Возрождение

День четвёртый: прибавление.

Просыпаюсь и потягиваюсь, разминая затёкшие мышцы. Увидев, что стол пуст, недовольно морщусь и, достав из коробки, жую тошнотворный, но питательный зебринский сухпаёк — консервы я оставила вырученным вчера. Затем, переместившись в грузовой отсек, выливаю на себя ведро дождевой воды. Спускаюсь вниз с экипировкой и маской, и тщательно отряхиваюсь, затем одеваюсь. Осмотрев грядки, вижу, что овёс уже поспел: на обед хоть будет что-то съедобное. По-быстрому перелезаю через баррикаду, и, схватив Поняшникова, забегаю в магазин и за пару минут нахожу сборщик овса: специальную машинку с копытным приводом, очень сильно ускоряющую сбор урожая, так как копытами чистить колоски приходится по одному и долго. А так — сборщик засосал колосок, ты провертел ручку, переходишь к следующему. Только мешки успевай менять.

Возвращаюсь обратно, на улице всё ещё никого живого или не-живого. Проверяю парочку — ещё не очнулись, Дискорд, что с ними не так?! Что же, иду на грядки и начинаю работать копытами: есть и на обед ту же зебринскую дрянь я не буду, это точно. С лёгким треском полумагическая машина всасывает и очищает зёрна, затем выбрасывает их в мешок. Почти как я и предсказывала, три килограммовых мешка, даже чуть больше. И это всё всего за пол-часа! Поставив овёс вариться в котле с нагревающим заклятием на нём, иду проведать выживших.

М-да, специфичная компания подобралась. Маленькая пегасочка тёмно-зелёного цвета с опрятной гривой цвета зелёного яблока и такой же худой земнопони, багровый с жёлтой гривой. Оба дышат, вроде бы, здоровы; синяки и всё такое, конечно, есть, но ни переломов, ни чего-то такого же серьёзного. Немного подумав, снова взлетаю в грузовой отсек с зебринскими коробками и начинаю в них рыться. Я ещё вчера вечером отделила контейнеры с едой, остальное лежало вперемешку. В первой же коробке лежал комплект из восьми аптечек полосатиков. Конечно, там всё было в их непонятных закорючках, но я по цветовому аромату опознала заживляющее средство и средство, помогающее запутавшимся в сетях снов пони. Закинув их и мокрое полотенце в седельную сумку, спускаюсь вниз. Что-то подозрительно тихо тут, не бывает такого: ни одного мертвяка уже, фактически, третий день!

— Ну ладно, — бормочу себе под нос и иду в амбар. Вытаскиваю кобылку из-под одеяла и вытираю её влажным полотенцем. Она, не приходя в сознание, морщится и легонько стонет. Осматриваю её: ничего серьёзного нет, тройная царапина с синяком на боку и ещё один синяк над правым глазом. Приподнимаю ей крылья — они даже более развиты, чем с обычного пегаса её возраста. Точно я судить, конечно, не могу, но примерно... Закончив с осмотром, перебинтовываю повреждённые области где-то по двадцать пять оборотов каждое белыми бинтами, от которых буквально несёт белой магией и магией любви. Затем, встряхнув бутылку с зельем, слабо заряженным по ЧБГ* в обе стороны, приоткрываю яблокогривой рот и вливаю туда немного этой травяной бурды. Она резко распахивает глаза и закашливается, да так, что я её чуть не выпускаю из копыт.

— Кто ты?! Где я?! — вопит она, брыкаясь, и, оттолкнув меня поразительно мощными задними ногами, падает на кровать.

— Успокойся, ты у друга, — отвечаю, понимая, как сейчас странно выгляжу: нечто в двадцатилетней давности униформе и броне возможно враждебного государства, с половиной морды, прикрытой белой маской... Не то, что я хотела бы увидеть держащей себя при пробуждении.

— Кто ты?! Отвечай! — продолжает она вопить, но уже гораздо тише.

— Имя? Не имеет значения, — отмахиваюсь, едва заметно покраснев: я его уже успела забыть, — хотя... Да, точно. Эмбер. Эмбер Искрова.

— Скай. Эпплскай, с фермы Свит Эппл Эйкрз, — грустно отвечает пегаска, — теперь ты меня расстреляешь, да?

— С чего бы это? — искренне удивляюсь я, — да и не такая уж я Сталлионградка.

— Ну, Сталлионградцы так всегда делают с Эквестрийцами, нет? — прищуривает правый глаз кобылка.

— Откуда это ты придумала? — недовольно хмыкаю, — вон, погляди: на тебе мои бинты. Стала бы я их на тебя тратить, если бы хотела пристрелить?

— Ну, я даже и не знаю, — задумывается Эпплскай.

— Ладно, еда сейчас будет, питьё тоже. Пока ешь, обсудим некоторые вопросы, — сняв штык-нож с АПМ, висящего стволом назад на моём правом боку, вскрываю банки с тушёнкой и наливаю немного мутной воды в деревянную выщербленную чашку. Вытащив самодельные столовые приборы, протягиваю их кобылке.

— Ешь-ешь, не стесняйся, — подбодряю её, — так вот, ты успела научиться обращаться с яблонями дома?

— Ну, вроде того... — неуверенно тянет яблокогривая, видимо, не собираясь пока поглощать еду, — ты не могла бы, допустим, отвернуться, пока я ем? Пожалуйста! А лучше вообще выйди, ладно?

— Ну хорошо, — нахмурившись, отвечаю. В конце концов, что ей такого скрывать? Но посмотреть всё же стоит: всякое бывает после Конца... Освещающее заклятие как раз вовремя почти что выветрилось, и я вешаю на потолок новое, но не такое же, а со встроенным следящим заклятием. Кобылка ничего не замечает, и я выхожу, притворив дверь. Закрыв глаза, концентрируюсь на следящем заклятии. Увиденное меня даже немного удивило: Эпплскай, макнув приборы в еду и облизав их, открывает рот... Шириной почти со всю морду и полный довольно острых зубов, и в один присест вычищает всю миску. Прожевав овощи за десяток секунд, она залпом выпивает всю воду, и, подождав минутку, зовёт меня: — Эмби, заходи!

Я не заставляю себя ждать и захожу, присев на край соломенной лежанки лицом к новой знакомой. Мы некоторое время посмотрели друг на друга, и я наконец начала разговор: — ты, кстати, всё правильно сделала. Если бы я была обычной пони, вроде того жеребца, наверное, то ты бы вполне могла этим напугать, — и, не давая ей перебить себя, продолжаю, — но я сама... Не очень нормальная.

— Ты подсматривала за мной? — тихо спрашивает кобылка.

— Извини, конечно, но я не знала, что ты тут будешь делать одна.

— Что со мной теперь будет? — с той же подавленной интонацией вопрошает яблокогривая.

— Да ничего не будет, будешь жить со мной и этим вот парнем, если он тоже решит присоединиться. Ты же будешь со мной?

— Эмм... А у меня есть выбор?

— Ну да. Я могу вернуть тебя в пустыню с некоторым количеством припасов и грузовиком.

— Всё понятно... Тогда с тобой, конечно. А всё-таки, что ты имела в виду, когда сказала, что ты не совсем обычная?

— В темноте видишь?

— Превосходно.

— Тогда смотри, — пожимаю плечами, захлопывая телекинезом ставни и выключая свет. Когда моему правому глазу уже ничего не может повредить, аккуратно снимаю маску.

— Ого... — восхищённо (?!) протягивает Эпплскай, — красиво...

Взглянув на неё, удивляюсь уже я, снова: в почти абсолютной темноте её глаза тоже стали более приспособленными к тьме, а странный рот стал заметен даже в закрытом состоянии. Улыбнувшись со слезами на глазах, подхожу к ней и обнимаю. Через некоторое время мы уже лежим на кровати, обнявшись, и почти что засыпаем. Но я, легонько отодвинув задремавшую пегаску, накрываю её тонким одеялом, надеваю маску и открываю ставни. Земнопони всё ещё валяется? Надо бы и его перемотать. Стягиваю одеяло: почти та же история, только куча синяков на рёбрах вдобавок. М-да, а вот этот может и не выкарабкаться. Но я, всё же, вспоминая разваливающуюся книжку по первой помощи, кое-как накладываю на него с третьего раза обезболивающее заклятие, и, как и в прошлый раз, раскрываю ему рот и вливаю пару глотков зелья. Он, как и кобылка, почти тут же приходит в себя (спасибо, полосатики) и набирает полную грудь воздуха. Я едва успеваю зажать ему рот, но сдавленное "огонь!" всё равно слышно. Взглянув на кьютимарку, понимающе вздыхаю: противотанковые засадные войска, звание около младшего лейтенанта, значит, поней тридцать было.

— Тише, тише, маленькую разбудишь, — говорю ему на ухо. Он ошалевшими глазами смотрит на меня и задаёт вопрос, который я ожидала меньше всего: — а ты кто, моя жена?

Я не выдержала, и, отпав от него, стала кататься по полу от смеха, иногда даже похрюкивая. Наконец, успокоившись, отвечаю: — нет, конечно. Ты что, забыл, как я тебя из грузовика тащила? Ты мне жизнью обязан, ку-ку!

Довернув голову, он смотрит на мою броню и испуганно вскрикивает: — проклятие мне в круп, Сталлионградка!

Мой левый глаз задёргался. "И ты туда же..."

— Да тысяча же параспрайтов, вы что, сговорились все?! — едва не срываясь на крик, задаю риторический вопрос. Вопль жеребца разбудил Эпплскай и та, повернувшись к нему, успокаивает его: — ну вот и у тебя такая же реакция. А зря. Она хорошая, не бойся её.

Тот удивлённо взглянул на неё и представился: — Эппл Краш. Раньше служил в противотанковых засадных войсках, младший лейтенант. Обращаться с оружием умею, с малорожным противопонным ручным, с ПТПМ "Блик"** и аналогами, ЗПМ "Блик Скай"*** и аналогами. Естественно, с декароговыми орудиями тоже обращаться умею: от восьми до тридцати одного и пятидесяти рогов****. Также могу работать по яблоням, всё же, я не зря Эппл.

— Отлично! А теперь внезапный вопрос: кем вы приходитесь друг другу? — спрашиваю, хитро сощурившись и немного приподняв верхнюю губу, обнажая длинные клыки. Просто развлечься.

Парочка, переглянувшись, дала друг другу какие-то условные знаки и Эпплскай неуверенно ответила: — ну, он приходится мне двоюродным братом... Но какая сейчас разница?

— Ну ладно, и правда без разницы, — пошкрябав по полу копытом, всё же решаюсь на довольно рискованный шаг: — Краш, я дам тебе зебринский тяжёлый лучевик, а тебе, Эпплскай, думаю, и зубника нашего хватит. Хорошо?

Земнопонь недовольно поморщился: — конечно, тяжёлый лучевик это неплохо, но нет чего-то потяжелее?

— Увы, нет. Да и пару Проклятых и лучевиком отвадить можно. Сейчас вернусь, — говорю, уже захлопывая дверь. Дискорда мне в круп, я почти весь день с этими побитыми повозилась! Нехорошо... Арргх, с такими мыслями далеко не уйти, поэтому отбрасываю их в сторону и тащу тяжёлый лучевик вниз прямо в копытах, зубник же, наскоро прополощенный водой, болтается в седельной сумке. Спустившись вниз, отдаю оружие поням, которые тут же начинают его осваивать, и ещё одной ходкой притаскиваю ящик с пустыми магическими кристаллами: — завтра напомните, чтобы зарядила.

Уже почти настала ночь, и я тащусь спать — моё дежурство третье.

__________

*Чёрно-белому градиенту.

**Противотанковый Сталлионградский черномёт с трёхступенчатым проклятием, роговой эквивалент повреждающего проклятия — 16. Был практически безотказен и надёжен, но у него были и недостатки, вроде некоторой громоздкости и малой скорострельности. Вполне подходил для борьбы с абсолютно всеми танками, присутствовавшими в Войне Конца, обеспечивая стабильное поражение любой бронетехники в корму и почти любой — в борт.

***Зенитный Эквестрийский черномёт с самонаводящимся по градиенту напряжённости магического поля, что обеспечивало в теории стабильное поражение летательных аппаратов, но мощности проклятия зачастую не хватало для более-менее продолжительного преследования вражеского ЛА; к тому же, где-то в четверти случаев пуск был неудачным, что сопровождалось резким взрывообразным выбросом маны, к тому же, окрашенной довольно сильно в чёрный.

****1 мм калибра (по эффективности снаряда) человеческого орудия примерно равен 0,4 рогам, но эффективность заклятий увеличивается практически линейно.