свой Спрингфилд на плечо и чуть вздохнул, согнув правую руку.

Вокруг него раздавался тяжёлый топот. Юноша слышал и видел, какая мощь и сила скрывается в этом непоколебимом людском потоке.

Далекие звуки мушкетной пальбы становились громче, и юноша, толкаясь вместе с остальными, чувствовал, как ком появляется у него в горле.

— Как тебе это, Элли? — услышал он высокий, пронзительный голос Льюиса — еще одного парня из Кингстона. Он шел во второй линии и теперь ему приходилось чуть ли не кричать, чтобы юноша его расслышал. — Вся бригада генерала Гормана сейчас топает впереди, мы — здесь, а ребята генерала Ховарда лишь в нескольких шагах позади нас. Почему, как ты думаешь, Седжвик так поступил? Почему он разделил все наше подразделение на три линии?

— Думаю, что знай я это, — ответил юноша, — сам бы был генералом.

— Тишина в рядах! — закричал незнакомый офицер.

— Наверное, потому, что ему так приказал генерал Самнер, а тому приказал генерал Маклелан, а генерал Маклелан абы что никому не приказывает, — ответил пожилой солдат, шедший поодаль.

Вся рота разразилась смехом, все шагая вперед и не обращая внимания на угрозы офицера.

Артиллерийский снаряд разорвался прямо над стоявшими невдалеке деревьями, осыпая зеленые листы кусочками стали. Огромный древесный ствол с гулом рухнул чуть ли прямо не на солдат, шедших в следующей бригаде.

Все в роте тут же замолкли. Отдалённые звуки мушкетных выстрелов стали казаться бойцам еще громче.

— Раз, раз, раз, два... — кричал офицер, чтобы рота продолжала идти в ногу вместе с остальным батальоном.

Рота, батальон, полк, бригада, дивизия, корпус... Не люди представлялись юноше при упоминании этих слов, а шахматные фигурки. Он посмотрел направо, на огромную линию одетых в синюю форму солдат, идущих мимо поля ещё низкой пшеницы, направляясь в сторону леса.

— Чертовы деревья! — проворчал солдат слева от юноши, наткнувшись на ветки дерева, мимо которого они проходили. Пригнувшись, он попытался пройти через них, но ветки стащили с него винтовку с фляжкой. Они со звоном полетели на землю. Солдаты снова захохотали. — Чертовы южанские деревья! Здесь, в Мэриленде, их столько же, сколько и в Вирджинии. А уж там-то их до черта!

Строй все-таки был нарушен; пробираясь через заросли, бригада распалась на маленькие группы. Глядя на переднюю линию, юноша видел низко опущенный Государственный флаг Соединенного Королевства вместе со знаменем его Пятьдесят Девятой дивизии. Их бережно нес почетный караул, — сержант со своим отрядом — оберегая шелк от колючих веток.

— Рота, подтянуться! В строй, парни, в строй! — снова закричал сержант. Стоявший рядом с ним лейтенант Руса повторил команду.

Начали появляться новые всадники. Полк снова построился в длинные линии. При появлении генерала Даны, солдаты из его бригады чуть вышли вперед.

— Поравняться с Пятьдесят Девятой нью-йоркской! — закричал генерал, мчась вдоль линии. — Поравняться с Пятьдесят Девятой! Поравняться с ними!

Солдаты отступили на несколько шагов. Бригада генерала начала наваливаться на роту юноши. Он почувствовал, как пять тысяч человек начали сжимать его со всех сторон.

— Оружие на грудь! — выкрикнул генерал. Солдаты приподняли винтовки перед собой и приставили их левому плечу.

Снова послышались веселые возгласы. Юноша заметил, что где-то через семьдесят ярдов ветки заканчиваются. Шедшая впереди бригада Гормана скрылась в серой дымке тумана.

Тут раздался новый взрыв; стоявший рядом с юношей солдат громко выругался. Теперь стреляли еще ближе. Почти прямо по ним. Солдаты в линии тут же начали пригибаться к земле.

— Спокойно, парни! — закричал лейтенант Руса, держа перед собой саблю, не давая солдатам разбегаться. — Мы выйдем туда вместе! Мои бравые ребята...

Последние деревья расступились перед ними, и юноша, с трудом проглотив застрявший в горле комок, вместе со своей ротой вышел из леса.

---

Под ярким солнцем Флаттершай прогуливалась по саду, напевая веселую песенку. Казалось, что даже солнце подпрыгивает ей в такт.

— Эйнджел! — весело позвала она. — Эйнджел, не мог бы... Не мог бы ты принести мне лейку?

Кролик одарил ее нерадостным взглядом, но все же пошел искать лейку. По его возвращению Флаттершай стояла у стеблей кукурузы. Зеленые и высокие, они устремлялись прямо в небо позднего лета.

— Ох! — все восхищалась пегаска. — Ну разве не великолепно? Должно быть... Должно быть будет очень вкусная, не правда ли, Эйнджел?

Она взяла лейку, собираясь начать поливку. Но не успела Флаттершай и поднять ее, как высокие и зеленые стебельки кукурузы начали меняться.

— Что? О нет, о нет! Нет! — снова воскликнула она, взлетая над стеблями. На ее глазах широкие листья сморщились до сухих комочков, а сами стебельки потеряли свой цвет. Вскоре кукурузы Флаттершай не стало, а вместо не на грядке была лишь сморщенная масса. Мёртвые, сгубленные в самом расцвете сил стебельки упали на землю.

— Почему!? Ох, как, что... — одними губами шептала она, приземляясь прямо посреди сухих, коричневых стеблей. — Что...

Флаттершай смотрела на них, пытаясь понять, что могло произойти с растениями, которые только пару минут назад были такими зелеными и такими полными жизни.

Земля под ее копытами задрожала. Послышались стоны. Много стонов. Казалось, будто кто-то кричал прямо из-под земли. К ужасу пегаски, из впадины, что образовалась прямо посреди грядки, повалили клубы белого дыма...

Флаттершай, запищав, села прямо в постели. Приходя в себя, пегаска вглядывалась в темноту комнаты. Тяжело и отрывисто дыша, она снова упала на подушку. Была глубокая ночь, и на улице всё так же оставалась непроглядная тьма. Чуть успокоив дыхание, она поглядела на дальний угол комнаты. Там спал Эйнджел, и пегаска пожалела, что не может просто встать, прижать его к себе и вместе с ним вернуться в постель. Теплота его тела помогла бы ей перенести эту ночь.

Но все это предоставило бы маленькому кролику еще больше причин для грубости. Так что, чуть поерзав на подушке, Флаттершай закрыла глаза и принялась ждать новый сон.

---

— Черт подери! — выругался солдат, стоявший позади.

— Господи! — воскликнул другой.

Юноша, услышав, как то же самое сделал стоявший теперь уже позади Льюис, сделал глубокий вдох.

Серый туман утра смешивался с дымом. Дым этот поднимался над тем, что, как понял юноша, недавно было кукурузным полем. Стебли были сметены ядрами и выстрелами так точно и ровно, будто здесь поработал серп жнеца.

А посреди поля носились, падали и вскакивали люди... Много людей.

Глядя на марширующую перед ним бригаду, юноша видел, как топот солдат поднимал опустившийся на землю дым от тысячей выстрелов, разбивал его на маленькие облачка, парившие прямо между поломанных стеблей.

Снова раздался залп. Юноша вместе с тысячами других солдат повернулся на звук. Где-то впереди он заметил красные всполохи.

Это было партизанское орудие сил Конфедерации. Оно стреляло прямо по ним.

— Господи! Боже мой! — закричали слева. Вокруг засвистели пули. Юноша тут же упал на землю, вздрагивая от каждой, пролетавшей особенно близко. Раздались новые взрывы; земля буквально затряслась. Но теперь стреляли справа, оттуда, откуда пришел со своей ротой юноша. Стало быть, сейчас конфедератам отвечали солдаты Союза. И отвечали они не менее жестче.

— Глядите в оба! — услышал он громкий, грубый голос подполковника Стетсона. — Не обращайте внимания на пули, мальчики! — громко, но спокойно говорил он, проходя позади юноши. — Не подставляйтесь!

Вдалеке юноша увидел силуэты солдат из бригады, что шла впереди них. Все больше пуль проносилось в воздухе, и он заметил, что строй той бригады будто колебался. Услышав выстрелы, люди мялись, борясь со страхом. Кто-то делал шаг вперед, а кто-то отступал. Странная волна шла по строю солдат. И отблески редкого солнечного света, едва пробивавшегося сквозь дым, отражались на лезвиях их штыков.

Штыков...

Юноша рванулся за своим, ткнув локтем стоявшего рядом солдата.

— Никто не отдавал приказа идти в штыки, Бэссет, — раздался голос лейтенанта Русы.

Юноша взглянул на спокойно проходящего мимо лейтенанта. Свою саблю тот держал на плече, чуть вращаю ею, держась за рукоятку.

— Прошу прощения, сэр, — забормотал юноша, стаскивая с головы кепи. — Просто волнуюсь, сэр.

Лейтенант улыбнулся ему, круто развернулся на пятках и вскинул саблю над собой, начиная наступление.

— Это, черт возьми, что еще такое? — воскликнул Стетсон. — Куда они собрались? Гляньте-ка на это, ребята. Батальон генерала Френча решил устроить себе выходной! Либо они не правы, либо мы... Ха! Ну, что вы думаете об армии, об этой несокрушимой армии?

Юноша посмотрел влево и увидел, как шедший с ними батальон медленно поворачивался, направляясь в сторону пушки южан.

Чуть вдалеке он заметил небольшое белое здание. Обычная церковь, как ему показалось. Но не такая, как у квакеров или пуритан.

Вокруг церкви что-то копошилось. Юноша прищурился, пытаясь узнать, что это такое. Скоро он получил ответ на свой вопрос. Остановив свой взгляд на шагающей впереди бригаде Гормана, юноша заметил, как солдаты обходили что-то, что лежало в остатках кукурузы.

Они обходили людей. Искалеченных, истекающих кровью людей...

— Прошу вас, не наступайте на меня! — взмолился один из раненых, когда солдаты проходили мимо.

Все, кто шел перед ними и после них, все, включая Пятьдесят Девятую нью-йоркскую и другие разделения бригады, чувствовали ужас, проходя мимо раненых, изувеченных и уже мертвых.

— Воды! Воды, пожалуйста...

— Сэр... Парень, я не могу уйти отсюда. Я идти не могу... Не поможете, а? Сэр!

— Господи, прости меня! О Боже, как же больно!

Раненые корчились от боли, лежа прямо посреди скошенных кукурузных стеблей. Другие уже не корчились. Мундиры их были разорваны, а на рубашках выступали огромные красные пятна. Они спокойно лежали, смотрели на небо и молились.

Юноша почувствовал, как кто-то схватил его за ремень рюкзака. Он знал, что это Льюис. Он тащил юношу через кукурузное поле, чтобы тому не пришлось открыть глаза, не пришлось смотреть на искореженные тела, разорванные чуть ли не на куски ружейными пулями или мушкетными шариками, которые десятками тысяч пролетали над полем.

Приоткрыв глаза, юноша увидел, что земля вокруг была буквально покрыта этой массой, этой ползающей, раненой и умирающей массой.

Мужчины, что лежали посреди остатков кукурузных стеблей звали их, просили о помощи.

Мужчины обеих сторон.

— Пожалуйста, не затопчите меня, — глухо простонал раненый, мимо которого они шли. — Прошу вас, пожалуйста, обойдите!

— Я не наступлю на вас, — ответил юноша, толкнув шедшего рядом солдата так, чтобы он и Льюис смогли пройти рядом. Он посмотрел на раненого бедолагу.

Он посмотрел в глаза мальчика ничуть не старше его самого, одетого в серое пальто и рваные коричневые брюки. Под ними натекла большая лужа крови.

И уже догоняя ушедших вперёд солдат, он все смотрел на этого конфедерата.

Это был первый южанин, которого юноша видел в своей жизни.

Юноша чуть отстал от линии строя, так что сейчас он догонял своих, глядя на их спины. Но глаза молодого южанина всё стояли у него перед глазами, даже когда офицер скомандовал: "Оружие к плечу!"

Юноша перехватил винтовку правой рукой и приставил к плечу.

— Посмотрите-ка на это! Что стало с Тридцать Четвёртой нью-йоркской? Эй, парни! Что, хотите взять Ричмонд сами, а?

Юноша посмотрел вперед, сквозь туман и дым. Действительно, один из полков бригады Гормана просто-напросто вырвался из общей линии. Развернувшись, они зашагали к уже далёкому лесу и белой церквушке. Они все также играли марш на барабане и держали флаги, будто их вообще ничто и не беспокоило.

Солдаты обеих бригад принялись бросать кепи в воздух. Со смехом они звали солдат того полка и свистели им вслед. Но, невзирая на их насмешки, солдаты Тридцать Четвертой нью-йоркской дивизии исчезли в смеси тумана и дыма.

Скоро звуки мушкетных выстрелов раздались оттуда, куда они пошли. И снова в бригадах наступило молчание, прерываемое командами офицеров, громкий голос которых перекрывал крики раненых бойцов.

Всё это напомнило юноше одну овцу, которую ему пришлось погружать на "Олбани", пароход компании "Дневные прогулки по реке Гудзон". ("Hudson River Day Line" — прим. перев.) Одну из тех, что ему за два года работы в доках пришлось загрузить в трюма заходивших в Кингстон кораблей.

Овца просто бродила по палубе, в то время как юноша и другие носильщики загружали трюм отправлявшегося вниз по реке судна. Юноша все глядел на овцу, зная, что в скором времени им придётся загнать в трюм и ее.

И как только большие колеса корабля закрутились, а из труб повалил пар вперемешку с дымом, все они взялись за ее поимку.

Вероятно, она знала, что ждет ее по прибытию в Манхэттен. На их глазах овца бросилась на вращающееся колесо и разбилась насмерть о воду Гудзона.

Вспоминая об этом случае, юноша вместе со своей ротой мерным шагом шел через кукурузное поле. Туманное, влажное утро подходило к концу; уже было девять утра. Они продвинулись далеко вперёд, оставив позади тех, кто просил помощи и тех, кто лишь тихо лежал на дымящейся земле.

Прошла, казалось бы, вечность, прежде чем полк их достиг забора, что шел вдоль дороги, расположенной параллельно кукурузному полю и небольшим лесочкам на другой его стороне.

У забора было еще больше несчастных. Кто-то из них еще двигался, но многие уже нет.

Юноша видел, как шагающая впереди бригада преодолевала преграду. Люди, спотыкаясь, неорганизованным потоком перелезали через забор. Другая же бригада, вернувшись на поле, перестраивалась так, чтобы при преодолении преграды избежать новых смертей, которых не сумели избежать те, что лежали сейчас там.

Юноша взял себя в руки. Он не хотел смотреть ни на лежащие под забором тела, ни на раненых, сползавшихся туда в отчаянной попытке выжить.

Через несколько мгновений его отряд достиг забора. Юноша усмехнулся про себя — для него это было то же, что прыгнуть с верфи на пароход.

— Прыгайте, мальчики! Сохраняйте силы для самого прыжка! — раздался голос Стетсона. Юноша направился к забору большими прыжками, чтобы с должным разгоном перемахнуть через него.

Добежав, юноша закинул винтовку за спину. Она висела там даже в сам момент прыжка. Но как только он перекинул ноги, она зацепилась стволом за другого перепрыгивающего солдата. Юноша чуть не грохнулся на землю. Придя в себя после прыжка, он заметил чужую винтовку, которая лежала рядом с его... Шарпс!

Юноша подумал, кому могла принадлежать эта славная вещица. Оглядевшись, он увидел ответ на свой вопрос.

Рядом с забором, опираясь на руки, на коленях сидел солдат, ища что-то на земле. Юноша разглядел зелёную форму снайперских стрелков, одних из элитных войск армии.

— Эй ты, в зеленом! — позвал юноша, спрыгнув с забора. Стрелок не обратил на того внимания; юноша поморщился от такого невежества.

— Уронил что-нибудь, зеленый? Чего ты тут ищешь? — снова спросил юноша, потянувшись за оружием.

Стрелок повернулся и посмотрел на него. Юноша выронил из рук свой Спрингфилд, с ужасом глядя на снайпера.

Нижняя челюсть солдата была полностью разнесена выстрелом. Стрелок ковырялся в земле, пытаясь найти остатки зубов, будто веря в то, что их можно как-то вставить обратно. Остановившись, он посмотрел на юношу с отвращением и унынием в глазах. В его перепачканных руках были комья земли и травы.

Юноша пытался поднять свою винтовку, а снайпер все смотрел на него. Его язык, свисая прямо из горла, свободно болтался, чуть касаясь остатков бороды стрелка. Он уже затвердел и слипся от крови.

— Бэссет! — закричал лейтенант Руса. — В строй!

Еще раз взглянув в глаза стрелка, юноша вскочил на ноги и побежал прочь от него. Переходя дорогу, он заметил ещё одного снайпера в зеленой форме, уже мертвого. Руки у него были вытянуты. Юноше показалось, что несчастный пытался уползти; темные пятна следовали за ним вдоль дороги.

Юноша быстро перепрыгнул еще один покосившийся заборчик, высоко держа Спрингфилд над головой, и встал в строй. Тут офицеры, будто обретя дар речи, снова принялись приказывать. Юноша занял свое место. Место в этой шахматной игре... Пятая рота, первый батальон, Пятьдесят Девятая нью-йоркская добровольческая пехотная дивизия, третья бригада, второе подразделение, второй корпус, армия Потомака.

И даже будучи окруженным всеми этими шахматными фигурками, являясь частью одной из них, он чувствовал себя одиноким. Одиноким и очень напуганным.

"Стрелки — лучшие солдаты, что у нас есть, — думал юноша, вместе со всеми вертясь то направо, то налево, то снова направо. — Если такое случилось с ними, то что же тогда будет со мной?"

Бригада Гормана вышла вперед. Фигуры пехотинцев тут же исчезли среди деревьев, поглощенных дымом. Послышались хлопки мушкетных выстрелов и крики раненых, разносившиеся по лесу.

"Что же будет со мной? — снова и снова спрашивал себя юноша, с трудом проглатывая комок в горле. — Что же тогда будет со мной?"

---

Наступил живой и ясный рассвет. Флаттершай открыла глаза и моргнула, щурясь на свету, что вливался в ее комнату через окно.

Прижав к себе одеяло передними копытами и застенчиво зевнув, она снова устроилась на кровати. Пегаска все витала где-то между реальным миром и Страной Грез.

Но долго ей так пролежать не удалось. Кто-то начал стучать по ее заднему копыту. Сперва легко, но потом все сильнее и настойчивее. Вновь открыв глаза, она увидела неодобрительную мордочку своего давнего подопечного, смотревшего на нее снизу вверх.

— О, Эйнджел, доброе утро! — сказала она, схватив того передними копытами. С подавленным взглядом кролик смирно лежал на груди у хозяйки. Наконец, протерев копытом глаза, та, в последний раз зевнув, окончательно проснулась.

Эйнджел сложил лапки на груди и ухмыльнулся. Хотя он, конечно, был не против по-обниматься с хозяйкой, но будил он ее не только поэтому.

Нет, была работа, которую предстояло выполнить. Нужно было покормить зверей и позаниматься с садом. А бурчание у него в животе дало понять пегаске, что в том, чтобы она поскорее проснулась и принялась за дела, имеется и его личный интерес.

— Ах, Эйнджел, — сказала она, вставая, — этой ночью у меня были такие странные сны. Я... Я таких снов не видела уже... Ну, никогда не видела, мне кажется...

Он бесстрастно на нее посмотрел. Хотя она все гладила ему живот, но глаза ее смотрели в никуда. Она снова задумалась о ночных видениях.

— Это... Ой, прости Эйнджел! — все размышляя над приснившимся, она наклонила голову вбок, и копна розовой гривы упала на кролика. — Я... Я не знаю точно, о чем был тот сон. Но там был пар, и деревья, и маленький белый домик... и треск. Как трещотка... И еще что-то хлопало. Много-много раз хлопало.

Флаттершай замолчала, её глаза беспокойно бегали по комнате. Эйнджел вздохнул, схватил ее копыто и потряс. Маленький кролик делал всё, чтобы помочь хозяйке отогнать дурные видения.

Она ему улыбнулась. Эйнджел, почувствовав ещё одну возможность наконец-то начать этот день, указал себе на рот. Вовремя забурчал живот.

— Ой! Ой! — Флаттершай только поняла, что утро уже уходит. Встав с постели, она, чуть потянувшись, осторожно поставила кролика на пол.

— Ты... Ты готов завтракать? — спросила она. — Думаю, что да.

Кролик снова сложил лапки на груди. Постучав задней лапой по полу, он недоверчиво посмотрел на нее.

Остаток утра заняла обычная рутина, и Флаттершай быстро нагнала проведенное в постели за обдумыванием сна время.

— Доброе утро! Как вы сегодня? Хорошо себя чувствуете? Да? — спрашивала она каждого из своих друзей, в ответ слыша только щебет, писк и хрюканье, которые понимала лишь она вместе с немногими другими пони.

— Хорошо себя чувствуете? Это же просто замечательно! — пегаска, взлетая на крыльях, начала напевать свою обычную песенку, и голос ее звучал все громче и громче по мере того, как звери собирались вокруг Флаттершай. Эйнджел слушал ее, и отчасти был рад, что его хозяйка снова стала собой.

Конечно, от этого ему и стало хуже, когда она внезапно остановилась.

Эйнджел попрыгал к стене, разделявшую гостиную и кухню. Там он увидел Флаттершай. Пегаска снова смотрела в никуда, уронив тряпку, которой она вытирала пыль. Крылья ее чуть замедлились, и, приземлившись, она уставилась в окно.

Кролик опять вздохнул. Подскочив к хозяйке и схватив ту за копыто, он поволок ее на улицу. Может, надеялся он, работа в саду выведет Флаттершай из раздумий о тех видениях, что занимали ее голову.

— Ах, Эйнджел, — сказала она после того, как кролик указал ей на солнце и лейку, — это было так странно, будто... будто воспоминания. Как если бы все это уже случилось. Но я этого не помню. Будто... Будто все это было на самом деле.

С каждым днём принцесса Селестия опускала солнце все раньше, а поднимала все позже, соблюдая древний ритм древнего мира, что был до Эквестрии. Осень затронула и сад пегаски. Яркие весенние цветы уже отцвели, и сейчас здесь росли только вялый иссоп, почти завядшие хризантемы да гордый аконит.

Цвета лепестков радовали глаз; Флаттершай глядела на них и улыбалась. Но не только ради этой красоты она была здесь. Начиналось время сбора урожая, а сад ее был заполнен разнообразными овощами, уже почти созревшими.

Хоть и не всегда, но пегаска старалась ухаживать за садом. Такая забота была, видимо, естественна для нее. Жизнь есть жизнь, и будь то животное, птица, рептилия или, как сейчас, овощ, мягкие прикосновения Флаттершай будто пробуждали их к дальнейшему.

В то время как пегаска трудилась, Эйнджел сидел напротив лейки, нежась на осеннем солнышке. Критично оглядев сад, он заметил несколько сорняков, которые за целое лето так и не были им обнаружены.

Попрыгав к краю сада, кролик презрительно взглянул на них. Поплевав на лапки и потерев их друг о друга, Эйнджел приготовился было вырвать маленьких непрошеных гостей с земли его хозяйки...

— Ах! — с ужасом воскликнула Флаттершай. Эйнджел замер на месте, поднял уши и начал озираться. У пегаски дрожали копыта.

Она со страхом смотрела на горизонт, а сердце ее билось все чаще и чаще. Нет... Не может этого быть!

— Хлопки... хлопки, хлопки, хлопки, — часто задышала она, вставая на задние копыта, ища что-то за садом. — Трещотка, Эйнджел... Эйнджел, я только что слышала треск... Только что!

Эйнджел подпрыгнул к пегаске и схватил лапкой её копыто. Он глубоко вздохнул...

Кролик тоже слышал этот треск, что раздавался за домом.

Глава 2

— Аллориан... Элли?

Юноша все глядел на небольшой медальон, на фото, что было там. Услышав еще один оклик Льюиса, юноша аккуратно закрыл медальон и спрятал во внутренний карман. Но перед его глазами все еще стояло лицо матери.

— Элли, — нервно спросил Льюис, — почему, как ты думаешь, мы тут сидим? Другая бригада уже приняла бой, а мы еще даже не вышли. Почему, как ты считаешь, генерал не отправляет нас? Мы вообще будем сражаться?

Юноша взглянул на дерево, под которым они сидели. Что-то стучало по его стволу. Будто капли дождя. Такого, какой был прошлой ночью, когда они шли из Кидсвилля. Тогда они вымокли до нитки.

Но хотя серая дымка еще висела в воздухе, на небе не было ни одной грозовой тучи.

В ствол стучали пули.

— Жарко у них там... как у черта на сковородке, — услышал он голос пожилого солдата. Юноша узнал его — это был Гораций Томас, шутник и семьянин. Солдаты нервно засмеялись. Юноша тоже хохотнул, несмотря на то, что редкие пули все свистели рядом, пролетая между веток.

И если это были лишь случайные, то сколько же они встретят, продвинувшись вперёд? И насколько ближе они тогда будут пролетать?

— Ну, Льюис, думаю, что знай я это, — ответил юноша, снова доставая медальон с фотографией матери, — то тоже был бы генералом.

Ниже по склону лесного холма, на котором они сейчас расположились, раздавались ружейные выстрелы. Были слышны крики людей из бригады Гормана. Громкие крики мужчин, приехавших сюда из Массачусетса, Нью-Йорка и Миннесоты, вперемешку с дикими криками раненых.

Раздался вопль. Ужасный вопль. Все солдаты Пятьдесят Девятой нью-йоркской добровольческой пехотной дивизии повернули головы на звук.

Леденящий душу боевой клич повстанцев прокатился по лесу. Услышав его, солдаты почувствовали страх. Кричали справа, оттуда, куда ушла бригада Гормана.

Тут же ожили бригадные барабаны и трубы. Все солдаты поднялись на ноги.

Становясь в строй, юноша еще раз достал шомпол и сунул его в ствол винтовки. Однако пуля с порохом уже была внутри. Юноша не помнил, когда он успел зарядить винтовку оружие.

— Оружие к плечу! — раздался голос лейтенанта Русы. — Бэссет, парень, повернись влево!

— Да, сэр, — тяжело сглотнув, ответил тот, поворачиваясь.

— Вперёд! — закричал издалека полковник Титболл.

— Вперёд! — повторил команду Стетсон.

— Марш!

Выстроившись в одну длинную линию, солдаты Пятьдесят Девятой нью-йоркской вышли вперед, остальные отделения зашагали им вслед. Бригада генерала Даны полным составом начала спускаться вниз по склону лесного холма.

Юноша чувствовал, что люди Ховарда чуть ли не дышат им в затылок. Почему они идут так близко?

Полк их вошел в непроглядную пелену дыма; у юноши тут же защипало глаза и запершило в горле. Однако он не зажмурился и не замедлил дыхания. Перед ними начали появляться фигуры спасающихся из задымленного леса людей.

Раненые выходили из леса и, проходя мимо них, взбирались на холм. Некоторые, будто призраки, шли прямо через ряды солдат, и те их пропускали. Головы и руки раненых покрывали импровизированные повязки. Справа у дерева юноша увидел человека, лежащего в странной позе. Его рука застряла в куче веток. Только уже пройдя мимо, юноша понял, что человек был мёртв. Смерть застала его в таком нелепом положении.

Дым вокруг все густел. Вдруг впереди них, разрывая мрак, засверкали красные вспышки. Воздух со свистом пронзили мушкетные пули.

Слева раздался громкий, булькающий крик. Юноша повернул голову. Гораций Томас, качаясь, вышел из строя, держа руку на кровоточащей шее, на том месте, где была артерия. Через несколько секунд он свалился на землю.

Юноша впервые видел смерть человека.

— Первая линия! — закричал Стетсон. — Приготовиться!

Юноша вскинул Спрингфилд и посмотрел вперед. Во мгле перед ним мелькали силуэты. Глаза юноши бегали вдоль снова и снова появляющихся вспышек.

— Целься! — выкрикнул подполковник.

Целиться? Во что в этом дыму можно прицелиться? Дурацкая команда...

— Огонь!

Юноша сжал курок. С лязгом из ствола в дым вылетела пуля. Юноша сделал глубокий вдох, его плечо чуть болело после отдачи.

Первый раз он стрелял в боевых условиях.

— Перезарядка! Перезарядить!

В голове его вспыхнули учебные занятия. Достав из сумки патрон, юноша с силой прикусил его конец. Девять этапов перезарядки он прочно запомнил. Долгие месяцы учения и тренировок не прошли даром.

Тут что-то легло ему на плечо. Юноша вздрогнул. Это был ствол винтовки Льюиса: пальбу открыл второй ряд. Наконец, вставив капсюль в ствол оружия, юноша снова приготовился стрелять. Прямо как настоящий солдат, с гордостью отметил он про себя...

Генерал Самнер выскочил на лошади прямо из дыма. И услышав проклятия, что он кричал, юноша тут же растерял всю свою смелость.

— Чёртовы идиоты! — кричал он. — Прекратить огонь! Прекратить огонь! Вы стреляете по Пятнадцатой массачусетской! Вы стреляете по бригаде Гормана!

Шокированные люди опустили винтовки. Небольшой порыв ветра разорвал плотную пелену дыма. Юноша увидел тех, в кого они стреляли. Он увидел разгневанные лица мужчин, что прибыли сюда из Новой Англии. Те все смотрели на них, позабыв о южанах, с которыми они только что сражались. У их ног лежали раненые и мёртвые товарищи.

Господи... Неужели он попал в одного? Неужели он застрелил союзника?

Долго размышлять над этим ему не пришлось. Слева раздался крик наступающих южан, и хотя ребята из Пятнадцатой массачусетской еще не могли прийти в себя после случившегося, их строй развалился. Люди искали укрытие, оказавшись под перекрестным огнем.

Все больше и больше криков раненых солдат проносилось среди деревьев. Казалось, что они были даже громче выстрелов. Юноша вновь вскинул винтовку. Кто-то пронесся мимо него, задев рукой ствол и едва не опрокинув того на землю.

Сорок Вторая нью-йоркская и Седьмая мичиганская, те, что были слева от них... Они отступали. Бежали.

— Назад в строй, трусы! — закричали из батальона юноши. — Куда подевалась ваша таманская смелость?

— Через несколько минут ты уже не будешь так самоуверен, речная крыса! — ответил, остановившись, один солдат из Сорок Второй. — Эти чёртовы леса кишат партизанами. Они вас просто окружат. Так же, как и нас.

Лейтенант Руса закричал Пятьдесят Девятой:

— Влево, рябята! Сместиться влево! Не прекращать огонь!

Юноша вместе со своей ротой двинулся влево, снова оказавшись едва не задавленным солдатами. Его ноги заскользили по листьям, пропитанным кровью. Юноша шел вперед, переступая через раненых.

— Мальчики... Ребята, не теряйте знамени... — сквозь шум боя прорвался громкий, грубый голос. Справа от себя юноша заметил фигуру человека. Голова его лежала на большой каменной глыбе. Подойдя ближе, юноша узнал Стетсона. С каждым ударом останавливающегося сердца из его груди толчками лилась кровь, но офицер снова и снова повторял эти слова.

— Не теряйте знамени! — повторил он в последний раз. И затих.

Несколько мгновений юноша все смотрел на мёртвого командира, будто ожидая, что вот сейчас он встанет и снова отправится в бой. Но он так и лежал на земле, а ружейные выстрелы не прекращались, так что юноша заставил себя отвести взгляд от мертвеца и сосредоточиться на перезарядке Спрингфилда.

Слева от него раздался звон. Стоявший рядом с юношей солдат, крича от боли, бросил винтовку на землю.

— Проклятие! — выругался он. Повернувшись, он отошел в сторону. Правой рукой солдат придерживал кровавые лохмотья, что были на месте левой. Белые кости отчетливо были видны на фоне льющейся из разорванных пальцев крови.

— Проклятие! — всё ругаясь, он пошел прочь. Ни слез, ни криков, ни причитаний. Будто для него это было лишь маленькое неудобство.

— Льюис, — позвал юноша, — Льюис, ты это видел? Разве такое возможно? Чтобы после такого он...

Льиса не было за его спиной. Парень из Кингстона ползал по земле, ползал и рыдал. Он рвал на себе брюки, по его обнаженным ногам текла кровь. Юноша тут же кинулся к другу.

— Бэссет! В строй! — донесся до него крик Русы. — Ты нужен здесь!

Он снова заметил силуэты, что будто плавали в дыму. Постоянно мелькали красные и оранжевые вспышки. Вновь переступая через раненых, юноша открыл коробку с патронами. Он был потрясен тем, как мало там осталось. Сколько же он уже использовал?

Юноша снова закусил патрон, чуть поперхнувшись от пороха. Горло было совсем сухим. Он вставил шомпол в ствол оружия, когда прогремел новый залп. И опять солдаты с криками падали на землю. К удивлению юноши шомпол застрял в стволе. Винтовка уже была заряжена, в стволе уже был патрон. Спотыкаясь, юноша, дрожа от страха, отчаянно пытался вспомнить, что нужно делать при таких случаях.

Роясь в сумке, он лихорадочно искал капсюль. Найдя, схватил его и попытался вставить в ствол винтовки, но капсюль выпал из его дрожащих рук. Подняв его с пропитанной кровью листвы, юноша вскинул винтовку.

Пробирающий до костей боевой клич вновь прокатился по лесу. Юноша вскрикнул. Из задымленной чащи выходили люди, одетые в серые и коричневые одежды. До него доносились отрывистые крики мужчин Джорджии, Миссисипи, Западной Вирджинии и Северной Каролины.

Южане стояли близко. Очень близко.

Юноша спустил курок.

---

Флаттершай и Эйнджел стояли посреди сада, не решаясь даже шелохнуться. Они до сих пор слышали хлопки и треск. На ветках дерева, что стояло поблизости, расположилась небольшая стайка птиц. Услышав незнакомый звук, эхом проносившийся по всему участку, они тут же взмыли ввысь. Набрав высоту, они беспокойно стали кружить над домом.

— Всё хорошо, — сказала Флаттершай, когда несколько из них все же решили вернуться. Остальные приблизиться не решались.

— Пожалуйста, вернитесь обратно, — обратилась к ним пегаска. Пару раз взмахнув крыльями, она подлетела к своим пернатым друзьям. Улыбаясь, пегаска попыталась их подбодрить.

— Я... Я уверена, что тут нечего... Нечего бояться, — сказала она, сопровождая пернатых обратно вниз.

Как только они сели на ветки, пегаска вновь запела свою песенку. Услышав ее, звери, также в панике убежавшие от незнакомых звуков, высунули мордочки из нор и щелок.

— Все... Все в порядке. Все хорошо, — говорила она. — Что бы это ни было, я уверена, что навредить вам оно не сможет.

Флаттершай подходила то к одному, то к другому своему маленькому другу, улыбаясь каждому и успокаивая самых боязливых. Скоро покой снова вернулся в маленький домик, что стоял на берегу ручья.

Но он все же был не прочен. Вернувшись в сад, пегаска снова нацепила на себя упавшую панамку и, чуть дрожа, тихо вздохнула. Звук уже прекратился к тому моменту. Но он был! Настоящий! Так близко... Тот самый звук из ее сна.

Она снова оглядела сад, размышляя над произошедшим. Что это могло значить? Как, как это могло оказаться здесь? Могла она случайно принять что-то другое за те звуки, что приснились ей ночью?

Пегаска посмотрела наверх. На голубом небе очередного яркого дня тихо плыли лишь небольшие пухленькие облачка, и не было ни намека на хоть какую-нибудь тучку. Тогда Флаттершай вновь оглядела горизонт. Но и там не было ничего, что могло бы издавать тот треск.

— Ой! — вдруг воскликнула пегаска. Её взгляд пронесся по саду, по единственной тыкве, что росла там, а мысли вернулись к ночному видению. Она вспомнила цвета, что были там. Серый, коричневый и ярко-голубой, такой как цвет моря. И неба. Она вспомнила, что эти цвета постоянно перемещались в туманном...

Кто-то схватил ее за копыто. С коротким визгом, пегаска вздрогнула, поднялась в воздух и нырнула в кусты азалии.

Спустя мгновение из кустов выглянула пара бирюзовых глаз. Чуть осмотревшись, Флаттершай заметила того, кто ее так испугал.

Кролик стоял чуть вдалеке, сложив лапки на груди. Но, поскольку взгляд его хозяйки становился все более обеспокоенным, Эйнджел попрыгал к кусту. Там он увидел съежившуюся, глядящую на него во все глаза пегаску. Он понял, что у его хозяйки не слишком крепкие нервы для таких сюрпризов.

— Ой, Эйнджел, это был ты! Как ты меня напугал! — воскликнула она, схватив кролика и сжав того в объятиях.

Пока они так сидели, Эйнджел почувствовал что-то странное. Посмотрев на Флаттершай, он понял, что то, что он сперва принял за ее страх, было нечто другим.

Пегаска снова смотрела вдаль. Небольшие лучики света, продиравшиеся сквозь ветки и пожелтевшие листья куста, чуть освещали ее лмцо. Она до сих пор думала про тот звук... Нет, это был не страх. Но что тогда? Недоумение? Замешательство? Беспокойство?

— Ох, Эйнджел, ты ведь тоже слышал его, да? Тот хлопающий и дребезжащий звук?

Кролик посмотрел на нее и кивнул.

— В том сне я слышала похожий... Очень похожий, — говорила она. Голос ее упал, пегаска уставилась на землю. После долгой паузы кролик заметил, что он, сам того не замечая, гладил лапкой ее копыто. Усмехнувшись этому про себя, Эйнджел принялся хлопать по нему, заставляя хозяйку вернуться в мир насущных проблем.

С тем они и вылезли из кустарника.

Казалось, что жизнь в саду снова возвращается в свое русло. Голос пегаски снова звенел в воздухе. Ее настроение будто передавалось птицам и зверям. Страхи их рассеялись точно так же, как и ее.

Она не всегда держала сад, но после неприятности, что случилась с ней на рынке, это было очень неплохим способом избежать проблем. Из-за того торговца верх одержала не самая лучшая часть характера пегаски. Так что сейчас для нее было легче — и спокойнее — выращивать собственную спаржу, а не драться и кричать за чужую.

Да, так было намного лучше. Она наслаждалась свои садом. Чувствовала себя такой счастливой, прогуливаясь по нему. Здесь ее всегда окружали маленькие пушистые друзья. И она сама могла снабжать себя необходимыми продуктами.

Да, определенно, держать сад — отличная идея. Она с восхищением наблюдала, как маленькие побеги пробиваются из-под земли, чтобы посмотреть на солнышко Селестии, которое даст им силу и жизнь. Пегаска постоянно изумлялась, когда совсем маленький росток превращался в сильное и крепкое растение, будь то что-то плодоносное или же обычная трава.

Да, ей нравился ее сад...

...столько интересного можно было увидеть в нем.

Флаттершай остановилась, оглядывая свой домик и травянистую лужайку перед ним. Поблизости весело чирикали цыплята, клювом разрывая кучки птичьих перьев в поисках насекомых. Чуть выше ее пернатые друзья грелись на солнце и щебетали свои песенки. Остальные звери просто бродили туда-сюда по садовой тропинке.

Тут позади себя она почувствовала движение. Что-то снова коснулось ее лодыжки. Однако на этот раз Флаттершай пусть и вздрогнула, но не завизжала, а кусты азалии остались не побеспокоенными. Довольная собой, она повернулась к кому-то из своих маленьких друзей, что таким способом надеялся привлечь ее внимание.

— Да? Чем я могу помочь... помочь...

Глаза пегаски дернулись влево, потом вправо, оглядывая весь двор, начиная с сада и курятника, и заканчивая ее домиком с небольшим столиком для чаепитий, стоящим на лужайке.

Рядом с Флаттершай никого не было.

Она сняла панамку и провела копытом по лбу.

— Эйн... Эйнджел? — позвала она. — Нужно... Нужно ли кому-то из...

Снова движение. Она почувствовала его, услышала. Что-то пробежало по саду. Что-то невидимое.

Шокированная, она приоткрыла рот от изумления. Нечто большое и невидимое глазу пробежало по ее участку. Только что пробежало мимо нее самой.

Копыта пегаски задрожали. К своему ужасу она снова услышала тот звук, снова заметила едва заметное движение.

— Эйн... Эйнджел! — прошептала она. Кролик тотчас же подпрыгнул к ней и крепко сжал копыто хозяйки. Он тоже чувствовал чье-то присутствие на их солнечном дворе.

Птицы над пегаской, в тревоге повертевшись из стороны в сторону, поднялись в воздух, испугавшись неведомого пришельца.

Животные побежали прочь, некоторые неслись со всех ног, испуганные странными движениями, звуками, чувствами, количество которых только росло.

Флаттершай дрожала, тряслась всем телом. Теперь уже десятки невидимых существ мчались через ее двор. Чужое, сковывающее чувство охватило Флаттершай.

Один... Одно из... Кто бы это ни был, одно из этих существ только что пробежало прямо сквозь нее.

Колени Флаттершай ослабели. Она двинулась к столику. Кролик крепко схватился за ее копыто. Таща его за собой, пегаска надеялась, что там они смогут найти защиту от... этих...

Дым! Дым и серая мгла, как те, что были во сне! Дымовая пелена висела прямо над землей, наполняя легкие Флаттершай кислой вонью.

Существа бежали сквозь дым. Их силуэты были чуть заметны на его фоне. Силуэты существ, которых она никогда прежде не видела.

Некоторые бежали. Другие ковыляли. Будто им было... больно.

Наконец пегаска добралась до стола. Спрятавшись под ним, она смотрела, как все больше и больше силуэтов невидимых и страшных существ проносилось мимо. Прямо рядом с собой она увидело одно из них... Оно не бежало. Оно ползло.

Совершенно разные эмоции захлестнули кобылку. Звуки, что слышала она, заставляли Флаттершай съеживаться от страха. Но было в ней нечто, что в любом случае превозмогло бы страх.

Ее сострадание.

— Э-э-й? — тихо позвала она существо, стягивая шляпу себе на глаза. Трясясь всем телом, она все же протянуло копыто вперед. Туда, где не было защиты столика, ее последнего укрытия. Загремел чайный сервиз, стоявший наверху: одним из трясущихся копыт она задела ножку стола.

— Э-эй? — повторила она. — В-вам... Вам н-нужна... помощь?

Пегаска осторожно выползла из-под стола. Дрожа от страха, она снова попыталась заговорить. Тотчас же ужасный шум пронесся по участку, заглушая ее слова. Ошарашенная, Флаттершай замерла на месте. Она услышала крики. Не успев даже подумать, пегаска кинулась обратно под стол.

На этот раз звуки не затихали.

Крепко прижав к себе Эйнджела, она со страхом смотрела на сад. Туда, откуда, будто волны, исходили ужасные вопли.

Она видела, как что-то каталось по земле сада, крича от боли. Налетев на стебли кукурузы, нечто сломало их. На двор выкатилась тыква, которую существо случайно задело. Флаттершай рассмотрело его... Оно было реальным. Видимым.

Что-то живое было в саду Флаттершай.

---

Пятьдесят Девятая нью-йоркская добровольческая пехотная дивизия прекратила свое существование.

Двадцать минут назад они шли вперед через леса, плечом к плечу, готовые сражаться за правое дело. Почти четыреста сильных и решительных мужчин.

Двадцать минут назад они были полком. Двумя батальонами гордых и бесстрашных воинов Союза.

А сейчас около двухсот их солдат погибли. Или еще умирали.

Вокруг юноши люди, некогда солдаты сейчас уничтоженного полка, кидались в темный туман, спасаясь от пуль южан, летевших уже со всех сторон. Безостановочных и смертоносных пуль.

— Давайте, парни! — кричал лейтенант Руса, хватая убегающих за шиворот и буквально заталкивая их обратно в строй. — Вы сами-то сможете жить спокойно после такого позорного бегства? А что о вас будут думать ваши любимые? А что будут думать ваши матери?

Мама.

Юноша прижал руку к груди. Медальон лежал у него в кармане, в безопасности.

С трудом сглотнув, юноша, споткнувшись о тело товарища, посмотрел назад. На длинную линию мужчин, одетых в серое и коричневое. Юноша пытался найти оставшиеся патроны в коробке. Не нащупав ни одного, он бросил коробку на землю и обеими руками принялся в ней рыться. Из последних сил он старался хотя бы еще один раз зарядить винтовку. Как же горело его горло! Порох сушил его, до боли щипая губы.

К своему ужасу, юноша не нашел ни единой пули.

— Хорошие мальчики! — говорил Руса, заводя тех в строй, хлеща по ним плоской стороной своей сабли. — Продолжайте вести огонь! Застрелите этих сукиных...

Загремел ружейный залп. Красные и оранжевые вспышки сорвались с линии повстанцев.

Фонтанчики крови брызнули из тела лейтенанта. Сию же минуту он свалился на землю. Юноша посмотрел на тело Русы. Тот все держал руки над собой, качая саблей. Глаза лейтенанта метались из стороны в сторону. Юноше вспомнил коров, которых ведут на убой. Некоторые из них не умирают после только одного удара молотком.

Лишь один инстинкт, одна мысль, одно желание вспыхнули у него в голове. Бежать!

— Господи, прошу, не дай мне умереть тут! — ни к кому не обращаясь, зашептал юноша, перекидывая ремень винтовки через плечо. Вокруг снова раздался боевой клич южан. Стоявшие сзади повстанцы начали наступление.

— Пожалуйста, пожалуйста, Господи, пожалуйста! Я не хочу здесь умереть! — шептал он, ускоряя темп. Он быстро бежал через лес, смотря только вперед.

— Элли! Аллориан, прошу, не оставляй меня!

Юноша оглянулся на слабый возглас Льюиса. Раненый парень из Кингстона, в криках ползавший по земле все это время, сейчас тихо лежал, едва поднимая голову.

Юноша еще мог спастись, убежать...

— Элли...

Развернувшись, юноша побежал назад, ища какой-то способ забрать с собой Льюиса. "С дороги!" — громко закричал кто-то. В панике убегая, какой-то солдат, будто мешок с мукой, откинул юношу в сторону.

— Элли...

Вскочив на ноги, юноша принялся искать друга. Дым стелился почти по самой земле, юноша не мог его найти. Снова оглядевшись, он поднял голову...

Он смотрел прямо в дуло Энфилда, который держал повстанец, стоявший где-то в тридцати ярдах от него.

— Пожалуйста, Господи, я не хочу умереть! — закричал юноша во весь голос, хватаясь за медальон. — Господи, прошу тебя!

Красно-оранжевая вспышка сорвалась с конца винтовки южанина. Густая пелена дыма окончательно застила поле боя.

---

Молодой повстанец пробирался вперед по лесу вместе со своим батальоном. Они рылись в карманах раненых и уже убитых янки, забирая все, что хотели.

У повстанца не было нужды во всяких безделушках, которые водились в карманах мертвецов. Кроме того, он уже забрал довольно теплые носки у дохлого янки, когда они проходили через Южную гору. Так что сейчас он остановился только для того, чтобы дать отпить из фляжки раненому северянину. Он кивнул ему и направился вперед, к точке, что он про себя отметил.

Придя на место, молодой южанин, стоя в дыму, принялся ногами пинать ветки, ища что-то.

— Что ты, черт возьми, там делаешь, Ти-Джей? — смеясь, спросил капрал.

— Тут должен быть дохлый янки. Или полудохлый, по крайней мере, — ответил конфедерат, уперев руки в бока и оглядываясь по сторонам с разочарованным видом. Он что, промахнулся? — Точный выстрел же был. Я белок хуже стреляю... — южанин вздохнул.

— Да вылезай ты оттуда, — сказал капрал. — Мистер Линкольн подошлет к нам еще целую кучу. Настреляешься.

В последний раз что-то пнув в дыму, молодой повстанец снял с плеча Энфилд и поглядел вниз. Туда, куда упало тело человека в синей форме.

— Разве такое, черт возьми, возможно? Я пристрелил его, клянусь, — говорил он, возвращаясь к своему батальону. — Будто он улетел. Будто этот чертов янки куда-то улетел...

Глава 3

Юноша чувствовал, как падает сквозь дым. Падает целую вечность. Закрыв глаза, он ждал удара.

Он упал. Но что-то было не так. Что-то изменилось вокруг него.

Юноша лежал на земле. Странно, но боли он не чувствовал. Боли совсем не было. И юноша не мог понять почему.

Дым рассеялся.

Он... Он лежал рядом с тыквой?

Юноша моргнул. Он не слышал ни ружейных выстрелов, ни отрывистых криков южан, ни воплей раненых, ни...

Вспыхнула боль.

Вспыхнула в глубине, прямо в кишках, поджаривая каждую клеточку его тела. И спустя секунды по всему телу юноши прокатывались волны нестерпимой, безжалостной боли, увеличивающейся в десятки раз при хотя бы малейшем его движении.

Юноша начал кататься по земле, суча ногами и разрывая ногтями почву. Он завопил.

Завопил по-чудовищному, по-звериному, с каждой секундой крича все громче. Извиваясь от боли, он катался по земле, давя стебли кукурузы. Случайно пнул подвернувшуюся под ноги тыкву. С треском та выкатилась на двор. Двор розовогривой пегаски.

Флаттершай, услышав ужасные вопли, начала чуть выползать из-под стола. Копыта ее дрожали. Все ее тело дрожало, но... Что-то живое было в ее саду. Что-то, чему, кажется, нужна была помощь.

Что-то, чему было очень больно.

Боль становилась сильнее, и юноша, извиваясь, катался по земле, сжимая живот. Фляжка с сумкой постоянно цеплялись за почву.

Наткнувшись головой на маленький заборчик, юноша попытался опереться на него. Он чувствовал, как что-то течет по его животу и ногам. Руки дрожали.

Боль не останавливалась. Юноша, расстегнув застежку, снял ремень. Отбросив его в сторону, юноша понемногу начал снимать с себя лямки рюкзака. Каждое движение приносило ему новые муки.

Стянув рюкзак с плеч, юноша посмотрел на свою форму. На животе выступила влага. Красная влага, сильно выделяющаяся на грязном, синем мундире.

Он знал, что это значит. Он знал, что дела были плохи. Чуть наклонившись, юноша принялся разрывать мундир...

Флаттершай чуть ли не ползком приближалась к саду. Приоткрыв рот, она пыталась позвать существо, пыталась спросить, нужна ли тому помощь. Но от страха она будто онемела.

Существо снова завопило. Что-то сверкнуло. Какая-то блестящая точка будто прыгнула из сада. Прямо на нее. Пегаска взвизгнула, прижавшись к земле, глядя на точку, что приближались ближе, ближе...

Открыв глаза, она заметила пуговицу. Эйнджел опасливо выглянул из-за спины хозяйки. Они глядели на обычную латунную пуговицу, ярко блестящую на солнце. С пуговицы на них гордо смотрел орел, окрашенный кровью...

Она снова открыла рот. Ни один монстр не носит пуговиц, верно? Флаттершай поднялась и снова попыталась позвать существо, подойдя еще ближе к саду. Но голос ее пропал, как только она услышала новый крик. Крик, состоявший из слов.

Юноша рвал свой мундир. Пуговицы разлетались во все стороны. Пуговицы с изображением орла улетали прямо в небо.

Попытавшись сосредоточиться, юноша попробовал приподнять рубашку. Когда-то ее отбелили так, что она колола его кожу еще несколько дней.

А сейчас она стала красной. Полностью пропитанной его кровью, начиная от ребер, прямо до того места, где заправлялась в брюки. Запах собственной крови заставил юношу замолчать, хотя все новая боль жгла его тело, пока он пытался стянуть с плеч подтяжки.

Расстегнув брюки, юноша увидел, что и трусы его тоже были полностью красными. Чуть ли не крича, он поднял рубашку.

Юноша взглянул на свой живот... На свой чуть ли не выпотрошенный живот.

— Боже мой! — завыл он во весь голос. — Боженька, пожалуйста, нет, пожалуйста!

Юноша заплакал. Он снова посмотрел на огромную зияющую дыру, что была справа от пупка. Слёзы текли по его лицу. Слезы и боли и страха. Юноша начал думать... Думать о многом.

Ему вспомнились пароходы. Большая церковь на Клинтон-Стрит, что возле рынка. Железная дорога мистера Вандербильта, перекинувшаяся через всю реку.

Он думал о летних деньках, проведенных им на Гудзоне, у гор Катскилля, каждую осень красившихся в оранжевые, красные, коричневые и фиолетовые цвета.

Он думал о том, как танцевал с Сэлли Кармер на празднике урожая. Он думал о матери.

Мама.

— Мама! Мамочка! — позвал он, прекрасно зная, что она никак не могла его услышать. Ее не было рядом с Мэрилендом. Ее не было... рядом с этим садом. Он знал, что она сейчас в другом месте. Дома. Дома, рядом с Гудзоном, в Кидсвилле. Там, где он бегал по улицам, где он, лениво сидя на каменной стене, наблюдал, как лодки охочих до сельди рыбаков проплывают мимо. Юноша снова повторил это волшебное слово, нащупывая в кармане медальон.

— Мама! — заревел он во весь голос. И плач его разносился по саду, по зеленым полям, по всему солнечному свету.

Сердце Флаттершай замерло.

Что-то в ее саду плакало от боли. Чему-то в ее саду нужна была помощь.

Что-то в ее саду звало маму.

Страх исчез. Ни один монстр не зовет свою маму. Ни один монстр не может так плакать.

Она решительно направилась к саду, ускоряясь с каждым шагом. Теперь там почти не было с таким трудом ухоженных растений. Одни были раздавлены, другие были с корнями вывернуты из грядок. Флаттершай увидела существо, которое плакало, лежа на земле.

Пробравшись через поломанные стебли кукурузы, она посмотрела на несчастного.

Она многого в нем не заметила. Не заметила длинных конечностей и короткого лица. Не заметила запекшейся крови и грязи. Она видела лишь синий цвет его одежды...

...синий цвет из ее видения...

И боль, которая терзала бедного.

— Э-эй! Вам, вам нужна... — начала она.

Глаза существа открылись, а его искаженное болью лицо повернулось к пегаске.

Юноша слышал голос. Прекрасный голос. Он понял, что рядом кто-то есть. Голос, мог ли... Мог ли он принадлежать...

— Мама? — позвал он сухим, скрипучим голосом, моргая грязными глазами. — Ма...

Он тоже не заметил многого. Не заметил шляпу, что отчего-то была на голове у этой лошадки. Он даже не заметил того, что это была лошадка. Маленькая говорящая лошадка. Он увидел сострадание, что было в глазах неведомого существа, в самом его голосе. Женский, беспокойный голос... Он дал юноше надежду.

— Нет, нет, нет, я не... я не ваша... — начала Флаттершай. С каждой секундой страх уходил.

Юноша перевернулся на живот, снова вскрикнув от боли. Доползя до существа, юноша схватил ее за ногу.

Флаттершай вздрогнула. Она чувствовала силу в... руках этого....

— Пожалуйста, не уходите! — воскликнул юноша, подумав, что она захотела вырваться и убежать. — Ох... мисс, прошу! Господи, прошу вас, не уходите!

Флаттершай чувствовала, как кровь существа течет по ее копыту, полностью пропитывая шерстку. Она смотрела на юношу, видела, как его маленькая забавная шляпка скатилась с его головы и теперь лежала между вывороченными морковками и кабачками. Глаза юноши были... были наполнены страхом и болью.

Мысли пегаски метались. Ее взгляд пронесся по саду: по лейке, по коробкам, по... вещам, что ей никогда не приходилось видеть. Какая-то сумка, пояс с коробочками и... большая длинная штука, сделанная из стали и дерева, поблескивающая на солнце.

Она пахла дымом. Тем самым кислым дымом. Пегаске это не понравилось.

— К-как? Как мне вам помочь? — спросила она, оторвав взгляд от всех этих вещей и снова посмотрев в глаза пришельцу. Она нервно била крыльями по бокам, чуть гладя его руку копытом. Другой рукой он все продолжал бить по земле от боли.

— Воды! Воды, мисс... Прошу, мне так хочется пить, — задыхаясь, шептал он обожженными губами. На них он чувствовал вкус пороха, просыпавшегося, когда юноша кусал патроны. Черные полосы проходили по его губам, выделяясь на бледном лице.

Флаттершай наконец догадалась о предназначении одного из неизвестных ей предметов. Такие носили солдаты Эквестрии. Пегаска поняла, что это кружка, пусть в несколько раз больше. Перегнувшись через юношу, Флаттершай схватила кружку за ремень и кинула в стебли кукурузы, где, как она знала, прятался кролик.

— Эйнджел! Эйнджел, быстрее, принеси воды из колодца! — сказала она ему. Но Эйнджел продолжал стоять, глядя, как плачущее существо брыкалось на земле, крепко схватив копыто его хозяйки.

— Эйнджел? Эйнджел, мне нужно, чтобы ты принес воды, пожалуйста...

Кролик поглядел на хозяйку. Потом на обляпанную кровью и грязью фляжку. На него нахлынуло отвращение. Он снова начал складывать лапки на груди, с видом...

Флаттершай было не до его капризов.

— Эйнджел! — закричала она самым своим решительным и твердым голосом, на который только была способна, пристально смотря на кролика. — Принеси воды! Из колодца! Живо!

Отшатнувшись, изумленный Эйнджел обернул вокруг своего тела ремень фляжки и попрыгал из сада.

Пегаска снова поглядела на существо. Его... пальцы крепко держали ее копыто. К удивлению той, он, а это определенно был "он", смотрел на пегаску со взглядом, похожим на благоговение.

Она видела, как дрожало его горло, в котором выделялся кадык. На грязном лице пегаска рассмотрела щетину. Так что она вполне убедилась, что... оно было мужского рода. Не мужчиной, но мальчиком. Бедным, раненым мальчиком, с мольбой смотрящим на нее.

Тут новые слезы проступили на его глазах. Юноша снова попытался свернуться клубком. Новые приступы боли нахлынули на него. Он снова завопил.

— Боже мой! Мама, мамочка! — звал он, не отпуская существо. — Господи!

— Пожалуйста, пожалуйста, попытайтесь лежать смирно, — говорила Флаттершай, пытаясь уложить юношу обратно на спину, — пожалуйста, я, я должна посмотреть, что... что с вами...

— Пуля! — пегаска почувствовала, как пальцы, которыми он сжимал ее копыто, затряслись. — Пуля все еще там, я ее чувствую! Господи, как больно! Господи!

— Пуля? — не поняла его Флаттершай. Она пыталась успокоить его. — Простите, простите... Я, я не... О чем вы...

Пегаска взглянула на его рану. Она перестала дышать, увидев большую кровавую дыру на его животе.

Флаттершай были знакомы всевозможные раны и травмы. Ей приходилось мириться со смертью, о чем никто из ее подруг даже не догадывался. Она ухаживала за сломанными крылышками, вправляла сломанные лапки, с чем к ней обычно приползали животные. Долгие годы она в одиночку сражалась с болезнями и голодом, одолевавшим ее маленьких друзей. И часто проводила долгие ночи рядом с теми, чьи жизни угасали.

Но она никогда не видела ничего подобного. Она не знала что делать.

Сорвав с себя шляпу, в панике хлопая крыльями, пегаска принялась зубами разрывать ту на куски, отрывая поля от тульи.

Она приложила один лоскут к ране, делая единственное, что, как она знала, может сейчас помочь. Нужно было остановить кровь.

Юноша завопил от боли. После он посмотрел на существо. Она, а это определенно была "она", так старалась помочь ему, сострадание было на ее... лошадиной морде.

Но это не могла быть лошадь. Чуть отличалась... да и большинство лошадей, конечно, говорить не умели. Борясь с болью, юноша пытался сообразить, кем же была эта... Да и где находился он сам.

Он смотрел на ее красивое лицо, мягкие черты которого не могли скрыть даже случайно брызнувшая кровь. Когда она кричала кому-то, голос ее был громким и сильным, но слова — мягкими. Крылья ее широко распахивались и...

Ее крылья...

— Вы, — начал он, задыхаясь, будто очутившись в холодной воде Гудзона, — вы... ангел?

Флаттершай моргнула, посмотрев на существо. Странный вопрос озадачил ее.

— Мисс, — юноша осторожно гладил окровавленной рукой копыто пегаски, его сухие губы дрожали, — вы ангел, мисс?

Она моргнула еще раз. Ее большие бирюзовые глаза только подтверждали догадку юноши.

— Моего, моего кролика так... — начала пегаска, пытаясь понять смысл его вопроса. С чего, с

чего существо решило, что она...

Новые вспышки боли. Юноша снова закричал, выгнув спину.

— Мама! Мама! — скорчившись, вопил он. Флаттершай сильнее надавила на рану, пытаясь остановить кровь.

Она заметила, как рука юноши поползла к его шеи. Достав из-под рубашки что-то золотое и сжав это в свободной руке, он чуть успокоился.

— Мисс Ангел, пожалуйста, мне так хочется пить, — рыдал он, протягивая к ней руку, — так хочется пить.

— Вода... Воду скоро принесут, обещаю, — сказала пегаска, глядя на него. Она рассмотрела то, что достал юноша. Медальон. Открыв его, юноша смотрел на изображение одного из себе подобных существ, старше возрастом и, как полагала Флаттершай, женского пола. Его мать... Существо было лишь мальчиком. Мальчиком, который звал маму. Хотел, чтобы она убрала его страхи, его боль.

Кровь, пропитав разорванную шляпку Флаттершай, текла сквозь нее. А если кровь текла, то, чем бы ни была эта "пуля", ее никак не получится извлечь из его тела.

Пегаске нужна была помощь. Она тут же вспомнила единственную пони, которая могла бы хоть что-то знать об этом. Ту, чьи магия и знания могли бы помочь юноше.

Взмахнув крыльями, она приподнялась над землей. Юноша испугался.

— Пожалуйста! Мисс Ангел, прошу вас, — извернувшись, он схватил ее копыто, — прошу вас, не уходите!

— Я, я приведу Твайлайт! Твайлайт поможет, она поймет, что нужно делать... Держитесь, вода скоро будет! Я скоро вернусь, вернусь с Твайлайт, и она поможет... У нее магия... И... И...

Юноша снова провел рукой по ее копыту, а после отпустил.

— Пожалуйста, прошу вас, скажите моей маме... — начал он, крепко сжимая медальон.

— Конечно! — ответила пегаска. — Пожалуйста, ах, пожалуйста, держитесь. Конечно, обязательно, я передам ей, но вы только держитесь...

Она нежно прижалась носом ко лбу юноши. Затем, широко взмахнув сильными крыльями, пегаска поднялась в воздух. Почти никогда она так быстро не летала. Флаттершай не знала, зачем она дала ему это обещание, не знала даже, что он имел в виду. Она думала об этом, а кровь юноши, что была на ее шкуре понемногу запекалась на осеннем солнце.

— Твайлайт, — звала она, летя над городком. Перед собой она видела отчаянные, просящие глаза юноши. — Твайлайт!

Юноша откинулся назад, положив голову на заборчик.

Он все думал, где оказался. И почему за ним пришел ангел.

Поблизости он увидел домик. Почти такой же, где он вырос. Где сейчас сидит его мама. Сидит и ждет его.

Юноша улыбнулся. Он уже понял, что не вернется. Понял, что война закончилась.

Он был на Небесах.

Именно поэтому ангел оказался рядом. Это объясняло ее внешний вид. Именно так их описывал пастор старой Методистской церкви, что на Клинтон-Стрит, разве нет? Он говорил, что ангелы не похожи на людей, что они существа изящные и прекрасные.

Это все объясняло. Абсолютно все. Сейчас он на Небесах. Прекрасный ангел помог ему, и боль начала уходить. Да, начала уходить. Сейчас его руки и ноги лишь чуть пульсировали... наверняка потому что он был рядом с вратами Блаженного царства. Конечно... Конечно, именно поэтому.

Именно так.

Пастор говорил, что боли не будет, что как только они умрут, боль уйдет. И правда, она уходила... Совсем уходила.

Юноша улыбнулся, оглядываясь по сторонам. Наверху, на ветках дерева расположились птицы, и он был так... счастлив. Счастлив, что вновь видит их, вновь слышит их песенки. Он видел, как орел и ястреб сидели рядом с маленькими певчими птичками: кардиналами, сойками, малиновками...

Они не нападали друг на друга, не ели маленьких. Нет... Нет, они просто сидели на ветках дерева и печально смотрели на юношу.

Он почувствовал движение рядом. Изо всех сил юноша отбросил винтовку далеко в сторону, чтобы не напугать маленьких существ, внимательно смотревших на него из глубины сада. Некоторые забрались на заборчик.

— Привет, — прохрипел он. Губы его совсем пересохли. Скоро принесут воду, и ему станет намного легче, — привет, — снова обратился к животным юноша, пытаясь улыбнуться. Его тело почти полностью онемело. Рядом на него смотрели барсуки вместе с мышками, лисы вместе с кроликами и... и даже медведем? Да, косолапый сидел тут же, лишь горестно глядя на юношу, а не гоняясь за белками и бурундуками.

Как тогда проповедник это называл? Ах да... Царство Мира.

— Т-там л-лев лежит рядом с я-ягненком, медведи едят сено и овес... — заикаясь, вспоминал он слова проповедника, пальцем гладя хорька, который подбежал к нему поближе.

Да, да... это был Рай. Врата Его. Тропинка, что ведет к дому, небольшая калиточка...

Скоро, скоро будет вода. Он снова вскочит на ноги, целый и невредимый. Скоро, скоро его ангел вернется и проведет его по этому пути, через эти врата.

Из последних сил юноша приподнялся, посмотрел через заборчик. И там он увидел его...

Животные разбежались, как только юноша снова завопил от боли. Завопил в последний раз.

Он видел гору и небольшую деревушку, которая стояла рядом. Даже несмотря на то, что боль его почти ослепила, он хорошо увидел их, расположенные на склоне горы. Высокие, белоснежные башни рядом с низвергающимся водопадом. Да, это то самое место...

...это был Зайон.

Прелестные облака заполнили его глаза. Юноша повалился обратно на землю. Скоро он напьется воды, и его никогда больше не будет томить жажда. Скоро его ангел вернется и заберет его в Зайон, обитель Бога, и там, в безопасности, он будет счастлив. Навсегда. Там будут петь гимны, и его представят Ему.

Юноша лежал, положив голову на перекладину заборчика, и чувствовал, как окружающий мир покидает его. Повысив голос, он начал петь. Слова слетали с его губ, и, казалось, радость наполняла каждую его клеточку. Даже когда упали его бесчувственные руки, он был счастлив.

— О... благодать, — пел он слабым голосом, все медленнее и медленнее, — с-спасен... тобой я из п-пучины... б-бед; был мёртв и чудом стал живой...

Да. Ангел помог ему. Нашел его. Оживил его.

— ...был с-слеп и в-вижу... с-свет...

Юноша чуть приоткрыл тяжелые глаза и обвел ими безмятежный домик, сад и зеленые поля, что раскинулись дальше. Как тепло светило солнце, какое замечательное это было чувство... Как прекрасна была песня птиц...

Юноша закрыл глаза.

Эйнджел торопился обратно в сад. Через края фляжки переливалась студеная вода.

Он изо всех сил прыгал назад к существу. Кролик видел, как улетела его хозяйка. Он что-то чувствовал.

Подойдя к существу, кролик заметил красную дыру у того на животе. Он снова поморщился от омерзения. Заткнув нос, Эйнджел посмотрел на пришельца. На лице того больше не было страха и боли.

Существо со счастливым видом тихо лежало на земле. Осторожно подойдя к нему, кролик поставил кружку в открытую ладонь чужака.

Ничего, существо даже не дернулось.

Эйнджел потряс его, показывая на кружку.

Ничего.

Кролик легонько пнул его. Дернувшись, тело юноши медленно скатилось с заборчика. Эйнджел с ужасом в глазах закрыл рот лапками.

Кролик глядел на тело существа, и странное, неведомое Эйнджелу до этого дня чувство заполнило его. Заполнило его глаза.

Чувство вины.

Он чувствовал себя виноватым за то, что испугался этого существа. Виноватым за то, что не захотел помочь ему. Виноватым за то, что не поспешил, неся тому воду, о которой он так просил...

...за то, что никого не было рядом с юношей, когда тот умирал.

Раздался грохот. Посреди зеленой лужайки появился большой фиолетовый шар. В нем проявились очертания тел Флаттершай, Твайлайт Спаркл и Рейнбоу Дэш со Спайком.

— Вот тут! — говорила Флаттершай, показывая место. — О-он здесь! Он...

Она замолкла. Твайлайт поглядела на спутников, думая, отчего Флаттершай так внезапно замолчала. Они шли по саду.

— Ого! — прошептал Спайк, глядя на сломанную кукурузу и раздавленные овощи. — Какое существо могло так...

— Спайк, — строго обратилась к тому Твайлайт, — я хочу, чтобы ты отвернулся. Смотри на двор, на лес, куда угодно... но только не сюда...

Спайк, будучи двенадцатилетним — или около того — дракончиком, тут же посмотрел туда, куда смотреть запретили. О чем сразу же пожалел.

— Я сказала отвернись! — крикнула Твайлайт, разворачивая дракончика магией. Она видела, как Рейнбоу Дэш подошла к Флаттершай, пока та смотрела на... кого-то.

— Ох, нет! Нет! Нет, нет! — всхлипывала пегаска, тряся тело существа и глядя тому в глаза. Она отошла и прижалась к Рейнбоу.

— Я, я опоздала! Я, я не смогла... не смогла ему помочь! — заплакала она, уткнувшись в гриву Дэш. Плач ее наполнил сад. Твайлайт, подойдя ближе, тоже прижалась к ней.

— Эй, — начала Дэш, — эй, я, я уверена, что ты, ну, сделала все, чтобы спасти... это. Да и, ох, да и не похоже, что от тебя тут что-то зависело.

— Он не "это"! Он мальчик! Мальчик, который плакал от боли! — воскликнула Флаттершай, поднимая голову и глядя на подруг.

Она обернулась, вновь посмотрела на тело юноши, который лежал посреди раздавленных кабачков и ревеня. Слезы снова навернулись на глаза пегаски.

— Это был м-мальчик! Он плакал и просил у меня помощи, — она вновь заплакала.

— Да, хорошо, да... но, но что это был за мальчик? Кто это? — спросила Твайлайт, осматривая странные коробочки, лежащие рядом.

— Я, я не знаю! — Флаттершай прижалась к голове единорожки. Твайлайт заметила кровь существа на пегаске, но обращать внимания не стала. — Ему... Ему было так больно, и я по-попыталась ему помочь, но не знала как! А он просто плакал и звал маму! Звал маму и... и "Господи"!

— Что за "Господи"? — спросила Рейнбоу, переводя взгляд с тела на Твайлайт.

— Я не знаю, — ответила та, вытирая пегаске слезы, — но, должно быть, для существа это было очень важно.

— Он не "существо"! — воскликнула Флаттершай. Все новые и новые слезы заливали её лицо. — Он мальчик!

Рядом с ними дракончик, заложив лапы за спину, все представлял, что было бы, будь он пегасом. Ведь тогда у него тоже были бы крылья. Тем не менее, он послушно смотрел на двор, не видя ужасного зрелища.

Пиная траву, он обо что-то ударился. Попрыгав на месте от боли, дракончик поглядел вниз. На траве лежал какой-то предмет. Спайк опустился на колени, чтобы получше его рассмотреть.

Это была длинная, раза в два длиннее роста дракончика вещь из стали и дерева.

Она пахла серой, что ему понравилось.Разок пнув эту штуку, Спайк заметил, что из одной ее части поднимается серный дымок.

Посмотрев через плечо, Спайк увидел, что кобылки все еще пытаются успокоить Флаттершай и расспросить ее о существе, которое никак не походило на животное.

Убедившись, что на него не смотрят, дракончик чуть приподнял вещь, держась за деревянную часть. Из противоположной на землю выпал небольшой раздавленный кусочек латуни.

Спайк осторожно поднял его и принялся рассматривать, вертя в когтях. Он пах дымом. Уперев лапы в бока, дракончик думал, что бы это могло быть...

...и заметил, что стоит прямо посреди этих латунных, раздавленных... штучек, точь в точь таких, какую он держал в руке. Развернувшись, дракончик заметил, что все они высыпались из одного мешочка, что был на поясе существа.

Спайк быстро поднял одну из них.

Внимательно ее осмотрев, он перевел взгляд на длинную вещь, лежавшую в траве.

Острое чутье дракона подметило, что серный запах исходил из небольшой дырочки, откуда выпала та штучка.

Чуть приподняв вещь, он заметил, что из дыры капает какая-то черная жидкость.

"Зачем это здесь?" думал он, "Может... Может она помогает тем штучкам вылетать?"

С такими мыслями Спайк вставил капсюль в ствол винтовки. Чуть повертев ту, он заметил спусковой крючок.

— О, — сказал он вслух, — наверное, нужно нажать, чтобы...

Дракончик приподнял Спрингфилд. Два своих когтя он положил на курок. Приклад он держал у бока, ствол лежал на земле...

— Ну и грязные же у него зубы, — высунув язык, говорила Рейнбоу Дэш, тыкая копытом в челюсть юноши, чуть приподнимая его губы. Тут же она почувствовала взгляд Флаттершай.

— Пожалуйста! — воскликнула она. Из глаз пегаски все еще текли слезы. — Не трогай его так! О-он... Он не животное!

Рейнбоу Дэш уже начинало надоедать это. Она спрятала язык и обратилась к подруге.

— Эй! — ответила она, смотря на вызывающее лицо Флаттершай. — Слушай, я знаю, ты расстроена и все такое, но мы ничего не знаем об этой твари, так что...

— Это не тварь! — закричала Флаттершай, ее лицо покраснело.

— Девочки, пожалуйста, — перебила Твайлайт, — я знаю, мы тут имеем дело с чем-то совсем необычным, и я знаю, что тебе, Флаттершай, тяжело, но прямо сейчас мы должны...

Раздался оглушительный грохот, лязг, что эхом пронесся по участку, саду и зеленым полям далеко за домиком.

Что-то со свистом пролетело по траве и, отскочив от камней, лежащих у домика, сбило несколько листьев на дереве.

Птицы слетели с веток, животные в страхе разбежались.

Тишина опустилась на лужайку.

— Что, — спросила Рейнбоу Дэш, приземляясь обратно на землю, — что это было?

Твайлайт, оглядываясь по сторонам, звала дракончика.

— Спайк? — кричала она. — Спайк?

Она увидела его, стоящего неподалеку. В своих дрожащих руках он держал... что-то.

Он тут же отшвырнул вещь подальше, закрыл рот лапами и с ужасом посмотрел на пони.

Это было оружие. Серный дымок поднимался из его дула, и Спайк теперь точно это знал. Это точно было оружие. Ничто хорошее не могло так страшно грохнуть. И никакой радости не могло принести то, что со свистом пронеслось по траве. Это было оружие... Он только что его использовал.

И чувствовал боль.

— Прости! — хватаясь за ребра, закричал он. Единорожка в миг подскочила к нему.

— Прости! — стонал дракончик, пока Твайлайт осматривала его в поисках ран. — Прости меня!

— Спайк, Спайк, — сказала она, успокаивая друга, — ты в порядке? Болит что-нибудь?

— Бок! Бок болит, Твай! Оно меня в бок ударило!

Твайлайт обняла дракончика, усаживая того на землю. Спайк тяжело дышал. Тишина вновь опустилась на сад.

Успокоив друга, она поставила его на ноги, и вместе они вернулась к существу, возле которого стояли пегаски.

На этот раз она не стала заставлять Спайка отвернуться. Дэш посмотрела на них, затем уставилась в глубину сада.

— Бедная Флаттершай, — прошептала Твайлайт, когда они втроем взглянули на пегаску. Единорожка пыталась найти рациональную причину, по которой морковь розовогривой была разбросана по всем грядкам...

Флаттершай стояла над истерзанным телом юноши. Она нежно подняла его голову и положила на землю так, чтобы тот смотрел в небо. Проведя копытом по его черным волосам, она положила руку юноши ему на грудь.

Пегаска уже собиралась положить медальон обратно за рубашку юноши, но, как только Флаттершай приподняла его, крышечка открылась. Она посмотрела на картинку. А оттуда на нее смотрела мать юноши. У нее были прямые волосы и мягкие, нежные глаза.

— Он, он хотел, чтобы я сказала вам... — прошептала Флаттершай.

Она с трудом пыталась снова не заплакать.

— О-он хотел, ч-чтобы я вам с-сказала, что он вас л-любит, — шептала она. — Я, я пообещала е-ему, но... н-но я не знаю, г-где... где вы...

Она снова разрыдалась.

— Я н-не знаю, как...

Флаттершай заскулила.

— Он был только мальчиком! — сквозь слезы шептала она, тряся его тело. — Он был просто мальчиком, которому было больно и страшно.

Обернувшись к друзьям, она увидела их вопросительные взгляды.

— Он был только мальчиком! О-он подумал, что я ангел... назвал меня ангелом! Ох, Твайлайт, почему ему пришлось умереть? Почему он пришел... откуда-то, лишь затем, чтобы умереть? — Пегаска снова повернулась к юноше, глядя в его невидящие глаза.

— Он п-просто хотел увидеть маму! — плача, она прижалась к его лбу, а слезы ее капали на щеки мертвеца, — О-он лишь хотел увидеть маму!

Флаттершай закрыла глаза. И закричала. Закричала, плача о несправедливой судьбе юноши.

— Он просто хотел увидеть свою маму!

Глава 4

У Флаттершай не было ответов.

Вскоре пришли незнакомые пони. Наверное, из какой-нибудь секретной службы или чего-то подобного. Они забрали тело юноши, его оружие и остальное снаряжение. Через несколько часов лишь раздавленные овощи, сломанные стебли и грусть розовогривой пегаски напоминали о его недавнем здесь присутствии.

Ее подруги, как могли, помогали Флаттершай. Они постоянно к ней ходили, подбадривали, заодно надеясь разузнать что-нибудь еще о пришельце. Но, по правде говоря, рассказать она могла немного. Не больше, чем полицейским, биологам, криптозоологам, которые тоже расспрашивали ее.

Сперва она пыталась быть вежливой. Она разливала чай, разносила кексы и честно пыталась ответить на каждый их вопрос.

Но на следующий день она стала злее... Пегаска начала их гнать. Выгонять зевак и всевозможных "экспертов" из ее маленького домика.

Кто бы ответил на ее вопросы? Кто бы все объяснил ей? Кто бы выслушал ее?

Твайлайт Спаркл выслушала.

Следующей ночью Твайлайт со Спайком легли поздно. Луна уже высоко взошла в небе, пока они тщательно составляли письмо. И только с первыми лучами восходящего солнца уставший дракончик отослал его тому, кто, как они надеялись, смог бы помочь их другу.

Флаттершай, глядя на стену напротив, сидела на постели.

— Ох, Эйнджел, — говорила она, крепко обнимая кролика, — Почему...

Третье утро подряд она задавала себе этот вопрос.

В дверь постучали. Пегаска прислушалась, надеясь, что это кто-нибудь из ее друзей. Но нет...

Они всегда стучали в такт "Постричь, обрить" ["Shave and haircut" — прим. перев.]. Их условный сигнал.

И это стучали не они.

Флаттершай снова почувствовала злость. Она попыталась тихо промолчать в надежде, что кем бы ни был незнакомец, он, наконец, устанет и уйдет.

Нет, нет... Стук продолжался.

— У-уходите! — крикнула она, накрывая голову и кролика подушкой.

Однако незнакомец все стучал, делая идеально точные интервалы. Гнев проступил на лице Флаттершай. Она снова почувствовала, как та, нехорошая ее часть начала одерживать верх.

Слетев с лестницы, она направилась к двери. На лице ее был тот самый Взгляд.

— Я больше не хочу с вами разговаривать! Я не хочу... Ах...

За дверью стояла, пожалуй, единственная пони Эквестрии, которую не беспокоил Взгляд пегаски.

— Ой! Ах, Флаттершай, дорогая, прости. Твайлайт же сказала, что ты отвечаешь только на "Постричь, обрить"... Я забыла! Пожалуйста, прости меня!

— Да, да... т-так, так мои друзья... дают мне понять, что это они пришли, — заикаясь, ответила Флаттершай. Лицо её обрело прежний вид. — Н-не хотели бы, м-м, позавтракать со мной, принцесса?

— Звучит чудесно, — ответила Селестия, улыбаясь своей маленькой пони.

Они расположились за маленьким столиком. Тем самым, под котором Флаттершай пряталась тогда от призраков. Когда юноша появился у нее в саду.

Беседа шла о птицах и зверях. Флаттершай словно засветилась, когда ее маленькие друзья собрались вокруг принцессы. Та, кажется, наслаждалась их песенками.

— Филомена передает привет, — вспомнила принцесса, сделав еще один глоток чая.

— О! Т-так мило с ее стороны! Пьюи хорошо учится? Уверена, что он быстро растет!

— Именно так! Думаю, Спайк едва его узнает, когда он вернется, — ответила Селестия.

Вокруг них животные дремали, пели или просто досыта наедались. Одно из них, однако, выделялось из общей кучи...

...тот самый слон в комнате, который всей своей тяжестью нависал над опустевшей банкой варенья и недоеденными кусочками кексов и тостов.

Принцесса Селестия поставила чашку чая обратно на стол. Она наклонила голову, откашлялась и нежно посмотрела на Флаттершай. Пегаска поняла, что должно было произойти. Эйнджел прыгнул к ней на колени, зная, что хозяйка не будет против. Обхватив того передними копытами, пегаска приготовилась к беседе, что вот-вот начнется.

— Мы... Я убедилась, чтобы к нему было проявлено должное уважение. Всю поездку рядом были стражники. Глазеть было запрещено. В этом я тебя могу заверить.

— С-Спасибо вам, — прошептала пегаска.

— Флаттершай, — сказала принцесса самым свои мягким голосом, взяв маленькие копытца пони в свои, — я хочу, чтобы ты знала. Ты ничем не могла помочь ему, этому мальчику, этому юноше, который пришел в твой сад. Даже моя магия не смогла бы его спасти...

Флаттершай с трудом улыбнулась, посмотрела на принцессу, а после — на кролика. Тот крепко к ней прижался, позволив себя гладить. От этого пегаске было чуть легче.

Наконец, после длинной паузы она нарушила молчание.

— Принцесса? — спросила она. — Кто обидел его? Кто засунул в него эту "пулю", которая... у-убила его?

Селестия посмотрела на сад, будто представляя, как юноша лежит там, истекая кровью и крича от боли. Это было такое чудное место. Принцесса немного жалела, что именно здесь в такой страшной агонии умерло живое существо. И очень жалела, что ее дитя стала свидетелем всего этого.

— Дорогая моя, насколько мы знаем, это сделал один из ему подобных...

Принцесса с трудом проглотила комок в горле, прежде чем продолжить.

— Да, один из ему подобных. Возможно тот, кто его убил, был не старше его самого. Как видишь, это самый большой недостаток их рода. Видимо они до сих пор не поняли, что одинаковы...

Флаттершай начала качать головой. Сперва медленно, потом быстрее. Она снова заплакала.

— Я, я не верю! Не могу поверить! Что... Что такой же мальчик мог так с ним поступить... Но, но я знаю, что это правда. Он тоже был солдатом. Я видела его форму, видела его оружие! Но, но даже тогда он подумал, что я ангел! Он подумал, что я ангел! К-как мог тот, кто верит в ангелов, причинять... у-убивать себе подобных?

Она снова взглянула на Селестию.

— Он... О-он звал свою маму! Он любил ее! Другие ведь тоже любили своих мам... но как они могли у-убивать друг друга? К-как такие мальчики могли у-убивать друг друга?

Селестия погладила копыто пегаски. Она позволила ей выговориться.

— Они не так уж отличаются от пони, что жили тогда, много лет назад, которые вернулись обратно на гору... Перед тем, как Луна и я позвали их из пещер. Тогда, когда наступило первое Потепление, — мягко заговорила принцесса, — тогда, когда расы верили, что чем-то отличаются друг от друга.

Из глаз Флаттершай ручьем текли слезы. Она смотрела на принцессу.

— Род, в котором родился мальчик, он не из нашего мира. Но они так похожи на нас, — сказала Селестия. — Им еще только предстоит найти свою собственную благодать.

Флаттершай пыталась понять Селестию. Но ум ее занимал один лишь вопрос. Вопрос, который требовал ответа.

— Принцесса, прошу, — спросила она, — почему он пришел сюда, почему он пришел сюда только... чтобы умереть? Почему ему пришлось умереть тут, так далеко от дома, от мамы, от всего, что он знал?

Принцесса посмотрела ей в глаза. Улыбнулась и погладила ее копыта.

— Такой была его судьба, как ни печально об этом думать, — ответила Селестия, — и мы можем только надеяться, что причина, по которой он взял в руки оружие, по которой носил этот мундир, что причина, в которую он верил, была справедливой. И он верил в неё, честно верил... Как и та, в которую верили люди, что забрали его жизнь.

Флаттершай моргнула, пытаясь понять смысл ее слов.

— А что до причины, по которой он здесь оказался... Видишь ли, ты... ты — олицетворение доброты. И тебе суждено было показать ее этому мальчику, — продолжила принцесса. — И именно в этом он нуждался. В доброте и сострадании. Ему нужно было увидеть ангела, того ангела, что отвел бы его в мир покоя. Но совсем другой вопрос, отчего он оказался здесь, в твоем саду, в моем царстве, в Эквестрии. Но, так или иначе, он пришел. И его будут помнить.

Снова моргнув, Флаттершай задумалась. Если... Если ей суждено было дать то слабое утешение, на которое она только была способна, то значит, что ей следует помнить его. Да, да... И как бы то ни бы было, она будет помнить.

— Ты сможешь, Флаттершай? — спросила Селестия. — Сможешь ли ты чтить его? Сможешь ли помнить его?

— Да, — выдохнула она. — Да, конечно.

Селестия улыбнулась своему маленькому ребенку. Она знала, что пегаска выполнит это обещание. Когда на нее взглянули мягкие, голубые глаза Флаттершай, на ум принцессе пришла идея. Да, был способ помочь ей оставить пережитое позади, успокоить её душу.

— Флаттершай? — спросила она. — Если... Если я бы смогла устроить так, чтобы... Чтобы его тело вернули сюда, то ты бы его похоронила? Поможет ли это тебе?

Пегаска снова моргнула.

— Оружие и то, что было в нем, должны будут остаться в Кантерлоте, — сказала принцесса, покачав головой. — Но форма, снаряжение... Тебе их вернут, если ты только пожелаешь...

Флаттершай опустила Эйнджела на пол. Она подбежала к принцессе и уткнулась той в грудь. Селестия крепко обняла ее. И было лишь одно, что пегаска могла сделать, сказать...

— Спасибо!

---

Рассвет следующего дня был довольно прохладным. Этот холодок напомнил собравшимся в саду пони и дракончику об ушедшем лете.

Пони стояли вокруг убранного и очищенного участка сада. Перед ними находился лакированный ящик, стоявший прямо перед глубокой ямой.

На холме неподалеку несколько камней отмечали места, где покоились маленькие друзья Флаттершай. Маленькие дорогие друзья, подопечные. Все они были так важны для нее тогда, как важен Эйнджел сейчас... Теперь они лежали там, чтобы пегаска могла приходить и помнить.

Ее подруги все спрашивали, отчего она решила похоронить его именно в саду, а не на том холмике. В конце концов она ответила, что именно здесь была пролита кровь юноши. Он уже был частью саду, и здесь, считала пегаска, он должен остаться. Мальчик из незнакомого мира, юноша в саду, где она всегда сможет помнить, как он называет ее ангелом.

Пони смотрели, как Флаттершай повесила тщательно очищенные фляжку и рюкзак на плечи Спайку. Вместе с Рэрити она отрегулировала ремни и застегнула их булавками так, чтобы вещи не волочились за дракончиком.

— Я, я не думаю, что будет правильно оставить... оставить их вместе с ним... — мягко говорила ему пегаска. — Ведь наверняка они еще могут пригодиться. Так что я... Я подумала, что тебе может понравиться.

Оглядев себя, дракончик тут же обнял Флаттершай.

— Спасибо! Большое тебе спасибо!

После пегаска вместе с Рэрити подошла к ящику.

— С-спасибо тебе, что почистила форму. Что пришила обратно пуговицы, — сказала она единорожке. — Я, я бы сделала все сама, но... Но я...

— Всегда пожалуйста, дорогуша, — ответила Рэрити, прижавшись к подруге.

Сделав глубокий вдох, Флаттершай шагнула вперед и посмотрела в ящик.

Юноша выглядел как настоящий солдат. Одетый в очищенную от грязи и крови и заштопанную униформу, он выглядел гораздо лучше, чем тогда. Лицо его было спокойным.

Но он был молод. Так молод.

Королевские гвардейцы смотрели на них. Флаттершай поднесла к гробу Эйнджела, чтобы тот положил подарок сада в холодные руки юноши, до сих пор сжимавшие странную маленькую шапочку. Как только кролик положил туда веточку мяты, пегаска поцеловала его и опустила на землю.

Отпрыгнув в сторону, Эйнджел остановился и повернулся к хозяйке, чтобы расслышать ее слова.

— Пожалуйста, пожалуйста, прости меня, — шептала она, — но... Но я забрала медальон. Забрала потому, что, может быть, возможно, что однажды... Однажды я увижу ее. И тогда... Тогда я смогу сказать, что это ее... И сдержу свое обещание. Я хочу сдержать его... Оба обещания. Я, я надеюсь, ты понимаешь...

Она аккуратно убрала ему за ухо прядь его черных волос. Бросив последний взгляд на него, она кивнула сержанту, и лицо юноши осторожно скрыли шелковой тканью.

Музыка "Ночи" раздалась из трубы солдата, что стоял неподалеку, разносясь по всему саду. Стражники аккуратно опустили гроб в черную землю.

Подруги пегаски крепко прижались к ней. А Флаттершай все смотрела на гроб. Смотрела и надеялась, что душа юноши отправилась туда, где ей будет хорошо. Она просила, умоляла, чтобы юноша освободился, встретился со своей мамой, со своим богом.

Она надеялась, сильно-пресильно надеялась, что сейчас юноша находится в прекрасном мире. А между теми, кто родил его, кто вырастил его, кто убил его, не было больше распрей. Она надеялась, что они закончились в дыму того сражения, что забрал жизнь юноши. Она надеялась, искренне надеялась, что у них больше не было причин для смерти, причин для боли, причин для оружия...

...что не было больше войн.

Конец.

(Бэссет, Аллориан Д. — 20 лет. Призван на военную службу в течение трех лет 23 сентября, 1861 г., Кингстон. Направлен в Инженерные войска США в качестве рядового. Пропал без вести после битвы у Энтитема, понедельник, 17 сентября, 1862 г. Дальнейших упоминаний нет. — прим. перев.)