Одиночка
Письмо
Последняя глава выкладывается здесь, дабы не нарушать порядок.
Мне тогда было… не помню точно… но в тот день я должна была отправиться в школу. Первый раз в жизни. Родители, они… они сильно беспокоились за то, как я там буду – с моим… ну, вы знаете. Хотя тогда… все было не так плохо, как… нет не сейчас… то есть сейчас… в общем, сейчас но раньше… *вздох* плохой из меня рассказчик. Дальше…
Дальше все было только хуже. С каждой минутой.
Я была совершенно одна… родители не могли же быть рядом со мной во время учебы, верно? Вот, и поэтому… мне было очень страшно… Все вокруг – их много, они совершенно незнакомы мне… все по-иному, новые правила, все, абсолютно все…
Я забилась в угол… в самый дальний. Чтобы как можно меньше попадаться кому бы то ни было на глаза…
Не получилось… Мне пришлось, как и всем остальным, в свою очередь выйти и рассказать о себе…
Одна. В центре внимания. Ни единого знакомого лица. И от меня еще ждали повести.
Я не смогла… Я просто не дошла дотуда…
На полпути я повернулась и побежала обратно… спряталась под стол.
Надо мной смеялись. Учитель сделал вид, что ничего не произошло… ну то есть не насчет смеха, а насчет моего бегства…
Но я не могла сделать вид, что ничего не было…
Весь день, пока я была в школе, я провела под столом. Меня никто не пробовал оттуда вытащить, никто не беспокоил… но мне было очень страшно…
Трехчасовой непрекращающийся страх… я до сих пор помню его.
Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и это испытание.
Когда я услышала голоса родителей… я выскочила из-под стола… бросилась к ним… и начала умолять, чтобы они забрали меня отсюда навсегда.
Впервые мне было наплевать на незнакомых пони, которые все это видели – мои соученики, родители… Невыразимый ужас, который я тогда пережила, поглотил меня практически полностью… Я хотела одного – чтобы все закончилось…
Больше я не была в школе. Родители договорились, чтобы я могла обучаться на дому…
Но пришлось с этим повременить. Первую неделю после того кошмара я была полностью опустошена: я вздрагивала от малейшего шороха, я не могла спать без света, когда слышала незнакомый голос (с улицы, скажем) – ныряла под кровать и заливалась слезами.
Такое состояние, казалось, будет превалировать в моем поведении всю оставшуюся жизнь. Ничто, никакие занятия, будь то чтение или разговоры или же различные игры – они не могли даже на минуту отвлечь меня… отвлечь от постоянного ожидания чего-то кошмарного…
Но однажды все изменилось. Во время очередного моего сеанса под кроватью, я обнаружила там карандаш, невесть как закатившийся туда. Старый, пыльный, но вполне годный.
Я обтерла его и вылезла с ним наружу. Мне пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы пустить его в ход. Наверное, ему надоело находиться в одиночестве, полностью лишенному возможности осуществлять любую деятельность.
Рассуждения, конечно, наивные и глупые… но я была ребенком… очень измотанным и уставшим постоянно бояться…
Я взяла листок бумаги, подхватила карандаш… и начала рисовать. Без единой мысли в голове – просто приступила к рисованию.
Не знаю, сколько это заняло… но когда я закончила – я уже не боялась. Я была самой собой — чудовищно замкнутой, но не шугающейся каждого шороха, пони.
Я показала рисунок родителям… они были очень рады, что мне удалось прийти в себя и… им на самом деле он понравился.
Но настоящей неожиданностью для нас стал тот факт, что у меня появилась отметка. Как же они гордились мной… я сама была переполнена радостью – больше, чем когда-либо…
В тот день мы устроили небольшой праздник… только для нас.
Клаудволкер замолчала, захваченная воспоминаниями. Ее слушательницы не смели даже лишний раз вздохнуть, чтобы не отогнать от нее образы прошлого.
Наконец, когда молчать уже становилось невозможно, Твайлайт вежливо спросила:
–Ну а сейчас… ты часто общаешься со своими родителями?
Пегаска помрачнела. Она кинула грустный взгляд на единорожку и сказала:
–Нет. Я не получала от них весточки уже очень долгое время… я думаю… они бросили меня…
–Само собой нет! Я уверена, что… — начала было разубеждать ее Рэрити, но под взглядом Эплджек быстро сникла и замолчала.
Клаудволкер слегка улыбнулась Эплджек – та ее отлично понимала. Потом произнесла:
–Я не могу их винить… со мной очень трудно… они несли эту ношу почти двадцать лет. Если они не хотят больше мучиться… это справедливо по отношению к ним.
Никто не рискнула возразить, хотя для них это казалось противоестественным. Но тон Клаудволкер, ее выражение лица, то, что она сказала – все это не позволяло усомниться в верности ее суждений. В конце концов, это ее родители – она знала их лучше, чем они все вместе взятые.
Эплджек молча подошла к разноглазой и заключила ее в объятия. Остальные поспешили сделать то же самое.
Клаудволкер никогда не обнимали столько пони одновременно. И никогда она не думала, что это поможет ей успокоиться. Она была им благодарна – за то, что не сторонились ее, приняли как равную и дали возможность почувствовать себя такой, какой она всегда хотела быть.
–Спасибо… вам всем – прошептала она, чувствуя, что больше не сможет удержать слезы.
***********************
Клаудволкер разбудил стук в дверь. Ее страх, еще не побежденный окончательно, заставил пегаску испуганно сесть в кровати. Но она сумела взять себя в копыта. Ей удалось. Она победила себя еще раз – не первый и определенно не последний.
Медленно передвигая ногами, она подошла к двери и открыла ее, ожидая увидеть кого-нибудь из своих новых друзей. Кроме Эплджек – та входила без стука.
Но на пороге стояла совершенно незнакомая ей пони: серая блондинка, с отметкой в виде пузырьков и желтыми глазами, довольно сильно косившими. Впрочем, Клаудволкер не придала этому большого значения – по необычности внешности серой пегаске до нее было далеко.
Глубоко вздохнув, она спросила, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал:
–Ч-чем я м-могу п-помочь вам?
Пегаска улыбнулась ей и сказала:
–Доброе утро, я Дерпи Хувз, новый почтальон. Мне жаль, что пришлось вас потревожить… но я не смогла найти ваш почтовый ящик.
Клаудволкер кивнула и сказала:
–Да, я понимаю. Он… расположен несколько… необычно. Вот, он здесь.
–Понятно… спасибо, я запомню. Но, раз уж вы здесь… вот, вам письмо.
–Благодарю.
Оставшись одна, пегаска положила конверт на стол и пробежалась глазами по адресу отправителя. Она ощутила огромную радость – это от ее родителей! Значит, они не забыли о ней!
Правда, ее несколько смутило, что там стоял штамп организации, в которой работали ее родители, а не их подписи, как обычно – но она решила, что это из-за каких-то неполадок. Самое главное, она все еще нужна им!
Клаудволкер быстро распечатала конверт, буквально сгорая от нетерпения. Вытащила листок бумаги, развернула его и погрузилась в чтение.
С каждой прочитанной строчкой ее радость увядала, уступая место испугу, а затем и отчаянию.
Закончив читать, она отшвырнула от себя бумагу и рухнула на пол, захлебываясь рыданиями.
–Нет… не может этого быть… — повторяла она про себя. Но прочитанное письмо не оставляло никакой надежды.
«С прискорбием сообщаем Вам, что, в результате несчастного случая, Ваши родители погибли…»
Эплджек, закончив со своими делами на ферме, решила заглянуть к Клаудволкер. Она уже не могла не видеться с ней каждый день. Это стало чем-то вроде обычая, причем очень приятного обычая. Земнопони нравилось проводить время с пегаской. Особенно сейчас, когда та возвращалась в нормальное состояние.
Земнопони открыла дверь ее дома. Что-то само собой разумеющеюся – вход без стука. Клаудволкер никогда не поднимала эту тему, так что земнопони решила, что ее все устраивает.
–Привет, Клаудволкер. Как… — она прервалась на полуслове, услышав сдавленный плач.
Быстро войдя внутрь, Эплджек обошла стол, за которым лежала на полу пегаска. Она была просто в ужасном состоянии.
–Клаудволкер, что произошло? Прошу, скажи мне – взволнованно сказала Эплджек, садясь рядом.
Пегаска посмотрела на нее воспаленными от долгих рыданий глазами и прошептала:
–Их… нет…
–Кого? О ком ты говоришь?
Вместо ответа она махнула копытом в сторону лежавшего на полу листа бумаги и снова забилась в рыданиях.
Эплджек подняла лист и прочитала.
–Клаудволкер… мне так жаль… — не зная, что еще сказать, произнесла Эплджек.
Она прижала к себе пегаску. Клаудволкер уткнулась в нее, не прекращая плакать.
Земнопони не могла ее утешить. Она просто не знала, что сказать, чтобы она почувствовала себя лучше. Ей никогда не приходилось терять никого из близких, поэтому она абсолютно не представляла, что ощущает Клаудволкер. Все ее утешения казались ей неестественно наигранными и глупыми.
–Клаудволкер… я… я не знаю, что сказать… — страдая, призналась земнопони. Она чувствовала себя такой бесполезной и ненужной – пони, которая не может даже утешить своего друга.
Пегаска зашептала:
–Я так виновата… я подозревала их… думала, что они… я не нужна им – ее слова прерывались судорожными всхлипами. Клаудволкер едва удерживалась от новых рыданий, — я должна была извиниться… попросить прощения… за все… а теперь… теперь…
Силы окончательно покинули Клаудволер. Она снова зашлась в плаче.
Эплджек теперь могла хоть немного осознать, какое бремя вины лежало на пегаске. И никакой возможности снять ее или облегчить – ее просто не было. Никто не мог помочь Клаудволкер. Даже она – ее лучший друг.
Земнопони молча прижалась к пегаске и закрыла глаза. Она хотела хоть что-то сделать для Клаудволкер. Хотя бы не оставлять ее в одиночестве, один на один с неизмеримым горем и неизбывным чувством вины. Но это было не в силах пони.