Сказки служивого Воя Том II - Ненужный
Часть 4 Вспомнить всё глава 3 - День согревающего очага
Приближался самый весёлый, а главное семейный праздник: «День согревающего очага!» Много веков назад наши предки осознали необходимость объединения сил для того, чтобы выжить. Каждый жеребёнок знает эту историю и уверен в объединяющей силе дружбы, любви и солидарности. С утра в Кантерлоте сыпал небольшой снежок, а на улице стоял лёгкий морозец. По улицам в предпраздничной суете торопились разночинные пони в теплых шапках и шарфах. Кто‐то из магазинов с подарками для родных, близких и друзей, кто‐то с елочкой в дом, ну а кто‐то на веселую встречу с друзьями. Сегодня нельзя быть несчастным и одиноким, ведь это день единства. Сегодня нужно, как никогда, стремиться поделиться теплом с ближним. Вот и маленький багровый жеребёнок в одном из типовых домов спального района Кантерлота лелеял маленькую надежду.
— Флёр, — застенчивым голосом обратился Баян к сестре разливающей суп по двум чашкам.
Кроме сестры и брата никого на кухне не было, но Баян всё равно старался говорить тихо, будто боялся кого то разбудить. Единорожка с рыжей гривой, вопросительно перевела на брата свои слегка зауженные глаза. Лишь рыжая прядь падала на мордочку пони, закрывая обзор, из за чего Флёр постоянно приходилось её поправлять.
— Скоро День Согревающего очага, — начал Баян, путаясь в словах и потирая копыта, — что тебе подарить?
— Что мне подарить? — задумалась сестра, отведя взгляд от брата и устремив мечтательный взор ввысь, — подари мне… подари мне… не знаю, — почти безразлично ответила Флёр, закончив разливать суп и, с помощью магии убрала кастрюлю в холодильник, — Можешь деньги подарить! Тебе же мама оставила на расходы!?
— Да, но… я думал… подарок, от всего сердца приносит радость и как-то покрасивее смотрится.
— А деньги нельзя подарить от всего сердца?
— Наверное можно, но ведь это всего лишь деньги их в кошелёк спрячешь и неувидешь, а когда увидишь и не вспомнишь, кто их тебе подарил. А подарок ты будешь видеть и помнить, кто тебе его подарил. Ведь так!
— Но что ты хочешь мне подарить? — с напускной серьёзностью спросила Флёр, — Опять очередной хлам, который будет пылиться на полке!?
— Нет… просто хотел подарить что-нибудь нужное, что‐то такое чем ты бы пользовалась.
— Ты хочешь мне что‐нибудь подарить? Хорошо! Тогда подари мне ту брошь из центрального ювелирного магазина.
Глаза Баяна резко расширились, и тогда жеребёнок решил уточнить: «Ту заколку с драгоценными камнями ввиде лилий, что стоит… — багровый жеребёнок сглотнул, — о-о-очень дорого!?» — как его перебила сестра: «Да, дорого! Но ты же сам спросил, что ты мне можешь подарить?! Вот, а если бы ты мне решил подарить деньги, то достаточно бы было двадцати — тридцати битов!»
— Ну, ладно, — грустно подытожил багровый единорожек, склоняясь над тарелкой супа, — но мы хотя бы встретим праздник вместе?
— Да! Только без меня! — ответила Флёр, левитируя к своему рту ложку с супом, — не горбись! Сядь прямо!
Флёр дис Ли невероятно нравилась роль старшей сестры, особенно когда получалось сделать замечание Баяну. «Конечно, как без моего воспитания он вырастет жеребцом?» — думала кобылка, надломил хлеб и протянув кусок брату. Багровый единорог тем временем хлебал суп, опустив мордочку в тарелку.
— Не хлюпай!
— Почему?
— Потому что ce est de mauvais goût! (прим авт. — дурной тон) — нравоучительно ответила сестра.
— Нет, почему ты не хочешь отпраздновать с нами?! — переспросил Баян.
— Потому что мы собираемся всем классом во дворце, куда нас пригласила на праздник принцесса Ми Амора Каденция — мы с ней вместе учимся.
— Принцесса пригласила вас отпраздновать вместе с ней?
— Нет, она пригласила нас на ночную вечеринку, после семейных торжеств.
— Тогда может мы…
— Но, я же не могу прибежать запыхавшейся в самый последний момент, когда принцесса будет занята общением с прибывшими раньше меня. Если бы ты знал, как много это для меня значит!
— Ну а как же мама? Мы ведь её так долго не видели, — начал было жеребёнок, — она приедет на праздник, а тебя нет… это как‐то неправильно.
Только Флёр дис Ли хотела ответить брату очередным нравоучением, как раздался звон дверного колокольчика. Единорожка встала из‐за стола и грациозно (по-другому она не умела) пошла к входной двери. Баян остался сидеть в одиночестве. Снова. Суп уже изрядно остыл, поэтому жеребёнок без опаски хлебал гущу из него. Уже прошло несколько лет как их семья стала «неполной». Мама стала много работать и буквально месяцами пропадать в командировках. Баян перевёл взгляд на фотокарточку в рамке, где на широкой кушетке сидело трое пони. Мама, из пони с некогда небесно-голубой шерстью и кремовой гривой стала обесцвеченной бледно-голубой пони, ей очень тяжело далось расставание с папой и все это понимали. С левого края сидела Флёр, фотографию сделали почти сразу после того как сестрёнка получила свой отличительный знак — три геральдические лилии. Поэтому единорожка сидела почти полубоком и уже тогда старалась всем своим видом подчеркнуть свой аристократизм. Осанка, тонкая осиная шея, манеры, взгляд, слегка надменный обращенный лишь краем на сидящего его по центру багрового жеребёнка. Маленького несуразного единорога с тёмно-русой гривой и застывшей печалью на мордочке, так не свойственную жеребятам его возраста. Как иногда странно устроен мир души пони. Когда один журналист увидил в фотоателье мамы чёрно‐белую фотографию с «грустным жеребёнком без кьютимарки» то сразу приобрёл её, якобы для коллекции, лишь через месяц Фотофинишь «узнала» своего сына на фотографии, красующейся на обложке журнала «ИСКРА». Так всё бы и закончилось, если бы подшивка номера не попалась на глаза самой принцессе Селестии, так во дворце узнали о Фотофиниш и её работах. Тогда одного публичного упоминания во дворце было достаточно, чтобы стать хоть временно предметом обсуждений. Мама лишь воспользовалась сложившейся ситуацией и открыла своё фотоателье, как вскоре её стали приглашать на светские мероприятия, в том числе и в другие города. Именно благодаря популярности мамы Флёр приняли в Институт благородных кобылок, которому покровительствовала сама принцесса Селестия. Тогда и сейчас лишь виновник сей социальной метаморфозы остался при своем — это маленький багровый жеребёнок, что сидел и немного грустно доедал остывший суп. Наконец на кухню вновь вернулась Флёр, неся в магическом захвате распечатанный конверт с заказным письмом.
— Кто приходил? — спросил Баян сестру.
— Почтальон, — с безразличием в голосе ответила Флёр, возвращаясь к трапезе.
— А зачем?
— Принёс письмо. — С раздражением в голосе сказала Флёр.
— От мамы!?
— Нет, от Найтмер Мун, сообщить, что она скоро вернется и заберёт тебя к себе на луну! — воскликнула единорожка с явным нежеланием вести разговор дальше, — Конечно от мамы! Что за тупые вопросы!?
Вновь на кухне воцарилась могильная тишина, прерываемая лишь тихим треском ложки об тарелку. Баян подметил за сестрой привычку есть аккуратно, соблюдая все нормы этикетка, с салфеткой и ложкой даже сидя дома на кухне. Со стороны Флёр дис Ли настолько кардинально была не похожа на Баяна, ни статью, ни расцветкой, ни гривой, не говоря уже о манерах, что могло показаться будто багровый единорожик был не родным. На самом деле Баян и Флёр появились в разное время от разных отцов. Единственное что у них было общее — это мама, но даже тут сестра взяла больше родственных черт, чем брат. Вот кобылка финальный раз утирает салфеткой мордочку и, объятая розовым свечением посуда, плавно и осторожно перелетает в раковину, а салфетка предварительно свернувшись в конвертик, отправляется в мусорное ведро.
— Баян, помоешь посуду! — уже более мягко попросила сестра, она быстро отходила от гнева, особенно если собиралась свесить на брата какое‐то своё обязательство, — пойду немного отдохну.
Багровый жеребёнок не стал спорить с сестрой, ему не хотелось вновь раздражать Флёр, поэтому младший брат решил подождать, пока старшая сестра отдохнет, успокоится и станет более сговорчивой, тогда может получится её уговорить. Баян головой подвинул к умывальнику невысокий табурет и, запрыгнув на него, принялся выполнять просьбу. Затем жеребёнок начисто протер стол и вынес мусор, последним делом он убрал остывшую кастрюлю супа. Дело это оказалось крайне непростым. Не умея пользоваться магией, жеребёнок перетянул кастрюлю себе на спину и, стараясь не расплескать суп, медленно пошел к холодильнику. Перед отъездом мама всегда много готовила, хотя, точнее будет сказать, заказывала много готовых обедов, чтобы мы с сестрой не голодали в её отсутствие. Осторожно переступая с ноги на ногу, единорожик спустился в подвал, где был оборудован природный холодильник. Изо рта вырывался пар, копыта замерзали, по шкурке бежали мурашки, но Баян донес суп до места, в середине комнаты и, сгрузив свою ношу на полку, поспешил наружу. Теперь, когда порядок на кухне был востановлен, Баян решил прочитать письмо. Ему очень хотелось встретить маму на вокзале и прогуляться с ней по предпраздничному Кантерлоту, но для этого надо знать, во сколько прибудет поезд. Может даже так удачно сложится, что они с Флёр пойдут встречать маму вместе и сестрёнка передумает праздновать День согревающего очага не с семьёй. Баян даже не заметил, как стал улыбаться во всю мордочку, всё ещё поднимаясь наверх. Только единорог закрыл дверь, как встретился глазами с суетливо собирающейся на пороге сестрой.
— Флёр, а ты куда? — спросил брат, находясь в легком недоумении.
— На встречу с одноклассниками, — показательно спокойно отвечала единорожка, закручивая вокруг шеи красный шарф с белой бахромой.
— А когда мама приедет, ты не пойдёшь со мной её встречать?
Сестра немного помолчала, разглядывая в зеркало себя и свой новый модный красный велюровый берет, а затем произнесла: «Мама не приедет!»
В одну секунду всё праздничное настроение малыша дало трещину. В небытие, которой медленно скатилась и улыбка, завлекая за собой ещё и остатки надежды на тихий семейный праздник. Неожиданно тишину прервал стук в дверь. На пороге стоял худощавый на вид жеребец — почтальон с небольшими усами под носом, одетый в шапку-ушанку и синюю шинель с нашивкой в виде крылатого конверта.
— У меня посылка для… — почтальон поправил очки с невероятно большими стеклами, на которых ещё таяли мелкие снежинки, сам же усиленно пытался прочитать имя получателя, — Ба-а-а-нана!
— Может Баяна? — переспросила светлая единорожка.
— Нет, тут чёрным по белому написано Ба-а-а-клана, — слабо видящий почтальон, усомнился и протер линзы очков тыльной стороной копыта, — Да, действительно, получатель — Баян! Здесь, проживает?
— Здесь! — выскочил вперёд жеребёнок.
— Тогда прошу, получите, срочная посылка из Мэйнхэттэна, — протянул малышу посылку, но только жеребёнок потянулся к коробке, — стой, а сколько тебе лет?
— Мне? Восемь. — Виновато ответил жеребёнок.
— Тогда я тебе её не отдам, потому что у тебя документов нету, — нравоучительно ответил почтальон, делая ударение на последний слог, — рано тебе ещё документы иметь.
— Тогда, я её забираю, — вступилась в разговор Флёр.
— А вы ещё кто?
— Что значит кто! — показательно возмутилась единорожка, левитируя магией себе на переносицу мамины очки, — Отправитель!
Почтальон снова упёрся глазами в посылку и действительно нашел на строчку выше имя пони отправившую посылку.
— Тогда предъявите документы, мадам… Фотофинишь.
— Пожалуйста, — ответила единорожка, слевитировав к глазам почтальона мамин пропуск во дворец, три месяца как анулированный, но зато с фотографией и печатью, — похожа!?
— В жизни вы моложе выглядите, — щурясь изо всех сил отвечал почтальон, — хотя… очень даже.
Почтальон вручил посылку «отправителю» и поспешил удалиться. Дверь захлопнулась и теперь пара жеребят устремили взоры на синюю коробку. Под сопроводительной накладной оказалась красная надпись: «НЕ ОТКРЫВАТЬ ДО ДНЯ СОГРЕВАЮЩЕГО ОЧАГА!»
— Флёр это от мамы! — радостно воскликнул Баян.
— Да что ты говоришь! — саркастично заметила пони и потянулась ножницами к скрепляющим швам изоленты.
— Постой!
— Ну, что ещё?
— Здесь же написано, не открывать…
— И что, ты предлагаешь ждать?
— Да, маме будет приятно.
— Мамы здесь нет. К тому же день уже наступил, — сказала единорожка, посмотрев на резные деревянный часы, где стрелки переползли на тринадцать ноль-ноль, — а значит день согревающего очага тоже, так что можно открывать.
— Но ведь…
— Баян, ты можешь прождать у этой посылки хоть весь день, а я хочу забрать свой подарок. Мне некогда!
Флёр отстранила брата и разорвав упаковку вынула от туда…
— Железная дорога!!! — радостно воскликнул багровый единорожик подпрыгивая чуть ли не до потолка.
Это безусловно был тот самый подарок, который Баян хотел получить, да и какой жеребёнок не хотел бы получить железную дорогу, да ещё и с четырьмя локомотивами, с полным набором развилок и стрелок и даже со знаками и шлагбаумами.
— Эй, а где мой подарок? — возмутилась Флёр и ещё раз проверила посылку на предмет брошек, сережек, колечек, жемчугов или парфюмерии.
— Может мама… — хотел успокоить сестру жеребёнок, но…
— Может тебе лучше заткнуться?! — гневно выкрикнула на брата Флёр и громко хлопнув дверью, выскочила на улицу.
Баян ещё какое‐то время сидел неподвижно смотря на входную дверь, затем встал подхватил мамин подарок и удалился на второй этаж. После того, как мама открыла своё дело ей всё труднее становилось быть рядом с нами. Брат, сестра и мать стали отдаляться друг от друга, но не это самое страшное, а то, что из года в год по молчаливому согласию каждого члена семьи эта пропасть увеличивалась. Баян боялся, что в один из дней он останется совсем один. Но не сегодня, жеребёнку ещё предстояло купить подарок своей старшей сестре и показать ей, как ему важно её внимание и забота. Баян зашел в комнату, где натянув на голову чёрную цигейковую шапку-ушанку и намотав на шею шарф в тон к головному убору, залез носиком под матрас и зубами, вытянул оттуда мешочек со звонкими монетами (все его накопнения за почти три года). Ещё раз убедившись в своей финансовой состоятельности жеребёнок стал спускаться вниз к входной двери, как вдруг чихнул, аж так что упал на круп, затем снова и снова. Жеребёнок продолжал чихать ещё минуту, пока не выдохся. Похоже сезонная просуда решила посетить Баяна, как всегда на праздник, а может быть его просквозило в подвале, особой разницы не было итог всегда предсказуем: постельный режим вместо катаний с горки и игр в «снежки», пилюли и сироп вместо сладостей. Но нельзя было отступать и багровый единорожик, утерев нос, решительно вышел в холодный Кантерлот.
Улицы праздничной столицы были по-особому нарядны: на каждом столбе и доме висел красноречивый символ праздника-единства. Небольшой сланиковый венок, всегда зелёный, как братство и дружба во все времена скрепляющие народ наш и дающая почувствовать свою силу. Окрепнуть отринуть былые обиды и вместе строить, работать, воевать и защищать нашу общую Родину. Именно этот ответ дала Баяну учительница в школе, на вопрос о сути праздника, называемого «Днём согревающего очага». Без условно продавцы и разномастные дельцы воспринимали этот праздник немного-по своему, как благоприятнейшее время для того чтобы сбыть залежалый товар. Поэтому витрины лавок и магазинов буквально струились праздничными огнями и украшениями, зазывая прохожих. В городе с подавляющим населением единорогов иначе и быть не могло. Магия, магия, везде магия,…
— Апчхи! — сильно чихнул жеребёнок, так что чуть не столкнуться с идущим на встречу прохожим, но в последний момент успел отскочить. — Простите.
— Будь здоров. — Проговорил прохожий вслед убегающему жеребёнку.
Центральный ювелирный магазин Кантерлота — был просто великолепен, несколько залов, бесчисленные витрины, мраморные статуи и бюсты, фонтан в центре, шикарный ресторан с видом на дворец, зал отдыха и просто гигантская пятиметровая хрустальная люстра, висящая сквозь два этажа. Кто попало не посещали этот магазин, чаще здесь можно было увидеть чёпорных арристократов гордо дефелирующих между витринами в только что купленных украшениях. Два этажа роскоши блеска и шика, тисками давили на застенчивого малыша. Поэтому жеребёнок робко, почти крадучи приблизился к прилавку с продавцом.
— Здравствуйте,… извините, а можно мне приобрести заколку от ГолдФлауер, ту что ввиде лилий?
— Одну секундочку сынок, — покровительственно ответил продавец и на секунду удалился, но вскоре вернулся с ещё тремя коллегами, — можешь повторить, что ты хочешь приобрести?
— Заколку от ГолдФлауер ввиде лилий. — только успел повторить жеребёнок как продавцы рассмеялись над его просьбой.
— Ой, насмешил малец, неужели ты не знаешь, что эту закулку теперь днём с огнем не сышешь. Может выберешь что‐нибудь другое?
Баян опустил нос и вновь чихнул.
— Будь здоров. — пожелал продавец. — Может посмотришь есть другие красивые заколки…
— Спасибо, но нет. — Поблагодарив пони-ювелира и покачав головой в отрицании Баян побрёл к выходу.
Обойдя все ювелирные магазины, что попадались багровому единорогу на пути и о которых жеребёнок знал, его стало одолевать отчаяние. Вот очередной продавец ювелирного магазина отвечает жеребёнку отрицательно на его вопрос и он идет дальше. Но Баян всё бродил и искал и вот, когда на улицах заполыхали фонари единорог совершенно случайно оказался около Большого Кантерлотского сада. Медленно переберая копытами по белому снегу единорожик, погружённый в свои думмы и сам не заметил, как зашел в самое сердце этого чудесного места. По обе стороны от дороги тянулись скульптуры и статуи. Вечерело, пони торопились по своим домам, где их уже ждали согревающие сердце очаги. Лишь багровому жеребёнку некуда было торопиться, ему предстояло этот праздничный вечер провести согреваясь лишь теплом собственной температуры.
— Апчхи! — громко чихнул жеребёнок.
— Будь здоров! — тихим и красивым, но твердым басом разнеслось по округе.
— Спасибо… вам… — жеребёнок замер от ужаса, неистово оглядываясь по сторонам в поисках собеседника.
— Почему такой грустный, в праздничный день? — снова спраштвал «голос».
Баян почувствовал на своей шкурке колючий северный ветерок.
— Я… просто… не мог найти подарок сестре. — честно признался жеребёнок.
— А какой подарок ты бы хотел ей приподнести?
— Сестра просила заколку от Голд Флауер в виде лилии, но её нигде нету.
— Уж прям нету? Может ты просто не там искал или не спросил у торговцев.
— Я искал везде и везде спрашивал. Этой заколки нигде нет…
— Ты не спрашивал у меня! — ответил голос, и неожиданно жеребёнка закружила такая метель, что Баян, не видя дороги, побрел вперёд, сунув холодный носик в шарф.
Холодные удары по щекам вскоре прекратились так же неожиданно как и появились и Баян, высунув мордочку огляделся вокруг. Теперь вместо сада его окружал лес укрытый белым одеялом, удивительно-замечательно поблескивая от последних лучей заходящего солнца. Наступала тьма. Окружающий жеребёнка слой снега и кристаллы замерзшей капели, постепенно охлаждали тело Баяна. Вскоре от холода, из рта багрового жеребёнка повалил пар.
— Эй, — еле слышно обратился жеребёнок к пустоте, — Где вы?
— Я, везде и всюду.
— Что?! Кто это говорит? — испуганно спросил жеребёнок поджимая хвост и копыта, готовый в случае надобности бежать без оглядки.
— Я. — ответил тем же басом жеребец земной пони с длинной бородой и в длинном синем кафтане с меховой оторочкой и серебрянным шитьём.
— Простите за вопрос, но вы кто? Виндиго?
— А сам как считаешь?
— Не знаю.
— Ну, у меня есть борода, значит я… Д…? — наводяще обводя белую окладистую бороду копытом говорит взрослый жеребец.
— Дискорд?
— Тьфу! Какой Дискорд? Дискорд — дракониус, а я пони, значит Я…?
— Наймер Мун?
— Хорошо, давай остановимся на первом варианте и чему вас только родичи учат? — подитожил жеребец, — Как тебя звать величать?
— Баян.
— Ну и как, тепло ли тебе Баян?
— Да… — ответил жеребёнок, посиневшими губами, перестав чувствовать кончики копыт.
— Смотри молодец, глаза не сомкни, не то непощажу, мигом обращу в сосульку. — более грозным голосом ответил жеребец склоняясь над багровым единорожиком.
Теперь Баян смог лучше рассмотреть собеседника. Это довольно массивный жеребец с ярко-выраженными щётками по краям копыт, абсолютно белой бородой до самых копыт обутых в серебрянные накопытники. Грива же полнтью отсутствовала, поэтому жеребёнок смог разглядеть и шерсть собеседница она была абсолютно чёрной, как чернила, но больше всего в этом образе внушали праведный ужас — белые белки серых, стальных и холодных глаз казались малышу белее снега.
— Расскажи-ка мне, в чём смысл Дня согревающего очага?
— День согревающего очага… это день примирения, дружбы и согласия, которые помогли земным пони, пегасам и единорогам выжить и противостоять коварным Виндиго и другим невзгодам.
— Правильно. — покровительственно медленно кивнул головой земной пони в синем кафтане. — Какая из принцесс повелела праздновать День согревающего очага каждый год?
— А что у нас их две? — удивлённо переспросил жеребёнок, как вдруг его копыта вмерзли в лёд до основания.
— Неверно. — Сказал старик, — Последний вопрос, либо ты ответишь и получишь то что желаешь, либо навсегда останешься ледышкой в моем лесу, что одолело Виндиго? Думай Баян! Думай!
Жеребёнок зябко дрожал всем телом от холода, не имея возможности пошевелиться, на секунду Баян представил себе сцену из школьного спектакля (куда его само собой не взяли), посвящённую финальной части истории о том как представители разных племен пони объядинились и выстояли в схватке с холодом. Но окончательно сгорая, словно свечка от ухудшающегося самочувствия и температуры жеребёнок ответил: «Единство, — малыш начал проваливаться в сон плохо разбирая, что твориться вокруг, — прости Флёр, я не смог…»
Баян удивлённо разомкнул веки сон как копытом сняло. «Мне что это по чудилось?» — подумал жеребёнок, подскакивая на копыта, а вокруг был всё тот же Кантерлотский сад. Только теперь жеребёнок находился перед довольно необычной статуей ввиде жеребца земного пони, прямо и крепко стоявшего на всех четырех копытах и опустившего голову. Баян утер нос и внимательно присмотрелся к запорошенной гранитной плите. Проведя по рельефной надписи копытцем единорог прочёл: «Карачун»
Это было просто невероятно малыш стал отступать, но споткнулся и от неожиданности сел, он наклонил голову, на снегу со снежным отпечатком копыта лежала маленькая бархатная коробочка с золотой лилией. Баян подцепил край носом и открыл коробочку, это была она. Заколка от Голд Флауер. Не помня себя от радости и не обращая никакого внимания на температуру багровый жеребёнок поскакал домой.
Дверь в гостинную распахнулась и жеребёнок вошел внутрь дома, но не успел даже раздеться как на глаза стала опускаться белая пелена. Баян задыхался, чихал, кашлял, но утирая мордочку краем скрученного шарфа, брел в гостинную, где в темноте угла, стояла празднично наряженная ёлочка. Сбросив шапку-ушанку, жеребёнок помместил сестринский подарок под махнатую зелёную лапу, а затем, слабо улыбнувшись, с чувством выполненного долга повалился на кушетку, поджимая под себя копыта.
Флёр Дис Ли не хотела вновь возвращаться домой, но необходимо было проверить брата. Всё-таки она была старшей сестрой и несла ответственность за младшего несуразного жеребёнка. Её кольтфренд должен был заехать за ней через полчаса и уже вместе отправится во дворец. Откворив дверь и войдя внутрь единорожка не пропустила мокрые следы копыт на полу и с напускным недовольством стала гарцевать дальше уже приготовив монолог для нравоучения млашего брата. Попадающиеся ей на пути, разбросанные и, лежащие как попало элементы одежды лишь укрепляли светлую единорожку в решительности задать мелкому праздничную трепку. Только лишь Флёр дис Ли зашла в зал, как увидела под елью подарок с таким знакомым и желанным знаком. В одно мгновение она с азартом маленького жеребёнка телепортировалась к ёлке. Счастью единорожки не было предела. Она скакала заливалась радостным криком, гарцевала на месте. Крутилась перед зеркалом и любой отражающей поверхности, чтобы убедиться в идеальном положении заколки на своей прекрасной гриве. Лишь через двадцать пять минут кобылка обратила внимание на сжавшегося и подрагивающего во сне на кушетке жеребёнка. Она припала мордочкой к багровому лбу брата и легонько поцеловав, неожиданно ошарашено спросила: «Баян, ты что такой горячий?» Жеребёнок продрав покраснвшие глазки прошептал что‐то не разборчивое и закашлялся. Тогда обеспокоенная не на шутку единорожка магией леветировала к жеребёнку одеяло и накрыла его, подложив тому под голову подушку. Баян продолжал смотреть на Флёр плохо осознающими реальность глазами. Сестра в мгновение ока телепортировалась на кухню и вновь вернулась уже с аптечкой и стаканом воды. Баян стал пить все пилюли и таблетки, что ему давала сестра, запивая их мощными глотками. Неожиданно раздался стук в дверь, на пороге стоял лакей в черной кепке и пальто.
— Господин Фенси Пентс прибыл и ожидает вас в своем экипаже. — продекларировал водитель с учтивым поклоном. — Просил вас настоятельно поторопиться.
— Передайте господину Фенси Пентсу,… что… — Флёр засомневалась с одной стороны этот выход в свет на пару с самым обаятельным, красивым и знатным жеребцом школы, который может изменить её жизнь навсегда. Но с другой на кушетке лежит больной, весь горячий и сопливый младший братик, который даже на неё не похож. Из-за чего Флёр тщательно скрывала от всех школьных знакомых, что у неё вообще есть брат, дабы не вызвать кривотолки. Брат от которого одни беды и вообще лучше бы которого не было. Тут единорожке прострелила острая и жгучая как отравленна стрела мысль: «А не этого ли она хотела больше всего? Чтобы её брата не стало!»
— Прости, — прошептала Флёр дис Ли и подхватив телекинезом красный берет выскочила на улицу, тихо захлопнув за собой двери.
— Флёр дис Ли, выглядете великолепно, — поприветствовал у экипажа её ковалер, белый жеребец — единорог, с голубоватой гривой и подчеркнуто аристократически крепким станом.
— Поторопимся.
— Разумеется, — согласился жеребец и помогая своей леди забраться в экипаж скомандовал, — трогай!
Яркая белая карета помчалась по улицам Кантерлота, а влюблённые чтобы скорость время завели беседу, в которой Флёр практически не участвовала. О дерби Вандерболтов, о приемах, балах, фуршетах, званных вечеров и многом другом в чем Флёр может и не разбиралась, но поговорить любила. Сейчас же светлая единорожка была молчалива и погружена в себя, что молодой и ещё судя по некоторой нервозности жеребец расценить мог по всякому.
— Позволь узнать, откуда у тебя эта прекрасная брошь из последней коллекции Голд Флауер? Мне казалось их все разобрали!
— Так и есть. — грустно ответила единорожка всматриваясь в окно, на улице мерцали фонари, пони весёлыми компаниями играли в снежки пели песни, обнимались и целовались. Тут из уголка её глаза скатилась слеза и она совсем потеряла настрой для общения. — Остановите пожалуйста у Центральной аптеки.
Жеребцы запряженные в карету послушно выполнили просьбу, в то время как второй пассажир сидел и недоумевал. Флёр открыла дверь и выскочила на заснеженный тротуар.
— Но,… но,… куда же ты? — опешив и свесившись из окна кареты спросил Фенси.
— Прости, Фенси, но я… нужна ему. — с этими словами единорожка поскакала в аптеку.
«Кому нужна, -недоумевал кавалер, — неужели есть кто‐то лучше и предпочтительнее его, самого, самого?»
…
— Срочно, дайте мне сироп, настойку и… и… что у вас самое лучшее для жеребят?
Пожилой аптекарь чёрный жеребец земной пони, протерев глаза неловко и поправив окладистую седую бороду, вытаращился на покупательницу.
— У нас есть прогревающая мазь «Ласки солнца», очень хорошо помогает при…
— Беру! — не дослушав фельдшера ответила единорожка. — Ещё дайте ромашковую настойку, мятных и эвкалиптовых леденцов, и не забудьте сироп из корня Солодки.
— Всё вместе двести битс барышня. — ответил фельдшер.
И только тут Флёр вспомнила, что забыла деньги дома, но не долго думая сняла с гривы заколку и положила на прилавок. Продавец по началу отказался, дескать «здесь вам не ломбард» и «много вас таких, на всех не напасёшься!» но тут Флёр схватила его копыто и вцепилась жалобными глазами в его умудрённые жизнью серые стальные очи. В долю секунды излив туда всё: о больном брате, о вечно работающей маме, о чванстве однокласниц. Жеребец фыркнул, но заколку принял и передёрнул рычаг кассового аппарата. Звон которого застал кобылку уже на улице. Где та сразу столкнулась со своим кавалером.
— Флёр, прошу постой, позволь мне,….
— Фенси, пойми он не может ждать. — ответила пони и попыталась обойти кавалера, но тот не желал так просто здаваться.
— Да кто «ОН», покажи мне его я оторву ему голову и я не боюсь я готов сражаться за пони которую люблю.
— Фенси Пентс?
— Я хотел признаться на балу, в романтической обстановке.
— Фенси Пентс! — обратилась Флёр к жеребцу, как в следующую секунду подарила возлюбленному нежный, живой и такой горячий поцелуй, что у жереца аж голова закружилась, когда тот прервался, — я тоже тебя люблю, но сейчас я нужна моему маленькому больному брату. Прости…
— Не извиняйся, семья — это самое главное! Бери мой экипаж.
— Фенси, это…
— Меньшее что я могу сделать для пони которую я так сильно люблю. Скачи.
— Спасибо… — со слезами, толи от мороза, толи от всплеска чувств, сказала единорожка и запрыгнула в карету, как та сорвалась с места и покатилась в обратном направлении. — Ой, а как же ты?…
— А я, пройдусь пешочком, давно я пешком не ходил. — Улыбаясь от уха до уха ответил сам себе жеребец.
Путь был относительно не большой, однако время праздника неуклонно приближалось и улицы стали не возможными к проезду, поэтому относительно высокая скорость продлилась недолго. Несколько поворотов, перекресток, ещё одна развилка, поворот на пятачке, всё за следующим поворотом уже будет виден их дом, как внезапно. Флёр резко тряхнуло от неожиданной остановки.
— Что случилось?
— Пробка.
Единорожка выскочила из кареты и, зажав кулёк из аптеки плотным магическим захватом, что есть мочи припустила вперёд по улице.
Вот уже знакомая оградка и дверь, пони заскакивает внутрь и сразу же, не раздеваясь идет к младшему брату. Баян всё это время мирно спал изредко чихая и кашляя. Флёр зажгла рог и камин в гостиной полыхнул огнём. Затем, пока братик ещё спит, Флёр стала втирать своими нежными и мягкими копытами мазь в багровую спину, шею, грудь и горло. Вскоре жеребенок стал похож на сияющий золотой комочек, дрожь ушла, ушки на макушке расслабились. Флёр дис Ли умилилась такой картине, а Баян даже не проснулся, поэтому не увидел то как его утомлённая бегатней сестренка, положив на его спинку голову уснула, прошептав на багровое ушко: «С Днём согревающего очага братик!»
В этом доме на Малой конной, горел очаг семейного единства, согревающий своим теплом не только братика и сестрёнку, пожертвовавшим ради друг друга личным комфортом, но и лазурную пони с меткой ввиде фотовспышки, одиноко уснувшую в номере гостиницы Майнхеттен Плаза в обнимку с фотокарточкой своих любимых и ненаглядных, своих далёких и единственных жеребяток. Но скоро утро, скоро праздник кончится, и все вновь разбегутся по своим лавкам и магазинам, библиотекам и школам, дворцам и казармам, да и мало ли по каким делам. Повар будет готовить вкусный завтрак, обед и ужин, чтобы порадовать обитателей и гостей дворца изысканным блюдами, аптекарь доставлять лекарства, чтобы вдоволь нарезвившиеся жеребята не слегли к началу занятий, а близорукий почтальон оставит под дверью посылку на день задержавшуюся в пути, для Флёр дис Ли. Всё будет как всегда, но иногда так хочется чтобы все мы делились теплом своих сердец не только в День согревающего очага.