Черные глаза

В мертвом мире.

We're all gonna die! Rejoice!

https://www.youtube.com/watch?v=9jK-NcRmVcw

Сестренка умерла двадцать восьмого двенадцатого. После полудня.

Бабушка умерла двадцать пятого первого месяца. В три.

Лёка умер семнадцатого…

Жеребец раздраженно всхрапнул и откинул листик в сторону, после чего уже без особой надежды взглянул на следующий. Ну да: очередное ничего не значащее имя и в принципе не нужная ему дата. Зачем вообще он собирал эту записную книжку? Ах да – надеялся, что уж там-то да найдется объяснение всему произошедшему. Мечты-мечты.

Земной пони потянулся, посмотрел на черноту за грязным окном, оценил собственную степень усталости и, не найдя ее приемлемой, продолжил чтение. На обороте ранее отброшенного кусочка бумаги с буквой «Л» обнаружилась еще одна напоминалка, на сей раз про дядю с разницей в два месяца с предыдущим. И без того детский в худшем смысле этого слова почерк неизвестной всё ухудшается.

Мама тринадцатого пятого. В семь утра – ну хоть какое-то разнообразие.

Он скосил глаза на практически целую парную постель. Разве только ножки слегка подгнили. Мелькнувшую было мысль пойти поспать на улицу тут же с позором изгнали – будто там с чего-то появится уверенность, что не спишь на костях. Да и какая, право слово, разница?

Семья умерла – могла бы и побольше на «с»-то написать!

Путник прошуршал листочками. С текстом лишь два еще не прочитаны — а вентили да рессоры и прочие чертежи ему уж точно без надобности.

Итак, «у»:

Умерли все – банальщина.

Последний шанс, «о»:

Осталась одна я.

— Не волнуйся, не осталась, — вслух ответил незримой собеседнице жеребец, с мрачным разочарованием скидывая оказавшийся пустой тратой времени «дневник» на пол. – Во всяком случае, обратное крайне маловероятно. Потому как даже успей тебя кто эвакуировать, простым расстоянием от местной хреновины не спастись. Да и зашедшая на огонек анархия тоже небось не против перекусить жеребятинкой. Впрочем, кто знает…

Путник вновь обратил взор в окно – к невидимой ныне скале, приютившей на своих склонах местную столицу. Надежду, к которой стремились все те похороненные вдоль тракта толпы бедолаг. Им кстати так и так повезло больше, нежели их раскиданным на поверхности последователям, коих уже видимо некому оказалось зарывать. Зато местные дорожные пейзажи стали на редкость запоминающимися. Во всяком случае, первые пару километров. Максимум день. Потом приедается.

А еще брошенные тачки, совершенно невредимые кареты, остановившиеся посреди пути поезда, полные где-то обгрызенными крысами и изъеденными насекомыми, а где-то – и совершенно целыми телами. Пища и потребители зачастую лежали рядом, а то и со стиснувшими чью-то подгнившую ногу мелкими зубками. Хотя конечно вредители казались не в пример более свежими, нежели пони.

Откровенно говоря, лично ему куда больше по нраву иные виды – например то грандиозное побоище в оставленном пару суток назад городке. Несколько тысяч граждан всех видов и возрастов будто бы внезапно обезумели и, порой в прямом смысле слова, вцепились друг другу в глотки и бушевали, наверное, с неделю, штурмуя и оставляя не имеющие никакой стратегической ценности здания и амбары, схлестываясь на площадях и без малейшей пощады добивая раненых прямо на поле боя. И всё это при полном отсутствии знамен или листовок. Только измалеванные там и сям стены с проклятьями и ругательствами касательно некой традиционно оставленной без идентификатора дамы – видимо имя ее слишком известно, чтобы его называть.

У той кучи трупов на заставе хотя бы имелась униформа. Вернее, меньшая часть упомянутой груды носила золотые доспехи, а большая так же либо в принципе пренебрегала одеждой, либо выглядела вполне цивильной. Судя по всему, они просто слегли прямо во время боя и более уже не поднялись.

В голове снова начала формироваться чудная картина: несколько сотен здоровых, готовых сражаться и уже бегущих друг на друга жеребцов и кобылок…

…упали.

И всё.

Вдоль хребта проскользнула ледяная змейка, а в груди разлилось какое-то странное, одновременно пугающее и сладостное ощущение. Оно уже не раз посещало странника за время данного никак не желающего закончиться одинокого путешествия по мертвому миру. Откровенно говоря, некогда до смерти боявшийся его жеребец ныне черпал в сей ядовитой дрожи немалую радость: как-никак сие жутковатое очарование лучше пустоты. Да и засыпать под него легче.

Земной пони еще какое-то время смотрел на огонь в фонаре, удерживая внутри болезненную негу, а затем с зевком расслабился. Пора баиньки.

Единственный представитель жизни на километры вокруг задул фитиль и встал со стула, после чего, не утруждая себя подходом поближе, запрыгнул на кровать. Та подобного невежливого обращения не перенесла и скоропостижно скончалась, с грохотом обрушившись на пол. В наставшей за тем тишине на середину комнаты с обычно пренебрегаемым деревянными изделиями пафосом выкатилась обломанная ножка.

Однако незваный гость не утрудил себя поднятием и поиском нового лежбища – успел привыкнуть к явлениям подобного рода. Хроническая кривоногость аборигенов гостя из ниоткуда давно не удивляла. Хотя конечно странно, что на вид добротная мебель склонна разваливаться столь скоро после ухода эксплуататоров. Впрочем, всё произошедшее возможно объяснить банальным, пусть и весьма продолжительным невезением.

Завтра-послезавтра дойдет до столицы. А пока предстоит еще одна ночь сна без сновидений – если конечно не считать за таковые совершенно неестественные для местных тихих пейзажей шумы природы и толп народа.

-
До чего же отвратная погода. Причем самое обидное, что иной тут в принципе не бывает.

— Вы не подумайте, будто ваш покорный слуга против облаков, — привычно заговорил непосредственно с миром земной пони, спокойно пробираясь меж кучно застывших в вечности повозок. — На самом деле, очень даже за – всегда в наличии тень, глаза не слепит и голова не болит.

Вот только местный вариант скорее смахивает не на бесконечный предгрозовой фронт, а на куда более абсурдную ситуацию: будто бы некий алчный метафизический великан, прельстившись синевой небес и золотом солнца, взял и сдернул с панорамы привлекшую внимание красоту и утащил украденное в свое логово, оставив всем остальным нечто вроде блеклой давно не стираной дерюги. Вслух разумеется ничего из этого сказано не было – кто ж хочет обижать само пространство? Замочит еще чего доброго…

Хотя дождик бы пожалуй приветствовался – всё ж таки разнообразие. Тем более проблема крыши над головой не стоит. Копыто на пару мгновений застыло, дабы очертить момент смены локации — и опустилось на уже городскую брусчатку.

— Ну здорово, Кантерлот, — проворчал жеребец, окидывая новую картину взглядом. – Хреново выглядишь.

Столица не отозвалась. Ибо нечем. Да и будь иначе — рази ж смогла она возразить? Будто существуют эстеты, способные любоваться разбитыми стеклами, грязными погасшими фонарями, заляпанными сажей стенами, остовами сгоревших домов и общим гниением.

— Ну или как вы тут енто дело называете, — вслух продолжил путник, перелезая через мешающую пройти баррикаду из карет и тачек неизвестного происхождения. Хотя судя по отсутствию пик, крови и ран на телах стражников скорее заторно-транспортного, нежели революционного. – Всё ж таки по идее естественный процесс перевода не пригодившейся разумной, — ритуальное «ха-ха», — жизни органики осуществляется несколько иначе. Как минимум в смысле наличия разнообразнейшей мелкоты, радостно утилизирующей недоутилизированное. Да и темп полагается брать иной…

Брезентовая крыша не выдержала свалившегося на нее счастья и прорвалась, в мгновение ока низведя земного пони с условных небес на полагающуюся ему по званию область пространства. Внутри вопреки ожиданиям оказалась не очередная кучка прижавшихся друг к другу трупов, а самое настоящее сено, причем еще и не полностью сгнившее. В общем, падение в кои-то веки привело не к умыванию, а к ужину. А там и вздремнуть удалось.

— Спасибо за кров и угощение, — произнес жеребец, часа этак полтора спустя вылезая наружу. – Очень гостеприимно с вашей стороны. Могу понять, почему все так сюда стремились. Да и культура быта тут явно повыше уровнем: аж мусора на улицах почти не валяется.

Тел и правда на всю близлежащую округу наблюдалось лишь три – свисающее с башни крылатое, лежащее у затора одоспешенное и наполовину выглядывающее из-под ближайших развалин неопознанное. Пятна же и относительно свежие борозды в грязи явно намекали на недавнее оттаскивание остальных. Внушает какую-никакую надежду.

— Вот только сколько стучу копытами, а пока подобные явления приводили лишь к незакопанным аборигенам, — вновь поделился он с миром наблюдением, после чего коснулся своей роскошной шляпы с пером. – Пусть и нельзя сказать, будто от того мне не перепадало никакой прибыли…кстати, — успевший сделать пару шагов вперед жеребец остановился и задумался. – А сколько на самом-то деле уже иду?

Вопрос оказался не из легких. Аж сесть пришлось и окинуть взглядом имеющийся инвентарь. Некогда чужая одежда, криво приделанные роскошные подковы чуть большего размера, сумка с парой походных мелочей и личным «дневником» в ничтожное количество записей, скромная кучка продуктов…

— Зачем таскать с собой тяжести? – пробормотал земной пони давнее оправдание перед собственной хозяйственностью. – В конце концов, уж всяких-то консервов по дороге буквально ушами греби — не заметишь даже, что трава с деревьями тоже отправились в Страну Богатую Удобрениями.

Не найдя таким образом ответа в вещах, одиночка снова порыскал в голове. В итоге пришлось удовольствоваться ну очень приближенным вариантом:

— Месяц. Или три? — мысленный взгляд окинул встреченные на пути забавные безделушки и особо вкусные блюда – единственные по-настоящему отложившиеся в памяти ориентиры. – Пять максимум. Да не – меньше наверняка…

Серые глаза обратились к узкому просвету между затором и стеной. Вид уходящей вдаль дороги всегда поднимал ему настроение, несмотря даже на имевшее обыкновение портить пейзаж своим присутствием серое марево у горизонта. Оно кстати как раз одолело предхолмья и ныне медленно струилось в сторону города.

— А зачем я сюда пошел? – копыта сами собой поднялись и начали массировать виски. — Нет, это-то ясно – понять. Но откуда? – лишь невнятная мешанина образов и воспоминаний восходов и закатов без солнца и луны. Почти мучительная.

И всем видом демонстрирующая отсутствие желания расчищаться.

— Ой, да какая разница? – выбросил жеребец из головы причиняющие лишь беспокойство измышления, после чего уверенными шагами направился вслед за неведомым могильщиком.

След вскоре привел его к самому свежему из имевшихся в наличии пожарищ. Обширный, наверняка этажа на три домишко, ныне превращенный в присыпанные сажей и пеплом останки каменного каркаса, меж ребрами которого явственно проглядывали косточки вполне понячьих скелетов – явно не «естественной» кучи трупов этак на пятьдесят. Точнее сказать не представляется возможным вследствие их чрезмерно хаотичной наваленности. Да и бушевавшее тут не позднее пары дней назад пламя славно обглодало возвышенных жертв кремации, пусть и почти не коснувшись «основателей».

Путник поднял скатившийся с груды обожженный череп и, привалившись к почерневшему дверному столбу, попытался выковырять предоставленным острым рогом некий чрезвычайно неудачно впившийся в копыто камешек. Увы, единорог, хотя скорей уж единорожка, не смогла протянуть ему ногу помощи с того света, поэтому жеребец оказался вынужден потратить какое-то время на поиск ножа. В итоге пришлось удовлетворится удачным по размерам осколком стекла.

— А вообще отличная идея, — благостно улыбнулся ищущий пространству, стоило только надоедливому минералу наконец отправиться вдаль. – Действительно: чего ради мучиться и копать яму? Или собирать хворост на всю эту прорву бездельников? Жилой-то фонд так и так никому не пригодится.

Выполнивший свою миссию предмет обихода полетел вслед за изъятым нарушителем спокойствия. Избавившийся же от помех земной пони задумчиво обвел пожарище оценивающим взглядом и с некоторым сомнением посмотрел на в преизрядном изобилии разбросанные вокруг останков дома следы. Их распутывание заняло всё оставшееся до темноты время, однако так и не принесло результатов. Даже появилась мысль, что неведомый доброхот по завершении миссии решил присоединиться к гостям и только после этого зажечь не по-детски.

Воспрявшее при виде огненного погребения нутро вернулось в обычное вялое состояние и уже начало намекать на поиск ночлега….

…как внезапно со стороны величественного замка на скале мелькнул огонек. И тут же пропал. Путник попытался успокоить себя верой в лицезрение очередных шуток собственного разума и предпринял попытку вернуться к стабильному скотскому состоянию – но видение повторилось вновь. В следующем окне.

Кто-то или что-то двигалось.

А движение – это жизнь.

-
— Ох! – только и смог выдавить из себя чуть не превратившийся в лепешку жеребец.

За первым восклицанием последовало кряхтение и довольно-таки болезненное шебаршение, завершившееся победным всхрапом и скатыванием с кучи обломков на относительно ровный пол. Принесенные последовавшим за тем ощупыванием вести оказались сплошь положительными: никакого протекания не обнаружилось, а фонарь успешно пережил падение.

Пламя осветило небольшую, но некогда наверняка довольно уютную комнатушку с письменным столом и выходящим на город окном. На стуле перед последним неподвижно сидела некая кобылка…

— Упс, пардон, — извинился путник перед рухнувшим на пол из-за бешеного рывка гостя трупом. – Надежда, знаете ли, опасная такая штука. Импульсивная очень. Хотя вам оно разумеется не важно.

Он перевел глаза на наглядно демонстрирующую нерациональность прыжков с лестницы дыру в потолке. Даже ради эфемерного повышения вероятности настичь еще не пришедшего к концу пути местного обитателя.

Не допрыгнуть. В наличии имеется дверь, а значит о ловушке речи нет, но вот догнать живого при подобном раскладе вряд ли получится – пока еще лестницу наверх найдешь. Так и так придется ждать до утра.

Уставшие за время чудовищно чуждой местному пространству погони мышцы дружно заныли, заодно наглядно показывая необходимость немного подождать, прежде чем отходить ко сну. Может поискать постель?

— Да ну его, — махнул копытом земной пони и, отпихнув тело, примостился в неожиданно хорошо сохранившемся кресле. Дабы в следующий миг обнаружить на подоконнике некую многообещающе выглядящую жидкость в запечатанной кружке-непроливайке. Оценив собственную жажду и ничтожность шанса обнаружения в ближайшее время кухни, а также приняв в расчет пропажу во время погони рюкзака, странник со спокойной душой схватил потенциальный яд или гниль и откупорил крышку. Вроде ничем особенным не пахнет. Ну кроме определенного рода веществ.

— Ожидаемо, — повернулся жеребец на вращающейся стойке к единственной «собеседнице». – На вашем месте, я бы на пороге гибели занялся чем-нибудь поинтересней убийства собственных мозгов. Впрочем, чего уж там, — копыто поднялось в салюте предоставившей выпивку безгласной даме. – Да здравствует то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!

И немедленно выпил.

Сразу затем закашлявшись и начав бить себя в грудь.

Теперь понятно, почему она сама ЭТО так и не приняла. Во внутренности будто пролез еж, а голову некий доброжелатель от всей души долбанул молотом. Путник не удержался в кресле и поприветствовал пол. Пару минут мироздание выглядело несколько размытым, а затем в целом вернулось к норме, кроме разве только весьма неприятного жжения в животе.

— Мда, видимо принятие внутрь первого попавшееся на дороге зелья всё же не является столь блестящей идеей, сколь вашему покорному слуге прежде казалось, — глубокомысленно прохрипел земной пони, не рискуя подниматься на ноги и приспосабливая ничуть против того не возражающую хозяйку комнаты в качестве подушки. – Надо куда-нибудь записать, а то ведь такой ценный опыт пропадет…

— Ты живой!? – вдруг раздалось со стороны дыры.

Жеребец вздрогнул, однако долженствовавшее прийти оживление зажевал видимо только начавший разогреваться напиток.

— Ну, как бы да, — спустя какое-то время лениво отозвался лежащий.

— Так да или нет?! – добавилось в первый услышанный им за месяцы живой голос истерических ноток.

— Да-да, разорался тут, — может у него какая-то травма?

Тут же с верхнего этажа спустилась короткая веревочная лестница и на горку обломков приземлилась слабо различимая фигура.

— Так почему ты мне этого сразу не сказал? – требовательно спросил вступивший пару секунд спустя в предоставляемый фонарем круг света незнакомец.

Гость столицы перевернулся на живот и несколько минут рассматривал новоприбывшего. Болезненно тощий белый единорог с частично поседевшей явно не по возрасту роскошной гривой золотого цвета, одетый в некогда шикарный серый костюм. Копыта сточены каждодневной тяжелой работой, виднеются следы неудачной попытки подковаться. На теле множество свежих и не очень царапин и синяков, а также пара старых следов от ожога. Чуть выпученные голубые глаза смотрят на мир со вполне понятным сумасшествием.

— А корона зачем? – поинтересовался удовлетворенный осмотром земной пони.

Собеседник (наконец-то без всяких ковычек!) вздрогнул и взглянул на висящее у груди украшение, будто впервые его увидев. Покраснел.

— Я ведь член королевской фамилии, — чуть заикаясь, начал рогоносец. – И в ситуации, когда наши правительницы отошли…- сопровождаемая обалделым взглядом пауза. Он затряс головой и вскричал. – Да какая теперь-то разница! – головной убор сорвали и отбросили в угол. – Ты кто?

— Уголек, — отозвался жеребец не моргнув глазом.

— Чего? – снова опешил абориген.

— Это самое раннее слово из имеющихся в наличии, — пожал плечами посетитель, отжимаясь от трупа. – Во всяком случае, существительное. И цитируя единственного за исключением иллюзорных голосов моего знакомого верно сказано: «какая теперь-то разница!»

Чуть покачивающийся от воистину лошадиной дозы всякой дряни земной пони встал на ноги и сделал пару шагов навстречу единорогу. А затем не удержался и рванул вперед.

— Живой, — лишь самую чуточку заплетающимся языком прошептал искатель, навалившись на не успевшего отскочить местного и сжимая его с достойной влюбленного силой. – До чего же долго мне пришлось тебя искать. Наконец-то.

Тот какое-то время вырывался, но потом всё же успокоился и обнял путешественника в ответ. Лежали долго. Незнакомец плакал, а гость ждал, пока оранжевое облако в голове хоть чуточку рассеется.

— Что произошло? – задал гость Главный Вопрос, скатываясь с расклеившегося рогоносца где-то час спустя. – Со страной? И с жителями? Кто такая «ОНА», кою все проклинают?

— Ученица принцессы Селестии, — мертвенно отозвался также поуспокоившийся абориген. – Твайлайт Спаркл. Смерть.

-
"Дорогая Принцесса Селестия,

Теперь мы все вместе. Это поразительно. Все девочки передают привет. Какое же это замечательное чувство, когда все твои друзья рядом. И теперь мы не можем умереть!

Но мы решили, что нам нужно больше пони.

Мои поздравления, Принцесса. Вы первая в списке.”
— Через несколько дней тетю нашли в ее спальне. Почившей, — без всяких эмоций произнес сидящий напротив местный житель. – Никаких следов борьбы или сопротивления. Тысячелетнего аликорна просто не стало. В конце недели отошла Луна. Затем – Кэйденс. А после…

Голос задрожал и погас. Впрочем, оно и не очень-то надо. Письма с того света и вид из окна вполне достаточны для описания сложившейся ситуации.

— Гибель касалась не одних лишь пони, — продолжил вновь собравшийся принц. – Деревья, птицы, трава…сама наша страна исчезала сперва по кусочку, а затем со стремительностью лавины – с каждым умершим гражданином угасание лишь ускорялось, ибо все они желали БОЛЬШЕ, — нервный смех, закончившийся всхлипом. – Нашлись любители и на крыс с червями…

— Но ты до сих пор здесь, — заметил гость, складывая горстку бумаг обратно в сундучок.

— Меня никто не любит! — единорог усмехнулся. – Никогда бы ни подумал, что буду благодарить за то небеса. Вернее их останки.

Земной пони откинулся в кресле и окинул обиталище последнего живого эквестрийца задумчивым взглядом. Некогда кабинет правительницы, в коем принимались решения жизни и смерти сотен тысяч, ныне – теперь склеп, пусть и полный не телами, но воспоминаниями. От самого пола и до потолка по всем стенам тянулись изображения. Старики и дети, жеребцы и кобылы, друзья, пары, семьи, целые кланы.

Одна ниточка идет за другой. Взятый Смертью кавалер на Той Стороне тоскует по маме, а та в свою очередь забирает мужа, тянущего за собой товарища детства, также уже обремененного отпрысками и супругой и аналогично не желающего с ними расставаться. А заодно исчезает по причине ностальгии луг, коему когда-то посчастливилось стать сценой первого поцелуя, дерево с ребяческим «секретом», обожаемая кошка и так далее.

Эквестрия пала жертвой собственной добродетели – любви ее жителей друг ко другу. Той вечной сердечной привязанности, перед которой спасовала и могила.

— А ведь я видел ее, — снова подал голос хозяин, открывая свой драгоценный ящичек. – Обычная простолюдинка. Шкурка фиолетовая, прическа простая, платьями обычно брезговала…в общем ничего особенного. Никогда не понимал, чего нашла в ней тетя, — он вытащил из середины стопки письмо и нашел копытом строчку. – Черные глаза, — придыхания будто у влюбленного. — Моя единственная оставшаяся мечта – никогда не встретить их…

— Но как...Твайзлат, — не вполне уверенно выговорил То Самое Имя путник. – Смогла сделать всё это?

— Говорил уже: понятия не имею, — покачал головой сжимающий в копытах «сокровище» вельможа. – Меня никогда не интересовала ни она, ни творимая ею магия. И о смерти-то узнал только из разговоров Принцесс – настолько печальные они ходили. Потом всё удивлялся, с какой такой радости владычицы Эквестрии настолько огорчаются из-за решивших слегка поумирать крестьянок. Да будь они хоть трижды Хранительницами Гармонии – это еще не повод…

— Начинаю осознавать причину вашей уникальной выживаемости, — с давненько не прорывавшимся едким ехидством отозвался земной пони. – Однако став добровольным могильщиком вы почему-то не делили трупы на благородные и не очень.

— Смерть – знак равенства между королем и нищим, — с нездоровым блеском в глазах отозвался принц. – В гробу все выглядят одинаково важно – спасибо окоченению. Да и чем еще заняться, когда остался один?

— Сами виноваты, что не присоединились ко всеобщему веселью, когда в наличии еще имелись подданные, — кивнул пришлый на единственную несущую в себе художественную ценность картину в кабинете. «Заглядывая в Бездну».

Сразу видно: художник выкладывался по полной.

— О нет, присоединился, — ткнул он в правый верхний угол полотна. – Причем куда раньше большинства подданных. Ибо какая надежда может быть у видевшего, как сами аликорны ничего не смогли противопоставить Ей?

— Надеюсь одним обжорством вы тогда не ограничились, — намекающе провел земной пони черту под сражающимися.

— Не волнуйтесь, не ограничился, — блекло улыбнулся абориген. – И я никогда не верил в это их «не дай Смерти украсть себя – умри сам!» — отчаяние накрыло меня задолго до плебса.

Слово сказано – и наступило молчание, прерываемое лишь хрустом маринованных огурцов на зубах редко упускающего возможности подкрепиться искателя Истины. Невеселые же оказались у него ответы. Впрочем, еще ведь не всё задано:

— И что же дальше?

— А есть варианты? – снова с легкой истерией в голосе отреагировал успевший задуматься о чем-то своем дворянин. – Этим вопросом задавались многие. Кто-то пытался защититься магией или замками, другие стремились насладиться оставшимся временем, третьи бежали – конец один и тот же. Нам остается лишь ждать, когда ОНИ, — копыто поднялось вверх, — вспомнят об оставшихся и «пригласят» нас к себе, — смех со всхлипыванием. Недолгий, по счастью. – До тех же пор сей принц-без-королевства с радостью примет любую помощь –мертвых всегда больше, чем живых.

— Не могу гарантировать ее оказания, — дипломатично увернулся от прямого отказа заниматься бессмыслицей гость. – Тем не менее, жажду уточнить: неужели надежды нет?

— Только что «ушедшие» наконец подавятся, — безнадежно хмыкнул собеседник, вставая на ноги. – И ее на самом деле нет. Ведь жажда – единственное оставшееся у перешедших за грань. Давайте спать, фронт работ покажу завтра.

— Выбор есть всегда, — покачал головой земной пони, также вставая. – И выход найдется у того, кто его ищет.

-
-…привел их ко мне! – вопил трясущийся от страха единорог, отвешивая удерживаемому за воротник «помощнику» удар за ударом. – Будь ты проклят!

Успевший неслабо украситься синяками жеребец наконец проснулся и отпихнул безумца, надавав в процессе пару увесистых пинков, после чего уже сам вцепился в эквестрийца:

— Что происходит? – тощий вельможа снова попытался выворотить собеседнику челюсть, но несколько совмещений его лица со стеной быстро привели труса в чувство. – Говори?

— А сам как думаешь? – со смертной тоской поинтересовался притихший рогоносец. – «Во благо», «тебе понравится», «милосердно» и прочее. Чернота.

— Чего? – смахнул со лба кровь всё еще никак не могущий осознать ситуации путник. – Ведь это лишь сон. Выдумка уставшего разума…

— Отпусти меня! – вдруг забился пленник в крепких объятиях, протянув единственное свободное копыто вперед. – Раскрой глаза – они уже здесь!

Земной пони последовал совету и поднял взгляд в указываемом направлении. Знакомое марево бесшумно просачивалось сквозь окно, неспешно заполняя комнату. Вот только вблизи оно оказалось совсем не похожим на привычный туман или морось…

— Отвали! – воспользовался абориген замешательством гостя, вывернувшись-таки из цепкой хватки. – Спасайся, идиот! – крикнул он уже из коридора.

«Облако» во множестве лиц хихикнуло – и нашедший последний ответ искатель побежал, не разбирая дороги и изо всех сил.

Едва освещенные коридоры, залы и галереи некогда великолепного Дворца. Затем полная погибших деревьев чаща, высокая стена сада, несмотря ни на какие потуги принца-без-королевства полный безжизненных тел город…

В какой-то момент задыхающийся беглец обернулся и увидел, как и без того павший жертвой любви мир тухнет, темнеет и исчезает в следующей за ним подобно гончей волне душ. И услышал тихий, игривый голос, призывающий не тратить зря сил – от них никто не убежит.

— Ты хотела сказать, «пока не убежал», — возразил Ей путник. – Я вполне могу стать первопроходцем.

— Ну попробуй.

Земной пони скакал, пока хватало сил. Свалившись же весь в поту и мыле, пополз вперед в упрямой попытке избежать неизбежного – точь-в-точь подобно миллионам до него.

И проиграл. Не стал первым.

Ведь Смерть верна всем.