Одиночка

Бессонница

Ночь снова опустилась на город, окутав его сумраком и тишиной. Один за другим в домах гас свет, только сгущая тьму, царящую на улицах. На небе начали собираться грозовые тучи: дождь специально назначили на это время, чтобы никому не причинять неудобства.

Через некоторое время по крышам застучали капли дождя, создавая прямо-таки колыбельного рода симфонию звуков, действующую посильнее иного снотворного.

Только в одном доме, на окраине города, горел свет. Это был небольшое одноэтажное здание, устроившееся между более внушительными домами и поэтому почти незаметное на первый взгляд.

В единственной комнате, служившей одновременно гостиной, библиотекой и спальней, сидела, почти уткнувшись носом в окно, пегаска неопределенного цвета. Ее шерсть, в зависимости от освещения и угла зрения, могла быть и изумрудного, и салатового, и даже бирюзового оттенка. Таких, как она, некоторые в шутку называли «хамелеонами». Прозвище не совсем верное, так как пони с такой особенностью не могли менять цвет по своей воле, но прилипло – да так и осталось.

Грива и хвост же были самыми обычными – ну, почти обычными. Грязно-серый оттенок с большим количеством седых волос, несмотря на юный возраст обладательницы. Причин этого назвать до сих пор никто не мог.

Пони – «хамелеонов» насчитывалось сотни, имевших седину в молодые годы – десятки, сочетавших в себе обе этих особенности – единицы.

Но эта конкретная пегаска была своего рода уникумом – она имела еще третью особенность, никогда не встречавшуюся у пони. У нее была полная гетерохромия: один глаз светло-голубой, другой – карий.

Как будто для равновесия, она имела самое обычное, даже несколько заурядное имя: Клаудволкер.

В жизни каких-либо особенных событий у нее не было: она всегда была крайне замкнутой и любой контакт с кем-либо, не являющимся членом ее семьи, давался невероятно тяжело. Пегаска могла дни напролет сходить с ума из-за случайно брошенной фразы или косого взгляда. Она панически боялась сказать что-то, что могло не понравиться ее собеседнику – форма психологической изоляции, как пояснил доктор, к которому тайно обратились ее родители.

Поэтому, будучи довольно сообразительной, она сделала вывод, что лучше ни с кем не общаться, дабы избежать мучений.

С помощью родителей ей удалось найти удаленную работу. Держать контакт с помощью писем было не в пример проще, чем во время живого общения: времени обдумать свои реплики гораздо больше. Правда, ей приходилось самостоятельно получать вознаграждение, выходя для этого в свет – но периодичность этого события позволяла пегаске заранее подготовиться к ней, заблаговременно подобрав список фраз, которые могли или должны были пригодиться. Она всегда записывала их на бумаге, не доверяя памяти: она не раз ее подводила, когда пегска попадал в экстремальную ситуацию, подразумевающую живое общение.

Но настоящей головной болью для нее было пополнение припасов, чтобы не умереть с голоду. Все-таки приходилось делать это каждую неделю, несмотря на все попытки есть меньше и растягивать имевшуюся пищу на как можно более длительный срок. Да и эта диета не шла ей на пользу: Клаудволкер постоянно чувствовала себя уставшей и разбитой, любые физические действия стоили ей немало сил, а худшим было то, что при хронической головной боли и желании спать, она не могла этого сделать. Проще говоря, пегаска страдала жестокой бессонницей. Это угнетало ее больше, чем все остальное, вместе взятое. В самом деле: что может быть хуже, когда ты больше всего на свете хочешь спать… и не можешь этого сделать?

Она пробовала все известные ей способы заснуть, начиная с подсчета овец и заканчивая различными настоями, ингредиентами которых ее периодически снабжали родители. Бесполезно.

Но нельзя сказать, что она совсем не спала: периодически пони проваливалась в забытье на несколько часов – отдыха никакого, но это позволяло ее телу сохранять относительную функциональность.

Сегодняшняя ночь не была исключением: она уже оставила безуспешные попытки заснуть, и теперь сидела у окна, безучастно глядя на разыгравшийся ливень. Постоянная ноющая головная боль, сопровождавшая ее уже несколько месяцев, становилась время от времени настолько острой, что Клаудволкер буквально на стенку лезла от невыносимых мучений.

Идеальным вариантом было бы посетить госпиталь. Но этот вариант был бы подходящим для кого угодно – только не для нее. Психологическая изоляция настолько сильно въелась в ее жизнь, что пегаска предпочитала корчиться от боли, вместо одного-единственного визита. Вызов на дом тоже не подходил: в прошлый раз, когда у ней началось обострение при заглянувших навестить ее родителей, они пригласили доктора. Клаудволкер забаррикадировалась в ванной комнате и упорно отказывалась выходить, пока он не покинул пределы дома. Потом родители несколько часов успокаивали находящуюся в истерике пони. Ей все время казалось, что вот-вот снова распахнется дверь, и в ее личное пространство вторгнется кто-то чужой. Тот, кого она не знает.

Она не могла ни с кем общаться. Она не могла посещать общественные места. Она не могла даже сходить в библиотеку, чтобы взять новые книги взамен давно прочитанных ее собственных.

Пегаска была обречена на серое, скучное существование, без друзей и развлечений, атакуемая постоянной болью и недосыпом, страдающая бессонницей и безостановочно испытывающая муки голода.

Клаудволкер вздохнула: съестные припасы опять подошли к концу. Сегодня днем она съела последнее яблоко, чтобы хоть как-то притупить ноющую боль в желудке. Разум снова потерпел поражение в борьбе с голодом.

Значит, снова ей придется выходить в город, постоянно оглядываться по сторонам, шарахаться от малейших звуков, удерживаться от паники при виде толпы, неизменно собирающейся на местном рынке, невнятно мямлить свой заказ, холодеть от ужаса, обнаруживая, что ее просят повторить, испытывать острое чувство вины при виде собравшихся за ней пони, ждущих своей очереди, бежать изо всех сил домой, спотыкаясь, падая, напрягая все силы, чтобы добрать до спасительной двери.

И потом долго лежать у порога, не в силах подняться и пытаясь выровнять дыхание, судорожно двигая ногами, чтобы хоть как-то унять боль от повреждений в результате бешеного бега.

Головная боль начала усиливаться. Пегаска досадливо поморщилась и потянулась за своим набором для рисования: несколько цветных карандашей и пачка бумаги, похудевшая уже более, чем наполовину.

Рисовать она любила. У нее был настоящий талант в этом деле, что и отражала ее отметка: карандаш на фоне развернутого листа. К тому же данное занятие иногда помогала отвлекаться от боли, особенно когда она фокусировалась на возможном образе для копирования на листе.

В основном пегаска рисовала один и тот же пейзаж, виденный ею из окон. Ее небольшая комнатка была настоящей кладезью рисунков, одинаковых по сути, но поразительно отличающихся по исполнению. К сожалению, некому было это оценить.

Клаудволкер подхватила зубами карандаш и, внимательно глядя в окно, провела первую линию.

Но сегодня даже рисование не помогло. Боль становилась невыносимой. Пегаска уже не могла сидеть: она свалилась на пол и теперь судорожно дергалась, пытаясь сдержать крики. Страх перед перспективой разбудить окружающих был сильнее ее мучений, поэтому пегаска издавала только невнятные стоны, едва слышимые за пределами ее комнаты.

Мучения вскоре затихли. Клаудволкер расслабилась, все еще лежа на полу, мокрая от пота и абсолютно лишенная всех сил: как физических, так и нефизических. Она начала уходить в забытье, почти не осознавая этого. Перед ней, уже потерявшей сознание, проносились бредовые, лишенные какого-либо смысла видения. Так было постоянно: пегаска не помнила, существовало ли когда-нибудь то время, когда она могла спокойно спать безо всяких кошмаров и до смерти надоевшей мигрени, которая преследовала ее даже в царстве снов.

Открыв глаза, Клаудволкер медленно поднялась на ноги. Все тело горело огнем, голову будто смывало какими-то волнами, грозившими погрузить ее в бессознательное состояние уже навсегда. Она бросила взгляд на часы: прошло всего два часа. Два часа сна за почти двухсуточное бодрствование. Для нее уже привычная ситуация. Пегаска даже подумала со слабой надеждой, что предыдущая отключка длилась на пять минут меньше, следовательно, ее состояние немного улучшилось.

Дождь закончился.

Клаудволкер взяла незаконченный рисунок, улеглась на кровать и продолжила творить. Правда, из-за головокружения и расфокусировки глаз, она едва могла синхронизировать пару линий. О чем-то большем даже мечтать не приходилось.

Пегаска бросила карандаш и положила голову на подушку. Вспомнились родители: уже почти месяц от них не было ни единой весточки: работа в районе противоположной точки планеты явно не способствовала тесному общению. Но раньше почта приходила каждую неделю.

Она уже несколько раз отправляла письма, пытаясь добиться ответа, но тщетно. Ответа не было.

В глубине души она понимала, что ее родители просто-напросто устали от возни с такой, как она. Которая в любой момент может впасть в неконтролируемую истерику из-за исчезающе незначительной мелочи.

Клаудволкер не винила их за это. Хотя ей было очень тяжело без помощи. Плюс полное отсутствие какого-либо общения и взаимодействия с другими пони угнетающе действовало на ее многострадальную психику. Только рисование осталось единственным доступным ей времяпровождением. Ну, это если не считать тупого глядения в окно и наматывания кругов по дому.

Завести бы питомца… но это было еще труднее, чем простое пополнение запасов. Она, даже находясь дома, начинала дрожать от страха, стоило ей только подумать о реализации этого замысла.

Пегаска зажмурилась, давая отдых глазам. Ее тошнило от голода, мигрень тихо сводила с ума, к тому же она замерзла. Клаудволкер накрылась старым одеялом, из которого давно выросла, но, за неимением альтернативы, все еще используемым. Она прижала к себе свою любимую плюшевую игрушку, оставшуюся еще с детства, и затихла.

Через несколько часов ей предстояло пройти целый круг ада в виде пополнения припасов.

Незнакомка

Дверь небольшого домика осторожно открылась. Едва высунув голову наружу, Клаудволкер, испугавшись чьего-то смеха, быстро заперлась и юркнула под кровать, где тряслась от ужаса около получаса. Когда кто-то смеялся, она всегда воспринимала это, будто смеялись над ней. Неважно над чем: внешностью, походкой, речью – имел значение только сам факт. Пегаске обычно требовалась почти неделя, чтобы успокоиться и перестать думать о том, что она сделала не так, и почему над ней смеялись.

Это была уже ее десятая попытка выйти наружу и отправиться пополнять припасы. Она морально готовилась к этому, проводила целые мысленные беседы сама с собой, пыталась найти какие-нибудь затычки для ушей, чтобы обезопасить себя от звукового фона. Правда последнее было ей забраковано: без возможности слышать она рисковала напороться на крупные проблемы.

Наконец ей пришла в голову светлая мысль. Она бросила взгляд на свою плюшевую игрушку – единственного друга, который у нее был. Многие годы она провела с ней бок о бок, иногда что-то рассказывая, делясь своими переживаниями и мечтами. У нее было довольно богатое воображение, но даже его не хватало, чтобы представить на месте неодушевленного предмета полноценного собеседника. Поэтому игрушка являла для нее, скорее, единственную возможность излить душу, чем что-то еще. Не всегда это помогало, но в хорошие дни, рассказав все, что ее беспокоила, Клаудволкер чувствовала себя немного лучше.

Пегаска подхватила игрушку и, немного подумав, положила ее в одну из сумок. Присутствие какого-никакого «близкого существа» добавило ей уверенности. Она нацепила темные очки с исцарапанными стеклами и готовыми вот-вот разойтись дужками, вдохнула поглубже, попутно скривившись от внезапно проявившей себя боли в сердце и направилась к двери.

Дернула ее.

Дверь не поддалась.

Клаудволкер попыталась приложить больше сил, но безуспешно. Ее донимала мысль, что она что-то не сделала. Но что – неясно.

Пегаска продолжила попытки распахнуть неподатливую дверь. Сила воздействия увеличивалась с каждой секундой. Вскоре пони тянула ее со всей доступной ей физической энергией.

Раздался треск, потом что-то отвалилось и пегаска, внезапно потеряв точку опоры вследствие распахнувшейся двери, растянулась на полу, сильно ударившись.

До нее наконец-то дошло: она забыла отпереть дверь! А теперь замок, который, видимо, был старше ее, приказал долго жить.

Клаудволкер лежала на земле, лихорадочно пытаясь подняться и попутно соображала, что делать.

Нужен новый замок – это ясно. Но тут вставали две проблемы. И если первую – собственно покупка, — можно было решить (болезненно, разумеется), то вторая – найти кого-нибудь, кто сможет этот замок врезать – звучала как абсолютно несбыточная мечта.

Наконец пегаска встала, с трудом дыша из-за сильной боли в области спины, кое-как прикрыла дверь и направилась за покупками. Ее очки, каким-то чудом все еще державшиеся на положенном им месте, почти не пострадали от падения.

---

Эплджек, чья очередь на реализацию продукции фермы подошла сегодня, во все глаза смотрела на очень странную пони, неуверенной походкой приближавшейся к ней. Внешний вид этой пегаски являл собой верх абсурда: переливающаяся шерсть всех возможных оттенков зеленого, меняющихся каждые пять секунд, почти полностью седые грива и хвост – даром что она казалась довольно молодой, выглядевшие современниками как минимум матери Селестии сумки, одна из которых содержала выглянувшую наполовину плюшевую игрушку, и не менее древние темные очки, которые даже самый жестокосердный владелец давным-давно упокоил бы с миром, чтобы не мучились.

Тем временем она подошла поближе. Эплджек в нос ударила концентрированная доза запаха бумажной пыли, по сравнению с которой предназначенный для обоняния фон в библиотеке Твайлайт просто мерк.

–Добрый день! Чем я могу помочь вам? – улыбаясь, обратилась она к пегаске.

Та сделала странное движение, будто пытаясь защититься от удара, потом, дрожа как осиновый лист на ветру, что-то прошептала.

Земнопони понимала, что речь шла явно не о погоде, но даже приблизительно понять, что и в каких количествах требовалось этой странной пони, было делом невыполнимым. По крайней мере для тех, кто не владел искусством телепатии.

–Извините, я не расслышала. Не могли бы вы пов… — она не успела договорить, так как ее потенциальная клиентка, издав испуганный писк, развернулась и понеслась с такой скоростью, будто за ней гнался как минимум батальон перевертышей.

Эплджек тряхнула головой: впервые в жизни она столкнулась с такой необычной пегаской. Даже Пинки по сравнению с ней была образцом нормальности. А учитывая ее нелепый вид и антикварные вещи, не говоря уже об игрушке…

Земнопони задумалась. Что-то беспокоило ее, что-то важное, как она догадывалась. Правда, обладание вполне себе заурядным интеллектом, не способствовало пониманию неясной мысли.

Она ощутила укол любопытства: что же все-таки напугало ту пегаску, что она так рванула отсюда? Да и к тому же Эплджек ощутила неясное ощущение, которое чуть позже оформилось в… жалость? Да, именно – ей отчего-то было жаль пегаску. Возможно потому, что своими внешними данными она автоматически внушала это чувство, возможно из-за своего затравленного и одинокого вида, возможно еще почему-то.

Земнопони обслужила еще десяток покупателей, потом не выдержала, поставила табличку с надписью о скором возвращении, и направилась по следам той пони, прихватив с собой несколько яблок.

Она не была великим следопытом, но только слепой не углядел бы, куда направлялась та пегска: отпечатки копыт, содержавшиеся в вернем слое почвы, были отчетливо видны даже невооруженным глазом.

---

Клаудволкер, прижав к себе плюшевую игрушку и тихо плача, лежала у двери, которую едва смогла закрыть. Силы окончательно покинули ее, а рыдания только замедляли их восстановление. Она была очень голодна, крайне напугана, ее ноги будто горели от быстрого бега, голова раскалывалась. Понятно почему она не выдержала подобной совокупности негативных воздействий.

Вдруг она услышала стук в дверь. Слезы моментально высохли, ледяной ужас полностью сковал ее. Она вспомнила, что в ее доме теперь не было замка, защищавшего от вторжения извне. То есть, кто угодно мог войти без разрешения.

Пегаска почувствовала, что сходит с ума от страха. Ее дыхание стало невероятно частым, сердце бешено колотилось, тело неконтролируемо дрожало. Сбывался один из худших кошмаров пони.

Собрав последние силы, она заползла под кровать, повернулась лицом к двери и, обнимая игрушку, стала ожидать неизбежного.

Стук между тем повторился. Но стучавший немного не рассчитал силу, так как дверь, скрипнув открылась.

–Эм… привет? Есть кто дома? – раздался неуверенный голос.

Клаудволкер почувствовала, что снова начинает плакать. На этот раз – от обуявшего ее смертельного испуга. Она знала, что этим только привлечет внимание непрошенного визитера, но ее ослабший и утомленный рассудок уже не мог контролировать эмоции.

Тем временем раздался стук шагов – она походила все ближе к укрытию пегаски.

Последняя уже успела попрощаться с жизнью, мысленно составить завещание, согласно которому все ее имущество переходило ее игрушке, а также придумать эпитафию, когда она увидела в паре десятков сантиметров от себя лицо другой пони.

Она была оранжевого цвета, имела веснушки и яркие зеленые глаза, а также носила шляпу. ее взгляд был несколько удивленным, но в то же время сочувствующим.

Правда, для Клаудволкер, уже готовившейся умереть от страха, ее внешние данные не имели никакого значения. Скользнув взглядом по непрошенному визитеру и машинально отметив про себя ее особенности, пегаска зажмурилась и приготовилась к худшему.

Слезы продолжали капать.

---

Эплджек никогда в жизни не видела более душераздирающего зрелища. Она едва удержалась от того, чтобы прижать к себе несчастное создание и утешить ее. Земнопони каким-то шестым чувством ощущала, что поступи она так, пегаске уже будет не помочь – перманентное сумасшествие практически не поддается излечению.

Вместо этого Эплджек, поднявшись, приняла нестандартное решение: она просто примостилась на кровати (прямо над плачущей пегаской) и начала говорить. Да, просто начала говорить. Обо всем: о погоде, о недавних событиях, о своей работе на ферме, о предстоящих празднествах. Она видела, что ситуация явно выбивается из стройного ряда обыденных, поэтому приняла настолько необычное решение, отчаянно надеясь, что оно окажется верным.

Переводя дух после очередной порции сведений, земнопони обнаружила, что из-под кровати уже не доносятся всхлипы. Более того: прятавшаяся там пони, ранее пыхтевшая как паровоз, чтобы удовлетворить потребности в кислороде неистово бьющегося сердца, теперь дышала довольно ровно. Правда, иногда дыхание срывалось, но сам факт того, что она более-менее успокоилось, очень обрадовал Эплджек. Значит, ее метод оказался действенным. Честно говоря, трудно было предположить, что пойдет на пользу необычной пегаске.

Поговорив еще немного, земнопони аккуратно спрыгнула с кровати и направилась к двери.

Остановившись у нее, она бросила через плечо нарочито небрежным тоном:

–Если хочешь, я могу завтра зайти еще.

Некоторое время ответом ей была тишина. Потом из-под кровати раздался некий звук, на грани слышимости. Даже самый прожженный оптимист не смог бы убедить себя в том, что он означал согласие. Но Эплджек рассудила про себя, что если бы пегска не хотела ее возвращения, она бы промолчала. Значит, все-таки ей позволено прийти еще раз.

Земнопони покинула пределы дома, оставив там захваченные с собой фрукты, в качестве… в качестве обычных оставленных фруктов.

---

Клаудволкер, убедившись, что незнакомка ушла, осторожно выползла из-под кровати. Она все еще сжимала игрушку, насквозь мокрую от слез и сильно помятую.

Пегаска подшла к двери и первым делом забаррикадировала е стулом. Потом повернулась и увидела яблоки, оставленные той земнопони. Вид съестного только усилил боль в желудке и она, повинуясь инстинкту самосохранения, захрумкала фруктами.

Впервые за продолжительное время постоянные муки голода прекратились, подарив Клаудволкер настолько значительное облегчение, что она даже осмелилась улыбнуться.

Сев на пол, она размышляла о той незнакомке. Пегаска уже почти не боялась ее, даже была очень благодарна за то, что та не попыталась втянуть ее в разговор. А общение, пусть и одностороннее, с живой пони очень благотворно повлияло на замкнутую пегаску. Она наконец-то узнала, что происходит в городе, с интересом обнаружила, что не за горами один из главных празднеств страны… ну и еще по мелочи.

Ее удивило, что земнопони буквально слету смогла найти к ней подход. Не вытаскивала ее из-под кровати, не пыталась втянуть в разговор, даже не подумала произвести физический контакт. Просто… как бы это сказать… утолила жажду общения – примерно так описывала эту процедуру пегаска. Она хотела общаться, но не могла перешагнуть через психологический барьер. А одностороннее общение казалось единственной панацеей от прогрессирующего помешательства на почве одиночества.

Клаудволкер всегда скептически относилась к чудесам, но то, что случилось сегодня, явно претендовала на сие звание. В самом деле – ну кто бы мог предположить, что абсолютно незнакомая земнопони, которую она видела первый раз, не только последует за ней, но и поможет хоть немного удовлетворить потребность в общении, даже не смотря на то, что едва не лишила пегаску рассудка от страха вначале?

Она прошла к своему столу, захламленному черновиками и старыми рисунками. Расчистила место, приготовила набор для рисования и листок бумаги. Сегодня, вместо привычных пейзажей, она будет рисовать портрет.

---

На следующий день

Эплджек, закончив дела на ферме, направлялась к той странной пегаске. Несмотря на то, что она общалась с ней только один раз, да и говорила только она, земнопони уже ощущала некую ответственность за ее судьбу. Ответственность, которая не позволяла ей просто бросить все.

Зайдя без стука в уже знакомый дом, она опять не обнаружила владелицы в пределах видимости. Но сдавленный писк из-под кровати дал четкое представление о ее местонахождении.

–Это я – пояснила земнопони, устраиваясь на том же месте, что и вчера.

Под кроватью заметно расслабились.

Эплджек снова начала рассказывать. На этот раз она заранее подготовилась, и ее репертуар включал в себя не только новости, но также интересные и забавные истории, которые она слышала или в которых учувствовала. На одном из особенно смешных моментов ей почудилось, что из-под кровати донесся смешок. Но поручиться она бы не смогла.

Уже приготовившись уйти, земнопони ощутила очень легкое прикосновение к задней ноге. Повернувшись, она увидела, как из-под кровати быстро появился незапечатанный конверт.

Она не стала спрашивать, зачем он и ей ли теперь принадлежит. Просто взяла его в зубы и направилась к двери.

Дойдя до дома, земнопони устроилась у себя в комнате с чашкой чая, достала из конверта единственный листок, развернула его… и, подавившись, закашлялась.

Вначале ей показалось, что она держит складное зеркало. На бумаге был ее портрет. Причем сходство было просто феноменальным: каждая черта лица, каждая шерстинка, каждый волос идеально соответствовал реальному прототипу. Нарисовать такое за ночь было попросту невозможно.

Эплджек еще несколько минут пялилась на листок в немом изумлении, потом догадалась перевернуть его и увидела строчку текста, аккуратно написанную красивым почерком:

«Пожалуйста, Вы не могли бы прийти еще раз?»

Земнопони свернула лист и положила его на полку, чтобы избежать лишних расспросов. Она решила про себя, что обязательно придет к той пегаске. Завра. Послезавтра. На следующий день. Столько раз, сколько понадобится.

Доверие

Клаудволкер лежала без сна. Ночь уже давно наступила, и единственным источником света в городе были ее окна.

Она освежала в памяти события двух последних дней, когда в ее жизни появился луч света в виде той незнакомки. Ей удалось помочь пегаске, дать ей то, чего она жаждала больше всего – общения. Само собой, одностороннего – большего Клаудволкер не выдержала бы.

Но и этого было достаточно. По крайней мере, сейчас.

Пегаска спохватилась: она же хотела привести все в порядок к следующему визиту земнопони! Соскочив с кровати, она спешно принялась разбирать захламленную комнатку, чистить и мыть все, что попадалось под копыто: едва ли ее жилище можно было назвать запущенным, но ей хотелось, чтобы незнакомка пришла в дом, который просто искрится от чистоты.

В процессе сего мероприятия она вспомнила о том, что земнопони уже дважды приносила ей еду: и на сей раз, кроме яблок, были еще и другие фрукты. И что самое ужасное – она так и не заплатила за них!

Клаудволкер выронила метелку, которой смахивала пыль. Она чувствовала себя просто кошмарно: уничтоженной и раздавленной одновременно. Она ничем не отплатила незнакомке. Ничем. Тот рисунок не в счет: ей даже в голову не могло прийти, что он имеет хотя бы минимальную ценность.

Пегаска опустилась на пол и слезы сами потекли у нее из глаз. Все было кончено: никогда больше та земнопони не придет к ней. Она могла выдержать ее замкнутость и страх перед неизвестными; но отсутствие благодарности за то, что она сделала – такого оскорбления никто не потерпит.

Как она могла такое допустить? Просто растоптать и выбросить вон все, что земнопони предложила ей. И ведь не на кого жаловаться – это целиком и полностью была ее вина. Видимо, постепенное сползание в пропасть безумия – то, что Клаудволкер заслуживает. Особенно после настолько бездарно проспанной возможности, равной которой появляются раз в жизни.

Пегаска свернулась клубком и стиснула зубы в бессильной злобе на себя. Единственное, что ей хотелось – чтобы все это закончилось. Неважно как – лишь бы наступил конец.

Пребывая в цепких объятиях безнадежности и обреченности, полностью опустошенная всепоглощающим чувством вины перед незнакомкой, Клаудволкер не заметила, как наступил рассвет.

---

Эплджек разбудили солнечные лучи, пробивающиеся сквозь тонкие, полупрозрачные занавески.

Земнопони тихо выругалась, помянув нехорошим словом Рэрити, которая уговорила ее купить себе в комнату «что-нибудь поприличнее». Ну вот, купила, блин – теперь в единственный за неделю выходной проснулась чуть свет!

Вздохнув, она с сожалением вылезла из теплой кровати. Она прекрасно знала, ее работавшее как часы тело, будучи разбуженным в столь ранний час, категорически отказывалось засыпать снова и требовало интенсивных физических нагрузок, независимо от дня недели.

Тихо, чтобы не разбудить домашних, она сделала все, что пони должны делать по утрам, надела шляпу и вышла из дома. Потянувшись, Эплджек лениво размышляла, чем ей заняться, чтобы разогреться. Собственно, выбор был невелик: либо нарезать двадцать-тридцать кругов вокруг города, либо пойти к Рэрити и высказать ей все, что у земнопони было на душе.

Подумав, Эплджек решила остановиться на первом варианте: будучи разбуженной столь рано, Рэрити, как исключительно творческая личность с тончайшей душевной организацией и светскими манерами, вполне была способна разнести полгорода, поэтому второй вариант был попросту опасен.

---

Уже сбившись со счета, какой круг она пробегала, Эплджек невольно остановилась неподалеку от того места, где жила странная пегаска.

«Интересно, а вдруг она уже проснулась?»

Подойдя к ее дому и попутно восстановив дыхание, земнопони приготовилась уже войти, как вдруг услышала плач, доносящийся оттуда.

Эплджек замерла у двери, не зная, как поступить, что делать. Если раньше пегаска успокоилась от простого монолога, то, что могло произойти сейчас, поступи земнопони похожим образом – одна Селестия знает.

Но и оставить ее в таком состоянии она не могла – просто была бы не в состоянии потом смотреть на себя в зеркало. Не то, чтобы она часто это делала, но все же неприятно.

Эплджек решила импровизировать. В прошлый раз помогло, может помочь и сейчас – рассудила она про себя и, набравшись духу, толкнула дверь.

Ее взгляду предстало несколько необычное зрелище: небольшая комнатка выглядела так, будто была поделена между пони, точки зрения которых о чистоте и порядке диаметрально различались. Одна часть помещения была, как обычно, захламлена всякого рода бумагами и старыми вещами, другая же буквально искрилась чистотой и свежестью – такое ощущение, что ее драили как к официальному визиту обеих принцесс при полном параде.

На полу, сжавшись, лежала та пегаска. Рядом с ней валялась метелка для смахивания пыли.

Пегаска тихо рыдала, уткнувшись в уже знакомую Эплджек игрушку. Впервые у земнопони была возможность рассмотреть ее как следует: непрерывно «переключающаяся» между различными оттенками зеленого шерсть, почти полностью седые грива и хвост, отметка в виде карандаша и бумаги, небольшой и довольно свежий шрам на спине, а также специфический общий вид – будто ее только что откачивали от обострения какой-то очень тяжелой и зловредной болезни.

На секунду она подняла голову и посмотрела на Эплджек мокрыми от слез глазами, потом, будто убоявшись собственной дерзости, поспешно отвернулась и начала дрожать. От страха, или от чего там еще…

Эплджек тем временем наконец-то поняла, что она упустила при первом взгляде на ту пегаску, когда она увидела ее без очков – глаза. Они были разноцветными – один голубой, другой карий. Земнопони никогда не видела ничего подобного за всю свою жизнь. Но тут же она постаралась унять свое любопытство и начало лихорадочно раздумывать над своими дальнейшими действиями.

Пегаска продолжала плакать, но к этому прибавилось еще кое-что: она немного изменила позу, будто бы защищая уязвимые места на теле.

Эплджек поняла – и это осознание потрясло ее до глубины души:

«Она думает, что я собираюсь избить ее!»

Но с какого перепуга ей пришла в голову столь нелепая мысль?! Что произошло за одну ночь?

У земнопони не было ответов. Все пути, подходы к этой пегаске, которые она нашла – все они были отрезаны. Если после ее монологов разноглазая решила, что ее будут бить – значит, эта методика потерпела полный крах.

Эплджек решилась на риск.

Она начала медленно подходить к пегаске, перемежая каждый шаг непродолжительными остановками. Это заняло несколько минут.

Подойдя почти вплотную, земнопони нутром ощутила немыслимый ужас дрожащей и рыдающей пегаски. К тому же положение еще ухудшалось тем, что последняя ждала побоев, и приближение Эплджек только подтвердило ее ожидание.

Земнопони буквально разрывалась между необходимостью действовать быстро (чтобы доказать чистоту своих намерений) и медленно (чтобы не довести несчастную до полного сумасшествия). Она решительно кивнула самой себе и очень осторожно занесла над головой пегаски копыто.

Медленно, мучительно медленно она опускала его, пока не коснулась мягкой гривы разноглазой. Даже сквозь довольно большое количество волос Эплджек ощущала бешеный, просто умопомрачительной интенсивности, пульс пегаски. Редко у кого можно прощупать пульс через голову – подумала про себя земнопони и тут же отбросила неуместные мысли.

Пегаска замерла. Казалось, она даже перестала дышать.

Эплджек приготовилась и, отчаянно ругаясь про себя, погладила ее.

Одно движение.

Реакции не последовала – пегаска продолжала изображать из себя памятник неизвестной пони.

Второе движение.

Все тихо.

Третье движение.

Эплджек аккуратно отдернула копыто и отошла на пару шагов. Села на пол и стала ждать.

Пегаска не двигалась почти минуту. Потом осторожно повела плечами. Оторвалась от игрушки. Повернулась, чтобы снова встретиться взглядом с земнопони.

Та ожидала, что разноглазая поступит как в прошлый раз – но нет. Она смотрела на нее своими усталыми и больными глазами, в которых читалось немое удивление.

Эплджек не знала, как реагировать, как поступить и что вообще творится. Поэтому она просто смотрела «в ответ», пытаясь вложить в свой взгляд как можно больше тепла и доброты.

Зрительный контакт продолжался уже несколько минут, земнопони нервничала и чувствовала, что должна все-таки что-то предпринять. Она решила улыбнуться.

Эплджек изобразила на лице самую искреннюю улыбку, которую только смогла себе представить. Не слишком широкую, разумеется.

Пегаска немного отшатнулась. Потом, будто пожалев об этом, вернулась на исходную позицию.

А потом произошло то, чего земнопони не могла даже предположить: разноглазая улыбнулась ей в ответ! Неуверенно, крайне неумело (хотя казалось бы – кто не умеет улыбаться?) и робко, но улыбнулась.

Через секунду улыбка пропала, но пегаска выглядела уже несколько более спокойной.

Эплджек мысленно похлопала себя по плечу и тоже расслабилась, не двигаясь, впрочем, с места и сохраняя… нет, не улыбку, скорее – намек на нее. А то мало ли, что пегаске могло прийти в голову о ментальном состоянии земнопони.

Стоило ей подумать об этом, как разноглазая пришла в движение. Она очень медленно, настолько, что все движения Эплджек перед этим казались просто молниеносными, начала приближать копыто к земнопони. Та не двигалась, даже дышала через раз — лишь бы не спугнуть.

«Лишь бы не спугнуть, лишь бы не спугнуть, лишь бы не спугнуть» — как заклинание, повторяла про себя Эплджек.

Между тем ее копыто, наконец, коснулось копыта земнопони. Несколько секунд спустя контакт прервался.

Эплджек посмотрела на пегаску. Она опять была испугана и боязливо смотрела в ответ, инстинктивно готовясь защищать жизненно важные органы.

Земнопони просто не могла уяснить, до какой степени разноглазая ее боялась, что даже в ответ на еле заметное прикосновение ожидала, что ее побьют?

Ей оставалось только прибегнуть к уже испытанному средству – улыбнуться.

Пегаска немного утихомирилась. Помедлив, она снова протянула копыто к Эплджек (на сей раз это заняло меньше времени) и коснулась ее копыта.

Теперь она не прервала контакт.

Эплджек уже не знала, что делать, как вдруг случилось второе за сегодняшний день событие, которое ну никак не могло случиться так быстро.

–М-меня… з-з-зов-в-ут… К-клаудволкер… — едва слышимый, почти ушедший в ультразвук писк, тем не менее, как громом поразивший земнопони.

Она осознала, что эта пегаска ей представилась. Сама, безо всякого принуждения.

Мысли бешено завертелись в голове у Эплджек. Она понимала, что должна представиться в ответ, но как это обставить?

В конце концов, она остановилась на простом и незамысловатом варианте.

Неторопливо, внятно, внимательно следя за реакцией пегаски, она очень мягко проговорила:

–Меня зовут Эплджек. Приятно познакомиться.

Пегаска отдернула копыто и отошла на несколько шагов, пряча взгляд и снова начиная дрожать.

«Да что опять не так-то?!»

И тут земнопони совершила ошибку. Вместо того чтобы терпеливо ждать дальнейших событий, она сделала шаг вперед. Уже поняв это, она с ужасом ожидала катастрофических последствий.

Но, видимо, удача сегодня был на ее стороне – пегаска попросту не заметила ее движения. Она была на грани, судя по ее виду. Дыхание участилось, зубы выбивали чечетку, ноги подкашивались.

Не выдержав напряжения, разноглазая рухнула на пол.

Эплджек смотрела на нее, уже в который раз лишенная абсолютно всех ориентиров, которые указывали бы ей, как она должна поступить дальше.

Ее нервы вот-вот готовы были дать сбой, когда пегаска, схватив лежащие на полу карандаш и бумагу, нырнула под кровать.

Эплджек была несколько удивлена, но не стала ничего предпринимать.

Следующие пять… ну или десять минут она сидела на полу, время от времени ловя на себе взгляд пегаски, периодически высовывающей голову из-под кровати, чтобы, посмотрев на нее пару секунд, спрятаться обратно.

Наконец она окончательно вылезла оттуда. Эплджек выжидательно посмотрела на нее, пытаясь ободрить добрым, как ей казалось, выражением лица.

Рядом с пегаской лежал тот самый листок бумаги. Но теперь он был исписан почти полностью.

Разноглазая, виновато смотря на земнопони, начала двигаться к ней, неся бумагу.

Подойдя, положила ее прямо перед ней. Потом спешно отошла и села на пол, потупив взгляд.

Эплджек осторожно взяла лист бумаги и начала читать:

«Я очень виновата перед Вами, Эплджек. Вы столько для меня сделали, а я даже не подумала чем-либо отплатить Вам. Знаю, этому нет прощения и Вы, разумеется, ненавидите меня теперь, несмотря на то, что милосердно не выказываете свою неприязнь.

У меня есть немного денег, которые я отдам Вам. Если этого недостаточно, пожалуйста, сообщите, сколько нужно еще – я в кратчайший срок соберу нужную сумму.

Мне трудно просить прощения, так как это бессмысленно, но тем не менее – простите. Ваша помощь была просто бесценной для меня, и я очень Вам благодарна. Жаль только, что уже слишком поздно.

Прощайте»

Эплджек чувствовала себя так, будто ее только что окатило холодной водой из ведра. О чем вообще идет речь? Неужели пегаска посчитала, что должна платить за полностью бескорыстные попытки земнопони помочь ей? Да за кого она ее принимает?!

Эплджек подавила возникший было гнев. Она напомнила себе, с кем имеет дело. Эта пегаска просто не знала ничего, что могло бы подсказать ей правильную линию поведения.

Очнувшись от размышлений, земнопони обнаружила, что пегаска намерена в очередной раз зарыдать.

«Нет уж – нам только наводнения не хватало»

Эплджек решительной походкой направилась к разноглазой. Села перед ней, очень осторожными движениями, еле прикасаясь, отвела ее копыта от лица.

Пегаска затравленно посмотрела на нее.

Эплджек улыбнулась и произнесла:

–Ты ни в чем не виновата и ничего не должна мне, Клаудволкер. Я помогаю тебе не ради денег.

---

Клаудволкер не верила своим ушам. Ей казалось, что она спит. Но даже во сне, даже когда ей снилось что-то хорошее – настолько прекрасное событие просто не могло быть плодом ее воображения. Хотя бы потому, что она даже в мечтах не осмеливалась заходить настолько далеко.

А тут, будто бы по волшебству, безо всякого предупреждения – ее прощали. Прощали за неблагодарность, за идиотское поведение, за постоянные слезы и истерики, за нелепый и архаичный внешний вид. Про то, что последнее явно не было ее виной, пегаска благополучно забыла.

Эплджек смотрела на нее самым добрым и понимающим взглядом, который она когда-либо видела. И ее слова… Клаудволкер не знала, как это объяснить, но она чувствовала – земнопони не лжет. Она действительно имела в виду то, что произнесла.

Пегаска преисполнилась благодарности судьбе за то, что та подарила ей Эплджек. Пони, наделенную добротой, участием, бесконечным терпением и пониманием. Она по собственной инициативе проводила с ней время, помогала ей, терпела все причуды и постоянно старалась облегчить ее жизнь. Без принуждения, без криков, без срывов и спонтанных ходов с хлопаньем дверью.

Клаудволкер не знала, что сказать и сколько это займет времени. Ей понадобилось десять минут, чтобы составить то письмо, чтобы придумать несколько фраз, которые не обидели бы земнопони еще больше. Конечно, можно было бы сказать это на словах – но пегаска боялась, что голос подведет ее. Бумага надежней.

Поэтому она теперь усиленно раздумывала, перебирала в уме и подгоняла под особые стандарты варианты фраз, думала над тем, как построить предложение, чтобы оно содержало всю признательность, которую она хотела выразить Эплджек.

Та терпеливо ждала, доброжелательно смотря на пегаску. Ее взгляд не нервировал Клаудволкер, не заставлял поспешить с ответом, не отвлекал от раздумий. Она просто давала время пегаске.

Наконец, та проговорила – тихим, но уверенным голосом:

–Спасибо Вам… Вы так мне помогли… Я очень благодарна за это… Очень сильно… Пожалуйста, прошу Вас — поверьте мне…

Земнопони кивнула и негромко сказала:

–Я верю тебе. И, если тебя не затруднит, давай на «ты»?

Пегаска занервничала. Это было быстро, даже чересчур. Она думала, что это будет невежливо по отношению к Эплджек. Но в то же время она сама просила ее об этом… Или это просто попытка ее ободрить, а на самом деле ей хочется, чтобы ее называли на «Вы»? Или же ей, наоборот, кажется, что называя ее так, пегаска намеренно дистанцируется от нее, выказывая тем самым плохое отношение к ней? Столько вариантов… и так мало времени!

Заметив, что что-то не так, Эплджек коснулась ее копыта и произнесла:

–Я просто хочу быть на равных.

У Клаудволкер просто камень с души упал. Огромная такая глыба.

Если Эплджек хотела быть на равных, безо всяких подтекстов… или были все-таки подтексты?

Что если она намеренно так сказал, чтобы добиться своей изначальной цели? Или она испытывала Клаудволкер, хотела проверить, уважает ли она ее или нет? Или наоборот – хотела убедиться, считает ли Клаудволкер ее равной себе? А вдруг Эплджек решила все-таки навсегда покинуть ее и теперь просто смеется над ней?

Пегаска, уже готовая запаниковать, случайно посмотрела в глаза Эплджек. И все тревоги будто копытом сняло. Она поняла, что никакого подвоха это предложение не таило. Искренность намерений земнопони была видна просто отлично. Ни двойного дна, ни издевательства, ни проверки. Просто предложение.

Клаудволкер несмело улыбнулась во второй раз за день (что само по себе было своеобразным рекордом) и сказала:

–Будет на «ты»…

Эплджек улыбнулась в ответ. Потом поднялась и сказала, что у нее есть дела, но она обязательно зайдет вечером, если пегаска не возражала. Та, разумеется, была только «за», что без проблем читалось на ее лице.

Земнопони направлялась к двери, когда Клаудволкер в голову будто молнией ударило. Она схватила свою игрушку, подошла к Эплджек и слабо дотронулась да нее. Когда та обернулась, пегаска неуверенно протянула ей игрушку, очень тихо сказав:

–Она – самое дорогое… что у меня есть… возьми…

Эплджек, надо отдать ей должное, ухитрилась сохранить довольно нейтральное выражение лица. Взяв предложенное, она задала только один вопрос:

–Почему?

Пегаска сильно смутилась, но все же ей удалось собрать всю свою волю и еле слышно произнести:

–Я… доверяю… тебе…

Разговор

Эплджек заканчивала свою часть дел по дому, которые всю неделю ждали, пока ими займутся. Хотя объем работы был значительным и требовал определенного сосредоточения, она находила время, чтобы поразмышлять о Клаудволкер.

Вернувшись домой, земнопони спрятала плюшевую игрушку, отданную ей пегаской, у себя в комнате, чтобы, как и в случае с рисунком, избежать расспросов. Теперь она думала, насколько разноглазая сейчас доверяет ей, если отдала самое дорогое, что у нее было. Вывод напрашивался обнадеживающий, а значит, процесс общения должен был упроститься. Справившись с делами, земнопони, зевнув, направилась к себе. Она хотела немного отдохнуть перед визитом к Клаудволкер.

Удобно расположившись на кровати, Эплджек пытливым взглядом уставилась в потолок, будто предполагая, что найдет там ответы на все вопросы, и задумалась о своих дальнейших действиях в отношении пегаски.

---

Спустя несколько часов, уже ближе к закату, Эплджек вышла из дома и направилась к Клаудволкер. Она имела при себе рюкзак, в котором, помимо игрушки, находились яблочные пироги, несколько кексов и очень полезный, питательный, и заслуживающий еще множество подобного рода эпитетов, салат. Земнопони прекрасно понимала, что Клаудволкер явно не была избалована разнообразием блюд, поэтому решила взять на себя эту проблему. Ей было так спокойнее.

Уже подходя к дому пегаски, Эплджек увидвела неподалеку Пинки, судя по виду – увлеченно кого-то разыскивающую. Прежде чем она смогла скрыться, розовая бестия заметила ее и в два прыжка подскочила к застывшей земнопони:

–Привет Эплджек! Я как раз искала тебя! Я устраиваю вечеринку по случаю того, что я уже целый день не устраивала вечеринок, поэтому приглашаю всех! В том числе и тебя! Идем!

Эплджек занервничала. Ситуация получалась щекотливая: с одной стороны ей нужно было сдержать обещание и прийти к пегаске, с другой – если она не пойдет на вечеринку, Пинки не успокоится пока не выяснит истинную причину этого поступка. Если же она проведает о Клаудволкер… будет очень плохо. Катастрофически плохо. Земнопони хорошо знала гиперактивную пони – она способна извести кого угодно, даже если при этом у нее будут благие намерения.

Но просто стоять и молчать было худшим вариантом, поэтому Эплджек попыталась выкрутиться:

–Я очень рада, что ты меня пригласила, Пинки, но… видишь ли, сейчас я, к сожалению не могу пойти…

–Почему?! У тебя какие-то дела? Тогда я помогу тебе все сделать!

Земнопони нервно улыбнулась:

–В этом нет нужды, правда. Мне совсем не хотелось бы тебя затруднять так что…

–Нет, ты меня не затруднишь! Даже лучше – чем быстрее мы управимся, тем быстрее пойдем на вечеринку!

–Одну секунду. У меня идея. Давай так: я сейчас разбираюсь с делами и сразу к тебе. Договорились?

–Сразу – это когда?

–Ну… скажем, через час. Идет?

–Идет! Я засекаю час! Ну, до встречи!

Во мгновенье ока она исчезла, оставив после себя только клубы пыли, от которых земнопони закашлялась.

«Клянусь, иногда очень трудно быть другом Пинки»

Осмотревшись по сторонам и убедившись, что никто за ней не следит, Эплджек быстро вошла в дом и закрыла за собой дверь.

Повернувшись, она улыбнулась радостно спешащей к ней пегаске и произнесла:

–Привет, Клаудволкер.

Та остановилась за несколько шагов перед ней, села на пол и слабо улыбнулась в ответ. Потом, где-то через полминуты, тихо ответила:

–Привет, Эплджек… Я очень рада… что ты пришла…

Земнопони уже поняла, как нужно правильно общаться с Клаудволкер. Это было довольно сложно: говорить небольшими, четко построенными фразами, внятно произносить слова, следить за тоном голоса, чтобы он был достаточно мягким и вызывал доверие, но самое главное – давать время пегаске сориентироваться, уяснить новую информацию, а также придумать и произнести вслух ответ.

Такого рода общение занимало много времени и выглядело со стороны очень нелепо, но земнопони с радостью ухватилась за новую возможность, которая, в свою очередь, сулила очень хорошие и светлые перспективы.

Сняв рюкзак, она медленно и очень осторожно поставила его на пол, (в основном из-за того, чтобы не напугать Клаудволкер) расстегнула и достала игрушку.

–Вот, держи.

Пегаска опасливо приблизилась к Эплджек. Слегка дрожащими копытами она взяла игрушку у нее. Потом отодвинулась на свое место, не сводя испуганных глаз с земнопони.

«Так, спокойно, Эплджек. Только не паникуй. Она тебе доверяет, значит, объяснит, в чем причина такого поведения»

И верно. Не прошло и двух минут, как пегаска едва слышно сказала дрожащим голосом:

–П-по-ж-жа-л-л-луйста… п-п-п-р-ос-с-с-ти… м-мен-ня…

Эплджек была ошарашена таким заявлением, но не подала виду. Она мягко сказала:

–Тебе не за что просить прощения. Ты не сделала ничего плохого.

Перерыв.

–Но… почему тогда… вы… ты… вернула ее..? Т-тебе… не понравилась… она? – немного спокойней, чем раньше, поинтересовалась пегаска, уже сменив выражение лица с испуганного на виноватое.

«Так это был подарок! Блин, а я думала, что она так показывает свое доверие – дескать, подержи у себя, если все будет в порядке, значит можно тебе верить. Но даже если так, и подарки нельзя возвращать – у меня свои на то причины. Надо бы их как-нибудь выразить в понятной для нее форме»

Немного подумав, земнопони начала говорить:

–Клаудволкер, дело не в этом. Я бесконечно ценю то, что ты подарила мне свою игрушку. Но, видишь ли – я не могу отнять у тебя самое дорогое, что ты имеешь.

Пегаска тихо произнесла, почти не потратив время на раздумье:

–Самое дорогое… да… но, Эплджек… то, что ты сделала… и продолжаешь делать… это… это… очень важно… и я не знаю… я не могу быть… быть неблагодарной… поэтому… я отдала тебе… ее…

Земнопони запоздало сообразила, наконец, что к чему. Значит, пегаска хочет выразить ей свою благодарность… только не знает, как это сделать и до смерти боится, что ее действия будут не по нутру Эплджек. Что ж, теперь все ясно.

–Ты очень добра, и я понимаю твой поступок. Но правда – не нужно. Я прошу тебя: пусть твоя игрушка останется с тобой. Для меня же лучшей наградой является твоя улыбка.

Клаудволкер, будучи немного ошеломленной, все-таки нашла в себе силы довольно быстро понять слова земнопони. Она слабо кивнула и слегка улыбнулась, будто бы сразу выдавая Эплджек ее вознаграждение.

Земнопони улыбнулась в ответ. Потом, дав пегаске немного времени, спросила:

–Клаудволкер… ты случаем не голодна?

Разноглазая потупила взгляд и прошептала:

–Голодна…

Эплджек неспешно подошла к ней, волоча за собой рюкзак. Села рядом и начала доставать оттуда съестное.

–Вот. Я специально принесла это тебе.

Пегаска боязливо взирала на гастрономическое великолепие. От аромата блюд у нее началось головокружение, но она смогла немного отодвинуться и произнести, пытаясь говорить как можно ровнее:

–Я… не могу… принять это… я и так… очень много… беру у тебя….

Эплджек очень хотелось приобнять ее за плечи, но она боялась слишком бурной реакции, поэтому, ограничившись легким прикосновением к копыту пегаски, она тихо сказала:

–Клаудволкер, послушай. Мне совсем не трудно это делать. Поверь. Наоборот, я очень хочу помочь тебе. Ты можешь не беспокоиться – ты ничего и никогда не будешь должна мне. Ни за это, ни за что-либо еще. Понимаешь?

Пегаске понадобилось почти пять минут, чтобы все осознать и приготовить ответ:

–Тогда… спасибо… Без тебя… мне было бы… просто ужасно…

–Все в порядке. Ешь.

Пегаска приступила к еде. Эплджек было больно смотреть, как она мучилась, стараясь есть медленно и не поддаваться голоду, терзавшему ее Селестия знает сколько времени. Но что она могла поделать? Ей оставалось только ждать, когда она насытится до такой степени, что сможет безболезненно держать себя в рамках приличного поведения за столом. Земнопони пообещала самой себе, что больше никогда не допустит, чтобы Клаудволкер когда-нибудь еще была в таком состоянии.

Закончив с едой, пегаска дернулась было помыть посуду, но Эплджек опередила ее, сметя все в рюкзак. Еще не хватало, чтобы разноглазая занималась мытьем, тратя драгоценные минуты, составлявшие час, отпущенный Пинки.

Эплджек тепло улыбнулась пегаске и задала совершенно неожиданный для той вопрос:

–Скажи… у тебя есть любимый цвет?

Та удивившись, ответила:

–Д-да… есть…

–А какой? Лично мой любимый цвет – синий.

–М-мой т-тоже…

Эплджек с исчезающе незаметным неодобрением посмотрела на пегаску и сказала:

–Тебе не нужно лгать, чтобы сделать мне приятное. Пожалуйста, если ты не против – говори то, что есть на самом деле.

Пегаска кивнула:

–Я поняла… извини… мой любимый цвет… настоящий… фиолетовый…

Эплджек удовлетворенно отметила про себя, что общение теперь дается куда легче, чем раньше, и, ободренная этим, продолжила задавать простые, ни к чему не обязывающие вопросы.

Но целью данного действа было подготовить пегаску к тому, что ей будет предложено ответить на куда более тяжелый вопрос. Эплджек хотела помочь ей, но чтобы двигаться дальше, требовались более решительные действия. Она осторожно наметила примерный план, и первая его фаза уже готовилась осуществиться.

–Клаудволкер… возможно, это тяжелый для тебя вопрос… но если сможешь – прошу тебя, ответь. Почему ты так редко выходишь на улицу?

Как земнопони и ожидала, вопрос застал пегаску врасплох. Из тихой, но спокойной и более или менее способной общаться пони, она снова превратилась в затравленное и испуганное существо, дрожащее от страха. Она даже не могла дальше сидеть: с легким стуком упала на пол, закрыла лицо копытами и начала дрожать уже куда сильнее.

«Все. Сейчас – или никогда!»

Эплджек подошла к ней, помогла подняться с пола и, наконец, сделала то, что хотела раньше – приобняла ее. Эти объятия (если можно их так назвать) были легкими и почти не предполагали тесного контакта. По сути, Эплджек касалась только плеч пегаски.

Клаудволкер вначале несколько испугалась внезапного контакта. Но потом, придя в себя, она поняла, что ей начинает нравиться новое положение. Она чувствовала исходящие от земнопони уверенность и дружелюбие, ощущала себя более спокойной и собранной – словом, ей было очень уютно и хорошо.

Земнопони с улыбкой наблюдала за ерзаньем пегаски, старающейся извлечь из своей позиции максимальную пользу.

–Итак, Клаудволкер… Ты готова?

Может, это и жестоко, но Эплджек должна было добиться от нее ответа.

Теперь разноглазая чувствовала себя увереннее, но все равно – ей было страшно. Она судорожно вздохнула и инстинктивно уткнулась в Эплджек. Правда тут же отдернулась и уже готова была рассыпаться в неумелых извинениях, как, посмотрев в глаза земнопони, поняла, что ей эта процедура не доставила никакого дискомфорта. Пегаска хотела уточнить это, но Эплджек просто слегка подтолкнула ее к себе. Осознав, что разрешение ей дано, Клаудволкер снова прильнула к земнопони. Никогда еще она не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас. Если бы не вопрос…

Около семи минут тишины спустя, пегаска начала говорить. Она говорила медленно и нескладно, сбиваясь и запинаясь, но все же двигалась вперед.

–Когда я выхожу… иду по улице… мне страшно… Все… все смотрят… они… не знаю… вряд ли хотят сделать мне плохо… но… Я боюсь… И еще… смех. Смеются надо мной… я выгляжу как… как… нелепая п-пародия на пони…

Клаудволкер всхлипнула:

–За что? Я ничего им… не сделала… не обидела никого…

Дальше вести монолог она была не в состоянии. Пегаска прижалась к Эплджек, изо всех сил сдерживая подступающие слезы. Меньше всего ей хотелось снова доставить земнопони неудобства.

Эплджек гладила ее по голове, стараясь прикасаться как можно мягче и нежнее. Теперь, когда пегаска ей доверяла и даже позволила обнять себя, земнопони заметно расслабилась. Ей была преодолена значительная часть трудного пути, но останавливаться на достигнутом было бы фатально.

Подождав какое-то время, земнопони хотела осторожно отлепить от себя пегаску, но обнаружила, что та уже тихо посапывает, бессознательно обнимая ее.

Слишком много ей пришлось сегодня пережить. Атакуемая бесконечными стрессами, пегаска, в кои-то веки почувствовавшая себя спокойно и в безопасности рядом с земнопони, просто уснула.

Эплджек была на распутье: ей не хотелось будить уютно устроившуюся Клаудволкер, но если она не придет на вечеринку Пинки вовремя, та весь город верх дном поставит. Пришлось выбирать из двух зол меньшее.

Действуя крайне осторожно и мягко, земнопони более-менее устойчиво смогла встать на задние ноги, держа в передних спящую пегаску. Она была очень легкой, и не только из-за особенностей строения, присущей всей ее расе. Сказывались существование впроголодь в течение очень продолжительного времени, а также постоянные нервные срывы.

Эплджек положила ее в кровать. Рядом с ней поместила игрушку, которую Клаудволкер инстинктивно прижала к себе, как только та оказалась рядом с ней. Накрыв пегаску одеялом, земнопони быстро написала записку о том, что придет завтра вечером, положила ее на ночной столик и, погасив свет, тихо покинула дом.

---

Эплджек смогла-таки извлечь практическую пользу из вечеринки. Она договорилась с Рэрити, чтобы та сшила легкую белую накидку с капюшоном, закрывающим лицо почти полностью. Единорожке, само собой, было очень любопытно, почему вдруг до сей поры холодно относившаяся к одежде земнопони поменяла точку зрения. Чтобы не провоцировать возникновение подозрений, Эплджек пришлось выдать часть правды, снабдив ее ложью настолько, насколько позволял ей ее Элемент. Она сказала, что эта накидка предназначена для ее родственницы, которая будет в городе проездом буквально на несколько часов. Ну она вроде бы очень занятая и все такое, но, наслышав о мастерстве Рэрити, эта особа, будучи последовательницей моды, попросила Эплджек заказать ей данный предмет одежды.

Получилось не очень складно, но единорожка, польщенная этим, не стала задавать дальнейших вопросов.

Придя домой, Эплджек взяла лист бумаги, карандаш и, начала составлять список дел на завтра:

«1. Забрать у Рэрити накидку (если будет готова)
2. Если первый пункт выполнен, отнести накидку в красильную мастерскую и заказать покраску в лиловый

3. Независимо от первых двух пунктов, приобрести нормальные солнцезащитные очки и беруши»

Эплджек еще раз перечитала список и довольно улыбнулась: она ничего не забыла. Ей нужно было предпринимать более решительные действия, если она хотела оказать пегаске реальную помощь. Следовало постепенно освобождать ее от целой плеяды фобий, и начать стоило с ее боязни выходить из дома.

Если она будет покрыта накидкой с капюшоном, скрывающими внешние данные, оденет очки, не позволяющие рассмотреть ее глаза, будет носить затычки для ушей, чтобы не отвлекаться на звуковой фон, а также утупится в землю и доверит выбор маршрута Эплджек – тогда вполне можно будет реализовать короткие прогулки. Которые, очень вероятно, будут постепенно становиться длиннее и длиннее.

Но на пути реализации этой, несомненно, замечательной идеи, было значительное препятствие – добиться согласия самой Клаудволкер. И, если судить по ее реакции на простой вопрос, земнопони предстояло провести самые тяжелые переговоры в ее жизни.

Терапия

Хочу сразу внести ясность: в этом рассказе нет и не будет шиппинга. В конце главы читайте примечание.

–Эплджек, можно тебя на минутку? – подойдя к старшей сестре, спросила Эплблум.

Оранжевая земнопони, собиравшаяся на очередную встречу со своей подопечной, отвлеклась от данного занятия и кивнула:

–Да, что ты хотела?

–Куда ты в последнее время ходишь по вечерам? Раньше ты больше времени проводила с нами, — заданный вопрос поставил Эплджек в тупик.

–Ну, видишь ли… — попыталась выкрутиться та,- я… в общем… у меня очень важное дело в это время. Да, точно! Очень важное и не терпящее отлагательств.

–Важное дело? – с сомнением переспросила ее собеседница.

Эплджек вздохнула и, глядя в глаза сестре, тихо сказала:

–Эплблум, послушай. Я сейчас не могу сказать тебе, куда и зачем я отлучаюсь. Обещаю, скоро ты все узнаешь. А пока, пожалуйста – не думай об этом… и вообще, выкинь из головы. Хотя бы на время. Договорились?

–Но…

–Пожалуйста! – сложила копыта земнопони в просящем жесте.

–Ну ладно, договорились. Только потом ты мне все расскажешь!

–Идет, обязательно расскажу. А теперь, мне нужно собраться.

Выпроводив сестру из комнаты, Эплджек продолжила сборы. Она заблаговременно притащила сюда еду, купленные затычки для ушей, темные очки и сшитую Рэрити накидку, едва забранную из красильной мастерской.

Если повезет, сегодня можно уже выйти из дома. Земнопони прикинула про себя примерный маршрут, по которому намеревалась провести разноглазую, а также специально выбрала подходящее время: через несколько часов, когда на улицах уже почти никого не будет.

---

Эплджек вошла в дом к пегаске и негромко произнесла:

–Это я, Клаудволкер.

Та тотчас же вылезла из-под кровати и поспешила к земнопони, смущенно улыбаясь.

–Извини… я думала…

–Все нормально. Рада тебя видеть, — поприветствовала ее Эплджек.

–Я тоже… спасибо, что пришла, — речь Клаудволкер звучала увереннее, чем раньше, к тому же теперь она практически не тратила времени на обдумывание каждого предложения, что с удовлетворением отметила про себя земнопони.

Эплджек кивнула. Несмотря на положительные сдвиги, сейчас она снова, как и раньше, видела, что пегаска ведет очень тяжелую внутреннюю борьбу. Пользуясь оказанным ей доверием, земнопони мягко спросила:

–Клаудволкер? Что-то не так?

Та испуганно сжалась, но через пару секунда справилась с собой и, не глядя на нее, очень тихо спросила:

–Пожалуйста… ты не могла бы позволить… — разобрать окончание фразы не представлялось возможным.

–Не бойся. У тебя есть столько времени, сколько нужно. Соберись с мыслями и скажи, что ты хотела, — еще нежнее, чем раньше, сказала Эплджек.

Пегаска благодарно посмотрела на нее и, собравшись с силами, прошептала:

–Если ты не против… пожалуйста… если хочешь… можно… тебя обнять?

Улыбнувшись, Эплджек так же тихо ответила:

–Когда угодно, Клаудволкер.

Пегаска была очень рада услышать это. Немного смущаясь, она прижалась к Эплджек и произнесла:

–Спасибо…

Объятия продолжались еще около минуты. Потом Эплджек, действуя с особой осторожностью, немного отстранила от себя пегаску и сразу начала доставать купленные предметы, показывая ей тем самым, что она не доставила земнопони никаких неприятных ощущений.

Перед Клаудволкер появились новые темные очки, беруши, а также очень красивая и мастерски сшитая лиловая накидка с капюшоном.

Эплджек ожидала вопроса не раньше, чем через пять минут, но пегаска снова удивила ее, подав голос через несколько секунд:

–Это все… мне?

–Да. Помнишь наш вчерашний разговор? Так вот…

Лучше бы она этого не говорила. Не успела Эплджек договорить, как сообразительная пегаска сразу уяснила для себя связь между вчерашним и сегодняшним и, поняв, чего хочет от нее земнопони, пришла в поистине ужасное состояние.

Она снова прижалась к Эплджек, не в силах сдержать слезы:

–Умоляю, пожалуйста… не делай этого со мной… я не выдержу… прошу, Эплджек… не надо…

Она замолчала, так как эмоции окончательно захватили над ней власть, и только умоляюще смотрела на земнопони, не зная, как ее переубедить.

Эплджек обняла ее и, осторожно поглаживая, начала тихо говорить:

–Клаудволкер, пожалуйста, выслушай меня и успокойся. Я не собираюсь что-то делать против твоей воли. Меньше всего на свете я хочу причинить тебе вред. И если ты откажешься, я не перестану навещать тебя и не стану хуже к тебе относиться. Поверь мне.

Пегаска еще раз посмотрела на нее. Она знала, что достаточно одного взгляда в глаза Эплджек, чтобы убедиться в искренности ее намерений. И в этот раз знание не подвело ее. Клаудволкер начала успокаиваться, но чувство облегчения перекрывали усиливающиеся стыд и сожаление: после всего, что земнопони для нее сделала, она еще может в ней сомневаться!

–Эплджек, прости… я не должна была так реагировать… я знаю, ты никогда… никогда не поступишь со мной… плохо… я просто…

–Не извиняйся, Клаудволкер. Это мне нужно просить прощения, за то, что я тебя напугала… Извини меня.

–Значит… ничья? – рискнула пошутить пегаска, уже пришедшая в себя.

Эплджек усмехнулась:

–Ничья.

Чтобы отвлечь разноглазую, земнопони завела непринужденный разговор на отвлеченные темы. Пегаска по большей части внимательно слушала, иногда, краснея, осмеливалась что-то спросить. Эплджек к тому времени уже неплохо изучила собеседницу и знала, что ей отчаянно хотелось поддерживать хоть какой-нибудь невербальный контакт с ней – пегаска чувствовала себя так более уверенно и защищенно. Но Клаудволкер даже не подозревала, что земнопони поняла эту ее потребность, а самостоятельно сообщить о ней пегаска не могла, опасаясь, что Эплджек, несмотря на свою доброту, воспримет это как наглость.

Поэтому земнопони, будто бы увлеченная рассказываемой ею историей, взяла пегаску за копыто – и уже не отпускала. Та, крайне смущенная, сначала ожидала скорого прекращения контакта – но потом, поняв, что его не будет, расслабилась. Ей было очень уютно и комфортно, когда она ощущала прикосновение земнопони.

Так прошел час. Потом Эплджек прервалась, чтобы отдохнуть и направилась налить себе воды. Вернувшись, она увидела, что Клаудволкер, сосредоточенно нахмурившись, пытается одеть на себя накидку, так и лежавшую на полу.

Земнопони подошла к ней, еще издали дав знать о своем присутствии, и сказала:

–Клаудволкер… ты не обязана этого делать…

Пегаска прекратила попытки и грустно вздохнула:

–Я знаю…

Земнопони обняла ее и спросила:

–Тогда зачем?

Разноглазая, утомленно закрыв глаза, начала говорить. С каждым словом ее голос становился все громче; под конец она чуть ли не кричала:

–Я устала прятаться, Эплджек… Устала бояться каждого шороха, устала от одиночества, устала быть не в состоянии даже обеспечить себя едой, устала бегать от проблем, которые можно легко решить. Мне надоело, я больше не могу – я хочу быть как все!

Перед тем, как снова начать плакать, она посмотрела на ошеломленную ее реакцией Эплджек и тихо сказала:

–Помоги мне…

---

Поздний вечер уже готовился перейти в ночь. Понемногу на темнеющем небе начинали появляться звезды, город погружался в тишину. Прохожих на улицах можно было пересчитать по копытам одной пони.

Узкими переулками, не пользующимися особой популярностью в качестве мест передвижения, пробирались двое. С виду эта пара была более, чем странной: если земнопони, которая, судя по всему, прокладывала маршрут, выглядела еще более-менее обыденно, то ее спутница, казалось, только что вернулась с какого-то фестиваля с фишкой в виде нахождения там в нелепых костюмах, и еще не успела переодеться.

Что самое смешное – по отдельности и при свете Солнца предметы одежды вовсе не выглядели странными. Но в густеющем на глазах сумраке, когда трудно ориентироваться, не имея при себе фонарика, ходить в темной накидке с глухо надвинутым, почти до носа, капюшоном, и к тому же носить темные очки? Не говоря уже о скрытой капюшоном детали гардероба – наглухо заткнувшие слуховые проходы беруши.

Именно поэтому Эплджек, будучи рациональной и предусмотрительной, выбрала такое время для реабилитации Клаудволкер. Ей приходилось быть в постоянном напряжении, чтобы ни на секунду не терять контроль над ситуацией: она должна была быть как можно ближе к пегаске, дабы та ощущала ее поддержку и знала, что ее ведут правильным курсом. Плюс к этому, земнопони не могла использовать фонарик, чтобы не привлекать внимания – а темное время суток затрудняло прокладку маршрута. К счастью, их скорость передвижения нельзя было назвать не то, что быстрой – даже прогулочный шаг не подходил в качестве классификации. Некоторые пони ползком могли двигаться быстрее.

Клаудволкер же была в стороне от всех этих сложностей и проблем с навигацией. Да и не до этого ей было, если честно. Всю ее сущность заполняли два противоречивых чувства, сражающиеся между собой не на жизнь, а на смерть: застарелый, глубинный страх перед внешним миром, казавшийся незыблемым и непоколебимым до сего времени – и страстное желание все изменить, стать такой, как все, сбросить с себя это проклятие и вернуть давно утраченную и практически забытую радость жизни, небольшую частицу которой смогла вернуть ей Эплджек.

Это были равные противники: за страх говорили опытность и привычный уклад жизни, за желание – усталость, которая из высасывающего силы яда в одночасье превратилась в мощный механизм поддержки, а также упорство, воскрешенное все той же Эплджек.

Клаудволкер не знала, за чем из них останется победа, что будет властвовать над ней в дальнейшем, что станет ее путеводной звездой и модификатором ее жизни. И от этой жутковатой неопределенности ей было не по себе. Если бы не поддержка земнопони, она не выдержала бы и полусотни шагов, несмотря на показную браваду и пламенную речь с постепенным повышением голоса.

И теперь, ведомая пони, заслужившей полное доверие пегаски, она пыталась отогнать все мысли, которые были связаны с внутренней борьбой, и старалась хоть немного расслабиться. Она сильно утомилась душевно, к тому же теперь голод снова принялся донимать ее – за приготовлениями к прогулке они так и не успели поесть. Впрочем, Эпдлжек взяла с собой рюкзак, так что все может быть.

Тут она почувствовала, как Эплджек осторожно положила копыто ей на спину и мягко затормозила пегаску. Сев на землю, разноглазая подняла голову и, отчаянно пытаясь преодолеть двойную завесу тьмы, предоставленную сумерками и темными очками, едва разглядела улыбающуюся земнопони. Она приблизилась к Клаудволкер и, действуя почти с родственной заботой, сняла с нее очки и вытащила затычки, стараясь делать это как можно аккуратней.

Пегаска потерла уши копытами и жалобно сказала:

–Больно…

Эплджек было всполошилась, но тут же взяла себя в копыта, здраво рассудив, что Клаудволкер ее неорганизованность явно не поможет. Она знала, что поможет пегаске, поэтому сказала ей:

–Клаудволкер, я могу снять боль. Ляг на спину и расслабься.

Разноглазая послушно выполнила просьбу земнопони. Она уже успела понять, что они находились за городом, и этот факт, а также знание того, что в эти часы никого не будет поблизости, несколько успокоили ее. К тому же давно забытое ощущение пребывания на мягкой и приятной на ощупь траве, скомбинированное со свежим вечерним воздухом, чистым небом над головой, усыпанном звездами, и присутствием рядом той, кто поддерживала ее в последнее время – все это только способствовало установлению относительного мира в ее многострадальной и измученной душе.

Эплджек начала массаж ушей. Она периодически проводила подобные процедуры в качестве средства ликвидации последствий чрезмерных усилий в работе на ферме, и не только для себя – но уши ей массировать не доводилось, и небольшое волнение тут было вполне закономерным.

Но оно оказалось напрасным: пегаска, поглощенная невероятной в своей гармоничности и красоте симфонией чувств и ощущений, была на седьмом небе. На пару минут, что продолжался массаж, она забыла обо всех своих бедах и мучениях, ее больше не изводили ни голод, ни мигрень (которая, к слову сказать, проявляла себя все реже и слабее), ни страх. Ей было спокойно, комфортно, уютно, она была полностью умиротворена и, выкинув из головы все мысли, просто наслаждалась волшебством момента.

–Ну как? – голос Эплджек вернул ее на землю.

Клаудволкер прислушалась к своим ощущениям. Уши больше не болели. Но о них она теперь думала в последнюю очередь.

Пегаска сели перед земнопони, которая к тому времени уже достала и зажгла напольный фонарик небольших размеров – один из отживающих свой век вследствие растущих темпов проникновения электрических источников освещения.

–Как ты себя чувствуешь сейчас? – повторила свой вопрос земнопони, немного расширив его.

Клаудволкер не знала, что ответить. Да и возможно ли словами выразить всю ту благодарность, которую она испытывала? Как сказать о том, что Эплджек, фактически, только что вернула ей радость жизни, пусть всего на несколько минут? Что за речь нужно произнести, чтобы описать все то, что ощущала пегаска, ее блаженное состояние, о котором она даже не могла мечтать несколькими днями ранее?

Даже самый красноречивый оратор не смог бы выразить все это. Любых слов было недостаточно.

Но Эплджек не нужны были слова. Она уже была осведомлена о возникших у пегаски трудностях, и, чтобы понять ее, теперь созерцала ее лицо. Глаза Клаудволкер выражали все то, что она не могла выразить вслух. Все то, что она хотела сказать.

Клаудволкер, как и пару дней назад, начала медленно приближаться к Эплджек. Та не двигалась, гадая, что же задумала ее подопечная.

Ожидание не было долгим. Пегаска, уже находясь в нескольких сантиметрах от земнопони, собралась и прошептала той прямо в ухо то, что должно было быть сказано. Простая фраза, которая, тем не менее, содержала в себе все, что Клаудволкер чувствовала по отношению к Эплджек. Фраза, значение которой было бесконечно выше значения любых иных слов.

–Я… люблю тебя… Эплджек.

Земнопони взяла ее копыта в свои и просто ответила:

–Я тоже люблю тебя, Клаудволкер.

Лицо пегаски озарилось застенчивой, но очень счастливой улыбкой.

Они потеряли счет времени, проведенному вместе, наслаждаясь обществом и близостью друг друга. Только занявшийся рассвет смог вернуть их к действительности. С великим сожалением и покорным принятием неизбежного, земнопони и пегаска направились обратно.

Эплджек, уже прощаясь с Клаудволкер, тихо спросила:

–Ты согласна продолжать?

Положительный ответ пегаски был яснее ясного написан на ее лице. Но, будто этого недостаточно, она кивнула и прошептала:

–Когда угодно, Эплджек…

Прим.: В данном контексте имеется в ввиду тип любви, который бывает между близкими друзьями.

Предательство

Время неумолимо. День за днем, месяц за месяцем, год за годом – оно не останавливается никогда, отсчитывая секунды, не считаясь ни с чьими чувствами и желаниями. Никто не в состоянии повернуть его вспять или хотя бы замедлить.

Но время можно использовать в своих целях. Заполнять утекающие минуты тем, что составляет нужную тебе форму, которая, в свою очередь, используется в течение всей жизни.

Клаудволкер хорошо понимала это. Она знала, как рационально использовать отпущенное ей время, чтобы не приходилось жалеть о его утрате.

Но между знанием и практикой лежит бездонная и широкая пропасть, имя которой – реализация. С этим и была связана ее главная проблема. Она не могла воплотить свои желания в жизнь. Давно существующая, и со временем приобретшая просто немыслимое влияние на психику пегаски, фобия (а точнее – целый список фобий, скомбинированный с невольной изоляцией) просто подавляла ее все ее потуги, обрекая Клаудволкер на безрадостное существование.

И тут, будто по волшебству, появляется она – и сразу разрушает это проклятие, помогая ей стать такой, какой она всегда хотела быть. Бесплатно, ничего не требуя и не отбирая. Будто воплощение деликатности, понимания и терпения, Эплджек с поистине удивительным умением преодолела все препятствия и смогла добиться ее доверия, стать ее другом. Даже больше, чем другом – за невероятно короткое для такого события время, они стали настолько близки в духовном плане, что могли без проблем понимать друг друга без слов, просто используя зрительный контакт.

Как личность с творческим складом ума, пегаска придумала термин для их отношений: «ментальные союзницы». Эплджек долго смеялась, когда Клаудволкер поделилась с ней этим. Потом, немного успокоившись, она сказала, что пегаске вовсе не обязательно классифицировать чувства, которые они испытывали друг к другу. Самое главное – это поступки, а мишура заголовков приложится сама собой.

Длина и продолжительность прогулок становились все больше. Теперь Клаудволкер не ограничивалась закоулками – маршруты прокладывались через оживленные улицы и площади. Еще одним положительным сдвигом было то, что теперь прогулки совершались днем. То есть в присутствии других жителей города. Для этого земнопони тоже приходилось маскироваться, напяливая на себя одежду. К тому же пришлось составить расписание: Эплджек по роду занятий не могла отлучаться надолго, соответственно дневные прогулки, в отличие от вечерних, были не очень долгими. Но сам факт того, что Клаудволкер смогла преодолеть себя и даже начать наслаждаться неспешной ходьбой — его невозможно было переоценить. Пегаска с каждым днем делала все большие успехи, чем несказанно радовала Эплджек, которая жаждала представить ее своим друзьям – тем самым завершив свой грандиозный труд.

Этот день пришел. После многочисленных разговоров, обсуждений и споров, следовавших за любым упоминанием земнопони об этом. Клаудволкер знала, что рано или поздно придется прекратить прятаться от мира за Эплджек, если она вообще хотела кардинальных изменений (а она их очень хотела). Поэтому ей пришлось буквально по частям собирать и восстанавливать сломленную за годы ужасного существования силу воли, почувствовать себя сильной и независимой личностью, способной не бояться окружающих и без особых проблем общаться с ними.

Это была сугубо ее задача, поэтому пегаска попросила Эплджек на пару дней оставить ее в покое, назначив при этом дату и время, в которое она будет готова к встрече с ее друзьями. Место же земнопони должна была выбрать сама, и привести туда пегаску, зайдя за ней.

Эплджек была взволнована, разумеется. Она чувствовала: если сейчас Клаудволкер не справиться с собой – дальнейшие ее усилия пропадут понапрасну. Она останется единственной, с кем разноглазая сможет общаться. Этого нельзя было допустить – но ее копыта были связаны. Теперь все зависело от пегаски.

---

Эплджек вошла к пегаске в дом, как она привыкла входить за последнее время.

–Клаудволкер? Ты готова? – неуверенно позвала она.

В комнате появилась пегаска, на лице которой была написана такая решительность, которой земнопони никогда не видела.

–Я готова, Эплджек. Идем.

Они молча вышли наружу и направились на встречу. Был вечер, но не поздний – сумерки даже еще не начали сгущаться всерьез.

Дойдя до местоназначения, представлявшим собой местную пекарню, Клаудволкер остановила Эплджек и тихо сказала:

–Ты предупредила их обо мне?

–Разумеется. Я сказала им, что хочу познакомить с тобой и…

–Нет, я имею в виду о моих… особенностях.

–Внешний вид?

–Да.

–Если честно, я намеренно не упомянула эту деталь.

–Почему?

–Потому что это прекрасный показатель непредвзятости и дружелюбия. Нет, я в своих друзьях уверена полностью – просто хочу, чтобы ты убедилась самостоятельно.

–Справедливо. Ладно, идем… — ее голос едва не сорвался на последнем слове.

Эплджек заботливо приобняла ее и спросила:

–Ты как? Может, не стоит…

–Я не могу. Если я сейчас сдамся – моя жизнь окончательно будет уничтожена. Вперед.

Земнопони кивнула и, отпустив разноглазую, постучала в дверь.

Дверь открылась почти мгновенно. На пороге стояла Пинки.

Земнопони похолодела. Она не ожидала, что пегаске придется столкнуться с самым тяжелым испытанием так скоро. Но ничего было не изменить.

–Привет! Я Пинки Пай! Я тебя раньше не видела, так что мне не удавалось устроить для тебя вечеринку! Но сейчас есть такая возможность и у меня все готово! Кстати, как тебя зовут? – на одном дыхании выпалила та, глядя на пегаску.

Эплджек тоже посмотрела на нее и сразу поняла ее состояние: Клаудволкер была в панике. Все старые фобии будто восстали из мертвых и ринулись возвращать себе власть над психикой пегаски. Если она не выдержит, произойдет что-то ужасное.

Но не зря она потратила несколько дней на самосовершенствование. И усилия земнопони тоже не пропали даром.

Клаудволкер подняла голову, посмотрела прямо в глаза уже начавшей подпрыгивать от нетерпения Пинки и, улыбнувшись, сказала:

–Меня зовут Клаудволкер. Приятно познакомиться.

–Мне тоже! Пойдем внутрь – познакомишься с остальными! – зачастила розовая, уже втаскивавшая в здание пегаску. Эплджек, вконец ошеломленная, механически шагала следом.

Взору разноглазой представилась довольно колоритная компания. Четверо, о чем-то оживленно переговаривавшиеся, но с приходом гостей, как и полагается правильным пони, тут же закончили общение и переключились на новоприбывших.

Клаудволкер, стиснув зубы и взяв себя в стальной захват, подошла к ним и, не обращая внимания на удивленные взгляды, почти с незаметным волнением, проговорила:

–Всем доброго вечера … Меня зовут Клаудволкер…

Первой отозвалась фиолетовая единорожка, производившая вид либо ученой, либо сдвинутой на книгах:

–Приятно познакомиться с вами. Я Твайлайт Спаркл.

Второй взяла слово белая единорожка, носившая довольно изысканную прическу и, очевидно, знавшая, что к чему в мире моды:

–Добрый вечер, дорогуша. Меня зовут Рэрити.

–Рейнбоу Дэш – самая быстрая в Эквестрии, — гордо заявила светло-синяя радужногривая пегаска.

–М-меня з-зовут… Фл-латтершай – застенчиво прошептала желтая пегаска, нерешительно улыбаясь Клаудволкер.

–Рада со всеми познакомиться. Эплджек много рассказывала о вас хорошего… — прежде чем пегаска успела закончить фразу, Дэш спросила:

–Кстати – ты очень странно выглядишь. Я имею в виду, ну там… шерсть, седые волосы и, особенно, глаза жуткие – я таких в жизни не видела.

Клаудволкер была на грани. Она в отчаянии бросила взгляд на Эплджек, но внезапно передумав обращаться к ней за помощью, посмотрела на Рейнбоу и сказала:

–А я никогда не видела, чтобы у пони в гриве было больше двух цветов.

–Ты на что намекаешь? – тут же вскинулась пегаска, резво подлетев к Клаудволкер, — что я крашусь?!

–А у тебя есть иное объяснение? – с ехидной ухмылкой спросила Клаудволкер. Злость на Дэш послужила отличным источником сил — она почти не боялась.

–Дэш, не нужно… — попыталась утихомирить ее Твайлайт, не на шутку встревоженная: пегаска всегда съезжала с катушек, когда кто-нибудь намекал на искусственное происхождение оттенков ее прически.

Но Рейнбоу не отреагировала. Она уже кричала:

–Это мой натуральный цвет, если ты не поняла еще! И благодаря этому я выгляжу классно – в отличие от тебя! Ты вообще похожа на ненормальную, с таким-то внешним видом!

Эплджек уже хотела вклиниться между пегасками, но Клаудволкер, отстранив ее, сквозь зубы прошипела, с нескрываемой ненавистью глядя на Рейнбоу:

–Странно, Эплджек мне рассказывала совсем иное. Я не знала, что ты так трясешься над своей внешностью… наверное, ты завсегдатай в спа?

Все. Это был финиш. Теперь, когда Клаудволкер разбередила оба комплекса Дэш, та была вне себя от ярости. Прежде чем Твайлайт и Рэрити совместными усилиями оттащили ее от разноглазой, она успела слегка задеть ее копытом.

–Спасибо за столь теплое приветствие… навряд ли я достойна проводить время с такими, как вы. Всего хорошего… — почти плача от несправедливости, сказала Клаудволкер, прежде чем покинуть здание.

Эплджек понеслась за ней.

–Да что на тебя нашло, Рэйнбоу?! – возмущенно произнесла Твайлайт, отпуская пегаску.

–Ты все видела – она меня оскорбила! Я не собираюсь тихо сносить это!

–А куда делись Клаудволкер и Эплджек? – спросила объявившаяся Пинки, которая несла громадный торт.

---

–Клаудволкер, прошу, не нужно так уходить. Я уверена, это всего лишь мелкое недоразумение, — успокаивающе говорила земнопони, обнимая плачущую пегаску.

–Я… я не могу… вернуться туда. После того, что она сказала…

–Все будет нормально. Дэш просто вспыльчивая, вот и все.

–Вспыльчивая? Нет, она просто неуравновешенная. Ты… слышала, как… она назвала меня?

–Ну, вообще-то после того, как ты намекнула на то, что она красит волосы… — осторожно сказала земнопони.

Клаудволкер, замерев, подняла голову и осведомилась:

–Ты… защищаешь ее?

–Нет! То есть… в общем… я же говорила тебя, что нужно обходить эту тему стороной и… предупредила об этом…

–Эплджек! – воскликнула пегаска, не веря своим ушам, — она же первая начала!

Ее собеседница поморщилась:

–Не будь ребенком, Клаудволкер. «Она первая начала»… Несерьезно, правда.

Разноглазая отстранила от себя земнопони и, не глядя на нее, холодно сказала:

–Понятно… Я думала, ты будешь на моей стороне… после всего, что произошло…

–Я на твоей стороне, — выкручивалась Эплджек, — просто пойми меня. Мы с Дэш столько лет дружим…

–Что ж – дружите дальше. Желаю удачи, — ровным, лишенным эмоций голосом произнесла пегаска и побрела прочь.

–Клаудволкер, подожди! Я имела в виду, что…

–Мне уже безразлично, что ты там имела в виду – с этими словами разноглазая расправила крылья и взлетела, постепенно набирая высоту. О многолетнем перерыве между полетами напоминало только непривычное ощущение легкости.

Эплджек в отчаянии смотрела вслед давно уже скрывшейся из виду пегаске.

–Улетела? – подошедшая Твайлайт села рядом с земнопони, глядя на нее сочувственным взглядом.

–Да. Хорошее знакомство получилось, не так ли? – горько усмехнулась земнопони, переводя взгляд на единорожку.

Та вздохнула:

–Согласна, очень неприятно вышло.

Помедлив, она добавила:

–Я поговорила с Рейнбоу и, знаешь… мне кажется, вряд ли в случившемся только ее вина. Я имею в виду, что она, конечно, спровоцировала конфликт, но тем не менее…

–Я понимаю, Твайлайт. Но Клаудволкер понять не захотела. А когда я начала разговор об этом, он просто ушла.

–Не хочу выглядеть грубой, Эплджек… но мне кажется, что Клаудволкер… она… в общем, она немного неадекватно отреагировала на замечание Рейнбоу.

Земнопони поникла и грустно сказала:

–Мне стоило рассказать вам.

–О чем?

–О нашей с ней истории знакомства.

–Так расскажи сейчас. Пойдем обратно, мы внимательно тебя выслушаем.

–Да какой смысл…

–Лучше поздно, чем никогда – рассудительно сказала единорожка, помогая Эплджек подняться. Та тихо ответила:

–А еще лучше не допускать таких ситуаций.

Твайлайт промолчала. Они направились к Пинки, чтобы там выслушать всю историю Эплджек.

---

Клаудволкер собирала вещи. Ей до тошноты надоел этот дом, и весь город. Она хотела убраться отсюда как можно дальше. Куда-нибудь, где мало пони и много свободного места.

Теперь, когда она взаимодействовать с другими, найди более-менее нормальный род занятий было не так трудно, как раньше. Соответственно, направлялась она не без плана о дальнейших действиях.

Пегаска погрузила в рюкзак последний набор карандашей и огляделась. На столе остался незаконченный альбом, пестрящий разной сложности рисунками, изображавшими Эплджек. Она хотела преподнести его ей на день рождения.

Она подошла к альбому, и уже было хотела порвать его, как что-то остановило ее копыто. Вместо того, чтобы уничтожить свое неоконченное произведение, пегаска бережно положила его в рюкзак, почти не задумываясь о своих действиях. Потом она погасила свет, бесшумно покинула дом и зашагала по направлению к станции. Она решила выбрать пункт назначения прямо там.

Вечеринка

Шестеро пони молча сидели, переваривая полученную от Эплджек информацию, не смотря на нее. Первой нарушила тишину Рейнбоу, как это ни странно:

–Я чувствую себя последней сволочью.

Никто даже не усомнился в справедливости этого замечания, но высказать это вслух было бы неправильно по отношению к ней, поэтому молчание снова возобновилось. До того, как Эплджек взяла слово:

–Нужно было рассказать вам раньше – ничего бы не произошло.

–Теперь не стоит говорить об этом – со свойственной ей рациональностью сказала Твайлайт, — нужно определиться, как действовать дальше.

–Она, наверное, сейчас у себя дома, заперлась и боится выходить, — предположила Рэрити.

Оранжевая земнопони покачала головой:

–Боюсь, нет. Клаудволкер изменилась с первой нашей встречи.

–Но… можно же проверить… да? Если, конечно, никто не против – вставила Флаттершай.

Пинки хранила молчание, даже не прислушиваясь к разговору. Она была настолько сильно задета всей этой историей, а также срывом уже готовой вечеринки, что ее всегда всклокоченная и несколько безумная прическа теперь являла собой прямые, безо всякого намека на рельеф, пряди. Можно было бы назвать странным, что грива и хвост пони служили индикатором ее настроения – но когда речь шла о Пинки, ни в чем нельзя быть уверенным.

–Ну что… идем? — нерешительно спросила Эплджек.

–Идем – сказала Твайлайт.

Пятеро уже собирались выйти из здания, когда заметили, что кого-то не хватает.

–Пинки? Ты с нами? – поинтересовалась Рэрити.

Розовая грустно посмотрела на нее и, ничего не ответив, снова отвела взгляд.

–Пожалуй, я останусь с ней… Так будет лучше – решила Флаттершай, направляясь к земнопони.

Остальные согласились с ее решением.

---

Поздний вечер уже вступил в свои права. Скоро должно было окончательно стемнеть.

–У кого-нибудь есть фонарик? – задав вопрос, Эплджек попыталась разглядеть путь.

–Сейчас будет свет – сказала Твайлайт. Ее рог замерцал ярким светло-сиреневым светом, перешедшим в ровное лиловое свечение.

Теперь окружающее пространство было залито светом, что позволило земнопони успешно привести остальных к дому Клаудволкер.

Немного помедлив, она постучалась в дверь и спросила:

–Клаудволкер? Можно войти?

Тишина была ей ответом.

Тогда земнопони, жестом дав знать следующим за ней, чтобы они оставались на месте, открыла незапертую дверь и вошла внутрь.

Через пару минут она выскочила оттуда и нервно проговорила:

–Ее там нет! И некоторые вещи пропали. Она, наверное, решила уехать!

–Спокойно, Эплджек – умиротворяюще сказала Рэрити, — вряд ли она успела уехать.

–А если успела?

–Нет, — решительно возразила Твайлайт, — я знаю расписание – до ближайшего отправления поезда около получаса. Этого более чем достаточно для нас, чтобы добраться до станции. Если же она успела уехать раньше (хотя это практически невозможно) – спешить тем более не нужно. Пойдем.

Трудно было возразить такому логичному рассуждению.

---

Клаудволкер изучала маршруты следования транспорта. Ей хотелось уехать куда-нибудь, где тихо, светло и есть горы – она никогда не была в горах. Раньше она даже не помышляла ни о чем подобном, но времена меняются, как ей довелось убедиться.

Но было одно значительное препятствие – ограниченные возможности по финансированию поездки. Ее работа, подразумевающая минимальную занятость, не могла обеспечить значительный приток средств, даже учитывая скромные потребности пегаски.

Из доступных ей вариантов, если учитывать необходимость найти место для сна, а также поддерживать существование во время поиска рода занятий, были только три пункта назначения, причем два из них ее категорически не устраивали, так как являлись значительными по размерам городами. Третий же вариант… пусть не горы, но небольшой населенный пункт, в несколько раз меньше текущего, был самым подходящим для нее.

–Клаудволкер?

Она обернулась и увидела Эплджек, неуверенно улыбавшуюся ей.

При взгляде на нее, пегаску захлестнули острые чувства любви и привязанности к ней. Обида на земнопони, частично придуманная, частично справедливая, уже изрядно утратившая свое влияние к этому времени, теперь бесследно исчезла. Разноглазой идея уехать куда подальше уже не казалась такой заманчивой, когда ранее управлявшие ей негативные эмоции уступили место слитым воедино с рациональным мышлением позитивным.

–Эплджек... – Клаудволкер взяла себя в копыта и продолжила, — пришла меня проводить?

Земнопони, уже понявшая пегаску, только по-доброму усмехнулась:

–А ты уверена, что хочешь этого?

Разноглазая потупилась:

–Нет, но… я не думаю…

–Клаудволкер, ты сама говорила, что тебя надоело бегать от проблем. То, что ты собираешься сделать – это и есть бегство.

–Я знаю. Но… все так неожиданно случилось… и вообще… я не была готова…

Эплджек прижалась к пегаске и прошептала:

–Все будет нормально. Ты справишься со всем, а если понадобится помощь – я всегда с тобой.

–Да… спасибо тебе.

Посидев так около минуты, Эплджек оторвалась от разноглазой и спросила:

–И каково твое решение?

Пегаска, помолчав, тихо сказала:

–Без тебя мне будет очень плохо. Если я тебе еще не надоела… я хочу остаться.

Земнопони рассмеялась:

–Хорошо, что ты можешь шутить, Клаудволкер.

–Шутить?

–Ну, иначе как шуткой твои слова о том, что ты мне надоела, я объяснить не в состоянии.

Пегаска кивнула: слова здесь уже были лишними. Поднявшись, они с Эплджек направились к остальным.

Твайлайт, Рэрити и Рейнбоу немного нервничали, не зная, как себя вести, особенно после того рассказа. Клаудволкер улыбнулась им и, посмотрев на Дэш, сказала ей:

–Нам нужно поговорить тет-а-тет.

Радужногривая озадаченно взглянула на фиолетовую единорожку.

–Это значит, с глазу на глазу – объяснила Твайлайт.

–Ты уверена? – спросила Эплджек.

–Да, я уверена – твердо заявила пегаска.

Уважая ее решение, их с Рейнбоу оставили одних. Дэш, все еще ощущавшая чувство вины, думала, как бы начать разговор, но разноглазая опередила ее:

–Ты унизила меня. Публично, перед своими друзьями, с которыми меня хотела познакомить Эплджек.

–Я всего лишь сказала, что ты странно выглядишь. Знаю, идиотское утверждение, но потом…

–Потом я попыталась ответить тебе тем же. Но я честно не знала, что это так сильно подействует на тебя.

Рейнбоу растерялась от совсем уже непривычной прямоты пегаски:

–Ну, это… то есть… да, ты серьезно меня задела.

–И я не знаю теперь, что делать. Я бы извинилась, но… согласись, ты же первой начала… хотя и не знала… не понимаю, что делать. Думала, что справлюсь, но…

Клаудволкер отвела глаза от Дэш и тихо вздохнула, абсолютно потеряв нить дальнейшего разговора.

Рейнбоу теперь поняла, о каком «особом» характере пегаски говорила Эплджек. Но, в отличие от нее, у радужногривой не было обширного опыта в общении с ней. С другой стороны, земнопони удалось серьезно помочь разноглазой, так что взаимодействовать с ней было не в пример легче, чем раньше. Дэш предприняла попытку разрулить конфликт:

–Эй, не бери в голову. Все путем. Давай просто забудем об этом?

Клаудволкер с сомнением посмотрела на собеседницу, потом, немного подумав, неуверенно ответила:

–Ладно… наверное… наверное лучшее решение – игнорировать то, что было.

–Отлично – удовлетворенно подвела итог разговора Рейнбоу. Как оказалось, она поторопилась – разноглазая продолжила свою фразу:

–Но… все-таки, пока этого не случилось – что ты на самом деле думаешь о моей внешности?

Дэш настолько не ожидала ничего подобного, что даже сразу не нашлась с ответом.

–Ты серьезно? – более-менее собравшись с мыслями, спросила она.

Пегаска кивнула:

–Для меня это очень важно – непредвзятый взгляд извне. Только честно, если ты ничего не имеешь против этого.

Рейнбоу, еще раз оглядев смутившуюся от собственной смелости пегаску, осторожно сказала:

–Ну… там, твоя шерсть она… она интересно переливается. И грива с хвостом тоже… необычно, конечно… но нормально, наверное. Глаза…

Она замялась, вспомнив, чем окончилась предыдущая ее оценка внешности Клаудволкер.

–Пожалуйста, скажи это – попросила пегаска.

–Они довольно… странные? Да, точно, странные. Ну я имею в виду… там, разного цвета.

–Да, я понимаю. Мне нельзя появляться на улице, чтобы никого не шокировать, — безнадежно сказала Клаудволкер, готовясь зарыдать впервые за последние несколько дней.

–Я не то хотела сказать! – зачастила Рейнбоу, уже несколько подуставшая от нелегкого, по ее меркам не особо обремененной интеллектом и терпением пони, — ты правда выглядишь необычно, но это не повод не выходить никогда!

–Ты… правда так думаешь? – наивно поинтересовалась немного успокоившаяся пегаска. Несмотря на все положительные подвижки, ее социальные навыки все еще оставляли желать лучшего, и ей пока было трудно замечать различия между тонкой шуткой и искренностью.

–Да, я правда так думаю.

–Но ты же… ну когда мы встретились…

–Не будем об этом. Было недоразумение, к тому же мы договорились не упоминать об этом. Все с тобой будет как надо.

–Спасибо за эти слова. Ты значительно лучше, чем я думала раньше, — улыбнулась Клаудволкер.

–Ага, ну ты тоже вроде нормальная пони, — небрежно ответила Рейнбоу, уже возвращаясь в свое нормальное состояние.

Обе пегаски направились к ожидавшим их.

–Все нормализовалось? – спросила взволнованная Эплджек, все это время нервно наблюдая за разговором Рейнбоу и Клаудволкер.

–Да, теперь все отлично – произнесла разноглазая.

---

Заиграла негромкая, мелодичная композиция, мягко заполнившая помещение своим звучанием.

–Странно, обычно Пинки предпочитает что-то покруче, — негромко обратилась Дэш к Твайлайт.

Та кивнула в сторону Клаудволкер, с видимым удовольствием слушавшую музыку и сказала:

–Это ее первая вечеринка.

Дальнейших разъяснений не требовалось. Рейнбоу сама ответила на свой вопрос. Ей еще не приходилось бывать на подобного рода вечеринках, где, судя по текущим событиям, ничего… скажем так, активного, не будет, поэтому она немного опасалась, что будет скучно. Но она успокоила сама себя, рассудив, что если ей надоест, она всегда сможет смыться, причем так, что никто и не заметит.

Тем временем розовая земнопони уже вносила тот самый колоссальных размеров торт, который не очень пригодился ранее.

–Тебе понравится, Клаудволкер. Я еще не видела никого, кому бы не понравилось – обратилась она к пораженной размерами кондитерского изделия пегаске.

–Он такой… большой! – наконец выговорила она, не сводя изумленного взгляда с торта, — я никогда не смогу его съесть.

–Друзья всегда помогут – веселым тоном сказал ей Эплджек.

Разноглазая непонимающе посмотрела на нее, потом, видимо, что-то поняв, тихо рассмеялась с облегчением:

–Как я сразу не догадалась. Я думала, что вы хотите заставить меня в одиночку его съесть.

Земнопони, почти приняв это за шутку, посмотрела на нее и поняла, что та не шутила – она действительно так считала. Эплджек не оставалось ничего другого, как, воспользовавшись всеобщим смехом не таких догадливых пони, быстро прошептать ей на ухо:

–Клаудволкер, запомни – никто и никогда не будет тебя к чему-то принуждать. И расслабься, наконец – это твоя вечеринка. Ничего не бойся.

Пегаска немедленно воспользовалась ее советом и действительно, почувствовала себя уверенней.

Когда действительно очень вкусное порождение пекарной гигантомании было ликвидировано объединенными силами семерых пони, твердо решивших потом получить за этот подвиг медали, настала пора переходить к следующей фазе вечеринки. Обычно эта фаза включала в себя развлечения, которые, несмотря на очень сильное повышение настроения участвовавших в них, требовали очень активных действий. Но теперь вечеринка была не совсем обычной. Тем не менее, Пинки, никогда не пасовавшая перед трудностями, подалась в импровизацию. Она решила устроить «вечер, точнее, уже ночь воспоминаний, историй и вообще всего такого».

Воспоминания решили оставить на более подходящий случай, поэтому начали с историй. После выступления нескольких сказителей, Рэрити обратилась к внимательно внимавшей Клаудволкер, застав ее врасплох:

–Клаудволкер, ты не хочешь что-нибудь рассказать?

Пегаска покраснела, будто ее застали за занятием чем-то плохим, и смущенно сказала:

–У меня… плохо получается… вернее… совсем никак. Я никогда не рассказывала ничего.

–Если хочешь, можешь попробовать. Мы с удовольствием послушаем – ободряюще сказала Твайлайт, поддерживаемая остальными.

Пегаска растерялась еще больше. Для нее было крайне необычно и ново, что ее готовы слушать целых шестеро пони. Никогда в жизни она не удостаивалась такого внимания. И, к своему искреннему изумлению, она поняла, что, несмотря на смущение и застенчивость, ей это нравилось. Клаудволкер почувствовала совершенно чуждую ей тягу что-либо поведать им, и жгучую заинтересованность в реакции на ее рассказ.

Эплджек, следящую за колебаниями пегаски, в свою очередь одолевала сложная дилемма: она прихватила с собой рисунок разноглазой, и теперь он жег ей копыто: ей сильно хотелось показать его всем, но в то же время… да, она боялась неправильной реакции Клаудволкер.

Тем временем, пегаска начала говорить, очень робко и немного запинаясь:

–Ну… я могла бы рассказать… как я получила свою отметку… если… если вы хотите…

–Мы просто в нетерпении! – возбужденно произнесла Пинки.

–Но перед этим, можно спросить – твоя отметка… что она означает? – поинтересовалась Рейнбоу.

«Пора» — подумала земнопони.

–Она означает, что у Клаудволкер настоящий талант художника – сказала она, представив вниманию друзей рисунок.

Разноглазая, поняв, что демонстрирует Эплджек, полностью залилась краской и забилась в угол. Но на нее никто не обратил внимания – все были потрясены качеством рисунка.

–Это же… просто гениально! – воскликнула Рэрити, в восторге глядя на произведение, — я никогда, даже в лучших галереях, не видела ничего подобного!

–Поразительно, даже лучше, чем фото, — сказала Твайлайт, шокированная сходством изображения с Эплджек.

–Классный рисунок! – похвалила Рейнбоу, которую, несмотря на всю нелюбовь к художествам, эта картинка смогла немного впечатлить.

Пинки и Флаттершай согласно кивнули, тоже очарованные изделием Клаудволкер.

Разумеется, после демонстрации подобного, все тут же загорелись идеей выслушать историю получения метки пегаской. Впрочем, для начала пришлось повозиться: выкурить ее из угла оказалось делом нелегким. Но вскоре с этим было покончено и теперь уже окончательно зардевшаяся Клаудволкер, тем не менее, уступившая настойчивым просьбам и собственному желанию быть, наконец, услышанной, начала рассказ.

Письмо

Последняя глава выкладывается здесь, дабы не нарушать порядок.

Мне тогда было… не помню точно… но в тот день я должна была отправиться в школу. Первый раз в жизни. Родители, они… они сильно беспокоились за то, как я там буду – с моим… ну, вы знаете. Хотя тогда… все было не так плохо, как… нет не сейчас… то есть сейчас… в общем, сейчас но раньше… *вздох* плохой из меня рассказчик. Дальше…

Дальше все было только хуже. С каждой минутой.

Я была совершенно одна… родители не могли же быть рядом со мной во время учебы, верно? Вот, и поэтому… мне было очень страшно… Все вокруг – их много, они совершенно незнакомы мне… все по-иному, новые правила, все, абсолютно все…

Я забилась в угол… в самый дальний. Чтобы как можно меньше попадаться кому бы то ни было на глаза…

Не получилось… Мне пришлось, как и всем остальным, в свою очередь выйти и рассказать о себе…

Одна. В центре внимания. Ни единого знакомого лица. И от меня еще ждали повести.

Я не смогла… Я просто не дошла дотуда…

На полпути я повернулась и побежала обратно… спряталась под стол.

Надо мной смеялись. Учитель сделал вид, что ничего не произошло… ну то есть не насчет смеха, а насчет моего бегства…

Но я не могла сделать вид, что ничего не было…

Весь день, пока я была в школе, я провела под столом. Меня никто не пробовал оттуда вытащить, никто не беспокоил… но мне было очень страшно…

Трехчасовой непрекращающийся страх… я до сих пор помню его.

Но все когда-нибудь заканчивается. Закончилось и это испытание.

Когда я услышала голоса родителей… я выскочила из-под стола… бросилась к ним… и начала умолять, чтобы они забрали меня отсюда навсегда.

Впервые мне было наплевать на незнакомых пони, которые все это видели – мои соученики, родители… Невыразимый ужас, который я тогда пережила, поглотил меня практически полностью… Я хотела одного – чтобы все закончилось…

Больше я не была в школе. Родители договорились, чтобы я могла обучаться на дому…

Но пришлось с этим повременить. Первую неделю после того кошмара я была полностью опустошена: я вздрагивала от малейшего шороха, я не могла спать без света, когда слышала незнакомый голос (с улицы, скажем) – ныряла под кровать и заливалась слезами.

Такое состояние, казалось, будет превалировать в моем поведении всю оставшуюся жизнь. Ничто, никакие занятия, будь то чтение или разговоры или же различные игры – они не могли даже на минуту отвлечь меня… отвлечь от постоянного ожидания чего-то кошмарного…

Но однажды все изменилось. Во время очередного моего сеанса под кроватью, я обнаружила там карандаш, невесть как закатившийся туда. Старый, пыльный, но вполне годный.

Я обтерла его и вылезла с ним наружу. Мне пришла в голову мысль о том, что неплохо было бы пустить его в ход. Наверное, ему надоело находиться в одиночестве, полностью лишенному возможности осуществлять любую деятельность.

Рассуждения, конечно, наивные и глупые… но я была ребенком… очень измотанным и уставшим постоянно бояться…

Я взяла листок бумаги, подхватила карандаш… и начала рисовать. Без единой мысли в голове – просто приступила к рисованию.

Не знаю, сколько это заняло… но когда я закончила – я уже не боялась. Я была самой собой — чудовищно замкнутой, но не шугающейся каждого шороха, пони.

Я показала рисунок родителям… они были очень рады, что мне удалось прийти в себя и… им на самом деле он понравился.

Но настоящей неожиданностью для нас стал тот факт, что у меня появилась отметка. Как же они гордились мной… я сама была переполнена радостью – больше, чем когда-либо…

В тот день мы устроили небольшой праздник… только для нас.

Клаудволкер замолчала, захваченная воспоминаниями. Ее слушательницы не смели даже лишний раз вздохнуть, чтобы не отогнать от нее образы прошлого.

Наконец, когда молчать уже становилось невозможно, Твайлайт вежливо спросила:

–Ну а сейчас… ты часто общаешься со своими родителями?

Пегаска помрачнела. Она кинула грустный взгляд на единорожку и сказала:

–Нет. Я не получала от них весточки уже очень долгое время… я думаю… они бросили меня…

–Само собой нет! Я уверена, что… — начала было разубеждать ее Рэрити, но под взглядом Эплджек быстро сникла и замолчала.

Клаудволкер слегка улыбнулась Эплджек – та ее отлично понимала. Потом произнесла:

–Я не могу их винить… со мной очень трудно… они несли эту ношу почти двадцать лет. Если они не хотят больше мучиться… это справедливо по отношению к ним.

Никто не рискнула возразить, хотя для них это казалось противоестественным. Но тон Клаудволкер, ее выражение лица, то, что она сказала – все это не позволяло усомниться в верности ее суждений. В конце концов, это ее родители – она знала их лучше, чем они все вместе взятые.

Эплджек молча подошла к разноглазой и заключила ее в объятия. Остальные поспешили сделать то же самое.

Клаудволкер никогда не обнимали столько пони одновременно. И никогда она не думала, что это поможет ей успокоиться. Она была им благодарна – за то, что не сторонились ее, приняли как равную и дали возможность почувствовать себя такой, какой она всегда хотела быть.

–Спасибо… вам всем – прошептала она, чувствуя, что больше не сможет удержать слезы.

***********************

Клаудволкер разбудил стук в дверь. Ее страх, еще не побежденный окончательно, заставил пегаску испуганно сесть в кровати. Но она сумела взять себя в копыта. Ей удалось. Она победила себя еще раз – не первый и определенно не последний.

Медленно передвигая ногами, она подошла к двери и открыла ее, ожидая увидеть кого-нибудь из своих новых друзей. Кроме Эплджек – та входила без стука.

Но на пороге стояла совершенно незнакомая ей пони: серая блондинка, с отметкой в виде пузырьков и желтыми глазами, довольно сильно косившими. Впрочем, Клаудволкер не придала этому большого значения – по необычности внешности серой пегаске до нее было далеко.

Глубоко вздохнув, она спросила, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал:

–Ч-чем я м-могу п-помочь вам?

Пегаска улыбнулась ей и сказала:

–Доброе утро, я Дерпи Хувз, новый почтальон. Мне жаль, что пришлось вас потревожить… но я не смогла найти ваш почтовый ящик.

Клаудволкер кивнула и сказала:

–Да, я понимаю. Он… расположен несколько… необычно. Вот, он здесь.

–Понятно… спасибо, я запомню. Но, раз уж вы здесь… вот, вам письмо.

–Благодарю.

Оставшись одна, пегаска положила конверт на стол и пробежалась глазами по адресу отправителя. Она ощутила огромную радость – это от ее родителей! Значит, они не забыли о ней!

Правда, ее несколько смутило, что там стоял штамп организации, в которой работали ее родители, а не их подписи, как обычно – но она решила, что это из-за каких-то неполадок. Самое главное, она все еще нужна им!

Клаудволкер быстро распечатала конверт, буквально сгорая от нетерпения. Вытащила листок бумаги, развернула его и погрузилась в чтение.

С каждой прочитанной строчкой ее радость увядала, уступая место испугу, а затем и отчаянию.

Закончив читать, она отшвырнула от себя бумагу и рухнула на пол, захлебываясь рыданиями.

–Нет… не может этого быть… — повторяла она про себя. Но прочитанное письмо не оставляло никакой надежды.

«С прискорбием сообщаем Вам, что, в результате несчастного случая, Ваши родители погибли…»

---

Эплджек, закончив со своими делами на ферме, решила заглянуть к Клаудволкер. Она уже не могла не видеться с ней каждый день. Это стало чем-то вроде обычая, причем очень приятного обычая. Земнопони нравилось проводить время с пегаской. Особенно сейчас, когда та возвращалась в нормальное состояние.

Земнопони открыла дверь ее дома. Что-то само собой разумеющеюся – вход без стука. Клаудволкер никогда не поднимала эту тему, так что земнопони решила, что ее все устраивает.

–Привет, Клаудволкер. Как… — она прервалась на полуслове, услышав сдавленный плач.

Быстро войдя внутрь, Эплджек обошла стол, за которым лежала на полу пегаска. Она была просто в ужасном состоянии.

–Клаудволкер, что произошло? Прошу, скажи мне – взволнованно сказала Эплджек, садясь рядом.

Пегаска посмотрела на нее воспаленными от долгих рыданий глазами и прошептала:

–Их… нет…

–Кого? О ком ты говоришь?

Вместо ответа она махнула копытом в сторону лежавшего на полу листа бумаги и снова забилась в рыданиях.

Эплджек подняла лист и прочитала.

–Клаудволкер… мне так жаль… — не зная, что еще сказать, произнесла Эплджек.

Она прижала к себе пегаску. Клаудволкер уткнулась в нее, не прекращая плакать.

Земнопони не могла ее утешить. Она просто не знала, что сказать, чтобы она почувствовала себя лучше. Ей никогда не приходилось терять никого из близких, поэтому она абсолютно не представляла, что ощущает Клаудволкер. Все ее утешения казались ей неестественно наигранными и глупыми.

–Клаудволкер… я… я не знаю, что сказать… — страдая, призналась земнопони. Она чувствовала себя такой бесполезной и ненужной – пони, которая не может даже утешить своего друга.

Пегаска зашептала:

–Я так виновата… я подозревала их… думала, что они… я не нужна им – ее слова прерывались судорожными всхлипами. Клаудволкер едва удерживалась от новых рыданий, — я должна была извиниться… попросить прощения… за все… а теперь… теперь…

Силы окончательно покинули Клаудволер. Она снова зашлась в плаче.

Эплджек теперь могла хоть немного осознать, какое бремя вины лежало на пегаске. И никакой возможности снять ее или облегчить – ее просто не было. Никто не мог помочь Клаудволкер. Даже она – ее лучший друг.

Земнопони молча прижалась к пегаске и закрыла глаза. Она хотела хоть что-то сделать для Клаудволкер. Хотя бы не оставлять ее в одиночестве, один на один с неизмеримым горем и неизбывным чувством вины. Но это было не в силах пони.