Walk on the front line

Глава 3. Горящий

A pony dies like a butterfly.

Life burns from the touch of the reaper.

All things must pass.

One love is a crooked lie.

The world lies in the hands of evil,

And we pray it would last.

The Rasmus feat. Apocalyptica – Life Burns.

Здравствуй рассвет!

Солнце выходило из-за горизонта, ознаменовывая новый день, один из миллиарда на этой планете. Но для этих мест это означало лишь новую пытку. Выжженная земля простиралась до самого горизонта, и казалось, что конца ей нет. Только сухая трава была на растрескавшейся земле, и изредка отдельно торчали засохшие деревья, стволы которых, казалось, вылиты из бетона. А грифон спал на небольшой подстилке посреди всей этой пустоши. Рядом с ним лежали сумки с вещами, и слегка дымил костерок. Именно он заинтересовал двух пони, силуэты которых медленно приближались к нему с северо-запада, где проходила граница с Эквестрией.

Они были в форме пограничных отрядов и при оружии. По полуавтоматической винтовке было закреплено на их седлах, ведь грифоны часто незаконно переискали границу здесь, и многие из них были не особо мирными, поэтому два земных пони шли аккуратно и в полной тишине. Приблизившись к грифону, они поняли, что тот не вооружен, да и еще, к тому же, совсем молод, поэтому расслабились и начали шепотом разговаривать.

 — Ну что за напасть с утра... — Пробубнил усатый пони, лет двадцати пяти на вид, страдая от похмелья.

— Похоже, он сюда ночью пришел, но смена клялась, что света не видела. — Заметил солдат младше усатого, проходя возле тлеющих угольков.

— Бред какой-то. Угли есть, значит, костер он разводил. А постовые, скорее всего, свалили тогда в самоволку, либо сидели и играли в карты.

— Поэтому грифоны и наглеют. Раз пацаны ничего не делают, то и границы, считай, нет. Вон глядите, сержант, такая мелочь, а уже хочет бежать из своей страны. Даже не прячется, развалился на коврике, развел костер и дрыхнет. А нам с ним разбираться. — С раздражением заявил молодой земной пони. Хоть он и сам не раз покидал место службы незаконно.

— Отставить разговоры, Малаки. — Перебил его старший по званию. Тот резко замолчал и, запихнув сигарету «Lucky Hoove» себе в рот, спросил:

— Ну, так что нам с ним делать, сержант?

— А, Дискорд его знает. Давай будить, чтоль? — Он пожал плечами и начал пинать копытом лежащего. Тот не реагировал, поэтому он, глубоко вздохнув, снял винтовку с предохранителя, навел её куда-то в небо и выстрелил. Тут же, резкий, оглушающий звук пронеся в рассветной тишине. И откатываясь назад затвор, с лязгом выплюнул стреляную гильзу крупного калибра, которая упала на землю, будто на камень, издав звон маленького колокольчика.

Для молодого грифона это было одно из самых неприятных пробуждений, да и вообще единственное пробуждение из тех которые он помнил за свою жизнь. От громкого звука посреди сладкого сна дыхание замерло и его выкинуло из царства Луны в реальный мир. Крикнув, он резко дернулся, будто его вытащили из своей особой вселенной, рывком поднялся, непонимающе и с испугом, взглянув на двух пони тут же начал махать передними лапами, неразборчиво орать и пятиться назад.

— Отлично, вот и проснулся. — Тихо произнес сержант, передвинув спичку в другой уголок рта. Он навел ружье на иммигранта и крикнул, стараясь заглушить его:

— Лапы вверх! Твое имя?!

Грифон умолк и подчинился, но некоторое время молчал, непонимающе уставившись на двух пони в странной одежде под цвет местности, и на железные трубы направленные в его сторону, одна из которых дымилась. «Это что и в правду оружие?» — Подумал он. «А что значит слово оружие?» — Резко промелькнуло в его голове. — «И откуда я его знаю?»

— Имя! — Несколько раз повторил старший пони.

— Мое имя? — Наконец спросил грифон, очнувшись от странных мыслей в голове.

— Да, блядь! Чьё же еще?! Отвечай! — Начал нервничать сержант, от тупости иммигранта.

— Я не знаю своего имени. — Ответил тот, после недолгой паузы.

Два солдата переглянулись.

— Что за хрень? — Хором выпалили они.

— То есть как это? Отвечай! Кто ты? Откуда ты? Куда направляешься? И почему ты так близко к границе? И не юли! — Заявил молодой пони, не вынимая сигарету изо рта.

— Отстаньте от меня! Я же сказал вам, что не знаю своего имени! Чистый лист! Какая граница? Где я нахожусь? Сами ответьте! — Уже начиная паниковать, крикнул грифон. Ибо он не помнил, как сюда добрался, кто он такой. И не понимал, что вообще вокруг происходит.

Солдаты некоторое время стояли молча. Тишину порвал рядовой.

— Да он над нами издевается!

— Подожди секунду, я уже слышал о таком. От передоза наркотой такое бывает.

— Неудачная ночка, да? — Обратился сержант к грифону. — Ты собери свои пожитки и проваливай отсюда. Тебе повезло, что ты еще ближе не подошел к границе с Эквестрией, а то мы могли тебя и арестовать.

«Арестовать?» — Хотел было спросить он, но глядя на напряженное лицо усатого земного пони бордового цвета, передумал.

— Ладно, хорошо. — Сказал вместо этого Безымянный, и, опасливо поглядывая на солдат, подошел к своим вещам. Хотя насколько они был его, он не знал. Видел он эти седельные сумки первый раз. Скатал подстилку, и попытался сложить её внутрь, что у него не получилось, ибо багаж был полон. Он решил оглядеть его и через некоторое время нашел два крепления сбоку, именно туда он не без труда пристегнул свой коврик. Приподнялся, огляделся вокруг, и увидел только небольшой блестящий металлический цилиндр, попавший в трещину пересохшей земли. Грифон подошел, подцепил его когтем и начал с интересом рассматривать странный небольшой железный стаканчик с сужением вверху.

Пограничники курили, молча наблюдая за непонятным поведением их подопечного. Рядовой Малаки дотянул первую сигарету, выбросил бычок, вытащил новую и тут же прикурил её от зажигалки. А сержант Серн взял спичку изо рта, достал кусочек сигары и коробок, поджег спичку и начал раскуривать сигару.

Солнце, тем временем, вышло из-за горизонта, и лучи его уже скользили по песку, острым камням, скалам, и сухой траве. Пока еще было холодно, но в скором времени температура здесь поднимется до плюс пятидесяти, по шкале одного умного пони со странным именем — Цельсий. Сухой воздух, горячие ветры, пыль, перепады температур и жажда. Жажда всех живущих здесь организмов — вот что характеризует землю южнее этого блокпоста. Лишь изредка, как мираж, будут появляться небольшие городки, в которых вода является ценным ресурсом, но она есть. А дальше идут горы, огромные хребты, и вершины их покрыты снегом, который никогда не тает. В этой стране живут жестокая и хитрая раса — Грифоны. И в отличие от Эквестрии тут очень опасно.

Безымянный повернулся к солдатам, держа на вытянутой лапе гильзу, и сказал:

— Ваши железные палки метают это?

— Чего? — Не понял рядовой. А сержант, тем временем, с усмешкой ударил себя копытом по лбу.

— Ну, вот это ваше «оружие». Вроде оно так называется? Метает такие металлические предметы? — Грифон указывал когтем на винтовки солдат, а потом на гильзу. На лице его читалось истинное любопытство, не похоже было, чтоб он шутил. Но на Малаки это произвело впечатление, он согнулся в приступе смеха и медленно опустился на землю, чтобы не упасть.

— Нет, пацан, это гильза. — Ответил усатый пони.

— Гильза? — Не понял, грифон.

— Во имя Селестии! — Воскликнул Серн. Казалось он становиться еще бордовее, от нетерпения. Но после перевел дух, затянулся во все легкие, медленно выдохнул дым и начал говорить сдержанно:

— Ладно, начнем по порядку. Это винтовка. — Он указал копытом на железную трубу, прикрепленную к его седлу. — То, что ты держишь в руках, это гильза — часть патрона. Вот как он выглядит. — Он достал из железной коробочки почти точно такой же цилиндр, что был у безымянного в руке, но с небольшим конусом с той стороны, где было сужение. — Вот эта острая часть — пуля. Она, как раз, и метается нашим, как ты сказал «оружием», с помощью пороха — горючего вещества, которого у нас в избытке, спасибо вашей стране.

— Эй, Малаки! — Тот уже отошел от истерики и просто слушал сержанта с улыбкой на лице. — Тебе не кажется смешным, что мы закупаем порох у грифонов и в них же чаще всего стреляем?

— Бородатая тема, сержант. Мы её уже столько раз перетирали с ребятами в кабаке, что и не счесть. Всем пофигу. Для них главное, что наша еда к ним идет, а в кого будут стрелять их порохом, уже плевать. Хорошо хоть, с Зебрами пока проблем нет.

— Да ты прав. — Печально ответил Серн. — Так, грифон, ты уже меня задолбал. Вали отсюда, пока мы тебя не арестовали!

— А куда валить-то? — Ответил безымянный.

— Да, блядь! Видишь, там солнце встает?! — Усатый пони уже окончательно потерял терпение.

— Да.

— Там восток!

— В полдень оно должно светить тебе в морду, тогда ты двигаешься на юг. Тебе туда и надо. Если тебе повезет, то встретишь кого-нибудь, у него и спросишь где ближайший город. Тебе всё ясно? А теперь, лети от сюда!

— А там где солнце садиться, это запад? — Спросил молодой грифон.

— Да ты гений просто! Пошел к дискордовой матери отсюда! — Крикнул на него сержант.

— Ладно. До свидания. — Задумчиво сказал безымянный, выкинул гильзу, надел сумки, развернулся и пошел туда, где, по словам пограничников, должен быть юг.

 — Ага, чеши давай, безмозглый. — Ответили ему.

Два пони смотрели в след уходящему грифону. Солнце поднималось всё выше, и денек обещал быть очень жарким. Через некоторое время младший спросил:

— Сержант, а почему он пешком идет, а не летит?

— Малаки, ты меня спрашиваешь? Я вообще не понял, что сейчас было. Я даже не знаю, как об этом рапорт писать. — Он докурил сигару и выбросил её. — Пошли на пост, а то мне не охота жариться на этом солнышке.

...

 — О, богини, как же жарко! А ведь солнце ещё не дошло до зенита. Я иду уже уйму времени, и все, что меня волнует это то, что происходит в моей голове. И вокруг меня. Ведь, я не помню ни черта до этого утра. Куда я шел? Какой сейчас день? Когда я разводил костер? Что я делал до этого? Может, по словам тех пони, я и правда чем-то обдолбался, и у меня, как это там, амнизика, амнизида... Нет, скорее амнезия! Надо будет узнать, что это значит. Может это слово объясняет, почему я не помню, где я нахожусь? Какое хотя бы мое имя? И почему так жарко, очень жарко? Как же я хочу пить... Вода, да точно, вода! Надо посмотреть в этих сумках, может она там есть. Я не знаю, откуда они взялись, но почему бы не воспользоваться тем, что в них было, раз я взял их с собой. — С усмешкой подумал грифон. Потом он снял ношу, расстегнул верхний клапан и начал там рыскать. Фляжку, сделанную из какого-то нержавеющего металла, кажется алюминия, еще одно неизвестное слово в моей голове, он нашел быстро, развинтил крышку и жадно припал к воде, она была еще чуть прохладной с ночи. Пить было приятно, влага разливалась по уже успевшему засохнуть рту и проваливалась в живот. Три, четыре, пять глотков... Он не заметил, как выпил уже треть фляги, а ведь она была одна, и она была надолго. Напившись, молодой грифон, закрыл и убрал флягу в сумку, взяв себе на заметку, что воды мало и стоило бы поискать еще, вот только где? Вокруг была только пустыня и скалы. Избавившись от жажды, голова его слегка прояснилась, и он пошел дальше в раздумьях:

 — Кажется, я начинаю, кое-что понимать. Некоторые слова я знаю и отчасти понимаю их смысл. Например, богини — это принцессы в какой-то стране, кажется, в Эквестрии её упоминали те двое пони в форме и с этими... винтовками! Да! Надо было спросить у них, что это за страна. Но они так зло отреагировали на мои вопросы, что, казалось, готовы были меня убить. Печально это. Ну, да ладно. Я вспомнил, что солнце, это та блестящая штука передо мной. Как же она, Дискорд подери, печет! А, Дискорд... Те злые пони тоже упоминали это слово. В негативном ключе, как и я сейчас. Наверно это ругательство... похоже на то... Ах... Я знаю слова, но если вкапываться в их смысл они разветвляются на множество других слов, как бесконечное дерево. Я понимаю, о чем мне говорят, понимаю, о чем я мыслю, но полной уверенности у меня нет. Я не знаю, откуда я все это знаю.

Идущий по потрескавшейся земле молодой безымянный грифон, был сильно увлечен своими мыслями. Это, хотя бы, позволяло ему отвлечься от ужасного пекла. Солнце уже набрало свою мощь и жарило все вокруг. Этот мир был привычен к нему, а вот грифон нет. В скором времени, от зноя и кучи запутанных мыслей у него заболела голова. Идти было уже бессмысленно, ибо песок прогрелся, а мышцы болели от дальнего перехода. Сколько он прошёл, и сколько было до ближайшего города, деревни, оазиса, или когда ему встретится хоть одно живое существо — все было окутано мраком, в отличие от реальности, которая жгла ему глаза, лапы и шкуру, загоняя в тень, под небольшую впадину в скале по левую лапу от него. Пареньку повезло, что он её заметил. Он тут же направился к ней, вошел, и плюхнулся за большой камень почти без сил. Есть хотелось ужасно, пить тоже. Оставалось пол фляги, поэтому, открыв её, он сделал два скупых глотка. Это не помогло, жажда осталась. Но хоть что-то. Потом он порылся в вещах в поисках чего-нибудь съестного. Перетряхнув всю сумку, грифон нашел только мешочек с сушеными фруктами. Высыпал чуть-чуть на лапу и закинул в клюв. Вкус был отвратный, но живот урчал, и его надо было чем-нибудь заткнуть. Поэтому, через силу и с неподдельной гримасой отвращения, он проживал эту гадость и проглотил.

Желудок успокоился, а самого безымянного, через некоторое время, начало клонить в сон. Он уже несколько часов пытался понять, что, вообще, происходит, мышцы жгло, голова была чугунная и не могла нормально соображать, а глаза самопроизвольно закрывались. Он окинул взглядом пустыню из своего укрытия. Скалы; камни, отломившиеся от скал; много камней и песок из тех же раздробленных камней, сухая трава и колючки. Окружал все это искаженный из-за большой температуры воздух. Кое-где мерещилось, что камни сырые, но грифон уже давно перестал обращать на это внимания после того, как попытался пару раз лизнуть такой камешек, а потом минут пять плевался, ругался как мог, выскребая песок с языка. — Обман зрения, блин. — С тоской подумал он. — Как тут хоть кто-то может жить? — Потом закрыл глаза, упал и моментально уснул.

Проснулся он от того, что вокруг стало прохладно и он не чувствовал свою правую переднюю лапу. Открыв глаза, грифон первым делом в ужасе вынул её левой и начал трясти. Она была холодной. Казалось, будто это чья-то злая шутка. Что когда он спал, его часть тела заменили, или, что он на самом деле потерял лапу навсегда, и больше никогда не сможет ей пользоваться. Но через некоторое время, Безымянный почувствовал уколы боли. — Она болит, значит, она все еще моя! — Подумал он. Потом он начал сгибать когти и с радостью понял, что чувствительность восстанавливается. Но оказалось это не самая главная проблема. Бок, спина, и задние лапы отдавали тупой болью от неудобного сна, так как он даже не соизволил постелить подстилку, которая хоть как-то, но смягчала твердую землю. — Камни. Везде проклятые камни. — С раздражением подумал грифон. Мало того вокруг было темно, и он чувствовал, что начинает замерзать.

Окончательно оклемавшись от сна, он провел лапами по лицу и с трудом встал. Выглянув из своей импровизированной ночлежки, Безымянный с интересом обнаружил, что на дворе была ночь. Дул холодный ветер, с жадностью забирая тепло из земли. Небо было чистое, поэтому луна и множество звезд освещали пустыню, окрашивая ее в темно-синий и голубой цвет.

-Ну и куда мне теперь идти? — Буркнул он себе под клюв, вглядываясь в изменившийся вокруг него мир и разводя передние лапы в стороны.

— Ай, да какая разница! — В мыслях ответил он сам себе, пожав плечами. — Я и так толком не знал куда шёл. Вон та скала вроде была слева от меня. Значит, скорее всего, мне идти вон к тому холму. Да, точно, к тому! Там еще, вроде, дерево сухое стоит. А от него буду... Да плевать, там уже сориентируюсь. Надо, идти пока я не замерз. Удивительно как тут быстро падает температура.

Блуждание ночью в пустыне, да и еще, если твой единственный ориентир это солнце — занятие наиглупейшее. Но Безымянному надо было согреться, а единственный верный способ для этого, это куда-нибудь идти. И он шел, сначала пытаясь рассчитать по звездам и вершинам скал свой путь. Но уже часа через три он наплевал на это дело, так как все доступные ориентиры скрылись из виду, а в звездах он просто-напросто запутался. На душу легло отчаяние, и оно все сильнее и сильнее грызло его. В скором времени он забрел в ущелье. Луна затерялась в его скалах, и тень от них ложилась на все. Не видно было даже камней под лапами, и осознал грифон это только тогда, когда несколько раз больно ударился о них.

— Ау, блин! Какого... — Выругался Безымянный. Он остановился, схватившись за правую кисть, и запихнул её в клюв, пытаясь остановить кровь. Пока металлический вкус разливался по его языку, грифон осматривал место, куда его занесло.

— Ну и где я? Фух, по крайней мере, сзади меня есть выход.- С облегчением подумал он, обернувшись. — Если я здесь ничего не найду, по крайней мере смогу выбраться отсюда.

Расстояние между отвесными склонами было достаточно большое, именно поэтому в раздумьях и, пялясь невидящим взглядом на свои лапы, он и не заметил, как вошел сюда. Потом Безымянный услышал журчание воды. Она была необходима больше воздуха, фляга кончалась, и грифон не знал, переживет ли день на остатки.

От радости, или по глупости, а скорее и то и то вместе взятое, он ломанулся на звук. Водя ушибленной лапой перед собой, и касаясь одной из стенок ущелья, он наконец-то нащупал влагу, и уже хоте было припасть к ней клювом, как вдруг что-то тяжёлое сбило его с ног и протащило по песку с острыми камнями. Грифон увидел перед собой большую зубастую морду, которая шипела на него разбрасывая слюни. От неожиданности его сердце было готово выскочить из груди, а сам он начал орать. Он не понимал, что делает, просто схватил одной лапой животное за шею, а другой царапнул со всей силы по глазам, пока оно пыталось его укусить. По когтям потекла теплая жидкость, она же брызнула грифону на лицо. Существо взвизгнуло и отвлеклось, тогда Безымянный отпихнул его от себя задними лапами во тьму, поднялся и побежал что есть сил к выходу.

— Да, чтоб тебя Селестия сожгла! — Заорал грифон, когда снова упал, ударившись о камень. А шипение все приближалось. Грифон теребил побитыми лапами по песку и камням, пытаясь встать, но они разъезжались под ним. Тут же его пронзила боль, идущая от правого бедра. Он повалился на спину и принялся бить и царапать тварь, мертвой хваткой, вцепившеюся в него. Но особого эффекта это не возымело, поэтому он схватил первый попавшейся камень и начал бить им существо по черепу, вгоняя его зубы глубже себе в бедро. Но Безымянный не обращал на это внимание он просто бил, и бил, и бил, пока череп животного не треснул с хрустом, челюсти не перестали сжимать заднюю лапу, а тело не обмякло, сотрясаясь в конвульсиях.

Выбросив камень, грифон быстро разжал челюсть, вытащил своё окровавленное бедро, успокоился и попытался встать. С радостью осознав, что лапу ему не сломали и мышцы еще работают, он медленно захромал к вожделенному выходу, до которого осталось метров двенадцать. Снаружи на свету, а стало заметно светлее особенно на востоке, он решил осмотреть свою рану, перед этим, благоразумно отойдя подальше и спрятавшись за выступом скалы. Содранная шерсть и кожа, несколько рваных дырок, и медленно текущая кровь — во что он обнаружил. А еще куча ссадин, и парочка не глубоких царапин. На первый взгляд выглядит не так страшно, но очень больно, поэтому он открыл сумки и начал рыться в поисках того чем бы перевязать раны. С великим огорчением он нашел помятую флягу. Крышка и горлышко, которой, деформировалось, и из неё вытекла вся вода. Там обнаружилось пару тряпок, и бутылка чего-то, что бьет резким запахом в нос. — Может это поможет, а может и убьет. Да, пофиг! Воды нет, и теперь мне точно конец.- Сказал он сам себе, открыл её и влил эту жидкость в себя. Поморщился, пару раз его потянуло блевать, но он сдержался. Потом, полил раны остатками, жгло ужасно; перевязался тряпками, еле встал и захромал подальше от этого ущелья.

Теперь ориентир, наконец, начал появляться. Уже было видно, где будет солнце, а, следовательно, нужно было держаться правее. Чтоб солнце, когда оно достигнет зенита, было впереди.

— Гы-гы, солнышко! — Как полный идиот усмехнулся он. — Опять будешь меня жарить? Как вчера!? Вон смотри меня и без тебя поцарапали! Я же тебя второй раз в жизни вижу, за что ты так со мной!? Что я тебе сделал, ты, паскуда? Хах, какое смешное слово... — Теперь уже выпить ту гадость не казалось такой хорошей идеей, боль, конечно, притупилась, но раны не заживали. Голова была ватная, мысли путались, мир перед глазами плыл, невозможно было сфокусировать глаза на одной точке, а больные лапы еще и заплетались.

Скоро начало тянуть пить, и чем дольше он шел, тем сильнее. Его отпускала та жидкость с резким запахом, но жажда схватила его за горло и держала крепко-накрепко. Но как будто этого было мало, боль в правом бедре начинала усиливаться с каждым шагом, неимоверно болела голова, тошнило, и ужасно хотелось в туалет. С последним он понимал, что быстро разберется. Но была одна проблема: нужно было добыть воду, а вокруг не было ни одного места, хоть отдаленно напоминающего то, куда он забрел ночью. Поэтому жидкость терять было нельзя.

— Там была вода, и плевать мне теперь, на тех, кто там живет. Я хочу пить!

В конце концов, не найдя альтернатив, он все-таки решился. Достав пустую флягу, он пописал туда. Долго смотрел, принюхивался к отвратному запаху, выдохнул и опрокинул флягу себе в клюв. Грифон сделал пару глотков, и тут же моча полилась назад, забирая с собой остатки того, что оставалось в желудке. Безымянный согнулся в приступе рвоты, выронив флягу. И блевал до тех пор, пока внутри не осталось ничего.

Оклемавшись и оглядевшись, он понял, что не просто не попил, а и остался вообще без воды и еды в организме. И без шансов найти её. Мало того скоро полдень и будет только хуже. Вот именно в этот момент отчаяние достигло своего апогея. Он озлобился, начал орать, обвинять солнце, пустыню, ночную тварь, пограничников, всех кого он видел в своей беде. И отчасти это было правдой. Фляга улетела в неизвестном направлении, седельная сумка была порвана когтями в ярости, а вещи, что были внутри, неё разбросаны в радиусе двадцати метров. Покончив с вещами, он еще долго посылал проклятья, бегал и угрожал всему кулаками. А потом просто сел на уже горячий песок и заплакал.

Успокоившись, он нашел остатки ткани, перевязал раны заново. Встал и поплелся с пустым взглядом, и частенько искажающей лицо, гримасой боли, через пустыню на юг.

...

— Да этот день просто, блядь, проклятый! — Ругался желтый пегас, обливаясь потом. — Подняли с утра рано, из борделя выгнали, мол: работа есть, работа... А я, между прочим, месяц копил, чтоб нормально погулять. Угораздило же меня влезть в эту передрягу! Все же просто: доставь одно, забери другое и принеси это заказчику. Ага, просто, разбежались! Эта козлина меня подставила! Это же надо меня к «Воронам» послать! Еле удрал, еще и продырявить успели, сволочи! — Старательно сдерживая злость, сказал он, аккуратно поправляя свое раненное крыло, под песчаного цвета плащом. — Ну, ничего... ничего... Я ему вломлю так, чтоб он свой клюв тридцать лет в горах искал! Не отвертеться теперь! Это именно из-за него я уже пол дня подыхаю под этой жарой. Эх... Если бы работало крыло... Ну, нахрена, скажите мне, стрелять по крыльям?! На кой черт?! Эх, блин, проклятый день...

Пони шел по большому каньону, который грифоны назвали «Костяное Перо», прячась от жгучих солнечных лучей в тени его сводов. Голову его прикрывала коническая шляпа из твердого и легкого сплава, выкрашенная выцветшей зеленой краской. Шляпу, как пояс, окаймляла красная линия, которая упиралась, в передней части, в странный круг, из которого в разные стороны были нарисованы стрелочки, разной длинны. Через его шею, на ремне, весел помповый дробовик, на вид старый поцарапанный и потертый. Лак на прикладе и цевье уже потрескался от времени и жестоких условий, так же были видны следы от неплохих ударов. Должно быть, хозяин иногда использовал его как дубинку. Дробовик был приспособлен для стрельбы с копыт. Это было не очень удобно, потому, что стрелять из него можно было, либо в полете, либо, встав на задние копыта, но владельца это вполне устраивало.

На данный момент пегас уже оторвался от своих преследователей, но он продолжал следить за окружающей его обстановкой, внимательно вглядываясь в окружающий его пейзаж через искаженный жарой воздух. Остановившись, чтобы разглядеть в бинокль выход из каньона, он учуял странный запах. Воняло смесью крови, рвоты и мочи. Застыв на месте, пони быстро спрятал бинокль под плащ. Медленно стараясь не издавать звука, он взял дробовик в копыта и присел. Минут десять он вслушивался, но слышал только завывания ветра, врезающегося в скалы, падающие со стен камни, да отвратный клокочущий свист птиц-падальщиков, кружащих над каньоном.

— Есть три варианта. — Размышлял он.- Первый: меня уже заметили, и мне скоро крышка. Второй: источнику этой вони до меня нету никакого дела, как и, в общем-то, до всего на свете, ибо он уже мертв. И третий: я сейчас страдаю параноидальной херней. Но в любом случае, мне здесь не нравиться, и следует аккуратно и незаметно свалить отсюда подальше.

Прокрадываясь через сухую траву возле высокого валуна, который достаточно хорошо скрывал его от возможной опасности, он наткнулся на тело грифона. Зажав нос, пегас отстранился.

— Ну, значит, виновника этого прекрасного запаха я нашел. Как же от него несет. Хоть, противогаз надевай.- Проворчал пони.

Подождав некоторое время в укрытии. И помолившись, на всякий случай, богиням, чтобы это не было засадой, он все-таки решил осмотреть тело. Перед ним был молодой грифон, лет пятнадцати — шестнадцати на вид. — Еще пацан.- Подумал он. Стандартная смесь орла и льва. Его шкура была светло-коричневого цвета, перья на лице и шее — белые, а ветер трепал короткие синие волосы. — Хех... Как и моя грива. — Заметил пегас. Окаймление глаз было темно-фиолетового цвета. Нога бедняги была перемотана куском ткани, пропитанной насквозь кровью. Тело его было все в ссадинах и царапинах, кое-где куски засохшей рвотной массы и мочи перемешанные с песком, прилипли к шерсти и перьям. Крылья вроде были целы. Но по его виду было ясно, что грифон шел пешком, наверное, был слишком слаб, чтобы летать. Причем, бродил по пустыне он довольно долго, и никаких вещей при нем не было, наверное, он давным-давно все это потерял. Парень испытал на себе обезвоживание, голод да последствия солнечного и теплового ударов.

— Интересно, как он здесь оказался? — Сказал вслух желтый пегас.

Тело шевельнулось, голова грифона слегка приподнялась, а из клюва вырвался слабый хрип.

— Ого! Гораздо интереснее, почему он до сих пор жив?!