Золотое солнышко

Sair De. "Я - жрец, лишь человек, не более".

Солнышко, направляемое небольшими токами магии, медленно заваливалось за горизонт, но еще пока дарило свой нежный, ласковый свет этой земле. Отовсюду раздавалось пение птиц, которому иногда вторил ветер, играя на светло-зеленой листве, словно бы тоскуя по уходящему дню. Необычная, по-своему прелестная мелодия этого места порою разбавлялась криками фениксов, свивших свои гнезда где-то неподалеку, да всплесками, когда добровольная охранительница этого места, большая, страшная, но все же добрая мантикора, свирепо прыгала в небольшое озерцо, дабы смыть с себя противный сор, вызывающий зуд. Волшебное место, чарующее своим спокойствием, безвозмездно даруя чувство безмятежности...

С наслаждением вдохнув теплый осенний воздух, молодая кобылка зажмурилась, представляя, будто все, что тяготит ее, не в силах последовать за ней, оставаясь снаружи этого святилища природы. Она пришла сюда не для того, чтобы страдать, а значит, только радость и душевное спокойствие имеют место под сенью ее разума. Полностью расслабившись, как делала уже много раз, она решительно фыркнула и мягкой поступью отправилась вперед, по утоптанной тропинке в самое сердце зеленых стражей. Там, где деревья расступаются, образуя неровный круг ровной земли, стояла, немного покосившись, простенькая деревянная избушка. Она не могла похвастаться особой красотой, либо же роскошью, как многие здания пони, особенно, выстроенные в Кантерлоте. Сделанное без оглядки на безупречный внешний вид, но крепко, строение, привлекало кобылку своей особой аурой уюта, которой нет и никогда не будет у ее собственного дома.

Прошуршав первыми опавшими листьями, белая земная пони прошла этот небольшой путь, оказавшись прямо перед низким крылечком, выходящим вперед совсем ненамного, но уже успевшим укрыться заботливым желтым ковром.

Хорошо развитое чутье слабо просигналило об опасности и кобылка сделала шаг назад; почти тут же единственная дверь отворилась, и из нее показалась еще одна пони. Желтая пегаска с гривой изумрудного цвета, не заметив пока другую гостью, счастливо выпорхнула наружу, полностью расправив свои сильные крылья, одно из которых было обвязано полупрозрачной тоненькой тканью, едва скрывавшей крошечный шрамик на самой кромке. Тоже, словно это место и впрямь было заколдовано, она зажмурилась и шумно втянула воздух в легкие, на пару мгновений замерев в такой позе, гордая и неукротимая повелительница небес.

Искренне улыбнувшись, земная пони терпеливо подождала, пока мысли пегаски, вдоволь нагулявшись по небесным лугам, вновь вернуться к ее хозяйке и та, сначала приоткрыв, а затем и полностью распахнув глаза от удивления, сопровождая это изумленным "ой", отойдет немного вглубь.

— Простите, мисс, я вас не заметила... — пролепетала крылатая пони, неуверенно улыбнувшись.

— Ничего страшного, моя дорогая, все в порядке.

Белая кобылка отошла вбок, позволяя своей собеседнице встать на тропку, но та не двинулась с места. Пегаска выглядела так, словно ее что-то распирало изнутри и она едва сдерживалась, стараясь придать себе нейтральный вид; внутренняя борьба, похоже, поглощала все ее внимание.

— Тебя что-то беспокоит? — поинтересовалась земная, чуть наклонив голову вбок. — Ты можешь мне рассказать.

Энергия накапливалась в желтом тельце, пока не достигла пика и не высвободилась на волю в виде радостного писка, когда крылатка буквально прыгнула на свою белую сестру, захватив ее в крепкие объятия, словно плюшевую игрушку.

— Он вылечил мне крыло! Я думала, что никогда не смогу больше летать, но он доказал обратное, — захлебываясь счастьем, буквально пропела желтая пони, — он такой хороший, хоть и необычный. Вот бы он был жеребцом, вступила бы к нему в табун не задумываясь!

Тень мазнула своей дланью по белому личику, когда земная нахмурилась на мгновение, но затем хорошее настроение, которым щедро делилась крылатка, вновь взяло верх и она понимающе кивнула, аккуратно высвобождаясь из объятий.

— Я тебя понимаю, моя дорогая, и наверное, как никто другой. А теперь иди, скоро уже наступит ночь.

— Конечно, мисс...

— Санни Скай.

— Мисс Санни Скай, — поправилась крылатка, запоздало смутившись, — извините, что прыгнула на вас.

— Ничего, я не обиделась, — ободряюще кивнула белая и взглянула на солнышко, забавно сощурившись.

Намек сей не остался без внимания и желтая пони, еще раз извинившись, вновь распахнула свои крылья и взмахнула ими, стрелой умчавшись ввысь.

Немного устало вздохнув, белая пони проводила ее взглядом, невольно залюбовавшись тем, как развевается на ветру изумрудная грива, а затем опустила взгляд и мысль на землю и зашла в приоткрытую дверь.

Обстановка внутри дома отличалась от того, что можно было бы себе представить. Повсюду, словно это была хижина травника, висели высушенные пучки растений, создавая свой собственный, неповторимый душистый аромат; посреди единственной комнаты стоял деревянный стол, сделанный абсолютно также, как и все здесь: просто, немножко грубо, но зато очень прочно, укрытый сверху особой тканью, невесомой и очень-очень мягкой; ну а по бокам, вдоль стен, стояли немногочисленные шкафчики, умывальник, постамент с котелком, и второй, более узкий рабочий столик с торчащими из него инструментами, имеющими неудобные продолговатые ручки.

Оглядев знакомую обстановку, довольно бедную, полюбившуюся ей своей простотой, кобылка счастливо улыбнулась и прикрыла дверь своей золотистой магией. Никто, кроме хозяина этого места теперь ее не увидит, а значит, надоевшую маскировку можно снять; тело ее испустило одновременно множество ярких белых лучей, начав быстро меняться.

Спускавшийся со второго этажа человек, темноволосый, среднего роста, худощавый, одетый в просторный белый балахон, прикрыл глаза рукой, терпеливо дождавшись логического завершения заклинания, а затем помахал своей постоянной посетительнице и, стараясь не уронить маленькое ведерко с густой темной мазью, что держал в другой руке, быстро сошел вниз.

— Да не угаснет свет на пути твоем, Ти, — произнес он, слегка поклонившись, как делал это всегда.

— Здравствуй, Халамру, рада видеть тебя в добром здравии, — ответила аликорн, завершив их маленький ритуал приветствия. Всегда он встречал ее той странной фразой, и всегда она отвечала именно этой, выдуманной словно бы в насмешку, но с самыми добрыми побуждениями.

Распахнув сильные белые крылья во всю ширь, принцесса позволила себе немножко покрасоваться перед человеком. Ей очень импонировали его восхищенные взгляды, бросаемые украдкой, пока сам он подготавливал очередной свой целебный отвар.

— Как прошел твой день, моя принцесса? — поинтересовался человек, внутренне радуясь тому, что аликорну до сих пор нравится, когда он любуется ею. Всегда, когда смотрел на нее, был рядом, касался бархатной шкурки, приходило странное чувство спокойствия, расслабленности; она была словно идол для него, идол Света, в целительную силу которого он свято верил.

— Все как обычно, разве что Луна сегодня закапризничала и улетела из дворца неизвестно куда, — Селестия посмотрела на стол посреди комнаты так, словно он был ее сестрой, а затем неслышно вздохнула и подошла к человеку, заглянув ему через плечо. Инстинктивно поежившись, когда горячее дыхание аликорн пощекотало ему шею, Халамру чуть отодвинулся в сторону, позволяя ей нормально наблюдать, и продолжил процесс готовки. Ловко орудуя ложкой в одной руке и магическим шариком Света в другой, он размешивал получившийся настой салатового цвета, усиливая его целебные свойства своей магией, чтобы в завершении создать столь удивительное зелье, испив которое пони очень и очень быстро регенерировал любые раны.

Столько раз Селестия наблюдала за процессом готовки, но эффект, когда отточенные, быстрые движения рук над котелком завораживали ее, все никак не желал исчезать.

Услышав слабый удивленный вздох, когда он, крутанув ложку между пальцев, перехватил ее поудобнее, чтобы теперь не размешивать, но черпать, человек усмехнулся про себя и взял немножко получившегося настоя, поднеся инструмент к носу. Удовлетворенно хмыкнув, он попробовал его, ощутив, как живительное тепло растеклось по всему телу и хмыкнул еще раз, опустив инструмент обратно в котел.

— Хал, а можно мне... тоже попробовать? — тихо спросила аликорн, словно бы опасаясь, что человек ей откажет.

— Если ты хочешь, почему нет? — он пожал плечами и зачерпнул еще, заботливо поднеся ложку к заинтересованной белой мордочке.

Селестия принюхалась и чуть заметно кивнула, отмечая потрясающий аромат, а затем испила отвара, блаженно зажмурившись. Вкуса особо и не было, тем более, принцесса уже давно перепробовала многие кушанья и напитки, привыкнув практически ко всему, зато вместо него было ощущение, словно жидкий Свет, излучая тепло, бежит по телу и именно это доставляло наибольшее удовольствие.

— Волшебный напиток, — спустя некоторое время отметила она, облизнувшись, к вящей радости повара, — с удовольствием пила бы его по утрам.

— С удовольствием готовил бы его для тебя каждый раз, — он протянул руку и ласково провел ею по белой шее, ощутив, как аликорн подалась навстречу ладони, — но, к сожалению, пить этот отвар часто нельзя: пресыщение Светом ведет к разнообразным, иногда даже печальным последствиям.

— Жаль, — выдохнула пони, на самом деле сожалея не об этом.

— Ничего не могу с этим поделать, — пожал плечами человек, подобрав котелок и слив его содержимое в пузатую баночку, где оно принялось источать слабый свет, словно бы пытаясь пробиться таким образом наружу, — разве что среди растений твоей страны найдется что-нибудь эдакое, эффект которого сможет смягчить или рассеять последствия.

Взяв пузырек, он отнес его на одну из полочек, где стояли несколько таких же отваров, а затем отряхнул свой балахон и подошел к умывальнику, засучив рукава. Наблюдая за этим, Селестия уже перестала удивляться, что он постоянно ходит в своем белом одеянии, к тому же, она и сама носит регалии, снимая их только перед сном или походами сюда; да и балахон этот... человек выглядит в нем очень опрятно и аккуратно, даже несмотря на то, что он ему явно мешает, вот как сейчас.

— Снова размышляешь о том, почему я не хожу голым? — словно прочтя ее мысли, спросил Хал, быстро ополоснувшись в прозрачном журчащем потоке и протянув руки за полотенцем. Его там не оказалось.

— Именно, — кивнула аликорн, высушив человека своей магией, — а ты, как обычно, забыл свои туалетные принадлежности в том шкафчике?

— Один-один, Ти, — усмехнулся хозяин дома, — спасибо.

Пони кивнула, заплясав от радости в душе. Что и говорить: ей очень нравилось ухаживать за ним, словно он — беспомощный жеребенок, а благодарность его просто сводила с ума. Немножечко.

~

Она нашла его грязным, окровавленным, испуганным, прямо таким, каким показало ей видение. Проснувшись посреди ночи, ведомая страхом и беспомощностью существа, которое увидела в своих грезах, она спешно покинула свою башню, перепугав служанок и стражу, со всех сил устремившись к одной ей ведомому месту. Разрезая ночное небо белым копьем, с легкостью обгоняя летящих по своим делам птиц, которые было увязывались за ней, очарованные светлой аурой, принцесса всей своей сущностью тянулась к шару страданий, что окружил незнакомца, раскинув во все стороны черные щупальца, питаемые муками и болью. Ее могучая магия, образовав слепящий кокон, испустила яркий луч, но, к великому сожалению аликорн, ничего толкового сделать не смогла: существо словно бы состояло из другой материи, нежели все из этого мира.

"Из этого мира..."

Получив ориентир, она немедленно засветила рог и исчезла в яркой вспышке, на мгновение затмив и звезды, и Селену.

Человек с трудом открыл глаза, и тут же зажмурился, когда память принялась нещадно хлестать разум картинами прошлого: горящий дом, звуки боя невдалеке, крики женщин, плач детей. На их деревню напали какие-то змееподобные чудища, завязалось сражение, исход которого был, в общем-то, предрешен: слишком много врагов, слишком мало защитников. Собрав почти всех выживших в часовне, он использовал руну телепортации, чтобы спастись... Вновь открыв свой взор, он приподнял голову, осмотрелся вокруг, а затем обессилено откинулся на прохладную землю: местность вокруг совсем не была похожа на место их назначения — зал магов во дворце, а значит, в процессе переноса его откинуло в другой мир. Такое иногда случалось, очень-очень редко, но никогда еще "счастливчики" не возвращались назад. Все очень плохо...

Со стоном, в котором воедино смешалось отчаяние и смирение с судьбой, человек попытался было встать, но вдруг осознал, что не в силах этого сделать: что-то упирается ему в бок. Пошарив рукой, почему-то очень липкой и очень мокрой, снизу, он ощутил холодное прикосновение стали, и сильно вздрогнул, словно пораженный громом. Это была рукоятка его кинжала, лежащая так, будто лезвие смотрело вверх. Задрожав от мысли, что пришла в голову, он аккуратно, стараясь не шевелиться лишний раз, расстегнул балахон и приподнял его левый край, увидев то, что видеть не желал более всего на свете. Сознание не вынесло столь злобной шутки и улетело прочь из умирающего тела.

Шумно приземлившись и проскакав еще немного по инерции, аликорн, несмотря на слабые рвотные позывы, во все глаза уставилась на зрелище, что раскинулось перед ней. Даже огромный опыт, заработанный за не менее огромную жизнь, спасовал перед этим, позволив кобыле потратить драгоценные мгновения, просто стоя в растерянности. То, что она когда-либо видела, не шло ни в какое сравнение перед сим существом, грязным, скрюченным так, словно его накрутили на что-то, лежащим в куче алого тряпья. "Алого тряпья... но это же кровь! Самая настоящая кровь живого существа! О Солнце".

Коря себя за глупое промедление, аликорн решительно подошла к незнакомцу и опустила голову, принюхавшись. Сильный соленый запах ударил ей в нос, заставив громко фыркнуть, но она не отпрянула, как просили рефлексы, а наоборот, приблизилась еще, стараясь найти рану. Свежая кровь малым ручейком стекала откуда-то из-под одеяний, приковав к себе внимание лавандовых глаз. Взглянув на морду существа, чтобы убедиться, что оно по-прежнему без сознания, Селестия смело толкнула край ткани мордочкой, а затем еще и еще...

— Ай! — сдавленно простонала она, когда что-то очень острое прошлось по ее носу, судя по ощущениям, немного поранив.

Скосив глаза на собственную мордочку, аликорн заметила алую дорожку и обреченно вздохнула, мысленно наказав себя за неосторожность: не хватало еще самой израниться. Переместив вес на задние ноги, принцесса подхватила передними мешающую одежду и рывком сдернула ее в сторону, обнажив ужасное увечье, рану, сквозь которую понемногу вытекала жизнь. Алая сталь, торчащая из плоти, приветственно сверкнула в свете Селены, словно насмехаясь над тем, чему стала причиной.

Повергнутая в шок, в основном тем, что не знала, как ей поступать, Селестия приняла немного поспешное, но, в целом, верное решение, наклонив голову и испустив из рога яркую вспышку, которая мгновенно прижгла рану. Однако, она немного не ожидала того, что последовало за этим.

Яркая, отчетливая и сильная боль вырвала сознание человека из цепких лап забвения; он резко открыл глаза, чтобы быть пораженным удивлением вновь. Самый, что ни на есть, настоящий единорог белой масти нависал над ним, внимательно рассматривая кончик лезвия его собственного кинжала, который торчал из бока, хотя какие-то пару минут назад ничего этого не было.

Рассудив, что мистическое животное само испугается и убежит и лучше сейчас потратить силы на то, чтобы помочь самому себе, он с шумом вдохнул воздух в легкие и попытался приподняться.

— О Солнце! — воскликнула рогатая лошадь приятным женским голосом и тут же отпрянула, словно обжегшись.

— Ты... говоришь? — тупо спросил человек, перестав на мгновение доверять собственным чувствам.

— Не шевелись, пожалуйста, ты ранен, — вместо ответа произнесла она, вновь наклонившись к нему, — как тебе помочь?

— Помочь? Свет, я даже не знаю, кто ты... — он сильно сморщился, ощутив, что в теле будто бы разрядилась молния, распространив во все стороны волны боли.

— Мое имя — Селестия, и я не хочу, чтобы ты умер на моих копытах. Как. Тебе. Помочь? — произнесла единорог, словно молотом вбивая в него три последних слова.

Очень сложно было осознавать себя, тем более живым, тем более в обществе говорящей рогатой лошади, у которой и крылья еще были, желающей что-то сделать для тебя. Протерев рукой лицо, он попытался собраться с силами и призвать исцеляющий свет, но заклинание, небольшим шариком покрутившись рядом, развеялось, не добравшись даже до раны: не хватило магической энергии.

— Послушай... Селестия, — обреченно произнес человек, за пару секунд разобравшись что к чему и положив руки на живот, закрыв глаза, чем вызвал новый приступ волнения у кобылы, — рана моя плоха, много крови утекло, а с ней и мои силы; хоть я и жрец, но вылечить себя уж не могу. Добей меня, ради Света, в награду можешь забрать все, что у меня есть.

Глаза аликорн расширились, а дыхание сбилось с ритма. Глубокий шок овладел ею, заставив на мгновение забыть, кто она и что тут делает. Это существо... жрец, как оно себя называет, желает того, чтобы она его... убила? Забрала вещи, принадлежащие ему по праву?

— Добить? — не нашла она ничего лучше, кроме как просто переспросить.

— Да, убить, помочь умереть, ударить копыт... — он раздраженно закашлялся, — копытами по шее, вот сюда, — руки плавно переползли вверх, указав место удара, — чтобы я не мучался, прошу.

Человек, смирившись с неизбежным, своей судьбой, что оканчивалась совсем-совсем скоро, полностью расслабился и попробовал представить, как вся жизнь летит перед глазами. Многие больные, которых его целительный свет буквально вытащил из лап смерти, рассказывали о подобных чудесах и теперь, как он считал, настал тот самый момент, чтобы проверить легенды на прочность. Свет... его целительный Свет ему уж не поможет, как не поможет и это странное существо, которое, вполне возможно, не более чем игра погибающего сознания. Крылатый белый единорог... Он усмехнулся, повернувшись чуть вбок, чтобы его иллюзии (а вдруг, это вполне себе реальное существо?) было удобнее отправить его в Царство Вечного Дня.

Какого же было его удивление, когда незримая сила резко дернула и порвала его балахон. Открыв в изумлении глаза, он увидел ту самую кобылу, которая, с мрачной решимостью во взоре, оперируя золотистым полем, разорвала грязно-белую ткань на несколько полос и, затем, взглянула на него так, что жрец наяву почувствовал жар, исходящий от ее светящегося рога.

Причина его раны... Когда жрец пошевелился, она мельком увидела золотистую гарду маленького кинжала и тотчас все поняла. Наделав несколько импровизированных бинтов, аликорн аккуратно окружила человека своей аурой, постаравшись особо не давить на поврежденную область, затем схватила магией рукоятку, торчащую в земле и медленно подняла оказавшееся весьма нелегким бледное тело. Раздался вскрик, резанувший не только по ушам, но и по разуму. Непрошенные слезы жалости выступили на глазах принцессы: она ощущала, какую страшную боль доставляет ему, но другого пути не видела. Полоски ткани рванулись вперед, словно желали превзойти в скорости самых быстрых пегасов, несколько раз обернувшись вокруг ран. Сильный опаляющий свет продолжил дело, быстро и точно, прямо сквозь "бинты", прижигая края раны. Запахло горелым...

С усилием взвалив на себя тело, ощущая, как быстро промокает ее шерстка, окрашиваемая в алый, аликорн расправила свои большие сильные крылья и быстро заскользила в сторону Кантерлота, где ждали нормальный госпиталь и обученный персонал.

~

Пробуждение было не из приятных. Повернув голову на бок, он открыл глаза и тут же зажмурился: яркий свет из окна резанул так, что даже выступили слезы. Чертыхнувшись про себя, он попытался потянуться, но и это не удалось сделать нормально: острый укол боли в боку сопроводил собой столь простое и обыденное действо, вынудив его сморщиться и вновь вспомнить рогатого. Аккуратно запустив руку под большое белое одеяло, которым был укрыт, он с некоторым удивлением обнаружил мягкую шершавую поверхность и там, где должна была быть его рана, и там, где нет. Не веря собственным чувствам, человек приподнял одеяло и заглянул под него.

Он лежал голым, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что половина его тела была залеплена небольшими пластырями, словно бы те, кто лечил его, боялись, что человек развалится на части. Единственное место, которое действительно нуждалось подобной "заботы", было к тому же обмазано какой-то противной зеленой жижей. "Словно бы народная медицина".

Обреченно вздохнув, не имея ни сил, ни желания сдирать ненужные серые целебные полосочки, жрец откинулся на подушки и попытался полностью расслабится. Пусть события развиваются сами, и что бы ни случилось теперь, ему нечего терять, ведь все, что было ему хоть немного дорого, сгорело в огне.

В это же время та, из-за которой и случился весь переполох в дворцовой больнице, шла по чистому коридору, чтобы в очередной раз просто посидеть на коврике перед кроватью, безмолвно наблюдая за существом, которое она спасла. Внешне двигаясь совершенно спокойно, сдержанно кивая на приветствия и улыбаясь, Селестия всей своей сущностью стремилась поскорее открыть заветную дверь, отозвать медпони и остаться с больным наедине. Когда это происходило, принцесса словно бы оказывалась совершенно в другом мире, пусть и размером с больничную палату. Чувство неизведанного, интерес с легким привкусом опасности заменяли собой уже наскучившие безмятежность и покой, от которых она бежала при любой возможности. Жрец не был похож на остальных хотя бы тем, что безропотно был готов расстаться с жизнью, причем лишь потому, что сам помочь себе не мог и не желал навязывать ей лишних хлопот. "Он просил убить его", — эта мысль не давала солнечной принцессе покоя, с ней она засыпала, с ней же просыпалась. Как назойливое насекомое она сопровождала Селестию везде, разгораясь тем сильней, чем ближе было лежащее во власти грез существо. Добравшись до нужной двери, она позволила себе глупо улыбнуться своим желаниям и мягко нажала копытом на золотистую ручку.

Обычно, по личной просьбе аликорн, возле жреца сидела серенькая пегаска Сильвия, наблюдая за состоянием пациента и, как только случится то, что будет за гранью понимания врачей, она должна была сразу же сообщить об этом; сейчас же комната пустовала, что было очень странно... и, почему-то, ожидаемо. Тихо, словно боясь вывести существо из его сна, принцесса подошла к кровати и села на специально постеленный для этого коврик.

Мазнув взглядом по низкому столику, где стояла тарелка с кашицей, три стакана с водой, лежали несколько бинтов и прочие нужные принадлежности, она остановила свое внимание на шкатулке из простого дерева. Заключенный в твердые стены, а также бархатную подстилку, в ней покоился ключ всех бед — очень странный кинжал с золотой ручкой, исписанной неведомыми пони рунами. Поначалу, сама не зная почему, аликорн с особым рвением хотела избавиться от этой вещи, но ее более рассудительная сестра отговорила ее: хоть это было и оружие, но оно вполне могло являться чем-то важным для этого существа. Поспорив немного, больше, правда, сама с собой, Селестия согласилась и указала изготовить этот самый чехол; многим более именно для того, чтобы он надежно ограждал ее взор от этого злого предмета.

"Он лежал, пробитый тем самым лезвием насквозь". Ощутив, как отвращение овладевает ею, а память, словно бы в насмешку, подкидывает кровавые картины, принцесса поморщилась и поспешила перевести взгляд на что-нибудь еще. И этим "что-нибудь", будто специально, оказались коричневые и совсем не закрытые глаза жреца.

Спохватившись, "Он что, все это время смотрел на меня?", солнечная пони мысленно смяла зарождающуюся растерянность и нацепила на мордочку дежурную полуулыбку.

— Вижу, ты уже проснулся, — произнесла она заботливым голосом, который всегда могли услышать те, кто записывался на личный прием к короне, — как твое здоровье?

— Жить буду, — он едва заметно усмехнулся, явно постаравшись скрыть грусть, что владела им. Правда вот, он не учел, что перед ним сидит пони, возраст которой исчисляется веками; с легкостью, которой мог бы позавидовать и телепат, заметив сверкнувшее чувство, она мгновенно насторожилась.

— Тебя что-то беспокоит, — прозвучало так же мягко, но в то же время настойчиво, — ты можешь рассказать мне.

Обессилено вздохнув, жрец уставился в потолок, вызвав небольшую тревогу в сердце своей посетительницы.

Обычно, после такого жеста доверия, пони начинали вести себя более открыто, но он... Качнувшись в нерешительности, аликорн попыталась было сблизить дистанцию, но была остановлена простым вопросом, поразившим ее до глубины души.

— Зачем ты спасла мою жизнь?

Казалось бы, ответ здесь очевиден, но человек вовсе не мог понять, что на самом деле двигало этой волшебной лошадкой той ночью. Вроде бы он весьма вразумительно попросил избавить его от страданий, а она, пропустив все это мимо ушей, вопреки всякой человеческой логике, сделала так, что окружали его теперь отнюдь не светлые стены обители Вечного Дня.

— Я не имела права поступить иначе, — ответ был дан жестким и одновременно печальным тоном, словно бы она соглашалась со своей виной, которую, впрочем, не совсем понимала, — кто я тогда буду, если позволю погибать живому существу прямо на моих глазах, ничего не предпринимая?

Она уперла взгляд в пол и поникла, отчего в сердце человека будто бы сломались оковы, выпустив чувства наружу. Пепелище его дома, где было погребено все, что ему было хоть немного дорого, осталось позади жизненного пути, отделенное непроницаемой завесой, имя которой "другое мироздание". Все воспоминания, мечты, стремления не были теперь привязаны ни к чему, оставляя большое белое пятно, которое следовало бы заполнить. Жизнь с чистого листа. Так почему бы и нет? И плевать, что здесь обитают говорящие рогато-крылатые лошади, в конце-концов он имел дело с существами и повнушительней, виверны, к примеру.

— Эм... — он замялся, обдумывая то, о чем можно поговорить с этим чудом природы, — Селестия?

— Да? — с готовностью отозвалась та, приподняв свою мордочку, на которой не отражалось вообще никаких эмоций.

Признаться, от такой "бури чувств", человек несколько растерялся. Заметив свою промашку, принцесса тут же отбросила всякие маски и мило улыбнулась, чувствуя, что это существо желает идти на диалог, а не продолжать свою печальную песнь. Улыбка, как всегда, помогла, более того, жрец и сам выдал некое ее подобие, что значительно разрядило обстановку.

— Спасибо за то, что сохранила то немногое, что осталось от прежнего Халамру, жреца Света, — он попытался было привстать, чтобы совершить хотя бы маленький поклон, но неприятное ощущение, словно лезвие все еще находилось в нем, не дало ему выполнить это желание. Сдавленно застонав, он аккуратно откинулся назад.

— Позволь, я помогу тебе.

Голос лошадки был теперь другим, искрящимся счастьем. Правда, она все равно продолжала делать вид, что ничего не сможет расшатать ее внутреннее равновесие, но что-что, а теплые эмоции жрец видел очень хорошо. Коротко кивнув, хотя бы из чувства интереса, он безропотно позволил волшебному созданию наклонить свою мордочку прямиком к его груди и коснуться витым рогом до кожи. На мгновение вспыхнув золотом, рог стал излучать приятное тепло, что успокаивающим потоком устремилось к ране, подавляя боль и принося блаженство. Однако, наметанный взгляд коричневых глаз, даже не смотря на эйфорию, охватившую разум, продолжал оставаться таковым; натренированный за недолгую, но насыщенную бытность лекарем, он выцепил нечто такое, что не мог разглядеть никто другой. Тоненький волнистый шрамик, расположившийся около носа, странно знакомый, словно бы его оставил какой-то зачарованный предмет. Кажется, он не доставлял этой лошадке неудобств, но это пока: зачарованные порезы весьма долго проходят и начинают раздражать, когда их обладатель уже которую неделю их лицезреет.

Подождав, пока крылатый единорог завершит погружать его в пучину блаженства, человек чуть повернулся, перенеся вес на здоровый бок и посмотрел прямо в лавандовые глаза, стараясь взглядом передать, насколько он признателен ей; и не только за сии чары, но и за все остальное.

— Стало значительно лучше, спасибо, — он показательно привстал на локтях и принял более-менее сидячее положение, вытянув руки перед собой. Послушная его воле, магия Света наполнила конечности, заставив самые кончики пальцев едва заметно светиться.

— Пожалуйста. Я очень рада, что все это не напрасно, — кобыла встряхнула головой, поправив свою гриву, и выпрямилась.

— Возможно, ты была права с самого начала... Ти, можно, я буду звать тебя так?

— Ти? — она задумалась на секунду, словно пробуя это слово на вкус, а затем усмехнулась и кивнула, — меня так еще никто не называл, но я и не против. А как зовут тебя, о странное существо? Однажды ты назвал себя "жрецом", но исходя из нашего диалога, я поняла, что это вовсе не имя.

— Нет конечно, о Свет, — в этот раз у него получилось поклониться, — меня нарекли Халамру, я — человек.

— Я очень рада знакомству, Халамру, — ответив улыбкой, причем, совершенно искренней, аликорн протянула вперед ногу в самом обычном жесте приветствия, но затем вдруг одернула ее, придав себе немного смущенный вид, — прости, ты ведь не знаешь обычаев пони.

— Не знаю, — просто согласился он, — я вообще ничего, к сожалению, о вас не знаю.

Таяние льдов оказалось совсем недолгим; единожды взвинтившись до самого верха, настроение человека начало быстро падать, подталкиваемое осознанием, что он теперь совсем один посреди огромного чужого мира. Конечно, умирать из-за такого было бы, минимум, глупо, так бы поступили только очень слабые люди, к числу которых он, к счастью, а может и увы, не принадлежал, но иного выхода из сложившейся ситуации видно не было.

— Что теперь со мной будет? — поинтересовался человек упавшим голосом, терзаемый болью вновь, и не только физической.

— Тебя вылечат, а после, если не возражаешь, мне бы хотелось узнать немного о человеках, — аликорн продолжала буквально лучится доброжелательностью, но помогало это не сильно. — Быть может, вместе мы сможем найти твоих родичей?

Родичей... Кровь и пламя, крики умирающих. Беспомощность, она угнетала, а теперь его еще и выбросило из родного мира. Хотя... а что, если Свет специально послал его сюда, чтобы искупить свою вину? Спасти жизни местных существ во имя тех, кто ушел тогда? Да и эта лошадка... неспроста ведь именно она оказалась рядом с ним в критический момент, она словно бы состоит из светлой магии, такой родной и знакомой, но при этом какой-то... одинокой, не правильной.

Еще раз осмотрев крылатого единорога от хвоста до головы (будто специально, она сидела в пол-оборота к нему), он немного уверился в своей теории: нечто внутри, что невозможно описать словами, разгоралось в нем и тянулось к этому волшебному созданию; такое же происходило, когда жрец оказывался рядом с магическими обелисками, в которых, как он знал, обитали светлые духи.

— Мы не сможем это сделать, как бы ни старались, Селестия.

Человек тяжело вздохнул и ухватился за кромку одеяла, аккуратно его приподняв.

— Почему? — ощутив приятную волну какой-то внутренней теплоты, исходящей от Халамру, аликорн беспокойно заерзала на месте и с удивлением обнаружила, что крылья ее слабо затрепетали, реагируя на эти мягкие магические токи.

— Там, откуда я родом, существует заклинание, позволяющее телепортировать сразу множество материи на далекие расстояния. К сожалению, оно настолько сложное, что, порою, мага, который его исполнял, может выбросить в другое измерение без права на возврат обратно.

Закатав одеяло по пояс, человек принялся аккуратно и точно сдирать пластыри, обнажая маленькие и не очень шрамики, заросшие темно-красной коркой.

— Ах вот оно что... — аликорн замерла, пораженная, в один момент осознав, что же испытывало это странное существо, — значит, ты теперь совершенно один?

— Верно.

— Это очень сильно меняет планы, Халамру, — принцесса задумалась, совершенно не обращая внимания на то, что вытворяет с собой больной (ее особо это и не интересовало: никаких признаков боли он не подавал, и ладно), — получается, тебе совершенно негде жить...

Поселить его пока что рядом с собой, понаблюдать за поведением, хотя принцессе очень слабо верилось в то, что он сможет обидеть хоть кого-нибудь, даже несмотря на оружие, которым он обладал: оно больше походило на ножи для нарезания овощей.

— Позволь узнать... — аликорн хотела было поинтересоваться насчет его способностей, но увидела, что он, зажмурившись, освобождает свою жуткую рану от плена серой ткани, и поддалась изумлению, — что ты делаешь?

— Убираю лишние детали со своего тела, — сдавленно охнув, он рывком отодрал самый большой пластырь, накрыв зияющую алым рану свободной рукой. Из-под нее тут же побежали небольшие красные струйки, заставив Селестию приготовить магический захват на случай, если ее новый знакомый вновь решил свести счеты с жизнью.

Однако, ее подстерегал сюрприз. Та самая теплая аура вдруг усилилась, пустив по белой шерстке искры удовольствия; над человеком сформировался и завис яркий желтый шар, испуская во все стороны тонкие лучи, словно бы миниатюрное солнце заглянуло к ним на огонек. Нежнейшие касания неведомой, но в то же время очень знакомой магии, пошли по всему телу, приятно согревая. Тоненький шрамик, оставленный кинжалом человека той ночью, который у нее так и не получилось убрать, сузился до ниточки, а затем и вовсе пропал прямо на глазах у пони. Переведя же взгляд на Халамру, она увидела, как все его раны, включая то страшное увечье (а ведь снизу-то оно еще хуже), быстро-быстро затягивались, как-будто время ускорило свой бег.

— Всю сознательную жизнь я был жрецом, лечил, отпускал грехи, проводил всяческие ритуалы, — человек протянул руку к сфере и она тотчас потухла, — мне некуда идти, кроме как к Свету. Просто покажи мне место, где нужен будет целитель, и я буду жить там.

"Полный надежд, что мое существование не будет напрасно".

~

— Давай ложись, поняша моя, я сейчас схожу наверх и начнем.

Отогнав воспоминания куда-то в дальний уголок сознания, аликорн счастливо улыбнулась. Специально оградив Халамру от влияния высшего общества, она сохранила в нем всю его непосредственность по отношению к ней. Что и говорить, человек вел себя так, словно Селестия — плюшевая игрушка, домашний зверек, но ее это вовсе не смущало, даже наоборот: пони буквально таяла изнутри, услышав очередное уменьшительно-ласкательное в свой адрес.

Подтолкнув телекинезом жреца, тщетно старающегося спрятать довольную ухмылку, кобыла подошла к столу посередине и поставила на него переднее копыто, проверяя мягкость устилающей его ткани.

Столько времени она строила из себя великую Принцессу Эквестрийскую, что этот образ как-то незаметно связался с ней очень и очень тесно. Не было теперь такого, чтобы кто-нибудь осмелился обратиться к ней: "Тия", а уж назвать ее "моей"... то страшнее самого страшного кошмара; все пони, как один, боялись несуществующей кары, но при этом считали Селестию почти божеством, символом мудрости, красоты, чего угодно в подобном роде, любили ее и искренне заботились. Парадокс.

Забравшись на стол, который Халамру называл не иначе, как "фосер", аликорн с наслаждением вытянулась и раскрыла крылья, уложив их подле себя. В любом случае, человек — не пони, живет в Эквестрии меньше месяца и еще не успел заразиться подобострастием; именно поэтому он нравился принцессе, только с ним она могла почувствовать себя обычной пони. Да, он тоже считал ее своей правительницей, но это вовсе не мешало их обычному дружескому общению. И не только общению.

Быстро спустившись с лестницы, Хал увидел, что пони уже легла на фосер и с задумчивым видом рассматривала стену. На секунду залюбовавшись ее прекрасным станом и не менее прекрасными крыльями (человек всегда мечтал о небесах, а аликорн могла достичь их, лишь пожелав), он вновь ощутил легкий, но в то же время настойчивый толчок в спину и двинулся к Селестии, на ходу сплетая несколько простеньких чар и пытаясь соорудить невинное лицо.

— Если бы ты был жеребцом, то я бы посчитала твои взгляды за предложение, — бархатным голосом сообщила ему принцесса, томно прикрыв глаза.

Выглядело столь правдоподобно, что человек даже усмехнулся. Встав возле аликорн, он сосредоточился и принялся доводить чары до рабочего состояния, чтобы Свет, послушный его воле, направлял движения рук.

— Будучи жеребцом, я бы уже давно его тебе сделал.

Аккуратно коснувшись пальцами правой руки до белой шеи и послав крошечный магический заряд, человек ощутил, как аликорн вздрогнула всем телом, причем, сильнее, чем обычно. Удивленно приподняв бровь, он, тем не менее, решил не останавливаться, списав все на на неточности его чар.

Медленно проводя ладонями по белой спине и бокам, тщательно следуя всем неровностям, жрец использовал свою магию, чтобы согревать и расслаблять существо, которое ему доверилось. Проводимая довольно часто, процедура "очищения" была призвана всего лишь восстанавливать силы больным, поэтому удивление Халамру было весьма велико, когда, испытав это на себе впервые, Селестия обозвала ее "массажем", затем немного подумала, добавила приставку "королевским" и возжелала получать его как можно чаще. В целом, человек совсем не был против; договорившись между собой очень быстро (аликорн использовала прием, которым, в свое время, ею управляла маленькая Твайлайт: жалобный, умоляющий взгляд), они установили своеобразное расписание и теперь неукоснительно ему следовали, если принцессу не задерживали на вечер дела.

Захватив в теплые объятия кромки крыльев, человек медленно, очень аккуратно полностью раскрыл их, не получая, как обычно, никакой помощи от принцессы, и нежно провел ладонями от оснований до самых кончиков, в этот раз отдавая энергию импульсами. Безупречно белые перья затрепетали, словно на ветру, омываемые светлой магией и аликорн испустила довольный вздох.

— То, что ты сейчас сказал, — произнесла она умиротворенным, чуточку ленивым голосом.

— Есть чистая правда, — человеку не требовалось говорить все это до конца: он понимал ее с полуслова, — ты значительно прекрасней многих кобылок, которые мне встречались и, если честно, я до сих пор не понимаю, почему ты одна. В моем мире у всех правителей были семьи и дети.

Разделив волшебную гриву на два потока, чтобы не мешала, он положил обе ладони аликорну на шею и принялся невесомыми движениями "гладить" ее.

— Боюсь, мои подданные слишком меня чтят, чтобы совершить столь простой поступок, как пригласить свою принцессу хоть куда-нибудь. К тому же, — пони едва заметно вздохнула, — они боятся даже взглянуть на меня не так, словно я разгневаюсь за это.

— А объяснить им, что они не правы? — человек добрался до ушей и, не удержавшись, почесал за правым, получив за это легкий подзатыльник крылом.

— Как ты себе это представляешь, Хал? У нас немного другие порядки, отличные от тех, которые ты привык видеть.

— Я это заметил, Ти, — он пожал плечами, — однако, почему бы тебе не попытаться? Смотри: ты ведь уже позволяешь мне, скромному жрецу из глубинки, касаться твоей божественной шкурки.

Следующим пунктом в его программе следовали передние, ноги пони; обычно он выпрямлялся и потягивался, после чего вставал прямо перед ней на одно колено и продолжал "очищение".

Золотое сияние захватило человека в свое объятие и немного приподняло над землей, перетаскивая его на место, куда он мог бы дойти и сам в два шага. Все время неспешной левитации взгляд аликорн следовал за ним, словно бы изучая.

— Начнем с того, что ты вовсе не пони, к тому же, намерения твои только дружеские, не более, — произнесла Селестия тоном, которым наставляют жеребят.

Она аккуратно поставила человека перед собой, чуть передвинулась вперед и вытянулась.

— С чего вы так уверены в этом, моя принцесса? Вдруг я ваш тайный воздыхатель? — жрец нацепил таинственную ухмылочку, взял в руки изящную ножку принцессы и принялся очень медленно массировать, ощущая, как сильные мышцы ее расслабляются, уступая напору Света.

— Воздыхатель? Ммм... — некая тяжесть, усталость, скопившаяся в теле принцессы за день, стремительно исчезала в небытие под мягкими прикосновениями, и она счастливо зажмурилась, отпустив все мысли, кроме одной, на волю, — эх Халамру, друг ты мой бескорыстный, ну почему ты отказываешься брать плату за столь чудесный массаж?

~

Стоя на пороге своей избушки, жрец смотрел на все удаляющийся силуэт белой пони. Тихая ночь, заботливым крылом укутавшая Эквестрию, разлила мрак по земле, лишь немного развеваемый бледным светом звезд; Селена в этот раз прикрылась тучами, словно скромная дева, оставив Халу совсем немного мгновений до того, как тьма скроет его подругу. Тихо вздохнув, он развернулся и зашел внутрь, слегка вздрогнув, когда дверь, ведомая небольшой пружинкой, захлопнулась, обдав человека потоком прохладного воздуха.

Что ж, завершился еще один день его новой жизни. Лучшей жизни. Собственный домик посреди леса, любимая работа, десятки исцеленных недугов, исправленных крыльев, уважение среди пони (ну, по крайней мере тех, кто обитали в городке неподалеку), и хороший друг, всегда приходящий на помощь. Желал ли он когда-то большего?

Зябко передернув плечами, человек направился к одному из шкафчиков, выудив оттуда средних размеров устройство, очень похожее на кубок, только с прорезью посередине. Задумчиво уставившись на руны, высеченные по бокам, он пару раз стукнул по ним пальцем, словно бы желая услышать хоть что-то в ответ, но серый камень, что послужил материалом, безмолвствовал. Вздохнув, жрец свободной рукой скинул с фосера, еще теплого, благодаря недавно возлежащей на нем аликорн, немного помятую ткань, обнажив три ровных отверстия, расположенные треугольником в центре; следуя им, на подставке "кубка", находились небольшие выступы. Установив сие замысловатое устройство на место, для него предназначенное, он нагнулся и вытащил из-под фосера деревянную шкатулку. Кинжал, заботливо укутанный в бархат, словно бы сам прыгнул к нему в ладонь.

Зачарованное лезвие, что доставило столько боли живому существу, приобрело с тех пор розоватый оттенок, и блестело теперь особенно ярко в свете единственного магического фонаря. Задумчиво повертев оружие в руках, он сделал парочку пробных взмахов и довольно хмыкнул: чары, обитающие в этом кусочке железа, до сих пор не разбились, хотя прошло уже довольно много времени.

Робкий стук в дверь прервал плавный поток мыслей жреца. "Кому это он нужен поздно ночью?" Перехватив оружие поудобнее, молясь Свету, чтобы Астра — прирученная мантикора, пришла на помощь в случае чего, он подкрался к выходу. Стук повторился, такой же тихий, аккуратный, словно бы ночной гость боялся поцарапать грубое дерево, из которого и была сделана дверь.

"Это же Эквестрия, чего мне страшиться?", — пришло озарение на глупую голову. Коря себя за лишнюю агрессивность, жрец выпрямился во весь рост (до того пребывая в типичной стойке боевого мага) и уверенно подтолкнул препятствие, отделяющее его от незнакомца.

Уверенность выветрилась почти мгновенно, уступив место удивлению. Оно разрасталось вширь и ввысь, грозя захватить человека с головой. Луна, принцесса Луна, вот уж кого он точно не ожидал увидеть.

— Приветствую, Халамру, можно войти? — спросила она таким голосом, будто бы в чем-то перед ним провинилась.

Очнувшись от небольшого шока, он как-то нервно кивнул и посторонился, удерживая дверь рукой.

— Прошу, принцесса.

В форсированном порядке кинжал был воткнут в специальный паз в "бокале" и через полминуты в чаше разбушевалось самое настоящее святое пламя, даруя тепло и свет. Молча взирающая на это аликорн потянулась к нему, едва заметно вздрагивая. Оценив намек, человек быстро сбегал наверх и принес оттуда плед, накинув его на пони, за что удостоился благодарного взгляда бирюзовых глаз.

— Спасибо.

И все... Луна продолжала просто сидеть и безмолвно любоваться ярко-желтыми всполохами, словно бы пришла сюда только за этим.

Эх, Луна-Луна, с недавних пор она тоже стала водить с человеком знакомство, когда прознала (скорее всего, конечно, кое-кто ей разболтал), что с ним можно вести себя не как со всеми пони. К тому же он — неиссякаемый источник всяких разных сказок, которые были очень ценимы повелительницей грез. Она иногда заходила в гости, обычно под утро, но чаще их встречи проходили во снах, поэтому столь поздний (ну, или слишком ранний) визит был немного... необычен.

— Принцесса, позвольте узнать... — начал было жрец, но был остановлен взмахом синей ножки, обутой в серебристый накопытник.

Поправив ртом ткань, сползшую вбок из-за поспешного телодвижения, она повернулась к нему и оценивающе оглядела с ног до головы, заговорив лишь после:

— Халамру, я сегодня сбежала из дворца.

Он удивленно приподнял бровь и уселся перед кобылой на колени, отмахнувшись от предложения разделить с ней плед. Она бросила на него тяжелый взгляд и грустно опустила голову.

— Я знаю, Луна. Что случилось?

Несколько странно было то, что аликорн ведет себя, словно виноватый ребенок. Подумаешь, сбежала... День-два и она вернется, с помпой и фанфарами, перебудив половину дворца, или же тихо-тихо, как тень; в любом случае это произойдет. Так что же не так?

— Сестра рассказала? — пони начисто проигнорировала вопрос, задав свой таким тоном, словно случилось что-то непоправимое.

Нет, так дело не пойдет. Передвинувшись ближе, жрец аккуратно приподнял голову кобылы, дабы встретиться глазами. Так делать, вообще-то, не стоило, но человек чувствовал, что именно сейчас ему лучше вести себя чуть смелее, ведь происходит нечто очень странное...

Скорбь, бессилие и смирение смешались в глазах с бирюзовой радужкой, вынудив жнеца отшатнуться в испуге.

Перед его внутренним взором тут же пронеслись тысячи картин, кровавых, странных, волшебных, всяких, где происходили ужасные вещи с пони и не пони. Что же такого увидела синяя аликорн?

— Луна? — почти шепотом спросил он, но замолк, когда она пошатнулась и уткнулась лбом ему в плечо.

Человек, окончательно сбитый с толку, обнял ее, слегка прижав к себе и рассеянно провел рукой по звездной гриве. Еще ни один пони из тех, с которыми он разговаривал по душам (а такое происходило весьма часто: кобылки и жеребцы, которых он лечил, охотно делились с ним секретами, пока Свет неспешно растекался по их телам, принося исцеление) не позволял себе такую близость. Сквозь плотную ткань его балахона, жрец ощутил, как мелко-мелко дрожит аликорн, и вовсе не от холода.

Слезы... Серебристые капли являлись миру и стекали по синим щекам, заканчивая свой путь на бежевом одеянии человека. Пони плакала абсолютно молча, без всхлипов, не объяснив причины, не рассказав вообще ничего, вынуждая хозяина избушки теряться в бесчисленных догадках.

Ведомый желанием помочь и мыслью, что аликорн все обязательно расскажет после, а сейчас ей лишь необходима моральная поддержка, он крепче сжал объятия, желая всем сердцем, чтобы боль и муки ее все ушли к нему.

~

— Прости, Халамру, мое поведение, — произнесла она спустя некоторое время и тихо всхлипнула, — мне просто не к кому больше податься со своими проблемами.

— Все хорошо, Луна, — человек нежно провел ладонью по ее шее, ведая, что этот жест очень нравится многим пони... и мантикорам, — ты же знаешь, что я всегда готов помочь вам с Селестией.

Кобыла молча кивнула. Да, она знала... И именно поэтому крылья принесли ее к обители существа столь странного, не похожего на пони, но так похожего одновременно. Один из немногих друзей повелительницы грез, единственный, помимо сестры, кому она могла излить душу, получив в обмен понимание и, возможно, парочку советов.

Крепко ухватив кобылу за плечи, жрец отстранил ее от себя, ощутив лишь символическое сопротивление, и вновь заглянул в глаза, укутанные печалью. Неплохо зная характер младшей принцессы, где удивительным образом смешались две пони: взрослая Принцесса Луна и маленькая Вуна (так ее иногда называла сестра), он понял, что сейчас надо быть чуть более настойчивым, чем обычно, вести себя так, словно она ему — младшая сестренка.

— Расскажи, что случилось, — произнес человек требовательным голосом, не выпуская ее из цепких объятий, не давая уклониться и уйти от ответа.

Луна оказалась в безвыходной ситуации, в ловушке, которую сделала себе сама. Ох как же ей хотелось решить все в одиночку, не тревожа никого понапрасну, но ведь сорвалась и прилетела сюда, прекрасно осознавая, что хозяин избушки ее просто так уже не отпустит.

— С моей сестрой что-то происходит, — после краткой внутренней борьбы покорилась судьбе аликорн.

— С сестрой? — переспросил он, мазнув по синей кобыле недоверчивым взглядом. — Она была у меня сегодня, вела себя как обычно, ничего странного. Но вот ты, Луна, — жрец отпустил сжавшуюся пони и чуть наклонился вперед, — ты меня пугаешь.

— Я лишь олицетворяю то, что чувствует Селли, Халамру, — печально поведала аликорн, — ты просто не заметил, как и не замечают пони, ее окружающие. Моя сестра — мастерица масок, но маской сердце не обманешь.

~

Второй этаж избушки, место, которое можно было с гордостью назвать "спальня". Большая кровать, на которую поместились бы сразу три Халамру, занимала почти всю дальнюю часть, оставляя место лишь скромной тумбочке, да аккуратному стулу, исполняющему роль вешалки. Стол и пара кресел, одинаково удобные как для пони, так и для человека, стояли напротив, освещаемые тусклым светом Селены, едва преодолевающим препятствие туч и небольшого окна; сундук с одеждой, широкая книжная полка, пустующий ящик — вот и все, что могло привлечь к себе внимание.

В этот раз, правда, одно из кресел было передвинуто поближе к дальнему концу комнатки так, чтобы сидящей в нем пони было удобнее смотреть на кровать. Человек возлежал перед принцессой, сраженный усыпляющим заклинанием; впрочем, спокойное выражение лица его и согласие, данное несколько минут назад, не давали взыграть чувству вины, которое, быть может, могло тревожить Луну. Она все делала правильно... хотя хотела, чтобы все обернулось иначе.

Сон к жрецу пришел очень быстро, но совсем не тот, который был определен природой. Сейчас Халамру стоял в призрачном мире, являющимся осколком памяти синей аликорн, созерцая вокруг знакомую, но слегка подзабытую обстановку лунной башни, что во дворце Кантерлота.

С тех пор как он однажды заглянул сюда, прошло немало времени и оно оставило свой отпечаток на этом месте. Занавешенные когда-то полностью, большие окна были ныне свободы, впуская мягкий солнечный свет, что развеивал царившую тут ранее полутьму, пробуждая к жизни многие вещи. Удивленно обведя помещение взглядом, жрец обнаружил множество образцов вооружения, развешанных вдоль стен; короткие и длинные мечи, изящные копья, удивительных странностей шар, с торчащими по бокам изогнутыми лезвиями и полированное резное древко самой обычной длинной палки, висящей совсем рядом; тут были кинжалы всевозможных видов, лук, украшенный драгоценными камнями и даже пара накопытников, по бокам которых красовались пазы для выдвигающихся лезвий...

Луна всегда была старше своей сестры в этом плане. Во времена, когда Эквестрия только-только становилась на ноги, преодолевая сопротивление множества врагов, как внешних, так и внутренних, именно младшая принцесса самоотверженно сражалась на бесчисленных полях битв, самолично водила армии в походы, позволяя белой аликорн всецело сконцентрироваться на управлении страной.

Теперь же, вернувшись в ту самую Эквестрию, какой хотели видеть ее обе принцессы, младшая из них поняла, что делать ей, в общем-то, больше и нечего: все ее умения теперь важны лишь ей самой, а другим она занималась не так много. Желая быть хоть как-то полезной, Луна принялась посещать кошмары своих подданных, делая все, чтобы страшные грезы не пытали их более, и у нее начало это получаться, причем столь хорошо, что улыбка не сползала с синей мордочки неделями... пока однажды аликорн не наткнулась на сон своей сестры.

Вздрогнули человек и пони одновременно, она — поддавшись воспоминаниям, а он — из-за осознания того, что чувствует ее мысли. Окрашенные той самой печалью, что жрец видел совсем недавно на мордочке своей нежданной гостьи, они словно навевались кем-то извне, похожие на леденящие прикосновения порывов осеннего ветра. Обернувшись, он не заметил никого, ни даже теней, в которых могли бы быть спрятаны какие-нибудь магические штуковины, и лишь покачал головой, вернувшись взглядом к пони.

Она удивила человека вновь. Понимая, что этот сон ему придется смотреть до конца, не упуская повелительницу грез из виду, Халамру просто выпал в осадок, когда объект его наблюдений, до конца распахнув прекрасные большие крылья, взлетела прямо с кровати и выпорхнула в распахнутое окно, оставив разглядываемый предмет на кровати.

Подбежав к подоконнику и выглянув наружу, он увидел лишь развевающийся хвост да звездную гриву, быстро удаляющиеся по направлению к окраине города и бессильно опустил руки. Жрец выкрикнул имя принцессы, но ничего из этого не вышло, что и следовало ожидать.

И что теперь ему делать? Прыгать и лететь за ней? Перегнувшись, он посмотрел вниз и увидел далекую-предалекую землю, город, по улицам которого передвигались крошечные точки — пони. Пегасы вроде бы летали повыше, но тоже смотрелись мелко; ощутив ледяные когти страха, нежно обнявшие его сердце, человек отшатнулся и отступил вглубь, ощутив сильное головокружение. "И как они только не умирают со страху?"

Ну что ж, аликорн явно не собиралась возвращаться, а время все шло. Природная любознательность понемногу брала вверх над робостью и вскоре жрец начал поглядывать на то, что здесь ему ближе всего как человеку. К тому же, чем больше он тут находился, тем яснее понимал, что что-то тут должен найти, или понять. Прямо как игра, в которую они, будучи детьми, играли очень часто: пользуясь подсказками, обнаружить зарытый кем-то клад.

Подойдя к "оружейной стене", как Хал про себя ее окрестил, он первым делом обратил внимание на самое странное, что тут было: посох. Сделанный из темного дерева, он не мог поразить взор вострым лезвием, или крепкой тетивой; созданный словно для того, чтобы просто бить подданных по голове. Немного поразмыслив и придя к выводу, что ничего ему за это не будет, человек протянул руку, схватив древко посередине... и тут же ее отдернул: кожу обожгло ледяным огнем. Догадка пришла почти сразу; по воле человека перед ним соткался светлый шар и медленно поплыл к оружию. Свет обжигает Тьму, но и Тьма вовсе нетерпима к Свету; зазвенев поначалу, магический огонек задрожал, наполнив комнату игрой множества теней, а затем лопнул, лишь коснувшись темного древка.

Небольшой взрыв, всплеск магической энергии жреца, высвобожденной в форме сферы, породил странный ветер. Пройдясь по комнате, он уронил несколько кинжалов, стулья и круглый столик, разбив изящную белую вазу. Грохот и перезвон, поднялись лишь на несколько секунд, но этого вполне хватило, чтобы душа незваного гостя мгновенно ушла в пятки.

"Необходимо прятаться!"

Послышался топот множества копыт, сбивая и без того пуганные мысли жреца. Затравленно оглянувшись, он попытался найти что-нибудь, что скроет его от глаз стражников, но как назло, ничего лучше кровати не нашел, поэтому, как можно тише преодолев отделяющее от спасительного места расстояние, прыгнул прямо в мягкие, шелковые объятия... Чтобы, неожиданного для себя, застыть в воздухе.

— Если желаешь по достоинству оценить королевское ложе, так и быть, я уступлю его тебе на один день, — послышался знакомый, недовольный и одновременно веселый голос той, которая несколько минут назад покинула сие место весьма нетривиальным образом.

Манипулируя своим магическим полем, Луна, словно статую поставила человека рядом с собой и повернулась в сторону окна, явно готовая повторить предыдущий подвиг. Несколько глухих ударов в дверь заставили ее быстро передумать; не глядя, она схватила телекинезом первое, что попалось под копыто и метнула в дверь. Длинное лезвия меча, невольно оказавшись снарядом, вклинилось в щель между стеной и дверью, мешая открыться последней.

— Луна?

Человек смотрел на нее, словно на привидение. В его взоре плескалось удивление, неверие в происходящее, да толика сумасшествия. И действительно: для спокойной и размеренной жизни обычного целителя за последнюю половину дня произошло столько всего, что впору было начать принимать успокаивающие отвары.

— Что "Луна"? — весело отозвалась она, повернув к нему свою мордочку, — тебе надо было всего-лишь следовать за мной, а не устраивать тут форменный бардак.

— Ну знаешь ли... — человек с опаской посмотрел на дверь, сотрясающуюся под могучими ударами копыт, — ты, которая другая ты, просто взяла и вылетела в окно...

— А ты остался, убоявшись высоты?

Окутанный синим, меч с изогнутым лезвием метнулся вперед, чтобы присоединиться к своему собрату в нелегком деле сдерживания толпы.

— Я не умею летать, Луна! — паника понемногу овладевала податливым разумом, делая обычно плавные и спокойные движения жреца дерганными. Вновь с надеждой взглянув на спасительную кровать (вряд ли стражники рискнут вообще к ней подойди), человек хотел было двинуться в ее направлении, но, как и пару мгновений назад, был остановлен лунной магией. Схватив поперек туловища, она оторвала его от земли и просто, безо всяких предупреждений, усадила прямо себе на королевский круп.

— Нагнись, обними меня за шею и медитируй, или что-то ты там обычно делаешь, упоминая свой Свет к месту и не к месту, чтобы я летела оч-чень аккуратно.

Распахнув крылья, она разбежалась, легко, словно и не было на ней груза весом с нее саму, после чего мощным прыжком отправила себя в свободный полет над городом.

Успев лишь сдавленно крикнуть "Valas so Hal!", Халамру нагнулся вперед и прижался к телу кобылы так сильно, словно они совершали что-то вроде романтического полета, а не удирали с места преступления. Весь город раскинулся под ними, земля, желанная и манящая, была столь высоко, что невольный всадник решил попросту закрыть глаза и позорно уткнуться в звездную гриву, молясь Свету, чтобы их полет закончился как можно быстрее.

— Знаешь, мой друг, я понимаю многое, но то, что ты боишься умереть во сне... — голос Луны был спокоен, даже несмотря на частые и, в принципе, тяжелые взмахи крыльями.

— Страх — это не то, с чем я могу играть, прости, — прозвучало приглушенное волшебной гривой.

Закатив глаза, чего, естественно, Халамру увидеть не мог при всем желании, аликорн глубоко вздохнула и принялась понемногу снижаться, дабы угодить своему наезднику.

Странное существо, которое безропотно готово было принять смерть, дабы не мучаться, вдруг страшится какой-то обычной высоты? Не обладай он магией, Луна с точностью могла сказать, что перед ней (ну, точнее на ней) — земной пони; и если бы все было так, боязнь нелетающих еще можно было объяснить, но магия его... Понемногу начинают ходить легенды о странном двуногом, которому под силу исцелить все болезни; пони со всей округи Лост Фореста, городка, расположенного в каких-то двадцати минутах пути пешком, бывали у чудо-доктора, и если не ради его безвозмездных услуг, то хотя бы для того, чтобы принести ему еды, денег, вещей, ведь добрые дела всегда находили свой отклик в обществе пони. И вот Халамру, обладая сильной магией, которая не под силу многим единорогам, просто боялся упасть. Причем настолько, что принцесса начала понемногу испытывать запретное удовольствие в области между крыльев, а в целом, дискомфорт из-за того, как сильно к ней прижимался человек; и это все будучи в грезах!

~

Недалеко от величественной столицы, сокрытая плотным кольцом деревьев и кустарника, словно природа лично вознамерилась защитить это место, располагалась светлая полянка, разделенная пополам чистым горным ручейком. Однако, несмотря на это, вода в нем была теплой, что по достоинству могла оценить лежащая на каменистом дне пони. Стремительный звенящий поток едва доставал ей до спинки, обиженно разбиваясь о широкую грудь и покрывая брызгами изящную шею и многоцветную волнистую гриву. Мириады капелек, поднятые в воздух магией, излучаемой совершенно случайно, образовывали над полянкой туманную завесу, из которой солнышко, играясь своими мягкими лучами, сделало обитель небольшой радуги. Волшебная картина...

Гармония этого места была нарушена синей, словно ночное небо, пони. Тихо-тихо, словно опасаясь спугнуть отдыхающую в водах, она приземлилась совсем недалеко и, плавно переставляя ноги, двинулась к сокрытому сокровищу.

Селестия, на появление сестры никак не отреагировала. По-прежнему нежась в ласкающем ее тела потоке, она возлежала с закрытыми глазами, низко опустив голову, и тщетно старалась успокоиться. Думы, что владели ею, были далеки от управления страной; это нервировало и пугало солнечную принцессу, за столь огромное время привыкшую полностью управлять своим сознанием. Незваные чувства, эмоции иногда брали над белой аликорн верх, вынуждая вести себя не совсем так, как привыкли видеть ее маленькие пони.

— Я выслушала просьбы подданных, которых ты так поспешно бросила, — осторожно произнесла Луна, замерев у самого берега, будто опасаясь морской стихии, — никто не ушел обиженным.

— Спасибо, Лу.

Старшая сестра улыбнулась младшей, легко, не взирая на проблему, выжигающую ее изнутри, и совершенно спокойно подвинулась вбок, освобождая немного места в небольшой природной купели.

— Нет, дорогая моя, — ночная пони покачала головой, не сделав даже попытки сдвинуться места, — я здесь не для того, чтобы отдыхать.

Притаившийся в кустах человек, сидя бок о бок с настоящей Луной, ощутил, как его спину нежно накрыло сильное крыло, слегка прижав к синему боку. Зная, что жест этот означает то же самое, что и крепкие объятия, он удивленно повернул голову, встретившись взглядом с кобылой. Ее бирюзовые глаза подозрительно блестели, но на мордочке застыло выражение абсолютного спокойствия; это сбивало с мысли и, видимо, он как-то выдал себя, потому как аликорн вздрогнула и вернула взгляд, теперь уже немного смущенный.

— Прости Халамру, порою я не могу себя сдерживать. Слишком много эмоций.

— Я это вижу, — он покачал головой, аккуратно прижав крыло локтем, чтобы аликорн не могла теперь его свернуть обратно, — сначала ты плачешь, потом смеешься, теперь спокойна, словно монолит. В чем дело?

— В тебе, — она улыбнулась на мгновение, подергав пойманной конечностью дабы увериться, что действительно попалась в ловушку, снова, — ты даришь мне надежду, единственный, чьей воли моя сестра не способна сопротивляться.

— Надежду? — в его голосе звенело неверие, — надежду на что, Луна? — он ухватился за кромку крыла и легко потянул, вынудив охнувшую кобылу сесть рядом. — Почему, скажи, я должен плавать в озере тайн, когда как ты можешь просто все рассказать?

Забывшись, человек ухватил аликорна за подбородок и приблизился к ней, как делал это очень часто в случаях, когда необходимо было пресечь истерику пациентов. Сон ли это влиял, или неопределенность, но тяжесть прокрадывалась во взгляд коричневых глаз, делая его злым, совсем не таким, каким привыкли видеть пони. Мгновенно, словно ее подменили, гордая и рассудительная принцесса ночи, не выдержав результата собственных промашек, преобразилась в маленькую Вуну; веселье уступило место грусти и страху, заставив сомневаться в правильности принятых решений.

Халамру не сразу понял, что сделал ужасную глупость, последовав на поводу эмоций, а когда Луна повесила голову и опустила ушки, то менять что-либо стало уже поздно. Вздрогнув всем телом, осознав ситуацию, он принял единственно верное решение, сделал то, что диктовало ему сердце. Нежно обхватив пони руками, жрец привлек ее к себе и прижал к груди.

— Прости, Лун, — это уменьшительное звучало из его уст впервые, но оно было пропитано такой мягкостью, такой заботой, что маленькая большая кобыла невольно улыбнулась, — прости дурака, я слишком привык к обычной, размеренной жизни, чтобы думать. Я понимаю, ты хочешь как лучше, просто мне не хватает воли, дабы сделать все правильно.

Он провел рукой по звездной гриве, стараясь исправить свершенную ошибку; слишком много сестры сделали для него, чтобы человек мог так просто уйти от проблемы, вести себя, словно какой-то там нищий рыцарь.

— Не кори себя понапрасну, Хал, — совершив над собой невероятное усилие, чтобы собраться с мыслями, а не удариться в детство, как жеребенок нежась в кольце таких ласковых и теплых рук, она мягко отстранилась, — мои неудачи да не будут твоими, ведь вина за случившееся лежит целиком и полностью на мне. Без лишних слов, — синее копытце аккуратно коснулось губ человека, — хочешь ли ты разделить со мной тяжкую ношу и сделать все, чтобы Селестия жила счастливо, как заслужила за долгие годы самоотверженного управления страной?

Сбитый с толку мгновенными переменами, пораженный ее речью, человек лишь кивнул, пытаясь раскрыть весь смысл, что несли слова повелительницы грез.

Жила счастливо?

Как заслужила?

И разве все не так?

— Тогда взгляни на поляну, ты все поймешь.

Sair Te. "Путь хаоса"

Эта ночь выдалась для жреца очень тяжелой. Сон, в котором он осознал многое, завладел его мыслями настолько, что единожды проснувшись, человек долго не мог перейти в страну грез. Беспокоясь за него, желая помочь тому, кто вскоре поможет им с сестрой, Луна осталась ночевать со жрецом. Она прекрасно помнила, что во многих его рассказах человеки зачастую засыпали в обнимку с "лурами" — четвероухими пушистыми животными, по описанию похожими на кошек, и прекрасно этим воспользовалась, уютно устроившись у него под боком. Точнее, несколько наоборот: растеряв всю свою серьезность, снедаемый тревогой за свою солнечную подругу, Халамру безропотно позволил уложить себя поудобней и вскоре уснул, согреваемый телом синей пони, укрытый большим прелестным крылом, словно одеялом, которое сейчас принадлежало вовсе не ему.

Сама повелительница грез, в отличие от жреца, чувствовала себя замечательно. С одной стороны, ее личные переживания, отзвуки былого бессилия перед обстоятельствами пытались урвать свой кусок в разуме принцессы, но с другой...

Вяло подтянув передние ноги поближе, она поправила гриву, чтобы звездное небо не текло в лицо спящего, и улыбнулась. Сколь бы он не старался выглядеть взрослым, мудрым человеком, во снах всегда проявлялась его истинная сущность; вот как сейчас: под ее крылом лежал практически ребенок, еще совсем молодое сушество, мирно посапывая и неосознанно ворочаясь, когда синие перышки щекотали ему какую-нибудь часть тела.

С другой же стороны было равенство, близость с таким удивительным созданием. И он, и она вместе оказались в Эквестрии, без прошлого, без настоящего, неподготовленные к новой жизни вовсе. Ее сестра отринула покой, стремясь вернуть былую ночную принцессу, а затем, совсем немного времени спустя, все повторилось, когда солнечная пони, окровавленная, испуганная, привезла на себе почти бездыханное тело; но в этот раз, не сразу правда, помощь пришла от благодарной повелительницы грез. Луна очень хорошо осознавала, как велика была чаша страданий, испитая Селестией, из-за ее неуемной жажды внимания, которой, увы, не могла ей предоставить ночь; когда Халамру лишь начинал осваиваться в стране пони, синяя аликорн поняла, что значит для сестры его общество, и, иногда давая подсказки во снах, но порою просто приходя в гости для дружеских бесед, всеми силами стремилась оставить в нем все то, что делало его Халамру-человеком. Он был уникален не столько внешностью, сколько характером, обычно добрым, всегда отзывчивым, дружелюбным, но строгим, когда это становилось необходимо. Зябко поежившись, Луна вспомнила, как он посмотрел на нее во сне; да уж, мало кому удавалось сделать из нее жеребенка... жрец определенно имел к этому талант.

В тот раз он был сам не свой, подгоняемый неведением с одной стороны, и явно переигранной таинственностью ночной принцессы с другой. Возможно, тяжесть ее вины сейчас могла бы серьезно ранить душу пони, но лежа рядом с человеком, она ощущала мягкую ауру спокойствия, что убаюкивала рассудок, медленно и настойчиво вытесняя из него все плохое.

Лежа рядом с человеком... они находились вместе, в одной кровати, но никакого дискомфорта Луна не испытывала, напротив, ей очень это нравилось. Никаких нехороших мыслей, просто много раз засыпая в одиночестве, изредка разбавляемым обществом сестры, напевающей колыбельные, начинаешь ценить любую близость; а если она еще и дружеская, совсем не запретная... Неожиданная идея вихрем ворвалась в голову принцессы, надолго оттеснив оттуда зарождающийся было сон.

Утро поразило Халамру своей необыкновенностью. Первое, правда, не самое важное: за прошедший месяц он впервые спал настолько хорошо, что не хотелось вылезать из-под одеяла вовсе... ну точнее как "одеяла", слегка измятого распушенного синего крыла. Второе, весьма странное, но неожиданно приятное: возле него лежала, согревая теплом своего тела, синяя аликорн, очень мило посапывая, тихо-тихо, словно маленькая лура. Еще бы шерстку ей погуще, да вторую пару ушек... В любом случае пони выглядела очень по-домашнему, уютно; ощущение, будто спишь с плюшевой игрушкой. Жрец не всегда понимал тех, кто на его родной земле гулял во грезах, обнимая при этом ту же луру, или еще какое животное, но теперь все изменилось; в мгновение ока недоумение сменилось пониманием, а затем и завистью: "Ну почему раньше я так не делал?".

Не выдержав зова разума, он высвободил правую руку и провел ею по изящной шее, добившись довольной улыбки пони и слабеньких взбрыкиваний передних ног. Совсем не то, что гладить домашних животных, это было похоже скорее на похлопывание по плечу, нежели что-то большее. Распространенный среди пони жест приобретал нежность благодаря ладоням и пальцам.

И все же объятия кровати, столь мягкие и желанные, не могли продолжаться вечно: утро вступало в свои права, а с ним приходили обязанности и заботы. Совсем скоро явятся те, кто нуждается в его целительной магии, а значит, необходимо вставать и идти выполнять утренние ритуалы. Умыться в озерце, покормить Астру, поесть самому, достать и постелить свежую ткань для фосера, подготовить отвары... Даже если он теперь не столько жрец, сколько врач, его все вполне устраивало. Свет, послушный его воле, нес добро и радость, а более ни человеку, ни его стихии было и не надо.

Вздохнув напоследок, он высвободился из-под "одеяла" и, стараясь все делать осторожно, дабы не разбудить свою плюшевую подругу, выбрался на волю.

~

Как обычно, первые посетители пожаловали совсем скоро. Едва успев сделать завтрак своей ночной гостье: пара бутербродов и свежевыжатый сок местных фруктов, Халамру положил поднос на столик, предварительно подвинув его поближе к кровати, и, вновь стараясь производить как можно меньше шума, неспешно покинул спальный этаж.

Стук застал его, когда человек почти преодолел все ступеньки, заставив вздрогнуть, пусть он и ожидал нечто подобное. Едва слышно вздохнув, он придал себе обычный добродушно-сосредоточенный вид и быстро пересек комнату; что бы не происходило на уме мага-целителя сейчас, это не должно повлиять на его работу, ведь пони, стоявшие за деревянной преградой, рассчитывали на него. Прав на нервы и последующие за этим ошибки у него нет.

Решительно толкнув дверь, человек как обычно наклонил голову (лишь Селестия могла смотреть прямо в его глаза, остальные аликорны были немного ниже, а уж обычные пони — подавно) и поприветствовал троицу стоящих на пороге.

Серый пегас, малиновая земная пони и совсем еще маленькая бирюзовая единорожка, сидевшая на спине у мамы — все дружно улыбнулись и почти синхронно махнули копытами в ответ на аналогичный жест человека. Невольно умилившись жеребенку, буквально разинувшему рот от созерцания столь странного, не похожего на папу с мамой существа, хозяин избушки посторонился вбок, позволяя маленькой семье зайти внутрь.

— Скай Рок, — обратился жрец к жеребцу, а затем повернулся к его подруге, — вашего имени, миледи, я, к сожалению, не знаю.

— Здравствуй, человек, — пегас встал на дыбы и стукнул копытом в протянутый кулак, — позволь представить: моя особенная пони — Хидден Раби, и наша прелесть — Фелисса. Прости, что завалились всем табуном, — его голос постепенно приобрел извиняющиеся нотки, — просто Раби и Фели очень хотели тебя увидеть.

— Ничего страшного Рок, ты же знаешь, что я всегда не против новых знакомств, — жрец пожал плечами, и улыбнулся в ответ на широкую улыбку маленькой единорожки, — рад знакомству Фелисса, Раби, меня зовут Халамру, можно просто Хал.

— Очень приятно, — кивнула кобылка человеку, а затем повернулась к своему дитя, ласково толкнув ее носом, — дорогая моя, что нужно сказать дяде?

— Пливет! — тут же радостно откликнулась малышка, чрезвычайно довольная тем, что знала ответ на этот вопрос.

Привычным движением человек поднял сломанное крыло пегаса и начал понемногу растягивать, пока его владелец сдавленно не зашипел. Широким резким взмахом руки он остановил кобылку, чьи намерения подбежать к своему мужу были весьма очевидны, и зажег в ладони маленький светлячок. Призванная магия ощутила чужую боль, мелко-мелко завибрировала, а затем в одно мгновение высосала часть энергии из жреца, распухнув при этом в несколько раз.

— Не мешайте пожалуйста, миледи, иначе заклинание сорвется.

Шарик словно бы обрел разум: медленно выплыв из вмиг ослабевшей руки, он подобрался к поврежденному участку на теле серого пони и неподвижно завис, выжидая. Послушный разуму человека, шарик Света точно знал, куда ему надо двигаться, но без специальных подготовок — физической помощи со стороны мага, он бы наделал больше вреда, чем пользы.

Привычное недомогание — расплата за действенные чары, прошло весьма быстро. Все это время стоя привалившись к фосеру, жрец кое-как вернул себе равновесие и отправился к столику, на котором стояли уже готовые баночки с отварами. Одна бутылочка ему, одна — пациенту, хорошее болеутоляющее после магических обработок, оно значительно упрощало Халамру жизнь.

— Надеюсь, это не та противная пурпурная гадость, которую ты мне давал в прошлый раз? — подал голос пегас, извернувшись, чтобы взглянуть на человека, — о нет, я не буду это пить!

— Ты сам пришел ко мне, — хозяин избушки пожал плечами и протянул отвар пегасу, игнорируя его вялые попытки защищаться, — и поаккуратней, не сбей сферу крылом.

— Ты как дитя малое, Рок, — поддержала жреца кобылка, незаметно подмигнув ему, — не надо подавать плохой пример дочери.

— Не надо, — самым серьезным голосом подтвердила малышка, окончательно сломив сопротивление главы семейства.

Коротко вздохнув, он взял баночку, зажмурился и одним глотком испил содержимое, почти тут же шарик заклинания дернулся и буквально "впитался" в крыло. Послышался сильный хруст, затем вспышка: поврежденная конечность пегаса засияла желтым и на глазах двух удивленных пони, не очень понимающих, что происходит, раскрылась во всю ширь. Чары сделали свое дело, но расплатой за это стало сильное жжение по всему

телу, как у мага, так и у пациента. И если первый уже использовал "антидот", то второй... Зажмурившись, жрец вторил крылатому пони и залпом вылил в себя сваренную совсем недавно гадость, закашлявшись от жуткого послевкусия.

— И как ты можешь просто смотреть на это, — пегас потряс пустой склянкой, прекрасно осознавая, что испытывает сейчас целитель, — изо дня в день?

— Только когда какие-нибудь тяжелые травмы, крыло к примеру, или рог, — человек отмахнулся и достал из глубоких карманов два сахарных комочка, кинув один пони, а затем подумал и выудил еще парочку, вложив их в маленькие копытца единорожки, — магия попроще не такая требовательная, да и вообще: привык уже.

Пока организм серого пони осознавал, что с ним произошло, Скай неподвижно лежал на мягкой подстилке, с завистью в глазах наблюдая, как Раби, ловко орудуя длинным, не очень удобным ножом, разделывает принесенный ею пирог. По всей избушке, с легкостью перебивая устоявшийся запах трав, распространялся чудный вишневый аромат: кобылка явно умела готовить, и делала это очень хорошо, с душой: красивый узор на кулинарном изделии, изображавший солнце, был тому подтверждением.

И этот самый узор послужил своеобразным напоминанием жрецу, ключом, что открыл двери тщательно запрятанным на время переживаниям. Аккуратно завернув часть лакомства в платочек и убрав его на место, Халамру тяжело уселся на стул и мельком взглянул на солнце, вяло поднимающееся на небосвод. Селестия... Она поднимает светило, чтобы ее пони наслаждались днем, управляет страной честно, ведя ее к процветанию, отдает себя всю, но что получает взамен?

Щелкнув пальцами, жрец призвал еще один шарик, бледный-бледный, подернутый внутри светло-желтым туманом; тоненькая ниточка протянулась от него к крылу пегаса, все еще стоящему ровно, несгибаемо.

— Осталось немного, — задумчиво произнес целитель, оценив золотые вихри, что принялись вращаться внутри сферы.

"Ты так похож на мою сестру, — сказала ему Луна однажды, — тоже помогаешь всем, не требуя ничего взамен". Услышанная тогда, эта фраза не особо заботила жреца, но сейчас она вдруг заиграла новыми красками. Доселе для него сокрытая, принцесса дня была чем-то великим в глазах человека. Ее вечная улыбка, мягкий добрый голос, забота о нем, словно о малом дитя... На протяжении всей его новой жизни Селестия стала ему самым близким другом даже несмотря на то, что сама была верховным правителем этой земли, а он — лишь обычным, если можно так выразиться, жителем; и дружба развивалась так легко... Но почему же другие не могли поступить точно также?

~

— Луна, сестра моя, ты хочешь слишком многого.

Солнечная принцесса на этот раз не улыбалась, но и не гневалась. На ее мордочке застыло выражение абсолютного спокойствия, холодный взгляд был направлен вперед и чуть вверх, таинственным образом сплетаясь со взором бирюзовых глаз. Не готовая к разговору, поглощенная переживаниями, мыслями, что заставили ее сорваться и убежать ото всех, запрятавшись в этом уединенном месте, Селестия особенно сильно ощущала, как сложно будет избежать назревающего диалога и старалась смутить, запутать Луну, сделать вид, что все не так плохо, как кажется.

— Всего лишь объяснения, простые слова, — синяя пони улеглась, свесив передние ноги в ручей, — не пытайся обмануть меня, сестра, я слишком долго тебя знаю.

Удар был столь беспощаден, что самообладание — самая лучшая броня солнечной принцессы, служившая ей верой и правдой на протяжении долгих столетий, треснула в одно мгновение, обнажив светлую душу перед неодолимостью ночи. Селестия вздрогнула и опустила голову, более не в силах выдерживать лик сестры.

— Пожалуйста, не надо...

— Ты не имеешь права так говорить, — жестко произнесла синяя аликорн, — я прекрасно вижу, что у тебя появилась проблема, из-за которой ты стала вести себя странно.

— Она решаема! — вскинулась в слабой попытке защититься солнечная. — Решаема, и я ее решу.

— Я дала тебе время, но все осталось неизменным, а когда в твоей жизни появился Хал, стало лишь хуже. Дошло до того, что ты просто сбежала из дворца.

Голос повелительницы грез был спокоен, но за спокойствием ощущалась настойчивость, ранее неведомая для нее. Все это время она не переставала удивляться тому, на что, спустя тысячу лет сна на Селене, способна, хотя внешне этого не показывала, совсем как сестра до этого.

— Халамру ни в чем не виноват, — сказала белая аликорн тихо-тихо, так, что ее собеседнице пришлось напрячься, дабы расслышать, — напротив, я обретаю покой лишь рядом с ним. Он словно... словно развеивает весь негатив, вытягивает плохие эмоции, делает меня счастливой; он — единственный, кроме Твайлайт и тебя, кто так умеет.

Услышанное совсем не удивило Луну: лишь слепец не заметил бы, как сильно меняется ее сестра до и после визитов к жрецу. Обретая хорошее настроение перед наступлением вечера, она оборачивалась земной пони и покидала дворец, исчезая в сгущающихся сумерках; проходило время, солнце отправлялось на покой, уступая место величественной Селене, и лишь тогда, когда все пони уже пребывали в царстве снов, возвращалась, зачастую потерянная, грустная и замкнутая.

— Ты призналась, а это уже половина пути, Селли, — ночная пони взмахнула ножкой, прочертив в воздухе искрящуюся полосу, разбитую пополам, — покажи мне теперь, что тебя тревожит.

— Что толку открывать старые раны? — печально вздохнула Селестия, тяжело поднявшись из мягких, таких приятных вод, — ты все равно не в силах помочь, так зачем тебе знать это?

Желая закончить бессмысленный разговор, она попробовала было взлететь, но синяя магия, возникшая словно бы из ниоткуда, надежно спеленала белые крылья. Ее владелица, гневно блеснув бирюзовым взглядом, вошла в ручей и подошла столь близко к сестре, сколько позволяли нормы приличия.

— Отвергая помощь, ты, сама того не ведая, наносишь удары мне. Я чувствую всю твою боль, она перекидывается на меня! — жестко, но в то же время обиженно произнесла Луна, для наглядности топнув ножкой, подняв сверкающий веер брызг. — Взор твой настолько затуманен, что ты не видишь, как из-за тебя страдают другие?

— Другие? — сраженная, Селестия сделала шаг назад словно бы в страхе, — звездочка моя, что ты имеешь ввиду?

Она замерла, никак не препятствуя магии сестры, и уставилась на нее взором ужаса и мольбы.

— Я умолчу о тех, кто доверился тебе, и кого ты так поспешно бросила на приеме, — ощутив благодатную почву, младшая сестра немедленно перешла в атаку, собрав для этого все резервы, все факты, доступные ей, и эмоции, — стражники и служанки сбились с ног, стремясь тебя найти, по городу разлетелись пегасы-вестники, даже сам принц явился из теней; и все ради тебя, кобылы-эгоистки, убежавшей от своих проблем в какую-то тайную комнату. Что ты скажешь на это?

Все выпады достигли цели, разорвав пелену, застилающую лавандового цвета глаза. Сжавшись, будто температура вокруг резко упала, Селестия медленно опустилась на круп, раздавленная тяжестью собственных ошибок. Всю жизнь оберегая своих маленьких пони, она вдруг взяла и все исказила, поставив под вопрос то, к чему всегда стремилась.

— Я не думала...- лишь это смогла выговорить солнечная пони, ощущая, как осознание и сопутствующая ей вина накатываются волнами, омывая беспокойно трепещущее сердце, а после вздохнула обреченно, — ты права, мне нет прощения за такое.

С легкостью разбив оковы ночи, она расправила большие белоснежные крылья и, сопровождаемая удивленным бирюзовым взглядом, воспарила над водой, остановившись на мгновение, чтобы соткать рядом с сестрой яркий желтый шарик, подернутый внутри серой пеленой.

— Я слишком слаба, чтобы сейчас признаться лично, и, боюсь, не могу сделать это и впредь, а потому прошу, посмотри все сама.

Сказав это, она улыбнулась своей младшей сестре и исчезла в яркой вспышке, отправившись исправлять свои ошибки.

Грустно покачав головой, Луна встала и подтянула шарик поближе к себе.

— И все же, она сбежала...

Золотистая сфера обратилась в туман, лишь только рог аликорна коснулся ее, и в этом тумане отчетливо проявилась картина. Тронный зал, заполненный пони: они стояли в просторном помещении, образуя несколько небольших групп, и ожидали своей очереди. Их было немного, явившихся сюда, чтобы обсудить с принцессой важные проблемы, решить которые сами, своими силами, оказались не в состоянии.

Взор Селестии, от мордочки которой и повествовал нод памяти, плавно перемещался от пони к пони, пока стоящий перед ней аквамариновый единорог что-то говорил. Она не могла себя заставить сосредоточиться на нем и рассматривала других посетителей, привычно для себя отмечая различные мелкие детали. К примеру — невдалеке сидели пони, тесно прижавшись друг к дружке: северяне, в чьих традициях числилось и не такое; а раз северяне, значит, у них весьма важная цель визита. На мгновение белая аликорн решила пропустить их вне очереди, но тут же отбросила эту мысль: нельзя нарушать установленный ей самой порядок.

Но вот единорог договорил, постоял немного и, вняв неспешной ответной речи принцессы, вежливо кивнул, да был таков, а его место занял молодой земной пони. Как только взгляд Селестии упал на него, мир словно бы выцвел, следуя чувствам аликорна: на спине ее подданного сидела пегаска-жеребенок, уставившись на нее своими большими выразительными ярко-голубыми глазами.

Жеребец начал что-то говорить, но был остановлен легким взмахом закованной в золото белой ноги, которая, затем, указала на малышку. Та радостно подпрыгнула и спросила нечто такое, отчего мир значительно посерел и подернулся пеленой. После этого взгляд принцессы принялся метаться, словно загнанный зверек, остановившись лишь на ступенях к трону: она опустила голову.

~

Дело близилось к вечеру. Уставший человек сидел, откинувшись на стуле, и созерцал замысловатый путь небольшого светлячка, который метался по комнате, словно загнанный зверек. На данный момент свободный от своих обязанностей, ведь пони взяли за правило ходить сюда лишь днем, он просто наслаждался жизнью. Скоро светило коснется горизонта, сюда прилетит прекрасная белая аликорн, и тогда дела вновь напомнят о себе, но сейчас... Было бы неплохо решить вопрос с младшей принцессой, которая спала беспробудным сном всю ночь и почти весь день, совсем не думая возвращаться из мира грез. Несколько раз Халамру ходил к ней, чтобы убедиться, что все в порядке, но на все его аккуратные прикосновения пони отвечала лишь случайными взмахами копыт, да невразумительным мычанием, после чего частенько переворачивалась на другой бок и неизменно продолжала тихо сопеть. Пару раз ему, признаться, хотелось почесать ей синий, такой манящий животик, но осознание того, что перед ним лежит царственная особа, а не какой-то там питомец, сдерживало его железной хваткой; по той же причине Луна до сих пор спала, не потревоженная всерьез. Что ж, вскоре прибудет ее сестра и решит этот вопрос, а пока что оставалось лишь покориться судьбе.

Глубоко вздохнув, Халамру поймал шарик в кулак и кинул его в сторону окна; обиженно заискрившись, тот шустро уплыл наружу. "Может, прогуляться?" — посетила человека шальная мысль, и он тут же поднялся со стула, ведомый довольно-таки навязчивым теперь желанием. К тому же его маленькое заклинание, золотистая сфера, словно мячик брошенная на улицу, устроила там целый танец, дергаясь из стороны в сторону.

Прохладный воздух встретил его, радушно приняв в свои объятия. Поплотнее укутавшись с свой балахон, Халамру направился вдоль тропинки, по которой так часто ходила к нему Селестия. Начинаясь возле сокрытого среди деревьев озера, она чудно петляла, огибая даже такие незначительные препятствия, как простой булыжник, и оканчивалась прямо перед маленьким крылечком.

Шарик света послушно пополз вперед, подсвечивая дорогу своим переменчивым сиянием, и жрец последовал за ним, погруженный в раздумья. Навеянные событиями недалекого прошлого, они не раз заявляли о себе, но попытки эти были слабы, ровно до тех пор, пока человек, пусть и на время, не стал свободен от власти стен.

Что же такого увидела Селестия тогда, что не выдержала и улетела от проблем, впервые за тысячу лет? Сколько он знал ее, она всегда была спокойна, относилась ко всему с легкой улыбкой, даже рассказ о прошлой жизни Халамру, не самого лучшего образца детства и отрочества, вызвал только лишь сочувствующий взгляд, не более; да что там, солнечная пони не поддалась спасовавшему разуму и спасла Халамру жизнь в довольно экстремальной ситуации, не зная кто он и как устроен его организм! Верх самообладания, эталон, он не мог столь просто исчезнуть, оставив белую аликорн без прикрытия. Нет, за всем этим явно скрывалось нечто, какое-то событие, может, желание, мысли о котором разъедали внутреннюю гармонию принцессы.

А сможет ли он узнать об этом больше? В силах ли его? Даже у Луны, родной сестры, ничего не получилось, но... Человек — не пони, к тому же дружба, взращенная многими совместными вечерами, чего-нибудь да стоила.

Неожиданно, весьма ощутимый порыв прохладного осеннего ветра вывел жреца из раздумий. Остановившись, он с удивлением обнаружил себя на полянке, где не был доселе ни разу. Окруженная самыми обычными деревьями, из которых состоял окружающий хижину лес, она, тем не менее, не вписывалась в его картину; травы, более высокие и темные, слабо покачивались, направляемые едва заметными дуновениями. Причем делали это весьма хаотически: тогда как большая часть полянки подчинялась ветру, маленький ее кусочек словно жил собственной жизнью.

Магия света, небольшой светлячок, зазвенела и исчезла в слабой вспышке совершенно самовольно, погрузив окружение во власть сумрака: солнышко, опустившись довольно низко, не могло пробиться сквозь высокий зеленый барьер деревьев. Вздрогнув, жрец ощутил слабые отголоски опасности — умение, развитое в прошлой жизни, и попятился, стремясь избежать лишних неприятностей. Увы, слишком поздно: обернувшись, чтобы уйти восвояси, он чуть было не наткнулся на странное существо, похожее на аспида о двух рогах, снабженного весьма странными руками и ногами, словно бы отобранными у разных зверей и прикрученные к этому телу. Оно появилось внезапно, бесшумно, и застало таким образом человека врасплох так, что он даже забыл хотя бы положить руку на кинжал.

— Можешь меня не бояться, хотя, должен признать, твой испуганный взгляд весьма забавляет, — произнесло оно голосом, в котором сквозило веселье пополам с серьезностью.

Отпрянув, словно перед ним разверзлась пропасть, человек рефлекторно принял стойку боевого мага, но оружие по-прежнему не доставал.

— Ты умеешь говорить?

— Представь себе, — он щелкнул пальцами, волшебным образом убавив в росте, чтобы быть с собеседником на равных, — ты этот вопрос задаешь всем эквестрийцам?

— Нет, только... — слова сами вырвались на волю, но жрец вовремя спохватился, — откуда ты знаешь?

Хоть они и были теперь немного схожи, но доверия существо не вызывало, удерживая человека в напряжении.

— Мне положено знать многое, я ведь дух хаоса, как-никак, — он пожал плечами, — жрец Халамру.

"Дух хаоса?" Удивление стремительным потоком захлестнуло человека в короткой, неравной схватке потеснив настороженность. Он слышал о нем многое, из уст обеих сестер. Правивший ранее этой страной, Дискорд был побежден и заключен в камень, освободился и проиграл вновь, после чего проникся волшебством пони и, вроде бы, принял светлую сторону... Вроде бы — здесь ключевая фраза.

И что же теперь ему, Халу, делать?

— Почему же ты молчишь? — притворно-удивленно вопросил дух, — я думал, у тебя не так уж много времени, — на одной из его лап появились часы с десятью стрелками и он скептически их осмотрел, — примерно через десять минут твоя гостья соизволит проснуться.

Казалось бы, куда уж изумляться более, однако, у человека получилось.

— Моя гостья? Но откуда ты знаешь?

— Профессия обязывает меня ведать о многом также, как тебя — управлять целительной магией, и, — он поднял указательный палец правой лапы вверх, — я уже это говорил, между прочим.

По велению магии хаоса на полянке появились два стула, на удивление, вполне нормальные и удобные, что по достоинству смог оценить Халамру, неведомо как оказавшись на одном из них. Дискорд же устроился напротив, развалившись, словно сидел на троне, и закинул ногу на ногу.

— Итак, судьба оставила нам жалкие крохи времени, — степенно начал он, привычно щелкнув пальцами, в результате чего между ними неподвижно зависли песочные часы, — потому сразу перейдем к делу. Совсем скоро у нашей общей знакомой будет очень знаменательный день, о котором никто уже не помнит. Понимаешь, о чем я?

— С чего бы? — жрец уперся руками в подлокотники и привстал, но, увидев безразличие в глазах духа, решил все же не вести себя, словно ребенок, выдохнул и уселся обратно, — о чем ты хочешь мне поведать?

— Дай-ка подумать... — приложив правую лапу к подбородку, он принял позу мыслителя, а затем вдруг телепортировался, материализовавшись прямо перед Халамру и протянул ту же лапу с раскрытой ладонью, на которой красовалась маленькая плюшевая фигурка принцессы Селестии, — речь пойдет о ней.

Дух хаоса на то и дух хаоса, чтобы сбивать всех с толку, заставляя чувствовать несоответствие логики и фактов. Вот и сейчас Хал инстинктивно подался назад, чуть не упав вместе со стулом, после чего уставился на игрушку, преподнесенную перед ним.

— Смелее, мой юный друг, неужели, тебе это не интересно?

Интересно, еще как, вот только... какие цели преследует это странное создание, для исполнения которых оно прибыло в этот уголок страны и сейчас пытается что-то донести до человека?

— Насколько я знаю, — сглотнув, начал жрец, — ты с ней не в лучших отношениях...

— В лучших, худших... какая, в сущности, разница? — он пожал плечами, — никогда это не было поводом, чтобы не устроить большой сюрприз Милестии на день рождения.

— День рождения?!

— А ты не знал? — в свою очередь удивился Дискорд, после чего махнул лапой,- а, впрочем, это и не удивительно. Ее сестра была далеко отсюда, ну а я изображал статую, так что не мудрено, что за тысячу лет традиция немного подзабылась. Тем интереснее выйдет сюрприз, — воодушевленно закончил дух, взвившись к часам, — ну так что, ты согласен?

Сюрприз принцессе — звучит весьма заманчиво, что Халамру не мог не признать, однако, предложение Дискорда было таким, словно он — демон-искуситель, сбивающий людей с пути света; ни капли информации, лишь обнадеживающее предложение. Равно как и радость, сей "сюрприз" мог принести горе солнечной принцессе, внутреннее равновесие которой и так расшатано, а этого жрец допустить не мог.

— Я не хочу причинять вред своему другу, Дискорд, поэтому помочь тебе не могу, увы.

— Вред? — дух удивился, искренне на этот раз. — Я не замышляю ничего такого, клянусь вот этой штуковиной! — В его лапе появился какой-то ядовитый зеленый шарик, принявшись испускать тонкие нити-лучи, создавая ощущение миниатюрного солнца. Заметив недоуменный взгляд Халамру, уточнил: — нет, я не знаю что это за штука.

Небрежный взмах и шар улетел куда-то в сторону, скрывшись в листве.

— Тогда какие цели ты преследуешь? — проследив взглядом траекторию снаряда, не самую ровную, будто его кто толкал в полете, жрец удивленно хмыкнул, — ты ведь раньше был врагом принцесс.

— И что? — принял дух эстафету хмыкания, — сюрпризы и розыгрыши — вещи, несомненно, нужные, и какая-то там вражда не должна быть им помехой. К тому же, — он улыбнулся, — у нас сейчас более дружеские отношения.

— Это не отменяет того, что ждать от тебя можно чего угодно.

— Ты слишком подозрителен, мой юный друг, — Дискорд вновь взглянул на часы и нахмурился, — время бежит от тебя, но ты отворачиваешься, не отправляешься вдогонку, теряя столько возможностей. О чем это я? Ах да, — он поднял указательный палец вверх, — даю гарантию, Милестия это оценит точно; быть может, мой сюрприз даже поможет тебе разрешить некую сложную задачку?

Мир вокруг исказился, скрутился в воронку и пропал, а его место, спустя пару мгновений, занял другой. Другая обстановка, не деревья, но стены, мебель заместо кустов... И очень удивленная, заспанная мордочка синей аликорн.

~

Тогда как сам жрец перенесся мгновенно, его мысли, распуганные, не успевающие следовать обстоятельствам, еще не добрались до надлежащего им места, поэтому Халамру промолчал, чем еще сильнее вогнал ночную кобылу в ступор.

— Ты только что сам телепортировался, или я еще сплю?

— Нет, — он схватился за голову в тщетной попытке помочь несчастному разуму, — я тебе все расскажу, но чуть позже, хорошо?

Все еще находясь в растерянности, человек спустился вниз и поставил чашу Святого Пламени на положенное ей место, воткнув в нее свой кинжал. Вспыхнув тотчас, золотой огонь принялся танцевать на каменной площадке, распространяя вокруг себя волны тепла и света, погружая помещение в чудное царство домашнего уюта.

Созерцая волшебство своей стихии, Халамру впервые всерьез задумался о том, что предложил ему дух хаоса каких-то жалких несколько минут назад. Он вновь и вновь прокручивал разговор, состоявшийся на странной поляне, отмечая про себя многие моменты, что упустил тогда. Дискорд вел себя необычно, но вроде бы как и всегда, характерно для него самого: он напустил туману, в сердце которого, сокрытая, таилась суть требуемого от Халамру.

Покопавшись в одном из шкафчиков, человек извлек оттуда высушенные листья местного чая и опустил их в медный чайник, стоящий подле. Мимоходом бросив взгляд на принцессу, которая спускалась по лестнице, левитируя за собой до сих пор не тронутый завтрак, он кивнул ей, мол, еще пару секунд, и продолжил свое незамысловатое занятие, в процессе думая над событиями прошлого. Нацепив на чайник специальные рога, жрец водрузил его на чашу, дабы пламя могло облизывать посеребренное дно, и отправился за кружками: разговор за чаепитием всегда идет много проще, к тому же, весьма вкусный отвар помогает привести мозги в порядок.

Наблюдая за этим, Луна никак не могла понять, что же произошло, и это понемногу начинало ее волновать. Ее двуногий друг был словно сам не свой, его взгляд был пуст, как будто тело сейчас не слушало разум, но действовало по своей воле; к тому же, у повелительницы грез были вопросы относительно того, что случилось, пока она спала.

Очень соблазнительно смотрелись бутерброды, которые человек делал не так, как пони: хлеб, пропитанный чем-то вязким и вкусным, был словно ящичек, внутри которого таилась начинка. До сих пор помня рекомендацию есть его перевернутым, ведь: "Так вкуснее, как мне сказал один знакомый", — принцесса неизменно улыбалась... Закрыв глаза и успокоившись, она поставила еду на столик и уселась на низкий широкий, сделанный специально для них с сестрой, стул, напустив строгость на свою мордочку.

Чашка с ароматным содержимым опустилась перед ней, заставляя трепетать в предвкушении, но так просто победить все возрастающее любопытство было ой как непросто — взгляд бирюзовых глаз был по-прежнему строг.

Впрочем, он мало что сейчас значил для Халамру, который был сбит с толку чередой странных неожиданностей. Вроде бы он лишь гулял, как вдруг оказался на необычной поляне, встретившись с духом хаоса лицом к лицу, после чего тот ошарашил его раз, второй, а затем и третий; смысл последнего добрался до разума только сейчас. "...Поможет разрешить некую сложную задачку".

Но почему дух столь быстро прервал их диалог? Неужели из-за спящей принцессы?

— Халамру, скажи хоть слово, — мягко вклинился в поток его мыслей голос аликорна, вынуждая вернуться к реальности.

Вздрогнув, он обратил взор на свою гостью, задержавшись на синей мордочке, словно бы ответы на вопросы были скрыты в кобыле.

— Я разговаривал с Дискордом, Луна.

Теперь наступила очередь повелительницы грез удивляться, она даже изящно изогнула бровь в истинно королевской манере, желая продолжения.

— Рано или поздно сие должно было произойти, друг мой, ведь ты совсем не похож на пони, а наш общий знакомый весьма любознателен. — Отпив немного чая, принцесса обнаружила перед собой кусочек пирога на платочке и позволила себе улыбнуться. — О чем шла речь между вами, если не секрет?

— О твоей сестре, Лун, — жрец невесело усмехнулся, — и я, дурак такой, не подумал порасспрашивать его побольше.

— О Селли? — сделав еще глоток, она кивнула, отмечая неплохой вкус напитка, — и что же на этот раз он решил сотворить?

— Я не знаю. Дискорд сказал — сюрприз. Сюрприз для Селестии, — поправился жрец. — А еще дополнил, что это поможет нам разрешить нашу проблему.

Следующие пару секунд человек наблюдал поистине чудную картину, как у принцессы сами собой широко распахиваются глаза и натурально отвисает челюсть. Она даже забыла, что сейчас надо было делать, поэтому чашка, окутанная синим сиянием, пролетела мимо рта, неподвижно зависнув чуть сбоку.

Зрелище было столь забавным, что впервые за все время на лице Халамру заиграла улыбка.

— ... о которой я, к сожалению, ничего выяснить не смог.

— Но ты ведь шутишь? — первая фраза, произнесенная после паузы, во время которой повелительница грез пыталась справиться с собой. — Чтобы Дискорд, да безвозмездная помощь?

— Я понимаю еще меньше, чем ты, — парировал человек, — нет, здесь не звучали шутки.

— Но ведь это же... Дискорд? С чего бы ему помогать кому-то? Разве что случайно...

Нахмурившись, ночная пони опустила голову, задумавшись над нежданно возникшим вопросом.

Предпочитая молчать, оставив думы той, кто разбирается в проблеме лучше его, Халамру лишь вздохнул и достал из кармана яблоко — подарок, принесенный кем-то из его посетителей. Яблоко было, о чудо, ярко-желтого, можно сказать, золотого цвета, и когда человек собрался было вонзить в мягкую плоть острые зубы, он вдруг замер, плененный одной мыслью.

— Луна, а ты не боишься, что Селестия тебя застанет здесь?

— Нет, человек... — она вскинулась, встряхнув звездной гривой, — да и с чего бы?

Ну как бы ей объяснить... Наверное, это ведь синяя аликорн сбежала, не появляясь во дворце весь день и всю ночь? Причины, конечно, были ясны, да и вообще неведомо, кто от кого прячется, но они же все-таки сестры, правительницы к тому же, и эта их жизнь порознь — суть плохо.

— Ты в бегах, насколько мне известно.

— Ах это, — аликорн подарила ему улыбку и подмигнула, — я вернусь во дворец сегодня же, вновь попробую разузнать что-нибудь. Неужели ты полагал, что я, такая глупая, собираюсь издеваться над Селли, добавляя еще боли в ее сердце?

Выставив руки перед собой в защитном жесте, жрец шутливо попятился, чуть не свалившись со стула.

— Столь вопиющая несправедливость твоих суждений ранит меня, принцесса, — он усмехнулся. — Я лучшего мнения о тебе и знаю, что ты желаешь сестре только хорошее; но именно поэтому, ведь мои чувства к вам схожи, я тебя и спросил.

— Мне это было ясно сначала, уточнять не стоило, — Луна кивнула, — спасибо тебе, Халамру, за заботу, но наша с Селли встреча действительно произойдет чуть позже.

Рог ее вдруг обернулся синим мерцающим туманом, под стать гриве и хвосту, и ярко-ярко засветился. Человек машинально прикрыл глаза рукавом, запоздало подумав, что сейчас свершится нечто необычное, и внутренне напрягся. Раздался тихий, на грани слышимости, звон и помещение озарила серебристая вспышка, после чего свечение угасло столь же быстро, как и появилось.

— Селена вновь взойдет над Эквестрией, — гордо произнесла аликорн, обращаясь словно бы ко всему, что ее окружало, устремив затем взор на человека, — настало время мне тебя покинуть, хотя, признаться честно, есть множество интересных, но незатронутых тем, которые следовало бы обсудить.

Синий туман принялся окутывать ее тело, делая повелительницу грез похожей на плюшевую игрушку.

— Так скоро? — жрец подарил кобыле грустный взгляд, будто говорящий: "Не уходи!"

— Я вынуждена, друг мой, прости, — она легко мазнула его крылом по лицу, что можно было бы приравнять к поцелую в щеку, — постарайся разговорить Тию, я верю в тебя всем сердцем.

~

Дверь, жалобно скрипнув, отворилась, впуская в избушку долгожданную гостью, щеголявшую в этот раз красивым расписным шарфом, да небольшой накидкой, обвязанной вокруг шеи и закрывающей все тело. Привычно осмотревшись, так, на всякий случай, она преобразилась, со вздохом облегчения развернув красивые белые крылья.

— Халамру? — негромко позвала Селестия, устремив взор на лестницу, — ты тут, друг мой?

Тишина послужила ей ответом. Немного удивленная, а еще заинтригованная, она прошла вглубь помещения и остановилась возле фосера, на котором стояла потухшая чаша Святого Пламени. Кинжал отсутствовал и нечему было излучать огонь; хмыкнув про себя, аликорн подвесила над хладным камнем шарик своей магии, блеклый, едва освещающий все вокруг, и села прямо на пол, опустив голову. Пока человека нет, у нее есть время подумать.

В это же время Халамру, ругая пухлые темные тучи, которые решили вдруг излиться на землю, быстрым шагом возвращался в свою обитель. Полный надежд, он вновь отправился той же тропой, но его постигла неудача: то ли просто ошибся, то ли Дискорд не желал с ним пока что разговаривать; в любом случае, пришлось идти домой ни с чем. Это очень сильно огорчило человека, делая его столь же хмурым, как и погода.

Каково же было его удивление, когда он, промокший, злой, добрался до желанной избушки и увидел в ней свет. Мгновенно насторожившись, жрец тихо подкрался к окошку, оберегаемый шумом разбивающихся о кров капель, вгляделся внутрь... И практически сразу же облегченно выдохнул: это была его белая подруга, ключ ко всем переживаниям человека, сидящая возле потухшей чаши. Невольно улыбнувшись, Халамру, не таясь более, спокойно подошел к двери и протянул руку, схватившись за резную ручку.

"Но почему она выглядела так разбито?" — мысль, вдруг посетившая человека, заставила его ненадолго замереть. Тревожный холодок тронул сердце, когда он вспомнил, совершенно случайно, мысли Луны, прозвучавшие во сне-воспоминании: "Покидала дворец нормальная, возвращалась потерянная". Не до конца осознавая всю суть этих слов, он сейчас воочию убедился в их правильности, а также в том, что его общество на самом деле значит для белой аликорн.

Но отступать, пасовать перед проблемой, было поздно, да и нечестно это по отношению к той, кто с чистым сердцем называет человека своим другом даже несмотря на то, что он — единственный в своем роде и вовсе не похож на пони. Поборов сомнения, Халамру нацепил на себя улыбку и решительно нажал на ручку двери.

Ушки пони беспокойно дернулись, когда до них добрался скрип не смазанных петель; она слабо вздрогнула и выпрямилась, вмиг выбросив все грустные мысли из головы.

— Да не угаснет свет на пути твоем, — послышалось знакомое, и принцесса улыбнулась, повернув мордочку к человеку.

— Я рада видеть тебя, Хал, в добром здравии, — ответила она в своей обычной манере, без тени грусти, что ей владела, но скрыть эмоции у нее в этот раз не вышло: жрец все уже знал. Однако, идти напролом было бесполезно, да и не хотелось этого Халамру вовсе.

Сопровождаемый взглядом лавандовых глаз, он подошел к чаше и вставил в нее кинжал, тут же одернув руку. Золотое пламя весело вспыхнуло, озарив полутемное помещение мягким сиянием.

— Не подсобила мне в этот раз погода, — вздохнув, поведал жрец, снимая с себя промокший плащ, на котором был вышит золотой круг, — ты не замерзла, пока шла сюда?

— Вовсе нет, — аликорн забавно наклонила голову вбок, — спасибо за заботу.

Далее в молчании они занялись каждый своим делом: человек подвешивал плащ на сушилку, одиноко стоящую возле лестницы, а Селестия же наблюдала за ним неотрывно; ей нравилось, как друг ее необычно действует, весьма ловко управляясь со всякими мелкими деталями, будь то застежки, или мелочь, выпавшая из карманов. Незаметно для хозяйки, ее мысли начали сворачивать к поиску плюсов и минусов тела Халамру, если сравнивать его с пони. Более ловкий, правда, слабый, не обладает хоть какой-нибудь магией, которую используют пони, но при этом превосходный целитель... Его характер был своеобразен, не замутнен всякими образами, как водилось у ее подданных, однако, был несколько своенравен и необычен: даже зная, что она — принцесса Эквестрии, жрец не переставал называть ее "поняшей"; и переучивать его не хотелось вовсе.

Интересно было бы взглянуть на него, если бы человек вдруг стал жеребцом. Ммм... и сделать его стражником, чтобы всегда был возле нее, что уберет проблему огромного расстояния между ними. Каков бы он был тогда? Как бы он смотрел на других пони, и на нее?

Ощутив вдруг теплую ладонь на своей шее, Селестия несознательно потянулась к ней и мечтательно улыбнулась, прикрыв глаза.

— К сожалению, я не могу освободить фосер, поэтому с ритуалом "очищения" придется повременить, — раздался тихий голос Халамру над самым ухом, — ты не против, Ти?

— Нет, — также тихо ответила она, наслаждаясь приятными прикосновениями, — я понимаю.

Жрец честно признавался, что гладить пони для него было самое обычное дело, ведь все четвероногие — словно бы питомцы для него, но даже чувство, будто ты — зверушка, не сподвигло принцессу хоть как-то сопротивляться; лишь одно существо в этом мире позволяло себе столь близкий контакт, особенно ценный для одинокой аликорн, и отвергать его — было бы глупостью.

— Тогда, во искупление, позволь я угощу тебя чаем?

С таким предложением аликорн не могла не согласиться. Встряхнув головой, чтобы поправить гриву, она кивнула и поднялась на все четыре, проследовав к столу. Стул, сделанный специально для пони, одиноко стоял в углу, поэтому Халамру направился сразу к нему, движимый желанием поухаживать за гостьей, но та, как обычно, притянула мебель к себе магией и улыбнулась в ответ на удивленно приподнятую бровь. Хмыкнув, человек развернулся и направился к шкафчику, наполненному всякими сборами трав.

— Хорошо вам, пони, с магией, — сказал жрец, вытягиваясь на носках, чтобы ухватить нужную баночку с самого верха, — управлять предметами на расстоянии, телепортироваться по желанию... Я тоже так хочу.

— Пробуй, учись, и у тебя обязательно все получится, — уверила его пони менторским тоном, — ты итак уже умеешь немало, и даже обладаешь уникальными способностями, которые не даны моему народу.

— Уникальными... — он вздохнул. — Для меня даже самый простой телекинез — чудо, в которое я бы раньше и не поверил; по сравнению с ним вся моя магия — что-то мелкое, крошечное.

— Ты не прав, друг мой, твоя "крошечная магия" способна исцелять также хорошо, как врачи из лучших госпиталей Эквестрии.

Поставив чайник над пламенем, жрец вернулся к принцессе и сел за стол, аккурат напротив нее, положив голову на сцепленные пальцы рук.

— Спасибо за комплимент, Ти, но я и вправду посредственный маг. Были у меня попытки научиться приподнимать что-нибудь силой мысли, однажды даже под надзором одной единорожки, но все они одинаково провальны. Ну не могу я это сделать, и все тут.

— Но научиться хочешь, ведь так?

Человек согласно кивнул, уставившись в прекрасные лавандовые глаза. Небольшая хитринка промелькнула в них, тут же сокрытая, но он успел ее заметить.

— Тогда может... — аликорн запнулась на мгновение, обдумывая то, что хочет сказать, — ...может отправишься со мной во дворец? Думаю, я смогу уделить пару часов тренировкам, или же позову кого-нибудь из школы для единорогов.

— В этом нет большой необходимости, моя принцесса, пока что меня и собственные руки выручают.

Сказав это, Халамру заметил тень грусти на белой мордочке, и лишь только после этого до него дошло, что он сделал. Она, по-видимому, хотела побыть с ним подольше, а человек просто взял, и развеял ей эту возможность. Ляпнул, не подумав...

— Это зря, друг мой, — как ни в чем не бывало продолжила Селестия, вновь и опять скрывая свои эмоции под добродушной улыбкой, — новые умения еще никому не помешали.

Человек оставил эту реплику без ответа, пристально вглядевшись в глаза пони. "Почему же ты скрываешься от меня, но желаешь, чтобы я был ближе?" — мысль, что отражалась в его взгляде, заставила принцессу вздрогнуть и немного сжаться, ощутив себя виноватой.

— Селестия... — медленно произнес Халамру, ощутив, что настал момент. "Сейчас, или никогда".

Улыбка разбилась вдребезги; неотвратимое приближалось, и у белоснежной аликорн уже не было ни сил, ни желания сопротивляться. Единственный уголок спокойствия, эта тихая лесная обитель, только что исчез, когда она не смогла закрыться от человека...

— Прости, друг мой, — кобыла сникла, опустив голову, — я не должна была вести себя так...

— Расскажи, — мягко перебил он ее, не дав договорить, — позволь мне узнать.

Встав и обойдя стол, жрец нежно взял переднюю ногу принцессы в ладони и поднес к своей груди. Пусть он так делал только для того, чтобы успокаивать лишь жеребят, пусть жест этот может быть истолкован аликорном неверно, но сейчас он был замечательно подходящим, теплым, показывающим все то дружеское отношение к принцессе, которое ей было так необходимо.

— Халамру... — тронутая, она не могла более вымолвить ни слова. Барьер, поставленный вокруг сердца ее, рассыпался, выпуская истинные чувства и эмоции наружу. Не выдержав их напора, кобыла, к своему великому стыду, тихо заплакала.

Пони были очень милыми созданиями, и человек не мог спокойно смотреть, как они грустят: это задевало его добрую сущность, заставляло сделать хоть что-то, лишь бы все вокруг были счастливы. Эффект проявлялся особенно ярко, когда он видел слезы, и утроился сейчас, ведь слезы те принадлежали его близкому другу. Растерянный, Халамру осторожно притянул кобылу к себе, обняв за шею также, как недавно обнимал Луну, надеясь, что это подействует вновь.

Будто специально, погода подстроилась под ситуацию: дождь забарабанил по крыше с удвоенной силой, заглушая тихие всхлипы пони; за окном стало еще темнее, когда солнце, бросив на землю несколько прощальных лучиков, опустилось за горизонт. Ощущая то же самое и у себя в душе, Халамру принялся рассеянно гладить свою гостью по шее, ощущая под своими руками бархатистую белую шерстку. Ему очень не хотелось лишать и себя, и Селестию их обычной жизни, но с другой стороны он понимал, что рано или поздно, это произойдет.

— Халамру, я... — она тихо всхлипнула, — я не могу рассказать тебе этого, это слишком больно.

И это действительно было так. То, как принцесса вжалась в человека, словно бы боясь отпустить его, потерять, говорило о многом... Но, к сожалению, не о всем.

— Все станет лишь хуже, пока ты держишь это в себе, Ти.

Совсем неподалеку, спрятанные под покровом невидимости, среди кустов сидели и наблюдали за происходящим два существа. Оба они знали боль солнечной пони, оба желали помочь, каждый по своим причинам, но оба же не ведали как... ну, почти не ведали.

На самом деле Луна никуда и не уходила, желая убедиться, что у Халамру что-нибудь да получится, а Дискорд просто составил ей компанию, молча свернувшись кольцом рядом с ней. Пройдя сквозь дружбу и предательство, обретя настоящих друзей, дух хаоса стал осознавать много больше, чем раньше, и конечно же сразу вошел в положение аликорн, жившую целую тысячу лет окружавшим ее народом, но в полном одиночестве.

— Как думаешь, он справится? — тихо произнесла ночная пони, смотря, как ее сестра что-то говорит, сидя в кольце рук человека, словно маленький жеребенок.

— Иначе бы он тут и не появился.

Взяв небольшую паузу, Луна кивнула, но затем, обдумав его ответ, удивленно повернулась к духу, уставившись на него, словно на привидение.

— Нет-нет, я тут не причем, — замахал он лапами, — человек оказался здесь сам.

Аликорн нахмурилась.

— Честно, — предчувствуя надвигающуюся бурю, пролепетал он, — почему ты на меня так странно смотришь?

— Эх, Дискорд, Дискорд, — покачала головой пони, — потому что вечно ты говоришь странные вещи, которые вдруг оказываются правдой.

Отвернувшись, она положила голову на передние ноги и продолжила тихо наблюдать, оберегая в сердце надежду.

— А ведь он и вправду тот, кого так отчаянно не хватает Милестии, — поведал странную истину Дискорд, извернувшись так, чтобы их головы оказались на одном уровне, и заглянул в глаза принцессе.

Его ожидания не были обмануты, небольшой сюрприз удался: Луна вздрогнула, словно ее хлестнули по крупу, и резко встала, повернувшись к духу всем телом. Она возвысилась над ним, словно утес над приливом.

— Дискорд! — прозвучало обиженное. — Ты либо говори все как есть, либо вообще молчи. Хватит с меня и Хала того, что мы сейчас мучаемся в неведении относительно твоего "великого плана", который ты предлагал ему давече.

Исчезнув безо всяких эффектов, дух переместился кобыле за спину и, в своей обычной манере, заговорил ей прямо на ухо:

— Неожиданность и удивление — важнейшие составляющие сюрприза, без которых пропадает весь интерес, — тут же исчезнув вновь, он вернулся на свое первоначально место, пару мгновений наслаждаясь тем, как пони дезориентировано вращает головой, — но так и быть, для тебя я сделаю исключение, если ты будешь хранить все в тайне...

— Клянусь Селеной, — раздраженно произнесла она, уперев взгляд в драконоподобное тело, — а теперь, неуловимый ты мой, будь так добр, посвяти меня во все это.

Sair Der. "Дуализм"

Спасибо товарищу Muscat за помощь в вычитке.

Чудеса свершаются тогда, когда их ждешь меньше всего. Истина, древняя, как сам мир, вновь была доказана принцессой: выкладывая душу человеку, она ожидала всего чего угодно, но не тех самых слов, что вновь разожгли огонь жизни в ее сердце.

Она поведала ему все. Как медленно сокрушалось ее сознание под гнетом одиночества, как ее маленькие пони все больше и больше отдалялись от своей принцессы. Селестия говорила и плакала, не в силах больше таить в себе эту боль, но жрец на удивление спокойно, с пониманием относился к ее исповеди, ни разу не дрогнув, на протяжение всего времени прижимая пони к себе. Лишь Солнце знает, откуда в нем столько терпения... Даже когда аликорн, уже давно плывущая по течению стремительной реки, прорвавшей дамбу самообладания, рассказала о том, что значит для нее их дружба, Халамру лишь обнял ее сильнее и пообещал, что дружба их никогда не исчезнет, пока он жив.

Когда часы уже пропели полночь, а пламя светлое взметнулось в последний раз и медленно опало, разговор их был окончен. Вымотанная этим тяжелейшим испытанием, согреваемая теплом тела человека, аликорн просто-напросто уснула, убаюканная мерными поглаживаниями. Совсем как ребенок, она положила голову на колени Халамру и обняла его передними ногами.

Столь умиротворенная, милая, совсем как лура, она излучала такую сильную ауру доброты и спокойствия, что жрец был готов просидеть так всю ночь, лишь бы не будить ее.

Но все так просто не бывает, особенно с Халамру. Дверь тихо отворилась, окутанная голубоватой дымкой, и в дом зашла, сияя в свете Селены, младшая корона. Приложив копыто к губам, она медленно подошла к своей спящей сестре и наклонила голову, коснувшись ее рогом. На мгновение комнату озарило слабое сияние, сравнимое со светом звезд, после чего улыбка окрасила лицо старшей аликорн.

— Пусть сон твой будет легок, Тия, — прошептала синяя пони, поцеловала ее в лоб, и сделала шаг назад, обратив, наконец, внимание на человека.

Удивление, смущение — все что угодно можно было прочитать на его лице, но каким-то образом повелительница грез увидела там только радость да облегчение, и улыбнулась уже сама.

Вновь рог ее засветился, и сияние ночной ауры окутало белую пони, аккуратно приподняв над человеком, после чего потащило к лестнице. Внутренне подивившись такому, даже покачав головой, Халамру встал со скамьи, на которой они сидели до этого, и направился к чаше, дабы перезарядить иссякнувшую магию. Он не волновался насчет своей белой гостьи: никто так не позаботится о ней лучше, чем родная сестра.

Огонь заполыхал вновь, озарив помещение всполохами света; покопавшись в шкафу с едой, жрец выудил оттуда немного хлеба и экстракт местных трав, быстро соорудив пару бутербродов, и вернулся за стол, принявшись ждать.

Луна в то время аккуратно уложила Селестию в большую кровать, укутав ее одеялом и засунув вторую подушку в передние ноги, которую тут же спящая и обняла. Неподвижно замерев, она пару секунд рассматривала умиротворенную, спокойную сестру, довольная тем, что впервые за все это время та была хоть немного, но счастлива; и даже если горе ее развеется не скоро, то пусть хоть сейчас она побудет от него освобожденной. Поправив копытом сползший на ее нос зеленый локон, ночная аликорн тепло на нее взглянула и развернулась, неспешно двинувшись к лестнице.

Совершенно молча пони процокала вниз по ступеням, а затем по деревянному полу, и уселась на стул напротив хозяина дома. Она лишь кивнула, приняв угощение в копыта, и с энтузиазмом принялась его поглощать. Человек уж давно понял, что она следила за ними, а кобыла даже и не пыталась доказать обратное, поэтому говорить особо было не о чем; каждый думал сейчас свое.

Но время двигалось вперед, и тишина не могла продолжаться вечно; связанные воедино одним общим делом, они просто должны были рассказать друг другу, что же произошло. Коль скоро пони расправилась с едой, Луна подняла взгляд на человека. Выглядевший весьма устало, тот совсем не отреагировал на внимание со стороны синей кобылы, продолжая бессмысленно смотреть в центр столешницы, поэтому Луна решила начать первой.

— Халамру? — осторожно позвала она жреца. — Скажи что-нибудь.

Человек безразлично пожал плечами и поднял взгляд.

— Я все теперь знаю.

Заинтриговал и продолжил молчать... Пони обиженно фыркнула и легла на стол передними ногами, приблизившись к человеку.

— А можно чуть подробней?

— Ти мне рассказала многое о себе, то, чего мы так жаждали узнать, — и вновь затем молчание...

— Халамру! — возмущенно прошипела аликорн, заставив его вздрогнуть и выпустить уже улыбку на волю.

— Ладно-ладно, — он примирительно вскинул руки, — не серчай только. — Заглянув в жаждущие бирюзовые глаза, Хал не удержался и подмигнул, ей. — Когда-то я работал в храме целителем и это не было похоже на то, чем занимаюсь сейчас; ко мне ходили люди с проблемами, которые сами не осознавали, и приходилось гадать первое время. Затем я немного привык, и уже мог с некоторой вероятностью определять всякие недуги, а также, после небольшого опроса, догадываться, что же именно не так у людей. И если пони хоть немного на нас похожи... — он взял небольшую паузу, чтобы собеседница его успела принять новую информацию, — похоже, кое-кто просто хочет жеребенка.

Если бы звезды посыпались с небес, драконы начали бы дышать не огнем, но водой, принцесса ночи удивилась бы в разы меньше. Дискорд предупредил о том, что Селестия, возможно, хочет найти себе пару, но чтобы такое... С откровенным недоверием пони уставилась на человека, стремясь разгадать шутку, если это была она, но с каждой пройденной секундой понимала, что он предельно серьезен. Понимала и теряла дар речи; уже когда жрец откровенно улыбался, аликорн заметила, что сидит с открытым ртом, и поспешно его захлопнула, откинувшись назад, на спинку стула.

Халамру же, освобожденный теперь от необходимости тащить эту ношу в одиночестве, расслабился и спокойно обдумывал, что же можно предпринять с учетом новообретенного знания. Лучший вариант — найти того, кто согласится связать свою судьбу с белой аликорн, но он неосуществим в ближайшее время... если осуществим вообще; а пока-что надо хоть как-то скрашивать жизнь солнечной пони, отвлекать ее от тяжких дум. Похоже, ему стоит слетать в Кантерлот самому, хотя бы пару раз, к тому же, приближался праздник, о котором мало кто знает, и надо бы дать ответ Дискорду.

Ответ духу хаоса... заманчивое предложение с одной стороны, но не нужное более с другой. Халамру мог бы придумать что-нибудь и сам, без лишнего риска, однако, духу все же удалось заинтриговать от природы любопытного человека, заставив его сомневаться.

— Лун, — подал жрец голос, выведя кобылу из раздумий; она дернула ушками, показывая, что слушает, — у меня есть некоторые вопросы насчет Дискорда.

Услышав то, что выместило ненадолго обрушившуюся на нее информацию, пони заинтересованно кивнула, всем своим видом желая продолжения.

— Вопрос первый, собственно, весьма прост: соглашаться мне, или не стоит?

Она задумалась ненадолго, после чего коротко кивнула. На самом деле уже давно про себя решила, что дух хаоса прав и его "сюрприз" — очень и очень хорошая вещь, хотя одобрить ее до конца Луна так и не смогла... на то были причины.

— Я думаю, ничего опасного он не затевает, хотя никто не может сказать, сколь странным будет результат. Дискорд — это Дискорд, и этим все сказано, — произнесла кобыла, хитро улыбнувшись, — на твоем месте я бы поупиралась, но рано или поздно б согласилась.

— Стало быть, отговаривать меня не будешь... — он положил голову на сцепленные кисти рук и нахмурился, — в таком случае, что мне делать, если случится что-нибудь плохое?

"Все будет в порядке", — чуть не вырвалось у повелительницы грез, но она не была бы принцессой, случись такое; нацепив загадочную улыбку, пони некоторое время изучала Халамру, стараясь угадать, что он сам думает об этом, после чего изрекла:

— Коль такое произойдет, даю слово, я сделаю все, чтобы исправить это.

Ну что же... Плюсов было куда как больше, поэтому неудивительно, что человек, преодолев небольшие внутренние разногласия, решился на эту авантюру. Когда настанет вечер следующего дня, он вновь отправится на ту самую поляну, дабы поговорить с духом хаоса, ну а дальше будь что будет...

— Халамру, ты не мог бы выполнить одну мою просьбу?

— Да, конечно, — слега удивленно ответил жрец, приподняв бровь, мол, заинтригован.

— Насчет моей сестры, — пони кивнула в сторону лестницы, — ты ведь не собираешься сидеть тут всю ночь?

— Вообще-то собираюсь, кровать занята же.

Хитро улыбнувшись, кобыла встала из-за стола и широко расправила крылья, поймав на себе восхищенный взгляд.

— Помнится, прошлой ночью сие не было проблемой.

— Тогда ты меня буквально уговорила, к тому же мыслями я был далеко отсюда, — парировал человек, — сейчас же другая ситуация, знаешь ли.

Аликорн хмыкнула и двинулась к Халамру, на ходу засвечивая рог. Мягкое сияние окутало его тело, приподняло и поставило на пол, после чего принцесса, не церемонясь особо, схватила жреца зубами за рукав балахона и потянула за собой. Добившись того, чтобы он последовал за ней, Луна направилась к выходу.

Небольшое мерцающее поле развернулось вокруг двух существ, слабо освещая местность на небольшом расстоянии. Неизменный светлый шарик плыл перед ними, словно маяк указывая дорогу. Его чистый, белый свет разгонял полутьму ночи, ну а купол Луны согревал, не позволяя осеннему холоду добраться до них.

Путь пони и человека лежал к озеру, в чьей ровной глади прекрасно отражалось ночное небо, точнее те его куски, не скрытые тяжелыми тучами. Обыденное днем, оно было прекрасно ночью. Халамру видел это и раньше, но как-то не замечал, к тому же, сама аликорн, владычица ныне властвующей стихии, идеально дополняла картину, слегка светясь в темноте серебристым светом. Все это было настолько нереально, не привычно для человека, что невольно, но он

перестал думать о делах насущных, обращаясь мыслями теперь к другому, чего и добивалась его спутница. Заметив, что ее маленький план удался, кобыла незаметно улыбнулась и ускорила шаг, остановившись только перед самой кромкой воды.

— А теперь, моя принцесса, изволишь ли ты объясниться? — тихо, словно бы опасаясь распугать прекрасных духов этого места, спросил Хал, стоя рядом с ней, похожий на статую. Даже его заклинание, золотистая сфера, подтянулось к нему поближе, на всякий случай, но помощь ему сейчас не была надобна: лишь очарование владело им.

— Все просто, мой друг, — Луна мягко толкнула его в спину магией, да и сама поставила копыто на блестящую гладь; и оно, вопреки всем законам, не ушло под воду, но оперлось на нее, испуская круги нежно-голубой магии, — пойдем, я покажу тебе.

Неспешно прошла она на середину озера, увлекая жреца за собой. Поначалу он, конечно, упирался, явно не желая омовения в ледяной ванне, но свечение за спиной его было неумолимо и ему пришлось сделать первый робкий шаг... Лишь надежно оперевшись на, казалось бы, ненадежную поверхность, человек успокоился и уже смелее последовал за своей проводницей.

— Осмотрись, Халамру, и расскажи, что ты чувствуешь?

Аликорн приложила некоторые усилия и зачаровала воду так, что она теперь была похожа на ночное небо со своими созвездиями, туманностями; яркое желтое солнце горело в центре, даруя свет и тепло девяти планетам, вращающимся вокруг него. Потрясающее зрелище, что захватывало дух, захватило и жреца не давая ему даже рта раскрыть. Он смог лишь молча покачать головой, но и этот жест говорил очень многое.

— Вижу, тебе нравится? — с усмешкой произнесла принцесса толкнув его копытом в бок.

— О, еще как! — восхищенно изрек человек, переведя взгляд на пони. Во свете тысяч звезд, она была очень красива, как существо, снизошедшее с самых лучших картин. Грива ее блистала и переливалась, а белые крапинки на ней, казалось, живут собственной жизнью, двигаясь, крутясь в танце, создавая причудливые линии и воронки. Признаться честно, пони сейчас была очаровательна, но все равно человек, как ни старался бы, не мог увидеть в ней даже и намека на то, что сможет полюбить; вынужденный жить и умереть в одиночестве, он отдавал себе в этом отчет и пытался измениться хоть как-то, однако, выходило плохо.

— Это — лишь малая часть того, что ты заслужил, Халамру, заботясь о нас с сестрой, — вздохнула кобыла, — долгое время в нашей жизни не было такого, как ты. И если бы ты знал, сколь приятно и ценно для нас иметь такого друга... — она встряхнула гривой и встала на задние копыта, передними уперевшись в плечи жреца.

Мордочка пони оказалась непозволительно близко, и человек непроизвольно отпрянул, чуть не грохнувшись назад. Мягкое сияние магии ночной принцессы поддержало его, не давая потерять равновесие.

— Луна?

— Чш-ш-ш, — тихо прошипела она, приложив копыто ему ко рту, — не брыкайся, послушай. Мне скоро возвращаться в замок, теперь уже на самом деле; остаться я не смогу, поэтому хотелось бы попросить тебя об одной услуге. — Наклонив голову чуть вниз, она заглянула в его глаза. — Пожалуйста, пусть Селестия проснется не одна.

— Прости... что? — человек, недоверчиво уставился в бирюзовые очи. — В каком это смысле "не одна"?

— По-моему, сие очевидно, — немного укоризненно сказала поняша, опустившись на все четыре, — не строй из себя дурачка.

— Я и не строю, — отмахнулся он, — просто мне на самом деле не понятно... погоди, — жрец осекся, внезапно догадавшись, — ты ведь не пытаешься сейчас уложить меня в одну постель со своей сестрой?

Аликорн медленно провела копытом по водной глади, оставив на ней ровную сияющую полосу. Вспышка, и вот на месте линии теперь серебрятся новые звезды.

— Не принимай близко к сердцу, Халамру. И мне, и Селестии очень приятно просыпаться в чьем-то обществе, но, к нашему великому сожалению, позволить такое мы себе не можем, точнее не могли раньше. Ты ведь понимаешь причины?

— Прекрасно, Луна, более чем прекрасно, но почему я?

— Ты не пони, — кобыла взмахнула крыльями, мазнув левым ему по груди, — этим можно объяснить все, и даже больше. К тому же, — она мечтательно улыбнулась, — если учитывать прошлую ночь... это — именно то, что необходимо сейчас Селли.

Наедине со своими раздумьями, человек вернулся домой, сразу же направившись к очагу. Температура за окном уже была для него низковата, поэтому неудивительно, что без поддержки магии аликорна, которая оставила его неподалеку, жрец немного замерз и более всего на свете желал исправить это досадное упущение.

Он уселся перед чашей пламени, протянув над ней руки. Словно теплые волны, золотой огонь принялся заботливо облизывать его, лишь согревая, но не обжигая: Свет, столь дорогой человеку, всегда четко следовал пожеланиям, никогда не бросая его в беде. И он не мог поступить также с белой аликорн. Пусть даже она вовсе не похожа на него, как внешне, так и духовно, но проведя столько времени за пределами своей, увы, недосягаемой родины, человек привязался к ней; возможно даже больше, чем к кому-либо вообще.

Прошли долгие десять минут. Жрец все это время не мог решиться: то, что хотела от него ночная принцесса, никак не могло совместиться с тем, что воспитал он в себе еще с детства. Правила приличия не позволяли просто так взять, и лечь вместе с кем-то, но с другой стороны, это была всего-лишь пони, пусть и коронованная особа, пусть старше его в разы, но все же пони.

"К тому же, я вроде как уже такое делал, и ничего страшного не случилось".

В действительности, Халамру мог и не следовать ничьим указаниям: провести ночь можно было и в кресле, причем, оно весьма удобное...

— Во имя Света, это ведь несложно! — тихо ругнулся хозяин избушки и решительно встал с нагретого места.

...Остановившись возле кровати, словно изваяние. Аликорн лежала, будто ангел на облачке: на спине, раскинув крылья в стороны и поджав передние ноги перед грудью. Весьма расслабленная поза, да улыбка на белой мордочке повествовали человеку о приятных грезах ее, и он вдруг осознал, что не в силах предпринять что-либо.

Тихо, опасаясь совершать резкие движения, Халамру уселся в кресло и откинулся на спинку, не сводя, однако, взгляда с кобылы. Никакая более попытка сделать хоть что-нибудь не находила места в его сердце: спящая, Селестия производила впечатление жеребенка, даже выглядела очень умилительно.

— Нет, Луна, прости, но я не выполню твою просьбу.

~

Что бы сделал он, случись то же самое на его родине? Перед ним лежит королева, путешествуя по миру грез, и никакой охраны подле... Верно, тут стоило бы бежать, и чем быстрее — тем лучше. Пролетать неисчислимые коридоры, съезжать с лестниц, словно акробат, прятаться от патрулей... в общем делать все что угодно, лишь бы тебя не заметили, ибо кара будет сурова.

Словно наяву, Халамру увидел все это, в том числе, как воины в доспехах салатового цвета окружают его с мечами наперевес... Нечто теплое коснулось его щеки и он испуганно дернулся, неприятно задев что-то твердое. Глаза с коричневой радужкой широко открылись и по ним тут же ударил несильный магический свет. Сквозь пелену выступивших слез, человеку удалось разглядеть белый силуэт нависшей над ним кобылы.

— Халамру, что с тобой случилось?

С трудом проморгавшись, он кое-как исправил свое положение в пространстве, и огляделся: по-прежнему был в кресле, за окном все еще ночь, ну а Селестия...

Принцесса, на чьей сонной мордочке застыло встревоженное выражение, отодвинулась и уселась на круп, продолжая, тем не менее, вопрошающе смотреть на своего друга.

— Кошмар, просто кошмар, — произнес тот, потирая виски, — я разбудил тебя?

— Ты не виноват, — мягко улыбнулась пони, — просто так случается иногда, что я могу почувствовать это.

— Значит, разбудил... — вздохнул человек, — прошу прощения.

Подрядившись встать, он вдруг ощутил, что невидимая сила мягко, но в то же время настойчиво надавила ему на грудь, препятствуя, вынуждая усесться обратно.

— Это ты прости меня, Хал, — голос солнечной стал вдруг печален, — я не должна была поступать так.

Подумав было о том, что она сейчас говорит о той исповеди, что прозвучала совсем недавно, Халамру уже открыл было рот, дабы доказать невиновность ее, но тут же захлопнул, услышав продолжение:

— Не представляю вовсе, что же на меня нашло и как я умудрилась, — кобыла обернулась на мгновение, бросив взгляд на кровать, — уснуть на чужой постели... Не вставай, пожалуйста, я сейчас уйду.

Понурившись, она поднялась и пошла к выходу. Движения ее были вялые, быть может из-за того, что только проснулась, хотя жрец вполне понимал, почему; понимал, но не знал что делать. Остановить ли ее сейчас, как велит сердце, либо отпустить, позволить вернуться во дворец, в свой родной дом, где принцесса на самом деле должна быть? Как поступил бы он... нет, стоило сейчас забыть о своем мире, не те правила, совсем другие привычки. Забыть и принять Эквестрию, измениться раз и навсегда.

— Ти, — обратился он к кобыле, отчего она мелко вздрогнула и остановилась, не спеша, однако, оборачиваться, дабы скрыть нежданную улыбку, — постой.

~

Весь следующий день пролетел быстро, словно его подгонял кто. За все это время к нему зашла всего одна пони, с простудой которой он справился почти шутя, после чего, соблазнив чаем, буквально закидал ее вопросами. Что нравится кобылам, как правильно вести себя, и прочее-прочее... Сконфуженная поначалу, пони затем все охотнее и охотнее отвечала, даже разбавляя свой рассказ историями из собственной жизни. Подробности, невинные и не очень, лились рекой, но человек ни разу не перебил собеседницу, оказавшуюся весьма болтливой; он слушал очень внимательно, выбирая для себя особенно важные моменты, вроде обычая эквестрийцев съедать цветы, которые им подарили, и правила поведения в табуне. Все остальное ему, как простому человеку, было ни к чему: он не собирался делать предложение, прекрасно осознавая, что ни Селестия, ни, тем более, он сам, такому будут не очень рады.

Остальные мгновения покоя Халамру провел за работой: созданием различных отваров, изредка отвлекаясь, чтобы просто посидеть в кресле и подумать. Неудивительно, что для него золотой диск очень быстро пересек небосвод и принялся буквально падать к горизонту.

Когда тени слишком удлинились, а в доме стало не совсем уютно из-за осенней прохлады, человек, целиком и полностью погруженный в процесс создания зелья, вдруг вздрогнул, чуть не выпустив из рук длинную ложку, которой помешивал густую зеленую жидкость. Взгляд его метнулся к часам, малая стрелка которых исправно подползала к отметке "XII".

Время действовать настало... Остановив всякую прежнюю деятельность, жрец прикрыл тряпкой котелок и сбросил с себя рабочую одежду. Пять минут ему потребовалось, чтобы сбегать наверх и облачиться в свой обычный балахон, взять дорожный посох, кинжал, и уже вскоре он покидал свою избушку, отправляясь навстречу неизвестности.

~

Тропинка, укутанная тьмой, слабо разгоняемой светлячком в навершии посоха, вновь привела человека в то самое странное место, которое он желал увидеть.

Прошедшая ночь уверила его, что белая аликорн была близка к отчаянию, иначе бы не было таких ее крепких, но бессознательных объятий, которые она дарила Халамру сквозь сон. Человек чувствовал себя тогда плюшевой игрушкой, которую тискали и мяли как угодно, а когда он сам, следуя внезапной и очень необычной для него мысли, обнял пони в ответ, та вздрогнула, счастливо вздохнула и свернулась клубочком у него в руках, тем самым еще более усиливая свое сходство с питомцем.

Крупным таким питомцем.

Признаться честно, жрец в тот момент думал о Селестии не как о великой правительнице, но как об обычной кобыле, даже, если быть более точным, девушке. Да-да, на сей раз он провел грань немного по-другому и смог увидеть в аликорне нечто большее, чем просто аликорн; все чувства ее, которые не способен был скрыть сонный разум, все эмоции.

Кажется, Халамру стал понемногу становиться пони.

Глубоко вдохнув прохладный лесной воздух, жрец замедлил шаг и вгляделся во мрак, застилающий дорогу. Вновь небо затянули беспросветные тучи, лишив землю мягкого сияния Селены. Немного смущенный этим, жрец двигался весьма осторожно, хоть и быстро, но сейчас остановился: что-то явно копошилось среди теней.

Опасливо положив ладонь на рукоять кинжала, человек чуть пригнулся и сделал несколько осторожных шагов вперед; пусть даже в Эквестрии и не водилось хищников (ну, почти не водилось), все равно старые привычки давали о себе знать.

Почуяв приближение другого существа, тень замерла на мгновение, а затем резко выпрыгнула на жреца, заставив его отпрянуть. Не ожидая столь стремительного развития событий, Халамру выставил кинжал перед собой и весь сжался, но пару мгновений спустя расслабился и облегченно выдохнул, улыбнувшись даже.

— Не надо меня больше так пугать, Астра, прошу, — произнес он, обращаясь к мантикоре, чьи глаза искрились счастьем а поза выражала преданность хозяину.

Он подошел к сказочному зверю и почесал ее за ухом, на что та, в ответ, попыталась лизнуть его в нос. Пришлось уворачиваться.

— И что же ты тут делаешь, моя дорогая?

Мантикора, как обычно, ничего не ответила, лишь только жалобно зыркнула в сторону избушки.

— Зовешь меня домой, значит... — жрец вздохнул, — ну извини, я не могу теперь отступать.

Постаравшись сделать как можно более решительное лицо, в противовес чувствам, его обуревавшим, Халамру решительно, несмотря на протестующее мяуканье Астры, двинулся вперед. Она же, бросив взгляд за спину, где в одиночестве осталось ее уютное гнездо, посмотрела затем человеку вслед и нехотя потрусила сзади.

Так они и оказались вместе на поляне, трава которой вела себя совсем не сообразно дуновениям ветра.

Все вокруг было вполне себе обычно, если не смотреть под ноги. Те же деревья высились на границах, не вызывая никаких подозрений, небо было одинаково с тем, что видел жрец с крыльца своей избушки, даже гнезда фениксов, сейчас пустующие, смотрелись весьма правильно... Но все же во множестве мелочей, вроде одного-двух ярко-фиолетовых листочков, спрятавшихся посреди листвы, прослеживалась эгида хаоса.

Хал старался запоминать, каким путем шел, ведь ни разу до этого он не был в столь... необычном месте. Даже Астра вся как-то напряглась, и двигалась теперь настолько бесшумно, что жрец периодически оборачивался, дабы проверить ее наличие. Не то чтобы он был против того, что она сбежит, но ощущение, что он не один здесь, грело душу.

Вдвоем всяко веселее... особенно, когда будущее туманно, и страх перед ним довольно неприятно холодит сердце. Человек все пытался заставить себя думать, что совершаемое им — ни есть ошибка, но даже это, вкупе с заверениями Луны, не могло прогнать сомнения. Однако же, несмотря на все, он продолжал идти, полный решимости добиться цели и помочь теперь уже своей принцессе.

— Что ж, мой дорогой друг, — внезапно раздался голос, звучащий словно бы отовсюду, — ты все же пришел.

Повертев головой, жрец не увидел хоть кого-нибудь, а Астра лишь недовольно рыкнула, смотря все-равно вперед.

— Пришел, — подтвердил Халамру, — пришел и жду хотя бы немного объяснений.

— Без секретов сюрпризы не бывают, ни тебе ли это знать?

— Ни в коем случае, — догадавшись, на что намекает дух, человек почувствовал вдруг смущение и попытался сокрыть его в случайной фразе.

— Тогда, если ты согласен, — начисто проигнорировав его прошлую реплику, произнес Дискорд, — просто скажи: "я готов".

— Я все это время был готов, иначе бы просто пошел не сюда, а в кро...

Раздался приглушенный щелчок, после чего полянку мгновенно заволокло иссиня-черным туманом, в котором еще некоторое время можно было углядеть человеческую фигуру, но вскоре пропала и она.

~

Ночь тихо опустилась на Эквестрию, укрыв земли своим удивительно мягким темным крылом. Понемногу жизнь всюду угасла: животные разбрелись по своим норам, пони попрятались в домах, отправившись в свои уютные кровати, даже шумный ветер умерил свой пыл и теперь дул совсем вяло, нехотя.

Посреди всего этого великолепия порхала пони, верно, лучше всех ощущающая себя в этой стихии. Дискорд предупредил ее, что их общему другу вскоре потребуется моральная поддержка, поэтому Луна сознательно отринула покой, вновь жертвуя свое время, чтобы встретиться с Халамру.

Последнее время жрец зажигал на ночь свое удивительное устройство, источающее золотой огонь, дабы в его жилище было всегда тепло и уютно, но на этот раз в окнах была темнота, что значило лишь одно: он еще не вернулся. Нервно всхрапнув, аликорн спустилась поближе к земле, чтобы была возможность глянуть сквозь стекла, но даже так она не увидела никого. И время-то довольно позднее...

На сей раз пони забеспокоилась по-настоящему. Аккуратно приземлившись на все четыре и сложив крылья, она процокала к избушке и, как обычно, коротко постучала закованным в сталь копытцем в дверь. Ожидаемо, в ответ прозвучала тишина, хотя Луна очень надеялась на обратное.

— Где же ты? — прозвучало тихое. Кобыла развернулась и подняла голову к небу, словно желая увидеть хоть кого-нибудь, но там были только темные грузные облака, да редкие кусочки звездного неба.

Она расправила крылья, собравшись взлететь вновь, чтобы поискать Хала с высоты, но не успела сделать и взмаха, как была остановлена протяжным и грустным "мяу". Взгляд, удивленный, метнулся в сторону, наткнувшись на чудо-зверя, в простонародье именуемого "мантикора".

— Астра? Но что ты тут делаешь так поздно? — кобыла узнала ее мгновенно, ведь встречалась с ней ранее не раз и не два.

Поманив принцессу лапой, мантикора еще раз протяжно мяукнула, будто прося что-то. Покачав головой, аликорн повернулась к ней и пошла вперед, заинтересованно рассматривая зверя. "Неужели, человек подпустил ее к себе столь близко, что она теперь считает его частью стаи?"

Когда расстояние между ними стало совсем небольшим, Астра шустро отпрыгнула назад, продолжая манить за собой взглядом; Луна усмехнулась, почему-то вспомнив о детской игре "хранитель клада", и ускорила шаг, уже теперь просто следуя за зверем. Осознав, что ей удалось привлечь внимание, чудо-кошка развернулась и, часто оглядываясь, чтобы убедиться в наличии аликорна, мягко двинулась к одной ей ведомой цели.

Бежали вместе они недолго: уже совсем скоро Астра замедлилась, а затем и вовсе встала, немигающим взором уставившись вперед. Она никак не реагировала более на Луну, лишь смотрела куда-то.

— И что же там, дитя? — спросила аликорн, на самом деле уже догадываясь, что же она увидит, — что тебя так беспокоит?

Ничего ей не сказала мантикора; вздохнув, пони приблизилась к кустам, слегка серебристым, благодаря свету выглянувшей из-за туч Селены, и раздвинула широкие листья копытами.

Сокрытое среди деревьев, мерцающее чудным нежно-фиолетовым светом, небольшое озерцо расположилось по ту сторону живой стены. Природа вокруг него словно бы тянулась к воде: деревья, тоненькие, стройные, склонились перед ней, травы образовывали почтительный круг, и среди них встречались даже прекрасные лунные цветы, которые всегда тяготели к влаге, распускаясь только по ночам и сияя мягким голубоватым светом.

Частично окутанный тенями, частично облаченный в свет Селены, на берегу озерца, наклонив голову к воде, сидел Халамру, погруженный в печаль и раздумья.

У ночной аликорн, младшей принцессы Эквестрийской, чей возраст был очень и очень велик, от удивления просто отвалилась челюсть. Высунув мордочку из кустов однажды, она так и осталась стоять в такой странной позе, не в силах более пошевелиться. И хотя Луна знала, что предстоит жрецу, к чему готовиться и что ожидать, но судьба вновь преподнесла ей сюрприз, больно щелкнув по любопытному носу.

— О Селена... — тихо выдохнула пони, одновременно коря и восхваляя Дискорда, чья магия сработала безупречно, подарив Халамру новое тело, пусть и на время.

На вторжение в эту тихую гавань жрец никак не отреагировал, продолжая лежать на холодном уже песке и безучастно вглядываться в ровную гладь воды. Его мысли были неведомы никому, кроме него самого, но даже так принцесса ночи знала, что он сейчас чувствует, ведь совсем-совсем недавно нечто подобное испытала и она. Скорбь, сожаление, страх широким потоком прошли через ее сердце, и лишь постоянная опека сестры, да доброта окружающих помогли Луне справиться с собой и жить с новыми силами, в новом мире. У Хала же, к сожалению, не было никого из родных, но то вовсе не значит, что он одинок, две царственные сестры просто-напросто не позволят ему быть одиноким.

Оцепенение прошло столь же внезапно, сколь и появилось. Встряхнув головой, дабы поправить гриву, аликорн выпрямилась и уверенным, но все же медленным шагом направилась к своему другу.

— Халамру.

Он вздрогнул и повернул к ней голову, одарив пони взглядом, в котором одновременно сочетались безразличие и грусть, мольба о помощи и негодование. Выждав, пока она подойдет достаточно близко, жрец поднялся на все четыре и отошел вбок, кивком указывая на пригретое место.

— Спасибо, — несколько смущенно произнесла Луна, принимая приглашение, — садись рядом.

Ощутив, что их бока соприкоснулись, она несколько успокоилась и пришла в себя; как раньше Хал прижимал ее к себе, заставляя чувствовать себя маленькой, такая же власть появилась сейчас и у кобылки. Синее крыло, большое и пушистое, простерлось над другом ее и мягко опустилось ему на спину, укрывая, будто одеялко, ото всех невзгод и разочарований.

Словно подгоняемые кем-то, несколько минут пролетели совсем незаметно. Находясь в такой странной, на первый взгляд — неудобной позе, Луна, тем не менее, размякла настолько, что готова была уснуть вот прямо здесь, не двигаясь с места. Этому также способствовал Халамру, чье пятнистое тело было очень-очень теплым, прямо как небольшая печка.

Когда принцесса уверилась в том, что ни на какие слова ее друг уже не разорится, он вновь удивил ее:

— Луна, — впервые прозвучал голос его, изменившийся, немногим более низкий, ставший каким-то странно-благородным, — я — олень.

Он грустно усмехнулся, добавив эмоциональной окраски своим словам, и выжидательно уставился на кобылу.

Признаться, близость мордочки Халамру, вызвала в ней противоречивые чувства, далекие от обычных дружеских; синие щеки заполыхали и Луне пришлось приложить некоторые усилия, дабы не отпрянуть, словно маленькая кобылка.

— Я вижу, — ответила она, постаравшись улыбнуться, — к слову, очень красивый олень.

— Спасибо, — жрец подарил ей признательный взгляд, — но я не то имел ввиду.

Титаническим усилием подавив в себе смущение, кобыла нашла силы, чтобы удивиться и приподнять бровь, без слов требуя продолжения.

— На моей родине, — осознав промашку, вновь заговорил Хал, — было много синонимов слову "дурак"...

— И "олень" — одно из них? — закончила за него Луна, а затем добавила возмущенно, — ничуть сие не правда!

Совсем не правда, если смотреть со стороны, и совсем-вдвойне, когда тот самый "взгляд со стороны" принадлежит кобыле.

— Без разницы, Лун, смотри, на кого я стал похож благодаря своей жажде приключений... — жрец коснулся передней ногой до левого рога, большого и ветвистого, — какой-то пятнистый черт, не похожий даже на пони, с рогами, словно жена изменяла мне каждую неделю! Во имя Света, это — л...

Аликорн шустро вытянула ногу и буквально запечатала ему рот копытом, предупредив нецензурное слово, уже было вырвавшееся на свободу. Грустно улыбнувшись в ответ на недоуменный взгляд Халамру, она покачала головой.

— Прежде чем принижать себя, спроси мнение других.

Вздохнув, он отвернулся и вновь уставился в озеро. Оттуда на него смотрела оленья морда, чем-то похожая на понячью, но немного более вытянутая, с темной полосой на лбу. В отличие от эквестрийцев, чья шерстка была, по большей части, одного цвета, у него живот, грудь и шея были белыми, когда как остальное тело — светло коричневым. В общем — вылитый "благородный зверь".

— Мнение других... — разочарованно потянул он, — но что мне делать, если я сам себя теперь считаю уродцем?

Луна шумно вдохнула и слабо-слабо выдохнула, борясь с навязчивым желанием двинуть ему крылом по шее. Халамру был сейчас похож на жеребенка, плачущего из-за того, что кто-то оскорбил его, и это вовсе не делало ему чести.

— Скажи, раз ты считаешь себя уродцем, то кто тогда для тебя мы с сестрой?

Вопрос был неожиданный. Пойманный в ловушку, Хал не мог ответить правильно, ибо таким образом он бы оскорбил свою подругу, но и соврать возможности не было...

— Друзья, — все-же выкрутился жрец, — красивые друзья, если ты об этом.

Луна усмехнулась, слабо кивнув в ответ на комплимент.

— Тогда как ты можешь говорить такое, если мы с тобой похожи?

Скептически осмотрев поняшу, которая, к слову, начинала уже мелко-мелко дрожать, жрец фыркнул и покачал головой. Похожи... за всю свою недолгую жизнь в Эквестрии, он в живую видел множество пони всех трех рас, и даже аликорнов (чем могли похвастаться лишь немногие, живущие в городке возле), читал о прямоходящих псах, зебрах, прочих созданиях, волшебных и не очень, но ни разу не натыкался на таких, каким человек был сейчас. Как он, вновь уникальный в своем роде, может быть схож хоть с кем-то?

— Ерунда.

Халамру вытянул передние ноги и положил на них голову (хоть в чем-то новое тело имело преимущества). В любом случае, ему надо теперь что-то придумать, ведь управлять Светом хорошо, а главное, точно, в облике оленя он не умел вовсе. А еще стоило вернуться домой; пусть шерсть и защищает от холода более чем неплохо, но уюта это не добавляет.

Спустя некоторое время, что они провели в молчании, аликорн внезапно отстранилась от Хала и встала, расправив, а затем сложив свои прелестные крылья. На пару секунд задержав взгляд на нем, она задрала голову кверху и уставилась на небо, словно бы стараясь сыскать там поддержку.

Ощущения, будто тысячелетний сон внутри демона, которого нарекли — Найтмер Мун, стал тем заслоном, который ее старая память преодолеть так и не смогла. Знания, привычки, даже магия старой Принцессы Луны — все исчезло в веках, уступив свое место новому; и новое это — пока что делало ее ребенком, как бы пони не старалась. Взять к примеру то, что она собиралась сделать сейчас.

— Халамру, взгляни на меня.

Пони наклонилась, прижала уши к голове со стыда и смущения, и, когда жрец удивленно повернул к ней свою морду, неожиданно подалась вперед, поцеловав его, легко, но в то же время по-настоящему.

"Теперь ты поверишь увещеваниям, друг мой".

~

Дверь жалобно скрипнула и отворилась так резко, что даже ударилась о стену другой стороной. Удивленно посмотрев на вытянутую ногу, которой он "легко" толкнул ручку, жрец смог лишь только хмыкнуть; сил на остальное уже не оставалось. Кинжал и посох, а также сверток с одеждой, бесполезные теперь в оленьих копытах, были безжалостно брошены в угол, а их хозяин, задевая рогами пучки трав, свисающих с потолка, и постоянно ругаясь, добрался до лестницы, поднялся на второй этаж и остановился возле кровати.

— Сколько же ты ощутила разных существ в своих объятиях?

Вздохнув, Халамру повалился на нее, отринув в сторону одеяло, и постарался свернуться клубочком, втайне мечтая, что все это — простой кошмар и завтра все вернется на места свои.

Но утро не порадовало его ничем, кроме ноющей боли в рогах. Глубоко вдохнув ледяной воздух, Халамру встал на все четыре и сразу же чуть не грохнулся на пол, лишь в последний момент отшатнувшись назад. Привычка ходить на двух ногах столь плотно засела в его разуме, что даже обретя новое тело, он нет-нет, да пробовал встать на дыбы и пройтись. Вот прямо как сейчас...

Внизу его ждала одинокая и хладная чаша, безмолвно взирая в потолок своей пустой глазницей-выемкой. Кинжал, ключ к жизни святого пламени, валялся где-то сбоку, куда был опрометчиво брошен еще вчера, и добраться до него было очень сложно сонному сознанию. Плюнув на тепло, жрец направился к шкафчикам с едой и задумчиво уставился на маленькие изогнутые ручки, очень удобные для рук, но совсем не предназначенные для копыт. Понемногу росло и крепло чувство бесполезности, заставляя все больше и больше сомневаться в правильности ночного похода к духу хаоса.

— Зачем же ты меня превратил-то?

Этот вопрос вертелся в полосатой голове весьма долго, подогреваемый тем сильнее, чем больше на Халамру давили обстоятельства. Он выпал из жизни: не мог разжечь огонь, сделать себе еды, и, что ужаснее всего, не умел более исцелять; магия, послушная воле человека, вела себя в оленьих копытах весьма... хаотично. А еще эти рога, задевающие все и вся...

Он выбрался из четырех стен в надежде, что холодный осенний ветер выбьет весь негатив из его головы, позволив переключить внимание на что-нибудь другое, чем раньше он обычно наслаждался. К примеру, прекрасная чистая природа вокруг... Хал закрыл глаза пытаясь представить себя частью грандиозного леса, но вместо положенных мечте деревьев, трав, кустов, пред мысленным взором неизменно являлись две царственные особы, да чудный змей с конечностями разных зверей. Все прошедшее неизменно напоминало какой-то слишком хитрый сценарий, спланированный заранее и неведомый для жреца. И какова же его цель во всем этом, а главное, почему Дискорд обратил его в такое, в общем-то, бесполезное существо?

Ну или почти бесполезное, что весьма занятным способом доказала Луна, после чего не прощаясь, не говоря более ни слова, быстро упорхнула в небеса.

Мерным шагом выминая траву, Халамру шел по тропке, что привела его к такому повороту судьбы. Хотел ли он увидеть хоть что-то? Вряд ли. И даже не былая безысходность вела его, но просто желание ощутить то странное знакомство с хаосом вновь, пусть даже Дискорда тут нет.

Изредка над ним проносились фениксы, все как один дружно приветствуя нового жителя леса; зверьки, птицы, даже насекомые образовывали вокруг него живые кольца, заставляя жреца чувствовать себя, порою, не совсем уютно. Он не знал, с чем это связано, но не отгонял их, позволяя даже бессовестно ехать на его спине. Чириканье, гудение, всякие разные звуки издавались его живым окружением, дополняя и без того прекрасную картину, которую мог бы увидеть сторонний наблюдатель.

Или наблюдательница... Будучи человеком, он понимал, сколь прекрасны правительницы Эквестрии, но не более того, и никаких чувств, кроме дружеских не испытывал. Однако, обретя новое тело, жрец стал подчиняться его законам, и поцелуй Луны заставил тогда светло-коричневые щеки пылать, а сердце петь. Неожиданные, казалось, недостижимые ощущения смутили разум, но сейчас он был чист от всего, и именно сейчас Халамру всерьез задумался о своем отношении к Селестии.

— Ну как тебе вдвое больше ног?

Вздрогнув, жрец поднял голову. Той самой поляны перед ним не было, лишь только тропинка, никаких чудес, достойных внимания, но голос Дискорда он мог узнать из тысячи. Взгляд коричневых глаз прошелся по деревьям, затем по кустам, пока не остановился на едва заметном искривлении воздуха.

— Я до сих пор не отошел от шока, — поведал он "тени", которая тут же налилась красками, явив миру духа хаоса.

Взлетев на своих малых крыльях, Дискорд описал широкую дугу и приземлился позади своего рогатого друга, развалившись в невесть откуда взявшемся кресле. Недовольно фыркнув, тот развернулся, легким движением головы стряхнув с себя особо ленивую красную птичку, и также сел, но уже просто на землю, благо пока-что она не была особо холодной.

— Шок? Ах, ты о том скромном даре Луны?

— Об этом тоже. Зачем все это, — Хал вытянул вперед ноги, — нужно?

Хмыкнув, Дискорд щелкнул пальцами, призвав пред удивленной полосатой мордой старую-старую книгу, поврежденную настолько, что страницы с нечитаемым текстом просто вываливались из переплета, распадаясь мельчайшими частицами в воздухе. Однако кое-что, несмотря на все усилия времени, дожило до сего момента в относительной целости; подвластный магии хаоса, древний фолиант развернулся, распустив вокруг себя облако пыли. Откашлявшись и смахнув сгибом ноги нежданно выступившие слезы, жрец посмотрел на картину, предлагаемую его вниманию, после чего совершенно круглыми глазами уставился на своего собеседника.

— Легендарные пони, которых многие называют оленями, — неспешно начал дух наставительным тоном, — когда-то давно обитали в самом сердце Эквестрии, в ее зеленых лесах, неизменно окруженные заботой самой природы.

Рисунок на пожелтевшей бумаге представлял из себя черный силуэт пони с двумя ветвистыми рогами и коротким хвостом, затесавшийся среди деревьев. Он был совершенно один, никаких более кобыл, жеребцов, зверушек, ничего.

— Обычные пони всех трех рас почитали их и жили в согласии, даже несмотря на междоусобную войну. Олени лечили больных, помогали найти дорогу потерявшимся среди диких рощ, взамен земные носили им еду, пегасы гоняли тучи для орошения, а единороги одаривали украшениями и всяческими магическими игрушками. Ничего не напоминает, правда?

Халамру вздрогнул, когда увидел следующую иллюстрацию, отражающую все, что говорил Дискорд. Дары, которые никто не требовал... дары, подносимые добровольно.

— Ты считаешь меня таким же, потому и обратил в существо, подобное тем благородным жителям лесов?

— Подобное? — дух покачал головой. — Ошибаешься, мой рогатый друг, я сделал тебя именно им, полное соответствие, ведь никто иной не подойдет Милестии лучше.

— Я подойду Селестии? — казалось, челюсть Хала сейчас отвалится и укатится в неведомые дали, и не столько от оригинальности предложения, сколько от понимания, что именно это, сокрытое пока, волновало его все больше и больше. Белая аликорн была красива, очень красива, и чувства человеческие, соединенные с оленьим сердцем, позволили взойти большому цветку любви, но бутон его пока еще не был раскрыт... до этого момента.

— Ни в чем нельзя быть уверенным, — Дискорд усмехнулся в своей любимой манере, — однако, я не зря старался, выискивая подобные чары по всем уголкам этой прекрасной страны. Милестии должно понравиться, но ты не подведи, хорошо?

Сглотнув, жрец взглянул на фолиант, затем на необычайно серьезного духа, затем на небо, немногочисленные тучки которого, не чета ночным, позволяли солнышку светить ярко, даря земле ту порцию тепла, отведенного ей осенью.

Он хотел помочь и вот он — шанс, но идти придется по скользкой дорожке...

— По мере сил своих, я буду стараться.

~

Посреди дня к нему наведалась всего одна пони, разыграв небольшое представление перед порогом.

Когда, на стук ее, дверь отворилась, и из проема показалась рогатая голова, кобылка аж присела от неожиданности. Отчаянно заикаясь она спросила Халамру, и, получив правдивый ответ, хлопнулась в обморок от переизбытка эмоций. Жрец этого не ожидал совсем, и ему пришлось, упоминая Дискорда не раз и не два, заносить хрупкое тельце внутрь на своей спине.

Провернуть такое без рук оказалось очень сложным, однако, после пары минут раздумий, он осознал, что может использовать свою магию чуть иначе, и соорудил неустойчивую бледно-желтую платформу из облачков Света.

Когда пони, наконец, соизволила ожить, она вновь увидела этого странного жеребца, только теперь уже с другой стороны: светло-коричневый круп, украшенный совсем коротеньким белым хвостом, который неизменно стоял торчком. Жрец, используя неуклюжее заклинание, очень старался подхватить кинжал и притянуть к себе, но получалось у него не очень. В конце-концов, после очередной попытки, он сдался и горестно вздохнул, уронив оружие на пол.

— И что мне теперь делать-то?

Раздосадованный, он топнул передней ногой, отчего по всей избушке прошелся тихий гул. Пони же, наблюдавшая за этим скорее с интересом, нежели страхом, опустила ушки и собралась с духом:

— Простите, мистер, вы и вправду — Халамру?

Спокойно развернувшись, жрец медленно подошел к дивану, на котором она лежала, и уселся подле. Взгляд его, до того напряженный, стал мягким и дружелюбным.

— Это так, мисс, — он кивнул, — я вас пугаю?

Заглянув в его коричневые глаза, кобылка вдруг почувствовала себя очень глупой. Страх ее ушел и она улыбнулась.

— Конечно нет, что за чушь? Просто я, ну... — она замялась, стараясь найти подходящее оправдание, — удивилась немного, не более.

Ее серенькая мордочка залилась красным, что жрец счел весьма милым и забавным.

— В таком случае, позвольте узнать ваше имя?

— Сильвия. Я была вашей сиделкой в госпитале.

Халамру нахмурился, обратившись к своей памяти. Перед взором почти тут же всплыла небольшая пегаска, которую он видел иногда, просыпаясь ночью; днем с ним была Селестия, иногда Луна, но чаще вовсе никого. Выцепив образ из грез, Хал сравнил его с сидящей перед ним пони и отметил полное сходство.

— Помню тебя, спасибо за заботу.

— Я лишь выполняла свои обязанности, — скромно потупилась кобылка, покраснев пуще прежнего, — и вы тогда показались мне не совсем здоровым, когда вас выпустили из госпиталя.

Усмехнувшись, жрец повернулся и обвел ногой все помещение, указывая на пучки трав, стойки с отварами и шкафчики со всяким целебным содержимым.

— Мы — коллеги, и именно потому я сбежал раньше положенного, что могу сам о себе позаботиться.

— А-а-а, — потянула пегаска следуя взглядом по предложенному маршруту, и кивнула, — тогда понятно... Это вы сами себя превратили в столь поразительного пони?

— Увы, нет, — Халамру грустно покачал головой, — иначе бы я не испытывал разные сложности с простым перетаскиванием вещей. Видели бы вы, как я пытался просто поднять свой кинжал...

— Если честно, видела, — произнесла она и замолчала, уставившись на него большими голубыми глазами.

Воцарилось неловкое молчание, нарушаемое лишь тихим тиканием часов. Хал все никак не мог взять в толк, почему пони так стесняется взглянуть на него, и не понимал что же тогда смущает его самого.

— Выглядело не лучшим образом, да? — нарушил тишину жеребец, придав себе немного виноватый вид.

— Нет-нет, — помотала головой Сильвия, — многие единороги сталкиваются с подобной проблемой, и часто от долгих тренировок получают магическое истощение, я знаю, уж поверьте. Мне просто не понятно, почему вы просто не берете его копытами?

— Копытами? — жрец недоверчиво фыркнул. — Как это?

~

Великолепная штука — копытокинез, что по достоинству оценил Халамру, выполняя свою обычную работу по дому почти с такой же легкостью, что и раньше. Любая вещь, будь то кинжал, тарелка, кусок хлеба — все намертво примагничивалось к копыту, стоило лишь пожелать. Дошло даже до того, что он умудрился забраться на стену; правда, через пару секунд почувствовав сильное головокружение, чуть не свалился обратно.

Близился вечер, а значит, вскоре его навестит белая аликорн, принеся с собой то самое тяжелое испытание, которое он должен пройти с блеском, ведь Луна и дух хаоса надеются на него.

К приходу принцессы жрец уже подготовился: в котелке неспешно остывал суп-настойка, на столике, аккуратно разложенные, лежали травы, пригодные для использования в чай, ну а сам Хал выглядел куда как лучше обычного. Прежде чем вернуться в Лост Форест, где она остановилась, Сильвия подарила еще немного своего времени Халамру. Вместе разворошив ящик, в который складывались различные украшения, даруемые в благодарность за лечение, они принялись за дело. Уже вскоре жрец стал на себя не похож: на его шее красовался серебряный амулет с ярким желтым самоцветом, изображавшим солнце; передние ноги были украшены золотистыми браслетами, а задние — стальными пластинками, стилизованными под броню. Помимо этого, его короткая грива была заботливо причесана и уложена, делая его очень похожим на легендарный народ, к тому же очень красивым и привлекательным, как отметила кобылка.

Оставалось лишь ждать, тянуть время, которого вдруг оказалось вдоволь.

~

Сначала он попробовал было поработать над созданием целебных мазей, но после нескольких безуспешных попыток сконцентрировать магию в какое-нибудь заклинание, бросил это дело и развалился на полу. Возле святого пламени было довольно тепло и хорошо, даже несмотря на то, что сам пол был твердым и не совсем удобным; место просто располагало раздумывать.

Сосредоточившись, Халамру представил пред собою солнечную принцессу, красивую и грациозную, блистающую в сиянии подконтрольного ей светила. Она выглядела для него несколько ново в свете изменившихся предпочтений жреца. Когда как раньше аликорн была для него чем-то вроде питомца, то сейчас это стройное белое тело ассоциировалось больше с девушкой, нежели кобылой, причем, эта самая "девушка" вгоняла его в смущение каждый раз, когда мысли поворачивали в ее сторону.

Исходя из этого, Халамру все меньше и меньше понимал, почему же за Селестией не ходят толпы поклонников, готовые даже отдать свою жизнь по мановению закованного в золото копыта; однако, дремлющее глубоко в человеческом сердце чувство ревности, довольное, диктовало ему, что все сложилось более чем хорошо и волноваться не надо точно.

Что вовсе не мешало ему волноваться так, словно на кону — его собственная жизнь.

~

Когда настал вечер, жрец уже напоминал пороховую бочку на ножках. Он весь извелся в попытках предугадать будущее, представляющееся ему, по большей части, совсем не в радужных тонах. Вот откуда ему знать, как вести себя, если они вдруг останутся одни с солнечной принцессой? Его же мгновенно переклинит, эффект оглушающего заклинания, и поделать с этим ничего нельзя. Всегда, сколько себя помнил, он был очень робок с девушками, а тут нате ж вам — правительница целой страны!

Сглотнув, Халамру встал из-за стола, на котором лежала пустая уже миска, и прошелся по комнате. Неприятная дрожь в ногах никак не желала униматься, посему в его пятнистую голову пришло неожиданное, довольно глупое решение пойти умыться в ледяной воде. Он даже вышел из дома и даже направился к озеру, не до конца осознавая весь идиотизм сего поступка.

Все было готово, чтобы дворец мог безболезненно принять к себе представителя давным-давно вымершей расы: один из коридоров, ведущий прямиком в башню Селестии, по "ошибке" не патрулировался вовсе, нужные пони, включая одну из фрейлина белой аликорн, были подробно проинструктированы что делать и как, а сама же солнцеликая оказалась оперативно завалена делами аж до самой ночи, для чего Луне пришлось поизображать из себя сначала древесного волка, а потом ледяного вендиго. Это было не очень приятно, особенно, когда пугаешь собственных маленьких пони, но будущий сюрприз родной сестре того стоил. Победно улыбнувшись, младшая принцесса, восседающая в кругу доверенных морд, дочитала последнее письмо-известие и телекинезом метнула его прямиком в камин. Под тихий треск сгорающей бумаги, кобыла молча указала ногой на часы и распахнула крылья, призывая всех к действию.

Холодок тронул сердце ночной пони. Стремительной тенью пролетая Лост Форест, незаметная в своей родной стихии, она немного свернула влево и замахала еще усерднее. Ожидания ее оправдались, когда перед бирюзовыми очами раскрылась удивительная картина: величественный олень, медленно, но верно заходящий в ледяную ванну. Пришлось резко тормозить и на ходу ловить глупца магией, дабы он по дурости своей не отморозил самые важные части тела.

Приземлилась пони, словно метеор, вбив копыта в землю, по которой пошли небольшие трещины. Ее грива на пару мгновений подернулась алым, но ведомая волей ночной принцессы, сразу же успокоилась. Жрец же, дезориентированный внезапной и множественной сменой земли и неба, остановился висеть прямо перед нежданной гостьей, отчаянно стараясь сфокусировать взгляд хоть на чем-то.

— Ты чего удумал, ненормальный? — гневно произнесла Луна, повернув своего друга в нормальное положение и поднеся в упор к своей мордочке. — Решил стать на пару шагов ближе к северному полюсу? Так попроси же просто, я все устрою.

Помотав головой, чтобы мысли хоть как-то зашевелились в голове, Халамру попробовал вытянуть ноги и встать, но синяя магия держала его цепко и надежно. Пришлось просто расслабиться и преданно глядеть в глаза своей пленительницы.

— Я хотел только освежиться, не более.

— Освежиться... — фыркнула та, — ты заставляешь меня сомневаться в твоих умственных способностях, мой друг.

Просушив всю шерсть, которая успела вымокнуть, одним лишь небольшим усилием, Луна встряхнула его и поставила на землю. Беглый осмотр показал, что все с оленьим телом в порядке; удовлетворенно кивнув, аликорн встряхнулась и подошла к Халамру.

— Пойдем со мной, у меня для тебя кое-что есть.

— Я... Я не залезу в это! — испуганно вскрикнул жрец и попятился, спрятавшись за ночной принцессой, словно за барьером.

Перед ним стояла самая настоящая воздушная карета, в которой, обычно, перемещались важные пони. Красивая, под стать своему владельцу, сделанная из черного дерева, она была запряжена двумя большими фестралами, которые стояли не шевелясь, поглядывая на разворачивающееся представление с легкой усмешкой.

— Желаешь пройтись пешком? — с улыбкой спросила Луна, легко подтолкнув своего пятнистого друга магией.

— Лучше так, чем по воздуху. Я высоты боюсь!

— Ты вернешься на землю в любом случае, Халамру, — буквально пропела она ему на ухо, — а если серьезно, сие — единственный способ для тебя быстро добраться до Кантерлота.

Заметно вздрогнув, Хал бросил быстрый взгляд на Луну, затем на фестралов, затем на небо. Где-то там, далеко-далеко, на высокой горе расположен город; в городе том — дворец, ну а во дворце...

— Хорошо, но вряд ли я буду вменяем после этого приключения.

Получив легкий пинок крылом, он нерешительно двинулся к карете и неуклюже забрался в транспорт, вцепившись копытокинезом в борта. Аликорн же, сопроводив его, махнула передней ногой фестралам и взглянула на жреца взором, в котором плескалось веселье и надежда.

— Конечно, ведь на этом оно не кончается, а напротив, — Луна широко, по-детски, улыбнулась, — только начинается. В путь, мои маленькие пони!

~

Полет над Эквестрией, сопровождаемый потоками холодного воздуха прямо в морду, запомнится теперь Халамру надолго. Все время его не покидало ощущение, что он просто-напросто вывалится из кареты и грохнется оземь, что с такой высоты будет фатально, даже несмотря на сказ Луны о полной безопасности такого способа перемещения. Жрец метался то к одному борту, то к другому, замирал в центре, даже пробовал закрывать глаза, но помогало это не особо. В конце концов он просто улегся и принялся медитировать, чтобы окончательно не потерять рассудок со страху.

Приземление было встречено как избавление. Кое-как ощущая ноги, несчастный спустился на каменную плитку и, едва удерживаясь о того, чтобы не упасть, осмотрелся. Последние тридцать минут Хал не особо разбирал, где они летели, поэтому окружающая местность была для него более чем необычна: небольшая площадь посреди сада, в центре которой, одинокий, стоял фонтан, изображающий большую лилию; совсем неподалеку высились башни дворца, которые жрец, хоть и смутно, но помнил, но вот многочисленные домики вокруг выбивались из памяти напрочь. Единственное, что оставалось ему сейчас сделать — обернуться и беспомощно уставиться на фестралов, которых полет, похоже, совсем не утомил.

Заметив сей взгляд, оба мышекрылых пони синхронно открыли рты, затем усмехнулись, заметив друг друга, и один из них отвернулся, предоставляя объяснить ситуацию своему товарищу.

— Вскоре вас встретит здесь доверенный принцессы Луны, мистер, а пока вам надлежит находится на месте.

— На месте? — жалобным голосом переспросил Халамру, но затем спохватился и продолжил уже более твердо. — То есть вот прямо тут, или мне можно хотя бы прогуляться по округе?

— Желательно не покидать сад, — тот пожал плечами, — больше мне ничего неизвестно.

Глубоко вздохнув, Хал кивнул и направился к ближайшей скамье. Вскоре послышались хлопки крыльев, скрип кареты, и транспорт, доставивший его в сердце страны пони, убрался восвояси.

Ну что же... Он опять остался в одиночестве, делать по-прежнему нечего, остается только сидеть и ждать... Солнце давно плюхнулось за горизонт, но Кантерлот — далеко не захолустье; повсюду были фонари, излучающие мягкий магический свет, поэтому посмотреть было на что. Медленно, он осматривал домик за домиком, отмечая сходства и различия с Лост Форестом, и своим городом на родине. Цвета, вывески, украшения, даже (и особенно!) жители — все было разным и интересным... если бы только в его голове еще оставалось место для интереса.

Пони, которых он видел, гуляли вдалеке и на необычного гостя внимания особо не обращали. Большинством, они были одеты во всякие дорогие штуки, названия которым жрец для себя еще не придумал, но некоторые были полностью обнажены; среди них еще встречались жеребцы и кобылы в доспехах — местная городская армия. Передвигались бойцы совершенно хаотично, патрулируя вообще все улицы, до куда доставал глаз, однако, почему-то этот закуток они пропускали, словно вокруг находился невидимый барьер. Халамру нашел это немного странным, и даже захотел было пойти спросить, в чем дело, но вовремя опомнился и сел на место, тяжело вздохнув: идти сейчас куда-либо не имеет смысла. Может, заблудится еще, что совсем не подвиг в крупном незнакомом городе, да и, к тому же, его должны встретить, а посему лучше не исчезать.

Прошло буквально несколько минут и внимание жреца вдруг привлекло нестественно громкое для ветра шуршание кустов. Резко повернувшись и чуть не свалившись со скамьи, он увидел, как из зеленого заслона, фыркая и отряхиваясь, выбирается пони, укутанный в просторный плащ с капюшоном, чья морда была скрыта тенями. Закончив сей нехитрый процесс, незнакомец встал и направился прямиком к нему.

— Халамру-целитель, не так ли? — произнес он голосом жеребца, когда оказался рядом.

— Ммм, — жрец замялся, одновременно удивленный и испуганный: мало ли что может произойти в темном уголке ночью? — Да, это я.

Его собеседник заметно оживился и скинул капюшон, под которым действительно скрывалась морда жеребца.

— Очень приятно, пойдем со мной.

— Куда? — Хал насторожился, готовый в любой момент дать отсюда деру, неважно в какую сторону.

Это сбило незнакомца с толку. Пару раз хлопнув глазами, он открыл и закрыл рот, пытаясь подобрать слова. Выглядело забавно, но никто не спешил улыбаться.

— Во дворец, очевидно, тетушка Луна тебе разве не говорила?

— Ах это... — Халамру дал себе мысленный пинок за излишнюю подозрительность в мире лошадок, — конечно, просто я понапридумывал себе всякого... Пошли.

Сопровождаемый жалобным скрипом скамейки, жрец поднялся на все четыре, оказавшись при этом на голову выше пони, и кивнул, обозначая готовность следовать. Хмыкнув, жеребец в плаще повернулся и двинулся обратно к кустам, слишком большим, по сравнению с остальными.

Замаскированный ход привел их пещеру под городом, относительно чистую и светлую по сравнению со всем тем, что Халамру видел раньше. Стены поросли странными кристаллами, тусклый свет которых разгонял темноту, но никаких дополнительных декораций, вроде паутины, либо же торчащих из потолка корней, здесь не было. В целом, совсем не такое ужасающее место, как обычно описывают в сказках.

Первое время они двигались совершенно молча. Сам жрец разглядывал окружение, подмечая множество боковых ответвлений, ведущих, наверное, во все части Кантерлота, а его проводник сосредоточенно выбирал направление, останавливаясь иногда, чтобы проверить одному ему ведомые знаки и указатели. Но долго так продолжаться не могло, и первым не выдержал Халамру.

— Простите... — обратился он к жеребцу, удостоившись вопросительного взгляда, — как вас можно называть?

— Блюблад, — поведал пони, продолжая движение как ни в чем не бывало.

"Блюблад?" Удивленно на него воззря, жрец отметил, что он действительно похож на племянника Селестии и Луны, которого видел лишь пару раз мельком. О нем царственные пони особо не разговаривали, да и сам Хал обычно не поднимал эту тему, так что единственный правящий жеребец оставался для него загадкой.

— Принц? — уточнил жрец на всякий случай.

— Принц, — согласно кивнул тот.

Оба усмехнулись. По разным причинам.

— Но почему именно вы?

— Потому что я искренне желаю тетушке добра, — ответил он голосом, словно никто в это поверить не мог, — и я тоже догадался, что с ней происходит. Ты ведь в курсе, верно?

Халамру кивнул.

— Вот-вот. Полагаю, ты был тоже удивлен тем, почему у нее так мало "поклонников". В благодарность за то, что она меня воспитала, я попытался поискать достаточно смелых пони, которые могли бы позаботиться о ней, однако ж... — он грустно фыркнул, обведя передней ногой пространство перед собой.

— Никто так и не пришел?

— Не совсем, — принц покачал головой, — приходили, причем даже были такие, в чьих глазах светилась настоящая любовь. Прямо как у тебя. Но большинство оказалось столь трусливыми, что не добрались даже до дворца.

Раздался протяжный скрип, и из ближайшего поворота вылетела небольшая стайка существ о четырех крыльях, очень похожих на летучих мышей. Жрец инстинктивно пригнул голову, но Блюблад даже ухом не повел, лишь улыбнулся.

— И из-за этих милых крылаток тоже.

Хал испуганно проследил взглядом за "крылатками", покуда они не скрылись из виду, лишь после этого выпрямился в полный рост. О Свет, он испугался простых маленьких созданий!

— Ну хорошо, первую часть испытания я успешно провалил, — жрец попытался улыбнуться, — что же тогда произошло с остальными?

— С остальными все много сложнее, — принц вздохнул, — добрались до нее в здравом уме только семеро, но каждому из них тетушка вежливо отказала, разумеется, не объяснив никому причины.

Он с размаху стукнул копытом по каменному полу, и громкое эхо разошлось вокруг, причудливо искажаясь множеством пещер.

— Представляешь, насколько это изматывает — сидеть и гадать, почему провалился сначала один кандидат, через пару дней второй, потом третий? — в сердцах прошипел единорог. — Честно, я собирался уже сдаваться, но вот затем пришел ты, — он ткнул ногой в Халамру, — избранный Луной, это дарует надежды, и не только мне... Следуй за мной.

Свернув в один из проходов, двое пробрались через нагромождение камней и оказались в темном коридоре с большими дверями в конце, за которыми уже начинался замок. Продвинувшись совсем немного, Блюблад прислонил копыто к губам, подавая знак вести себя очень тихо, и подкрался ко входу. Спустя несколько секунд он удовлетворенно кивнул, поманил Хала за собой и скрылся из виду.

За дверями оказался коридор, освещенный не в пример лучше. Борясь с резью в глазах, жрец кое-как выискал силуэт своего проводника и последовал за ним, так же, как и он, прижимаясь к стене. И неспроста: уже через пару поворотов послышались тяжелые шаги стражников, сопровождаемые бряцаньем доспехов. Принц тут же шустро рванул вперед, прямо к стоящему возле постаменту неизвестного пони в доспехах, и словно бы провалился сквозь землю. Все случилось, пока Хал моргал. Подбежав к этому месту, он рассеяно осмотрел все, но никакого прохода или еще чего такого не увидел. А жеребцы в доспехах были все ближе... Неожиданно его схватило магией за амулет и потащило вперед. То, что выглядело стеной, оказалось лишь искусным мороком, и, преодолев его, он оказался на пролете узенькой винтовой лестницы.

— Когда я был маленьким, — улыбнулся Блюблад, — то исследовал весь дворец, ведь детская непоседливость к этому располагает. Я знал многие тайные ходы, а конкретно в этом месте прятался от тетушек, если не хотел идти на какое-нибудь "важное" мероприятие. Пошли.

Спустившись на несколько уровней вниз, он провел их узкими проходами до широких, очень красивых и большущих дверей, где вновь остановился, прислушавшись к чему то.

"Почему они пробираются сюда, аки воры, минуя излишнее внимание?" — вопрос, что крутился в голове жреца и не давал ему покоя, затмил собой все остальные. Пробираясь окольными тропами, уходя от патрулей, пользуясь сокрытыми лестницами и проходами, они двигались куда-то, иногда спускаясь ниже, иногда поднимаясь вверх. Сравнимо это приключение было лишь с королевскими лабиринтами — большими строениями на его родине, в стенах которых можно было плутать часами, так и не найдя выход.

Что-то слишком часто он вспоминает свой родной мир. Здесь у него — любимая работа, заботливые пони, которых он исцеляет, и которые снабжают его едой, хорошие друзья, а там — сплошное пепелище и ничего более. Жрец начал новую жизнь на разгромленной старой, но душа по-прежнему иногда желала вернуться домой.

— Мы прибыли, — вывел его из раздумий принц, легко толкнув сгибом ноги.

Вздрогнув, Хал осмотрелся, обнаружив себя в большом помещении, довольно светлом и чистом, украшенным множеством витражей. Здесь были все атрибуты бального зала, характерного, похоже, для дворцов любых миров: красная дорожка, что тянулась от самого входа и до конца, где стоял, сверкая в свете многочисленных светильников, золотистый трон; здесь были большие люстры и гобелены, статуи различных пони, множество столиков, расставленных вдоль стены, даже стенды с отлитыми из меди головами единорогов. Зрелище достойное картины, но единственное, чего не хватало точно — так это пони, которых здесь не было вовсе, как бы жрец не озирался.

— Тронный зал, — подсказал ему Блюблад, — место, откуда есть семнадцать выходов без учета главных дверей и окон.

Повернув Халамру к себе, он скептически осмотрел его, поправил амулет, щитки на ногах и кивнул, указывая ногой куда-то в сторону.

— Сейчас тебя встретит Мири — такая маленькая желтенькая земнопони, и проведет дальше, ну а мне, с моим уровнем магии, увы, заходить за тронный барьер не стоит, — проговорил единорог, светясь надеждой также, как и Луна некоторое время назад, — и еще одно, прежде чем покину тебя, — он улыбнулся, несколько торжественно и начал засвечивать рог, — удачи; надеюсь, ни тетушка Луна, ни я в тебе не ошиблись.

В короткой вспышке принц телепортировался, не дав жрецу даже рта раскрыть.

Однако, скучать гостю не случилось: совсем скоро откуда-то из-за королевского сиденья показалась названная пони и быстро, озираясь все время и испуганно прижав ушки, принялась бежать к жрецу.

Еще немножко всяческих переходов, которые Халамру уже успел возненавидеть, и вскоре он оказался перед дверью, на которой совершенно недвусмысленно красовалось огромное изображение солнца, стилем своим повторяющее метку на крупе Селестии. Случилось так, что в этот раз провожатая попалась ему немногословная; лишь тихо пискнув, Мири легко подтолкнула гостя к двери и тотчас испарилась, оставив его один на один со своими мыслями и желаниями.

О чем он сейчас думал? Ну, какую-то, совсем небольшую часть разума занимали мысли о том, что ни один нормальный архитектор не возведет здание, больше половины проходов которого являются тайными и ведомы лишь немногим избранным. В душе он одновременно недоумевал и восхищался... Но все это вовсе не то, что занимало его более всего на свете.

Там, отделенная лишь небольшим деревянным барьером, находилась та, которую Хал считал своим лучшим другом. Правительница огромной страны, добрая, умная, смелая пони, чьи поступки всегда были направлены на защиту своего народа... И народ этот не мог сделать одну простую, такую нужную, но почему-то такую страшную вещь. Она всю свою жизнь посвятила ее маленьким пони, и именно сейчас, в сей лунный час, находясь в теле существа, так похожего, по словам младшей принцессы на них самих, Халамру вдруг явно начал ощущать всю ответственность, что возлегла на его светло-коричневые плечи: он был посланником народа, хоть и не осознавал себя им до этого момента.

Дискорд был очень хитрым, и очень умным, раз избрал Хала для этой роли, ведь знал, что человек, обретший друга, но не боготворимого правителя, сможет пойти на такое; но предвидел ли он, что жрец просто-напросто влюбится в солнечную пони?

Наверняка, нет.

Но безрассудство и смелось рода человеческого не знают границ: глубоко вздохнув, жрец очень мягко толкнул дверь, распахнувшуюся совершенно бесшумно, и, увидев белую аликорн, восседающую к нему спиной за столом, заполненным бумагами, вошел и произнес как можно более спокойным голосом:

— Да не угаснет свет на пути твоем, моя принцесса.

~

Селестия была завалена из звездной воронки взявшимися делами до самой ночи и сидела, в основном стараясь не вспылить, а не занимаясь делами. Видит Солнце, ей очень хотелось отправиться к Халамру и забыться в том уголке спокойствия до самой ночи, а может, и утра... Но как обычно это случается, неотложные ситуации, требовавшие если и не вмешательства, то хотя бы личного ее контроля, нашли принцессу именно тогда, когда более всего она хотела обратного. Иногда тихо шипя на манер змей (к слову, изображенных на раковине в ее ванной — ключ к небольшому тайному хранилищу), аликорн читала и перечитывала отчеты, сжигая в солнечном свете ее рога ненужные и чиркая собственным пером, обмакнутым в чернила, в других. Вот кому, очень хотелось бы знать, приспичило вытащить древесного волка из леса, а потом носиться от него, подключив к забаве целый городок? А история про вендиго вообще больше похожа на постановку... Фыркнув, белая пони отложила писчие принадлежности и бумагу в сторону, расслабившись. Отдых был сейчас необходим, особенно на фоне ее последних всплесков плохого настроения.

Ах, как хорошо бы было спихнуть всю заботу о государстве на Луну, а самой сбежать на пару месяцев куда-нибудь... Кобыла мечтательно прикрыла глаза и улыбнулась.

Улыбка, впрочем, угасла почти сразу, уступив место крайне удивленному выражению. Слова прозвучали в ее комнате, такие знакомые, которые она вообще не ожидала услышать здесь и сейчас.

В короткой вспышке Селестия переместилась в пространстве, оказавшись прямо напротив красивого оленя, наследника исчезнувшей расы пони... исчезнувшей, по крайней мере, до сего момента. Удивлению ее не было теперь предела, ведь только один знакомый на целом свете мог произнести подобное, но выглядел он немножечко по-другому.

— Халамру?

Он кивнул, и она поверила. Сразу.

— Это действительно так? Но... как? Зачем? — кобыла недоумевала, совершенно искренне.

Смущенно опустив взгляд, жрец набрался смелости, дабы произнести лишь только одну фразу, на что раньше не пошел бы ни при каких обстоятельствах.

— Ради той, которую считаю своим другом, ради той, чья участь быть всегда одной незавидна, — он посмотрел на пони и взор его соприкоснулся с лавандовыми глазами, — это ради тебя, Ти.

Она не поверила собственным ушам, но глаза... зеркала души не врут никогда, как и не врали его. Чувство, желанное, но на которое она и не надеялась даже... Удерживая взгляд на жреце, пони робко сделала шаг вперед, затем другой, замерла, чтобы еще раз убедиться в правдивости своих догадок, после чего потянулась к нему.

Совсем не для того, чтобы потереться щеками.

— Халамру...

Sair Fe. "Принцесса номер два"

— Мири?

Земная пони, мявшаяся возле двери в нерешительности, испуганно вздрогнула и обернулась. Ее взгляду предстала слегка зевавшая младшая корона, выглядевшая, несмотря на короткий сон, весьма свежо.

— Да, принцесса?

— Повремени пока с едой, я сама принесу, если что.

Мгновенно покраснев, кобылка кивнула и шустро скрылась за поворотом, оставив небольшую тележку одиноко стоять на месте. Хмыкнув, Луна подошла к ней и приподняла крышку, укрывающую продолговатое серебрянное блюдо. "На двоих, то что надо".

Настроение ночной пони было на высоте с тех пор, как их с Дискордом общий план удался. Халамру пробрался в комнату Селестии никем не замеченный (это, впрочем, не отменяет того факта, что к утру об этом знало пол-дворца), и остался с ней на ночь. Ммм... целую ночь, за которую могло случиться что угодно.

Любопытство — непреодолимое желание, особенно в такой пикантной ситуации. Совсем немного поборовшись с собой, Луна тихонечко подошла к двери и запустила внутрь едва заметный голубоватый туман. Конечно, эта дверь отразит любую магию, но с момента перерождения младшей принцессы теперь везде, до куда дотянулось закованное в лунную сталь копытце, находились маленькие лазейки.

Итак, дверь послушно стала прозрачной с одной стороны, полностью перестав скрывать все, что находилось по ту сторону... Через несколько секунд возмущенная пони уже стояла в проходе, испепеляя взглядом двух существ, увлеченно колдующих над обычной деревянной доской.

Луна медленно огляделась, чтобы удостовериться в верности заклинания, а то после этих напряженных дней всякое может случиться. Нет, все было именно так, как видела она несколько секунд назад.

— Что это все, — Луна обвела помещение ногой, — такое?

— Королевства мира Халамру, — ничуть не смутилась Селестия, со спокойным видом "достраивая" из магии небольшой солнечный замок, — довольно интересное занятие, оказывается, создавать такие фигуры.

Весь пол личного кабинета старшей аликорн был заставлен досками, на которых, сотканные словно бы из тончайшей золотой ткани, высились замки и домики, башенки, даже крошечные палочки-деревья, дороги, мосты, реки — вполне обыденные в Эквестрии вещи, но только на людской манер. Очень тонкая работа, достойная единорогов-мастеров, с которой аликорн справлялась довольно просто: сказывался громадный опыт в использовании всяческих чар.

Однако, все это вовсе не впечатлило Луну.

— Вы провели наедине столько времени, и все, чего добились — кучка магических конструктов?! — глаза ночной пони на секунду полыхнули белым пламенем, она выразительно всплеснула передними ногами, встав при этом на дыбы. — Простите, я в ту Эквестрию вообще попала?

Старшая сестра лишь улыбнулась, покачав головой. Ее рог засиял, и последний элемент строения — зубчатая башня, встал на свое место. Кривовато, правда, на что тут же указал Халамру. Селестия кивнула и начала поворачивать ее, пока не услышала утвердительное "верно".

Глядя на них, синяя аликорн ощутила, что возмущение постепенно сходит на нет. Она даже задумалась, отчего бы вообще такое появилось, ведь еще никто с тех пор, как младшая сестра вернулась в Кантерлот, не удостаивался подобной близости. Нет, определенно план удался, и Селли теперь не будет одинока, но... не могли же они и вправду всю ночь строить эти домики?

— Халамру был сильно измотан всем, что свалилось на его ветвистую голову, поэтому мне пришлось уложить его спать, а встал он совсем недавно, — ответила на немой вопрос Селестия, укрыв жреца своим прекрасным белым крылом, — и этой замечательной игрой, — она ткнула копытцем в доску перед ней, — мы занялись только-только, когда проснулись.

— Проснулись, сестра? Вместе?

— Вместе, — подтвердила белая аликорн. — А теперь, если позволишь, занимается новый день. Ты не спала в последнее время.

Удивительная проницательность. Халамру, весь пылающий от того, в каком виде их застала Луна, тем не менее нашел в себе силы удивиться. По лику младшей принцессы, по вполне себе энергичному поведению сложно было сказать, что она испытывает хоть какую-либо усталость, однако же после секундного замешательства последовал утвердительный кивок и Луна, подмигнув им на прощание, неспешно покинула комнату.

— Луняша — такая Луняша, — вздохнула Селестия, и улыбнулась, когда в комнату, ведомая синим свечением, вкатилась тележка с позвякивающей посудой, — но какова умница, даже завтрак нам предусмотрела! Сомнений нет, — пони прижалась щекой к Халамру и зажмурилась, — лучший день рождения на моей памяти.

~

Признаться, жрецу было весьма стыдно за ту слабость, проявленную ночью, пусть даже это не его вина и поделать с этим ничего он не мог. Все случилось как-то внезапно: вот они слились в поцелуе, самом, наверное, замечательном действе на свете, а затем вдруг его немного повело в сторону. Перед глазами все поплыло, и уже через пару секунд он обнаружил себя парящим в золотистом поле.

— Что с тобой, Халамру? — обеспокоенно спросила принцесса, чуть от него отдалившись. Ее мордочка приняла немного виноватый вид, а затем испуганный, — это... из-за меня?

С трудом сдержав стон, жрец ощутил, как внутри словно бы лопается сосуд и пустота, вязкая, липкая, заполняет его. Это было похоже... нет, это — абсолютно точно симптомы опустошения, когда волшебная сила израсходована вся, без остатка. Очень неприятная вещь, и насколько — он испытывал сейчас на себе. Даже ноги его перестали держать.

— Нет, — произнес Хал слегка охрипшим голосом, — сам виноват. Прости, что напугал... Кажется я сейчас хлопнусь в обморок.

Он поднял взгляд на принцессу. Никогда прежде не осознавал, насколько прекрасны ее глаза; зеркала души, они скрывали в себе мудрость веков, великую доброту, заботу, но также и тоску по тому теплу, которое может подарить лишь другой. Другой — тот, кто стоял перед ней, и оба они осознавали это более чем хорошо.

— Ты долго не спал, друг мой, верно?

— Да, Ти... — ему пришлось собрать волю в копыто, ведь говорить подобное принцессе несколько трудно, даже после столь... красноречивого признания, — любимая, я ведь теперь уже не просто друг.

Как же приятно было наблюдать искреннюю улыбку, расцветающую на мордочке его уже-не-подруги. Как будто солнце всходит, освещая теплыми лучами до того угрюмые одинокие скалы, разгоняя мрак и холод. И на душе стало вдруг так хорошо...

Небольшой румянец украсил белые щеки. Давно забытое чувство вдруг вернулось вновь, заставив сердце принцессы трепетать. Сколько уж времени прошло с тех пор, как к ней обращались подобным образом? Наверное, только Дискорд и помнит...

— Ты прав... мой принц, — она подмигнула, — но даже сейчас я несу ответственность за судьбы моих маленьких и больших пони. Будет не правильно, останься ты без поддержки, особенно после того, что ты ради меня пережил.

Вся комната медленно ушла в сторону... А, нет, это он сам полетел куда-то, ведомый магией его принцессы. Развернуться не было возможности, как и повернуть голову, поэтому Хал гадал, что же задумала пони, пока задними ногами не ощутил нечто шелковое и мягкое.

Неужели... вот так сразу?

— Ты ведь не против, если на этот раз уже я поделюсь с тобой кроватью? — мягко, совсем без напора спросила аликорн, на что получила расслабленный кивок. — Вот и славно.

Редко когда ей доводилось лично ухаживать за кем-то, и сейчас Селестия собралась взять свое полностью. Аккуратно, словно Хал был сделан из тончайшего стекла, она уложила его на свою широкую кровать, внимательно следя за тем, чтобы его ветвистые рога не зацепили чего, взбила и подсунула под голову подушку, после чего укрыла своим любимым одеялом. Отодвинулась и залюбовалась: прямо как Твайлайт в детстве, только побольше, но все такой же ребенок для нее.

— Отдыхай, Халамру, — тихо произнесла пони, вложив в эти слова столько нежности и заботы, на которые только была способна, — после первой метаморфозы обычно отлеживаются денек-другой, а не бегут сломя голову покорять сердца принцесс.

Тяжело вздохнув (рога цеплялись за все подряд), жрец вытянул свое пятнистое тело, попытавшись принять наиболее удобную позу, но лишь напрасно сдернул с себя одеяло.

— Кто же знал... Извини, Ти, что так неловко получилось. Просто... — он замялся, не зная, как правильно подать свою мысль.

— Да?.. — мягко поинтересовалась Селестия, усевшись перед ним в изголовье кровати, — говори прямо, не бойся.

Подействовало, прямо скажем, наоборот, но завершить начатое все-же надо...

— Для тебя это будет звучать странно. Все началось еще тогда, когда мы стали часто проводить ритуалы очищения, массаж — как ты это называешь. Будучи тогда самим собой, я не испытывал романтических чувств ни к одной из твоего народа. Это, вроде как, понятно, ведь вы для меня — пони, не люди, как и я для вас, однако же... Дело, видимо в магии, — он нахмурился.

— Не могу уловить суть, — аликорн покачала головой, продолжая неотрывно любоваться пони достаточно смелым, чтобы вот так без приглашения войти к ней в кабинет, в ее святыню, и сразу же украсть сердце.

— Еще тогда я чувствовал симпатию к тебе, мне были довольно приятны прикосновения. Это немного похоже на связь между хозяином и любимым питомцем, если бы питомец обладал личностью.

— Ах... — принцесса наклонилась над ним, оказавшись мордочкой к морде, и приняла возмущенный вид, — значит я для тебя — лишь питом-м-мхм...

— Нет. Сказал же: будет звучать странно, — улыбнувшись, ответил Халамру сразу после непродолжительного поцелуя, — это лишь похоже, но не так вовсе; я уверен, что и ты ощущала нечто подобное. Может быть ляжешь рядом уже?

Это предложение, от которого было очень сложно отказаться. В начале робкий, жрец, похоже, почувствовал себя более уверенно, а может это заиграла оленья кровь, кто знает? В любом случае подобное обращение заставило принцессу буквально таять, понемногу освобождая из многолетнего плена Великой Принцессы ее истинную натуру — молодую веселую кобылку, не обремененную какими-то ни было заботами. Счастливо вздохнув, аликорн телепортировалась вперед и легко завалилась (как никогда до этого не делала) в мягкие объятия постели. Белое крыло, большое и прекрасное, простерлось над ними двумя, спокойно затем улегшись на пятнистом плече.

— Продолжай, мой принц.

Румянец вспыхнул с новой силой, мысли смешались, вызвав стон отчаяния, когда жрец попытался было вернуть порядок в свою голову. Надо рассказать все, иначе потом он места себе не найдет, понемногу ломаясь под тяжестью ноши, однако Селестия сейчас была настолько близка к нему... вся, и это манило посильнее всякой там магии.

— Ну вот я и решил тогда, что это волшебство в тебе откликается на мое, а потом, ну... я превратился...

Жрец совсем стих, поддавшись нелепой панике. В мыслях было все просто, однако на деле это оказалось совсем не так. Почему же его, такого неподготовленного, просто взяли и отправили сюда? Кто вообще придумал выдергивать человека из спокойной, размеренной жизни? Было бы дано чуть больше времени, чтобы подготовиться...

— Успокойся, Халамру, я все понимаю, — неожиданно пришла аликорн на помощь, приложив белое копытце к его груди, где беспокойно металось оленье сердце, — нет нужды мучить себя больше, чем есть уже.

Она легко улыбнулась, совершенно искренне, как делала всегда для него и улыбка эта прогнала все страхи, будто светлая волна прошлась по телу. И все слова, которые он хотел сказать, идея, которую хотел донести — вдруг показались ему совсем не значимыми. Кобыла, что лежит перед ним, не жаждала объяснений, ей не нужны были его умозаключения, сбивчивые объяснения и прочее в подобном роде, лишь тишина... и действия.

Он обнял ее переднюю ногу и легонько прижал к себе, ощущая безграничную благодарность.

— Просто хотел сказать: я влюбился в тебя, Ти, влюбился по-настоящему.

~

Наступило утро, озарив комнату ярким золотистым светом. С трудом продрав глаза, Халамру приподнял голову и недовольно уставился в окно... с удивлением обнаружив там полнейшую темноту. Звездное небо, тишина, спящий город — картина, совсем не сочетающаяся со светом солнца.

А разгадка была проста — прямо над ними, связанный с рогом Селестии небольшой ниточкой света, парил крупный шарик, полыхая теплым желтым пламенем. Жрец не видел подобного прежде, и закономерно у него появились некоторые вопросы к поняше, мирно спящей прямо на нем. Будить ее, конечно, не очень хотелось: уж очень мило смотрелась правительница целой страны, тихо сопящая на его мерно вздымающемся пятнистом боку; мило и по-домашнему, она казалась очень хрупкой, уязвимой, что жрец невольно почувствовал себя во много раз сильнее ее. Тут же заявил о себе инстинкт защитника семьи.

Бр-р. Он помотал головой, дабы отогнать ненужные мысли, и очень нежно ткнул ее носом в мордочку.

Улыбка заиграла на ее губах, таких манящих, желанных. Принцесса приоткрыла глаза, с некоторым, как показалось жрецу, трудом сфокусировав на нем взгляд.

— Халамру?

— Да не угаснет Свет на пути твоем, Ти...

— Счастье, — тихо перебила она его, и довольно вздохнула, — так близко.

Потом закрыла глаза и ушла обратно в свой мир грез. Попыталась уйти, точнее. Халамру был сбит с толку этими словами, но странная аномалия над головой слишком громко о себе заявляла, немного припекая рога.

— Ти, проснись, пожалуйста, тут проблема возникла.

— Какого рода, м-м-м? Обратись к секретарю, если она связана... связана... — заразительно зевнув, кобыла удобнее устроилась на нем и как ни в чем не бывало засопела дальше.

Никогда бы жрец не подумал, что могут быть подобные проблемы с пони, которая всегда встает раньше солнца... удивительно, и только. Интересно, сколько он всего сможет узнать о ней такого, что ни знает больше никто на свете? Конечно, если его не спалит этот шар.

Потянувшись, жрец нежно поцеловал спящую прямо в кончик рога, откуда исходило едва заметное бледное свечение. Сработало: пони довольно застонала и широко раскрыла глаза, тут же залившись румянцем. Ей не потребовалось больше объяснений; тихо охнув, она поднялась с кровати и телепортировалась вперед, оказавшись ровно перед окном. Ее рог засветился очень-очень ярко, затмив собой все, а спустя несколько секунд вдалеке зажегся оранжевый вестник рассвета.

— Почти проспала подъем солнца, — аликорн потушила свои чары и обернулась, подарив Халамру полный благодарности взгляд, — впервые за... кажется, сто пятьдесят лет? Спасибо, что разбудил.

— Ум-м..., — Хал замялся, — пожалуйста. Но по правде я прервал твой сон не из-за этого. Тут шар висит... — он взглянул вверх, но этой аномалии и след простыл, — ...висел, такой крупный, желтый.

— Ах это. — пони понятливо кивнула. — Солнце так напоминает мне, что пора бы ему подниматься на небосвод.

— Напоминает? Оно что, живое?

— Как мы с тобой, — аликорн улыбнулась, — мало кто это знает, и мало кто общался с ним, но это действительно так.

Внезапно она замерла, пораженная пришедшей на ум весьма интересной мыслью. Верно, такая глупость может явиться только в заспанный разум, но выглядела она весьма соблазнительно, как и свежо.

— А что если... Халамру, мой принц, а хочешь сам с ним поговорить?

— С кем, с небесным светилом? — на секунду Халу даже показалось, что ему все снится, ведь выражение мордочки пони было хоть и немного сонным, но весьма серьезным, так что он даже немного стушевался под ее пристальным взглядом, и добавил чуть жалобно: — это необходимо?

Аликорн сразу осознала свою небольшую промашку. Слишком резко было ее предложение, неожиданно и, что уж строить самой себе иллюзии, страшно. Многие трепещут перед солнцем, ведь не знают о нем ровно ничего, и Хал тут совсем не исключение. Зря она так поспешила...

— Нет, совсем нет, просто это... ну, — надо было собраться с мыслями, ускоренными темпами выводя разум из сонливого состояния, — это важно для меня. Но если ты не хочешь, я не буду тебя заставлять, — быстро добавила она, опустив взгляд к полу.

"Ведь потерять тебя куда как страшнее".

— Важно, Ти? — жрец быстро оказался возле нее и нежно приподнял ее чуть наклоненную голову. — Я согласен в таком случае.

Их взоры встретились, и неожиданная смелось, сквозившая в его глазах, словно воплотилась, пройдя невидимой волной по всему телу принцессы. Пони вдруг четко поняла, что ее избранник точно выдержит встречу со своенравным светилом, и если она окончится хорошо, то стоит начать плести планы не просто на пару дней вперед, но уже на недели...

... а то и месяцы.

— Ладно, мой принц, я проведу тебя до Солнца, где дальше ты будешь действовать сам, — не удержавшись, она потянулась вперед, чтобы ощутить тепло его щеки на своей, — но прежде: ты точно этого хочешь?

— Ради тебя, Ти. Свет никогда не предаст и не отступит.

— Какие красивые слова... — кобыла чуть отодвинулась, чтобы затем оказаться прямо напротив него, — и глядя на тебя невольно веришь, что они — совсем не пустышка. Давай подойдем к окну.

~

Связанные воедино, два магических потока, рассекая небеса золотой спиралью, устремились на рассвет. Один — яркий, сильный, рассыпал за собой множество огоньков, озаряя все вокруг своим озорным светом; второй же — безупречно чистый, следовал четко за первым, оставляя ровный белесый след. Этим утром множество пони увидели удивительную картину, и лишь совсем немногие смогли проследить в ней что-то знакомое.

Захваченный невероятным чувством, Халамру парил над огромной, такой далекой землей, безошибочно повторяя все движения его возлюбленной. Две души, два сгустка света, переплетаясь в удивительном танце, неслись точно на едва показавшийся из-за горизонта солнечный диск. Вроде бы невероятная задача, но чем больше проходило времени, тем ощутимее давила на них неведомая сила, совершенно недвусмысленно намекая на правильность избранного пути. В конце концов Халамру услышал тихое "удачи", и ведущий его светлячок просто-напросто исчез, растворился в воздухе.

Совершенно один. В этот момент его словно бы выдернули из небес, и забросили в неведомые дали, на черное шелковое покрывало, усыпанное мириадами абсолютно разных небольших звезд. Сама бесконечность, бездна заглянула в его душу, из тьмы пространства загорелся огромный желтый глаз. Не сразу, но он осознал, что вот оно — то самое солнце, великая сущность, дарующая свет и тепло Эквестрии... Ах, вот и сама Эквестрия: небольшой сине-зеленый шарик, за которым, словно стыдливо прячась, виднелась бледная луна. Одна за другим, ему открывались невероятные картины космической пустоты. Созвездия, туманности, красоты неисчислимых лет загорались прямо из ниоткуда, словно подданные из неведомого царства приходили, чтобы отдать честь своей царице — огромному желтому огненному шару.

В конце концов Халамру обратил внимание на то, ради чего он здесь. Солнце, что видел он с земли — лишь бледный призрак, отражение истинного устрашающего великолепия. Перед ним был не желтый диск, но огромная сфера, состоящая словно бы из извечного огня. Куда бы он не бросал свой взгляд, везде видел лишь бури пламени, иногда взметающие очень и очень высоко... и свет. Чарующий свет исходил откуда-то изнутри, но не родной, не привычный телу. Это было немного похоже на купание в зачарованном озере, когда чужая, не враждебная сила окружает тебя, забирает в свою волшебную страну, пусть и на время, пусть не по-настоящему.

— Значит вот какое ты — Солнце, — почтительно произнес жрец, паря перед ним своей магической сущностью... и запнулся. Как с ним говорить? Понимает ли оно его, и если да, то поймет ли он ответ?

Собравшись было просто поприветствовать светило, он вдруг ощутил, как оно обратило на него свое внимание, и продолжил молчать, ожидая. Не произошло ничего: по-прежнему оно было неподвижно, не изменилось и окружение, просто все пространство вокруг понемногу заполонило незримое чужое присутствие. Он словно бы оказался, если можно так выразиться, в огромных объятиях, хотя по-прежнему мог свободно перемещаться, и даже вернуться обратно.

Очень вскоре, правда, и к своему некоторому сожалению, жрец понял, что это были вовсе не объятия, а тиски, на самом деле лишь дарующие иллюзию свободы. Все пути стремительно закрывались, оставляя лишь один-единственный — сбежать в Эквестрию, поджав хвост. Давление, которое ощущалось по дороге сюда, вернулось с умноженной силой, стараясь смять его, вытолкнуть отсюда вон. Свет звезды, до того нейтральный, обратился против.

Поначалу Халамру не очень сопротивлялся, предполагая, что так и должно быть. Сила, толкающая его, была не настолько значительной, чтобы он не мог ей противостоять. Все еще находясь в поисках подходящих реплик; для Солнца он скорее витал в своих мечтах, как и самый обычный смертный. Чувства, эмоции — главные воплощения жизни были для звезды важнее, чем какое-то там желание, логика, разум, и именно их она ожидала узнать в нем.

Лишь когда магия стала колючей, принявшись агрессивно отталкивать жреца, он понял, что время бездействия прошло. Преодолев столь длинный путь, начало которого теряется где-то в далеком-далеком лесу, в небольшой избушке, ради того, чтобы исцелить одиночество его близкого друга, он не мог теперь просто так взять, и уйти ни с чем. Ведомая его волей, собственная волшебная сила жреца выстроилась перед ним в защитный барьер.

Сражаться с Солнцем? Нет, скорее обороняться, смотреть, что будет. Волны бушующей энергии разбивались о преграду, все яростнее и яростнее, устроив вокруг Халамру настоящий огненный шквал, что вскоре Солнце ему начало казаться уже вокруг. Чужая магия прошибала его защиту, но яркий свет надежды, воплощенный в мощном обратном потоке, сдерживал натиск.

Прошли несколько трудных минут. За это время Хал уже успел, наверное, несколько раз решить отойти, но что-то такое... нечто внутри него каждый раз нашептывало ему обратное. Свет, выливался из него, словно кровь из разорванной артерии, и тут же устремлялся в бой, маленькими ярко-белыми сгустками прыгая прямо в пекло. Он не видел этого, да и не знал, наверное, но его волшебство уже давно обратилось в потрясающий сверкающий меч, зависший между ним и столь негостеприимным светилом. Оставалось лишь намекнуть, и орудие, закаленное не только светлой надеждой и любовью жреца, но также искренней верой Селестии, сорвется в путь, разбивая любые преграды, что встанут у него на пути.

Где-то там, далеко-далеко внизу, стояла сама принцесса, с тревогой в сердце наблюдая за своим избранником. Окутанный бледным сиянием, Халамру находился в трансе уже несколько минут, не подавая совершенно никаких признаков разума. Аликорн несколько раз успела пожалеть о своем, в общем-то глупом решении, однако еще не была готова вмешаться. Солнце не будет трогать Халамру, зная, что он очень важен для Селестии, но помимо "трогать" есть еще множество вещей, все как одна неприятных ни для одного пони. Может, они просто разговаривают? Хотя даже простой такой разговор требует усилий.

— В любом случае, Халамру, — пони глубоко вздохнула и закрыла глаза, — ты сможешь.

Яркая звезда загорелась там, где в этот момент была душа человека. С трудом, но все же преодолев сопротивление огненных вихрей, она буквально взорвалась, разбросав вокруг тысячи острейших белых игл. Чувство единения, когда он вдруг ощутил рядом с собой его принцессу, подействовало на Хала как второе дыхание.

Развернувшись во всю мощь, жрец дотянулся до своего клинка, блеск которого заметил сразу после освобождения, и, собрав всю силу воли в одной точке, толкнул его вперед. С протяжным свистом волшебство устремилось к своей цели.

Если бы сейчас здесь было бы физическое тело, то Хал впервые бы почувствовал жар настоящего боя. До того только обитая в храме, не обращая внимания на всяческие конфликты, нет-нет да и возникавшие вокруг, он лишь исцелял да успокаивал; ни разу рука его не поднималась, чтобы атаковать. Даже в тот роковой день он не пошел против своих принципов. Просто у него не было той настоящей, ради кого стоит сражаться.

Не было... теперь же есть. Меч очень быстро улетел вперед, и вскоре на солнце раздалась необычная для него белая вспышка. Тут же всякое давление вокруг Халамру исчезло, оставив того в полном недоумении.

Поначалу, конечно, чувство битвы затмевало разум, но оно выветривалось очень-очень быстро, освобождая место другому: "О боже, я что, убил... Солнце?" С одной стороны оно совершенно не изменилось, все также продолжая вечно гореть и медленно вращаться, но с другой же как еще объяснить невероятное исчезновение всякого сопротивления? Перепуганный тем, что натворил, Халамру рванул к светилу.

Незримая черта была пересечена. Незнакомец, такой важный для его друга, преодолел испытание, и не было больше смысла удерживать их обоих в неведении. В один момент душу жреца затянуло внутрь светила, прямо в самое сердце, а та, ради которой он прошел все это, ощутила ласковое незримое касание.

~

В яркой вспышке жрец вернулся в свое тело, и от неожиданности встал на дыбы, грохнувшись затем оземь. Путь обратно был настолько быстр, словно Солнце выстрелило его из себя, так что несчастный "снаряд" не успел даже испугаться. Уж не известно, что произошло на самом деле, и почему все случилось именно так, но несомненно радовало то, что он вполне живой, да и золотой диск исправно поднимается на горизонте, а значит, с ним тоже все в порядке.

— Халамру! — Селестия вихрем налетела на него, повалившись сверху и крепко обняв передними ногами. — Ты был там так долго! Что случилось?

— Да как бы... — тот едва не задохнулся, пришлось приподнять поняшу на своих ногах, чтобы освободить себе хоть немного пространства, — Я особо ничего и не понял, если честно.

— По порядку, — потребовала кобыла, не делая попыток сползти с него; ее совсем, похоже, не смущало такое положение, чего нельзя было сказать о Халамру, — попробую объяснить некоторые моменты. Главное, расскажи!

Если бы он мог, то замахал бы ногами: "не напирай так", но они, как и задние, были заняты поддержанием возлюбленной на весу; пришлось сдаться и начать рассказ.

— Все случилось, когда ты исчезла. Я вдруг оказался перед Солнцем, хотя не помню, каким же образом.

— Прошел границу, оно притянуло тебя, — Селестия несдержанно фыркнула, — давай дальше.

— Эм... хорошо, — наткнувшись на совершенно серьезный взгляд фиолетовых глаз, он испуганно дернулся и поспешил продолжить, — а затем произошла... произошел небольшой, если можно так выразиться, бой...

— Испытание, оно часто такое устраивало всем пони, кто пытался к нему приблизиться. А потом-то что? Почему ты там был так долго?

— Так из-за него. А что, прошлые претенденты справлялись быстрее?

— С проверкой? Оно пронизывает тебя магией, а затем спокойно пропускает к себе. Ничего сложного, дело одной минуты.

— ...что? — не выдержала принцесса спустя некоторое время наблюдания совершенно растерянной морды, словно Халамру сейчас услышал невероятное откровение.

Ей было неведомо, но он действительно сейчас ощущал нечто подобное. Весь бой пролетел перед глазами: бесполезные чары, ненужная битва... Следовало лишь подождать, и все...

— Почему ты меня не предупредила об этом, Ти? — собрался он наконец с мыслями и предпринял слабую попытку избежать неизбежного, совершенно отчетливо предчувствуя надвигающуюся бурю.

— Да никто на этом свете, даже Луна, даже Дискорд в здравом уме, и в любом другом тоже, не полезет меряться силами с самим светилом. Это невозможно.

Вот зря он сейчас сделал виноватую морду, потому что до последнего момента отрицающая подобную возможность Селестия сдалась под напором множества фактов и, до того буквально валяясь на пятнистом, выпрямила передние ноги, возвысившись над ним. Ее глаза опасно сузились.

— Халамру, неужели...

— Да! — тут же выпалил он и закрылся свободными теперь конечностями. — Я даже победил... вроде.

Он зажмурился. Даже перед невообразимо огромным шаром пламени ему не было так страшно, как здесь и сейчас, всего лишь находясь под немного злой кобылкой. Ну как немного... Гнетущая тишина окутала комнату. Жрец услышал, как гулко бьется его сердце, а душа, гоня перед собою армию мурашек, устремляется в задние копыта. Что же сейчас будет-то?

Время медленно ползло куда-то вперед и мимо, однако кара все никак не наступала. Он успел придумать уже с десяток разных способов пыток, множество вариантов развития событий, даже смирился с возможностью полететь теперь уже к луне; накрутил себя сильнее, чем Селестия, в общем. Однако, принцесса безмолвствовала.

Хал рискнул открыть один глаз.

Его взору предстала совсем не злобная демоница, а вполне себе обычная, лишь немного растрепанная аликорн. Хоть она и нависала над ним, широко распахнув крылья, что выглядело очень грозно, но всю картину портила ее довольная улыбка и нежный, заботливый взгляд.

— Дурак ты, Хал, хоть в смелости тебе не откажешь.

Селестия аккуратно подняла его и, не церемонясь особо, понесла прямо в таком положении к большому зеркалу, притаившемуся где-то в углу.

Оно не было особо роскошным, но зато на полках его покоилось всякое множество совершенно разных флакончиков и баночек, завезенных сюда, наверное, со всех концов света. С некоторым удивлением жрец обнаружил тут и свою настойку.

— Невозможно победить солнце, но доказать, что сердце твое и разум могут принять в себя его частичку — вполне.

Аликорн перевернула жеребца, да так, что у того аж дух захватило, и поставила на землю, придерживая своим крылом.

— Помнишь, ты жаловался, что не можешь нормально колдовать?

— Помню, — он замялся, — но тебе вроде ни разу...

— ...проснулся посреди ночи, — Селестия наклонила к нему голову и подмигнула их отражению, — плакал...

Халамру вздрогнул всем телом, словно к его крупу приложили раскаленный прут.

— Что?!

Тихо засмеявшись, принцесса толкнула его крылом, а вторым прикрыла мордчоку в символическом жесте.

— Ты такой доверчивый, м-м-м. Попробуй сейчас какое-нибудь волшебство.

Прямо как шарик, жрец надулся в почти детской обиде и расстроенно фыркнул. Между прочим, лунатизм — то, что назвала сейчас его пони — вполне себе ненормальная болезнь для служителей Света. Говоришь, сколдовать? Вот и получай тогда, вредина!

На память пришли моменты, как наказывали его, когда он был ребенком. Не особо веря в успех, он представил, как легонько хлопает свою возлюбленную по крупу, и перевел свое желание в магию.

Хлоп.

Готовая, быть может, ко всему на свете, Селестия совсем не ожидала подобного и со звонким "Ай" исчезла в яркой вспышке. Лишь спустя пару секунд она вновь предстала перед жеребцом, красная, как свое светило.

— Удивительно, сколь сильно я забыла такие малости, что так бурно на них реагирую, — покачала головой аликорн, вновь вернувшись на позицию рядом с ее принцем, и повернула к нему голову, — ты застал меня врасплох... снова. Не обольщайся, — тут же добавила, увидев безграничное веселье в его глазах, да хитрую усмешку, — теперь век не забуду.

— Ловлю на слове, Ти, — тот не растерялся и показал ей на это язык, прямо как в детстве делал, — а зачем ты меня к зеркалу принесла-то?

Принцесса покачала головой: святая простота.

— А сам-то как думаешь?

Ну... в него обычно разглядывают свое отражение, верно? Жрец глянул на себя чуть внимательнее, чем делал это обычно. Оттуда, из потустороннего мира, на него смотрели два необычных раньше, а теперь вполне привычных существа: снежно-белая кобыла с большими, прекрасными крыльями и витиеватым рогом, а еще высокий жеребец, весь пятнистый, с темной полосой на лбу. Ничего необычного... ладно, ничего совсем-совсем необычного, но и только. Надо было смотреть шире; повертевшись так и эдак, приняв пару героических поз, когда заметил заинтересованный взгляд фиолетовых глаз; Халамру внимательно осмотрел себя со всех сторон.

— Что это? — последовал логичный вопрос, когда его взору открылась самая настоящая метка, спокойно пребывающая на светло-коричневом крупе, ровно на том же месте, где и у Селестии.

— Мне казалось, ты знаешь это, — принцесса взглянула в отражение, приподняв бровь, — тебе прочитать лекцию?

— Нет, я же целитель, мне положено знать, но... — он потянул паузу, чтобы еще разок удостовериться в верности увиденного, — скажи мне, Ти, почему мои метки точно, абсолютно, о Свет, идеально такие же, как и твои?

~

Вместе лежали они, пока Селестия увлеченно достраивала небесный замок. Только что ушла Луна, о чем красноречиво напоминала приоткрытая дверь, только что их с солнечной пони близость увидел кто-то другой. Халамру ненадолго ушел в себя, чтобы оценить свою реакцию. Не то чтобы он был сильно смущен, но все равно чувствовал себя неловко, пусть даже это была та, кто свел их с любимой вместе. Как же он будет вести себя на людях... то есть пони? Ведь рано или поздно (последнее желательней) им придется либо раскрыть публике свои отношения, либо разойтись. Последнее, как он ощущал, не приемлемо для обеих сторон.

— Все еще думаешь о своей метке? — задумчиво спросила пони, аккуратно собирая в воздухе домик из мельчайших светлых частиц.

Жрец тихо вздохнул и прислонился к шее возлюбленной, ощущая, как его рога при соприкосновении с чем-нибудь твердым обретают призрачную форму — довольно щедрый дар небесного светила, благодаря которому можно лежать, да и не только, как угодно, оставив беспокойство о высоких подушках и мягких поверхностях.

Не единственный дар.

Как объяснила его принцесса — однажды побывав внутри Солнца, пони связывает с ним свою судьбу, получая взамен возможность свободно общаться с ним, и даже получать помощь, когда необходимо. Это становилось частью магии, как следствие — частью жизни. Теперь, если верить умозаключениям кобылы, жрец вполне был способен сам немного двигать светило, а еще с легкостью самостоятельно летать к нему в форме светлячка, что, правда, он точно не собирался делать в ближайшее время.

Как неизбежное следствие — на его крупе зажглись две метки, точь-в-точь копирующие таковые у Селестии, а также появилась весьма сомнительная, но все же вполне реальная возможность на этом самом светиле быть заключенным.

— Меня волнует наша жизнь. Ты — принцесса, голубая кровь, хоть и не понимаешь толком, что это значит. Ну а я же — простой... м-мпф.

Разноцветная грива кобылы вдруг решила течь в сторону жеребца, лишив того возможности разговаривать во избежание попадания оной в рот, что не обещало быть очень вкусным. Раздраженно глянув на пони, он не увидел никаких эмоций на ее прекрасной мордочке, помимо высшей степени сосредоточенности.

— Ти, прошу, следи за гривой, — произнес Хал, едва-едва отбившись от "кляпа", — неприятно же.

— А я и слежу, — неожиданно просто призналась та, подмигнув ему, — мне тоже не особо приятно слышать, как мой принц, в чьих силах самостоятельно перемещать Солнце по небосводу, называет себя простым целителем.

— Принц, да ну? — он наигранно возмутился. — И кто об этом еще знает? О моих способностях я имею ввиду.

Доделав соломенную крышу, аликорн быстренько создала вокруг хижины траву, покрыв значительную территорию доски. Всюду начали возникать крошечные цветочки, безжизненные, правда, но от этого не менее красивые. Это был завершающий штрих; ведомое золотистой магией, строение улетело в угол комнаты, к десяткам таких же, смиренно ожидающих, когда будут использованы в более крупных постройках.

— Должна признать, никогда бы не придумала вот таким вот странным образом использовать рамки для карт... — отряхнув себя от золотистой пыли, принцесса встала, до конца распахнув крылья и потянувшись. С удовольствием заметила на себе восхищенный взгляд, — лишь только я, ты и, конечно же, Дискорд, остальные пока в неведении. Знаешь, — она подмигнула, — думаю, скоро мы это неведение развеем.

Хал тоже поднялся, следуя приглашающему жесту принцессы. Вместе, они покинули ее кабинет, уже успевший стать вполне привычным, и оказались в просторном коридоре. Совсем недавно он был тут, стоял в нерешительности... Хорошо, что совсем недолго. Оглядевшись, он заметил невдалеке стража, совершающего очередной обход вверенной ему части замка. Белый пегас, закованный в золотую броню, неспеша шел прямо к ним, витая у себя в облаках, иначе и не объяснишь, почему он заметил Халамру только тогда, когда почти столкнулся с ним. Увидев перед собой оленя, одного с Селестией роста, отмеченного, как и она, символом солнца, несчастный плюхнулся на круп да так и сидел в великом удивлении, пока сконфуженный фаворит его правительницы вместе с ней не пропал за поворотом.

— Весть о тебе разнесется быстро, мой принц, — со сдержанной улыбкой произнесла кобыла, магией окутывая довольно большие двери тронного зала, — как считаешь, стоит ли нам прямо сейчас представить тебя?

Ее голос был ласковый, заботливый, призванный успокоить жреца, но даже пусть это и так, Халамру все равно лучше не стало. Он бы скорее согласился вновь встретиться со светилом, нежели предстать перед всеми пони, что ждут их на той стороне. Встать рядом с Селестией, может даже поцеловать ее под множеством взглядов, не всегда добрых, ведь даже в Эквестрии должны найтись желающие дорваться к власти через постель... бр-р, такого он не вытянет.

— Ти, — в горле мгновенно пересохло, — пожалуйста... потом. Мы ведь даже не знаем друг-друга толком, чтобы вот так сразу...

— Тс-с, — аликорн приложила ему крыло ко рту, подарив настолько понимающий взгляд, насколько и добрый, — не знаем друг друга, говоришь? Тогда стоит... узнать. Как считаешь?

Он бессильно опустил голову.

— Asen fo qar so ke'comre...

— "Ты меня не понимаешь", — мягко перебила она его, с удовольствием наблюдая донельзя удивленный взгляд, — Халамру, принц мой, мы теперь связаны куда крепче, чем обычные пони когда-либо смогут. Считаешь ли ты до сих пор, что я не права?

Теперь жрец был растерян даже больше, чем когда увидел у себя на крупе солнце. Откуда она знает забытый язык, который тот выучил просто ради интереса? Его просто не может быть в этой стране, абсолютно точно!

— Солнце передало мне эти сведения, мой принц, — Селестия повернулась и встала перед ним, заглянув в его глаза. На мордочке ее застыло теперь уже серьезное выражение, — но также кое-что перешло и к тебе. Знания. Взгляни на меня, — она краешком крыла приподняла голову жеребца, — скажи сам себе, кто ты для меня?

Огромный огненный шар, казалось, запылал в разуме Хала, неся с собой невероятное чувство поддержки. Точно такое же солнце горело и в глазах его возлюбленной. Незримая связь, которую он мог теперь заметить, тонкой огненной нитью скрепляла их тела в той точке, где, сокрытые белой с одной, и светло-коричневой шкурой с другой, бились два добрых сердца. И ее было одиноко, очень одиноко, но лишь когда-то, не теперь. Лекарство от этого — пони, достаточно смелый, чтобы предложить копыто солнечной принцессе, с чистой душой, выдержавшей испытание звезды, стоял сейчас перед ней... и сомневался. Сомневался в том, достоин ли он ее, сможет ли с честью нести фантомно-высокое, но на самом деле простое и очень дорогое аликорну звание "принц"?

Сомнения в сторону, целитель должен исцелять.

— Ты говорила, что никто в здравом уме не полезет в драку с небесным светилом? — улыбнулся жеребец, наклонившись чуть вперед, чтобы сблизились два небесных огненных шара, — а сама-то...

Говори умные вещи, или просто пытайся это сделать... нет, во время поцелуя все равно не выйдет...

~

Халамру потребовалось совсем немного времени, чтобы найти нужного ему пони. Все вокруг, хоть и замирали на месте от удивления, но все же весьма охотно рассказывали, порой даже показывали ему то, что он хотел бы увидеть. Дворец был велик, однако до нужного крыла он добрался быстро, где, ведомый одним из стражей, предстал перед небольшой дверью, украшенной символическим изображением карты.

— Принц сейчас здесь, — произнес пони в доспехах, после чего повернулся и неспеша пошел обратно, оставив жреца в полном одиночестве.

— М-м, спасибо...

Итак, дверь. Ему было интересно даже не то, как пони за ней отреагирует на второго носителя солнца на крупе, а что он сможет предложить по этому поводу. После короткого стука жеребец вошел внутрь.

— Халамру! Вот никак не ожидал увидеть так скоро, — Блюблад приподнялся из-за стола, на котором были накиданы какие-то свитки и внимательно осмотрел гостя, — как прошло?

— С твоего позволения, — пятнистый повернулся к нему боком, чтобы метка была теперь ему видна, — мне немного неприятно говорить о столь... личных вещах.

Ну, а говорить смысла и не было большого. Как и многие до этого, единорог вытаращил глаза, но в отличие ото всех все же нашел в себе силы задать простенький вопрос.

— Это... не иллюзия?

Хал отрицательно помотал головой, усевшись прямо на пол, благо рост позволял находиться с принцем на одном уровне.

— Ти предложила отправиться к Солнцу, ну и я, дурак, не смог отказаться... хотя вроде и не жалею теперь.

— Так ты и там был? — по морде Блюблада можно было, наверное, делать карикатуру: самый удивленный пони всех времен, — она пустила тебя настолько близко? И как прошла встреча со звездой?

Да ладно... И ты туда же? Наверняка сцена с битвой будет для него неожиданностью.

— Я воткнул в нее меч, — как-то отрешенно произнес Хал, уже ожидая наблюдать ужас не белой морде. И принц его не разочаровал.

Но не только ужас владел им: наконец-то, все же наступило то время, когда труды его когда-то, а теперь еще и тетушки Луны увенчались успехом... теперь можно не опасаться, что старшая принцесса сойдет с ума от горя. О да.

Мало-помалу улыбка расцвела на морде единорога.

— Значит... м-м-м, — много лет проведя во дворце, Блюблад научился многому, и особенно хорошо — угадывать, что у пони на уме, — тетушка Селли сделает тебя принцем, я полагаю?

Его собеседник кивнул; не стоило теперь больших трудов догадаться о цели визита Халамру.

— Значит, тебя стоит как-то представить обществу, познакомить с важными персонами и все такое прочее... — он приложил копыто к подбородку и задумался на секунду, — думаю... надо сделать небольшую легенду для начала, как считаешь?

— Наверное. Я в этом не разбираюсь.

— Плохо, — вынес вердикт Блюблад, принявшись шариться среди всего, что лежало на столе, — тебе надо будет хоть немного ознакомиться с правилами поведения в обществе, а хотя... к Дискорду правила! Ничего не делай, пока не заставят, иначе к тебе в табун насильно засунут одну-две, кобылки, и поверь, — принц невесело усмехнулся, — сделают это так быстро, что даже не успеешь глазом моргнуть.

— Это вряд ли...

— Не будь столь самонадеянным, — перебил его единорог, — мне вот на последнем Гала подсунули одну особу... Пришлось ходить вместе с ней как дурак последний, а затем она меня чуть не утащила к себе под предлогом... хм... — он замер на секунду, мучительно вспоминая, — ну, вроде подарить что-то заморское. Наверняка кристалл с магией очарования, или зелье. Хорошо, что там рядом была такая удобная умывальня с невидимым люком у самой двери.

Покопавшись еще немного, он вытащил откуда-то серебристый ключ, мерцающий слабым синим светом.

— В общем, Халамру, аккуратней со всем этим. Я не уверен, что даже тетушка Селли сможет помешать твоему одурманиванию, когда многие, в особенности знатные дома, узнают, что ты у нас теперь вторая Селестия, к тому же ее фаворит. Пошли за мной.

В полнейшем недоумении жрец последовал за Блюбладом, обдумывая только что услышанное. Значит, его могут утащить куда-нибудь силком? Почти как в его родном мире, только там скорее подсовывали людей, а не пытались соблазнить... к тому же таким банальным образом. Как можно повестись на подобное?

Преодолев небольшую лестницу с весьма высокими ступенями, которая скрывалась от внимания за большим гобеленом с изображением странной восьмиконечной звезды, двое оказались в длинном коридоре, заполненном множеством пони. Они стояли, преимущественно поглядывая на большую дверь в конце, поэтому появление жеребцов буквально из ниоткуда никто не заметил.

— Ох, Дискорд, как много сегодня посетителей... — тихо ругнулся единорог, мгновенно отступив обратно за магическую стену и утянув за собой Халамру, тоже не особо пылавшего страстью показываться хоть кому-то на глаза, — проблема...

Вынув из карманов своей накидки тот самый ключик, он поднес его к ложной стене, и та почти мгновенно стала прозрачной.

— Тетушка Луна везде развешала свои ушки, за что ей большое спасибо... не волнуйся, — поспешил добавить он, заметив, как Халамру недвусмысленно поглядывает на лестницу, — с той стороны нас не видно.

— Да уж, я рад, — облегченно выдохнул олень, обратив теперь взгляд на толпу перед ними, — но зачем на все это?

— Обсерватория, — Блюблад ткнул копытом в сторону двери, — излюбленное место для всяческих продвинутых магов. Там есть один интересный шкаф, который, если опрокинуть стоящую на нем старую свечу, позволит кратчайшим путем добраться или до тетушки Луны, или до небольшого гардероба, если не пропустить поворот. Мы его пропустить не должны, затем... — он вдруг резко замолчал, со странным блеском в глазах уставившись вперед.

Немного... неожиданно. Халамру тоже заметил ее — небольшую фиолетовую аликорночку, нагруженную свитками, неспешно выходящую из этой самой обсерватории. На удивление быстро она была окружена кобылами и, конечно же, жеребцами, тут же остановившими всякое ее продвижение.

— Так-так... Халамру, — Блюблад толкнул его сгибом ноги, чтобы привлечь к себе внимание, — думаю, немного поменяем планы. Стой здесь и не высовывайся. Справишься?

— Ум... Да, — тот не ожидал подобного вопроса, — а ты куда?

— Пойду спасать нашу звезду. Принцы и принцессы должны помогать друг другу... эх, не люблю, правда делать это таким способом: чувствую себя распоследним засранцем.

Быстренько пригладив гриву, принц нацепил на себя ослепительную улыбку и с видом покорителя кобыльих сердец отправился навстречу юной аликорн... прямо сквозь стену.

Шок на ее лице наверное, мог бы испугать кого угодно. Еще бы: эффектное появление единорога много стоило. Окружающие пони сначала не очень поняли, что случилось, удивленно развернулись... и расступились, подчиняясь вежливой просьбе Его Высочества.

Завязался небольшой разговор, в котором аликорночка принимала участие не очень охотно, а остальные вообще стали расходиться, пофыркивая. Особенно жеребцы. Теперь Халамру воочию увидел, о чем шел разговор совсем недавно, там, в кабинете.

Но вот фиолетовая мордочка приняла заинтересованное выражение, кобылка кивнула пару раз, даже улыбнулась, а затем что-то сказала своим "поклонникам" и спокойно отправилась за Блюбладом...

Э-э-э, он что, ведет ее сюда? Зачем? Жрец беспокойно поерзал на месте, и с надеждой продолжил наблюдать за странной парой. Может, они все же пройдут дальше и покинут коридор, после чего Блюблад появится тут каким-нибудь невообразимым образом? Было бы вполне логично.

Нет. Жеребец что-то шепнул кобылке на ухо, та шепнула что-то в ответ и указала на фальшивую стену. Принц кивнул. В яркой вспышке оба они исчезли с глаз пони... чтобы оказаться точно перед оленем.

— Ох, — только и смогла произнести кобылка, тут же от удивления хлопнувшись на круп. Свитки в ее сумках беспокойно дернулись, недвусмысленно угрожая вывалиться, но фиолетовую поняшу это сейчас не волновало. Она пробежала по жрецу взглядом, полным живого интереса, пока не заметила его, наверняка теперь самые выдающиеся части тела — солнечные знаки.

— Халамру, это — единственная ученица принцессы Селестии, принцесса Твайлайт Спаркл, — быстро вмешался единорог, заметив округлившийся взгляд аликорночки, — Твайлайт — это Халамру, фаворит принцессы Селестии.

— Бывшая ученица, — совершенно механически поправила она, — Блад, ты мне не говорил, что он — настоящий... Погоди... фаворит?!

— Ага, — принц сделал отчужденную морду, — прямо как в книгах написано. Действительный.

— Вот это да... — потянула совершенно не соответствуя своему статусу, принцесса, словно маленькая девочка рассматривая жреца. У того уже успело появиться и разрастись некоторое смущение по этому поводу, однако, он все равно не знал, что делать. Ну только если разглядывать ее в ответ.

Маленькая, меньше обеих сестер и его, она больше напоминала пегаса с рогом, ну или крылатого единорога, нежели полноценного аликорна. И она молода, уж точно моложе Ти. Стоп... Твайлайт спаркл... Хал вспомнил вдруг это имя: Селестия иногда говорила о том, что у нее есть ученица, и называла ее именно так... Как же можно такое забыть?

— Вообще-то, Твай, мне не хотелось бы прерывать твою медитацию... — принц аккуратно толкнул ее копытом, прямо как статуэтку, — но Халамру — не объект для исследований. И да, как я говорил, нам нужна твоя помощь.

На удивление, подобное обращение не задело кобылку. Сомнительно было, что ее вообще хоть что-то может задеть сейчас: уж очень она была заинтригована... ну и растерянна тоже. Принцесса Селестия, которая стала для поняшки если не мамой, то старшей сестрой точно, вдруг, ни с того ни с сего, объявляет подобного удивительного пони своим фаворитом, при этом она не поделилась с Твайлайт, доверенной ученицей, пусть и бывшей, этим радостным событием. Да что уж там, аликорночка впервые видит живого оленя! Немного обидно, если признаться, да и... завидно. Впрочем все это — не повод, чтобы пропустить шанс сделать приятное солнечной принцессе.

— Какого рода помощь, Блад? Ты же знаешь, что я не очень хороша в таких вопросах.

— В "таких" — возможно, — тот хмыкнул, — но вот во всем, что связанно с тетушкой Селестией, ты разбираешься лучше всех, кого я знаю. Оправдываться бессмысленно.

— Никто не говорил, что я оправдываюсь, — гордо фыркнула та, и задрала носик, лишь чтобы скрыть огонь в своих глазах: уж если ей доверяют под опеку такого важного жеребца, то тут волей-неволей почувствуешь в своих копытцах силу повлиять на будущее, — хорошо, я согласна.

Разговаривать на винтовой лестнице, довольно узкой, трем большим пони было не совсем удобно, поэтому принц сразу предложил вернуться в свой кабинет. К счастью, тот пустовал, поэтому единственное, что оставалось сделать — закрыть дверь на ключ. После же кобылка наложила какое-то странное заклинание вокруг, из-за чего все остальные звуки поутихли, и сгрузила все свои свитки прямо на рабочий стол, создав там еще больший бардак, нежели тот, что был до этого. Все это время жрец растерянно стоял посередине комнаты, смотря на эту небольшую возню, и с трудом пытался представить, что же будет дальше. Никаких идей.

Впрочем, не так уж долго следовало терпеть неопределенность: было ясно как светлый день, что фиолетовая кобылка, раз подрядилась на эту небольшую работу, его уже просто так не отпустит. Не то чтобы это пугало, но фанатизм в глазах ее заставлял чувствовать себя не совсем уютно.

— Итак, — первым заговорил принц, — думаю, начать нужно с того, что Халамру выйдет в свет в моем, твоем — он кивнул на аликорночку, — либо же нашем обществе. Хорошо будет, если у нас еще буде ответ на вопрос: "А кто он такой?".

— А кто он такой? — тут же задала его Твайлайт, — ну, всмысле, я раньше никогда о нем не слышала...

— Я тоже, — подвердил принц, — однако он знаком с тетушками уже довольно долго... Ничего, что мы так явно обсуждаем тебя, Халамру?

Олень отрицательно помотал головой. Пока что его все устраивало.

— Но... Почему Селестия мне о тебе ничего не рассказывала? — аликорночка посмотрела на жреца так, словно он сам был в этом виноват, — к тому же ты — единственный представитель легендарной расы. Как же получилось так, что никто про тебя не слышал?

— Погоди, Спаркл... — единорог немного замялся, явно ощущая, что здесь что-то не так и лезть в подобное пока еще рано.

— Нет, — тут уж он был перебит Халом, — я расскажу пожалуй. Все равно не вижу смысла это скрывать. Все дело в том, что до того, как стал таким, — он провел по груди передней ногой, — я был... немного другим. Меня изменили, и не факт, что надолго...

— Изменили?! — удивленно вскрикнула поняша, даже подскочив на месте. — Но это же очень-очень могущественное волшебство. Как такое случилось?

Почему-то жрецу показалось, что это поможет, однако вместо этого он, похоже, увел собеседницу сильно вбок от темы.

— Думаю, это сейчас не особо важно.

— Верно, — тут же подхватил Блюблад, демонстрируя те же догадки, которые пришли в голову жреца, — сейчас нужнее узнать, как ты познакомился с тетушкой, чем подробности прошлой жизни. Расскажешь?

Хал взглянул сначала на принца, а затем на принцессу. Он и она — оба были заинтересованны в разрешении подобной загадки, их морды выражали любопытство. Конечно, не каждый же день Селестия приводит во дворец какого-то чудного пони, и проводит с ним целую ночь наедине, как знал только единорог и сам Халамру.

— Эх... Мне кажется, что не стоит, но... хорошо.

~

Весь день сегодня солнечная принцесса была занята, а ее младшая сестра отсыпалась за предыдущие дни. Кейденс, еще одна аликорн, которая могла бы помочь, была далеко от Кантерлота, поэтому...

Когда солнце прочно утвердилось на самой высокой точке небосвода, все, кто по какой-либо случайности проводил время возле одного из входов во дворец, ведущего в королевский сад, увидели довольно занимательную картину. Принц Блюблад и юная принцесса Твайлайт Спаркл шли вместе, сопровождая доселе неизвестного, очень высокого и столь же красивого необычного пони. Его ветвистые рога — удивительное зрелище уже само по себе, казалось, переливались и мерцали на свету. Одет он был в длинную белую мантию, скрывающую много больше, чем обычная в этом городе одежда, даже метки его, к разочарованию многих, были сокрыты; видны были лишь только полосатая грудь да ноги. Разумеется умные пони тут же смекнули, что в обществе двух особ королевской крови не может быть кто-то простой и попытались подойти ближе, рассмотреть...

— Точь-в-точь по моим словам, — тихо вздохнул Блюблад, демонстрируя окружающим не самую доброжелательную мину, — Твайлайт, ты точно уверена, что стоит сначала наведаться в твою академию?

— Безусловно, — аликорночка наоборот всем приветливо улыбалась, вежливо отвечая на все приветствия, — увидишь, моя идея сработает.

— Я надеюсь. Мы ведь произведем фурор одной лишь прогулкой по городу.

— Чего и добиваемся, — она подмигнула обоим жеребцам, — к тому же Халамру надо узнать Кантерлот получше. Нравы, обычаи, все, что может помочь.

Сама академия — здание с огромным золотым куполом, виднелась совсем недалеко. Хал, пока неспешно шел за двумя болтающими пони, во все глаза рассматривал город. Когда-то он был тут как человек, немного погулял в обществе Селестии, но то было больше по саду, чтобы не попадаться на глаза другим. Затем он вернулся уже как олень... только ночь не позволила рассмотреть все как следует. Сейчас же свет всех звезд сошелся.

Кобылки и жеребцы казались ему теперь другими, хотя оставались ровно такими же, как и раньше. Они не изменились, в отличие от его восприятия, на которое повлияло это четвероногое тело, и, быть может, Солнце. В кобылках он теперь видел не разумных зверушек, но вполне себе равных ему существ, весьма симпатичных, если приглядеться. Жеребцы были теперь не только простыми жеребцами, а основателями и защитниками своего табуна. Многие из них, даже те, кто принадлежал к знати, гуляли вместе со своими особыми пони совершенно не стесняясь. Да и чего тут стесняться, когда тебя окружают точно такие же, как ты сам?

Впрочем, не все ходили со своей семьей. Всюду было полно пони, и среди них попадались либо совсем молодые, либо требовательные, желающие выгодно продать свою личную жизнь. Не раз и не два жрец ловил на себе оценивающие взгляды, в которых, порой, начинало светиться желание. Пока еще никто не рискнул подойти и заговорить... но это лишь пока, что ощущалось сейчас очень и очень хорошо.

— Скажи, Халамру, — отвлекла его от размышлений аликорночка, — чем ты занимался до обращения?

Вопрос немного сбил того с толку, вроде бы в своем коротеньком рассказе он упоминал об этом? Или, может быть, они просто не услышали такой незначительный кусочек информации после того, как узнали, что именно сначала сделала солнечная принцесса, чтобы потом хотя бы видеть его живым? Потрясающие эмоции овладевают пони, когда дело доходит до крови; для них это столь же невероятно, сколь если бы он был призраком, или чего пострашнее.

— Я — целитель, — отозвался он, — живу в небольшом домике неподалеку от Лост Фореста. Занимаюсь ремонтом любых частей тела, включая крылья, иногда могу помочь с какой-нибудь личной проблемой и мелкими магическими инструментами. Простой чел... олень, в общем. Что? — грустно улыбнулся в ответ на удивленные глаза кобылки. — Ожидала чего-нибудь более внушительного?

— Нет... — помотала головой та, — просто это замечательно: восстанавливать крылья пегасам — очень сложное волшебство, вот и... впечатлилась.

— А насчет "внушительного" можешь не волноваться, — вмешался принц, — знаешь, кем был я до того, как стал вдруг "племянником Ее Величества"?

Жрец перевел взгляд на него, вопросительно подняв бровь.

— Простым жеребенком, Халамру, черезчур любознательным и умеющим, как выяснилось, интуитивно находить всякие скрытые дорожки. Моя мама работала здесь, водила приезжих пони по дворцу, ну а ее непоседливый сын сбегал при первой же возможности.

Обладая даром, о котором еще не знал, юный Блюблад довольно легко замечал различные фальшивые стены, и совершенно не трудясь взламывал магическую их защиту, в конце-концов обучившись делать это столь быстро, что даже отпала необходимость останавливаться перед ними. Всякие потайные люки, порою даже незримые порталы — ничего не могло долго скрываться от его цепкого взора. Маленький единорог умудрялся добираться из одного крыла грандиозного строения в другое даже быстрее, чем делали это самые шустрые курьеры. Порой его даже просили помочь, если дело не могло подождать, и он, конечно, соглашался, наслаждаясь чувством превосходства даже больше, чем вкусными конфетами в качестве награды.

И однажды случилось так, что неспеша путешествующий по очередному найденному проходу жеребенок вдруг оступился на ровном месте и провалился прямо сквозь пол...

... зависнув в воздухе за секунду до болезненного приземления, вовремя пойманный золотистым свечением.

— Помню, как принцесса рассказывала о тебе, — Твайлайт усмехнулась, — сидела она в своем кабинете, никого не трогала, как вдруг ей прямо на голову сваливается жеребенок. Ты ведь представляешь ее удивление?

— Само собой, — тот согласно кивнул, — я ведь получил тогда свою метку, так что кто удивился больше — тот еще вопрос. Говорят, что никто до этого не знал о том проходе, а теперь и не узнает: я лично запечатал его, когда тетушка сделала из меня принца. До сих пор поражаюсь ее дальновидности, ведь даже моя мать, да даже я сам не в силах был помыслить, что такой, в общем-то мелочный, пусть и редкий талант поможет очень неплохо работать с картами и подарит мне интересную работу при дворе.

— Ну, интересную — это да, однако же немного скучную, как по мне, — Твайлайт подмигнула единорогу, — сидишь безвылазно в окружении бумаг, даже перед кобылками редко когда красуешься.

— Ой ли? — тот ответил забавной ухмылкой, — Сама раньше такой же была, да и сейчас не лучше, судя по отсутствию у тебя табуна. А ведь столько пони со всей страны добиваются твоего копыта...

Ответом ему стал мимолетный гневный взгляд, который, правда, лишь увеличил улыбку на белой морде.

— Скажите, — вдруг встрял в разговор Халамру, — вы давно друг друга не видели, да?

Неожиданный ход, оба его сопровождающих потупились. Действительно, их небольшой обмен любезностями был лишь оттого, что они в самом деле совсем-совсем давно вот так вместе куда-то выбирались, вечно занятый Блюблад, и окутанная заботами Твайлайт. Принц и принцесса, их образ жизни был немного похож, на почве чего постоянно возникали взаимные подколки, вот правда последнее время они были больше через письма. Этот разрыв, сами того не замечая, они и принялись восполнять, как-то даже позабыв о Хале.

— Ты прав, друг мой, — первым признал свою ошибку принц, — пожалуй, мы немного увлеклись друг другом...

— Да, согласна, — аликорночка даже опустила ушки, — извини...

— Впрочем, — торжественно продолжил единорог, — тем лучше. Предлагаю зайти куда-нибудь и оставить нашего неопытного друга в одиночестве ненадолго, чтобы привыкал быстрее. Как вам идея?

~

Почему, если она показалась жрецу не самой лучшей и он, что логично, воспротивился, его твердое "нет" даже слушать не стали? Довольно быстро Блюблад отыскал подходящее их статусу заведение и затащил упирающегося оленя внутрь. Впечатление на посетителей и официантов Халамру произвел тут же: не каждый же день можно увидеть такого высокого, да еще и пятнистого пони, к тому же в окружении королевских особ. Умные тут же смекнули что к чему, некоторые даже принялись шептаться, но незаметно, чтобы их не раскрыли раньше времени.

— Ох, ну зачем я пошел с вами? — обреченно произнес жрец, разглядывая интерьер этого роскошного ресторана.

Они находились в большом зале, хорошо освещенном двумя крупными люстрами с многочисленными магическими светильниками. Везде преобладал красный с золотом: стулья, столики, барная стойка — все было окрашено в подобный цвет, лишь только занавески на окнах выделялись кремовым с черной каймой. Даже кобылки в соблазнительных одеждах, юрко снующие туда-сюда с подносами, окруженными их магической аурой, носили на себе красное.

— Сам ко мне пришел, никто за рог не тянул, — принц придал себе образ видавшего виды сердцееда и нацепил на морду любезную улыбку, — ты в обители клана Роз — относительно молодого рода, но вполне себе богатого и влиятельного. Первое серьезное испытание. Постарайся не сплоховать и не набрать в себе в табун пару десятков лишних персон.

Легко толкнув оленя по направлению к свободному столику, единорог напомнил ему о кошеле, что свободно болтался, прикрепленный сбоку к плащу, и пожелал удачи. Искренне. После он галантно приблизился к аликорночке и повел ее в совершенно другую сторону, к столику во многих метрах от того, который приметил себе жрец, ясно давая понять: помощи пока не будет.

С другой стороны, ничто теперь не будет мешать этим двоим свободно обсуждать пятнистого и понемногу распускать о нем нужную информацию.

— Ладно, хорошо, — Хал постарался взять себя в руки, ну, или копыта, и решительно двинулся к своей цели.

Может, все обойдется, может, ему дадут спокойно поесть в одиночестве? Или же нет... Нет, лучше, если он научится плавать в подобных морях, после чего Селестии не придется за него краснеть в редких, но вполне возможных случаях.

Не в ладах с самим собой, олень медленно уселся на неожиданно удобный стул, более похожий на кресло, и попробовал расслабиться. В своем родном мире он иногда бывал на приемах, устраиваемых в честь каких-то там важных персон, и примерно осознавал, как себя вести. Другое дело, что тут вовсе не прием, лишь простой обед в ресторане.

Почти сразу к нему подскочила единорожка, вежливо поинтересовавшись, что же ему принести. Жрец, испытывая некоторую неловкость по этому поводу, попросил у нее лишь меню, и откинулся на бархатную спинку в ожидании.

Интересно, что делает сейчас его возлюбленная? Пусть даже выглядевшая довольно просто с ним, всем своим видом стараясь показать себя обычной пони, она все же была принцессой, правительницей этой страны. Все эти кланы, чьи аналоги были и у людей, важные пони, аристократы, крупные торговцы — этим она управляла, и управляла хорошо, свободно разбираясь во всем. Однако вдруг по ее душу сваливается с небес он, Халамру, совершенный ребенок, если смотреть с позиции высшего общества.

Да уж, проблема...

— Простите, — вторгся в его маленький мирок приятный голос той самой единорожки, — вот меню, — на столик легла тоненькая книжка в черном переплете с символическим изображением розы, — когда выберете, просто стукните по ножке стола, я услышу. Если есть вопросы — смело задавайте.

Сначала взглянув на столик, жрец затем немного поежился и поднял взор на кобылку. Та стояла на месте, безмолвно ожидая, причем делала это так, что небольшой вырез на боку ее курточки немного приоткрывал бедра, где, находясь почти полностью в тени, виднелась зелененькая метка.

Закрыв на мгновение глаза, Хал поблагодарил ее и отпустил, сам уставившись в меню. Подозрение, что это он сам себя накручивает и пытается углядеть подвох во всем, что попадается под копыто, росло и крепло. Это явно, что его тянет к особям противоположного пола, ведь он такой же как-никак, но странно, что это случается очень часто, да и вообще случается, учитывая наличие в его сердце солнечной принцессы. А может, тут дело вовсе не в любви?

Удивленный, он посмотрел на свой светлый живот, а затем чуть ниже.

Да, пожалуй это может стать очень и очень крупной проблемой. Круп-ной.

Честно вчитавшись в пукты меню, Хал не понял ровным счетом для себя ничего. Все блюда, если это вообще были они, а не напитки, или еще чего похуже, назывались так, словно ингредиенты для них поставлялись откуда угодно, кроме этой земли. К примеру: что такое вот эти "Крылья пламени"? Крылья — вещь, которая встречалась у пегасов, или у аликорнов, и, зная поняш, с уверенностью можно сказать, что она оставалась с ними всю жизнь. То же самое можно было озвучить про различных зверушек, за исключением, быть может, кровопийц-насекомых, но те были слишком малы, чтобы использовать их в пищу. Так что же это такое, из чего сделано? Возле названия стояла лишь цифра, означающая, видимо, цену; к слову не такую уж и большую.

Жрец почувствовал себя утопающим, не в силах выбрать из большущего списка пару любых пунктов. Масла в огонь подливал его собственный организм, вдруг вспомнивший, что с вечера прошлого дня ничего не ел. То, что принесла им Луна утром, было почему-то проигнорировано: слишком уж спешно они с Селестией ушли.

Выбрать что-нибудь, а потом отравиться из-за того, что олени подобное не переносят — не лучшая перспектива, просидеть голодным — тоже. Может, спросить кого-нибудь? Например... Солнце? Нет, ну а что, его принцесса ведь узнала от него многое про Халамру.

Наверное, в этот момент, у него была слишком сосредоточенная морда, что могли легко заметить окружающие.

— Вам помочь, мистер? Вы выглядите растерянным.

Хал поднял взгляд, чтобы увидеть, как перед ним стоит стройная пегаска, облаченная в простой серебрянный наряд. Взгляд ее выражал легкую заинтересованность, но не более того. Она вежливо улыбалась.

— Разрешите присесть?

— Конечно, — машинально ответил жрец, наблюдая, как она грациозно усаживается напротив.

— Простите мою прямолинейность, но вы выглядите немного растерянно. Первый раз в "Алой розе"?

Так вот как называется это место. Олень молча кивнул, с некоторым интересом ожидая дальнейшего развития событий.

— Можно поинтересоваться, как вас зовут?

Ну, здесь уже сохранять тишину не выйдет.

— Конечно. Халамру, можно просто Хал. А как же вас величать, о прекрасная пегаска?

Похоже, ее это немного смутило — самое обычное обращение к незнакомой леди, практикуемое в родном мире жреца. Из этого вполне можно сделать вывод, что обычаи эквестрийцев немного попроще... или вовсе другие, но так или иначе это может сыграть Халу на руку... на копыто.

— Лаф'наэ, для друзей — Лафи. Очень приятно познакомиться, — несмотря на покрасневшие щечки, кобылка держалась удивительно легко, — вам, наверное, такое уже говорили, но... вы — очень удивительный пони, я таких не встречала раньше.

— А у вас необычное имя, — с улыбкой парировал жрец, — и, если честно, я затрудняюсь разгадать его значение.

— Значение? — пони хихикнула. — Думаю, вы очень удивитесь, что его просто нет. Я родилась далеко-далеко отсюда, где называют юных жеребят совсем иначе. Представляете: сплошные горы, чистый воздух, пони живут внутри хорошо обустроенных пещер, мирно соседствуя с драконами... Ой, извините, меня занесло немного, — она смутилась еще больше, — я же просто помочь хотела, а тут вырвалось...

— Все в порядке, — успокоил он собеседницу, — знаете, я ведь тоже прибыл сюда с окраины, да и жил в обстановке, весьма далекой от столичной. Простой деревянный домик, лес вокруг, — Хал мечтательно вздохнул, вдруг ярко осознав, что его тянет обратно, подальше от Кантерлота, — многое бы променял, чтобы уехать отсюда.

— И что же вас держит? Пони свободен делать все, что пожелает, идти, лететь куда хочет.

Не так все просто, вольная пегаска. Оковы, что держат его, золотистые незримые браслеты собственного сердца, надежнее любых пут связали между собой оленя и аликорна. Их невозможно разорвать при всем желании, и они не отпустят ни при каких обстоятельствах, кроме, быть может...

Организм жреца, донельзя возмущенный подобным к себе невниманием, потребовал от него решительных действий.

— О Селестия, опять вылетело из головы, — всплеснула передними ногами кобылка, услышав недвумысленный намек, и аккуратно утянула черную книжечку прямо из копыт Хала, — "Алая роза" славится своими блюдами, но тот, кто ничего не знает, ничего и не найдет.

Быстро перелистнув парочку страниц, она ткнула в них копытцем пару раз, а затем задумчиво уставилась на Халамру.

— Можно узнать, какой тип еды вы предпочитаете? Травы, фрукты, выпечку быть может?

— Ну... — вопрос очень неожиданный, столь же странный. Раз он — олень, то возможно это будут... — травы. Да, думаю травы подойдут лучше всего. Скажите, а как вы оказались здесь, покинув родной дом?

— О, это долгая история. Чем говорить, лучше посмотрите на эти блюда, — пегаска повернула меню к нему, — "Сады Теруса" — набор горных растений, очень душистый, столь же вкусный. Или же вот — "Лунная поляна" — лесные, наверное, знакомые вам травы, вымоченные в специально зачарованной воде. Как вам?

— Родные лучше, — обреченно выдохнул Хал. Похоже, его собеседницу сильно уносило прочь от реальности, как только ею овладевала какая-нибудь идея. — Пусть будет "поляна".

— Хорошо-хорошо. Из напитков возьмем местное вино; лучший вариант, я думаю. Или, все же, покрепче чего? — игриво спросила Лафи, хитро улыбнувшись.

— Нет разницы, — безразлично потянул жрец, — у меня не совсем обычная кровь, я не могу опьянеть.

— Правда? Ух, какой же вы таинственный, — хитрость как по команде сменилась восхищением, — хотела бы я уметь также!

Она даже крыльями всплеснула в порыве искренних чувств.

Ну а Халамру... он вдруг осознал важную для себя вещь. Зачем ему все это надо? Зачем становиться известным, почитаемым, если это никому, в сущности, и не нужно? Если уж он нравится солнечной принцессе, то именно такой, какой есть сейчас, в чем она ему и признавалась, если подумать.

"Помоги мне, солнце, в этом разобраться".

Официантка подбежала к ним почти сразу, как только Лафи стукнула по ножке стола, отчего тот слегка завибрировал. Вежливо поинтересовавшись у Халамру, чего мистер желает, она была сразу отвлечена тихим покашливанием пегаски.

— "Лунная поляна", и... "Шелковое сердце" этому жеребцу. Мне же как обычно.

За милой болтовней они провели почти час. Пусть о собеседнице Халамру узнать почти ничего не мог, зато про текущую жизнь Кантерлота понял невероятно много. Соизмеримо знаниям росло желание сбежать отсюда, прихватив с собой Селестию, пусть даже она будет сопротивляться.

Он всю свою прошлую жизнь, да и эту тоже, если подумать, провел вдали от крупных городов, огражденный от всей этой мирской суеты. Спокойные будни, работа, и совершенно не нужно думать, что некто, совсем несведущий в твоем деле, начнет давать советы, наблюдать, тем самым раздражая, мешать. Сравнить это место и его уединенный домик: там он работает в свое удовольствие, спокойно и продуктивно; но чтобы повторить подобное здесь, в Кантерлоте, потребуется как минимум купить себе здание и вовсе не факт, что получится сделать это в ближайший месяц. Здесь его пока не знали, а значит доверия будет ровно столько же.

Чаша, похожая на символический рисунок сердца, была опустошена, и Хал благодарно уставился на Лафи. Пегаска уже не казалась такой чужой, от нее совсем не веяло тем самым холодом, что испускают незнакомые люди... и пони, скорее даже наоборот: ее тело было жарким, настолько, что он невольно к ней тянулся своим внутренним солнцем. Встряхнувшись, олень метнул взгляд на своих сопровождающих, но те, совершенно его не замечая, весело что-то обсуждали. Дорвались друг до друга и потеряли свою главную цель в тумане болтовни. В принципе, как и ожидалось... Вдруг его внимание привлекла белая фигурка, совершенно отчетливо мелькнувшая на фоне двух коронованных особ. Не веря своим глазам, жрец даже привстал, стремясь разглядеть явление получше. К его сожалению, поняшка пропала, скрывшись за спинами посетителей.

Это точно не могло быть ошибкой, совершенно точно! Решительно пнув стол, Халамру достал кошель и успел отсчитать необходимую сумму еще до того, как единорожка в красном успела до них дойти.

— Прости, Лафи, мне нужно бежать. Надеюсь, встретимся позже.

Деньги со звоном упали на стол, рассыпавшись небольшой кучкой, а олень, совершенно не соответствуя устоявшейся здесь обстановке, буквально выпрыгнул из-за стола и быстро пошел туда, где видел беленькую пони. Проходя мимо Твайлайт и Блюблада, он вновь не удостоился и толики внимания, но лишь фыркнул на это. Верно: сложный магический рисунок в центре их стола, отсвечивающий фиолетовым, конечно же, куда интереснее, чем сбегающий подопечный.

Уже добравшись до дверей, которые, судя по всему, являлись входом с задней площади, жрец почувствовал легкое головокружение и жар. Похоже все же съел то, что есть ему не стоило... или выпил? Нет, последнее исключено. Легко толкнув дверь, он выбрался наружу, с наслаждением вдохнув свежий воздух. В голове прояснилось, но не столь хорошо, как хотелось бы.

Взглянув по сторонам, он заметил тот самый белый силуэт, стремительно скрывшийся в подозрительно темном и узком переулке.

"Прямо как со страниц книги сошло".

Пробежав немного, Хал опять ощутил головокружение и оступился, чуть не грохнувшись наземь. Уперевшись передними ногами в потрескавшуюся каменную кладку, он зажмурился, пытаясь мысленными пинками привести себя в чувство. На удивление это сработало: бледный алый туман перед глазами отступил.

Спокойно теперь взглянув на место, где исчезла белая поняшка, он ощутил полное нежелание идти туда одному, да и, к тому же, так просто бросать своих сопровождающих. Недоумевая, с чего бы его понесло на такое приключение, олень развернулся...

— Санни Скай, — хрупкая кобылка ощутимо ткнула передней ножкой ему в грудь, заставив сесть, — всегда и до тех пор, пока нас видят. Что с тобой?

Захлебнувшись удивлением вперемешку с радостью, жрец лишь что-то невнятно промычал, покачав головой. Уж что-что, а отвечать на вопросы он прямо сейчас точно не мог.

— Ясно... — пони вздохнула и тоже уселась на холодный камень, кинув оленю обвинительный взгляд, — где твои друзья?

— Там, — он неопределенно махнул ногой в сторону ресторана, — сидят. Ти...

— Скай! — вновь болезненный тычок. — А почему ты тут один?

— Тебя заметил, — усмехнулся Хал, совладав, наконец, с собой, и поправил шерсть на груди, — думал, ты меня выманить хотела. Мне тоже, знаешь ли, интересно, что ты тут делаешь. Нет, ты не думай что я против, но твоя работа и все такое...

— То есть ты искал меня только для того, чтобы спросить это? — она мило улыбнулась, чуть наклонив голову. — И только-то?

В ответ на это Халамру попытался наклониться, но кобылка обогнала его, потянувшись и запечатав на его губах легкий поцелуй, чем сильно его сконфузила. С пылающими щеками он качнулся вбок, на секунду поддавшись жару, что окутывал его вот уже некоторое время, и рассеянно поглядел по сторонам.

— Значит имя твое не произноси, а целовать можно?

— Ты сам захотел, — прощебетала кобылка, сделав невинную мордочку, — к тому же какая разница, с кем там нежится жеребец в темном переулке?

Могли ли олени рычать? Пожалуй, да, ведь звук, с которым Халамру накинулся на "Скай", нельзя было назвать иначе. Даже будучи четвероногим, жрец сохранил в себе большую часть характера человека и совершенно не был согласен со взглядами Селестии на этот мир. Казалось, ее не слишком волнует, сколько кобылок будет в его табуне, либо же она это искусно скрывает...

— Во имя Света, — в порыве ярости он повалил принцессу на спину и навис над ней, закрыв полностью своей тенью, — никогда не новори так! Предательство — не то, на что способны жрецы.

Глаза его встретились с глазами поняшки, и та вдруг отчетливо поняла, какой гнев, и в то же время боль вызвал у него простой намек. Стремясь следовать многовековым традициям Эквестрии, когда жеребец уделяет внимание сразу нескольким кобылам, Селестия попробовала выразить свое согласие... вызвав весьма красноречивую реакцию.

— Халамру, я не хотела...

— Я понимаю, — резко оборвал он кобылкин лепет, — и все равно хочу сказать лишний раз: кроме тебя у меня никого не будет. Ясно?

Закончив речь, Хал немного пошатнулся, а затем одновременно с возлюбленной повернул голову в бок, услышав скрип открываемой на улицу двери...

~

Единственное, что помнил — приглушенный писк кобылки, а затем яркое белое свечение, охватившее их обоих и с огромной скоростью унесшее в неведомые дали. Ну... по ощущениям. На самом деле прошло не более секунды, после чего его словно бы выплюнули на землю.

Больно ударившись о мягкую почву, он коротко вскрикнул и попытался отпрянуть, когда перед ним буквально из воздуха появилось несколько светлячков, широким веером разлетевшись в стороны. Касаясь молодой зеленой травы, или земли, они с шипением лопались, опаляя все что угодно.

— Не бойся... не вредны, — тяжело дыша, прошептала Селестия, до сих пор пребывая в облике земной пони. Довольной земной пони, — прости, это получилось случайно.

С трудом подняв голову, жрец огляделся. Кобылка лежала на спине рядом с ним, а сами они находились в кругу выжженой травы посреди неведомого ему лесного поля. Невдалеке виднелись деревья, и ни намека на цивилизацию.

— Случайно... что? Ты телепортировала нас?

— Да, — она повернулась на бок, уперев ноги в спину Халамру, — и я совершенно... не знаю... куда.

Бессильно развалившись, олень горестно вздохнул, мысленно потянувшись к Кантерлоту, где, вообще не ведая о произошедшем, сидели единорог и аликорн, мило беседуя. Или уже не беседуя, ему сейчас уже и не увидеть...

— Пользуясь случаем, хочу все-таки узнать, что произошло с твоей пятнистой мордой. Ты весь горишь, да и ведешь себя малость... необычно.

— Необычно? — он хмыкнул. — Куда уж мне, я и так страннее некуда. Человек, потом олень, теперь еще и, как выразился один жеребец, "вторая Селестия". Скажи лучше, что мне делать с брошенными в том ресторане особами?

— Твайлайт и Блюблад? — кобылка ненадолго замолчала, видимо обдумывая, — не знаю. Думаю, ничего, ведь это не ты их бросил, а они тебя. Пусть осознают ошибку, все равно ничего плохого не случится, они ж большие уже.

— Это радует...

С тихим вздохом Халамру уткнулся мордой в землю, задержав дыхание. Огонь, что безнаказанно гулял по его телу, начал концентрироваться в одной, вполне определенной точке, доставляя все больше и больше неудобств. Хорошо хоть, что принцесса была у него за спиной.

К сожалению подобное недоразумение было оперативно исправлено: пользуясь тем, что она вполне маленькая и легкая, а олень — большой и неподвижный, Селестия буквально забралась на него, удобно устроившись на теплом боку, и свесила передние ноги прямо ему на живот.

— Однако ты мне не ответил, мой принц, что с тобой произошло. Не надо отрицать, я все прекрасно чувствую.

— Все, говоришь? — пробурчал Хал, после чего вытащил морду из "убежища", отряхнув передней ногой шерстку, — тогда почему ты задаешь такие глупые вопросы?

Перестав скрывать свои чувства, он еще разок заглянул ей в глаза, передав в полной мере все желание, что понемногу овладевало его разумом. Эффект был достигнут: оглушенная удивлением, поняшка с громким "ай" сползла прямо к нему в объятия, смешно задрав круп, оказавшийся на нем вместо ее животика.

— Должна признать, что не все... Что ты там такого съел?

— Съел? — он усмехнулся. — Скорее выпил. Если судить о вреде по названию, то это было "Шелковое сердце".

— Напиток, вызывающий у пони легкую форму возбуждения. Халамру, — она требовательно помахала перед ним ножкой, — именно легкую, а не то, что у тебя сейчас, больше похожее на болезнь. Сколько выпил?

Один... фужер? Стакан? Блюдце? С трудом вспомнив форму той посуды, он не смог сопоставить ее ни с чем ему известным.

— Мисочку. Одну мисочку...

Безумие накатило с новой силой, вынудив жреца сжать зубы и глухо застонать. Решение его проблемы было так близко, в прямом смысле лежало на нем, но он не мог себе такого позволить. Нельзя!

— От одной "мисочки" обычным пони ничего почти не бывает, разве что немного развязывается язык. Похоже, — поняша приподняла его голову копытом, внимательно рассматривая, — ты просто отравился.

— Спасибо, Ти, стало значительно "легче", — ответил тот, высвободившись и плюхнувшись обратно на мягкую землю, — в таком случае я совершенно не представляю, как мне изготовить антидот в таком состоянии, тем более в дали от дома. Есть идеи?

Послышалась возня. Приоткрыв один глаз, Халамру увидел, как кобылка слезла с него, удерживая в копытце невесть откуда взявшуюся баночку с золотистым содержимым. Она никак не среагировала на его вопросительный взгляд, лишь нервно взмахнула хвостом, после чего развернулась и отошла от него на расстояние прыжка. Аккуратно, словно драгоценность, поставила баночку на камень, а затем сделала шаг в бок, усевшись возле нее.

— Это — напиток, который нейтрализует действие некоторых распространенных веществ, которые так или иначе могут вдруг оказаться в королевском блюде. Правда, столь сильные последствия, что испытываешь сейчас ты, он не потянет, но все равно облегчит твою, — принцесса выразительно взглянула ему на живот, — долю.

Уф, хорошо, что она отошла, иначе он бы не удержался точно. Стремительно покраснев, Хал встал и одним махом оказался возле так необходимого сейчас ему лекарства. Оказался, и оцепенел: медленно повернув к кобылке голову, жрец увидел в ее глазах немой укор и ожидание чего-то... чего-то необычного.

Ну конечно! Полностью сконцентрировавшись на своей проблеме, он упустил из виду одну белую земнопони, совсем как Твайлайт и Блюблад поступили с ним недавно. Вздрогнув, он сделал неловкий шаг назад, а затем еще и еще, сопровождаемый цепким взглядом фиолетовых глаз, а потом плюхнулся на круп.

— Скажи, Ти, — начал он, сглотнув подступивший ком, — а что ты делала в ресторане? Скажи честно.

— Честно? — кобылка не нахмурилась, не улыбнулась, ее мордочка не выражала ничего, тем самым ясно давая понять, что она находит этот разговор трудным, — я следовала за тобой с тех самых пор, как увидела в компании моего племянника и бывшей ученицы. Мне казалось, что ничего путного из этого не выйдет... как показывает время, я была права.

— Ты не договорила, точно была еще одна причина, — Халамру задрал голову к небу, словно бы прося у него помощи, — и кажется... кажется я знаю в чем она заключается. Ты ведь только что поставила меня перед выбором, да?

— Верно, — поняшка позволила себе немножечко улыбнуться, празднуя маленькую победу.

Поднявшись, он прошелся к заветной баночке и поднес ее к морде. С тихим звоном маленькая стеклянная крышечка выкрутилась, освободив легкий пряный аромат, тут же ударивший в нос.
"Ммм, а пахнет ничего так".

— Тогда я хочу задать тебе один-единственный вопрос, Ти, любимая...

Они вновь встретились глазами, и каждый в полной мере ощутил силу чувств другого. В принципе, слова тут были уже ни к чему, однако... все сейчас серьезней, нежели раньше.

— Хочешь ли ты этого, на самом деле?

Будто тяжелые оковы упали на принцессу, она вся сжалась, а еще покраснела как жеребенок. Робкий кивок — все, на что была сейчас способна.

— А ты... — послышался едва различимый голосок, — а ты, мой принц?..

Жрец сам не понял, как это сделал, лишь только пожелал. Со свистом, оставляя за собой едва заметный желтый след, пузырек со снадобьем шустро улетел куда-то в сторону леса и затерялся среди растений. Проводив взглядом свой единственный билет, позволяющий провести этот день ровно также, как остальные: легко и непринужденно, олень медленно повернул голову в сторону беленькой земной пони.

— Да.

Sair Fer. Один беспокойный день

Глава содержит сцены 18+, аккуратнее!

18+ сцена!

Почувствовав, как стыдливый румянец покрывает щеки, Селестия опустила глаза. Облик маленькой пони поблек, словно солнце, закрытое облаком, но как и светило появляется из-за туч, освещая землю, так и вид принцессы согрел душу жреца, заставляя сделать первый шаг вперед.

Говорят, первый шаг всегда самый трудный, однако сейчас это было то, чего они оба так жаждали: маленький шажок вперед, навстречу судьбе. Судьбе, которая соединила два сердца, рожденные в разных мирах. Подойдя к принцессе, Халамру потянулся к ней и с радостью в сердце увидел, как Селестия подалась вперед, словно прыгая в омут с головой. Этот поцелуй отличался от предыдущего примерно так же, как небо и земля. Словно боясь, что это все окажется лишь сном, они отдались во власть эмоций, и, когда наконец смогли оторваться друг от друга, тяжело дышали. Взгляд кобылки уже с некоторым трудом фокусировался на предметах, ее бока тяжело поднимались и опускались, словно она пробежала длинный забег.

— Мой принц... — выдохнула она, их обоих укрыла светящаяся сфера, и когда она рассеялась, на том месте уже ничего не было.

Вышедший из леса путник на всякий случай протер глаза копытцами, дабы удостовериться, что это ему не приснилось, после чего весело хмыкнул своим мыслям и вновь скрылся за деревьями. Тихий шелест и короткая вспышка магии возвестила мир о том, что в округе не осталось никого, кто видел двух влюбленных.

В это время Селестия и Халамру оказались в небольшой хижине, стены которой были увешаны травами, создававшими приятную атмосферу, хотя никто из гостей домика даже не обратил на это внимание. Казалось, помещением уже давно никто не пользовался, хотя пыль и не смогла пробиться внутрь. Судя по всему, это была сторожка егеря, так как вся обстановка состояла из довольно большой кровати, стола и нескольких тумбочек. Впрочем, это мало волновало влюбленных, так как состояние оленя становилось все более... нестабильным.

— Ты ведь не знаешь, куда нас телепортировала?

Халамру осторожно коснулся ее шеи губами, вызвав довольных вздох и нервное трепетание крыльев кобылки.

— Я... Я уже сориентировалась... М-м-м...

Вырвавшийся из горла стон подтвердил, что жрец все делал правильно, однако было бы глупо считать, что сейчас это было нужно только ему, так как принцесса уже пару минут нервно переступала ногами, ее хвост дергался из стороны в сторону, словно утратив часть своей невесомости.

— Любимый, давай на кровать? Закрыв от удовольствия глаза, она не заметила, как рога оленя стали нематериальны, чтобы случайно не задеть кобылку, когда он шагнул ближе к ней. Его губы опускались вниз по бархатистой шкурке, вызывая мурашки и странное томление, такое желанное и подзабытое за долгие годы. Однако она понимала, что при всем желании Халамру не освоился с телом, потому принцесса осторожно повернулась так, что бы ее любимый оказался спиной к кровати и медленно надавила на него грудью, вынуждая перебраться на удивительно мягкое ложе, и пусть оно не было мягче дворцовых перин, сейчас они оба не променяли бы это место ни на что, ведь это значило бы прерваться.

А при всей своей доброте Селестия загрызла бы любого, кто сейчас отвлек бы кобылку от ее возлюбленного. Улыбнувшись жрецу, она нежно толкнула оленя копытцем, вынуждая лечь на бок и забралась на кровать, которая, как это ни странно, спокойно вместила двух величественных любовников.

Приникнув к губам своего принца, она еще какое-то время наслаждалась поцелуем, однако вскоре ей, как и Халамру, этого явно стало мало. Потому она начала покрывать его шерстку поцелуями, опускаясь все ниже, отбросив такую глупую и ненужную сейчас вещь, как стыд. Судя по тяжелому дыханию возлюбленного, ей стоило поторопиться, если она не хочет, чтобы любовник сошел с ума. Добравшись до его мужского естества, она уже сама тяжело дышала, чувствуя, как сокращается ее петелька, а запах кобылки уже давно наполнял пропитанный травяными нотками воздух, придавая пикантности ситуации.

Коснувшись члена кончиком языка и тем самым вызвав дрожь по телу Халамру, она не могла не улыбнуться, когда внезапно почувствовала дыхание на своей петельке и с наслаждением втянула воздух, когда язык оленя прошелся по губкам, собирая сок, щедро выделяющийся возбужденной пони.

Чувствуя себя слегка растерянным от такой настойчивости принцессы, жрец как-то подзабыл о том, что в этом облике сам процесс может происходить несколько иначе, но нежное касание к набухшей плоти выветрили остатки мыслей в его голове. А потом он не нашел ничего лучше, чем попытаться отплатить ей той же монетой, приникнув к источнику нектара, запах которого сводил с ума. Растерянности Селестии хватило не надолго и вновь ее ротик поймал член оленя в сладкий плен, заставляя невольно дернуть задней ногой и ткнуться мордой поглубже. Крыло кобылки с шумом распахнулось, когда она наконец не смогла сдерживать нарастающее возбуждение, и, дабы прервать вот-вот готовый вырваться стон, практически нанизалась головой на член, с наслаждением чувствуя его пульсацию и вкус самца, заполнивший ее рот.

"Солнце, что я творю... Халамру "отравился", а что делаю я? И ведь не хочу останавливаться, ни за что." От подобных мыслей кобылка лишь сильнее распалялась, ускоряя движения и не обращая внимание на то, как начали дрожать ноги жреца, лишь быстрее работая язычком и с удовлетворением чувствуя, как он, в свою очередь, проникает все глубже и глубже в ее влагалище. Тишина в комната уже давно сменилась приглушенным постаныванием двух любовников, один из которых пробыл в новом теле не так уж и долго, а потому настойчивые ласки кобылки сделали свое дело: дернувшись, он начал выстреливать ей в глотку горячее семя, заставляя торопливо и с жадностью делать глотки, чтобы не задохнуться. Едва отойдя от оргазма, жрец попытался стыдливо отодвинуться, но Селестия требовательно стукнула его по ноге копытцем, с наслаждением облизывая мужское естество своего принца, который сейчас тяжело дышал, втягивая запах кобылицы, заполняющий его ноздри и действующий не хуже "Шелкового сердца".

Активные ласки принцессы не пропали даром, вновь заставляя Халамру возбудиться, однако теперь напиток, наконец, взял на себя весь контроль, и олень с удвоенным энтузиазмом принялся ласкать возлюбленную. Довольные стоны аликорницы заполнили комнату, а сама она была готова вот-вот провалиться в бездну наслаждения, но жрец остановился буквально на пороге ее оргазма, вынуждая кобылку разочарованно всхлипнуть.

— Так просто я тебя не отпущу, любимая!

Встав на кровати, он кладет кобылку перед собой, ее белые крылья лежат на простыни, слишком жесткие и чувствительные, чтобы сейчас складываться, однако сейчас не до них. Уперевшись копытами, Халамру почти ложиться на нее и его член сразу вторгается во влагалище, вонзившись в нее, словно нож в теплое масло. Счастливо взвизгнув, она "обнимает" его крыльями и ногами, ощущая себя заполненной, словно два кусочка мозаики, подходящие друг другу.

Едва их губы соприкасаются, олень начинает двигаться, его член с легкостью скользит внутри кобылки благодаря сокам, которые вытекают из влагалища, пачкая хвост и простынь под ними.

— Да, мой принц, возьми меня!

Селестия почти срывается на Кантерлотский Глас, когда похоть застилает ее разум, превращая утонченную и идеальную принцессу в обычную кобылу во время охоты, единственное желание которой — ощутить в себе член своего жеребца. Что Халамру и делает, с силой вгоняя себя в горячую щелку и вцепившись зубами в гриву Селли у самого основания, заставляя ее задыхаться от этой гонки, а крылья судорожно трепетать, отвечая взмахами на каждое проникновение внутрь. Хлюпанье мокрой киски лишь сильнее заводит пони, заставляя мышцы влагалища сжимать член оленя, и недовольно дергать хвостом, едва он перестает ее заполнять.

— Ти-и...

Халамру чувствует, как оргазм подступает, и начинает с силой долбить влагалище своей любовницы, уже не думая о том, что может причинить ей боль, однако та лишь призывно кричит, стараясь прижать его к себе. Последние толчки, сделанные в безумном темпе, заставляю его напрячься всем тело и, уперев член в последнюю преграду, заполнять матку кобылки выстрелами густой, остро пахнущей спермы, наконец доведя Селестию до оргазма.

Принцесса издает последний всхлип и замирает, не в силах двигаться и лишь крылья дрожат так, словно готовы вот-вот сломаться от напряжения, пока их хозяйка переживает водопад эмоций, усиленных чувством заполняющего ее тепла.

Когда последняя волна спадает, аликорница делает судорожный вдох и только теперь расслабляет мышцы, позволяя члену ее "жеребца" выйти из нее. Тонкая струйка семени и ее соков вытекает из все еще пульсирующей петельки, однако похоть и не думает разжимать свои объятья. Маниакально улыбнувшись, она переворачивается на живот и заглатывает естество ее принца, чувствуя непередаваемый вкус ее самой и жеребца. Через пару минут она выпускает член изо рта и зажигает огонек на кончике рога, свет которого падает на них обоих, наполняя тела новой силой. На мгновение грива кобылы принимает розовый цвет, но стоит Халамру моргнуть, как это наваждение пропадает.

— Давай же, любимый... Проворковала Селестия, поворачиваясь к жрецу спиной и призывно откинув в сторону хвост, открывая вид на уже разработанную петельку с тонким ручейком соков, стекавшим по ее бедрам на кровать. Коротко рыкнув, он воспользовался предложением, вновь войдя в принцессу и теперь уже наслаждался процессом, смакуя ощущения и глядя на то, как любимая беспомощно скребет копытцами по кровати, стараясь одновременно насадиться как можно глубже и отодвинуться от мощного члена, буравящего ее хлюпающую щелку. То ускоряясь, то замедляя темп, любовник доводил пони по исступления, временами почти выходя из нее и слыша требовательные стоны. В очередной раз заметив изменение цвета гривы, он даже слегка приостановился, чем она вдруг воспользовалась: подхватив мужское естество оленя в поле телекинеза, она направила его чуть повыше.

— Любимая, ты что, хочешь?..

— М-м-м-да, прямо здесь и сейчас! Ее голос слегка изменился, отдавая еле заметной хрипотцой, однако Халамру просто не дали времени на размышления. Магия принцесса слегка подтолкнула его вперед и кончик члена, обильно смазанного выделениями, с небольшим затруднением проник в задний проход Селли.

Казалось, из развратницы выпустили весь воздух, ее передние ноги подогнулись, однако рог продолжал светиться, заставляя любовника входить в нее дальше и дальше. Когда его яйца коснулись петельки, Селестия с дрожью в теле ослабила захват, давая им обоим время привыкнуть к ощущениям.

То, как тесно стенки ануса сжимали его естество уже само по себе едва не заставило Халамру кончить раньше времени, однако вскоре он начал медленно двигаться, вырывая бессвязные крики из уст разошедшейся кобылки. С каждым разом входить становилось все легче, а крики принцессы становились все более громкими, ее соки обильно стекали по ногам, иногда попадая на шерстку оленя. Хвост бессильно дергался, прижатый к телу, а крылья уже давно застыли в развернутом положении, одно из них задевало стену, вызывая новые волны удовольствия.

В очередной раз сжав любимого внутри себя, Селестия от удовольствия высунула язычок, отдаваясь на власть своего жеребца и представляя себе, что сказали бы ее подданные, увидев свою величественную принцессу сейчас, когда ее задницу буравил член оленя. От подобных мыслей она возбудилась еще сильней и начала с силой двигать крупом назад, ощущая пульсацию внутри себя, потому, вновь опустив переднюю часть тела на кровать, она дотронулась копытом до клитора, и, потерев его, мгновенно довела себя до оргазма и обильно кончила, сжимая пенис своего любовника так, что у Халамру не было другого выхода, кроме как спустить в нее, заполняя вторую дырочку принцессы своим семенем.

Когда, наконец, волна сладострастия отпустила жреца, он вышел из нее с громким чмоканием, позволяя сперме вытекать из ануса принцессы Эквестрии, и без сил упал на кровать. Чувствуя, что ноги ее не держат, Селестия упала рядом, успев обнять любимого.

— Мой принц...

~

Одним слитным движением сознание ворвалось на положенное место, породив в голове Халамру целый ураган эмоций. Порыв этот заставил его широко раскрыть глаза и резко встать... и тут же грохнуться обратно в сильной слабости новых ощущений.

Руки, пальцы, все вернулось к нему, но ни одна часть тела не желала слушаться его прямо, судорожно сопротивляясь каждой попытке ею пошевелить. Возможно, он бы сразу все это и не понял, если бы не противное головокружение.

Впрочем, подобное не должно мешать просто осмотреться. Со скрипом приподнявшись на локтях, он с удивлением не меньшим, чем пару секунд назад, обнаружил, что лежит на втором этаже собственной хижины. Вся его одежда была рядом, сложенная с наивысшей аккуратностью и благоухая ароматом лесной поляны, а также клинок с красноватым лезвием и какая-то странная книга в новехонькой багровой обложке, перетянутая ремнем с рунической печатью. Ничего более не изменилось с тех пор, как он оставил это место.

Но кто же сделал это все, кто перенес его сюда после... недавнего?

Недавнего... Халамру судорожно сглотнул, когда воспоминания услужливо пришли к нему, блистая яркими красками, эмоциями и ощущениями. Щеки жреца заполыхали, чувства захватили его так, что он, мгновенно позабыв о своем недуге, рывком встал с кровати. Буквально за пару секунд накинув балахон прямо поверх наготы, Хал привычно прицепил кинжал к поясу и, не обращая внимания на подступившую дурноту, отправился к лестнице. Внизу кто-то был, и этот кто-то точно знает, что произошло, если только не клиент, конечно...

А может, все это было лишь сном?

Едва ступив на прочные деревянные ступени, жрец услышал, как внизу охнули и тут же раздалось быстрое цоканье копыт. Буквально через пару секунд его взору предстала фиолетовая поняшка, чьи крылья были немного измяты, видимо, от неудобной позы для сидения, или сна... Нет, именно сна, короткого и обрывочного, если учитывать усталое выражение ее мордочки, да мешки под глазами.

— Халамру, — буквально выдохнула та, нерешительно загородив ему дорогу, для пущей убедительности расправив свои большие крылья, — прости, тебе надо лежать.

Жрец вопросительно приподнял бровь, но спорить не стал, остановился.

— Кто сказал тебе это, Твайлайт?

— Флаттершай, — поняшка расслабленно выдохнула, — моя подруга, ты ее не знаешь, наверное. Она ухаживала за тобой, пока ты лежал без движения.

— Без движения? — Халамру нахмурился. — Спал, ты имеешь ввиду?

Нет, она говорила точно не об этом, что хорошо показала ее обиженная гримаса.

— Хорошо-хорошо, — тот примиряюще вытянул руки, — но что со мной случилось такое, что потребовало внимания целой принцессы?

— Расскажу все, когда вернешься в свою кровать.

Кобылка отнюдь не шутила сейчас. Наклонив голову, она медленно двинулась вверх, угрожая ему рогом, словно копьем.

Вынужденно отступив от маленькой фиолетовой фурии, он показательно громко вздохнул и проследовал туда, куда поняшка попросила. За столь короткий путь он успел обдумать свою не самую ясную ситуацию и садился на мягкое ложе уже с определенным набором вопросов да сомнений в голове.

— Твайлайт, ты не могла бы отвернуться?

— Зачем? — совершенно удивленно, по крайней мере настолько, насколько был способен уставший организм, спросила кобылка, плюхнувшись на круп напротив него.

Жрец закатил глаза к потолку.

— Люди не ходят голыми, принцесса.

— Ах, хорошо, — Твайлайт решила не спорить и просто закрыла мордочку крылом, — но чтобы ты знал, я уже видела тебя без одежды.

Столь же быстро как и надел, Халамру скинул с себя легкую ткань и прыгнул под пушистое одеяло, натянув его по самые глаза.

— Предпочту думать, что ты просто фантазируешь... Где, кстати, мой лекарь? У меня к ней есть определенные вопросы.

— Тебе полагается лежать молча, по возможности спать, — вместо ответа строго произнесла кобылка, но все же затем сжалилась над несчастным, покоренная его страдальческим выражением лица, — она вышла умыться и вернется совсем скоро, потерпи.

Потерпи... как тут можно потерпеть, когда после всех событий, что имели место быть недавно, он обнаруживает себя дома, вернувшим человеческий облик, к тому же в обществе молодой принцессы? Но он не варвар, чтобы выставлять такие эмоции напоказ, обижать совершенно невиновную пони... или, быть может, виновную, но не в этом. Глубоко вздохнув, он откинул мысли в сторону, закрыл глаза и принялся ждать.

Вновь раздалось тихое цоканье...

— Халамру, — его плеча аккуратно коснулось твердое копытце, вынуждая распахнуть очи, — прежде чем Шай придет... Я должна принести свои извинения за тот случай в ресторане. Я... мы увлеклись и не усмотрели за тобой, из-за чего ты и вынужден лежать тут. — она наклонила голову и опустила ушки, что в сочетании с ее небольшими размерами делало картину поистине умилительной. — Ты сможешь простить нас за это? Я готова понести любое наказание.

Жрец ничего не сказал поначалу, раздумывая, а затем усмехнулся и ласково потрепал ее гриву, стараясь не задеть рог. Поняшка недоуменно подняла взгляд.

— Конечно, Твайлайт. Ваша ошибка привела к весьма... положительному исходу, и не за что вас тут винить; мне, по крайней мере. А насчет наказания, — он сцепил руки перед собой, приняв задумчивый вид, — ты ведь владеешь городской библиотекой, да?

— Не владею, но в целом ты прав, — кобылка кивнула, явно ожидая продолжения.

— Тогда мне хотелось бы получить книгу, или свиток, все что угодно про оленей, любую информацию. Ты справишься?

Поняшка таинственно улыбнулась и уставилась на человека таким взглядом, что он почувствовал себя крайне неловко.

— Халамру, мы ведь на ты? — получив утвердительный кивок пони продолжила. — Скажи, ты ведь еще не открывал ту книгу, что лежит подле тебя?

— Нет. Было никак не до этого.

Телекинезом приподняв томик, пони перенесла его человеку на колени и мягко ткнула в плечо копытцем, как-бы подталкивая жреца вперед.

— Теперь есть время, пусть тебе и следует отдыхать. Когда я вызвалась помочь, принцесса попросила передать вот эту вот книгу, сказав, что рано или поздно ты поинтересуешься насчет этого. И еще она добавила, что только ее магия может вскрыть печать.

— То есть мне следует просто подождать ее? Или же... — внезапно он догадался, и словно лампочка вспыхнула над его головой. Взяв книгу в руки, он поднес ее поближе и оглядел обложку. Вроде самая обычная, она не пестрела какими-либо изысками; в центре, частично скрытый ремнем, виднелся силуэт какого-то странного животного, внешне немного похожего на змею. Хмыкнув, жрец перевернул томик, но и с другой стороны было все то же самое.

Интересно, что он в самом деле хотел этим добиться? Здесь не его мир, где подобные фолианты полностью покрыты различными магическими рисунками, защищенные до такой степени, что способны самостоятельно расправиться с ворами в случае, если найдутся такие идиоты. В Эквестрии нравы проще, а значит, вряд ли замок настолько сложен и опасен. Прикусив губу в раздумьях, сопровождаемый заинтересованным взором поняшки, он аккуратно провел пальцем по ремню, на что тот даже не отреагировал, продолжая недвижимо хранить вверенную ему книгу закрытой. Нет, определенно стоит обратиться к магии...

— Я могу попробовать что-нибудь выяснить, — быстро пролепетала пони, когда Хал бросил на нее случайный взгляд.

Нахмурившись, он отрицательно покачал головой.

Немного размяв пальцы, человек поставил руку на локоть и раскрыл ладонь, обратив ее к потолку. В воздухе вокруг заискрились светлячки, словно мухи на мед слетаясь к нему и образовывая маленький белый шарик; когда процесс завершился, пальцы сомкнулись на его безупречно гладкой искрящейся поверхности.

— Я не уверен, но это может работать так... — произнес он, резко опустив магию на ремень. Тут же раздалась бледная вспышка, что разошлась волной по дому, словно подул слабый ветерок, встрепенув волосы человека и пони. Удивленные, они уставились на результат.

— Не может быть... — первой опомнилась аликорн, совершенно без стеснения сунув любопытную мордочку вперед, — такие печати не поддаются никаким заклятиям, только живой магии владельца. Как ты это сделал?

Собравшись было ответить, Халамру вдруг понял, что ей это все равно будет неинтересно, или, по крайней мере, не так интересно, как содержимое фолианта. Аккуратно отодвинув кобылку рукой, он взялся за багровую корку и потянул на себя.

Раздался общий вздох удивления.

— Я знаю, что это такое! — воскликнула кобылка, опять же опередив жреца. — Раньше она была в другой обложке, да и не настолько... новая что-ли, но это точно "Песнь о сумрачном скитальце!". Теперь понятно, зачем Селестия попросила передать ее тебе...

Халамру лишь мог безмолвно взирать на прекрасную, нарисованную мастером картину, где бок о бок стояли двое: клыкастая фестралка и большой олень, многим на него, жреца, похожий. "Сказ о превратностях судьбы" — гласила надпись ниже, обведенная тонкой золотой вышивкой.

Сама собой потянулась рука, чтобы перевернуть страницу. На следующей обнаружилась большая метка в виде зеленого треугольного листика, соседствующая с простым синим кружком, а снизу шел текст, заботливо выведенный пером неизвестного пони: "На этих страницах запечатлена история двух существ, прошедших сложный, порою, невероятный путь, ради своих народов. Таинственные олени, внушающие ужас ночные хищники и легендарные аликорны — здесь все выйдет за рамки привычного вам, и эти три волшебные расы откроются вам в новом, истинном свете. Подпись: Д.С., шестьдесят первое эры рождения."

— Эры рождения?

— Примерно семь лет с начала эры Сестер, — ответила на его вопрос Твай, внимательно изучая, казалось, каждое слово, — это — очень древний текст, в котором, если я правильно помню, многое можно узнать и про оленей, и про аликорнов. Автор жил в те самые времена и проводил очень много времени в путешествиях, заботливо собирая и классифицируя информацию о многих событиях прошлого. У него очень много трудов, и все они поражают своей достоверностью.

Человек решил не спорить. Простая книжка вдруг стала для него очень и очень важной вещью, неким ценным артефактом, который предстояло исследовать.

Но лишь предстояло. Сейчас следовало немного приоткрыть завесу недалекого прошлого, чтобы уже вечером можно было комфортно усесться читать, не отвлекаясь на всякие там проблемы.

— Твайлайт, — первым делом он обратился к фиолетовой поняшке, — а не могла ли ты, если не против, конечно... слезть с меня?

Из-за того, что он лежал на кровати, и фолиант покоился на его согнутых ногах, кобылке пришлось прислониться к нему, дабы была возможность рассмотреть текст. Довольно быстро ей стало лень держать себя на вытянутых передних ногах и она расслабила мышцы, перенеся вес с ног на человека.

— Тебе неудобно? — на краткий миг она испугалась. — Ох, прости.

Поняша резво сдвинулась, задев его кончиком крыла по лицу. Жрец на это лишь фыркнул, отметив про себя, насколько же мягким оно было. Отложив "Песнь" в сторону, он сел и положил под поясницу подушку, придав себе более-менее удобное положение.

— И что ты будешь сейчас... делать? — тут же прозвучал настороженный вопрос, сопровождаемый недоверчивым взглядом выразительных лавандовых глаз.

— Медитировать.

Ну... в целом это не было ложью. В самом деле Халамру хотел достигнуть транса, чтобы процесс исцеления прошел проще и быстрее. Все еще оставались неприятные последствия от заклинания трансформации, и их следовало поскорее ликвидировать. Другое дело что заботливая аликорн загнала его в кровать под предлогом отдыха и восстановления сил, чем уж точно заниматься он не собирался.

Вновь кобылка подарила ему долгий взгляд, в котором прямо-таки светились два больших знака вопроса, но перечить не стала. Она прекрасно почувствовала волшебные потоки, что длинными узкими лепестками распустились вокруг ее подопечного, однако наполненные доброй силой, они вряд ли сделали бы плохо своему владельцу; в случае чего молодая принцесса справилась бы с развеиванием.

— Ладно. Если нужна будет помощь — зови, — Твайлайт подхватила кресло сзади себя телекинезом и быстро перенесла его в дальний конец комнаты, — а я пока пожалуй тоже... помедитирую.

Он закрыл глаза. Ощутив магию в своих руках, словно держал два теплых шарика, Халамру медленно свел их вместе, в результате чего раздался тихий хлопок. Малая золотистая вспышка на мгновение осветила все домике чарующим сиянием, наполнив его атмосферой солнечного дня. Успокаивая и исцеляя, Свет потек по телу жреца множеством приятных ручейков.

Глубоко вздохнув, он расслабился, позволяя чарам делать свое дело.

Итак, с той странной ночи прошло чуть более суток. Наполненное неведомой магией, новыми пони, искренними чувствами... и очень искренними чувствами, это время было для Халамру, пожалуй, самым странным приключением, что он когда-либо испытывал. Погулял по величественному дворцу в сопровождении принца, посидел в дорогом ресторане, договорился и исполнил просьбу местного могучего духа, влюбился в белоснежную принцессу, причем взаимно... Истории, подобные этой, обычно появляются на страницах книг, пусть и искаженные другими именами и мирами. Для него же все было реальностью. Весьма любопытной реальностью, если учитывать смены его тела. Олень даровал ему возможность выглядеть и мыслить как пони, быть пони, но лишь только облик человека вернулся вновь, все это ушло. Не совсем, конечно: любовь к Селестии нашла себе место и в этом сердце, но она, увы, была не столь сильна как раньше; скорее напоминание о том, что ждет его по ту сторону трансформации.

Интересно, а что чувствует его возлюбленная? Если тоже самое, то волноваться стоит лишь до следующего обращения в рогатого. В самом деле: пусть это и безумно приятно быть вместе, идти бок о бок, целовать ее... ну и другое, однако, время здесь не было на их стороне. Она — принцесса, правитель целой страны, и у нее есть обязанности, закрывать глаза на которые нельзя; как, в целом, и у него. Это ведь даже лучше, если они не будут вместе постоянно... разумеется лучше для других, но не для них самих.

Почувствовав, что этот вопрос он в одиночку решить не в состоянии, Халамру постарался переключиться на что-нибудь другое. Поведение его в обществе пони, которое следовало бы оценить со стороны, а также понять, насколько он... удачно повел себя в том ресторане. Разумеется только до того момента, как ушел оттуда по следам Селестии.

Кстати, не зря.

Халамру нахмурился, с трудом остановив порыв встать и спуститься на первый этаж: чем меньше он сейчас двигается, тем быстрее действует его магия. Та пегаска... кажется, Лафи, напоила его любовным зельем. Не самым сильным, по словам его любимой, однако же весьма действенным для оленя. Зная это, жрец должен создать противоядие, чтобы не повторились события прошлого вечера. Не то чтобы он был против, даже наоборот, что с удовольствием подтверждали воспоминания, только вот столь быстрое развитие отношений... оно было неправильно, ненормально. Да и что бы случилось, если бы он не сбежал вместе с его принцессой?

Хотя это же очевидно, так?

У Халамру заполыхали щеки, он не удержался и открыл глаза. К его неописуемому счастью Твайлайт мирно спала, развалившись в кресле, поэтому никак не могла увидеть его эмоции, тем паче как-то среагировать на них.

Следует успокоиться и вернуться к проблеме восстановления организма после трансформации, а после уже подумать обо всем остальном.

~

Время пролетело быстро и незаметно. Окутанный бледным-бледным сиянием, Халамру устало откинулся на подушку и уставился в потолок. Его дыхание стало ровным и спокойным, чем-то созвучным с тихим сопением спящей принцессы, а по телу разлилась приятная нега, изгнав отовсюду, из всех уголков тела неприятную боль и ложные чувства, вернув в этот свет человека таким, каков он есть на самом деле. Теперь надлежало лишь немного отдохнуть.

Как это обычно случается, глядение в потолок принесло свои плоды: словно навеянные легким ветерком, что понемногу баловался за окном с опавшими листьями, появились грезы из его прошлой жизни. Будучи еще маленьким, он вот также лежал на мягком душистом сеновале, мечтательно рассматривая простенький, местами дырявый потолок, сквозь который на него с интересом глядела луна. Она была другой... вернее, здесь она другая. Всегда полная, в любую ночь из всех тех месяцев, что он пробыл тут, и всегда дарующая яркий-яркий свет, если небо может похвастаться чистотой. Здесь не встретишь полумесяц, здесь не бывает тех таинственных ночей, когда абсолютная тьма укрывает землю своим крылом, оставляя едва заметную рогатую луну бледным призраком парить на небосводе в окружении звезд. Здесь все другое.

Пони живут в огромной стране на земле и воздухе, волшебство пронизывает их мир насквозь, и дружба объединяет сердца многих. Крупные города если и могут похвастаться крепостными стенами, но остальными необходимыми атрибутами защиты, будь то ров, или ямы с кольями — точно нет. К тому же какой уж тут ров у Клаудсдейла — легендарного места, парящего высоко над землей? По лесным тропинкам и вытоптанным торговым путям здесь можно ходить не опасаясь того, что можно потерять где-нибудь ценные вещи, включая и жизнь. Жизнь вообще можно потерять лишь по собственной инициативе.

Было ли подобное в его мире? Нет. Однако же... жизнь дома была для него не в пример интереснее. Пусть и было страшно, порою до дрожи, пусть приходили к нему люди (их приносили, вернее), уже не то что ногой, но всем телом кроме пяток бывшим на том свете, там он родился, там работал, перевидав настолько отвратительные зрелища, от которых даже самых матерых пони вывернет наизнанку, и там должен был умереть. Помешал ему, правда, один интересный факт...

Он сменил мир. Не по собственной воле, конечно; обремененный ответственностью за многие жизни, вполне осознавая риск, Халамру сам запустил руну телепортации, и это лишь случай, что маг не добрался до конечной точки вместе с пассажирами. Впрочем, даже зная исход, он бы поступил также, разве что чуть лучше подготовившись.

Раздался тихий стук в дверь, который жрец поначалу принял за биение собственного сердца. Наставило его мысли на верный путь лишь то, что сердце вроде как не создает скрип несмазанных петель. Встряхнувшись, он выкинул из головы все переживания и быстро сел, потянувшись к балахону. Вспомнив вдруг, что вообще-то в этой комнате находится кобылка, человек смутился было, но повторный стук подстегнул его решительность. На цыпочках прокравшись мимо своего фиолетового стража, жрец быстро спустился вниз, к двери.

За ней его ждало весьма забавное с точки зрения человека, но вполне обыденное для этого мира явление: поняшка с маленькой корзинкой в зубах. Она была ниже его, поэтому взглянула на него снизу-вверх своими большими бирюзовыми глазами, выражающими легкую степень удивления.

— Приветствую, — Халамру посторонился, указав свободной рукой внутрь, — проходите, пожалуйста.

Кобылка кивнула и последовала приглашению, не спуская при этом со жреца настороженный взгляд. Лишь когда корзинка с пучком разнообразных трав была поставлена на пол возле одного из шкафчиков, пони села и нормально заговорила:

— Извините, человек, но вам следует сейчас соблюдать постельный режим.

Жрец покачал головой и дружески улыбнулся.

— Уже нет, но все равно спасибо за заботу, мисс...

О Свет, как же Спаркл назвала ее? Что-то на "т" вроде, нет?

— Флаттершай, — подсказала она своим приятным бархатным голосом, — можно поинтересоваться почему вы так решили, человек? И где Твайлайт?

Хлопнув себя по лбу, чтобы оживить свою память, он указал рукой наверх.

— Вымоталась и заснула, Флаттершай... можно называть вас просто "Шай"?

— Можно на "ты", — пони мило улыбнулась, наклонив голову вбок.

— Тогда я хочу быть не человеком, но "Халамру", или просто "Хал", — не остался в долгу тот, — а в порядке все потому, что я сам себя исцелил. Желаешь проверить, Шай?

Пони задумалась, смешно нахмурившись. Жрец уселся на пол напротив нее и более не двигался, терпеливо ожидая ответа. Не то чтобы его очень сильно волновал исход, однако, не хотелось обижать эту добрую пегаску. К тому же она очень милая, сколь и простая в своем поведении, не как те, кто глазел на него в Кантерлоте. Странная подруга для фиолетовой аликорн, правда вот, если учитывать характер этой самой аликорн... Странная принцесса для Эквестрии.

— Думаю, да... если конечно вы... ты не против.

Жрец отрицательно покачал головой.

— Совсем нет.

Или все же против? Странный прибор для измерения температуры был совсем не вкусный, да и прочие способы, с позволения поняшки, проверки состояния здоровья — так себе. Ему пришлось приложить героические усилия, лишь чтобы стерпеть все это.

Единственное, что успокаивало — поглощенная хлопотами, пегаска все время напевала себе под нос незамысловатый красивый мотивчик, и делала это столь хорошо, что Хал, порою, уплывал в собственные грезы, навеянные путями музыки. Да... стоило лишь отвлечься на секундочку, как непослушный разум бросал все силы, чтобы возродить недавние воспоминания в их первозданных ярких красках. Все больше и больше ощущалась необходимость повидать солнечную принцессу как можно быстрее.

Вот только быстрее не получится, придется ждать вечера. К тому же не факт, что она прилетит сегодня же, а хотя... должна. Точно должна, если ее терзают те же чувства.

— Пожалуйста, Халамру, сними эту белую штуку, — вывела его из размышлений кобылка, наклонившись перед ним, а затем ловко зубами вытащила стеклянный прибор из его рта, — совсем ненадолго.

Поглядев на красную полоску внутри, как подозревал жрец, какой-то жидкости, она кивнула кому-то, наверное даже самой себе, и аккуратно положила штуковину на ближайшую тумбочку. Раз-раз-раз и прибор оказался упакован в мягкую коричневую тряпочку.

Человек невольно залюбовался этим: в его родном мире никто так не умел, кроме людей. Да даже многие из них не могли позволить себе такой роскоши: управляясь лишь собственным ртом завернуть маленький хрупкий объект в ткань. Интересно, а с той же легкостью она распаковывает его?

— Халамру? — пони уставилась на него столь требовательно, что жрец вдруг ощутил себя маленьким и беспомощным.

— Да... то есть нет, Шай, прости, у меня под балахоном ничего нету и поэтому я не могу его снять. Зачем тебе это?

В мгновение секундной стрелки ее взор переменился на удивленный.

— Послушать твое сердце, разумеется.

Ах это... Это вполне нормально. Коротко вздохнув, человек поднялся и потянулся, разминая немного затекшие конечности.

— Пару мгновений.

Чуть ослабив пояс, он распахнул свою одежду и скинул ее с плеч, оставив одиноко болтаться, на уровне поясницы; тут же спохватился, когда из широкого кармана посыпались мелкие цветные камешки. Весело подпрыгивая и переливаясь, они звонко раскатились вокруг человека, образовав замысловатый узор, чем-то напоминающий звездное небо.

— Ох, — пегаска судорожно вздохнула и отпрянула, видимо, испугавшись громкого звука.

Ругнувшись про себя, человек опустился на колени и принялся было собирать их, как те вдруг совершенно самовольно поднялись в воздух и сбились в кучу. Удивленный не меньше пегаски минутой ранее, он поднял взгляд, чтобы увидеть, как по лестнице неспешно спускается сонная аликорн.

— Халамру, — ее голос, в отличие от тела еще спящий, звучал медленно и забавно, — ты должен находиться в кровати.

То, что оказалось в магическом плену, неспешно отлетело к той же самой тумбочке, ровным слоем покрыв остаток ее поверхности.

— Вовсе нет, Твайлайт, — вступилась за него пегаска прежде, чем тот успел открыть рот, — с ним все уже в порядке, и температура в норме. Можно? — а это уже было обращено, непосредственно, к человеку.

Кинув виноватый взгляд младшей принцессе, Халамру кивнул Флаттершай в ответ. Смешно фыркнув, пегаска подошла к нему и просто-напросто прислонилась пушистым ушком к груди, прикрыв глаза. От неожиданности Хал даже замер, не смея шевелиться. Со стороны, точнее с его точки зрения, казалось, что кобылка просто прижалась к нему, словно бы в поисках защиты, ему даже захотелось приобнять ее в ответ, словно луру, однако ж... как бы мило не выглядело подобное, всю картину портило копытце пегаски, выстукивающее по полу незамысловатый ритм, так схожий с биением его сердца.

~

С двумя заботливыми кобылками жрец расставался уже на перроне небольшой железнодорожной станции. Често перетерпев все процедуры, которым его подвергла и пегаска, и аликорн, он сейчас чувствовал себя если не героем, то доблестным воином точно, с улыбкой победителя провожая подруг в их долгий путь. Им предстоит несколько часов тесниться в этой самоходной стальной коробке, хотя это не так уж и плохо, если вспомнить небесную колесницу...

Ощутив, что ему становится не по себе лишь от одной мысли об этом кошмаре, запряженном двумя выносливыми пони, Халамру поспешил вложить все силы в улыбку и поднял руку, чтобы помахать высунувшимся из окна фиолетовой и лимонной мордочкам. В ответ Твайлайт что-то прокричала, но из-за громкого пыхтения стального монстра, который своими усилиями и приводил всю эту вереницу коробок в движение, ничего расслышать не удалось.

Хотя он был уверен, что слово "книга" прозвучало точно.

Когда состав, весело бренча колесами по стальному полотну, умчался за границы взора, лишь тогда жрец позволил себе расслабиться и отпустил мысли в те самые края, куда они так настырно рвались: вечер все близился, хоть и было сейчас времени — полдень, а он был совершенно не готов ко встрече со своей беленькой принцессой. Если быть абсолютно честным — даже не представлял, как она должна пройти.

Повернувшись прочь от уходящих вдаль рельс, человек неспешно двинулся по крепкой деревянной платформе к выходу, по пути размышляя над своей проблемой. Целый океан минуток и секунд был в его распоряжении, однако он отчетливо понимал, что этого вполне может не хватить...

Стоп, почему это он вдруг начал себя накручивать? Сильнее, причем, чем когда был оленем и гулял по Кантерлоту, поглощенный мыслями примерно такого же содержания. Почему их встреча вдруг должна быть обязательно необычной? Она ведь и так будет необычной сама по себе, зачем же ее еще во что-то превращать? Хмыкнув про себя, Хал засунул руки в широкие карманы балахона и зашагал быстрее в стремлении поскорее попасть домой, в объятия спокойной обстановки, где можно расслабиться и нормально подумать.

И, конечно же, просто так сделать это ему не удалось...

— Халамру?

Обернувшись на голос, жрец увидел молодую кобылку, выходящую из привокзального магазина. С некоторым трудом он вспомнил ее имя и приветственно помахал рукой, что получилось ровно так же, как и при прощании на перроне.

— Привет, Вайли!

Честно подождав, пока груженая двумя пухлыми седельными сумками земная поняшка поравняется с ним, он продолжил движение, теперь уже бок о бок со своей знакомой, ведь им было по пути.

— Ох, привет-привет! — начала она разговор в своей обычной манере, игриво толкнув его бедром. — Слышала, ты ездил куда-то?

Он молча кивнул в ответ на ее вопросительный взгляд, немного щурясь под светом яркого полуденного солнца.

— И как прошло? Где побывал хоть?

— В столице нашей, Кантерлоте. Нет, Вайли, — предвосхитил он ее следующий вопрос, — я не скажу зачем.

Та лишь фыркнула и встряхнула головой, дабы поправить сбившуюся золотую гриву.

— Не скажешь — так не скажешь, не мне тебя упрашивать... Хотя могу предположить, что ты подыскал там себе кобылку по вкусу. Столичные, они ж все такие: стройные, красивые, прямо как на подбор; не умеют только ничего, уж я-то знаю.

Жрец скосил глаза на Вайли, внимательно оглядев ее сильное, тренированное тело придирчивым взглядом, словно бы пытаясь выискать в нем демона. Она не была особо продвинута в науках, тем не менее производила впечатление очень умной пони; во многом за это стоило благодарить ее невероятный талант угадывать.

— И откуда только такие познания? — он сокрушенно покачал головой.

— Нет, ну а зачем еще тебе надо тащить себя в этот муравейник? Не на достопримечательности же смотреть в самом деле?

— Почему бы и нет?

— Хала-а-амру, — она взглянула на него как на жеребенка, одарив хитрой улыбкой, — ты живешь на отшибе цивилизации, окруженный лесом со всех сторон. Тебе не нравится даже такой маленький городок, как наш Лост Форест, куда уж тут Кантерлоту? Давай признавайся, у нее есть крылья или рог?

Мысленно опустив руки и прекрасно осознавая, что еще пару минут и эта кобылка выведает у него все тайны мироздания, человек обреченно вздохнул, после чего буркнул тихое "есть".

— Ну, в принципе, очевидный выбор: в столице знатных земных пони и не найдешь: все они сидят у себя на родине, причем поступают абсолютно правильно. Так она — пегаска?

— Вайли, не хочу тебя обижать, но тут я точно ничего не скажу. И пожалуйста, давай сменим тему.

Вновь она кинула свой фирменный взгляд: смесь из хитрости и любопытства, но наткнулась в ответ на непоколебимую стену уверенности... и сдалась, показательно опустив ушки.

— Ладно-ладно, твоя взяла. Но если нужен будет совет какой — смело обращайся, договорились?

— Вполне.

Поняшка подняла переднюю ножку и аккуратно цокнула в подставленный кулак копытцем, после чего весело усмехнулась и встряхнула крупом, поправляя сбившиеся сумки.

Некоторое время они прошли в тишине. Халамру раздумывал о будущем и прошлом, причем о втором в особенности. Говорить сейчас не хотелось, да и не о чем особо было: все же земная пони ему не советчица, когда дело доходит до коронованных особ. Конечно, если ее лишь попросить, она вывалит гору информации о том, как ухаживать за противоположным полом, как следует вести себя с пегаской, или же единорожкой, что вообще следует говорить в любых ситуациях вплоть до слов в постели... н-да, вот что значит — читала книжки. И совсем не похожа на кого либо из его знакомых: у каждой вообще щеки начинают мгновенно полыхать, если тема разговора хоть чуточку задевает запретную грань. В любом случае Вайли — простая жительница глубинки, и даже несмотря на свои обширные познания, совершенно не представляет, как следует вести себя с принцессами...

Одна влюбилась в него, вторая считает чуть ли не братом, третья привела с собой подругу и вместе они пытались поставить его на ноги после трансформации, или же отравления — тут уже не совсем понятно; в общем — окружен заботой со всех сторон... и в этой самой заботе он капитально запутался. Пребывая в растерянности, он ведь даже не дал ничего Твайлайт и Флаттершай с собой в дорогу!

Ужас.

— Хэй, — окликнула его пони сзади, — Халамру, погоди секунду.

Резко остановившись, он обернулся, с некоторым смущением увидев, что прошел чуть дальше необходимого, пока находился в прострации: поняшка стояла возле входа в большой трехэтажный дом, где жила, и смотрела на него немного удивленно.

— Прости, я как обычно... — человек развел руками, — тебе нужно что-то?

— Да, — немного потоптавшись в нерешительности, она все же подошла к нему поближе, — я спросить хотела, когда к тебе можно будет заходить.

— Хоть прямо сейчас, — человек пожал плечами, — ты и сама прекрасно это знаешь. А в чем проблема?

— Да дочка тут порезалась давеча, — пони указала кивком на правую заднюю ногу, — вот тут. Вроде и ничего страшного, но рана до сих пор не заживает. Хотели заглянуть вчера, а тебя не было, поэтому и спрашиваю. Ну... мы тогда зайдем сегодня?

Поначалу жрец хотел просто кивнуть, затем подумал и полез в свой правый карман. Кроме остатков мистических камней, которые рассыпались сегодня поутру, там были надежно закреплены несколько пузырьков. Отсчитав два из них, он наткнулся на резную склянку, мирно привязанную к грубой ткани балахона. Она была на месте.

— Нет надобности, Вайли, я могу осмотреть ее прямо сейчас.

— Правда? — кажется впервые она искренне удивилась. — Это было бы замечательно! Если тебя не затруднит...

Хмыкнув, жрец аккуратно надавил на плечо кобылки, заставив ее умолкнуть, и повернул мордочкой ко входу.

— Вайолет, никогда не видел тебя настолько нерешительной. Веди давай.

Именно магический порез ожидал его, и не что иное. Мун — маленькая кобылка, где-то умудрилась напороться на что-то острое и зачарованное, результатом чего стал небольшой шрамик на задней ноге. Даром что небольшой, но болел он весьма знатно, о чем красноречиво говорила сильно хромающая походка жеребенка, когда та вышла встречать маму, и, по стечению обстоятельств, еще и гостей.

Гостя вернее.

Совершенно без труда он приподнял ее и отнес на диванчик в гостиной, где уложил на спину. Аккуратно взяв хрупкую ножку в ладони, жрец сосредоточился и воззвал к целительным силам своей стихии.

Чарующий золотой свет окутал собой его руки, теплыми потоками перекидываясь на маленькую кобылку; яркие отблески погрузили комнату в волшебное сияние рассвета, щедро рассыпав маленьких светлых духов по всему помещению. Еще мало что понимающая Мун лишь удивленно замерла, своими большими выразительными глазами разглядывая творящиеся чары, а вот ее мама в совершеннейшем восторге уставилась на человека. Сколько бы раз она подобное не видела, каждый раз ей казалось, что Халамру послан сюда самим Солнцем, что он каким-нибудь образом связан с принцессой Селестией. Нет, она даже была уверена в этом, ведь стоило применить совсем немного фантазии, чтобы вместо высокой худой фигуры представить величественную крылатую.

Когда свет угас, с честью выполнив свою работу, жрец устало выдохнул, и легко поцеловал ножку жеребенка, аккурат над местом, где буквально только что красовалась неровная рана.

— Ну вот и все, моя дорогая, больше болеть не будет.

Почесав напоследок ее алый животик, чем вызвал смех поняшки, он опустил ее на все четыре и легонько шлепнул по крупу, отправив восвояси.

— Ты просто чудо! — земная пони не удержалась и крепко обняла человека передними ногами, прижавшись к нему. — Даже не представляю, что бы мы все без тебя тут делали.

— Жили бы... как раньше, — прохрипел тот, сломленный неожиданным напором бирюзовой кобылки, — Вайли, ты меня задушишь!

— Вот и задушу.

Тем не менее она его отпустила, и отошла назад, смешно балансируя на задних ногах. Затем взглянула на него косо и вдруг вся просияла, словно гениальная идея пришла к ней в голову.

— Знаешь что... пойдем на кухню, накормлю хотя бы спасителя моей Мун.

Трудно было отказать этой забавной кобылке, и уже вскоре они сидели в сердце этого дома — небольшом, но очень уютном помещении, обставленного многочисленными тумбочками и приборами. Сама Вайли сейчас возилась перед невысокой плитой, чей жар поддерживался магическим кристаллом внутри, а человек сидел за столом, задумчиво вращая в руках пузырек с алой жидкостью. Он намеревался отдать его сразу, как только отпустил жеребенка, но благодарный порыв ее мамы выбил эту мысль из его головы; сейчас же златогривая кобылка была занята.

— Слушай, Халамру, — впрочем, даже если и занята, это не мешало ей болтать, — я тут подумала насчет твоего решения жить вдали от города... ты говорил мне однажды, что этот выбор обусловлен твоим нежеланием смущать пони внешностью, ведь так?

— Так, — подтвердил тот, даже кивнул, но, разумеется, Вайли спиной это увидеть не могла.

— Тогда не пойму никак, почему же сейчас ты продолжаешь жить отшельником? Здесь тебя теперь знает каждый второй, все уважают; многие будут всеми копытами за, если ты вдруг решишь сюда переехать. Это же к лучшему?

— Очень может быть, но все же я не могу: привык к родному дому, — виновато произнес жрец, — жить в уединении мне теперь привычнее.

К тому же только так у Селестии есть возможность посещать его инкогнито...

Поняшка лишь фыркнула на это, продолжая как ни в чем не бывало ловко управляться с готовкой.

— Наверное, я никогда тебя не пойму. Это же ужасно — засыпать, зная, что ты совершенно одна, и никто тебя не обнимет, не согреет.

— Не так ужасно, как потерять родной дом, Вайли, — глухо отозвался Халамру. Его взор потяжелел, — может быть, что как раз это и есть всему виной, но мне и вправду очень нравится одиночество.

— Прошлое — это прошлое, — на этот раз пони обернулась, чтобы подарить ему серьезный взгляд, — знаешь, порою мне хочется оставить дом на время и немного пожить с тобой, дабы вернуть твои мозги на место. Не ты ли раньше восхищался пони, Эквестрией?

— Я никогда не забывал свой мир, и никогда не забуду, Вайолет. Пусть восхищаюсь, тут ты права, но здесь, — он указал рукой на грудь, аккурат там, где билось его сердце, — здесь будет иное. Этого не изменить.

— Пустое, — пони хмыкнула, — рано или поздно появится что-нибудь, что привяжет тебя к Эквестрии крепче любых веревок.

Халамру удивленно приподнял бровь.

— Например?

Зарождающаяся перепалка могла бы продолжиться дальше, если бы не Мун, галопом ворвавшаяся в их маленькое общество. Весело прыгая, словно наслаждаясь отсутствием раны, она добралась до своей мамы и забавно ткнулась мордочкой в ее заднюю ногу, чем вызвала непроизвольную улыбку у Хала.

— Что такое, Муни? — у взрослой кобылки тоже не хватило сил противостоять очарованию жеребенка. — Хочешь есть?

— Не-ет, мам, — она оглядела бирюзовую пони, словно та сказала очень глупую вещь, — к нам зашла гость, она просит его, — маленькое копытце указало на человека.

— "Его" зовут Халамру, дорогая моя...

— Прости, — тут же согласилась с ней Мун, — Ха-ла-му. Она сказала, что хочет его увидеть, когда можно.

— Хорошо-хорошо, — аккуратно отодвинув жеребенка, кобыла подхватила широкую тарелку, на которой, испуская приятный аромат, лежал какой-то необычный салат, и на трех ногах подошла к столу, опустив блюдо перед жрецом, — Хал?..

Жрец коротко кивнул.

~

Раз пришли по его душу, то ему и следует встречать гостя. Пусть и не очень красиво вот так просто уходить из-за стола, не поев толком, но он собирался вернуться, так что... ладно. Пропустив веселую красную кобылку вперед, человек следом нырнул в не самый высокий проход, оказавшись в коридоре, что соединял между собой две жилые комнаты, лестницу, кухню и гостиную. Добравшись до конца, он свернул влево и мягко толкнул дверь...

Около входа сидела, опустив голову, до боли знакомая белая земная пони. Лишь только заслышав приглушенный скрип двери, она вскинулась, не способная противиться глупой улыбке, совершенно самовольно налезшей на ее мордочку.

— Здравствуйте, Халамру! — радостно произнесла поняшка, повиляв пушистым хвостом. — Можно вас на минутку?

Сказать, что человек удивился — ничего не сказать. Наверное прошла целая вечность, пока он глядел на нее, стараясь поверить своим глазам. Они не обманывали его точно, но это все равно не лезло ни в какие ворота: белая пони, небесно-голубая грива, метка в виде желтенького кружочка... и огромное солнце, незримым духом парящее над ней.

Селестия.

Пони, которую он так ждал и, одновременно, встречи с которой боялся. Что будет теперь, после того... что было? Много раз он пытался угадать, много раз терпел неудачу, порою отвлеченный обстоятельствами, или же просто неспособный обстоятельно подумать. Неопределенность угнетала.

— Привет... можно, — ответил Хал как сломанный голем, пустым взглядом уперевшись в пол, что тотчас отразилось на кобылке.

Отбросив всю улыбчивость, она подошла к человеку и молча ткнулась мордочкой ему в руку.

Не спрашивала, не злилась и не сочувствовала, но понимала. Чуткое сердце подсказало ей, что происходит в сердце возлюбленного, и она знала, пусть и не очень ясно, что надлежит ей делать. Уверенность ее устремилась к человеку через этот символический жест близости.

Они могли стоять так вечно, похожие на изваяние талантливого скульптора: пони и человек. Ими владели противоречивые чувства, однако близость, теплая рука и пушистый носик, надежно связывала два таких разных сейчас, но похожих внутри Солнца.

В конце-концов жрец не удержался и свободной рукой провел по шее кобылки, на что та в ответ довольно зажмурилась и подалась навстречу этому движению. Всего пара суток прошла, а она уже успела соскучиться по этим ласковым касаниям...

— Мне бы очень хотелось поговорить с тобой, — тихо произнес жрец, усевшись на корточки, чтобы оказаться на одном с ней уровне, — честно. Только вот не могу прямо сейчас.

— Это не страшно, друг мой, — подавшись вперед, она уткнулась теперь уже в грудь, — после всего, что случилось, ожидание — меньшее наказание, которое я заслуживаю...

Подхватив белую мордочку в ладони, жрец мягко отодвинул ее и приподнял, чтобы их глаза могли встретиться... и сам чуть не отпрянул. Селестия не смогла скрыть все свои истинные эмоции, или же не захотела... теперь уже не важно: он их увидел так ярко, словно они были его собственные. Целый букет разных чувств свалился на него, порою древних, ждавших своего часа под замком многие годы, и в конце-концов обретших свободу. Он узрел всю горечь, скопившуюся за длительное одиночество, когда пони перестали видеть в ней кобылу, сокрытую под навеянной оболочкой могущественной принцессы, весь ужас осознания и смирение с судьбой; но над всем этим парил, распуская ледяные путы по всему телу, страх. Страх, что тот светлячок, развеявший старую тьму, исчезнет, пропадет на веки вечные из-за ее нетерпения и ошибок...

Человек обнял пони и сильно прижал к себе, стремясь оградить собою ото всех невзгод, что вились вокруг, словно хищные звери.

— Я не держу обиды на тебя, поняшка моя, и никогда не буду, — он нежно потрепал ее гриву, — прекращай винить себя во всем, особенно в том, что точно вина других.

— Других, Халамру? Кто были эти другие прошлым вечером, о ком ты?

— Я думал, ты не об этом... — на мгновение он смутился, — но почему ты считаешь, что все очень-очень для тебя плохо?

— Выбор, — прозвучало обреченное, — у тебя его, не было тогда, я практически воспользовалась твоим состоянием, при этом и сама находилась не в лучшем. Как хороший целитель, ты должен меня понять.

Жрец кивнул. Конечно, он понимал, он и тогда понимал, и именно поэтому выбросил отвар противодействия, отдавшись пламени любви, что яростным пожаром поглощало их обоих.

— И даже при ясном сознании я бы не поменял свое решение, — тихо промолвил он кобылке в самое ушко, а затем мягко отстранил от себя, — и мне кажется... нет, я уверен, что ты это прекрасно знаешь, просто всякие лишние чувства, будь то вина, ненависть к себе, не дают тебе этого увидеть. Выбор был, и он был сделан. Не вини себя, я поступил так осознанно.

Пони удивленно хлопнула ресницами. Она никак не ожидала подобного от человека; обиду, злость, либо же просто нейтральное к этому отношение — все бы это приняла... но чтобы он начал утешать ее? Ее сердце сжалось от безмерной радости, вдруг великим морем полностью ее затопившей. Благодарность, счастье, любовь — вот что Халамру мог прочитать в ее глазах теперь, и жрец это сделал.

Они улыбнулись друг другу.

— Словами не передать то, что я чувствую сейчас... спасибо тебе, спасибо вновь, — серебристое мерцание появилось в уголках ее глаз, выдавая поняшку с головой, из-за чего ей пришлось спешно наклониться и провести по мордочке сгибом ноги, — видит Солнце, впервые появилось сокровище столь ценное, что за него я готова отдать жизнь. Халамру...

Не удержав себя в копытах, пони тихо всхлипнула и буквально свалилась в объятия человека, сильно-сильно прильнув к нему.

~

Так их и застала Вайли, вышедшая проверить, все ли у них в порядке. Кое-как, всхлипывая и стараясь при этом улыбаться, Селестия в образе Санни Скай объяснилась с хозяйкой, а затем спешно ретировалась, наказав жрецу вернуться домой не ранее, чем через час. Она подарила ему время. Время, столь необходимое, но также и ранящее, время собраться с мыслями, время терзаний ожидания...

Сбитый с толку ее странной просьбой, но в целом счастливый, жрец вернулся за стол в сопровождении растерянной бирюзовой поняшки. Она мало что понимала, однако совершенно четко видела и чувствовала поменявшееся настроение человека. Ведомая незатейливым кобыльим интересом, Вайолет попыталась было разобраться в ситуации, однако довольно быстро осознала, что собственными силами это у нее не выйдет.

Но интерес-то сильнее?

— Халамру, тебе точно не нужна помощь? — аккуратно поинтересовалась пони, зачарованно наблюдая за тем, как жрец неторопливо ест. — Ты же знаешь, что ничего не выйдет за пределы этих стен.

— Знаю, — был невозмутимый ответ, — и даже задам тебе парочку вопросов, вот только доем этот потрясный салат...

Он улыбнулся ей на мгновение, и с аппетитом стрескал еще одну небольшую порцию угощения, чем вновь удивил хозяйку: вроде бы был сам не свой поначалу, но после встречи с той беленькой словно бы ожил, распустился как прекрасные цветы весной. Немного покраснев от такой искренней похвалы, кобылка уперла взгляд в стол и принялась терпеливо ждать.

Пусть внешне и было все прекрасно, внутри жрец ощущал малый шторм своей души. Так бывало часто, когда что-то хорошее происходит, что не ожидаешь совсем. Немного сбивает с толку... впрочем сейчас можно не волноваться насчет плавности мыслей, это просто не нужно.

— Вайолет... — лишь стоило ему произнести одно слово, как поняшка тут же навострила ушки, — скажи, многое ты знаешь о нашей принцессе? Солнечной я имею ввиду.

— Ну-у, — смущенная неожиданным вопросом, кобылка задумчиво уставилась вперед, — то же, что и все: она поднимает солнце, опускает солнце, управляет страной, живет во дворце в Кантерлоте, она белая... Погоди, Халамру, а что ты хочешь услышать?

— Что-нибудь про ее семью, например. У нее есть семья?

— Конечно, — Вайли хмыкнула, про себя подивившись таким вопиющим пробелом в знаниях человека, — у нее есть сестра, тоже аликорн, зовут Луна.

— То — сестра, — Халамру слабо улыбнулся, ощутив настроение собеседницы, а еще то, что сейчас она попадет впросак из-за своих странных верований, — а что насчет остального? Особый пони, жеребята?

Да-да, именно удивление явилось на бирюзовой мордочке, как и ожидалось, а еще... страх; не самый сильный, скорее даже просто легкий, от осознания того, что они сейчас обсуждают саму принцессу Эквестрийскую.

— Жеребята? Ох, ну ты что, с ума сошел? — поначалу она попыталась возмутиться, но почти сразу успокоилась под внимательно-добрым взглядом жреца, — Хал, ты даже не представляешь, насколько это странно звучит? Если сверяться с книгами и рассказами моих родителей, у нее уже очень-очень давно не было не то что жеребят, даже фаворита!

— И это жутко, не так ли? Представь себе это холодное невыносимое одиночество...

— Принцесса счастлива, — неуверенно дополнила его фразу пони, — иначе бы уже давно все поменялось.

Жрец промолчал, осознавая и отмечая в памяти тот неприятный факт, что действительно народ Эквестрии не шелохнется, чтобы сделать принцессу счастливой. Окутанные тенями полуправды, которые ни Селестия, ни тем более Луна развеять более не в силах, они просто живут... и смотрят, словно посетители обычного театра.

Не им же, в конце-концов, страдать в коконе собственного величия?

— Вайолет... пожалуй, я поднял не самую лучшую тему для разговора, прости.

~

Подарив на прощание флакончик с ингибитором, который поможет исцелить магическую рану и без его помощи, человек поблагодарил гостеприимную хозяйку и покинул ее дом. Ласковый ветерок, прохладный благодаря осени, медленно вступавшей в свои права, омыл его тело, принося с собой умиротворение, и успокоил мысли, что унеслись было не в те просторы. Пожалуй сейчас и в самом деле стоило позабыть о своих проблемах на время, посвятив время прогулки до дома исключительно хорошему настроению.

Сама собой напросилась улыбка, с которой он прошел городок насквозь, добравшись до той единственной тропинки, что извилистой змеей пролегла прямиком до его лесной избушки. Но только вступив на нее, он вспомнил, что Селестия сказала ему повременить немного, прежде чем являться к ней... Наверное, готовит сюрприз? Или же ей просто нужно время, чтобы прийти в себя? Как бы то ни было, Халамру остановился, не решаясь продолжить свой путь.

Вернуться обратно, чем-нибудь занять себя? Нет, этого точно не хочется, не стоит разрушать то чарующее чувство ожидания, предвкушение прекрасного, что зародилось и обитало сейчас в его груди, приятно согревая сердце. Немного поспорив с самим собой, он едва придумал, как скоротать ожидание.

Развалиться на мягкой травке, уперев взгляд в небо и отпустив мысли на волю... не самое полезное занятие, но весьма приятное. Лежа вот так вот, слушая тихую песнь леса, разбавляемую шумом небольшого озерца, Халамру испытывал смешанные чувства: умиротворение с одной стороны, и слабый вкус родного мира с другой. Раньше, в детстве, он любил поваляться на крыше их небольшого домика, также как и сейчас устремив взор в голубую бесконечность... и небо там было куда прекраснее. Взять хотя бы облака, величественные, целые, а не оторванные одиночки, как здесь; их искусственное происхождение приносило свои отрицательные плоды.

И все же Эквестрия была прекрасна, что с улыбкой отметил человек, когда ему на грудь, громко хлопая огненными крыльями, приземлился феникс — волшебная птица, состоящая вроде бы из пламени, да только весьма материальная на ощупь, и совсем не обжигающая, излишне теплая разве что. Здесь обитали чудесные существа, и речь не только о пони: те же грифоны — символ мужественности для него, легендарные драконы, загадочные сфинксы, к которым жреца не раз подмывало отправиться на встречу, аликорны, в чьих силах было управлять светилами... и общаться с ними. Страна явлений, которые никто более из его мира увидеть не способен.

Так что же это, его проклятие, или все же дар? Хоть там он и был нужен, причем даже больше, чем здесь, но все же лишь в Эквестрии человек ощутил себя по-настощему полезным. Единственный со всей округи, кто способен был исцелять тяжелые раны, на подобии перелома крыльев... и единственный во всей стране, в чьих силах исцелить рану на сердце. Ничто его не держит по ту сторону портала, так почему бы просто не забыть все это? Забыться точнее, в чьих-нибудь объятиях.

Жрец глубоко вздохнул, заставив сидевшую на нем птицу нервно поерзать. Тяготея к теплу, ей очень не хотелось покидать столь уютное лежбище, она даже обвиняюще взглянула в лицо своего "лежбища", получив в ответ насмешливую улыбку; сейчас он никуда не торопился. Успокоив феникса ласковыми поглаживаниями, Халамру опустил голову на мягкую природную подстилку, и раскинул руки в стороны, прикрыв глаза. Если небо навевает нежелательные воспоминания, так почему бы не отгородиться от него?

Черная тень мазнула по его лицу, заставив резко открыть глаза. С шорохом, что напугал всех зверей в округе, неподалеку от человека приземлился белый пегас, разодетый в броню гвардии.

— Целитель Халамру? — сходу спросил он, даже не успев толком отдышаться, тем самым внес еще больше непонимания в и так раздробленные мысли человека.

С трудом выгнав себя из полудремы, в которую чуть не провалился, жрец рассеянно кивнул, и уселся, сопровождаемый возмущенным вскриком огненного жителя леса. Впрочем, птиц мгновенно успокоился, оказавшись у него на руках.

Пегас заметно обрадовался, вытащил из-под крыла сверток, в котором четко прослеживался силуэт небольшого флакончика, и с улыбкой протянул его человеку.

— Посылка от принцессы Луны, сказано доставить вам в кратчайшие сроки.

— В кратчайшие? — лениво оглядев взмокшего представителя крылатого племени, тот неуверенно принял посылку и в два движения разорвал укутывающую оболочку. Как он и ожидал, в обрывках красовался маленький пузырек. Наполненный какой-то мутной синей жидкостью, он мог похвастаться красивой гравировкой на стеклянном боку в виде полумесяца с торчащим из середины рогом.

— Да, сэр, — подтвердил жеребец, подбоченясь, — долетел до сюда без остановок.

Халамру словно по голове ударили. Дернувшись будто бы в порыве боли, он посадил феникса к себе на плечо, сопровождаемый настороженным взглядом пегаса, и сунул руку с флакончиком в карман. Щелкнул один захват, затем щелкнул другой, после чего на свет появился один из заготовленных ранее отваров.

— Возьми, горе ты крылатое, — слова, с которыми жрец протянул склянку в ответ, — выпей через час, когда крылья начнет ломить.

— Сэр... — пегас удивленно отпрянул, как будто ему предложили яд, — ничего мне не будет, я пролетал расстояния и больше.

— Из теплого центра столицы в наш холодный край, полагаю? Возьми, не бойся.

Не было у крылатого вариантов, ему буквально пришлось принять этот небольшой дар, к его же будущему счастью, пусть он и сомневался в этом до конца. На том и разошлись: гордый тем, что смог выполнить подобное поручение, пегас отправился в город на отдых, ну а Халамру... отчаявшись прогонять феникса, он так и пошел домой, с гордым огненным птицем на плече.

Раз уж все равно разбудили.

Кстати, а что же это за флакончик такой? На ощупь холодный, на вид синенький... если его сжать в ладони, можно услышать слабый-слабый звук, отдаленно похожий на птичью трель, только более звучный. Попросила передать сама Луна? Наверное, это что-то очень и очень могущественное... и очень действенное, приготовленное лично принцессой. Знать бы еще, что именно...

Лучший вариант — спросить у Селестии, ведь никаких дополнительных условий вроде "сохрани это в тайне" ему не поступало.

Ну что же, только если так.

В окне маячил свет, хорошо заметный даже сквозь солнечные блики. Сверившись со своими чувствами, Халамру прикинул, сколько времени прошло, удовлетворенно кивнул и продолжил путь, что завершался добротной деревянной дверью. Все это время вглядываясь внутрь, он пытался разглядеть белый силуэт, но не преуспел в этом; видимо, аликорн была наверху.

Но нет, как только он попытался коснуться двери, та засветилась золотым сиянием и тихо открылась сама, предоставляя взор на совсем уж удивительное зрелище: фосер, до того щеголявший огромной чашей, теперь покоился под простой белой скатертью, на которой, пихая друг друга резными боками, стояло множество тарелок. За всем этим великолепием восседала принцесса, но без регалий в этот раз... совсем без регалий, прекрасная в своей простоте.

— Заходи, — произнесла, улыбаясь, и кивнула на место перед ней, — чувствуй себя как дома.

— Но я и так дома... — протянул удивленно жрец, по привычке захлопнув за собой дверь. Мягкое вибрирующее облачко магии, удерживающее ручку, не потерпело такого вмешательства и растеклось по его руке, обернув ее в золотистый кокон, но тут же развеялось.

— Где тебя кто-то ждет, а не как раньше. Кстати, красивая птица.

Феникс принял комплимент полностью на себя, встав в героическую позу и развернув пламенеющие крылья. Позабыв о нем на мгновение, Халамру взглянул на правое плечо, где и сидел пернатый представитель огненной стихии. Птиц в ответ довольно глянул на него.

— Он не хочет слезать с меня, — прозвучало усталое, пока Хал усаживался на предложенное место, — совсем не хочет. Просто не знаю, что делать.

— Фениксы тянутся к солнцу, ничего удивительного. Смотри, — принцесса привстала и протянула переднюю ногу вперед, но не слишком далеко, чтобы не задеть блюда ненароком. Птиц среагировал мгновенно: вспорхнув с насиженного места, он перелетел на предложенное новое и уселся там в гордой позе.

Халамру оставалось лишь удивленно покачать головой.

— Это довольно просто, если не вдаваться в детали, — продолжила кобылка, пересадив пернатого себе на спину, — все, что живет благодаря огню, тепло и любит. Так эти удивительные существа предпочитают селиться на верхушках деревьев, к солнцу поближе; драконы, те, которые огнедышащие, тоже ставят превыше всего высокие температуры, и также любят дневное светило... да что там, — румянец окрасил ее белоснежную мордочку, что выглядело донельзя мило, — я и сама люблю его...

В этот момент человек почувствовал очень-очень ярко, что сейчас ему следует поменять свое тело: его нынешний облик ставил барьеры принцессе, и это становилось особенно заметно, когда она заглядывалась на него, но с тщательно скрытой грустью в глазах. Верна была та мысль, что как человека не привлекают пони, так и пони не могут засмотреться на людей — слишком уж они разные существа.

А кто может ему помочь в этой проблеме? Дух хаоса не показывался, даже не намекал на свое присутствие, и надеяться на него было бы... странно.

— Полагаю, что я тоже, Ти, но лишь когда у меня четыре ноги... — Халамру вздохнул и задал животрепещущий вопрос: — Ты знаешь, как мне преобразиться?

— Нет, — прозвучало тихое, — к сожалению, нет. Однако мне ведомо, где ты сможешь получить ответ на этот вопрос. Другое дело, что это будет не очень просто.

Жрец внимательно взглянул в лавандовые глаза кобылы. Сделал он это скорее по привычке, чтобы без слов сообщить собеседнице о своем решении. Решении, которое уже было предопределено.

— Я поняла, друг мой, — голос солнечной пони вдруг стал мягким-мягким, ласковым, словно она общалась сейчас со своим жеребенком, — пожалуй, слишком плохо я тебя знаю, раз даю подобные предупреждения. Закрой, пожалуйста, глаза.

Халамру выполнил просьбу. И следующую тоже: "Хватайся". Словно теплые волны озера, его руки окутала знакомая магия, которой он позволил сцепиться со своей собственной. Как только это произошло, сразу пришло чувство полета. Раскрыв глаза жрец убедился, что это и вправду так: теперь яркий сияющий сгусток, он быстро покинул избушку и устремился следом за такой же сущностью, в своем чудесном движении щедро рассыпающую мерцающие золотые частицы.

Вместе разрезали они небо, пробивали насквозь редкие облачка, со скоростью, недоступной пегасам, отдаляясь от земли. Весь лес, окруживший его избушку, небольшой городок на окраине, речки и озера, причудливыми линиями и кляксами проглядывающие из-за густого зеленого покрова — все это грациозно проплывало под ними, завораживая взор. Будь он хоть трижды оленем, все равно испугался бы подобного до смерти, но сейчас жрец прекрасно понимал, что его настоящее тело осталось далеко-далеко внизу, в безопасности, а то, что находится здесь — лишь проекция души. Бессмертная проекция... наверное. Это, впрочем, не доставляло сильных неудобств: рядом с ним была Селестия, и под ее большим крылом, пусть и призрачным, он чувствовал себя защищенным.

— Этот путь мы пройдем вдвоем, ты совершенно прав в своих догадках, — мысли солнечной пони были кристально чисты, словно она думала в его собственной голове, — Солнце заботится обо мне, поэтому следует его немного... порадовать. Как считаешь?

— Если я переживу это, тогда не против.

— Не будь столь пуглив, Халамру, принцы не должны бояться, — кобыла мысленно улыбнулась, покачав своим золотым искрящимся хвостом, — тем более, нет на этом свете для нас друга ближе, чем оно...

В яркой вспышке оба светлячка вдруг оказались далеко за пределами небольшого сине-зеленого шарика. Посреди бархатной черной пустоты, усыпанной многочисленными звездами, они висели перед гигантским огненным шаром, держась друг за дружку, кто с затаенным страхом, а кто с трепетным ожиданием. Халамру даже не сразу осознал, как тут очутился, лишь удивленно "взглянул" на Селестию, постаравшись поделиться с ней своими чувствами. В ответ ему пришла теплая волна спокойствия и безмолвный зов.

Путь далее был не самым долгим: прошло немногим менее минуты, и неосязаемая сила аккуратно захватила их в свои объятия, в миг переместив души внутрь светила. Темнота сменилась светом, но не таким, который режет глаза, заставляя жмуриться и отводить взор; скорее мягкий, нежный, он шел словно бы отовсюду, заливая небольшое пустое пространство в центре.

Это трудно описать словами, еще труднее осознать реальность подобного: между ним и Селестией, между двумя яркими сгустками света, появилось маленькое солнце, тут же связавшее их тонкими белыми нитями. В действительности ничего не происходило: их тела покоились в магическом трансе далеко-далеко на планете, но даже если и так, оба они вдруг ощутили себя друг у друга в объятиях. Причем как принцесса положила передние ноги ему на плечи, так и человек... ныне олень обхватил ее чуть ниже крыльев своими измененными "руками". В мгновение ока прошла трансформация, совсем не заметная поначалу, ведь разум не поспевал за быстрой магией светила.

И огненный обруч связал их призрачные тела, не позволяя влюбленным покинуть друг друга.

Селестия ярко улыбнулась, послав мысль столь радостную, что всякие страхи жреца относительно приютившего их небесного тела развеялись: Солнце сказало "да".

~

Стремителен был спуск. Вернувшись обратно, Халамру настолько сильно не ожидал ощутить себя оленем, что завалился назад вместе со стулом, по привычке пытаясь выпрямить спину после транса. Было совсем не больно, но немного обидно, когда раздался веселый легкий смех принцессы.

Золотистое облачко окутало его тело, вместе со стулом возвратив на место, но не развеялось, как должно было быть. В ответ на удивленный взор оленя, белоснежная пони, немного покраснев, подтянула его чуть ближе к себе, а затем еще ближе... Лишь когда расстояние между ними стало совсем мало, Халамру, принявший ее игру, показал невинную улыбку и магией, теперь ему подвластной, ущипнул принцессу за круп, после чего "поймал" подавшуюся от неожиданности вперед кобылу, слившись с ней в поцелуе.

Теперь он не человек, теперь чувства говорили: "хочу".

Столь прекрасный момент прервала сама Селестия, вдруг быстро, но недалеко отстранившись. Хитро прищурившись, она наклонила голову, а затем неожиданно лизнула жеребца в нос, заставив того аж фыркнуть от неожиданности.

— Всегда мечтала это сделать, — весело оправдалась та, — да вот никто не позволял подобного. Ты не обиделся?

— Обиделся? — олень вытер морду сгибом ноги, после чего подарил возлюбленной немного удивленный взор. — На что? Мелкие шалости — не повод вовсе.

— Ну, не только они... не только мелкие. Кстати, а что это такое? — аликорн носом указала куда то в сторону. Обернувшись, жрец увидел тот самый пузырек из посылки, сверкающий светом магии, его удерживающей.

— Луна прислала мне это вместе с крылатым гвардейцем, причем совершенно без объяснений, — некоторым усилием он подхватил флакончик и подвесил его перед своим носом так, чтобы гравировка смотрела точно на него, — вообще-то я хотел задать точно такой же вопрос тебе.

— Луна? — удивленно переспросила кобыла. — Халамру, это странно и необычно. Дай-ка.

Кивнув, олень отдал предмет возлюбленной. Аккуратно поймав его, аликорн придирчиво осмотрела стеклянную поверхность, глянула на жидкость, поместив яркий источник света сзади, взболтнула ее, а затем, нахмурившись, откупорила крышечку и принюхалась. Как только это произошло, принцесса замерла, не в силах поверить в реальность. Весь ее опыт жизни, весь самоконтроль вдруг куда-то ушел, оставив лишь чистое удивление.

— Я должна буду тебя спросить, мой принц, — как то отвлеченно произнесла она, не сводя взгляда с удивительного зелья, — сейчас серьезно, ведь от этого, во многом, будет зависеть твое будущее.

Будущее?

— Прежде можно узнать, что же ты держишь перед собой?

— У него нету названия, да и не будет никогда ввиду его исключительной редкости и бесполезности, если так подумать... Попав в мой организм, оно разрушит некоторые защитные чары, наложенные столь давно, что я уже и не помню толком, как это делала. Если вкратце, — голос ее немного затих, — я смогу завести... жеребенка.

Бесконечно милое и прекрасное зрелище: принцесса, потупившая взгляд и покрасневшая, словно юная кобылка перед своей первой особой ночью. Даже несмотря на напускную серьезность ситуации, Халамру не смог сдержать улыбку. Он потянулся вперед и успокаивающе провел ногой по ее щеке, наслаждаясь белой бархатистой шерсткой.

— Хочешь ли ты этого сама, Ти? Лишь от твоего решения будет зависеть мое.

Она молча подняла взгляд.

— Хочу ли я? Халамру, принц мой, одну тысячу лет я жила, сжигаемая горечью потери сестры, в совершеннейшем одиночестве. Это долгий срок даже для меня, настолько, что я просто забыла, насколько же это приятно, когда у тебя есть особенный пони. Как уж тут говорить о собственной семье... ради такого я даже когда-то была готова бросить все и уйти куда угодно.

— Бросить все? Но Ти, если я правильно понимаю, вся страна держится на твоей спине.

— В этом вся глубина пропасти, что разделяет принцессу и обычную кобылку, — Селестия глубоко вздохнула, — я смогу уделять жеребенку достаточно времени, но чтобы быть примерной хранительницей очага, мне придется пожертвовать очень многим... чем жертвовать никак нельзя. Зная это, — она пристально, но также и с надеждой взглянула на него, — ты все еще...

— Пей, — прервал ее жрец, не желая больше слушать лепет оправдания.

— Ты осознаешь будущее, мой принц?

— Прекрасно, — тот кивнул, — и как бы ты не стремилась подарить мне выбор, до разума ты достучаться можешь, а вот до сердца уже нет. Так что, принцесса моя, — он улыбнулся, — пей.

Поддержка — все, что было ей сейчас необходимо. Селестия счастливо вздохнула, взглянув на будущее исполнение своего самого великого желания, и одним залпом выпила содержимое флакончика, болезненно после этого сморщившись.

— И все же это — наижутчайшая гадость, которую когда либо видел свет... — ее рог сверкнул белым, из-за чего крышки буквально спрыгнули со всех блюд перед ними, наполнив комнату потрясающими ароматами, — предлагаю приступить, а то не зря же я сегодня весь день провела на кухне вместо тронного зала?

18+ сцена!

Халамру, с удивлением приподнял бровь, услышав последние слова любимой, а после — улыбнулся, когда представил себе принцессу за таким домашним делом, как готовка. Однако на деле вся еда оказалась просто восхитительна, заставив жреца попробовать по-маленькому кусочку со всех блюд. Сама же Селестия первое время с некоторой настороженностью поглядывала в сторону оленя, но с каждой положительной оценкой очередного кулинарного произведения она начинала все меньше и меньше волноваться о том, что ему что-то не понравится. Заметивший подобную нервозность Халамру лишь улыбался, старательно нахваливая повара, однако ему даже не требовалось для этого кривить душой.

Постепенно ужин сменился неспешным разговором — оба возлюбленных внезапно поняли, что без действия зелья они чувствовали смущение и не могли сделать первый шаг. Инициативу решил взять жрец, все-таки решив, что негоже перекладывать подобное на плечи аликорна. Магия света окутала тело пони и придвинула ее к Халамру, который осторожно коснулся ее шеи кончиком носа, взъерошив шерстку и заставив Селестию смущенно рассмеяться.

— Я не буду лизать нос, хорошо?

В ответ кобылка лишь фыркнула и прижалась к любимому, закрыв глаза, пока тот осторожными касаниями исследовал шею своей возлюбленной. Мягкие поцелуй заставил аликорна прикрыть глаза и наслаждаться ситуацией. Поднимаясь по шейке пони, Халамру наконец запечатлевает нежный поцелуй на носу Селестии.

— Что? Я его не лизал.

Невинная улыбка на лице величественного оленя не успевает пропасть, когда губы принцессы находят его собственные.

Приятные мгновения — как река времени, они кажутся вечностью, но их всегда так мало, даже если ты — бессмертное создание.

Сердца влюбленных бьются в унисон, быстро, словно плененные птицы, жаждущие свободы.

— Халамру... Я...

Ее дыхание участилось, а сама она выглядит, как молодая кобылка, которая впервые осталась наедине со своим жеребцом.

— Я тоже тебя люблю.

От этих слов и улыбки оленя, принцесса всхлипывает и обнимает жреца.

— Спасибо, мой принц. Любимый.

Голос Селестии дрожит от обуревающих ее чувств, крылья пони начинают дрожать, когда он ласково проводит по спине кончиком копыта. Следующий поцелуй заставляет аликорна трепетать с головы до ног. Кажется, они встали из-за стола и направились куда-то... В этот момент влюбленные могли смотреть только друг на друга, появись прямо перед ними провал в никуда — она оба шагнули бы вперед. Чтобы пройти над пропастью на крыльях любви, им казалось, что в мире нет ничего, что было бы достойно внимания.

Нежные поцелуи перемежаются слегка сбивающимся дыханием принцессы и ее принца, но теперь это не сумбурная похоть, вызванная напитком, но любовь, что требовала от них лишь одного: быть искренними в своих желаниях. И видит Солнце, они желали быть вместе.

Тихо скрипнула кровать, принимая вес двух любовников, Халамру покрывал белоснежную шерстку своей возлюбленной легкими поцелуями, вынуждая Селестию изредка взбрыкивать задними ногами. Крылья аликорночки широко раскрыты и лежат на кровати, выходя за ее пределы, однако их хозяйка этого не замечает. Поднявшись так, чтобы их глаза находились на одном уровне, ее возлюбленный возвышается над распростертой кобылкой. Чувство близости заставляет пони смущенно улыбнуться, но тут жрец двигается вперед, входя в нее и заставляя принцессу сбиться с дыхания.

Осторожные движения Халамру сопровождаются редкими всхлипами, вырывающимися из груди его любимой от переизбытка чувств и удовольствия.

Время словно играет с любовниками в странные игры, заставляя забыть о своем существовании — в мире есть только он, она и их любовь, что объединяет их в одно целое.

Подойдя к пику, они замирают на мгновение, что кажется им вечностью. Когда этот момент проходит, а волна удовольствия схлынула, оставив после себя сладкий покой, Селестия прижимает к себе своего принца и счастливо улыбается, чувствуя его частичку внутри себя...

Sair Feri. Чарующие мгновения

Зима наступила чуть быстрее, чем ожидал Халамру. Можно сказать, она подкралась незаметно, ошарашив человека снежными полотнами, лежащими за окном, хотя ещё вчера была глубокая осень. Он приоткрыл дверь, чтобы встретиться лицом к лицу с большим сугробом, лежащим прямо у порога, и в ответ сугроб уставился на него. Даже Астра не ожидала такого резкого изменения в погоде, умиротворенно заснув возле жилища друга… теперь же тихо удивлялась произошедшему.

 — Бедная моя, — заключил жрец, смахнув с её морды снежную маску, — тоже попалась.

Мантикора согласно мяукнула, лизнув его руку. Она не спешила выбираться из-под своеобразного одеяла, лишь только следила за человеком; тот обошел свое скромное жилище, осмотрел стены, хмыкнул и зашел обратно в царство тепла и уюта.

На улице было дюже холодно, и балахон совсем уже не спасал, даже подпитанный искрящейся магией. Халамру походил кругами по первому этажу, зажег свой магический очаг и уселся возле него, протянув к бледно-желтому свечению замерзшие руки. Сейчас ему следовало забраться наверх, порыться в шкафах и достать теплую одежду, предоставленную королевским портным… но не хотелось. На улице стояла такая тишина, что любое начинание, любое действие казалось лишним. Самое лучшее, пожалуй — забраться в кровать, натянуть одеяло до подбородка и взять в руки книжку.

Немного поборовшись с ленью, Хал вздохнул и решил последовать нехитрому плану.

Долго, правда, читать не получилось. На исходе второго часа в его жилище прибавилось народу: одна непоседливая белая кобылка, щеголяя обликом земной пони, появилась во вспышке прямо над ним, с тихим писком завалившись на человека. Придавив его своим весом, она мило улыбнулась и разлеглась на нем, передними ножками обняв за шею.

Они были удивительно мягкими, изящными, но… на грудь давило так, что тяжело было дышать, и в полной мере насладиться объятиями никак не получалось.

 — Селестия… тяжело… — прохрипел человек, совершив попытку перекатиться вбок. Поняшка вновь пискнула и скатилась с него, улегшись рядом. Четыре копытца уперлись ему в бок.

 — Халамру…

 — Да не угаснет Свет на пути твоем, — произнес он, повернув голову. Коричневые глаза встретились с лавандовыми.

 — Я тоже рада тебя видеть, мой принц. Скажи, — она пододвинулась ближе, чтобы мордочкой потереться о его руку, — как насчет немного пошалить сегодня?

Он положил руку ей на шею, нежным, почти невесомым движением погладив её. Кобылка томно выдохнула и подалась навстречу движению.

 — Смотря, что ты подразумеваешь под «пошалить».

 — Ты узнаешь только тогда, когда ответишь «да».

Человек вздохнул. Последнее время Селестия все чаще приходила к нему с этим предложением, под которым заключалось всё что угодно, от соревнований в скорости бега до рытья траншей магией, проводящих воду к огородам рабочих пони. В такие моменты, вся вымазанная в грязи и слякоти, принцесса дня выглядела крайне счастливой, словно… такое простое для неё, но сложное для оленя Халамру действо было венцом её мечт.

Её можно было понять, хотя Хал и считал себя странной игрушкой в ее копытах. Он подыгрывал своей принцессе, наслаждаясь после её улыбкой и полными страсти поцелуями.

Впрочем, сейчас что-то делать не хотелось, да становилось ясно, что просто почитать уже не выйдет, поэтому он, привычным за долгое время действием, начертил одной рукой в воздухе замысловатый символ, после чего зажмурился, вверяя свое тело сумасшедшему вихрю магии.

 — Так ты скажешь, или не скажешь?

 — Не скажу, — произнес олень, перекатившись на живот. Одним резким слитным движением он встал на все четыре, а после навис над возлюбленной, плотоядно улыбаясь, а с тела его падали светлячки остаточной магии.

 — Ибо сейчас будем «шалить» по моим правилам.

Пони прижала ушки в притворном страхе, на самом деле в душе ликуя, и быстро-быстро кивнула.

~

Оба были счастливы, и оба сильно устали. Селестия, давно вернув свое настоящее тело, положила голову на шею Хала и укрыла его бок большим, пушистым, немного измятым крылом. Ей сейчас было столь хорошо, что совершенно не хотелось говорить, да и что-либо делать — тоже, а олень просто наслаждался близостью. Их молчание значило много больше, чем даже тысячи слов и в такой позе они могли пролежать очень-очень долго…

 — Ти.

 — М-м? — невразумительно промычала в ответ аликорн, потеревшись щекой о его темную шею.

 — Так что ты хотела, когда прилетела сюда?

 — Поиграть в снежки…

 — В снежки? Принцесса? — он хмыкнул. — Ты не прекращаешь поражать меня.

 — Благодарю за комплимент, — буквально промурлыкала кобылка, — но сейчас мне это уже со-о-овсем не хочется.

Олень усмехнулся, высвободив переднюю ногу из-под аликорна, и со всей возможной нежностью приобнял её. Румянец на белых щечках усилился.

 — Ты такая милая, когда смущаешься.

 — Зна-аю.

 — И такая ленивая, когда в отпуске.

На это Селестия ничего не ответила, лишь счастливо вздохнула, сильнее прижавшись к возлюбленному.

Вот уже месяц прошел, как принцесса дня передала обязанности Луне и юной Твайлайт, сама при этом исчезнув из дворца. Разумеется, она поддерживала текущих принцесс, но лишь в самых трудных ситуациях, и, пока таковых не возникало, жила в Лост Форесте под личиной Санни Скай. Она на сто процентов использовала данное ей время свободы, чтобы провести его вместе с тем, с кем желала больше всего на свете, и каждый раз придумывала что-то новенькое, дабы не дать своему жеребцу заскучать. Порой, в их играх и приключениях оленя да аликорна заносило очень далеко, порой, они, вот как сейчас, лежали в совместных объятиях, но всегда, что бы ни случилось, были вместе.

Они привыкли друг к другу настолько, что уже не было ни душевных терзаний жреца, ни чувства вечной вины перед не пойми чем, до последнего присущее принцессе дня. Теперь все стало проще, все стало ближе и куда более искренним, нежели раньше.

Пользуясь жеребцом, как подушкой, кобылка расположилась поудобней и магией, совершенно не глядя, укрыла их обоих одеялом, недвусмысленно намекая на недалекое будущее.

 — Не спала всю ночь?

Приоткрыв один глаз, принцесса чуть поглядела на него, видимо, выясняя для себя, будет ли он злиться, или нет, после чего едва заметно кивнула.

 — Я так давно не знала ночь так, как узнала теперь, что просто не могу удержаться. Порой мне хочется ненадолго поменяться с Луной светилами.

Олень театрально вздохнул.

 — А управлять государством кто будет?

 — Кто-нибудь другой…

Наступила небольшая пауза, за время которой уже жеребец разглядывал ее, пытаясь прочитать истиные эмоции.

 — И не стыдно говорить такое?

Она едва заметно помотала головой, невинно улыбнувшись.

 — В конце-концов Луна сама предложила мне взять отпуск.

 — Решение, достойное любящей сестры, — согласился Хал. — Тем не менее, не теряй ее доверия и тяни свою ношу сама. Я перееду во дворец, если ты захо…

Принцесса вздрогнула, заткнув ему рот копытцем.

 — Нет! Ты с чего это придумал? Мы же все уже обсудили.

Олень поспешил погладить возлюбленную, дабы унять мгновенно явившиеся ей негативные мысли.

 — Успокойся, Ти. Я же сказал: лишь по твоей просьбе. Мне нравится жить тут, но ещё больше мне нравится быть вместе с тобой… понял-понял-понял, — он вытянул ноги в символическом жесте проигравшего, после чего вновь обнял кобылку, — не ругайся.

 — Вот и хорошо. Мне нравится, когда ты делаешь правильные выводы. А теперь, если ты не против…

 — Не стесняйся, — закончил он её речь, подтянув одеяло до самых ее глаз, — я пока почитаю.

~

Так уютно — читать, лежа в теплой сухой постели зимой, когда за окном идет мелкий снежок, а в руках у тебя практически энциклопедия жизни оленей и аликорнов, и куда уютнее, когда под боком лежит, мирно посапывая, прекрасная кобылка.

Мимолетно улыбнувшись, как сделал уже не один раз, Хал невесомо погладил изящное белое плечико и вернулся к интересным строкам «песни о сумрачном скитальце». История там шла от лица удивительного фестрала, к которому, во время странствий по древнему Изумрудному лесу присоединился олень благородных кровей Вис Канам и одна юная белая аликорночка, чем-то отдаленно напоминающая его Селестию, хоть и звали ее Вайт Стар. Забытые во времени факты находились в совершенно разных частях произведения, порой удивляя, иногда веселя, а иногда — пугая. Хал словно бы читал справку о своем теле, если можно так выразиться. Он многое взял оттуда, в том числе старые и довольно необычные ритуалы, часть из которых относилась к высшему обществу и выглядела вполне зрелищно. Правда, они были завязаны на оленьей магии леса, но, по мнению жреца, магия солнца ничуть ей не уступала.

В дверь коротко постучали.

Отложив книгу в сторону, Халамру привычным движением растолкал спящую. Кобылка широко зевнула и приоткрыла один глаз.

 — Ко мне пришли.

 — М-ням, ясно. Сейчас.

Она лениво перекатилась на спину, расстелив огромное крыло на всю кровать и прижала передние ножки к груди. Буквально сразу же сопение продолжилось.

Немного пошевелив затекшими конечностями, олень встал с кровати и телекинезом подхватил любимый балахон. На ходу возвратив себе человеческий облик, привычным движением накинул одеяние на плечи и завязал красивый, с золотой вышивкой, пояс, пока спускался по лестнице. Золотой шарик сорвался с его рук, улетев в сторону фосера, где сразу же впитался в кинжал, обновляя чары.

Уже рутина.

Легко отворив дверь, человек ощутимо вздрогнул от волны холода, ворвавшейся с улицы.

 — Привет, Халамру, — произнес бурый единорог, укутанный в большой пушистый шарф. — Можно войти?

Жрец посторонился, пропуская гостя внутрь, и с наслаждением захлопнул дверь. Пламя в чаше дернулось, изогнувшись, но вскоре выровнялось, продолжая беспринципно бороться с морозом.

 — Привет, Торн. Какими судьбами?

Жеребец встряхнулся, переступил копытами и принялся легонько подскакивать на месте.

 — Бр-р-р. Холодрыга! И кто ж знал-то? — он вскинул голову и зажег бледное сияние, быстрой волной пробежавшееся от головы до хвоста. — Я по делу.

Халамру хмыкнул, кивком дав понять, что ожидает продолжения, и направился с шкафчику с чайником.

 — Это из-за погоды. Сейчас неизбежно начнется гуляние простуды, да и ещё чего-нибудь похуже, а у меня толком и нету ничего. Привезут только через неделю, — вздохнул единорог, — глубинка всё же. Можешь помочь, если не трудно?

Приготовив специальный отвар, прекрасно подходящий для согревания, жрец аккуратно перелил его в чайник и закрыл крышечку. О чем-то задумавшись на мгновение, он аккуратно поставил его на специальные рога над чашей и уселся возле неё, на загодя постеленный коврик. Пусть от пола и не дуло, всё равно сидеть на голых досках было удобно лишь оленю, но никак не человеку.

 — Не знаю, Торн. Я прогреваю дыхательную систему и вывожу лишнее магией. Помогает, разве что иногда требуется восстанавливать воспаленные ткани.

Единорог подошел и сел рядом.

 — А настойки какие?

Халамру отрицательно помотал головой.

 — Увы. Разве что… Хм. — он нахмурился. — Думаю, есть у меня одна идея.

И она довольно… странная, хотя и заманчивая. Его любимая поняша ведь живет в Лост Форесте, так?

 — Что-то интересное?

 — Пожалуй, — Хал кивнул, — погоди тут, я сейчас сбегаю, гляну.

Оставив озадаченного жеребца один на один с чайником, Хал встал и прошел к лестнице. Уже поднявшись почти на самый верх, обернулся. — Если закипит, сними.

Едва заметная бледная пленка залепила собой проем, надежно отгораживая влюбленных от преждевременного раскрытия. Сквозь яркую вспышку жрец с двух ног переступил на четыре копыта и встал на месте, ожидая, пока пройдет мучительное головокружение, подкрепляемое весом рогов. Превращения давались всё легче и легче, но всё равно были еще недостаточно комфортны… и довольно затратны. После парочки жутко хотелось есть, о чем сейчас красноречиво сообщил желудок.

Ладно хоть там чай готов почти, а снедь подобрать всегда можно.

Мягко подойдя к развалившейся поняше, выглядящей удивительно мило и по-домашнему, жрец невольно залюбовался ею, как делал это раз за разом. Чистой белизны шерстка, изящные изгибы тела, огромные, такие мягкие крылья… м-м-м. Не удержавшись, он зарылся мордой в пушок у самого его основания, на что спящая тут же среагировала, рефлекторно обернув потревоженную конечность вокруг его шеи.

Халамру тихо засмеялся и аккуратно высвободился из ласковых объятий.

 — Ти, солнышко мое, можно я тебя немножко разбужу?

Кобылка совершенно не отреагировала, продолжая спать с крылом, свернутым в колечко.

Жрец подивился его гибкости. Нависнув над ней, почти так же, как делал недавно, он ещё немножечко позволил себе полюбоваться самой красивой кобылкой на свете, после чего наклонился и нежно, почти невесомо её поцеловал.

Лавандовые глаза распахнулись мгновенно.

 — Хал?.. — сонно протянула она, облизнувшись.

Вялая попытка встать разбилась о коричневую грудь, и принцесса, широко зевнув, завалилась обратно.

 — Прости, что разбудил. Есть дельное предложение.

Пони навострила ушки.

 — Да, мой принц?

 — Ко мне пришел Торн, местный врач, просит помощи. Я тут подумал…

 — Это очень греет меня, когда ты думаешь, Халамру, — сонно улыбнулась Селестия, — шучу-шуч…фр-р.

Олень быстро лизнул её в нос. Будучи запертой в клетке из двух мощных ног, надежно её фиксирующих, принцесса никак не могла увернуться.

 — Как насчет на недельку переехать в Лост Форест?

Кобылка задумалась, скорее всего просто пытаясь привести мысли в порядок.

 — Я не против… — наконец сдалась она, поджав передние ножки ближе к груди, — но только не прямо сейчас.

 — Разумеется позже, — улыбнулся жеребец, — тебе надо будет что-нибудь взять?

 — Все там, у меня, — буквально выдохнула кобылка, выпрямив одну и погладив Хала по груди, — только ты тут.

 — Это я исправлю. Спи тогда, любовь моя, а вечером жду тебя в городе.

 — Договорились, мой принц.

Широко зевнув, она вновь провалилась в сон.

Интересно, какого же сейчас её сестре?

~

Обратно жрец спускался уже в теплых одеждах, и несколько держал в свертке под мышкой. Он помахал единорогу, который, казалось, сидел под гипнозом святого пламени, чем обратил на себя внимание.

 — Давай быстренько перекусим. И в путь.

Снег хрустел под ногами, белый, чистый, пока двое, человек и пони, пробирались по заметенной тропинке в город. По лесу идти было не очень удобно, но красота вокруг, да спокойное дружеское общение сглаживали это. Время летело незаметно.

Вскоре перед двумя путниками появилась кое-как расчищенная дорога, за которой виднелись первые крыши домов. Пройдя чуть-чуть по ней, они вышли уже на большую чистую и ухоженную центральную улицу, тянущуюся отсюда и до самой мэрии.

 — Ты теперь куда? — спросил единорог, повернув к нему голову, на что жрец пожал плечами, да перехватил суму поудобнее.

 — Ко мне одна гостья приехала, ты слышал о ней, я полагаю.

 — Санни Скай?

Человек кивнул.

 — Я остановлюсь у неё. Если мне не изменяет память, это на привокзальной улице, третий домик слева.

 — В котором раньше никто не жил-то? Помню-помню.

 — Отлично, — произнес жрец, кивнув. — Если нужна будет помощь — смело обращайся.

Присев на одно колено, он стукнул кулаком в протянутую ногу жеребца, после чего встал и неспешно двинулся прямо по главной улице. Там, дальше, был поворот направо, к железнодорожным путям, и к искомой улице соответственно.

 — Эй! — окликнул его Торн, — ты хоть про ярмарку не забыл?

 — Ярмарку? — он обернулся, удивленный. — Нет, не забыл. Я про неё ничего не знаю.

Единорог покачал головой, глубоко вздохнув.

 — Ох, горе ты лесное. Я вечером зайду к тебе, если вырвусь из дел.

Он повернулся и пошел в обратном направлении, в свою пустующую аптеку. Жрец проводил его взглядом и хмыкнул. Ярмарка так ярмарка.

Домик, выбранный для проживания земной поняшей Санни Скай был довольно уютным, насколько уютным может быть обитель солнца. Тишина, покой, сухость и тепло, причем последние два пункта достигались не иначе как магией: единственный камин в домике был пуст. Отличная конспирация, принцесса!

Скинув вещи на первое подвернувшееся кресло, старенькое с виду, жрец решил осмотреться. Побродив чуть-чуть по домику, он нашел неплохую ванную, освещаемую мощным светом явно привозной магической лампы, уютную кухоньку, на которой даже нашлось несколько сухофруктов, разложенных на овальной тарелке, да горсть странных конфет, накиданных в вазочку. Взяв одну, Хал немножко повертел её в руках, да так и убрал в карман.

Спальня не поражала размерами, похожая скорее на каморку, две трети пространства которой занимала большая двуспальная кровать. Развернуться тут и негде было особо, кроме как на ней самой. Селестия… Хмыкнув, жрец прикрыл простенькую дверь и отправился наверх.

У него второй этаж явно был повыше… зато на нем точно не было здоровенного сундука, окованного каким-то черным, словно ночь, металлом. Замок на нем был похож на обычный, разве что дырка была совсем круглая, явно под очень необычный ключ. А рядом стоял изящный телескоп, уставившись своим оком в крышу из темного дерева.

Вот, пожалуй, и всё скромное убранство. Стряхнув с волос старую паутину, притаившуюся за перекладиной, человек осмотрел дальний конец чердака, ничего не нашел и вернулся на первый этаж. В гостиной он аккуратно открыл шкаф, словно бы ожидая, что из него посыпятся… ну, не скелеты, но очень плотно набитые вещи — точно, и был очень удивлен всего-лишь двумя одеяниями, аккуратно висящими на двух из десяти вешалках. Снизу, на специальной подставочке, покоились узорные золотые накопытники, простенькие салатовые, да стоял тяжелый с виду медальон, который Хал никогда на возлюбленной не видел. Подивившись про себя, он сходил за своими вещами и аккуратно их разложил по свободным местам и ящичкам. Остальное: несколько бутылочек с отварами и сухие сборы — отнес на кухню.

Что теперь?

Задумчиво пожевав сушеный банан, Халамру решил пройтись к своей старой знакомой, живущей совсем неподалеку от этого места. Сказано — сделано. Уже вскоре Хал подходил к белому, как и все сейчас вокруг, домику, в чьих окнах горел теплый домашний свет, источая уют со слабым привкусом вишневого пирога. Он встал у двери и легко постучался.

Почти сразу раздался перестук маленьких копытец. Жеребенок, видимо, сбегала к маме за разрешением, после чего вернулась и пыталась дотянуться до щеколды. Спустя ещё немного времени та, наконец, щелкнула, и дверь медленно отворилась, представляя возможность человеку и пони увидеть друг друга.

 — Ну привет, Мун, — мягко произнес жрец, чуть наклонив голову.

Маленькая земная поняшка, щурясь от яркой белизны снега, осмотрела его с ног до головы, наверное, пытаясь вспомнить имя, после чего подпрыгнула на месте и улыбнулась от уха до уха. Не сказав ему ни слова, она умчалась по коридору и свернула направо, исчезнув из вида.

Более-менее привычный уже ко всему, кроме полетов и дождя из принцесс, Халамру тихо прикрыл дверь за собой и собрался было самостоятельно оповестить хозяйку, но стоило лишь сделать несколько шагов, как в коридоре показалась она самая, в правом копытце удерживая здоровенный нож, заляпанный красным.

 — О, Халамру, рада тебя видеть, — она улыбнулась, прямо как дочка, — проходи-проходи. Какими судьбами?

 — Взаимно, Вайли. Я у вас остановился на недельку, в городе, имею ввиду.

Хозяйственная кобылка завела его, кто бы сомневался, прямо на кухню, где лежал пирог, размерами под стать ножу, и явно великоватый для двух пони. За столом уже сидела красненькая Мун, поглощая свою порцию.

 — У кого, если не секрет?

Секрет, вообще-то, но он им, похоже, скоро быть перестанет. Подталкиваемый нетерпеливой бирюзовой поняшкой, человек сел на свободный стул.

 — Санни Скай. Она тоже остановилась тут на время.

 — Знакомая?

 — Можно сказать и так.

Ловко отделив кусок пирога своим ужасным тесаком, кобылка положила его на тарелку, украсила какой-то голубоватой пудрой и подвинула гостю, сделав все так быстро и красиво, что тот невольно залюбовался.

 — Что значит «можно сказать и так», Халамру? Ты живешь в доме у незнакомой кобылки, осознаешь это?

 — Ух, — жрец слегка обжегся, попытавшись взять угощение голыми руками, — можно я у тебя поживу?

 — Конечно, в чем вопрос, — тут же ответила хозяйка, — у меня всегда есть место для… погоди, чего это ты улыбаешься?

Осознав промашку, Хал прикрылся широким рукавом утепленного балахона.

 — Нет, серьезно! Что я такого сказала?

 — А ты не понимаешь? Ты же только что позволила мне пожить у тебя, незнакомой кобылки. А представь другую Вайолет, которая, в другом доме, мне выскажет про нас с тобой?

Несколько секунд простояв на месте, поняшка кивнула.

 — Уел.

Впрочем, недолго она притворялась побежденной, ушки у нее встали торчком, когда человек издал довольный вздох, наслаждаясь потрясающим вкусом явства.

 — Но все же, — никак не унималось её любопытство, — ты же говорил мне раньше, что у неё есть крылья.

 — У кого? У Санни? Нет.

 — Ах, у тебя уже табун? — Вайли забавно прянула ушком. — А присоединиться можно?

 — Нет, — все так же флегматично ответил жрец, спокойно жуя, — я пообещал своей единственной, что она таковой и останется.

 — Ты даже не представляешь, скольки кобылкам разбил сердца этим глупым обещанием. Впрочем, — она встрепенулась, — это и к лучшему. Нечего себя растрачивать почем зря, пока молод. Ещё положить?

Хал отрицательно покачал головой.

 — Хотя не… можешь завернуть кусочек? Угощу кое-кого.

 — Без проблем. Сердечками выложить?

 — Вайли…

Мало-помалу они переместились в просторную гостиную, освещенную и обогретую теплым пламенем, весело пляшущим в камине. Здесь было довольно уютно, хотя, честно говоря, везде у Вайли дома было уютно. Кобылка знала свое дело.

 — Ты хоть расскажи, чем Лост Форест обязан твоему присутствию. Неужто ради ярмарки пришел?

Удобно утонув в кресле, человек закинул ногу на ногу и прикрыл глаза. Вишневый пирог приятно согревал желудок.

 — Понятия не имею, что за ярмарка, честное слово. А сюда меня Торн позвал, в помощь, так сказать.

 — Это он хорошо придумал, — кивнула поняшка, — сейчас начнутся простуды всякие. Они всегда после ярмарки начинаются.

 — А пару слов про ярмарку?

 — Да без проблем, — хмыкнула Вайли, — это традиция нашего городка. В ночь после первого выпавшего снега пони выходят на улицу и веселятся. Это если вкратце.

Стало чуть-чуть понятнее.

 — Стало быть, какие-то особые ритуалы? Взывания к духам?

 — Наоборот, глупый, — усмехнулась она, — мы разжигаем огромный костер, обычно на центральной площади, дабы отогнать злых духов зимы. Многие пони Эквестрии так делают, только все в разное время. Мы вот сейчас, точнее сегодня.

 — А добрые духи зимы что?

 — Для них другой праздник, чуть позже. Святая Селестия! Халамру, — всполошилась поняшка, — ты что, совсем не разбираешься в нашей культуре?

Жрец пожал плечами.

 — Да я все как-то больше по человеческой, знаешь. У нас все совсем по-другому. И духов мы почитаем. Дух зимнего мороза, например, очень добрый и всегда появляется, когда его зовут. Конечно, он не очень сильный… но детям оттого не хуже, да?

Спрыгнув на пол с кровати, на которой валялась кверху копытами, Вайолет подошла к человеку и положила голову ему на руку. Золотистые глаза проникновенно уставились в его, коричневые.

 — Не надо вспоминать то, чего нет, хорошо? Есть только то, что окружает тебя.

 — Я уж понял это, — вздохнул человек, — спасибо, Вайли. Серьезно.

Протянув свободную руку, он аккуратно провел ей по шелковистой гриве.

 — М-м, — поняшка подалась навстречу жесту, — а это было приятно… Если твои слова правдивы, приходи сегодня на ярмарку вместе со своей особенной пони, но прежде выспитесь хорошенько.

Халамру кивнул.

 — Да она уже… стоп, — Халамру вздрогнул и поспешил выпрямиться, — что это получается — я мешаю тебе спать?

 — Немножко, — кивнула пони улыбнувшись.

 — А сказать?

 — Ты так нечасто меня навещаешь…

 — Ну знаешь. Это не повод вредить себе.

 — Повод, — уверенно заявила кобылка.

Халамру фыркнул, уперев руки в подлокотники. Он резко встал, размяв немного затекшие ноги и повернулся к хозяйке.

 — В следующий раз предупреждай. Мне вот, например, неловко такое слышать.

 — Ой, смотрите, ему неловко… — с улыбкой произнесла земнопони, — даже щеки покраснели, ай-ай, какая я плохая… Ой!

Бесцеремонно схватив её за холку, жрец отвел чисто символически упирающееся бирюзовое тело к кровати, подождал, пока она, забавно хихикая, самостоятельно в неё заберется и бережно накрыл плотным одеялом.

Поняшка высунула наружу передние ножки и прижала их к груди, наблюдая, как Хал усаживается рядом.

 — Думаю, я сделал все правильно, — обратился он к ней, словно к пациенту, — осталось только закрыть глазки и погрузиться во власть сна, моя маленькая пони.

 — А сказку на ночь? — преувеличенно детским голосом спросила она и сделала большие-большие глаза.

 — А отпустить меня домой?

Пони надула губки.

 — А так нечестно.

 — О, вполне. Я же человек.

 — Сначала сказку!

Посмотрев прямо в эти бесстыжие глаза, Халамру глубоко вздохнул. Вайли откровенно веселилась, наслаждаясь обществом друга, для неё это было ценнее, чем нормально поспать и приготовиться к грядущему празднеству. И он собирался потакать этим маленьким прихотям только лишь из-за того, что они всегда легко и непринужденно общались.

 — Ну хорошо, — согласился он, заставив кобылку просиять, — но только маленькую.

~

Пожалуй, таких друзей не было у него ещё никогда, чтобы можно было зайти к чужой кобылке в дом, поесть у неё, уложить в кровать и убаюкать сказкой. Сжав в кармане её небольшой дар, Хал чуть-чуть ускорился, громче захрустев свежим снегом, на который расщедрилась природа, пока он рассиживался в гостях. Окружающие пони приветствовали его, он махал каждому в ответ, сам при этом стремясь к одному ему ведомой цели. Ею оказался, правда, всего-лишь небольшой магазинчик, где хозяйка, вечно растрепанная, дремала на диванчике в углу.

Когда человек аккуратно толкнул дверь, колокольчики мгновенно её разбудили. Раздался грохот, и помятая голубая пегаска подошла к нему, подняв ножку в приветственном жесте.

 — Йо, Халамру. Зашел взять чего к празднику?

 — Привет, Мириам. Это настолько очевидно?

Она скептически посмотрела сначала на кошель, который достал жрец, потом на шкафчики, заполненные всяким добром.

 — Ну… да.

Человек усмехнулся и извлек наружу несколько монеток.

 — Можно и без сомнений.

Набрав сладостей, он со спокойной душой вернулся к домику Санни Скай, и каково было его удивление, когда он обнаружил у входа четыре изящных серебристых накопытника.

Тихо-тихо прикрыв дверь за собой, человек прошел на кухню и сложил покупки на угловой диванчик возле стола. В доме прочно обосновался очень знакомый, тонкий аромат одной непоседливой принцессы, подарившей им с Селестией возможность увеличить семью. А ведь он с тех пор ее так и не поблагодарил.

Пони нашлась в спальне, но только в облике темно-синей пегаски. Она, что называется, дрыхла без задних ног, на спине, разложив конечности во все стороны и прикрытая лишь большой подушкой, уютно пристроившейся у нее на пузике. Халамру улыбнулся и тихо вышел… попытался: за дверью его ждало рассеянное голубоватое свечение, тут же свернувшееся в клубок, принявшись мягко, но настойчиво заталкивать жреца обратно. Подивившись про себя такому, он проследовал приглашению.

 — Нехорошо наблюдать за спящими кобылами, человек, — раздалось вместо приветствия. Принцесса-пегаска уже сидела на крупе, уставившись на него своими очаровательными бирюзовыми глазами.

Захотелось сказать какую-нибудь колкость в ответ, но он героически сдержался, ограничившись лишь легким поклоном.

Кобылка фыркнула.

 — Ты понимаешь, кто перед тобой? Простой пегас.

 — Конечно-конечно, — он улыбнулся своей маленькой победе, — о простая пегаска, позвольте узнать ваше имя?

Пони недобро сощурилась, но все же ответила:

 — Найт Скай.

«Найт Скай». Семья Скай, хм?

 — Очень приятно. Меня нарекли Халамру.

 — Мы… я знаю, и мне не очень приятен этот фарс, Халамру.

 — Первая начала, — безапелляционно заявил жрец, — иди сюда, дай обниму.

Кобылка дернулась было, не ожидавшая, непривычная к такому фамильярному отношению, затем подарила взгляд, в котором смешалось неверие в происходящее и небольшое, озорное желание. Противоречивые чувства бились в её груди, пока Халамру расслабленно стоял перед ней и улыбался одному ему известной особой улыбкой, в которой хотелось утонуть, как в омуте спокойствия. Наконец, решившись, она сделала несколько мягких шагов навстречу и неуверенно ткнулась носом в его грудь. Почти сразу на её плечи легла приятная теплая тяжесть рук.

 — Рад тебя видеть Луна, — произнес он ей на ухо, заключив в кольцо объятий. Прямо как и раньше, пони прижалась к нему всем телом, буквально тая в тепле и заботе.

 — Я тоже, Халамру, — она потерлась щекой о его грудь, стараясь не задеть рогом. — Вы с сестрой ведь не против, если на этом празднике я побуду с вами?

 — Конечно нет, — он мягко отстранил ее от себя, наслаждаясь смущенной мордочкой, украшенной алыми щеками. — Луна, ты всегда желанный гость в нашем доме, ты ведь знаешь это.

 — Спасибо… Халамру, — она вскинулась, затрепетав сложенными крыльями, — скажи, а где моя сестра?

Усмехнувшись, он уселся на мягкую поверхность кровати, откинувшись спиной на стену.

 — Спит у меня.

 — Ах… что же… я полагаю, у вас двоих все хорошо?

Она это так спросила, и глаза такие серьезные… кто-то переигрывает.

 — Более чем, разве что Ти слишком сильно впадает в детство.

 — Тебя это беспокоит?

Халамру усмехнулся. Пошевелившись, он аккуратно сполз по стенке и завалился на кровать, с наслаждением прикрыв глаза.

 — Вообще-то нет, я привык. Уже даже не удивляюсь ничему, принцесса.

Ох уж эта Луна… С тех самых пор, как он стал оленем, она постоянно его поддерживала. Во снах, или же прилетая наяву, интересовалась его жизнью и жизнью сестры, хлопотала, прямо как курочка над насестом. Складывалось впечатление, что сделать из него и белого аликорна семью — было ближайшей целью её существования.

 — Ты сказал это так, словно я веду себя совсем не так, как должна. В твоих глазах.

 — Лишь ты сама решаешь, как должна себя вести, — Хал усмехнулся, — мне Ти это постоянно повторяет.

Сквозь тишину раздался неуверенный смешок, после чего человеку прямо на лицо упало мягкое крыло, едва-едва трепещущее, теплое и такое… домашнее.

Пони завалилась рядом, положив голову ему на плечо.

 — Сестра абсолютно права… человек, получилось так, что я не спала прошлую ночь, как бы это странно не звучало, поэтому хотела бы наверстать упущенное перед грядущим. Ты не составишь мне компанию?

 — Ты уже на мне лежишь…

Ну что это за привычки такие? Конечно, пони плюшевые, очень теплые и мило сопят, но… у него есть своя собственная кобылка, которой это все дозволено, ну, а остальным… а остальные — это, похоже, Луна, которой, похоже, тоже можно. Похоже. С молчаливого согласия сестры. Чувство, словно он — игрушка в царственных копытцах, выросло еще на порядок.

 — Прости, человек, что я так нечестно с тобой поступаю, — тихо произнесла пегаска, закинув свой хвост ему в ноги, — страх одиночества столь силен в нас с Селестией до сих пор, что мы не можем ему сопротивляться. Но у сестры есть тот, кто может её защитить, а у меня — лишь ночь и звезды.

 — Именно поэтому ты пришла сюда сегодня?

Пони попыталась кивнуть.

 — И зачаровала меня? Я ведь только проснулся.

Пони кивнула.

 — Если мое общество тебе в тягость, человек, я могу…

Жрец надул на пальце шарик Света и поднес его к мордочке принцессы, пока она говорила. Коснувшись её носика, шарик красиво лопнул, разбросав всюду мерцающие частицы и заставил её прерваться.

 — Луна, хватит заводить эту песню. Ну в самом деле, если бы я был против, сразу же тебе об этом сообщил.

 — Ты чувствуешь странный дискомфорт рядом со мной, — немного обиженно произнесла она и состроила такой же взор.

 — Ах это… — выдохнул человек. Ну вот как объяснить этой пони то, что занимает его разум? Верность, честь… пустое для этого мира в том понимании, которое знал жрец. — Сестра твоя в курсе, что ты лежишь в одной кровати с её жеребцом?

 — Ну конечно. К чему такие вопросы?

Ну… вот. Вот к этому. Про себя вздохнув, Халамру попытался максимально расслабиться, свободной рукой ухватил подушку и подтянул её под себя.

 — В таком случае, дай я, в конце-концов, сниму верхнюю одежду и улягусь поудобнее.

Несносная принцесса!

~

 — Вставай-вставай, мой принц, — разлилось по дому веселое. Нехотя приоткрыв глаза, всё еще блуждая во власти очень хорошего сна, который, верно, подарила ему Луна, жрец принял вертикальное положение. С трудом вспомнив где он и что надо делать, Халамру поискал глазами младшую принцессу, но наткнулся лишь на старшую, стоящую в проходе с улыбкой до самых ушек и в милом шарфике салатового цвета.

Человек неровно вздохнул.

 — Я всё проспал… да?

 — Нет, мой дорогой, всё только начинается.

Её фантомный сейчас рог зажегся золотом, и занавески, с виду тяжелые и неудобные, разъехались в стороны, раскрывая перед ним картину позднего зимнего вечера, где посреди непроглядной тьмы падали белые хлопья, сверкая в свете уличных фонарей.

 — Видишь? И погода нам всем благоволит. Собирайся скорее!

И выскочила в дверь… Халамру усмехнулся. Попробовав было порассуждать на тему того, что ждет впереди, он сразу понял бессмысленность этого, бросив любые попытки. Сунув руку в карман, нащупал забытую там конфету и кинул её в рот, поморщившись от того, что она оказалась слишком сладкой.

Ну ладно, пора действительно вставать.

Обе кобылки тут же нашлись возле шкафа, где сейчас мерцало огромное магическое зеркало. Одна держала в зубах расческу и помогала второй превратить голубоватую гриву в нечто, что можно было бы назвать красивым… или, хотя бы, ровным.

Ох уж эти принцессы. Две маленькие кобылки, которых мама выпустила поиграть в песочнице. Для полной картины не хватает духа хаоса, но он, похоже, просто ещё не растерял остатки своего достоинства, предпочитая таинственность ребячеству.

Проследовав мимо них с независимым видом, человек приоткрыл дверь и высунулся навстречу тьме и ледяному воздуху, тут же получив мокрый поцелуй в щеку от прекрасной снежинки. Фыркнув, одёрнулся и захлопнул её, рукавом балахона стирая влажный след.

 — Теплая одежда в сундуке, мой принц.

Он тихо усмехнулся, словно догадывался, что его маленькая пони скажет именно это и именно сейчас. Коротко кивнув, повернулся и легко зашагал к лестнице, но, проходя мимо белой кобылки, положил ей руку на холку и нежно провел по изящной шее, спинке и вдоль хвоста, ощущая его невероятную мягкость.

Конечно, что же ещё можно было ожидать от умудренной опытом кобылки, что заботится о целом народе: в сундуке нашлось теплое пушистое одеяние, похожее на плащ, только с рукавами и высоким воротом, нормальные носки, отмеченные вышитым на них символом солнца и даже сапоги. Кто, а, главное, как их сделал? А ещё возле покоился сверток с одеждой для другого его облика. Запасной.

Вот это да. Вот это предусмотрительность. Несколько смущенно оглядевшись, пусть и знал, что никто посторонний здесь не окажется, Халамру скинул с себя одежду и облачился в новую, вполне удобную и куда более теплую. Подвязав на себе золотой пояс, он руками расправил лишние складочки и уже в таком виде вновь предстал перед сестрами…

Увидев его отражение в зеркале, обе удивленно обернулись. Селестия выглядела как-то странно нелепой, пытаясь удержать эмоции в узде, а Луна просто-напросто восхитилась, наверное даже искренне. И то и то человек совсем не ожидал.

Белая пони первой обрела дар речи.

 — Пушистым ты выглядишь куда…

-…Опрятней, — закончила за неё сестра. Они взглянули друг на друга и легко, невесомо рассмеялись. А потом Селестия метнула ему небольшую сверкающую магией расческу.

Тихий городок, каким помнил его жрец, изменился удивительнейшим образом. Светильники горели яркими сгустками пламени, снег сверкал в этих огнях, радостно переливаясь. Везде гудела жизнь, пони ходили туда-сюда, одетые в пушистые одеяния, как и две принцессы, что сопровождали человека, легкий снегопад быстро наметал на них удивительные покровы. Кобылки фыркали, постоянно встряхивались, но всё равно выглядели безумно довольными, со скрипом свежего белого полотна быстро двигаясь вдоль улиц. На домах висели украшения, всяческие деревянные и металлические символы, изображавшие в том числе солнце и полумесяц, окна были закрыты, но из-за распахнутых занавесок лился теплый домашний свет, и, зачастую, пробивались запахи.

Эта ночь была совсем иной.

Две сестры привели его на площадь, уставленную множеством небольших палаточек, уже увязнувших в снегу. Они заглянули в одну из них, где улыбчивая единорожка продала им две деревянных снежинки, окрашенных в голубой — достаточно странная и неизвестная жрецу символика, а что это была именно она — в том сомневаться не приходилось. Обе кобылки нацепили их на шею и обменялись странными взглядами.

 — Символ уходящего года, — пояснила Селестия, — первая снежинка, которую надлежит хранить до самого конца зимы.

 — И символ нового года, — легко, словно всю жизнь они только и делали, что говорили друг за друга, дополнила сестра, — по преданиям, именно такая снежинка послужила началом доброй зимы, когда лютые северные ветра, наконец, улеглись сделав это время года приятным и чем-то даже радостным для пони. Не чета тому, что было раньше.

 — Вы имеете ввиду легенду о северных духах?

 — Не совсем, — покачала головой белая, — и то, что ты назвал — не легенда, если судить твоими категориями, но исторический факт.

 — Трудно спорить с вами двумя.

Синяя пегаска усмехнулась, глянув на свою сестру, та же выглядела абсолютно невозмутимо.

 — Не доигрываешь, Сел. Тебе надлежало рассмеяться, или возмутиться, или хлестнуть его хвостом.

 — А что, даже это сегодня позволено нам? — в ответ спросила земная пони, состроив совершенно невинную мордочку.

Пегаска подтвердила с веселой искрой в глазах. Она вдруг распахнула крылья и взмыла ввысь, её темная, на фоне затянутого ночного неба, фигурка тут же затерялась среди других таких же, летящих в неизвестном жрецу направлении. Он ещё некоторое время наблюдал за ними, исчезающими за стеной снежных хлопьев крылатыми пони и глубоко вздохнул. Тут же раздалось тихое пофыркивание — белая кобылка оглядела округу и встала ровно перед ним.

 — Мы можем пойти за ними, зрелище будет занимательное.

 — Всё ты знаешь, — улыбнулся ей Халамру, — впрочем, здесь нечему удивляться. Я дома знал про всё, как и ты здесь и сейчас. С разницей лишь, — он протянул руку, проведя поняшке по щеке, вынудив её машинально податься навстречу, — что твой дом, — вся Эквестрия.

Селестия зажмурилась, наслаждаясь теплом посреди океана зимнего холода.

 — Мне нравятся твои речи, не буду тебя перебивать. М-м-м.

 — И не надо. Аликорны не любят шум.

Кобылка сдержалась великолепно, лишь лениво приоткрыла глаз. Халамру в нем чуть не утонул.

 — Я всё же нарушу тишину. Ты читал ту книгу?

 — Это легко понять, представив, как проходит твоя жизнь, Ти. А ещё в выбранном тобой домике удивительная тишина. Особенно в спальне.

 — Не заставляй меня краснеть, Халамру.

Она подошла ближе, аккуратно привстала на задних ножках, вытягиваясь. Жрец подхватил передние, помогая ей упереться ими ему в грудь. Селестия оказалась очень близко, её хвост беспокойно заметался из стороны в сторону. Она вытянулась настолько, что человек ощутил дыхание, наполненное запахом ромашек, и улыбнулся ей. Протянув руки, он сцепил их у неё на лопатках, прижимая мягкую теплую кобылку к себе.

 — Только попробовать.

Он кивнул, ответив на робкий поцелуй кобылки. Было очень неудобно, хотя сердце всё равно захватила буря чувств, как будто он находился в другом облике. Правда, они смазались от ощущения, что Селестия — лошадь. Организм, привыкший к этим животным, не желал обманываться, трактуя это как совершенно странное действо. Целовать лошадь… любимую, правда. Халамру слегка растерялся, попытавшись думать об этом серьезно.

 — Это довольно… необычно, — весело проговорила поняшка, чуть отстранившись. В её глазах светился живой интерес, вызванный новизной. С легкостью принцесса могла скрыть эти эмоции, но не стала подобное делать, позволяя жрецу видеть себя, сейчас она была скорее похожа на простую обывательницу Лост Фореста, выдавали её лишь глаза, наполненные спокойствием и мудростью, да яркое солнце внутри.

 — Пойдем к костру?

Халамру, наконец, очнулся. Кивнул.

 — Да, опыт оказался не совсем… удачным.

 — Я заметила, мой принц.

Балансируя на двух ногах, она сделала несколько шагов назад и опустилась на все четыре, тут же оказавшись ниже человека. Хвост беспокойно хлестнул его по ноге, поняшка приглашающе качнула крупом и совсем не быстро пошла вперед. Он с легкостью её догнал.

 — Мне безумно хотелось попробовать, — поведала она ему, подняв взор фиолетовых глаз, продолжая спокойно и плавно идти, — тем более с тех пор, как я видела тебя умирающим… что скрывать, — она фыркнула, — мне интересно, как работает твое тело. До сих пор.

 — Чисто научный интерес?

 — Чисто научный интерес, — послушно повторила она, подмигнув. — Нет.

Теперь уже хмыкнул жрец. И усмехнулся.

Яркий-яркий костер они увидели издалека, а когда подходили, уже могли слышать веселые пение и гомон. Пони вовсю веселились, где-то летали снежки, жеребята сражались со взрослыми, в сторонке стояли крытые прилавки, похожие на сугробы правильной формы, между которыми ходили продавцы. Вопреки общепринятым правилам, они не нахваливали свой товар, да и вообще ничего толком не делали, только лишь продавали да тихо общались. Еда, различные сладости, украшения. Фактически, товара было не очень много, видно, что к праздненству особо не готовились, скорее лишь следовали традициям. С другой стороны, как к такому вообще можно подготовиться, если не знаешь, когда первый снег?

Они свернули в сторону, как раз к прилавкам. Жрец вдруг вспомнил про оставленный дома кусок пирога.

Как в воду глядел.

 — Что желает наш любимый человек и его особенная пони? — с веселой улыбкой произнесла его знакомая, вся разукрашенная алыми короткими мазками краски. Не иначе как её дочь повеселилась.

Халамру в этот раз промолчал, чувствуя некоторую неловкость перед ней, но Селестия даже ухом не повела, лишь только ослепительно улыбнулась.

 — Пироги в форме сердечек есть?

Вайолет кивнула и исчезла в тьме палатки, затем вернулась с подносом. Она явно ощущала себя превосходно, то же чувство демонстрировала принцесса, и только жрецу было неловко, особенно, когда Селестия без проблем расплатилась и они пошли дальше, на ходу жуя яблочное произведение искусства. В этот момент он попытался представить, насколько же она богата.

Над ними пролетели пегасы, нестройные ряды которых иногда пополнялись с земли. Человек вгляделся, но не увидел знакомый силуэт, зато увидела белая пони, указав копытом куда-то на правый фланг. И всё равно. Вдалеке ударил колокол, затем ещё раз и ещё. В его размеренные удары вплелась нестройная музыка, на ходу изменяя свое течение, подстраиваясь. В воздухе разлилась спокойная приятная атмосфера.

 — Гляди, над костром, — подтолкнула его возлюбленная. Хал послушно поднял голову.

Снегопад, как бы это странно не звучало, приходил в движение. Группа пегасов, с земли кажущаяся абсолютно черной, сильно растянулась, образовывая своеобразное кольцо, и это кольцо шло кругом, все ускоряясь и ускоряясь. Подчиняясь порывам ветра, создаваемых не иначе как магией пегасов, снег начал образовывать своеобразный купол, вихрем разлетаясь по краям, и почти полностью перестал падать на площадь. Костер вспыхнул ярче, сильнее, языки пламени вздымались к небу, тщетно стараясь достать до пони в вышине.

 — Выглядит небезопасным.

Селестия уселась на скамеечку, стоявшую неподалеку, хвостом разметала снег с места подле себя, и жрец уместился рядом, приобнял её за плечо, прижав к себе. Вместе они смотрели на разыгрывающееся представление.

 — У них все под контролем, мой принц, просто наслаждайся, — ответила кобылка, положив ему голову на плечо. Ее миниатюрный, по сравнению с аликорном, размер облика делал картину, ощущения куда более милыми. — Я верю, что такое ты видишь впервые.

 — Впервые, — подтвердил Хал.

 — Тебе не помешали бы крылья, — как бы между прочим заметила она, притираясь белой щечкой, пока, наконец, не сделала себе своеобразное углубление на одежде Халамру, — не смотри на меня так.

Он хмыкнул. Зрелище действительно завораживало. Множество мелких снежинок разлетались от костра широкими веерами, попадая в область действия кольца, остальные же сбивались в кучу посреди него, создавая в центре своеобразный «глаз». В конце-концов он стал достаточно крупным, чтобы начать опускаться под собственным весом, и в этот момент повсюду зажглись множество ярких светлячков — рога единорогов, покрыв шар мерцающей сетью узоров.

 — Смотри-смотри, — раздалось у него над самым ухом. Человек не удержался и провел рукой по шее возлюбленной, слегка пощипывая изумительно гладкую бархатную шерстку.

Пегасы, как по команде, бросились врассыпную, и сердце у человека пропустило удар. На первый взгляд их, словно шрапнель, просто раскидало, фактически же, каждый из крылатых пони просто устремился прочь от шара, предчувствуя скорую развязку событий. И затем шар взорвался.

Взрывался он не абы как: его буквально расплющило в воздухе, словно снизу ударил огромный молот. Весь сияющий переливающейся магией, он сначала превратился в огромный конус, чьи края стремительно поднимались кверху, после чего рассыпался изумительной красоты линзой, и ни снежинки ни упало в костер, зато все, что было вокруг, оказалось погребено под белыми насыпями.

 — Как тебе представление?

Пони ликовали, дети прыгали вокруг, пегасы приземлялись на поле и шли искать свою компанию. Единороги и земные пони стояли бок о бок.

 — Им нравится, — произнес жрец, покачав головой. То, что ему самому совсем такое не понравилось, когда многие пони вот так просто рискуют собой, хоть и было это все безумно зрелищно, он предпочел оставить при себе.

 — Достаточно старая, очень любопытная традиция. Здесь используется особенное заклинание, позволяющее выполнять трюк без риска для здоровья как пегасов, так и пони на земле.

Халамру скептически на неё посмотрел, но кобылка явно не врала. Теперь он не знал, что думать.

Грянула громкая музыка, затмив собой все остальные звуки. Несколько ударов барабана прошлись эхом и словно всколыхнули всех, кто был на площади, сначала раздались одинокие вскрики, затем к ним присоединялись другие и другие, сливаясь в многоголосый гул веселья. Музыка ли вплелась в этот порыв, либо же наоборот — жрец не очень понял, но неведомый мотив быстро увел мысли за собой, Селестия же со смехом веселья подняла его и побежала вслед играющей музыке, в формирующийся круг, где первые добежавшие пары начинали свой танец; пушистый хвост её развевался, словно флаг.

Сверкнула магия перевоплощения, но её совсем никто не заметил.

Последние снежинки, отпущенные природой, переливались в свете догорающего костра. Площадь заметно опустела, пони разошлись по домам, чтобы продолжить празднество в теплых, уютных домах. Остались лишь немногие, в основном пары, которые, почти не таясь, сидели в обнимку и мило беседовали, шушукались. Тьма ночи заботливо укрывала их своим крылом.

Халамру полусидел на скамейке, не совсем удобной для человека, но вполне подходящей для пони, или оленя. Справа к нему привалилась Санни Скай, без тени смущения играясь с его рогами, а слева сидела нахохлившаяся Найт Скай, похожая на надутую сову. Младшая сестра решила поиграть в детство, точнее юношество, но у неё не совсем получилось: знания сильно устарели. Будучи принцессой, это ей пережить было совсем не сложно, но легкая обида пока оставалась.

Старшая же принцесса тихо урчала. Она забавлялась тем, что издавала разные звуки Халу прямо в ухо и внимательно следила за реакцией; он не разочаровывал её, хотя и очень устал. Послевкусие от веселья приятно грело душу, хотелось спать, пусть он и так провалялся почти весь день.

Утреннее солнце неспешно поднималось над горизонтом, зарево на небесах становилось всё ярче и ярче. Когда принцесса успела его поднять — этого до сих пор понять не получилось, хотя все время кобылка была с ним. Все время вместе: кружились в танце, бегали в конкурсах, разговаривали, целовались в тени. Ни разу вспышку солнечной магии жрец не ощутил.

Селестия пошевелилась, заползая на него все выше, в конце-концов улегшись. Для оленя она не была тяжелой, к тому же достаточно маленькой, чтобы легко уместиться, так что он не особо возражал, лишь вздохнул, поражаясь её ребячеству. Вздохнула и Луна.

 — Помнишь, я говорила тебе, мой принц, про крылья?

Он уже не помнил. События прошлых часов живыми восстанавливались в памяти, но именно это он, похоже, упустил.

 — Как давно?

 — Не важно, — усмехнулась она, — сейчас не важно. Крылья — древнейшее и очень удобное средство подарить уют. Действительно очень удобное.

Он оторвался от рассвета, чтобы взглянуть в её глаза.

 — Я знаю.

 — Ничего ты не знаешь. Сестренка, иди сюда.

Пегаска взглянула на них, сразу подобрев, правда, распушенность никуда не делась. Олень даже не двинулся, уже предвкушая что-нибудь необычное. Он не прогадал.

Луна просто залезла на Селестию, свесив крылья на пятнистую спину жеребца, вес удвоился, став довольно заметным. Жрец заворчал.

 — Я не понимаю вас. Вам же тысячи лет, подданные вами восхищаются, а вы тут в игрушки играете. В песочницу.

 — Насчет тысяч ты прав, — тут же ответила беленькая пони, — но не суди о возрасте аликорна временем, это приведет к ошибке.

 — И тем не менее.

 — К тому же, — плавно перебила пегаска, — не так часто удается побыть теми, на кого ты смотришь как на равных.

 — Как на детей, ты хотела сказать?

 — Это даже лучше, — подтвердила Селестия, совершенно серьезно кивнув.

Олень фыркнул.

 — Говорите по одной, если можно.

Обе задорно хихикнули. Обе промолчали.

Солнце обозначило краешек пылающего диска на горизонте, медленно вступая в свои права. Лучистая заря растворила тени на площади, открывая картину веселья в новом свете. То, что раньше сверкало в ночных огнях, сейчас окуталось гладкой белизной, снежные замки, бастионами стоявшие на защите своих создателей, предстали чудовищными конструкциями, местами порушенными, местами обнесенные всё тем же снегом. Огромный ночной дух праздника медленно растворялся, оставляя за собой вытоптанную, укрытую неровными комьями снега землю. Повеяло утренней свежестью, приправленной ароматом какой-то еды.

Жеребец среагировал мгновенно, пусть и не желал этого, что не укрылось от внимания чутких кобыл. Селестия опустила голову так, чтобы их щеки соприкоснулись, слегка потерлась о него, на что в ответ получила легкий поцелуй. Под белой шерсткой послушно появился румянец.

 — Будь добр, не удивляйся.

Халамру кивнул. Он не особо приветствовал подобные фразы, но сильно против не был. Промолчал, когда его рога засветились чужой аурой, скрывая свечение незримого рога Селестии, и перед ними появился небольшой столик, тут увязнув ножками в поддатливом белом полотне. Крышки одновременно слетели со своих мест, обнажив небогатое, но сделанное мастерски и с душой содержимое.

И когда только она успела? У него не вышло подивиться, к тому же, приоткрытый в попытке озвучить мысли, рот оказался мгновенно занят ложкой с салатом, а его особая пони хитро улыбнулась, безмолвствуя.

Пегаска фыркнула.

 — А меня с ложечки покормить?

Без возражений Селестия зачаровала второй прибор, мирно покоящийся завернутым в серые салфетки, не отвлекаясь от основного процесса. Жрец по достоинству оценил умения принцессы, в том числе и виртуозное управление такими маленькими объектами, а сладковато-кислый вкус незнакомых овощей и фруктов, измельченных до состояния кашицы, заметно улучшал настроение и добавлял к мастерице уважения. И любви.

 — Произведение искусства, — признал он сразу, как получил возможность говорить, и глубоко вздохнул, наслаждаясь моментом. Желудок согласно молчал. — Где ты этому научилась?

 — Когда прислуживала одной знатной зебре.

Он замер, чтобы не случилось неловких ситуаций, даже дыхание задержал. На время.

 — Иногда я отправлялась на отдых, — пояснила Селестия после небольшой паузы, немного позабавившись реакцией Халамру, — чтобы хоть как-то отвлечься от той участи, которая была мне предоставлена. Если упустить из виду мрачные и грустные детали, я развлекалась жизнью под другими обличьями, разными каждый раз.

Кобылка подхватила небольшую черную ягоду и отправила себе в рот, не развеивая чар на ложках.

 — Чему-то научишься здесь, чему-то там, иногда поможет дворцовый повар, иногда приезжий. С миру по нитке, как говорят мои маленькие пони.

Она замолчала, немного пошевелилась, устраиваясь поудобнее. Казалось, её совсем не волновал вес целой пегаски на себе, что, наверное, ещё раз доказывало выходящую за рамки обычного физическую силу аликорнов. Даже в другом облике. Луна громко фыркнула, её крылья взметнулись, помогая удержаться верхом на сестре.

Поднялся легкий ветерок, предвестник непогоды. Тяжелые тучи, рваными пушистыми кусками затянувшие половину неба, медленно и неотвратимо надвигались, угрожая вскоре вновь заслонить собой солнце, которое лишь краешком показалось из-за горизонта. Селестия вновь пошевелилась.

 — Жизнь — не такая простая вещь, — пояснила белая пони, — но если пристраститься, можно много интересного узнать. Научиться тоже.

Трудно было спорить, когда навыки говорили сами за себя. Она легко улыбнулась, поймав восхищенный взгляд оленя, и подмигнула.

 — Сейчас мы немного нарушаем традиции этого городка. В семейном кругу сегодня надлежит собираться дома, перед теплым камином, тем более, что скоро вновь пойдет снег.

Халамру кивнул. Ему, в принципе, было сейчас всё равно, где и как лежать, если рядом с ним принцесса дня, Луна же сильно вздохнула.

 — Предложение принято, — произнесла она чуть погодя, — но очень жаль, что такое приятное время уже подходит к концу.

Разлилось вязкое молчание, наполняемое лишь задумчивыми мелодиями спящего, или еще пока засыпающего города.

 — Все рано или поздно подходит к концу, — подвела итог старшая сестра, обратив взор на Халамру, — почти все. Ты это прекрасно знаешь, Луна.

Она кивнула. Без каких-либо эмоций.

 — Но без этого не может случиться что-нибудь новое, что ты на самом деле хочешь увидеть, или почувствовать.

Она вновь кивнула. Сестры без проблем понимали друг-друга, пусть их слова и были для жеребца в некотором роде банальностью. Он не ощущал вложенный в них смысл, лишь мог гадать. И делать безучастную морду.

 — Тогда не будем тянуть, Сел.

Пегаска слезла с них, немного потоптавшись на месте, поработала крыльями, сложила их. Встретившись глазами с жеребцом, она отвернулась, уставив нос в сторону занимающегося пожара на небе, в сторону облаков, окрашивающихся в прекрастые золотые цвета. Рассвет — вестник нового дня.

Селестия спрыгнула, легко, словно перышко, остановилась рядом с ней, олень присоединился с некой ленцой, вместе они любовались таким привычным явлением, бок о бок, два древних аликорна и единственный представитель своей расы на этой земле. Каждый думал о своем. И о новом будущем.

 — Ягоды, которые ты ешь, — тихо произнесла Луна, не поворачиваясь, — не получились, пересолены.

Белая пони улыбнулась, просто и мило.

 — Я знаю, сестра.