Сказки служивого Воя Том II - Ненужный
Часть 5 Вспомнить всё глава 4 - Сестра
Примечание редактора: Некоторые слова остались в изначальном виде, так как я считаю это задумкой автора. Можете кидать тапки, но переубедить меня будет сложно.
Флёр дис Ли — это имя юной и очаровательно-утончённой единорожки знал каждый воспитанник школы для одарённых единорогов. Потому что Флёр была не просто самой красивой кобылкой в школе, но и самой способной. Со стороны могло показаться что ей всё даётся необычайно легко, словно по мановению её ресничек составляются сложные магические заклинания и решаются задачи. И лишь не многие знали, сколько единорожке приходилось сидеть ночами за книгами и свитками чтобы не отставать по учебе. Кобылки видели в ней выскочку и зазнавшуюся куклу, но тем не менее на конфликт не шли. Для жеребцов Флёр стала идеалом обожания и поэтому были готовы на многое за один лишь её взгляд. Благодаря своему, тщательно отрепетированному образу независимой и самодостаточной пони, Флёр дис Ли смогла войти в круг золотой молодёжи столицы, как своя. Новые очень перспективные связи она старалась упрочить всеми силами, но не изменяя при этом принципам, и получая неописуемое удовольствие, видя бессильную злобу завистниц. Кобыл, большинство из которых не трудилось и дня, но привыкших, что их желания и капризы удовлетворялись богатыми родителями сиюминутно.
Жажда независимости и самоутверждения помогли нежно-розовой единорожке добиться успеха не только в учебе, но и в спорте. Во всём Кантерлоте Флёр не было равных на фехтовальной дороже и балетной сцене, но тут стоит поблагодарить природную грацию, что досталась юной пони от отца. Обедневшего дворянина-эмигранта вынужденного зарабатывать на хлеб насущный на пол ставки уроками в танцевальной школе батрацкого района Мейнхеттена и частным извозом. Так «маркиз» Данцеур дис Ли и познакомился с нашей мамой ещё молодой провинциальной кобылкой приехавшей покорять Мейнхеттен. За путевой беседой Фотофиниш рассказала таксисту свою мечту стать фотографом, а он помог ей устроиться в фотоателье одного своего знакомого, а затем каждый день подвозил новую знакомую до работы и обратно. Так и сблизились таксист и фото-художница. Вскоре после самой скромной свадьбы у них родилась кобылка, настолько прекрасная, что даже врачи отказывались верить, в рождение столь милого создания от работницы фотоателье и таксиста. Малышку окрестили Флёр дис Ли, как папу. Молодая семья получила финансовую помощь от государства и прибавив к ней кое какие свои накопления прикупила скромненький таунхаус в спальном районе Мейнхеттена и стали жить-поживать. Однако тихое семейное счастье продлилось недолго. Через пару лет хореографическую школу Данцеура дис Ли заметили режиссёры Майнхеттенского театра оперы и балета, и вскоре отец семейства полностью отдался своему излюбленному ремеслу и жадным лучам славы. В семье появились средства чтобы дать их дочери всё самое лучшее, но не просто так. Сначала Дансеур перестал появляться дома, затем начались недвусмысленные намеки в бульварной прессе, а за тем Фотофиниш не успела и глазом моргнуть, как её мужа поглотила и пережевала светская околокультурная тусовка. Наверное, именно тогда мать и дочь осознали, что если болото и гламурное, это ещё не значит что наркотически-алкогольно-скандально-интрижно-конкурентная трясина тебя пощадит, будь ты хоть четырежды самородком. Финалом очередного скандала стало, то что нанятые бывшим продюсером бандиты переломали Данцеуру ноги, а для верности ещё и «развинтили» хребет, вот только костоломы не знали, что у балетмейстера врождённый порог сердца, которое просто не выдержало болевого шока. Инфаркт миакарды папу Флёр даже до больницы не довезли. Все эти трагические обстоятельства тяжким грузом обрушились на маму и Флёр. Тогда, узнав о трагической смерти супруга, у находящейся на десятом месяце Фотофиниш случился выкидыш. Жеребёнок, которого они так долго ждали присоединился к отцу в лучшем мире, а лазурная пони получила от врачей диагноз-приговор, сердечная недостаточность и невозможность больше иметь жеребят. Никогда. Но ещё тяжелее оказалось отбиться от вездесущих репортёров и папарацци, которые, подобно чайкам, слетелись на чужую беду и стали преследовать Фотофиниш и Флёр. Вынудив маму распродать почти всё имущество в Майнхетене и, купив небольшой домик в столице Эквестрии перевезти дочь туда, лишь бы уберечь малышку и забыть этот кошмар, всю эту мерзость и лицемерных благодеятелей.
Прошло уже много лет. Флёр выросла, адаптировалась, научилась светским манерам так, будто родилась с «серебряной ложечкой во рту». Нежно-розовая единорожка восседала перед дамским туалетом и нарочито медленно расчесывала пряди длинной гривы, объятой светлой аурой расческой. У Флёр этот процесс носил почти ритуальное значение. Пони как будто впадала в транс и лишь расческа аккуратными движениями прикасалась к её голове и скатывалась вниз. В это время чуть суженные глаза блаженно закрывались ознаменуя полное расслабление красавицы. Не выходя из этого состояния Флёр могла начать тихо напевать, а тогда не смей её отвлекать или тебя ждёт нечто поужаснее отправки на луну или обращения в камень. Хотя единственным, кто её мог отвлечь в этот момент был младший брат, но он после нескольких грубых вразумительных пощёчин уже привык к распорядку сестры и если ему что‐то было нужно Баян тихо заходил и ждал пока Флёр закончит. А единорожка в это время осматривала результат своих трудов. Ярко-рыжая грива Флёр дис Ли была её главным неприкосновенным богатством. Расчёска, выполнив своё предназначение, легла возле зеркала. Вмиг магия охватила пуховку и та подлетела к вытянутой мордочке кобылки. Несколько шлепков растушевали пудру, смахнув ее излишки и не «вмазав» остатки в шерстку. Теперь мордочка Флёр приобрела красивое бархатное покрытие.
— Идеально, — подвела итог пони несколько раз повернув голову, дабы удостовериться что образ завершен. — Чего-то не хватает.
Финальным штрихом стала фиксация рыжей гривы, чуть выше левого остренького уха заколкой. Самой желанной заколкой любой молодой Кантерлотской модницы, той самой, от Голд Флауер в виде лилии, которую мама прислала из Майнхеттена в подарок на день согревающего очага, а почтальон обнаружил лишь в конце дня.
— Флёр, — вдруг раздался знакомый тихий голос и от двери к кобылке подошел багровый жеребёнок.
— Что тебе нужно, Баян?
— Сегодня такой хороший день, — стараясь не смотреть на сестру начал братец, — может сходим погуляем?
Сестрица показательно-раздраженно фыркнула и, глядя в зеркало, при этом продолжая подводить ресницы, спокойно ответила: «А пойти и погулять самому ты не можешь? Или найти друзей, и как все нормальные жеребята гулять с ними, тоже не можешь!»
— Но мама сказала, чтобы ты со мной погуляла.
— Мама много чего говорит. Тебе уже пора начинать думать самому, а то так и проходишь до старости без отличительного знака.
Жеребёнок угрюмо посмотрел на свой пустой бок и, словно в чём то виноватый, прижал багровые ушки.
— Так… значит… мы не пойдем гулять?
— Нет.
— Нет! — радостно переспросил братик улыбаясь.
— Да.
— Да!?
— ДА!
— Да, то есть нет?
— Да, то есть да!
— Так мы, — растерялся Баян, — пойдем или нет?
— Да нет… тупой ты тормоз, — с гневом повысила голос Флёр, зыркнув испепеляющим взглядом на единорожика, — нет, не пойдем мы гулять. Когда уже твоя голова будет не только для того, чтобы рог носить?
Возникла тишина во время, которой Баян не смотрел на сестру, а лишь водил глазами по контуру вычурного узора широкого ковра. Флёр усмирила ярость, что ещё секунду назад жгла кобылку изнутри.
— А почему? — неожиданно спросил багровый жеребёнок, как в мгновение ока был охвачен розоватой магической аурой приподнят над полом и выброшен за дверь, как надоедливый щенок. Дверь захлопнулась сразу за жеребёнком, упавшим на круп в коридоре.
Ещё немного посидев на пороге багровый единорожик направился в комнату, которая после расставания мамы и папы была отдана ему. Двухспальная кровать была выброшена за ненадобностью, а Баянчику был приобретен небольшой одноместный диван. Место где раньше было трюмо теперь занимал письменный стол, на котором существовало постоянное царство хаоса. Баян как и многие жеребята его возраста был довольно небрежен и неаккуратен, чем создавал проблемы не только себе но и сестре, которая была немного помешана на чистоте и бардак в комнате брата становился хорошим поводом для Флёр лишний раз «поучить» брата. Непросто было Баяну расти в окружении двух самодостаточных и уверенных в себе кобыл. Мама с утра до вечера пропадала на работе. Лишь поздней ночью сквозь сон Баян чувствовал слабый запах пленки, реагентов, крепкого кофе и почти выветрившихся маминых духов, после чего «кто‐то» нежно и заботливо целовал его в лобик. Сестрица Флёр, либо не обращала на брата внимания, либо «ломала через колено». Жеребёнку не повезло, будучи самым младшим, лишённый образца для подражания, «забитый» жеребёнок часто просто не знал, как себя вести и к кому обратиться от этого вскоре стал бояться сделать шаг.
Сейчас единорожик зашел в свою комнату, и, сев на ковер посередине, грустно поджал под себя тёмно-русый хвостик, опустив голову. В такой позе Баян мог сидеть часами, он не плакал, не устраивал истерику, вместо этого он, как бы отводил обиду в дальний угол своей души и запирал её там, а затем тихо и медленно возвращался в тишину своей обители. Но сегодня посидеть в тишине ему долго не пришлось, входная дверь скрипнула и на пороге появилась светлая единорожка. Однако цель её появления была связана отнюдь не с извинениями.
— Баян, — успела обратиться Флёр, до того как увидела брата, — что ты… фууууу! Какая мерзость.
— Флёр я ничего не… — попытался оправдаться Баян, но было уже поздно.
— Я всё видела. Снова! Ну почему вы жеребцы такие… такие… — пыталась подобрать достойное определение сестра, но как на зло ничего не приходило в голову.
— Какие?
— Такие, омерзительные! Как можно вытворять такое, да ещё и у всех на виду, а если кто‐нибудь зайдет и увидит?
Жеребёнок лег на ковер в страхе поджав под себя копытца и старательно уводя взгляд, чтобы не встретится с глазами сестры. Багровая шкура плохо скрывала стыд малыша и Флёр подойдя ближе прекрасно видела, как краснеют его щечки.
— Немедленно убери этот мерзкий срач со стола!
— Хорошо. — грустно ответил Баян и пошел к столу низко опустив голову.
— Вот! — торжествующе сказала единорожка, задрав носик. — Ты живёшь в приличном доме, а не в свинарнике, так что будь любезен соблюдай чистоту, и пусть это будет тебе уроком. Ты меня понял?
— Да.
— Ce est un bon poulain. (с фран. — Вот и хороший жеребёнок)
Пока единорог наводил порядок на столе скидывая на пол комки бумаги и сломанные перья, отсортировывая их в мусор, Флёр поучительно стояла в дверях наблюдая за братом. Однако вскоре ей наскучила эта картина и единорожка собралась идти вниз.
— Баян, будешь чай? — спросила сестра на секунду задержавшись в дверях.
— Да, можно наверное выпить.
Вскоре Флёр скрылась из виду, а Баяну понадобилось всего полчаса, чтобы полностью очистить свой стол от мусора. Когда младший жеребёнок спустился по лестнице и зашел на кухню, чтобы выбросить мусор и выпить обещанного чаю, его ждал сюрприз.
— А, где чай? — поинтересовался багровый единорожик осматривая столешницу и не видя своей кружки.
— Наливай себе сам. — ответила старшая сестра, отхлёбывая из чашки, зависшей в магическом захвате у её губ, — Я не знаю сколько тебе сахару нужно.
— Мы живем вместе уже десять лет и ты не знаешь, сколько я кладу сахара? — недоумённо поинтересовался брат.
— У-у! — легкомысленно покачав головой ответила Флёр, облизывая ложечку от торта.
— Торта больше нет?
— Я подумала, это ты мне оставил! — с такой же простотой ответила сестра.
Баян ещё не умел пользоваться магией, поэтому любая процедура требующая точности давалась жеребёнку крайне тяжело из‐за того что всё приходилось делать копытами и ртом. Сестра же могла часами наблюдать со стороны как жеребёнок мучается силясь выполнить простейшую операцию используя только копыта, и не помочь. Однако если Баян что‐нибудь разбивал или ломал осуждение типа: «Ума палата!» следовали незамедлительно. Сама Флёр в беседах с мамой, которые у Баяна получалось подслушать, оправдывала свою позицию тем, что иначе из брата не вырастет ничего, хотя и не стеснялась, называть Баяна: «тормозом», «дураком», «тупицей», «козлом». Во многом именно поэтому жеребёнок к десяти годам уже научился «глотать обиду не разжёвывая», принимая её за внимание и заботу.
— Я пойду в… библиотеку, — сказала Флёр, магией убирая испачканную тарелку в раковину к другой немытой посуде, — а ты…
— С тобой? — с робкой надеждой в голосе отозвался жеребёнок.
— Нет! — почти выкрикнула сестра, но вернув себе подчеркнуто благородный вид продолжила. Выйдя в коридор светло-розовая пони стала собираться. — То есть нет. Ты останешься дома и будешь ждать маму.
— Во сколько ты вернёшься? Если мама спросит ждать тебя к ужину или нет.
Не переставая любоваться на своё зеркальное отражение в новой шляпке с легкой шелковой вуалью, кобылка не задумываясь ответила: «Можете ужинать. Меня сегодня вечером пригласили в поместье Краст на балл. Так что я буду поздно. — ответила Флёр так будто объясняет что‐то всем известное и естественное. В её мелодичном голосе почти не было сожаления и поведение оставалось подчеркнуто холодным, хотя Баян знал что обычно следует после. — Раз ты всё равно дома, помой посуду и если будет скучно полей цветы.»
— Ладно. — со вздохом ответил младший жеребёнок.
— И не сиди весь день дома. — уже подойдя к входной двери и дернув на себя ручку посоветовала старшая сестра. — Сходи выброси мусор. Не скучай.
Снисходительно улыбнувшись Флёр дис Ли вышла из дома захлопнув дверь. Довольная собой она грациозно переступая копытами по брусчатке, уже предвкушая этот волшебный свободный вечер, свернула на тротуар. Конечно поднапрячь малохольного брата много ума не надо. Сначало игнорирование, затем строгость на грани придирчивости, щепотку заботы, капелька внимания и ВУАЛЯ! Тормознутый жеребец уже выполняет за тебя работы по дому, в то время как ты освобождаешь своё время не только от гнетущего быта, но и от назойливого багрового комара, которого мама принесла от солдафона из Кантерлотской стражи и назвала твоим «братом».
Баян и Флёр хоть и были родными братом и сестрой, абсолютно друг на друга не походили, ни внешне ни внутренне. Да, их обоих родила Фотофиниш, и всегда старалась сплотить, не выделяя из них любимчиков, а по мере сил и времени быть для каждого своего жеребёнка заботливой мамой. Однако из за постоянных выставок, показов, фотосессий в разных частях Эквестрии фото-художнице не всегда удавалось исполнять материнский долг в полной мере. Очень скоро часть маминых дел по дому легли на плечи Флёр и больше всего неудобств ей доставляла... Нет, не готовка или стирка, а мука в виде компании малохольного, тормозящего и малоэмоционального, замкнутого и меланхоличного, младшего брата. Но Флёр не только научилась, грамотно скрывать своё неудовольствие, от такого родства, но даже получать от него выгоду.
— Вот Флёр, — лазурная пони передала единорожке с рыжей гривой увесистый кошелёк с монетами, — это вам двоим. Сходите в парк, мороженое поедите и обязательно посети с братом обсерваторию и дворец.
— Ой, мам, что там делать? — спросила единорожка закатив глаза и убирая кошелёк магией в скучающую седельную сумочку с тремя геральдическими лилиями-застежками.
— Посмотрите на звезды, телескопы, залы славы, просто погуляете.
— Мама, Баяну всё это не интересно. — возразила Флёр, переведя взгляд на брата тихо лежащего на полу гостинной и наблюдающего, как игрушечный паровозик носится по замкнутому овалу, железной дороги. — К тому же их со школой туда на экскурсию водили. Я не вижу смысла туда идти. К тому же мне нужно… в… библиотеку и…
— Правда?! И с какой же целью тебе нужно в библиотеку?
— Буду готовиться к семинару по практической магии.
Мама поправила очки на переносице и ещё раз посмотрела на дочь, чтобы убедиться не лукавит ли она. Флёр же стараясь не менять выражения мордочки, но всё равно забегала фиолетовыми глазками.
— Флёр, погуляй с братом и хватит искать поводы для того, чтобы отвертеться. Ты же старшая сестра, а Баян твой единственный младший брат, если не мы с тобой не поможем ему стать нормальным пони, то никто не поможет.
— Мама, пусть он сам хоть что‐нибудь сделает для этого, а то вечно сядет и сидит.
— Ему трудно расти без отца.
— А мне было не трудно? — возмутилась единорожка, — Я тоже росла без отца или на это всем наплевать!?
— Флёр, никому на это не наплевать, — спокойным голосом начала Фотофинишь, — я всегда была рядом с тобой и поддерживала тебя. Но пойми Баян — жеребёнок и ему отцовское воспитание нужнее. Особенно сейчас.
— Значит мне «отцовское воспитание» было не нужно, а ему получается нужно, он что исключительный?
— Нет у нас в семье исключительных.
— А судя по тому, как ты относишься к нему и ко мне есть.
— Конечно, ведь ты старше, а Баян младше. Ты знаешь и умеешь больше и можешь помочь ему открыть свой талант. Я уж молчу про магию, в которой ты очень хорошо преуспела.
— Я пыталась его обучить, — придав голосу нотку отчаяния воскликнула Флёр, — Он тупой!
— Он не тупой, он твой брат. С ним просто нужно спокойно заниматься. Я уверена Баян всему научится. Со временем. — лазурная пони приподняла краем копыта, головку дочери за подбородок и глядя той в глаза продолжила, — Вспомни. Ты тоже не сразу научилась Арабеску и Бризе делать и крестиком вышивать.
— Хорошо. Мама. — капитулировала дочка.
Лазурная пони обняла кобылку. Нежно прижав к себе, Фотофиниш прошептала на остренькое ухо дочери: «Мама тебя любит, мама всех вас любит!»
— Я тебя тоже люблю. Я погуляю с ним.
Фотофиниш легко улыбнулась, крепче прижав к себе дочь.
Флёр дис Ли не заметила, как вышла на Кантерлотский проспект. По обе стороны от неё шли разной степени нарядности пони, но не было среди них такого жеребца, в особеннности единорога, который не удостоил бы кобылку с ярко рыжей гривой почтительным поклоном. Красавице-единорожке безумно нравилось как перед ней расступаются котелки, цилиндры и картузы. «А Баян, он бы как всегда всё испортил! — думала Флёр, изящно тряхнув гривой, — В парке при виде жеребят он бы прятался за меня и молчал в тряпочку, как мим, в обсерватории иззевался и под конец уснул, а во дворце обязательно что‐нибудь перевернул или сломал. За что ему мороженое покупать? За то, что он такой «красивый», ни разу сам не причешется, пока по лбу расческой не получит. За то, что он такой «умный и сообразительный», с двоек на тройки перелазит, ничего сам понять не может, пока ему сто раз не разжуешь. Так что пусть лучше сидит дома и не позорит нас с мамой!» — сделав такой вывод Флёр, не сбавляя шага заскочила в один из самых дорогих салонов красоты. Наверное, случайно зашедший сюда турист решил бы что попал либо в музей, либо во дворец. Шикарный пол выложенный морским узором из белого и синего мрамора. Буквально повсюду зеркала в золотых резных рамках до самого потолка. Лепнина и скульптуры все изображающие жеребцов и кобылок с идеальными подтянутыми пропорциями тела. Одним словом было на что положить глаз.
— О мисс дис Ли, — восторженно встретил кобылку, администратор на стойке регистрации и сразу расплылся в услужливой улыбке, — чего изволите на этот раз?
— Хуфикюр и королевский массаж.
— Прекрасный выбор, — улыбка администратора стала ещё шире, — Располагайтесь, не желаете чаю или кофе?
Мебели в помещении было не много и Флёр прошла к одиноко стоящему дивану и запрыгнув на него поджала под себя копыта.
— Чай пожалуйста.
— Может что‐нибудь к чаю? Могу предложить вкуснейший банановый торт, сама принцесса Селестия оценила его.
— Уууууу, заманчиво. Принесите.
— Сейчас будет.
Всё складывалось идеально. Брат сидит дома, а она совершенствует свой образ для сегодняшнего балла. Скоро её копыта будут блестеть подобно солнцу, как и подобает леди. Флёр поморщилась представив как её прекрасную шерстку могла бы испортить мойка посуды. «Пусть этим занимается тот, кому незачем себя беречь, должна же быть от этого багрового спиногрыза хоть какая‐то польза». — завершила свои размышления единорожка, как раз в тот момент, когда единорог-официант принес ей на серебряном подносе чай и блюдце с кусочком слоёного торта с кремом и кусочками банана. «Вот это жизнь!» — подумала кобылка прежде, чем начать свою скромную трапезу, что была одной из частей её «ритуала» посещения салона красоты.
Посвежевшая с до блеска начищенными копытами розовая единорожка, бодро вышла с процедур, грациозно цокая и повиливая рыженьким хвостиком от удовольствия. Флёр дис Ли подошла к стойке администратора и также легко ссыпала горсть монет из кошелька, лишь краем глаза убедившись, что оставила достаточно битов и за услуги массажиста, и за услуги косметолога, и за такое хорошее обслуживание, и за то что у неё сегодня прекрасное настроение, и за здоровье принцессы Селестии.
— Сдачи не надо. — важно ответила пони и последовала на выход.
— Спасибо мисс дис Ли, будем ждать вас снова! — учтиво донеслось ей вслед.
Флёр в глубине души прекрасно понимала, что её положение в обществе чопорных, столичных аристократов крайне зыбко, что её принимают и буквально стелятся к копытам, лишь благодаря её старательно созданному «образу светской львицы». И как администратор забыл её имя и фамилию, чуть её хвост исчез за прозрачной дверью, так и светская тусовка смешает с грязью, высмеет и забудет если «образ» Флёр вдруг окажется неправдоподобен.
— Флёр!? — внезапно оборвал раздумья единорожки чей‐то до боли знакомый голос.
Кобылка повернулась уже приготовившись сменить милость на гнев, как неожиданно передумала.
— Баян!? — ошеломленно спросила кобылка, выпучив фиолетовые глаза на малыша, — что… что ты здесь делаешь?
— Ты же сказала не сидеть весь день дома, вот я и… пошел… погулять.
— Один? На главную улицу Кантерлота? — с растущей агрессией наступая на жеребёнка, требовала ответов старшая сестра, — ты совсем с ума сошел, что ли? Быстро домой!
— Флёр, а… ты?
— Я сказала быстро домой, — прикрикнула на багрового жеребёнка кобылка.
— Но ты же говорила, что пошла в библиотеку?
— Это не твоё дело, — тут левое багровое ухо малыша единорога, объяло мягко-розовым светом и резко потянуло вперёд, через боль заставляя малыша пятиться вперёд согнув шею. Старшая сестра всё это время следовала по пятам, не выпуская ухо из магического захвата.
Невооруженным глазом было видно, как старшая пони была раздражена младшим, в Баяна постоянно летели обвинения, обидные слова и сравнения. Так ещё полчаса было потеряно, пока Флёр дис Ли «под конвоем» не доставила брата домой. Как только входная дверь захлопнулась, по щеке Баяна прилетела пощёчина только что начищенным копытом. Багровый жеребёнок в страхе прижался крупом к перилам лестницы, стараясь не дрожать. В смятении малыш ожидал, что сестра его снова ударит, поэтому не решался даже пошевелиться. Флёр дис Ли подошла к брату в упор и вновь подняла на малыша копыто. Теперь Баян ожидал пощёчины в любую секунду, но вместо этого старшая сестра крепко обняла своего младшего братца, прижав к себе.
— Дурачок ты наш, непутёвый. — тихо прошептала пони на багровое ухо. — А если бы с тобой что‐то случилось? Никогда так больше не делай! Понял?
Последнюю фразу розовая пони адресовала лично Баяну, приподняв его подбородок копытом и заглянув в карие глаза. Жеребёнок лишь послушно кивнул головой, тогда Флёр отпустила малыша и направилась на выход. Последнее что Баян услышал от сестры в тот день: «Будь дома! Никуда не уходи».
Наконец пришло время бала и Флёр вместе со своим кавалером прибывают к огромному зданию, обильно украшенному лепным узором и статуями пони, преимущественно единорогов. Через широкие окна, что тянулись до самой крыши, свет уже заливал внутренний дворик поместья и прилегающий тротуар. Если судить по синхронно маячащим теням пони, то можно смело предположить, что бал был в самом разгаре. Тут корета слегка подпрыгнула на пороге массивных, литых ворот, на которых размещались пара силуэтов пони в профиль с рогом. Вообще единорогоцентризм был крайне распространен в среде Кантерлотской арристократии, хоть и считался пережитком «Эпохи враждующих племён». Идея такого миропонимания была во многом свойственна всем единорогам, независимо от происхождения. В каком-то смысле единороги очень похожи на книги, все в себе, и в каждом из них крайняя замкнутость может сочетаться с максимальной открытостью.
Вот экипаж остановился у входа и единороги преодолев проходную, поприветствовали хозяйку Аппер Краст, весьма эффектной пони-единорогом, со шкуркой цвета крема и мягко-фиолетовой гривой. Сдержанный поклон от Флёр дис Ли и Фенси Пентса, лаконичное приветственное слово от графини Аппер Краст.
— Флёр, Фенси, рада вас видеть. — пони шагнула вперёд на встречу розовой единорожке и поприветствовала ту, трижды поцеловав в щеки.
— Аппер Краст, — стараясь говорить как можно более радостно, Флёр заключила подругу в объятия, — Выглядишь превосходно.
— Спасибо, моя дорогая. Проходите в бальный зал, чувствуйте себя, как дома.
— Благодарим! — синхронно ответили пони и прогарцевали в бальный зал.
Гости во всю кружились в танце и почти не обращали внимания на тех пони, что только прибыли. Дамы в пышных платьях и изысканных нарядах, на каждое из которых ушел не один метр самого лучшего заморского шелка и Сталлионградской парчи. Не меньше времени и нервов даже самый искусный портной потратил на выкройку и пошив столь великолепных нарядов, для любой из здешних притязательных модниц. Хоть сегодня наличие платья было не обязательным, редкая кобылка рискнула бы явиться без вечернего наряда. Но Флёр решила пойти более оригинально, на нежно-розовой единорожке было легкое ярко красное длинное шелковое платье с эффектным вырезом на спине, подчеркивающий талию и прямую, как струна, осанку. Как только Флёр переступила порог зала, взоры всех жеребцов устремились на неё, но кобылка лишь выше задрала носик, как бы говоря: «Вы счастливейшие из смертных! Вы видите меня». Аналогично поступил её кавалер, и вместе они прошли сквозь «океан» пони и только лишь остановились посередине зала, оркестр на балконе заиграл лёгкую танцевальную музыку.
— Позвольте вас пригласить? — официально спросил Фенси Пентс, на что Флёр лишь сдержанно кивнула, подав кавалеру копыто.
Никто не смел сдвинуться с места, а лишь с упоением наблюдали, вихрь вальса самой красивой пары. Флёр была счастлива, теперь глядя на восхищённых их видом аристократ она получила, казалось всё…
Белоснежная карета тихо катилась, бренча бубенцами и выстукивая чечетку по ночным улицам. Бал удался на славу и теперь Флёр в сопровождении своего кавалера направлялась домой.
— Ты была просто обворожительна Флёр. — сделал даме комплимент белый единорог с синей гривой.
— Фенси Пентс, ты мне льстишь. Ничего особенного.
— Ой, боюсь вот в этом, я с тобой не соглашусь! Так изящно танцевать, это надо иметь дар свыше. Я не мог и глазу оторвать.
— Полно, — осадила кавалера кобылка, подмигнув, — Я прекрасно знаю куда, а точнее от чего все жеребцы не могли глаз оторвать, пока я танцевала.
Щеки Фенси покрыла красная краска, а на лбу проступила испарина. Тут карета остановилась и сбитый с толку кавалер немного потерял нить разговора. Но ему нужно было срочно, что нибудь сказать, что‐то очень важное, нечто безотлагательное. Вот жеребец собирается с мыслями и уже было открывает рот чтобы начать, как внезапно. Флёр нежно чмокает своего ухажера в щеку и словно тихий летний ветер щепчет на ухо: «Merci pour une merveilleuse soirée! (с фран. Спасибо, за прекрасный вечер!)». Отпирев дверцу Флёр дис Ли, покидает карету абсолютной победительницей направившись по изворотливой тропинке к двери дома.
Замок еле слышно скрипнул и нежно розовая кобылкам вошла внутрь. Тут ей на встречу шагнула голубая земная пони с обесцвеченной гривой и очками на переносице, которые казались, что сейчас лопнут от злости.
— И где ты была? — строго спросила мать.
— В…
— Не ври мне! — также строго и спокойно продолжила земная пони. — В библиотеке тебя не было. Так что я ещё раз спрашиваю, где ты была?
— На балу.
— Каком?
— В поместьи Аппер Краст. Мам я…
— Не желаю ничего слышать! Ты мало того что ушла на пол ночи, так ещё и оставила брата на весь день одного. Вместо того, чтобы с ним погулять ты погуляла для себя!? — всё больше злилась Фотофиниш, наступая на дочь. — Не этому я тебя воспитывала.
— Ты меня воспитала так, чтобы я сама могла себя поставить и добиться успеха не смотря ни на что. Вот я и добиваюсь успеха.
— Какого успеха? Успеха светской львицы?! — негодовала старшая кобылка, — Это путь в никуда или ты хочешь кончить так же как твой отец?
— Я точно знаю, что не хочу всю жизнь провести здесь вместе с этим тупым и никчемным жеребёнком!
— Флёр, — строго осадила мать дочьку, но та не унималась.
— Я тоже хочу посещать балы и вращаться в сливках общества, разве не этого хотел папа? — единорожка взмахнула копытом, — разве не этого хотела ты, когда перевезла меня в Кантерлот? А теперь, ты заставляешь меня гробить свою молодость сидя с этим глупым жеребёнком.
— Флёр, как тебе не стыдно? Ведь Баян твой брат, а ты старшая сестра он на тебя должен ровняться.
— Если бы он на меня ровнялся, то не был бы таким тормознутым и замкнутым.
— Баян ещё растёт и формируется, ему нужно время и…
— Мама хватит! — воскликнула Флёр, в нетерпении, — Хватит повторять эту мантру, он никогда не станет нормальным и уж тем более у него никогда не будет своего мнения, он родился неполноценным и таким останется уже навсегда!
— Флёр…
— Никому…
— ХВАТИТ!
— … ненужный!
На пару секунд в коридоре висело молчание. Обе кобылки сверлили друг друга глазами и не заметили присутствие третьей стороны.
— Мам, Флёр, — раздался приглушенный голос со стороны лестницы на второй этаж.
Мать и дочь обернулись на маленького жеребёнка-единорога с багровой шкуркой трущего красные толи от недосыпа, толи от услышанного глазки. Фотофиниш не знала наверняка, что слышал её сын и главное как давно он там стоит.
— Мы тебя разбудили сынок? — лазурная пони смягчила голос, сделав шаг к сыну, — Прости, иди спать, я скоро приду, чтобы пожелать тебе спокойной ночи.
Жеребёнок не издав более не звука послушно пошел наверх. Баян ещё слышал, как мама и Флёр ругались. Лишь изредка его слух мог выхватить из всего словесного потока своё имя и то, что в поведении Флёр не нравилось. Лежа на растеленном диване в полумгле комнаты единорожик уходил в себя всё глубже и глубже. Эту обиду ему будет очень сложно проглотить. Отношения с любимой и единственной старшей сестрой сложно назвать безупречными. Баян прекрасно знал как к нему относится Флёр, но в какой‐то момент ему удалось убедить себя, что это не со зла, а от заботы и желания сестры уберечь его. Подготовить к трудностям, испытаниям и одиночеству. Возможно единорог просто привык прощать родной сестре всю грубость и неприязнь, что она на него изливала, а может он и в правду был тупым и тщедушным и такое обращение является всего лишь естественной надобностью. От таких мыслей багровому жеребёнку становилось по настоящему больно. Очень скоро покрасневшие глазки стали смыкаться и Баян почувствовал на лбу теплое и нежное прикосновение, которое малыш не мог перепутать ни с чем. Явственно ощущая легкость и невесомость, Баян чувствовал как прижимается к лазуревой груди мамы, она как всегда взъерошивает ему гриву своим мягким бархатным копытом.
— Не плачь сынок.
— Больно, мама. — шепчет жеребёнок.
— Не думай о плохом. Спи сыночек, спи.